Текст книги "Постоялый двор Синичкино (СИ)"

Автор книги: Ивето Витко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Глава 7

Оставшись снова втроём, Радмир вернулся к разговору о проблемах постоялого двора:

– Я остановился на том, что мы открылись пятого апреля. Все десять домиков были сняты. Постояльцы приехали и были довольны отдыхом.

– Никаких жалоб на здоровье от них не поступало? – уточнила Гертруда.

– Нет, – уверенно ответил Радмир. – Правда, все умершие постояльцы были людьми в возрасте за шестьдесят, и хорошим здоровьем они не могли похвастаться.

– Расскажи ей больше о смертях, – подсказал Павловский.

– За апрель умерли двое мужчин и одна женщина. Ещё две смерти случились в мае: один мужчина и одна женщина, – перечислил управляющий. – Все умершие были найдены горничными или мной в своих постелях. Вскрытие показало, что смерть во всех случаях наступила от различных естественных причин, однако на лицах троих из пятерых умерших явно отражался испуг. После последней смерти отец нанял частного детектива. Детектив покрутится здесь с неделю, согласился с выводом полиции, что пять смертей за два месяца в одном постоялом дворе – это просто стечение обстоятельств, а жуткое выражение, застывшее на лицах некоторых покойников, связано с тем, как тяжело они покидали наш мир, и уехал.

– Может частный детектив прав, – предположила Гертруда.

– Я бы согласился с версией частного детектива, что выражение лиц покойников отражает не испуг, а отпечаток предсмертных мук, но постоялец Самуил Яковлевич Флор утверждает, что все пятеро умерших перед своими смертями рассказывали ему о странных длинноволосых, длинноруких существах с чёрными дырами вместо глаз, которых они видели на территории постоялого двора. Эти существа звали их с собой, и именно такое существо Самуил Яковлевич Флор видел в лабиринте.

– Самуил Яковлевич тоже умер? – уточнила Гера.

– Нет, он жив, – тут же сообщил Радмир.

– Покинул Синичкино в спешном порядке? – предположила Гертруда.

– Ошибаетесь, Гертрудочка Степановна: Самуил Яковлевич до сих пор здесь, – ухмыльнулся Павловский.

– Вы увидите его за ужином. Обычно все наши постояльцы приходят ужинать ровно в семь, – добавил Радмир.

– Сколько гостей сейчас проживает в Синичкино? – задала новый вопрос Гертруда.

– Пять домиков, которые стоят ближе к лесу, пустые, – начал отвечать Радмир.

Его перебил Юрий Павловский:

– Это все домики слева от кирпичного здания, в котором мы сейчас сидим. Именно в этих домиках (шестом, седьмом, восьмом, девятом и десятом) умерли постояльцы.

– Всё верно, – подтвердил слова Юрия Радмир. – Домик номер один, он первый на въезде в Синичкино, в апреле пустовал. В мае его сняла пожилая семейная пара. Сегодня утром они выселились и уехали. В домике номер два с середины апреля живёт Натаниэла Исмаиловна Веркуть. Третий домик с шестого апреля остаётся за Самуилом Яковлевичем Флором, в четвёртом живёт Виолетта.

– Тоже с шестого апреля, – вставил Юрий.

– Ближайший к офису домик номер пять сейчас пустой. Он пустовал и в апреле. В мае там неделю жил молодой художник, но, узнав о смертях постояльцев, художник сбежал.

– Это всё? – уточнила Гертруда.

– Да. Про обслуживающий персонал я уже рассказал, – подтвердил Радмир.

– Полагаю, что нужно добавить пару слов обо мне, – вмешался Павловский. – Я здесь с первого мая. Живу на втором этаже этого двухэтажного здания в восьмой комнате. Никаких мифических существ не видел, но нашёл в лесу древнее капище. Оно на приметной поляне. Там дуб растёт огромный.

– И валун лежит у дуба, – добавила Гертруда.

Павловский округлил от удивления глаза:

– Как Вы, Гертруда Степановна, догадались?

– Я, Юрий Сергеевич, выросла в этих местах, поэтому знаю про капище и навьий.

