Текст книги "Постоялый двор Синичкино (СИ)"

Автор книги: Ивето Витко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10

Первое утро Гертруды в Синичкино выдалось пасмурным. Гера встала пораньше, чтобы пойти в столовую и там дождаться Самуила Яковлевича Флора и Натаниэлу Исмаиловну Веркуть. Она хотела задать обоим постояльцам вопросы о пяти смертях, произошедших в Синичкино в течение последних двух весенних месяцев.

Пожилая дама уже завтракала, когда Гертруда вошла в столовую. Гера снова восхитилась внешним видом Натаниэлы Веркуть: элегантное чёрное платье, красивая брошь с красными камнями, выложенными в виде камелии, неизменная чёрная шаль, идеальная причёска.

– Я в её годы, если доживу, конечно, даже в половину так хорошо не буду выглядеть, – с завистью подумала Гертруда, спешно бросив а тарелку две оладьи, немного сметаны и поставив на поднос стаканчик клубничного йогурта.

Закончив с выбором еды для завтрака, Гера подошла к столику, за которым неторопливо пила чай Натаниэла Веркуть.

– Можно составить Вам компанию? – спросила Гера.

– Присаживайтесь. Я всегда рада компании, – разрешила дама, однако взгляд, которым она одарила незванную компаньонку, говорил об обратном.

– Меня Гертрудой зовут.

– Красивое имя, – отметила Веркуть, но сама не представилась.

– А Вас как зовут? – не отставала Гера.

– Натаниэла Исмаиловна, – нехотя ответила пожилая дама.

– Я здесь всего второй день. Непривычно после города, – дружелюбно улыбнулась Гертруда, пытаясь завязать беседу.

Натаниэла Веркуть молчала.

– Вам нравится здесь?

– Да.

– Не беспокоит то, что происходит? Мне рассказали о смертях постояльцев, – понизив голос, сообщила Гера.

– Меня ничего не беспокоит, – заверила её Натаниэла Исмаиловна и встала.

– Не боитесь умереть? – понимая, что разговорить шикарную даму не удалось, напрямую спросила Гертруда.

– Все мы смертны, милая девушка, – Натаниэла Исмаиловна развернулась и медленно пошла к выходу из столовой.

Гера разочарованно посмотрела ей вслед.

– Эта дама не слишком общительная, – к Гертруде за столик подсела Христа. – Она только с Самуилом Яковлевичем беседы ведёт.

– Жаль. Мне хотелось спросить её о происходящем в Синичкино. Уже почти сутки, как я тут, а ничего не узнала, – Гера сделала неопределённый жест рукой, выражавший досаду.

– Ты о смертях постояльцев? – уточнила повар.

– Да. Может ты, Христа, видела что-то подозрительное здесь?

– Меня уже муж замучил этим вопросом. Ничего я подозрительного не видела.

– О чём беседуете, милые дамы? – в столовую вошёл пожилой мужчина с выправкой военного, что очень обрадовало Гертруду: выпал прекрасный шанс поговорить с нужным человеком.

– О странностях, – ответила Христа и, поспешно встав, ушла на кухню.

– Не возражаете, девушка, если я Вам компанию составлю? – обратился к Гере мужчина.

– Буду только рада, – честно ответила Гера.

– Позвольте представиться: Флор Самуил Яковлевич. В прошлом подполковник, а сейчас пенсионер на заслуженном отдыхе.

– Гертруда Лельчиц. Приехала сюда по просьбе владельца постоялого двора, чтобы разобраться в происходящем.

– Я знаю. Вениамин – мой старый приятель. Мы с ним много пудов соли съели. У меня тоже, признаюсь, пару магазинов в собственности имеется и автопарком я владею. Сперва с Веней мы пересеклись по бизнесу, а потом стали более плотно общаться. Хороший друг – он на вес золота!

– Как же Вы свой бизнес без присмотра так надолго оставили? – искренне удивилась Гертруда. – Мне сказали, что Вы в Синичкино с апреля.

