Текст книги "Бандитские игры"

Автор книги: Иван Стрельцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Перекатом я ушел от защиты багажника к капоту. Еще один перекат – и вот из-за левой фары просматриваю вал: где же автоматчик? Ага… вот он, торчит лишь набалдашник автоматного компенсатора да нарост мушки. Видно, стрелок опытный, натасканный не на стрельбище ментовском, а на настоящей войне. Ну, да и мы не лыком шиты. Упираю приклад автомата в плечо, беру прицел под срез, чуть ниже черной рогульки компенсатора, и плавно жму на курок. Автомат привычно дернулся, из затвора веером сыпануло несколько гильз. На вершине вала взвились мелкие фонтанчики мер злой земли и первого снега. Автоматный огонь прекратился, но с другой стороны появились двое автоматчиков, пришлось дать еще одну очередь поверх голов, храбрецы нырнули обратно под защиту земляного вала.

Но долго это продолжаться не могло, слишком близко наш «Шевроле», обойдут меня мальчишки в черных вязаных шапочках, и их автоматы сделают из меня решето. Нет, позицию надо менять.

Я огляделся, бежать вслед за Андрюхой и Картуновым глупо, могу на своих плечах привести охотников. С левой стороны тоже есть чахлые насаждения, но надеяться на их защиту нечего, только будут мешать бегу… За моей спиной раскинулись десятки километров перепаханного пространства. Здесь уж точно буду как затравленный заяц на охоте, не попадут с первого раза – положат с десятого. Вполне выполнимая задача даже для слепою. Хотя метрах в ста пятидесяти над буграми вспаханной земли торчит могильным склепом бетонный куб. То ли колодец газопровода, то ли вход в тоннель телефонной связи или оросительной системы, не разбираюсь в строительных объектах народного хозяйства, но… Громада куба – великолепное укрытие, из-за него меня будет достать намного труднее, чем из-за «Шевроле». Чтобы обойти, ребятам придется растянуться цепочкой и выйти на равнину поля, очень неприятная процедура. К тому же не может этот бой затянуться до бесконечности, все-таки Москва рядом. Хоть наши люди и привыкли к бандитским разборкам с автоматной стрельбой, но не до такой же степени. Авось кто-то из проезжающих и «настучит» куда надо, а потому нужно продержаться.

Снова из-за вала показалась черная вязаная шапочка, проверяют, на месте ли мы. Чтобы не огорчать преследователей (все-таки люди тащились за нами от самого Урала), вскидываю автомат и стреляю. Звонко звучит одиночный выстрел вместо короткой очереди… Баста, патроны кончились, вот и ответ – бежать к бетонному кубу или не бежать? Единственный выход – бежать.

Положив уже не нужный «Калашников» на бампер машины, вытаскиваю из-за пояса «стечкин», большим пальцем ставлю предохранитель на автоматический огонь, делаю несколько глубоких вдохов, наполняя легкие кислородом, отрываю корпус от уже нагревшейся подо мной земли. Пока не опомнились, надо бежать. Рывок, бежать по пахоте – это вам не по беговой дорожке стадиона. Ковыляю, перелезаю из одной борозды в другую, голова набок, чтобы видеть, что за спиной творится.

Пот градом бежит по лицу, волосы намокли, прыгаю, как сайгак, по пахоте, под ногами хрустит снег.

На вершине вала появился черный силуэт. Я вскинул «стечкин», нажал на курок, пистолет дернулся, выбрасывая короткую очередь. Но силуэт не исчез, более того, рядом с первым появились еще несколько человек. Вот теперь начнется настоящая охота.

Туб-б – прозвучал глухой одиночный выстрел. Нет, это не автомат, винтовка или пистолет, но что-то знакомое.

В десяти метрах передо мной поднялся черный куст взрыва, комья мерзлой земли и стальные осколки гранаты меня не достают. Успеваю выругаться: из подствольника лупят. Делаю гигантский прыжок в направлении еще дымящейся воронки – «два снаряда в одну воронку не попадают», за спиной гремит новый взрыв. Падаю в теплую рыхлую землю, воняющую кислятиной сгоревшей взрывчатки. Совсем рядом гремит еще один взрыв, осколки проходят надо мной. Черт, неплохо стреляют.