Павловский недовольно нахмурился:

– Снова желаете поддеть меня, Гертруда?

– Ну, это ведь Вы, Юрий, первый начали меня обвинять, что я несу чушь, распространяя недостоверную информацию о верованиях местного населения в навьий, – напомнила Павловскому Гертруда.

Юрий недовольно нахмурился:

– Повторяю ещё раз: где доказательства Ваших утверждений? Нет легенд о навьях, нет сказок. Ничего нет!

– Просто не дошли до нас свидетельства о вере в них! Упоминание о навьях было табуированым. Понимаете? Люди боялись даже думать о слугах богини смерти Паляндры! – запальчиво воскрикнула Гера.

– Так, ребята, давайте прекратим ваши научные прения, – остановил Гертруду Радмир. – Помните: мы фокусируется на здесь и сейчас, а не на том, что было в далёком прошлом. Я нахожусь в Синичкино с декабря. Приезжал сюда несколько раз осенью. Ничего потустороннего ниразу не видел, поэтому склонен предположить, что кто-то живой пугает до смерти постояльцев.

– Рабочая версия, – согласился Павловский. – Я склонен её поддержать, потому что на древнем капище проводился какой-то ритуал: там валун обвязан вышитым полотенцем и на нём лежит венок из свежих полевых цветов,

– Секта какая-нибудь действует? – гадал Радмир.

– Какая секта? – закатила глаза Гера. – Рушник и цветы на валуне – это древняя местная традиция, своеобразный оберег. Кто-то, приходил к Деду-валуну просить о помощи. Вам, Павловский, как фольклористу, должна быть известна местная традиция, когда в лихие годины ищут заступничества у священного камня.

– Есть такая традиция, – нехотя признал Павловский.

– Короче, ясно, что ничего не ясно, – Радмир встал. – Будем пытаться разгадать головоломку. Так как нам предстоит много взаимодействовать, предлагаю перейти на "ты." Юра, Гера, согласны?

– Согласна, – кивнула Гертруда.

– Я – только за, – Павловский посмотрел на Геру и подмигнул ей. – Очень утомительно "выкать" Гертруде Степановне. Кстати, Радмир, у меня в номере жидкое мыло закончилось и освежитель воздуха.

– Скажу завтра горничным, чтобы они тебе всё недостающее принесли, – пообещал управляющий, направляясь к двери.

– А где Радмир живёт? – спросила Гертруда Павловского, когда они остались вдвоём.

– Управляющий постоялым двором Синичкино – мой сосед. Он обосновался в седьмой комнате. Тебя куда Радмир поселил?

– В пятую комнату.

– Я был уверен, что он тебе домик предоставит, – удивился Павловский.

– Ошибся ты. И не в первый раз, – заявила Гера.

– Не поверю в местное верование в Навьий, пока ты не предоставишь доказательства, или пока своими глазами не увижу слугу богини смерти Паляндры, – Павловский улыбнулся и встал.

Прежде чем уйти, он сказал:

– Очень надеюсь на плодотворное сотрудничество, коллега.

Гертруда согласно кивнула.

После ухода Юрия она подумала, что рада перейти с Павловским на "ты," и вообще Юра не такой уж напыщенный индюк, каким Гера его считала.

– Разные точки зрения на существование верований о навьях – это не повод для того, чтобы повесить на человека ярлык мудака, – сказала себе Гертруда и отправилась рассматривать окрестности постоялого двора Синичкино.

Глава 8

Выйдя из двухэтажного здания на крыльцо, Гера решила в первую очередь направиться к лабиринту, так как некий Самуил Яковлевич именно там видел навью, а потом податься на местное кладбище.

Миновав аккуратный домик с соломенной крышей, Гертруда не зашла в зелёный лабиринт, а по асфальтированной дорожке пошла вдоль его внешнего контура, потому что заметила вдалеке высокого мужчину, который секатором пытался подравнять густую крону куста.

