Текст книги "Бандитские игры"

Автор книги: Иван Стрельцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Живой, сучонок? – Ботинок слегка боднул меня в бок. А что я мог ответить, если кляп во рту?

– Подержи мальца, Гаврюша, – раздался в стороне другой голос, – пока я его перепеленаю.

Ботинок Гаврюши аккуратно лег мне на затылок, а затем с силой вдавил мою голову в пол. Руки моментально были освобождены, видимо, ножом разрезали веревки, и тут же заломили их назад, и на запястьях щелкнули наручники. Затем очередь дошла до ног, их тоже быстро освободили от веревок, но не заменили их кандалами. В следующее мгновение две пары крепких рук поставили меня на ноги.

– Живой? – спросил один из моих тюремщиков.

– Хер ему что сделается, – ответил за меня другой. – Митьку так врезал, тот всю ночь осколки зубов выплевывал. Да и у Вахи яйца опухли, теперь похожи на страусиные, только фиолетовые.

Я не вступал в разговор со своими тюремщиками, рот по-прежнему был забит кляпом. Но это не значит, что я бездействовал: пальцами ощупал наручники, но вместо холодной стали ощутил алюминий. Хрупкий, несерьезный металл, его применяли для наручников, но только сувенирных, игрушечных. Это что-то новое, по крайней мере сулит возможность побега.

– Эй, – крикнул один из тюремщиков, – принимай на-гора.

В следующую секунду мое тело было подброшено вверх с нечеловеческой силой. И едва моя голова достигла подвального проема, как тут же другая пара рук ухватила меня за ворот куртки и рывком извлекла на свет божий.

Передо мной стоял мужчина в кепке и короткой кожаной куртке, которого я еще вчера определил как шофера.

– Ну что, живой? – спросил шофер. Я глазами показал на кляп. Он развязал тряпку, стягивающую нижнюю часть лица, и вытащил кляп.

– Отряхни лицо, – попросил я: после тяжелого ботинка брови, ресницы, нос были запачканы глиной. Шофер аккуратно обтер мое лицо шершавой мозолистой ладонью. Тем временем из подвала выбрались двое других.

«Крепкие ребята», – отметил я про себя, оглядывая плотные фигуры моих тюремщиков, одетых в просторные джинсы и теплые свитера. Да и судя по рывку, извлекшему меня из подвального проема, шоферу силушки тоже не занимать.

Я осмотрелся. Теперь я находился в просторном сарае.

По углам валялись какие-то коробки, корзины, у стены стоял стеллаж с инструментами. О… гам, пожалуй, может отыскаться и серьезное оружие. Сбить наручники дело минуты даже меньше. Потом этих троих я положу… И что дальше? Что за стенами этого сарая? Может, два десятка боевиков со стволами. Так что повременим.

– Ну, пошли, драчун, – с усмешкой произнес шофер, поворачиваясь ко мне спиной. Рисковый мужик. Открыв дверь из грубо сколоченных досок, он вышел во двор, я следом, а в затылок дышат два бугая. Дневной свет ударил по глазам, я аж зажмурился. Грубый толчок в спину быстро вернул меня к прозе жизни. Теперь можно осмотреться.

Двор большой и наполовину крытый, возле ворот двое охранников. У одного на плече промысловый карабин «лось» с мошной оптикой. У второго гладкоствольный охотничий автомат «МЦ», оружие, конечно, не совсем милицейское, но для такого дела любое сгодится. Настораживало другое: рожи у этих молодцов не очень милицейские, давно не бритые и опухшие. За последние сутки вряд ли они отрастили эту щетину. Конечно, если это не добровольные помощники господина Гестапо, так сказать, «лесные братья».

Я повернул голову вправо. Под навесом стояли серые «Жигули» шестой модели и микроавтобус «РАФ», тоже неброского белого цвета, покрытый толстым слоем пыли и забрызганный снизу застывшей грязью. Хорошая тачка для выезда большой командой.

За микроавтобусом возвышался наш «Блейзер», огромный, как танк, он стоял безжизненно пустой. Не знаю почему, но мое подсознание по-прежнему не посылало мне сигнала об опасности. Может, я лишился этого дара?

– Чего стоим? – удивился водитель. – Пошли в избу, народ тебя заждался.