Отрываю голову от дна воронки. До спасительного бетонного куба метров сорок, но теперь он мне уже не кажется таким надежным укрытием. Все-таки гранаты – это не автоматные пули, да и славные советские изобретатели приспособили подствольный гранатомет для стрельбы навесом, то есть без особого труда можно достать меня из-за бетонной защиты. Но теперь выбора не было, прыжком отрываюсь от земли и бегу по кратчайшей прямой к припорошенной снегом бетонной громадине. Сигаю через борозды, как кенгуру. Еще один взрыв где-то за спиной. Надо уйти в сторону, но уже слишком близко спасение. Налегаю изо всех сил…

Нового выстрела из гранатомета я не слышал, лишь над головой что-то прошелестело, и уже через секунду под моими ногами грянул взрыв. Огненная волна окатила меня, жуткая боль пронзила все тело. Глаза затянула розовая пелена, которая тут же стала густым туманом. Через еще не плотную пелену я увидел стремительно надвигающуюся черную землю…

Боль сковала мое тело, пальцы царапали мерзлую землю, а в угасающем мозгу мелькнула мысль: «Что же вы делаете, суки. Я ж вас жалел, а вы…»

Сознание померкло.

Я вроде бы все вспомнил, амнезии у меня нет. Теперь неплохо бы вспомнить кое-что из юриспруденции. Итак, перестрелка, чем это может для меня закончиться? У меня есть лицензия частного детектива, разрешение на оружие и соответственно право на самооборону. В перестрелке пострадал лишь я, то есть вменить превышение обороны не получится. Это плюс, а минус?

Возле продырявленного «Шевроле» «Калашников» с моими отпечатками пальцев, на руках «стечкин» со спиленным номером. В лучшем случае мне можно инкриминировать ношение огнестрельного оружия, в худшем… Интересно, что висит на этих двух стволах? А то ведь могут сделать из меня второго Солоника.

Охраны в палате не было, можно было предположить: либо я безнадежен, либо охрана за дверью, в этом случае меня должны были приковать наручниками к кровати.

Я попробовал пошевелить руками. Левая рука послушно свалилась с кровати, правая, забинтованная в броню гипса, лишь слегка приподнялась. Но, кроме тяжести шины и перевязочных материалов, ее ничего не держало. Впрочем, зачем приковывать руки, если левая нога на вытяжке.

Незначительные физические упражнения оказались для меня чрезмерными, обессилев, я провалился в забытье…

Очнувшись, я увидел белоснежное расплывчатое существо, которое копошилось возле меня. Постепенно мои глаза адаптировались к свету, и можно было разглядеть девушку в коротком беленьком халатике, поправлявшую мою подушку. Потом она достала откуда-то из-под меня градусник, взглянула на него и наклонилась к тумбочке, халатик задрался, и моему взору предстали две круглые ягодицы в белоснежных трусиках.

Я протяжно вздохнул. Через секунду на меня смотрело курносое лицо с большими карими глазами, маленьким ртом и озорной рыжей челкой на лбу.

– Сейчас вас доктор посмотрит. – Она, как снежная буря, метнулась вон из палаты.

Мой лечащий врач оказался молодым человеком спортивного телосложения, в очках с золотой оправой и бородкой. Он пощупал мой пульс, измерил давление, затем внимательно рассмотрел зрачки, задал несколько вопросов, что-то записал в тетрадку. Теперь наступила моя очередь задавать вопросы.

– Как мои дела, доктор?

– Кризис миновал, больной. Скоро начнете поправляться, – не отрываясь от своих записей, ответил доктор.

– Больной? – переспросил я.

Врач посмотрел на меня серыми умными глазами, которые через призму очков казались необычайно огромными.

– Больной, хоть это и не совсем верно. Но у нас гражданское лечебное учреждение. В военном госпитале вас назвали бы раненым, а у нас по старинке больным. Хотя таких больных мы принимаем каждый день. Ничего не поделаешь – с фейерверками идем к новой жизни. Впрочем, судя по количеству зарубцованных шрамов, вам не впервые попадать в подобные заведения.