– Это, видимо, садовник, – догадалась Гера и, решив, что неплохо бы было с ним поговорить, подойдя поближе, произнесла, как можно дружелюбнее. – Секатор не поможет. Для топиарной стрижки этих кустов нужна артиллерия посильнее.

– Едрить эти кусты за ногу! – проворчал мужчина. – Поленился идти за кусторезом. Думал, что так смогу подмарафетить пару кустов, но не выходит.

Мужчина обернулся, в сердцах бросил секатор на землю и с интересом начал рассматривать Геру.

– Вы садовник здешний? – Гертруда тоже рассматривала мужчину. Слегка сутулый, худой. На вид мужчине было лет пятьдесят. Его тёмно-синие глаза хитро улыбались, а густые, слегка подвивающиеся волосы придавали лицу приятное очарование. Гера почему-то подумала, что предполагаемый садовник обязан уметь играть на баяне. Она прямо видела: сидит высокий, кучерявый, синеглазый мужчина на лавке под окном неказистого старого деревенского дома и бордо растягивает меха баяна, наигрывая мелодию, а рядом с садовником разместились две женщины (одна – его возраста, а вторая намного старше) и поют: "Трансваль-Трансваль, страна моя, горишь ты вся в огне..."

– Садовник, – кивнул мужчина и начал рассказывать. – Всю жизнь водителем отработал, а год назад приключилась со мной беда: попал я в аварию, лося сбил. Эта тварь бессловесная выскочила на дорогу прямо перед моим грузовичком. Как только жив остался – не знаю. Только с того случая не могу больше в машину сесть, хоть убей ты меня. Не то, что за руль, а даже пассажиром. Страх дикий тспытываю перед автотранспортом, поэтому передвигаюсь исключительно на своих двоих и велосипеде. Сперва, после аварии, перебивался подработками, а потом сюда садовником устроился. А что? Работа спокойная, платят хорошо.

– Скажите, а вы случайно не играете на баяне? – не удержалась от вопроса Гера.

– Играю, – кивнул садовник и с ещё большим интересом посмотрел на Геру.

– Я так и думала! – улыбнулась Гера.

Глаза садовника вдруг расширились от удивления, лицо осветила улыбка.

– Гертруда? Это же ты: Гертруда Лельчиц! – воскликнул он. – Я видел тебя последний раз восьмилетней девчонкой, но это же ты! Волосы, глаза… Ты похожа на свою бабушку Марьяну.

– Дядя Нахим, – неуверенно предположила Гертруда, вспомнив соседа участкового: весёлого мужчину, вечно игравшего по праздникам на баяне.

– Я! Нахим Ходорёнок собственной персоной! – радостно подтвердил садовник. – Не думал тебя здесь увидеть. Отдохнуть приехала?

– Меня пригласил владелец постоялого двора выяснить, что здесь происходит.

– Чертовщина здесь происходит, – доверительно сообщил садовник. – Люди мрут, как мухи.

– А раньше всё было спокойно?

– После смерти твоей бабушки все старики в Синичкино в течении двух лет отправились на тот свет, но на то они и старики, чтобы умирать.

– Сейчас тоже умерли пожилые люди, – задумчиво проговорила Гера.

– Час их пришёл, вот и померли, – философски изрёк Нахим Ходорёнок. – Только зачем они сюда помирать приехали?

– В этом и вопрос, – покивала головой Гертруда и задала новый вопрос. – Может Вы замечали какие-нибудь странные, необычные вещи в Синичкино? Я имею ввиду не только сейчас, но и раньше, до того, как здесь построили постоялый двор.

– Ничего не замечал. Только коты не задерживались в домах. Заведёт кто-нибудь котёнка, а он через пару дней исчезает. Сразу думали, что тхор или ещё какой хищник их крадёт, но почему котят? Куры, гуси – всё цело. Только котята пропадали. Потом уже начали наши котята возле озера, что в километре отсюда, на другой стороне поля, появляться и до Дымково доходили. Мы поняли, что они сбегают.

– Почему?

– Моя тёща тогда сказала, что пугает их что-то, – пожал плечами садовник.

– Что? – допытывалась Гера.