Мы поднялись на крыльцо – мой сопровождающий впереди, я сзади, следом два бугая. Прошли темные сени с запахом квашеной капусты. Из сеней вошли в большую комнату – горницу. Просторное помещение было окутано сизым табачным дымом, в воздухе стоял крепкий запах водочного перегара. В горнице оказалось полно народа – десятка полтора мужиков сидело на табуретках, лавках, стульях вдоль стен. Все были вооружены, у некоторых охотничьи ружья, но в основном обрезы из таких же ружей. Лишь у троих я заметил нарезное оружие. Сидящий на табуретке парень в камуфлированном бушлате, с буйной рыжей шевелюрой, держал между ног семизарядный карабин Симонова. И еще двое мужиков были владельцами «АКМ» со скрученными прикладами. Один из них был с разбитой левой скулой и опухшим темно-фиолетовым правым ухом.

«Мой крестник», – догадался я, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться парню.

Впрочем, здесь было достаточно расквашенных носов и подбитых глаз (не одни мы били).

У дальней стены стоял небольшой стол, за которым сидели седобородый дедок и фермер. Мой провожатый, перейдя в горницу, сел рядом с дедком, снял кепку и положил ее на колено, оголив большую лысину, тянущуюся от лба к затылку, лишь над ушами оставались клочки былой шевелюры. Впрочем, избытком растительности не отличались и двое других. У дедка были зачесанные назад редкие седые волосы, через которые проступал бледный череп. А фермер, отрастив на правой стороне длинный клок волос, зачесывал его на левую сторону, создавая иллюзию волосатости.

Над столом в красном углу висели иконы, украшенные расшитым полотенцем. Еще бы за спиной этих троих зеленое знамя с золотыми письменами: «Бей белых, пока не покраснеют. Бей красных, пока не побелеют», и в окне пулемет «максим», я бы поверил в смещение времени.

На столе перед суровой троицей лежало наше оружие: «АК», «стечкин», два «макара», пружинный нож, кастет, телескопическая дубинка. В общем, весь арсенал. Кроме оружия, лежала пачка удостоверений – и наши с Андрюхой, И трофейные омоновские, и еще кое-что. Как-то мне это не нравилось. Мутит эта публика. Но, с другой стороны, если сразу не убили, может, еще и поживу.

За моей спиной раздалось чье-то тяжелое дыхание, в горницу ввели Картунова и следом втолкнули Андрюху Акулова. Живые.

– Доброе утречко, граждане менты, – своим скрипучим голосом поздоровался с нами дедок. – Прежде чем объявить наш приговор, хотелось бы узнать, какая сука навела вас на наше пристанище?

Пока я соображал, почему нас за ментов считают, отозвался Андрюха.

– Какие менты, дядя? – стараясь придерживаться блатного жаргона, развязно заговорил Акулов. – Наши ксивы перед тобой. Там все толком пропечатано.

– Ну да, – согласился дедок, – пропечатано. Салават Камбаев, лейтенант. Юрий Салтакин, старшина. И оба из ОМОНа.

– Какого ОМОНа? – прорычал Андрей, глянув на меня так, будто я виноват в слепоте старика. – Ты, батя, внимательно присмотрись: разве на ментовских ксивах наши «заточки» пропечатаны? Там же есть другие.

– Ну да, – снова согласился старик, – на тебя аж две ксивы выписано. По одной ты капитан-артиллерист, по другой – капитан из правительственной связи. Так кто ты на самом деле, милок? Небось сам запутался в ксивах?

Андрей прикусил язык, как же, будет он распространяться, что военное удостоверение личности лишь «крыша» его Истинной службы в ФАПСИ. Не имел он права кому попало раскрывать государственную тайну.

– Да что с ними церемониться. Кончать их надо, – выкрикнул мой «крестник» и тут же сморщился. Видно, хорошо я ему локтем зарядил в челюсть.

– Подожди, – отмахнулся от него старик и снова обратился к Андрею: – Значит, не менты вы? И это все оружие Не ваше? На дороге нашли и ехали сдавать. А это, – кривой палец уперся в Картунова, – это не вице-мэр Хребта. Может, вы, сынки, шпионы, засланные выведать тайны нашего стратегического района?

– Ага, – кивнул Акулов, – аргентинские.

– Шутки шутишь, милый. А зря. – Голос этого козлобородого ничего хорошего не сулил.

– Да что там, елы-палы, – горячился «крестник», – кончить ментов, и вся недолга.