Он закрыл свои записи и не прощаясь вышел из палаты…

Я лежал на левом боку, из такого положения видно окно. На стекле, наполовину замерзшем, хорошо были различимы серебристые узоры, которые вывел затейник мороз. Над узорами виднелось серое зимнее небо. Постепенно оно темнело, наливаясь фиолетовой чернотой. На душе было тоскливо.

Неожиданно в палате вспыхнул свет, больно ударив меня по глазам, из распахнутой двери на меня повеяло морозным воздухом и дорогими французскими духами.

– Ожил, подлец, – услышал я знакомый женский голос. Когда глаза привыкли к свету, я разглядел у дверей двоих и белых медицинских халатах, накинутых поверх одежды. Слева стояла Натаха в дорогом темно-коричневом шерстяном костюме и черном свитере. Рядом с ней улыбался Андрей Акулов, он был в ядовито-зеленой форме.

– Я же говорил, что Каскадер выходил из передряг и покруче. Тут банальная перестрелка. А ты, Натаха, слезы льешь. – Андрей сел напротив меня на табуретку. – Ну, здорово, брат.

Я почему-то ответить не смог, горло сжал нервный спазм. Наталья обошла мою кровать с другой стороны, остановилась возле тумбочки, стала выкладывать из своей сумки кулек с фруктами, большую бутылку с соком. Потом, присев на краешек кровати, взяла в свои ладони мою здоровую руку, прижала ее к губам.

– Сволочь ты, Глеб, – вытирая слезы, проговорила моя секретарша, – из-за тебя таких жирных клиентов пришлось и другие агентства передать. Они, козлы, еще смеются, говорят: «Спасибо, Наташа, за работу, мать-кормилица». Все из-за тебя.

Черт возьми, можно подумать, это я у нее работаю, а не наоборот. Повернув голову к Андрею, я тихо спросил:

– Что было?

– Было как в кино, Глеб, – улыбнулся Акулов. – Мы с Вадимом Григорьевичем, как два муфлона, отмахали несколько километров через лесополосу по кустам и ямам. Затем перемахнули через вал на трассу. Видок у нас был еще тот, но ничего. Почти сразу мы остановили какой-то «Мерседес». На мое удостоверение водитель плевать хотел, но, когда я сунул ему в нос ствол трофейного «нагана», все изменилось. Тут же согласился отвезти нас в Москву. Мы проехали мимо того места, где на валу залегли хрохминские головорезы. Ох, как я тогда пожалел, что нет у меня автомата. Положил бы их всех, тварей, а с «наганом» и «макаром» против «калашей» глупо, в момент бы посекли как капусту. Через двадцать минут на Кольцевой натыкаемся на пост ГАИ. Заставляю водителя остановиться, бегу к ментам. Тыкаю свою «ксиву» и говорю: вооруженное нападение, десяток боевиков напали на предпринимателя. Менты, должен заметить, попались ребята аховые, передали по рации, а сами в свою «Ладу» и айда. Пришлось нам гнать обратно. Когда мы туда приехали, все было кончено, возле трассы валялись два простреленных колеса и несколько десятков автоматных гильз, множество следов от обуви, большая лужа еще горячей поды. С противоположной стороны вала стоял расстрелянный «Шевроле», а в сотне метров на пахоте лежало твое изрешеченное тело.

Нужно отдать должное столичным ментам, подкрепление прибыло через десять минут в виде трех маневренных групп ОМОНа, вслед за ними прилетел медицинский вертолет спасателей. Картунов хотел тебя отправить в Кремлевскую больницу. Ты ведь помнишь, Глеб, как он всю дорогу щебетал, что у него в Москве все схвачено. В чем впоследствии я смог убедиться. Но старлей из ОМОНа посоветовал отправить тебя в Склифосовского, дескать, в Кремлевке лечить умеют застарелые геморрои, а в Склифе огнестрелки каждый день, там знают, как лечить таких. Короче, отправили тебя на вертолете, но медицинское обслуживание взял на себя Картунов. В обществе настоящих ментов этот человек сразу же преобразился, в мгновение ока стал хозяином жизни И главное, менты это сразу почувствовали, принялись лебезить перед ним. Объявили перехват, «мы сейчас вас соединим с городским телефоном… если хотите, к вашему человеку приставим охрану». А он знай себе командует…

– Ну а что дал перехват, задержали кого-то? – перебил я Андрюхин треп.