– Может тоже самое, что сейчас постояльцев до смерти пугает, – понизив голос, предположил Нахим Ходорёнок. – Честно сказать, мы рады были, когда олигарх решил из Синичкино постоялый двор сделать. Все жители Синичкино с радостью переселились в Дымково. Олигарх нам там коттеджи купил.

– Дымково намного ближе к цивилизованному миру, – с пониманием кивнула Гера.

– Верно говоришь. Там и магазин, и автобус по трассе ходит. До ближайшего города или до Михничей, большого села с амбулаторией, где доктор принимает, доехать всегда можно. Супружница моя так каждые выходные в Михничи мотается. Сестра у неё там, а сын наш в городе живёт. Он школу с серебряной медалью окончил, уехал учиться в железнодорожный институт и назад не вернулся. Женился два года назад, внучка мне уже подарила невеста!

– Получается, из Синичкино в Дымково Вы вдвоём с женой перебрались? – уточнила Гертруда, догадавшись, что кроме сына детей в семье Нахима нет.

– Тёща моя с нами живёт, – усмехнулся садовник. – Всё ещё коптит небо наша старуха. В марте девяносто пятый день рождения отмечала. Родни понаехало к нам в Дымково со всех концов. У тёщи моей пятеро детей, двенадцать внуков, пятнадцать правнуков и уже четверо праправнуков.

– Как интересно! Ваша тёща, наверное, мою бабушку Марьяну хорошо помнит.

– Вот память её, к сожалению, подводит, – развёл руками Нахим. – Что поделаешь: возраст.

– Жалко, – вздохнула Гертруда. – Я хотела бы поспрашивать её про местные легенды.

– О, это всегда пожалуйста! Тут отдыхает мужчина, Юрием зовут, так он уже раз пять приезжал к моей тёще. Записывал на телефон, как она песни поёт. Сказал, что для научной работы будет записи использовать.

– Ох уж этот Павловский! Теперь понятно, почему он в Синичкино задержался: материал для научной работы собирает, – с раздражением подумала Гертруда.

– Ты уже на кладбище к своим ходила? – вернул Геру к реальности Нахим Ходорёнок.

– Как раз иду, – сообщила Гера.

– Ну, иди. Дорогу помнишь?

– Помню, – утвердительнл кивнула Гертруда. – Кладбище в березнике за лесом.

– Так точно, – подтвердил Нахим Ходорёнок. – Шуруй по дороге, что поле от леса отделяет, никуда не сворачивай и дойдёшь до кладбища.

Гертруда простилась с садовником, по асфальтированной дорожке покинула территорию постоялого двора, подумав, что Хобару стоило проложить асфальт от автомобильной трассы к Синичкино, и по грунтовой дороге вдоль леса, высокой стеной стоявшего в конце поля, направилась к кдадбищу.

По дороге воспоминания одно за другим всплывали в голове Геры: она с бабушкой Марьяной идёт в Синичкино, собирает ягоды в лесу, бежит к Синичкино с корзинкой грибов в руках, лепит снеговика на лесной поляне возле большого валуна. Все эти много лет томившиеся на задворках памяти картины теперь явкими вспышками возникали перед глазами Геры, заставляя её испытывать чувство ностальгии по беззаботным дням из детства.

Приблизительно через полчаса неторопливой прогулки Гертруда оказалась перед березником, в котором находилось местное кладбище. Без труда она отыскала могилу бабки Марьяны и удивилась, что могилка чисто убрана.

– Бабулечка, это я, – прошептала Гера, опускаясь на колени.

Сильный порыв ветра заставил ветви берёз заколыхаться. Гера вздрогнула от неожиданности, с опаской посмотрела по сторонам. Вокруг никого не было.

– Так не пойдёт. Я каждого шороха боюсь, – осудила своё поведение Гера.

Она вырвала пару проросших сорняков возле могилы, минут пять постояла возле железного креста с надписью "Марьяна Адамовна Лельчиц," а затем переместилась к двум могилам чуть левее.

– Здравствуйте, папа и мама!