Дело принимало неприятный оборот: ушли от милиции, БТРов армии, убереглись от омоновских пуль, и на тебе – попались под бандитский нож. А то, что перед нами обычные бандиты, было уже ясно.

– Лучше подобру расскажите, милые, кто вас навел на этот хутор, – почти попросил старик. На мгновение в горнице наступила тишина, и дедок добавил, уже обращаясь к Картунову: – А ведь мы вас, Вадим Григорьевич, хорошо таем. Вы же еще и депутат областного Совета, мы за вас голосовали. Что, решили, пора готовиться к новым выборам, Так сказать, подчистить район собственными руками? Чем не тема для газет и телевизоров. Настоящий борец с преступностью. Мало вам того, что Хребет под себя подмял: каких людей угробили, уже и за район решили взяться.

На последних словах старик сорвался на визг, брызжа слюной, закричал:

– Говори, сука, кто навел?

Картунов весь сжался. Еще не хватало, чтобы перепуганный чиновник ляпнул о нашем побеге, тогда точно конец. Нас грохнут, и трупы подкинут ментам, чтобы те успокоились.

Тюремный психоз дедка передался всем присутствующим, бандюги загалдели, а мой «крестник» с опухшим ухом, забыв про боль в челюсти, заорал как сумасшедший:

– Кончать ментов!

«А ведь и вправду могут кончить», – мелькнуло у меня в голове. Решение пришло само по себе, мгновенно, по принципу – клин клином вышибают. Рванув изо всей силы наручники, я бросился к «крестнику» с криком:

– Ах ты, сука рваная (как довелось понять, «сука» в этом обществе самое ходовое слово или пароль). – Меня тут же схватили двое бугаев, стоящих сзади. Но, вытаращив глаза и по-звериному оскалив зубы, я заорал: – Попался бы ты мне, гнида, в Афгане, – тут же поймал себя на мысли, что в Афгане мы бы скорее всего воевали вместе, пришлось исправляться на ходу, – или в Карабахе среди хаченов. Я бы с тебя шкуру содрал с живого, паскуда.

Лопоухий шарахнулся от меня как от чумного, забыв про автомат, висящий на плече. Остальные братья разбойники замолчали и смотрели на меня едва ли не с содроганием. Природная ярость, в простонародье прозванная бешенством была страшнее психоза, а потому подавляла его. Выкричавшись, я обмяк, наступила немая сцена.

Длилась она недолго, первым подал голос шофер:

– Ты что, в Афгане служил?

– Да, пришлось, – пробормотал я, придерживаемый двумя бугаями.

– В каких частях? – продолжал пытать меня шофер.

– Особая группа КГБ «Каскад», – сказал я и тут же добавил: – Вам это ни о чем не говорит.

– Нет, почему же, кое о чем говорит.

Замешательство от моего спектакля прошло, и вновь послышался голос дедка:

– Думаю, прав Митяй, кончать их надо.

– Подожди, Тихон, – осадил его сидящий рядом фермер. – Нет в нашем «трудовом» соглашении договора об «мокром».

Фермер рубанул ребром ладони по крышке стола так, что наши цацки на нем подпрыгнули. Он сейчас говорил, как прораб или заводской мастер на пятиминутке. Чудны дела твои, Господи, кого только нынешнее время не выгоняет на большую дорогу.

– А ты уверен, что они не менты? – огрызнулся старик.

– А где доказательства, что менты? – с другого бока насел на дедка шофер. Ну, кажется, есть вероятность отсрочки приговора.

– Ладно, – наконец сдался козлобородый Тихон, – оставьте их до возвращения Басурмана. Его же вы выбрали паханом, он наплел про Афган и афганцев. Пусть сам разбирается, если что, сам и кончит. Ему не впервой.

Видно, в свое время Тихона этот самый Басурман оттеснил от власти, и теперь, когда его нет, старый пердун захотел почувствовать себя калифом на час, да ничего не вышло. Значит, живем.

– Отведите их в сарай, – распорядился фермер. Бугаи взашей вытолкали нас в сени, а потом во двор.

Как я успел заметить, охранники также стояли у ворот, настороженно следя за нашими движениями. Даже если бы у нас с Андрюхой не были скованы руки, и тогда вряд ли удалось бы вырваться, а тут еще и довесок в виде этого козла Картунова. Нет, ничего не выйдет, по крайней мере сейчас, надо ждать.