– Оставил. Можно сказать, от сердца отодрал и оставил. Но! Оставил с умыслом. У меня два сына. Вот их я и поставил во главе всего своего добра: один курирует магазины, второй – автопарк. Надо же молодым опыта набираться. Это не правильно, когда старики до гроба всё в своих руках держат. Я и Венеамину Хобару говорю: "Сына поставь у руля своей бизнес-империи, а сам отойди в сторону и наблюдай. Да, мальчишка будет ошибаться, набивать шишки, учиться на ошибках, набираться опыта. А как иначе? Зато ты поймёшь, что произойдёт после твоей смерти: выживет бизнес или пойдёт всё прахом, так как наследник не в силах принимать правильные решения."

– И как Ваши сыновья: оправдали доверие? – полюбопытствовала Гертруда.

– Вполне доволен. Вениамин тоже хорошо о них отзывается, – кивнул Самуил Яковлевич.

– Так вы всё же руку на пульсе держите и мониторите ситуацию через друга-инсайдера, – усмехнулась Гера.

– Не без этого, – засмеялся Самуил Флор и, подмигнув Гертруде, тихо сказал. – Веня за моими парнями присматривает, а я его наследника оцениваю. Мы – отцы-бизнесмены иначе не можем.

– Теперь понятна причина вашего долгого отдыха в Синичкино, – Гера решила, что пора начать задавать интересующие её вопросы. – И раз Вы здесь находитесь всё время с момента открытия постоялого двора, то расскажите, что думаете о происходящем? Я имею в виду смерти постояльцев.

– Что думаю? – Самуил Яковлевич задумчиво побарабанил пальцами по столу. – Не знаю, что и думать. Я – прагматик: в паранормальное не верю. Когда мне впервые постоялец доверительно сообщал, что вечером, вернувшись в свой домик после проведённого времени в баре, видел за окном странное длинноволосое существо без глаз, я посчитал это несущественным: мы с этим постояльцем в вечер явления ему мистического существа слегка переборщили с виски. Однако, когда другие постояльцы стали мне говорить о таких же появлениях мифических существ за окнами их домов, то я решил, что кто-то намеренно пугает гостей, чтобы подорвать бизнес Венеамину. Недоброжелатели ведь никогда не дремлют. Приплатили какой-нибудь третьесортной актрисе, чтобы она обрядилась в специальный наряд, макияжик наложила, напялила на себя парик (а может статься, что в парике не было необходимости) и ходила под окнами домов после наступления темноты или пряталась в лабиринте.

– Вы намекаете на Виолетту? – догадалась Гертруда. – Думаете, что она играла роль навьи?

– Навьи?

– Того существа без глаз, с длинными волосами и непропорциональными руками. В славянской мифологии такие духи зовутся навьями. Они слуги богини смерти Паляндры. В древние времена люди верили, что навьи ходят по свету, пугают до смерти людей, чтобы порадовать Паляндру.

– Всё это, конечно, интересно, но я в духов не верю. Я действительно подозреваю Виолетту в том, что она обряжается в костюм мистической твари, но доказательств у меня нет, и, если честно, сейчас я уже не уверен на сто процентов, что это Виолетта причастна к смертям постояльцев.

– Почему?

– Понимаете, Герочка, когда я встретил в лабиринте эту, как Вы её красиво назвали, навью, то был напуган. Реально напуган. Я – бывший военный, бывал в разных ситуациях, участвовал в реальных боевых действиях, много ужасов повидал на своём веку, но вот так страшно мне никогда не было.

– Навья подошла к Вам?

– Нет, я шёл по лабиринту, завернул вправо и увидел её в конце прохода между кустами. Она просто стояла. Ветер развивал её волосы и платье. Лицо такое нечеловеческое у этой твари было: глаз совсем не видно. Вот просто чернота вместо глаз! Стоит она и чернотой на меня пялится, а потом говорит хриплым голосом: "Мария тебя давно ждёт." Мария – это моя супруга. Она уже покинула этот мир. Я тут и вовсе сдрейфил. Сердце колоть стало, в голове звон, хочу крикнуть, что рано мне ещё к Машеньке отправляться, так как надо проконтролировать, как сыновья с бизнесом справляются, а слова в горле застряли. Рот открываю – голоса нет! Тут уж я совсем запаниковал. А что солдат в панике обычно делает?