– Шиш, – ответил Акулов. – Странно даже, у них на ходу был только один «Паджеро», у второго ты радиатор раздолбал, лужа большая осталась. Только на буксире и тянуть эту таратайку. А ничего не нашли… Либо у них был заранее приготовлен трейлер, загрузились и ушли на родной Урал. Либо заползли в ближайшую деревеньку отсидеться и устран нить поломки, но это вряд ли. Там хорошо прошерстили окрестности, если бы кто-то чужой был, местные обязательно заложили бы. Тем более что Вадим Григорьевич пообещал премию в тысячу баксов за сведения о нападавших. И ничего, как в воду канули.

– Ну а как наш клиент? – спросил я, интересуясь судьбой бывшего заместителя местной администрации маленького уральского городка.

– Он хорошо, как говорят янки – на миллион долларов, Хотя на самом деле намного больше. Оборот его банка зашкаливает за сто миллионов, так что ему неплохо.

– Какого банка? – не понял я.

– «Самоцвет-инвест», который имеет филиалы в десяти крупнейших городах Урала и Восточной Сибири, а в Москве у них главный офис. И Вадим Григорьевич Картунов имеет честь его возглавлять в качестве генерального директора.

– То есть как возглавлять? Ведь законом запрещено совмещать государственную службу и коммерческую деятельность.

– Ну, законы для того и пишутся, дружище, чтобы их обходить. Можно подумать, ты с луны сюда свалился. Тем более коммерческая работа в Москве, а служба где? У черта на куличках, в какой-то дыре, в Тьмутаракани. И в качестве кого? Заместителя старого маразматика. Это вроде как и не считается.

– Что-то ты, Андрюха, больно распелся, – возмутился я, – сплошные дифирамбы Картунову. С чего бы это?

– Тебе тоже не мешало бы проявить уважение к Вадиму Григорьевичу. Он, между прочим, бабками зарядил полбольницы, чтобы тебе отдельная палата, операция, послеоперационный уход. Все, кто имеет к тебе отношение, богу молятся на такого пациента. Один ты недоволен, законник чертов. А что касается меня, так и мне на Картунова грех жаловаться. Кроме обещанного гонорара, он еще оставил мне «Шевроле». Правда, без стекол и обшивка как решето, но зато мотор в норме да салон почти без повреждений. Вот сдам в автосервис. Пусть восстановят, ведь сам знаешь, зверь машина.

После такой тирады мне даже как-то совестно стало: человек для меня постарался, а я такая неблагодарная свинья. Чтобы загладить свою вину, спросил:

– Ну а как разрешился вопрос с хребтовской диктатурой милиции?

– У-у, – от восторга Акулов чуть не завыл, – на следующий день Вадим Григорьевич прямиком к министру МВД. Как он говорил, в Москве для него все двери открыты. Ну, значит, у министра он и заявляет: так и так, примите меры, а не то обращусь в ФСБ. Министр мужик путевый, недаром сам объявил операцию «чистые руки», говорит Картунову: «Не надо ФСБ, без них обойдемся». И в тот же день специальным рейсом в Екатеринбург отправилась особая комиссия, на четверть состоящая из следователей Генпрокуратуры, на четверть из оперов «особой инспекции» – охотников за ссученными мусорами, остальные члены комиссии были бойцы доблестного московского СОБРа. В общем, в тот же день к вечеру сотрудники милиции и прокуратуры Хребта-Уральского отправились в каталажку, а их функции взяли на себя собровцы, которых впоследствии сменил сводный отряд милиции Свердловской области. Сейчас идет следствие, и виновные предстанут перед судом. Да здравствует наш российский суд, самый гуманный суд в мире, – со смехом закончил свое повествование Акулов.

– Да хватит вам, – наконец не выдержала Натаха, – не успел прийти в себя, сразу за дела. Что да как. Почему у меня не спросишь, как я это время жила, чем занималась?