Нас отвели за дом и втолкнули в небольшой сарай с толстыми стенами из бревен, плотно подогнанных друг к другу, и низким дощатым потолком. Судя по массивной цепи, прибитой к стене, и вороху соломы в углу, это помещение использовалось как частная тюрьма.

– Снимите наручники, – сказал Андрей, – куда мы отсюда денемся?

– Ладно, поворачивайтесь спиной, согласился один из бугаев.

Сняли наручники, это уже плюс, теперь второй раз их надеть разбойникам будет затруднительно.

– А как насчет нужду справить? – крикнул я вслед закрывающим дверь сарая тюремщикам. Надо же все-таки сориентироваться на местности.

Но тяжелая дверь закрылась, хлопнула задвижка засова, и лишь потом донеслось из-за двери:

– В конце сарая есть нужник, там и оправитесь. Только осторожно, не провалитесь. Вытаскивать вас никто не будет.

Тюремщики ушли, а их место занял часовой, тот самый рыжий парень в камуфлированном бушлате, с «СКС» на плече. Дымя сигаретой, он ходил возле двери.

Пока никто не мешал, я решил обследовать нашу темницу, а Андрей завел беседу с вице-мэром о международном положении, чтобы не привлекать внимание часового.

Больше часа я потратил на обследование тюрьмы, и все зря. Она была сделана добротно. Стены толстые, доски на крышу положены тоже дай бог и намертво закреплены, одно-единственное окно выходит во двор, еще и решетка сварена из толстенной арматуры. Нужник – просто глубокая яма с деревянным щитом сверху. Нет, выбраться отсюда не получится без посторонней помощи. Нужно искать другой способ.

– Слышишь, братан, – обратился я к часовому через дверь.

– Че надо? – дымя сигаретой, вяло поинтересовался тот.

– Ну, раз приговор в исполнение не приводите, так покормите хоть.

– Может, тебе еще бабу привести? – хмыкнул часовой.

– Неплохо бы, – согласился я, – но, как я заметил, баб у вас нет. Вы что, поклонники однополой любви?

Сперва моего вопроса часовой не понял, а когда дошло, рывком сдернул с плеча карабин и обиженно зарычал:

– Ты на че намекаешь, козел? Сейчас в дверь как пальну.

Ни фига себе уха, я отскочил от двери, вдруг действительно начнет стрелять. А Картунов тут же взмолился:

– Не провоцируйте его, ведь перестреляют точно вам говорю, перестреляют.

– Ладно, прости, – как можно миролюбивей проговорил я и, не давая опомниться часовому, спросил: – Так как насчет рубона?

– Хорошо, схожу к Петровичу, – смилостивился часовой. – Он мужик правильный, не то что Тихон, ядовитый сморчок.

Часовой удалился, а Картунов снова начал шипеть на меня:

– Что вы их провоцируете? Смерти желаете?

Тут уже не выдержал Акулов, взглянул со злобой на нашего клиента:

– Да заткнитесь вы, ради бога.

Воистину, когда на кон поставлена жизнь, никакие деньги уже не идут в счет. Вадим Григорьевич удивленно посмотрел на нас, потом, поджав губы, отошел к стене, присел на корточки, обхватив голову двумя руками.

Минут через десять появился охранник в сопровождении одного из бугаев. Тот нес в правой руке небольшое жестяное ведро, из которого валил пар.

«Мыть они, что ли, нас собираются?» – мелькнуло у меня в голове.

Взяв карабин на изготовку, охранник отошел на несколько метров от сарая и встал там, широко расставив ноги. Его напарник, отодвинув задвижку, внес внутрь ведро и тут же захлопнул дверь.

Мы с Андрюхой приблизились к ведру – внутри была большая глиняная тарелка, на ней лежал кусок сала, обсыпанный крупными кристаллами соли, и три золотистые луковицы. Под тарелкой оказалось два десятка картофелин, вваренных в мундире.

– Живем, – радостно воскликнул Андрюха, потирая руки.

– Спасибо, братан, – крикнул я через дверь охраннику.

– Да-к не звери мы, – смущенно произнес рыжий. Хорошее замечание, особенно после «производственной пятиминутки», где решалась наша судьба.

Усевшись возле скуксившегося вице-мэра, мы стали доставать еще горячие картофелины. Вадим Григорьевич забыл недавние обиды и тоже принял участие в пиршестве. Но беда, у нас не было ножа, чтобы почистить луковицы и порезать сало. Снова пришлось обращаться к охраннику.