Гера пожала плечами, показывая своё полное неведение в вопросах реакции солдат на панику.

– Солдат, поддавшийся чувству паники, Гертрудочка, всегда делает одно – он бежит прочь от того, что его напугало! – наставительно пояснил Самуил Флор. – Вот и я побежал. Бежал, пока ноги не подкосились. Хорошо, что садовник работал в лабиринте и меня нашёл, что Натаниэла Исмаиловна Веркуть – доктор и у неё при себе лекарства имелись. Она меня, можно сказать, спасла от инфаркта. Валидольчик под язык, укольчик успокоительного, давление поменяла, от него таблеточку дала. Вобщем, через два часа я уже полностью пришёл в себя и смог проанализировать странную встречу в лабиринте. Скажу так: человек, игравший роль навьи, – талантливый актёр. Последние три недели я наблюдаю за Виолеттой. Она не блещет талантом. Поэтому, я считаю, что навья – это кто-то другой.

– Вы встретили навью днём? Хорошо рассмотрели?

– Встретил около пяти вечера, но не могу сказать, что хорошо рассмотрел. Во-первых, эмоции возобладали над разумом. Я испугался. Во-вторых, день был серый. Дождь только прошёл, испарение большое, поэтому в лабиринте витал лёгкий туман.

– А остальные постояльцы когда встречались с навьями?

– Все случаи, о которых мне известно, произошли в тёмное время суток.

Дверь в столовую отворилась и вошёл Радмир. Сегодня он был без униформы. Гертруда отметила, что чёрные брюки и синяя рубашка очень идут управляющему.

– Доброе утро, – Радмир подошёл к столику, за которым сидели Гера и Самуил Яковлевич Флор.

– И тебе, Радмир Вениаминович того же! – Самуил Флор настороженно прислушался. – Жужжит что-то?

– Это у Вас жужжит! – одновременно ответили Радмир и Гера.

– Вот я ротозей! Забыл телефон с беззвучного режима снять! Всегда на ночь ставлю аппарат на беззвучный, чтобы высыпаться, – Самуил Флор вытащил из кармана брюк айфон последней модели. – Старший сын звонит. Прошу меня извинить.

С этими словами старик вышел из столовой, плотно закрыв за собой дверь.

– Ты знаешь сыновей Флора? – Гертруда кивнула головой в сторону выхода из столовой.

– Знаю. Нормальные ребята. Мы с детства постоянно пересекаемся, потому что отцы дружат.

– Самуил Флор за тобой шпионит здесь, – шёпотом информировала Гера Радмира.

– А мой родитель присматривает за сыновьями Флора. Это старики такую схему разработали по передаче наследникам бизнеса. Тестируют нас, – ухмыльнулся Радмир.

– Значит, ты скоро станешь крутым бизнесменом?

– Возможно, – кивнул Радмир и шутливо спросил. – Это добавит мне баллов в твоих глазах, или тебя интересует только Юрий Павловский?

– Глупости! – Воскликнула Гертруда, и щёки её покраснели от смущения. – Павловский меня совершенно не интересует. Мы даже не друзья, а просто работаем над смежными научными темами!

Дверь столовой резко распахнулась.

– Гертруда! Так и знал, что найду тебя здесь! – Павловский быстрым шагом пересёк расстояние, отделявшее его от столика, за которым сидели Гера и Радмир, чтобы объявить. – У меня на сегодня запланирована поездка к одной интересной пожилой даме. Хочу пригласить тебя с собой.

– Ты едешь в Дымково к тёще Нахима Ходорёнка? – уточнила Гера.

– Так нечестно! Весь сюрприз испортила! – Павловский изобразил на лице обиду. – Откуда знаешь?