– Наташенька, золотце мое, – слабо улыбнулся я, – ты же сама знаешь, когда я вижу тебя, обо всем забываю. Даже о нашем офисе и наших делах. Если бы не ты… Скажи, а этот коварный мужчина рассчитался с фирмой за мою командировку?

Натаха не приняла шутливого тона и, как положено исполнительной сотруднице, подробно отрапортовала.

– Да, фирма получила двадцать пять тысяч долларов наличными. Из них пять тысяч ушли на мою зарплату и оформление документации с оплатой аренды помещения, оружия, коммунальных услуг, выплатой налогов за якобы проделанную работу.

– Молодец, – вяло проговорил я, длительная беседа окончательно меня обессилила. И тут же в дверном проеме появился врач (можно подумать, он услышал мой слабеющий голос), строго глянул из-под толстых стекол своих очков и громко объявил:

– Время посещения окончено.

Натаха склонилась ко мне и нежно поцеловала в щеку. Андрюха слегка пожал мою перевязанную руку и, поднимаясь с табуретки, сказал:

– Выздоравливай, Глеб, все неприятности позади.

Он уже был в дверях, когда я его окликнул:

– Андрюха, когда майора обмывать будем?

– Какого еще майора, – угрюмо отмахнулся Андрей, исчезая в коридоре.

С того момента, как ко мне вернулось сознание, организм пошел на поправку. Не знаю, что больше помогло: хорошее лечение врачей с их чудо-лекарствами или Натахино сверхвитаминизированное питание, а может, и то и другое вместе взятое плюс невинный стриптиз, который мне устраивали медсестры, как бы невзначай демонстрируя свои прелести.

Прошло уже две недели осознанной жизни, в мою палату заглянула курносая и рыжеволосая медсестра и весело сообщила:

– К вам посетитель.

В мое израненное сердце закралось смутное сомнение: время для посещения больных еще не наступило, и тот, кто прошел мимо неумолимых стражей, наверняка обладал большой властью. Как я не люблю людей, принадлежащих к большой власти.

Через минуту дверь распахнулась, и на пороге моей палаты появилась широкоплечая фигура Донцова. Олег скалился белозубой голливудской улыбкой.

– Привет инвалидной команде, – рявкнул Донцов.

Олег поставил возле моего изголовья табуретку и сел на нее, широко расставив ноги. Как всегда, одет он был стильно. Дорогой пиджак в мелкую серую клетку, черные шерстяные брюки стального цвета, стального цвета шелковая рубаха, оттененная черным с серебристой проседью галстуком. На левой руке золотой перстень с черным камнем, чуть выше на кисти супермодные часы «Картье».

Прямо не российский мент, а типаж из «Полиции Майами», странно, как это им еще не заинтересовались ни своя «инспекция по личному составу МВД», ни чужие ребята из ФСБ, ни общенародные опричники из налоговой полиции. Ведь майор из РУОПа живет явно не по средствам.

Ничего этого я, конечно, не сказал, и не потому, что сейчас он мог перешибить меня одним ударом, просто хотелось узнать, какой ветер занес Донцова сюда. Ему явно было что мне рассказать.

– Итак, гражданин начальник, – заговорил я первым, – мы пришли, чтобы меня допросить или чего доброго сообщить, что моя лицензия частного детектива аннулирована?

Олег широко улыбнулся, хмыкнул и покачал головой:

– Догадливый ты, черт, но на этот раз ошибся. Ничего такого у нас с тобой не будет. Я просто пришел тебя проведать по старой памяти.

– Ой ли, – не поверил я.