– Слышь, братан, ножичек не одолжишь?

– Щаз-з, – протяжно произнес рыжий, смеясь, – я тебе дам нож, а ты мне его врежешь… в спину? – Да-к не звери мы, – подражая его интонации, проговорил я. – Ну, лук еще можно почистить зубами, а сало к делить?

Наблюдая за ним через щель в двери, я видел, как лицо охранника напряглось в мучительном раздумье.

– Ты нам нож в окошко кинь, – крикнул Андрюха, подбрасывая на руках горячую картофелину, – а мы потом также через окошко вернем.

– Ладно, – наконец согласился охранник и, подходя к сараю, сурово добавил: – Но смотри, не балуй.

– Да за кого ты нас принимаешь, – подбодрил я охранника.

Через минуту открылась стеклянная форточка и, проскользнув между арматуринами решетки, на земляной пол упал небольшой складной ножик, его короткое лезвие было точено-переточено, а рукоятка украшена пластиковыми накладками в виде бегущей белки.

Быстро почистив луковицы, нарезав тоненькими пластами немного подтаявшее сало, мы приступили к трапезе. Ели молча, каждый думал о своем. Наверное, Картунов в который раз жалел, что связался с нами. Андрюха, конечно же, соображал, как в срок добраться в Москву, чтобы карьеру себе не подпортить. Ну а я размышлял о земном: «К такой бы закуске да полтинник накатить – красота».

Первым не выдержал молчания вице-мэр, наверное, своими словами хотел заглушить страх.

– Все-таки странный русский народ. Еще час назад хотели нас убить. А сейчас вот кормят, – уминая сало, проговорил Картунов.

Нет, все-таки странный народ чиновники. Вроде как из одного теста со всеми слеплены, но с народом они себя не отождествляют. Хотя никто не гнушается жить за счет этого народа. Андрюха, наверное, понял, о чем я думаю, поэтому и не поддержал разговор с Картуновым.

– Не кормят, – сказал я, – откармливают.

Бедняга Вадим Григорьевич чуть не подавился.

Вытерев лезвие складного ножа о солому, я вернул его владельцу. После еды меня сморил сон. Зарывшись в солому, и проспал несколько часов. Проснулся от холода, все-таки в сарае не Ташкент, пар изо рта, как из кипящего чайника.

За дверью был новый охранник – красноносый дядька в черном тулупе и лисьем треухе. На плече у него висела охотничья двустволка. Он ходил возле дверей, то и дело похлопывая себя по бокам. Время от времени запускал руку под тулуп и доставал оттуда початую бутылку водки. Сделав пару глотков, прятал бутылку и снова ходил.

Говорить с таким об ужине было делом бесполезным и лаже опасным, еще пальнет в дверь. Ложились спать голодными, а чтобы было теплее, тесно прижались друг к другу. Всю ночь я думал о сложившейся ситуации. Казнь отсрочена, но это еще не означает, что ее совсем не будет. Ну, дождутся они этого Басурмана. Кто он, что за человек? Может, и видеть меня не захочет, а скажет: «Кончайте их». Конечно, братство ветеранов афганской войны – это везде братство, независимо от того, кто где воевал в Афгане. Но ведь есть и исключения из правил.

Мне бы оказаться за этой дверью, да еще ножичек, заточку, шило или отвертку, на худой конец. И никто, кроме нас, отсюда не уйдет. А потом на этом заброшенном хуторе случится пожар, и все концы в воду. Но за дверь мне выбраться не удастся.

Закрыв глаза, я вспоминал, где стоят часовые неподалеку от машин, расположение комнат в избе, сколько было людей.

Пересчитывая личный состав разбойничьей шайки, я незаметно для себя уснул.

Пробудился от того, что под боком возился Картунов: вице-мэр свернулся калачиком и пытался натянуть на себя невидимое одеяло.

– Неплохо бы пожрать, – зевнул уже проснувшийся Акулов.

– Да уж, – согласился я. Вылез из теплой соломы, приблизился к двери, заглянул в щель, обреченно вздохнул: – Завтрака не будет.

– Это почему? – спросил проснувшийся Картунов.

– Сейчас нас охраняет мой «крестник».

– Тот, с опухшим ухом? – спросил Андрей.

– Угу.

– Ясненько, будем ждать смены караула.