– Вчера встретила местного садовника, и он мне рассказал, что ты здесь не только расследуешь смерти постояльцев, но и собираешь материал для научной работы.

– Есть такое, – Юра покосился на Радмира. – Ты не возражаешь, если мы с Герой на пару часов в Дымково отлучимся.

– Я не против научных изысканий, – иронично ответил Радмир.

– Тогда, Гера, поехали!

– Не будешь завтракать? – уточнила Гертруда.

– Мой обычный завтрак – это кофе. Его я уже выпил. К тому же из дома Нахима Ходорёнка не выпускают, пока не отведаешь липового чая с домашней выпечкой, а выпечка там просто обалденная. Точно тебе говорю! Я к тёще Нахима, Серафиме Харитоновне, уже пять раз ездил. Ты со мной или нет?

Гертруда согласно закивала головой, легко подхватилась из-за стола и поспешила за Павловским.

В дверях Гера столкнулась с Самуилом Яковлевичем Флором.

– Покидаете меня, Герочка? – спросил он.

– Юрий пригласил меня прокатиться в Дымково, и я не устояла перед приглашением! Хорошего Вам дня! – улыбнулась Гертруда, прошмыгивая мимо Самуила Флора.

– Вам того же! – старик перевёл взгляд с убегающей Геры на Радмира, который смотрел Гертруде вслед.

– Понравилась девушка? – с улыбкой спросил Самуил Флор, вернувшись к столику, где остывал его завтрак: кусок пышного омлета с креветками и зелёным луком.

– С чего Вы взяли?! Девушка, как девушка, – пожал плечами Радмир, изобразив полнейшее безразличие к заданному Флором вопросу.

– Меня, мой друг, не обманешь, – усмехнулся Самуил Яковлевич. – Я тебя, считай, всю твою жизнь знаю. Вижу: зацепила эта Гертруда твоё внимание.

– Самуил Яковлевич, что Вы в самом деле! – перешёл Радмир в нападение. – Просто посмотрел вслед постоялице, а Вы уже роман мне с ней приписывате! Я с Гертрудой знаком меньше суток! Как можно говорить о симпатии, когда человека едва знаешь?

– Ладно, не кипятись. Может я и ерунду сморозил, только хочу тебе сказать, что когда я жену свою, ныне покойную, встретил, то с первой минуты влюбился, и всю жизнь мы душа в душу прожили. Ты же знаешь: Маша для меня была всем. Ушла она на тот свет – половину меня с собой забрала, – ностальгировал Самуил Флор.

– Не у всех одна любовь на всю жизнь, как у Вас с тётей Машей, – не удержался от замечания Радмир. – У отца моего сколько женщин было?

– А хоть одну он до ЗАГСа довёл? Нет! То-то и оно: не встретил Вениамин свою вторую половинку или встретил, но не распознал, – парировал Самуил Яковлевич. – Так что ты в любовных делах на отца не ровняйся. Почувствуешь, что любишь всем сердцем, что готов умереть за девушку – хватай её и женись сразу.

– Спасибо за совет. Пойду работать, – Радмир встал и задумчиво посмотрел в окно, где с парковки на дорогу выруливал зелёный Хёндай Юрия Павловского.

Глава 11

Оказавшись в одной машине Юрием Павловским, Гертруда оробела. Она не знала, как начать разговор. Помог сам Павловский.

– Я пригласил тебя с собой, так как хочу, чтобы ты поговорила с Серафимой Харитоновной. Она всю жизнь прожила в этих местах.

– Но никогда не слышала о навьях, – предположила Гертруда.

– Совершенно верно, – кивнул Юра. – Я у неё уже интересовался: даже слова такого не знает.

– Нахим Ходорёнок говорил, что у его тёщи проблемы с памятью, – вспомнила Гера.

– Ты просто не хочешь признать, что верование местных жителей в навьий – это твоя выдумка, – бросив на Гертруду быстрый взгляд, холодно сказал Юрий.

– Я ничего не выдумывала! Бабушка мне о них рассказывала! – Гера отвернулась к окну и обиженно надула губки.