С одного на двоих памятника на Гертруду смотрели серьёзный мужчина и миловидная женщина. Гера с сожалением отметила, что мать не помнит совсем, а отца – очень смутно.

– У меня всё хорошо, – тихо сказала она, обращаясь к памятнику. – Работа интересная, жильё купила. Дядя Гоша и тётя Оля очень меня любят. Я их сейчас в санаторий отдыхать отправила. Живём по-тихоньку. Жалко, что вас нет рядом. Даже фотографий не сохранилось. Дядя Гоша говорил, что не смог найти фотоальбом после похорон бабки Марьяны.

Новый порыв ветра снова на несколько секунд оживил ветви берёз. Гертруда с опаской осмотрелась, но вокруг всё было спокойно.

Решив, что для первого дня впечатлений достаточно, Гера покинула кладбище и поспешила вернулась на постоялый двор, чтобы поужинать с Виолеттой.

Глава 9

– Наконец-то! – встретила Гертруду в лобби капризным восклицанием Виолетта. – Где ты ходишь?

– Гуляла.

– Идём ужинать.

Они прошли через лобби в уютную столовую, где подача еды была организованна на манер шведского стола.

Гера стояла перед столом с основными блюдами, раздумывая, что бы взять, когда из кухни выкатилась невысокая кругленькая женщина, облачённая в поварской колпак и белоснежный халат.

– Здравствуйте, попробуйте драннички с мясом. Сметаной их полейте – и обещаю, что вкус Вам понравится, – тараторила женщина. – На десерт рекомендую запеканку. Ещё морс клюквенный отведайте. А вообще, всё вкусное. Я всегда с душой готовлю!

Гера расплылась в улыбке, узнав в поваре Христу Жевнер, в дом которой в детстве она прибежала утром, когда умерла бабушка.

– А почему я не вижу Ваших фирменных пирожков с капустой, тётя Христа? – шутливо спросила Гертруда. – Вкус Ваших пирожков я до сих пор помню, хотя последний раз ела их в восьмилетнем возрасте.

Христа Жевнер замерла. Она пристально смотрела в глаза Гере.

– Не может быть. Это ты, девочка моя хорошая? Гертрудочка, это ты? – снова затараторила Христа.

– Я, – подтвердила Гера.

Христа Жевнер кинулась обнимать Гертруду:

– Как же я рада тебя видеть! А уж как мой Игнат будет рад, что ты приехала! Мы всегда тебя вспоминаем, когда прибираем могилку бабки Марьяны и могилы твоих родителей. Сходила к ним или ещё не успела?

– Я была на кладбище. Спасибо, что присматривает за могилами моих родных.

– Мы всегда, когда приходим своих навестить на кладбище, к могилкам твоих подходим. Рядом же все лежат, да и родня мы с ними, хоть и не кровная: мой дед по линии отца, Егор Силантьев, был приёмышем в доме родителей бабки Марьяны. В тридцать седьмом году всю его семью сослали в Сибирь, как кулаков, а мать бабки Марьяны моего деда Егора к себе в дом забрала. Было ему тогда пару месяцев от роду. Помер бы он, до Сибири не доехав. Так дед Егор и рос в чужом доме десять лет, пока отец его не вернулся в Синичкино, но и после этого всю жизнь мой дед Марьяну Лельчиц за сестру считал.

– Я не знала этого, – Гера с интересом смотрела на Христу. – Теперь понятно, почему бабушка к Вам часто приходила и меня с собой брала.

– Бабка Марьяна всегда к нам добра была. И с отцом твоим я в одном классе училась, – улыбалась повар.

– А мою маму знали?

– Хорошо знала. Она из Дымково была. Добрая женщина, скромная. Судьба у неё нелёгкая: росла Тоня с мачехой, но когда замуж за твоего папу вышла – прямо расцвела. Очень бабка Марьяна её жалела. Всю работу по дому норовила сама сделать, чтобы Тонечке полегче жилось. Жалко, что мало отмерено было твоим родителям. Ушли они один за одним.

– Как интересно, – задумчиво сказала Виолетта. – Значит ты из этих мест, Гера?