– Не веришь, – еще шире оскалился Донцов, я отрицательно покачал головой, он звонко хлопнул себя по коленям, хохотнул, потом сказал: – Знает кошка, чье сало съела. Ладно, расскажу тебе правду. Попало в мои руки дело «о перестрелке у Кольцевой дороги», полистал я его, посмотрел внимательно, глядь, а там погрешность на погрешности. На месте перестрелки обнаружены два ствола – «Калашников» и «стечкин», отпечатки почему-то с них не были сняты, а впоследствии из дела исчезли и сами стволы, а их место заняла отписка: «Оружие отдано на экспертизу по делу о заказных убийствах». После чего дело было закрыто «за отсутствием состава преступления». Ничего себе, в этом «аттракционе» принимали участие несколько автоматов, подствольные гранатометы. Человека чуть не укокошили, а дело прекращено даже в отношении пострадавшего, у которого, кстати, и было на руках захваченное оружие. Бред какой-то, обращаюсь к начальникам в больших погонах. А начальники, вьслушав мою тираду, испуганно кивают на потолок и шепчут: «Не твоего ума дело». Ну хорошо, говорю, не мое, и ладно. Но давайте что-то решим с пострадавшим, лишим человека оружия и лицензии частного сыщика. Ведь сам погибнет, и у нас будут неприятности. Согласились крупнопогонные дяди, а через пару дней заявляют: «Не по Сеньке шапка». Более влиятельные силы, чем они, заблокировали твою отставку. Сечешь, чья работа?

Естественно, я догадался, что здесь были задействованы разные силы. Если от ответственности за незаконное, притом «горячее» оружие меня прикрыл Картунов, он и вправду еще тот жук. А вот с милицией – это другие люди, чувствуется невидимый почерк «конторы». Я для них что джокер в рукаве, вольная птица или, вернее будет сказать, свободный охотник, сам выбираю цель (по крайней мере, так может по казаться несведущему человеку), сам ее разрабатываю и так далее… Меня всегда можно использовать там, где нельзя послать штатных «барбосов». Впрочем, какой я, к черту, джокер, так, шестерка, но козырная шестерка. Вот за это и ценит мои услуги частного детектива «конторское» начальство. И в обиду никому меня не даст, по крайней мере сейчас.

– Ну-с, молодой человек, посмотрим, как ваши увечья, – негромко проговорил профессор Доронин, наблюдая за тем, как медсестры освобождают мое тело от бинтов. На вид этому медицинскому светиле было лет семьдесят, хотя со слов Натахи я знал, что ему едва перевалило за пятьдесят, просто он так выглядел: маленький, сморщенный, с редкой седой шевелюрой на продолговатом черепе и большими, сильными, как у молотобойца, руками.

Увидев меня без бинтов, профессор долго изучал мой торс, проводя пальцами по рубцам шрамов, при этом алчно щелкая вставной челюстью. Резюме в конце осмотра он составил короткое, но красочное.

– Да у вас, дружочек, шрамов что у леопарда пятен.

– Профессор, жить буду? – как можно серьезней спросил я.

– Жить будете, – спокойно ответил хирург, – больше того, месяца через полтора, думаю, вас можно будет выписывать. А пока отдыхайте, выздоравливайте.

– Курить скоро смогу?

Профессор чуть не подпрыгнул на месте.

– А вот про это, батенька, забудьте, сердце у вас ни к черту. Все ваши раны оставляют рубцы не только на теле, но и на сердце. Про табак забудьте, будет невмоготу – сосите леденцы.

В палате, куда я вернулся, было чисто и свежо, на тумбочке стоял небольшой букетик бледно-желтых мимоз. Это Наташа поздравила с двадцать третьим февраля.

Настроение противное, снятые швы болезненно тянут, кончик носа провокационно чешется. А тут не то что рюмку Не нальют, куска мяса никто не даст, одни супчики протертые, соки, каша манная и пюре с волокнами телятины. Вот пни, превратности больничной жизни.

Впрочем, мои размышления были лишь камуфляжем, скрывающим беспокойство. Три недели назад меня перестал посещать Акулов, на мой вопрос, куда запропастился Андрей, Натаха простодушно ответила:

– Сидит у себя в квартире, под домашним арестом. В его департаменте идет какое-то служебное расследование.

«Вот это номер», – мелькнула у меня в голове тревожная мысль. Я попытался выстроить логическую цепь. Андрюхиа слишком хочет стать майором, чтобы допустить промах по службе. Скорее всего это связано с нашим вояжем на Урал. Все-таки следствие вышло на нас (еще неизвестно, в какой роли мы фигурируем в многотонных папках хребтовского дела). Засветка офицера Агентства правительственной связи и информации – это уже другой уровень разбирательства и другие стандарты ответственности. Как-никак может оказаться под угрозой государственная безопасность. И расклады, соответственно, могут быть самые разные. Смерть от передозировки какого-нибудь лекарства для меня. Автомобильная катастрофа для Андрюхи. Или суд военной коллегии для обоих. Не веселенькая перспектива.