Павловский не стал её больше провоцировать разговорами о навьях и включил радио.

Под болтовню диджея, прерываемую песнями, они доехали до большого села Дымково. Дома здесь стояли в несколько рядов-улиц. Проехав пять домов на первой от съезда с асфальтированной трассы улице, Павловский завернул направо и остановился возле добротного кирпичного коттеджа, во дворе которого возле разобранного велосипеда суетился Нахим Ходорёнок.

– Конь мой сломался: цепь полетела, – вместо приветствия сообщил он Юре и Гертруде. – Вот, капаюсь, ставлю её на место.

– Мы к Серафиме Харитоновне, – пояснил своё появление перед домом Ходорёнка Павловский.

– Так я понял, что не ко мне! – хохотнул Нахим. – Проходите в дом. Тёща там на кухне помогает моей жене обед готовить. Ну как помогает? Топчется рядом, указания раздаёт. Она всю жизнь любила поруководить. Я так и говорю: "Вы, мамаша, наш бессменный руководитель."

Пощряемые оставшимся на улице Нахимом, Гертруда и Юра вошли в котедж и оказались в широкой прихожей.

– Здравствуйте! – крикнул Павловский

В прихожей тут же появилась полная женщина лет пятидесяти. Черты её лица были мелкими, что делало женщину не слишком привлекательной.

– Мама, это к тебе! – громко сказала она, тихо добавив. – Разувайтесь, проходите в гостиную.

Юра и Гера сняли обувь.

– Иди за мной, – Павловский первым покинул прихожую и уверенно вошёл в боковую дверь.

Гертруда, сделав тоже самое, попала в светлую комнату, где вдоль одной стены стоял большой диван, напротив него, между двух окон, висел на стене телевизор, а под ним стоял журнальный столик на колёсиках. Пол в комнате устилал мягкий ковёр.

Гера и Юра сели на диван.

– Кто тут ко мне пришёл? – в комнату вошла маленькая, тоненькая, сгорбленная старушка в валенках и меховой безрукавке.

– Здравствуйте, Серафима Харитоновна, – улыбнулся ей Юра. – Вы меня помните?

– Нет, милок, не припоминаю, – покачала головой старушка.

– Ну, как же, мама! Это учёный. Ты ему песни поёшь, – в комнату вошла полная женщина со стулом в руках.

– Ву-чё-ный! – протянула старушка. – Теперь помню.

Женщина поставила стул напротив дивана.

– Садись, мама, – велела она старухе и пояснила Гере. – Мама не любит на диване сидеть. Говорит, что слишком мягко.

Старушка медленно подошла к стулу, села на него и, как примерная школьница, сложила руки на коленях.

– Вы, дети, не обращайте внимания на валенки и тужурку мою меховую. Я с ума не сошла! Знаю, что за окном лето, только кровь меня совсем не греет. Мёрзну, поэтому оделась потеплее, – прошамкала она.

– Ну, вы работайте. Я на кухне. Когда закончите, чай пить будем, – с этими словами полная женщина ушла, а Гертруда с сожалением подумала, что её детские воспоминание не сохранили образа жены Нахима Ходорёнка, а вот Серафиму Харитоновну она вспомнила сразу, как только увидела. В детстве Гера звала её бабка Фима и очень боялась за крутой нрав: Нахим правду сказал о том, что его тёща всегда любила командовать.

– Серафима Харитоновна, мы в прошлый раз остановились на песнях, которые во время вечерних посиделок молодёжь пела. Давайте продолжим! Вы будете петь, а я вас на телефон снимать, – Павловский достал из кармана смартфон.

– Добра, касатик. Спою тебе песню, – согласно закивала бабка Фима.

Старуха облизала тонкие сухие губы и запела: "Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я что люблю!..."

– Стоп. Это Вы уже мне пели, – остановил её Юра.

– Тогда вот эту давай спою. Её пели, когда кудель пряли. Соберёмся все девки в одной хате, на лавки посядем, прялки поставим перед собой и поём:

Матросёнок на реке! Аленькие губки!