– Здесь моя малая родина, – подтвердила Гертруда.

– Ой, девоньки, заговорила я вас. Берите еду и ужинайте. Я побегу. Мне надо на кухне прибраться. Игнат за мной вот-вот приедет, а я ещё не готова, – засуетилась Христа Жевнер и поспешила вернуться на кухню.

Когда, выбрав рекомендованные Христой драники, запеканку и клюквенный морс, девушки с подносами заняли столик у окна, Виолетта с тоской сказала:

– Как только люди живут в деревнях? Я понимаю: свежий воздух и всё такое, но тусоваться совершенно негде!

– Тогда почему ты здесь с апреля? – удивилась Гертруда.

– Отбываю наказание. Я сбежала из дома и жила у парня, но не вынесла нищеты. Думала, что мой папочка смирится и выделит мне ежемесячное содержание. Я ведь единственная наследница всех его заводов-пароходов, по папаня упёрся рогом и в деньгах мне отказал. Ещё пригрозил, что наследства лишит, а все денежки завещает обществу охраны птиц. Я быстро смекнула, что любовью сыт не будешь, вернулась с покаянием домой, но отец не хотел меня видеть. Тогда мама придумала сослать меня в Синичкино, чтобы переждать бурю. Вот жду, когда маман успокоит отца.

– Не отходчивый он у тебя. Мог бы простить бегство. Всё таки ты единственная дочь, – с сочувствием прокомментировала услышанное Гера.

– Да, жёсткий, у меня папаня, – согласно кивнула Виолетта, – но маман моя на него влияние имеет. Думаю, что уже очень скоро я упорхну отсюда в лучший мир: поеду в Турцию, буду зажигать там в ночных клубах.

– Неплохие у тебя мечты. Я бы тоже рванула куда-нибудь за границу на отдых, но денег нет, – вздохнула Гера.

– Деньги правят миром, – философски изрекла Виолетта.

– К сожалению это так: без денег не обойтись, – отозвалась Гертруда, за обе щеки уплетая тёплый, толстый дранник с мясом.

Виолетта откусила от своего драника кусочек и брезгливо отодвинула тарелку в сторону.

– Не нравится? – удивилась Гера.

– Выглядит, конечно, хорошо, но ты только подумай, сколько в нём каллорий, и этот драник тебе сразу разонравится, – поморщилась Виолетта.

– Я не заморачиваюсь мыслями о калориях, – приступив к запеканке, призналась Гертруда.

– Везёт тебе, а я всегда о калорийности пищи думаю. О, смотри, – Виолетта указала глазами на вошедшего в столовую пожилого джентльмена с выправкой военного. – Это Самуил Яковлевич Флор. Жутко неприятный тип. Он недавно едва не отправился к праотцам здесь, в Синичкино, и почти прямо обвинил меня в том, что это я его чуть не убила.

– Ты?!

– Да, Самуила Флора в лабиринте кто-то напугал. Он решил, что это была я.

– Почему ты? – не поняла Гертруда.

– Потому что у меня длинные белые волосы и я училась в театральном училище.

– Ты – актриса?!

– Ага. Актриса Погорелого театра, – с иронией подтвердила Виолетта. – Реализовала мечту мамочки: обучилась актёрскому искусству, но ни дня не работала по специальности, потому как таланта нет. Так и сижу на шее у папочки.

– А сама ты чем хотела бы заниматься?

– Фотографировать люблю, но мама считает, что это глупое занятие, – Виолетта драматично закатила к потолку глаза. – А я бы хотела быть профессиональным фотографом, который для глянцевых журналов снимает. Знаешь чем я спасаюсь в этой глуши? Фотографирую окрестности. Привезла с собой цифровой фотоаппарат "Nikion" и развлекаюсь. Без этого, наверное, умерла бы в Синичкино со скуки.

– Что на счёт парня, к которому ты сбежала от родителей? – спросила Гера для поддержания разговора.