Ближе к вечеру меня навестила моя секретарша, да не одна, в паре с «арестантом» Акуловым. Наверное, в честь праздника посетителей пропустили в верхней одежде. На Натахе была длинная шуба из черно-бурой лисы, играющая искрами серебристого ворса на свету. Андрюха был выряжен в короткую дубленку и черные джинсы. Странно это, почему он в такой день без формы?

– Мы с Натахой ходим парой, – проговорил я вместо приветствия, но появление Акулова вселило уверенность в завтрашнем дне.

– Да, вот встретила у входа в больницу, – смущенно проговорила Натаха, доставая из сумочки пакет с мультивитаминным соком.

– Не нравятся мне эти совпадения, – пошутил я.

– А что такое? – возмутился Андрей, его язык слегка заплетался.

– На грудь принял в честь праздника?

– Ага, двойного праздника.

– Неужели майора получил? – удивился я.

– Получил, – кивнул Андрей и тут же добавил: – Получил полную свободу. Вот обмываю отходную.

– То есть?

– До сведения моего руководства дошла информация о том, что моя фамилия фигурирует в некоем уголовном деле. Соответственно особый отдел ФАПСИ совместно с контразведкой провели расследование… и за две недели выявили все эпизоды, когда я демонстрировал свое удостоверение, и даже подсчитали, сколько раз представлял тебя как офицера из службы охраны президента. А за мой «развод» ульяновских ментов и вовсе припугнули статьей «о мошенничестве». Но потом смилостивились и уволили из органов ФАПСИ с формулировкой: «за использование служебного положения V корыстных целях». Вот.

Закончив свою тираду, Андрюха со вздохом уселся на табуретку, Наталья отошла к окну и стала ногтем царапать стекло. Моя догадка насчет «служебного расследования» подтвердилась полностью, хорошо еще, что так закончилось.

– Слава богу, – вслух произнес я.

– Что слава богу? – не понял Андрей.

– Что не посадили тебя… и меня вместе с тобой.

– На какую приличную работу меня возьмут с такой формулировкой. – Он со злостью сплюнул на пол и тут же растер плевок толстой подошвой ботинка. Потом достал из кармана дубленки пачку сигарет.

– Здесь не курят, – остановила его Натаха. Он кивнул, сунул пачку обратно и молча уставился себе под ноги.

– Ну ничего, что-нибудь придумаем, – пытался я утешить друга.

Но, к моему удивлению, услышав мой голос, Андрей поднял голову, плотоядно улыбнулся и сказал:

– Я уже придумал.

– То есть?

– Ну, не получилось у меня сделать карьеру на службе государству, буду делать ее на мирном поприще. Вот я подумал и решил устроиться к тебе на работу в агентство.

– Но… – Я хотел возразить, Андрей жестом остановил меня.

– Правильно, – заметил он, – какой из меня детектив-топтун? Да никакой, если честно. Поэтому наниматься к тебе в качестве пушечного мяса не буду. У меня есть двадцать пять «тонн» «зелени» (как чувствовал, не тратил), вношу их на счет твоей фирмы и становлюсь партнером по бизнесу. И пока ты лежишь в больнице, немножко перестрою структуру твоего, вернее, уже нашего агентства. Поверь мне, хуже не будет.

Недаром говорят умные люди: «Не хочешь зла, не делай добра». Кто бы мог предсказать, во что выльется скоренькая поездочка на Урал и обратно. Мало того, что я лежу в больнице весь штопаный-перештопаный, так еще и бизнес-партнер выискался.

Когда мои гости ушли, я лег на спину, прикрыл глаза и расслабился, но сон не шел. Несколько раз проваливался в забытье, но тут же вздрагивал и просыпался, казалось, что со всего разгона натыкаюсь на черную стену. Я хорошо знал, что черная стена – это страх, спрятанный в дальних закутках моего подсознания. И он предупреждал еще больше, чем запах мертвечины.