Возьми меня сироту! Еду в одной юбке!

Ой ты, маменька моя,

Дай ты мне совета:

Ти ж поехать с моряком на край бела света!

Мать совет такой даёт:

Он тебя не любит!

С тобой годик поживёт,

А потом погубит.

Старуха сделала паузу, снова облизала губы и продолжила петь:

Не послушалась она маменьки совета:

Уехала с моряком на край бела света.

Живёт годик, живёт два,

Горюшка не знает,

Только маменьки совет

Часто вспоминает.

Старушка замолчала. Она хмурилась, нервно теребила край меховой жилетки:

– Сейчас, детки, сейчас. Дайте подумать.

Гера поняла, что бабка Фима пытается вспомнить продолжение песни.

– Не волнуйтесь, – успокоил Серафиму Харитоновну Юра. – Спойте что-нибудь другое.

– Эту хочу тебе спеть. Она же моя любимая! – проворчала старушка и, улыбнулась:

– Вспомнила!

Бабка Фима погладила меховую жилетку, затем, набрав побольше воздуха в лёгкие, запела:

А на третий на годок

Идёт дочь уныло:

На руках она несёт

Матросёнка сына!

Прими, маменька прими!

Семья небольшая.

Матросёнок будет звать

Бабушка родная!

Иди, доченька туда,

Где совет имела,

А моего ты совета слушать не хотела!

Серафима Харитоновна оставилась, снова нахмурилась. Так она просидела с минуту, а потом растерянно посмотрела на Юру, и глаза её наполнились слезами:

– Забыла, что дальше! Вот не помню, хоть ты меня убей!

– Бабка Фима, не расстраивайся. Я помогу! – успокоила её Гера и тут же тихо запела:

Дочка к морю подошла,

Горько зарыдала.

Своего сына обняла,

В морюшко упала.

И лежит она на дне

Волнами покрыта,

Только маменькой родной

Дочка не забыта.

– Изумительно! Просто изумительно! – воскликнул Юрий, когда Гера закончила петь. – Я записывал эту песню раньше в двух разных деревнях, но ваш вариант "Матросёнка" мне больше других нравится. Особенно строчка "Возьми меня сироту! Еду в одной юбке!"

– Молодец, – похвалила Гертруду бабка Фима. – Ладно концовку спела. Сразу видно, что из наших. Чья будешь?

– Бабки Марьяны Лельчиц внучка. Гертруда.

– Помню тебя вот такой маленькой! – старушка опустила вниз руку, демонстрируя, какой её воспоминания сохранили Геру. – И бабушку твою помню. Сильная ведунья была.

– Я похожа на неё?

– На отца своего ты похожа. Жалко его. Совсем мало пожил. И мать твою жалко. Забрало её болото. Ох, несчастье-то какое было! Отец твой, слышь-ка, пить сильно начал после смерти жены. Марьяна тоже шибко по невестке убивалась, а когда и сын на тот свет сошёл, то смерти Марьянушка стала шибко бояться. Хотела подольше пожить, чтобы тебя подрастить, – бабка Фима кивнула головой в сторону Павловского, который её внимательно слушал. – Муж твой?

– Коллега, – быстро ответила Гера.

– Кол-ле-га, – протянула старуха, словно смакуя слово. – Моя правнучка весной замуж за коллегу вышла. Скоро праправнучку мне подарят. Пятую праправнучку люлять буду!

– Поздравляем, – дежурно улыбнулась Гера, которой переход на тему мужей-детей-внуков совсем не нравился.

– Я так скажу: маловато праправнуков у меня, – тем временем важно заявила бабка Фима. – Не торопится сейчас молодёжь детей заводить. Делают карьеры, для себя живут, а дети им мешают. Глупые! Я своим правнукам говорю: "Дети – это же счастье!" Только кто выжившую из ума без пяти годков столетнюю бабу слушает?! Никто!

– Серафима Харитоновна, а слово "навья" Вам что-нибудь говорит? – сменил тему Павловский.