Время шло, а охранника все не меняли. Он ходил злой как собака, то и дело стуча ладонью по ствольной коробке автомата или щелкая предохранителем. Я как зачарованный смотрел на его «АКМ». Вот бы сейчас вышибить дверь, врезать по второму, здоровому уху и забрать автомат. Тогда бы мы и поиграли с разбойниками в войну, по-настоящему.

Но дверь тут такая, что вышибить ее можно разве что грузовиком или танком.

Ближе к обеду раздался звук клаксона, на разбойничьем подворье сразу все ожило, пришло в движение. У ворот раздавались громкие голоса, смех. Видимо, пожаловала остальная часть ватаги, и теперь ждать осталось недолго.

Я оказался прав – через час засов нашей тюрьмы клацнул, тяжелая дверь открылась. Внутрь ввалились два битюга и рявкнули:

– Пошли!

– Что, все идем? – спросил Андрюха, поглаживая переносицу.

– Нет, – ответил один из тюремщиков. – Ты идешь. – Палец размером с сосиску указал на мою скромную персону. Что делать? Я поднялся с соломы и подошел к бугаям, протягивая им руки. В надежде, что наручники наденут спереди, а не заведут руки за спину.

– На этот раз обойдемся без браслетов, – сказал, видимо, старший. Что же, ребята, в мою пользу еще одно очко.

Мы вышли во двор. Холодный ветер продувал до костей, лопоухий охранник злорадно улыбнулся. Мелькнула шальная мысль вырвать у него автомат. Но тут же я отбросил ее. Прежде чем я доберусь до автомата, один из троих меня вырубит.

Мы двинулись к избе. У ворот сейчас стоял один охранник, угрюмый мужик в дутой куртке и спортивной шапке, с пистолетом-пулеметом Судаева, оружием второй мировой.

Он исподлобья посмотрел на меня, но ничего не сказал. Я его раньше не видел.

Поднимаясь на крыльцо, бросил взгляд под навес: кроме «Жигулей», «РАФа», нашего «Шевроле», еще стояли белая «Лада» и светло-зелененькая «Нива». Оба автомобиля были усилены дополнительными дугами, как спортивные машины. Ясно, транспорт оперативной группы. Молодцы ребята, пытаются работать на профессиональном уровне.

Мы вошли в избу, но на этот раз меня повели не в горницу, а в другую комнату. Небольшое полутемное помещение, где, кроме письменного стола с настольной лампой и пары стульев, ничего не было.

За столом сидел мой старый знакомый фермер, редкие волосы, закрывающие лысину, блестели как набриолиненные при ярком свете настольной лампы. Перед фермером лежала папка с какими-то бумагами.

– Садись. – Фермер указал на стул, стоящий перед стоном.

Ого, это что-то новенькое, еще вчера у этого главаря (или одного из главарей) были повадки лоховитого крестьянина, а сейчас он ведет себя, как настоящий следак. Что это, какая-то новая игра?

– Итак, вы утверждаете, что вы Глеб Кольцов, офицер второго управления КГБ? – Голос фермера звучал твердо, как у государственного обвинителя, а не у следователя. Впрочем, и следователи бывают разные.

– Да, – коротко ответил я.

– Ваше звание?

– Капитан.

– Кто такой полковник Грысюк?

– Командир кабульского «Каскада», – автоматически ответил я, пытаясь сообразить, откуда известно про Гарыныча.

– А полковник Кутепов?

– Начальник оперативного отдела.

– Владимир Клочков?

– Вместе воевали в «Каскаде». Впоследствии полковник ФСК. Погиб в Чечне. – Я ответил правдиво, к чему лгать, если все зафиксировано в папке, лежащей на столе.

– При каких обстоятельствах погиб полковник?

Я уже хотел ответить, но спохватился. Стоп, этот вопрос смахивает на ловушку. К чему бы это?

– Понятия не имею.

– Даже так, – хмыкнул фермер и посмотрел вопросительно мне за спину. Ясно, в комнате мы не одни. – А что вы делали летом прошлого года?

Опаньки, а это уже совсем хреново. В прошлом году летом я с группой наемников громил таежный филиал Логинова. Что все это значит? Неужели я ошибся в третий раз? Сначала принял эту засаду за милицейскую, потом решил, что мы попали в лапы к разбойникам с большой дороги. Теперь у меня такое впечатление, что нас взяла спецгруппа ФСБ. Учитывая тот беспредел, какой творят в этом районе менты во главе с полковником Хрохминым, вполне возможно, что смежники взяли их в разработку. А небритые рожи, запах перегара и вообще весь их вид? Впрочем, это может быть хорошо залегендированная операция.