На душе кошки скребли, что-то не нравится мне неожиданное появление нового компаньона. Ой не нравится.

Прошла еще неделя, я уже мог передвигаться по палате опираясь на костыли. Правда, ночами все еще болели раны, видимо, к перемене погоды. По вечерам меня посещала Натаха и докладывала о нововведениях, проводимых молодым реформатором. Андрюха действительно развил бурную деятельность. В отличие от меня, он делал упор не на детективную деятельность, а на охранную. Сейчас набрал команду охранников и телохранителей. (Ну-ну, посмотрим, до чего его доведет создаваемая «псарня».)

В отличие от собак, натренированным боевикам мало того, чтобы их кормили и холили, со временем внутри «псарни» появляется свой лидер, которому уже мало будет денег и хозяйских ласк. Ему захочется большего, ему захочется власти. И тогда произойдет мятеж, хозяину вцепятся в горло…

Вот уже прошел Международный женский день, который я встретил, как и День защитника Отечества, в палате с кипяченым молоком и протертыми супчиками. Но здоровье брало свое, правую руку уже освободили от шины, и врач подарил мне резиновую грушу для восстановления функции руки. Следующей была на очереди загипсованная нога. Еще немного – и можно будет выписываться.

Поработав немного с грушей, бросил ее на кипу газет: в оплату лечения входила и пресса, которую мне приноси каждый день. Взгляд упал на тумбочку, где красовалась, поблескивая черным экраном, миниатюрная видеодвойка SAMSUNG.

Вчера эту игрушку притащил мой милицейский друг Олег Донцов. Установив видеодвойку на тумбочку, он бросил ко мне на кровать кассету: – Вот тебе подарок.

– Что здесь? – спросил я, вертя перед собой черный прямоугольник. Ответ Олега оказался неожиданным.

– Судебное разбирательство выездной коллегии в городе Хребет-Уральский.

– Даже так? – удивился я.

– Я думаю, тебе это будет любопытно. Интересно посмотреть, какой вы там гадюшник разворошили.

Донцов направился к выходу, возле двери остановился, повернулся и, ткнув в мою сторону указательным пальцем, предупредил:

– Учти, информация закрытая. Смотри, чтобы эта кастета не попала к журналюгам. А то будем оба иметь на орехи. Ну, пока.

Запись оказалась очень качественной, чувствовалась рука Профессионала. Судебное заседание проходило в большом помещении, наверное, актовом зале какого-то клуба. На стенах и потолке были видны выцветшие узоры с советской символикой. В центре стояла широкая тумба с просторными веслами для судей и заседателей. Слева от тумбы громоздись огромная клетка, сваренная из толстых прутьев арматуры, она, вероятно, была изготовлена специально для этого суда. Даже через видеопленку видно было свежую краску на прутьях решетки. За ней, как дикие звери в зоопарке, сидели два с лишним десятка подсудимых под охраной дюжины вооруженных омоновцев в черных масках.

Я не слушал, о чем говорили на этом заседании, мне было не до речей прокурора и адвокатов, не до опроса свидетелей и подсудимых. Я был полностью поглощен изучением тех, кто за решеткой.

Все в цивильной одежде: серые, черные цвета, пиджаки, свитера, старые, застиранные рубахи, бритые макушки, опушенные плечи, руки, подпирающие головы. Глядя на экран, я пытался узнать тех, кого судили.

Через несколько минут я узнал задиристого младшем лейтенанта, который издевался над своим бывшим педагогом-«карбонарием» в пельменной. Сейчас он был похож на обычного хулигана, идущего по первой ходке, то и дело шмыгал носом, тер его. Через несколько мест от него сиди толстобрюхий старшина в грубом свитере с кожаными заплатками на рукавах. Усы некогда крупногабаритного стража порядка уныло свисали и в сочетании с голым черепом делали его похожим на великого Кобзаря Тараса Шевченко. После долгого изучения нашел еще одну знакомую физиономию – унылое лицо с воспаленными глазами хронического алкоголика. Это бывший начальник отдела по борьбе с экономическими преступлениями майор Лигостаев. Сейчас он отрешенно смотрел сквозь зал, наверняка понимая, что жизнь дня него уже закончена и на свободу он не выйдет.