– Ничего не говорит, соколик. Ты у меня уже спрашивал раньше. Забыл?

– И никаких сказок или легенд вы с этим словом не припоминаете? – не отставал Павловский.

– Нет, – помотала головой бабка Фима.

Павловский с превосходством посмотрел на Геру. Весь его вид просто кричал: "Я же тебе говорил!"

– А почему котята из Синичкино сбегали? – задала вопрос старушке Гертруда.

– Так из-за духов плохих. Очень плохих, – старуха перекрестилась. – Эти духи людей на тот свет забирают. Мне ещё моя бабка говорила, что коты этих духов сильно боятся и ежели почуют – так сразу бегут куда-подальше.

– Как этих духов зовут? – уточнила Гертруда.

– Не знаю, детка. Про них думать даже нельзя, а говорить – так просто страшно.

– Как же их распознать? – усмехнулся Юра.

– Ладно, скажу Вам то, что от бабки своей дозналась: глаз у этих духов нет, волосье длинное-предлинное, одежда рваная, а руки чуть ли не по колено. Только это всё! Больше вопросов на эту тему слышать не желаю! Лучше спою вам.

Дальше старушка пела "Виновата ли я," "Шумел камыш," "Вот кто-то с горочки спустился," рассказала сказку про глупого пана и мудрого мужика, описала, как проходили дожинки и "гуканне весны," а потом заявила:

– Устала "зюкать" с вами. Пойдёмте, дети, чай пить.

Юра и Гера вслед за старушкой переместились на кухню, где их ждал чудесный липовый чай и не менее чудесный только-только извлечённый из духовки яблочный пирог.

К чаепитию присоединился Нахим Ходорёнок, заявивший, что на работу не поедет, ибо не на чем. Нахим умолял жену позволить ему выпить с гостями смородиновой наливки, но встретив суровый взгляд бабки Фимы, понял, что ничего не светит и ушёл назад во двор чинить велосипед.

Гера и Юра тоже покрывались уйти вместе с Нахимом, однако Серафима Харитоновна решила на прощание спеть Павловскому "На муромской дорожке," поэтому пришлось задержаться.

Когда наконец Гера снова села в зелёный Хёндай, то весело спросила:

– Что теперь скажешь по поводу навьий? Выдумала я их?

Павловский завёл мотор, после чего строго посмотрел на Гертруду:

– Я скажу тоже самое: доказательств верований местных жителей в навьий нет.

– А как же слова бабки Фимы про духов без глаз? – возмутилась Гера.

– Серафима Харитоновна чётко ответила: слова "навьи" она не знает, а про духов безглазых ей, скорее всего, Нахим рассказал.

– Это не так! – запальчиво воскликнула Гертруда, но интуитивно почувствовала, что переубедить Павловского не удастся, и обиженно вздохнула. – Ты сейчас ведёшь себя, как обыкновенный упрямец.

– Повторяю ещё раз, – Юрий сделал акцент на словах "ещё раз." – Я признаю свою неправоту, если увижу навью, или ты предоставишь заговор, легенду, сказку, где будет чётко звучать слово "навья."

Гертруда с осуждением посмотрела на Юрия:

– Бабка Фима рассказала, что коты боятся безглазых духов. Это не считается?

– Нет. Давай исходить из фактов. Серафима Харитоновна никогда не слышала о навьях. Всё. Точка! – категорично заявил Павловский.

Гера отвернулась к окну: продолжать разговор было бессмысленно.

Дорога до Синичкино прошла в гнетущей тишине. Юра даже не включил радио. Он молча вёл машину, Гера смотрела в окно.

Как только зелёный Хёндай запарковался у двухэтажного кирпичного здания, Гертруда тут же покинула машину, не сказав Павловскому на прощание ни слова.

– Как поездка в Дымково? – спросил Геру Радмир, стоявший за стойкой администратора.

– Чудесно! – раздражённо выпалила Гертруда и, не останавливаясь, прошла на второй этаж в свою комнату.