– Он оказался героем не моего романа. Что это за мужчина, который не может отвести свою женщину в приличный ресторан?! Нет, я уже прозрела: мужик должен быть при деньгах! Кстати, даже не думай строить глазки Радмирчику или Юрию. Я пыталась и потерпела фиаско: оба зациклены на работе, – предупредила Геру Виолетта.

Гертруда повернула голову и увидела, как в столовую, опираясь на трость, вошла пожилая, стильно выглядящая дама. Особенно Гертруду впечатлили шикарная чёрная шаль и высокая причёска дамы. Создавалось впечатление, что в столовую вошла королева.

– Она изумительно выглядит для своего возраста, – шепнула Гера Виолетте.

– Да, Натаниэла Исмаиловна Веркуть – дамочка что надо. Макияж у неё всегда хороший: всё нужное подчеркивает, ненужное – скрывает, – прошептала в ответ Виолетта.

Дама тем временем выбрала блюда и подсела за столик к Самуилу Яковлевичу. Они начали громко обсуждать падение доллара на валютной бирже, потом переключились на погоду.

– Говорю тебе: здесь тоска! – шепнула Виолетта.

От изучения пожилых постояльцев гостиного двора Синичкино Геру отвлекло появление в столовой Радмира и Юры, которые присоединись к Виолетте и Гертруде. Ужин вышел довольно приятным. Павловский рассказывал разные местные легенды, Радмир и Виолетта внимательно его слушали, а Гертруда иногда поправляла, что не слишком нравилось Юрию.

Пожилые постояльцы всё ещё общались, когда молодёжь закончила ужинать и вышла в лобби, где у стойки администратора стоял грузный приземистый мужчина в полицейской форме.

– Дядя Игнат! – радостно воскликнула Гертруда.

– Он самый! Смотри-ка, узнала меня Герочка! – мужчина протянул вперёд руки. – Иди обниму! Я, когда Христа позвонила и сказала, что ты здесь, чуть не упал. Точнее: обязательно упал бы, но сидел в своём уазике.

– Вы совсем не изменились! – улыбалась Гера, утопая в объятиях Игната Осиповича Жевнера.

– Только стал более круглым, – участковый погладил себя по животу. – А всё Христа виновата: слишком вкусно готовит.

– Игнат Осипович, Ваша жена сегодня драников с мясом на ужин напекла. Не хотите попробовать? – улыбнулся Радмир.

– Хочу! – участковый махнул в сторону двери, ведущей в столовую. – Уже бегу! Всем хорошего вечера!

– Может посидим в баре? – предложил Павловский.

– Я устала, – поспешила отказаться Гертруда.

– А я с удовольствием составлю тебе, Юра, компанию, – отозвался Радмир.

– И я с вами! – оживилась Виолетта. – Только потом пойдёте меня провожать, чтобы никакая длиннорукая тварь не посмела напугать беззащитную девушку.

Гера пожелала хорошего вечера новым знакомым и направилась на второй этаж.

Вернувшись в свою комнату, Гертруда позвонила тёте Оле и дяде Гоше, убедилась, что у них всё хорошо, сообщила им о том, что уехала отдыхать, но не сказала куда.

– Отдыхай, моя дорогая! – одобрил услышанное Георгий Лельчиц.

– Может быть познакомишься с приятным мужчиной, – добавила Ольга Лельчиц. – Ты слишком много работаешь. Пора заняться устройством личной жизни.

Гертруда распрощалась с родственниками, мысленно согласившись с тем, что совсем не против расстаться с одиночеством и закрутить хотя бы короткий роман с Юрием Павловским или Радмиром Хобаром.

Прежде, чем лечь спать, Гера достала из шкафа небольшой пакет, вытащила из него подсвечник и толстую свечу, воткнула свечу в подсвечник, затем извлекла из пакета зажигалку, собираясь зажечь свечу, но, немного подумав, отказалась от этой идеи и просто поставила подсвечник со свечой на прикроватную тумбу, а зажигалку положила под подушку, чтобы, если приснится навья, иметь возможность сразу зажечь свечу.

Однако такие приготовления были лишними: спала Гертруда всю ночь спокойным, глубоким сном. Кошмары её не беспокоили.