– Я жду ответа, – напомнил о своем присутствии фермер.

– Что-то не припоминаю. Больше года прошло. Когда работаешь частным детективом, много событий происходит. Честное слово, не помню.

– Хорошо, мы вам поможем. Хабаровский край. Это вам о чем-то говорит?

– Нет, знаете, на Дальнем Востоке мне не довелось бывать.

– Хорошо, – раздался голос за мой спиной, – тогда последний вопрос. Вам знакомо имя Александра Васильевича Логинова?

Ноты из той же песни, к чему бы это. Что все-таки затевается?

Человек за моей спиной подошел совсем близко. Раздался щелчок, и перед моим лицом появился раскрытый портсигар с сигаретами.

– Курите, – предложил стоящий возле меня незнакомец. Я взял одну сигарету, сунул ее в рот, ожидая, когда дадут прикурить. Но вместо этого человек закрыл портсигар и на секунду задержал у моего лица крышку с узором в виде герба Советского Союза.

Золотой портсигар с таким рисунком был мне знаком. Где же я его видел? У Родиона Лаптева, но ведь он погиб в прошлом году летом.

Я поднял глаза – рядом стоял высокий, крепко сложенный блондин, одетый в джинсы и свитер. У мужчины была аккуратная прическа и окладистая борода, он улыбнулся во весь рот и, подмигнув, сказал:

– Ну, здорово, Каскадер.

– Здорово, – машинально ответил я и тут же спохватился: – Владис! Викинг, мать твою, сукин сын…

– Наконец-то признал, командир, – громко расхохотался прибалт. – Ладно, кончай спектакль, – сказал Владис фермеру. – Петрович, распорядись, чтобы выпустили двух других, и поторопи с сервировкой стола. Пора обмыть встречу двух боевых друзей.

Петрович встал из-за стола, сбросив с себя маску неприступного сотрудника юстиции, и улыбнулся открытой крестьянской улыбкой.

– Сейчас все устроим, – пообещал он, поспешно выходя из комнаты.

– Каким ветром тебя сюда занесло? – все еще удивляясь, спросил я.

– Долгая история, – протягивая зажженную зажигалку, ответил Викинг.

– Да я сегодня никуда не тороплюсь.

– Ирония судьбы. Покойный Лаптев, кроме портсигара, завещал мне свое жалованье. В общем, было у меня семьдесят тысяч английских фунтов, сам понимаешь, деньги немалые. Решил я отправиться на Филиппины, отдохнуть, а заодно и местных баб попробовать. Неделю я провел в самом шикарном борделе, перепробовал там кисок. Выброшенные деньги и время: все они темнокожие и мелкие какие-то, как куклы, ей-богу. Прижмешь ее, а она вся трещит, думаешь, вот-вот развалится. Нет, я люблю славянок, это настоящие женщины – и спереди есть за что подержаться, и сзади ущипнуть. Да и в постели, если наша баба разойдется, темперамента у нее на десяток филиппинок хватит. А в гости идешь – обязательно стол накроет, и в центре стола бутылка. Нет, лучше наших баб нету. Между прочим, есть у меня парочка в области, это что-то…

Я слушал Владиса и диву давался. Говорил он абсолютно без акцента, от латыша у него остались лишь имя да внешность – он был белобрысым, с голубыми глазами.

– Ну а дальше? – вернул я Викинга к теме разговора.

– Дальше я зашел в один бар промочить горло. И, как назло, там сидели два американских морских пехотинца, ну, слою за слово. Выпили, конечно, изрядно, ну и подрались. В общем, месяц за избиение двух сержантов морской пехоты США и полицейского просидел в каталажке под следствием А потом меня депортировали в Россию. Остававшиеся до драки деньги, конечно, тю-тю в полиции. И вот стою я посреди Владивостока едва ли ни в чем мать родила. Что делать, там не осядешь, менты волками на меня смотрят, если что, упекут за решетку как бродягу. Пришлось выбираться на перекладных. Правда, тут мне подфартило, взял меня один дальнобойщик. Он на «КамАЗе» перегонял два джипа какому-то крутому в Москву. Доехали мы до этих самых мест, а тут и наскочили разбойнички. Ну, я сначала им всыпал по первое число, а потом смотрю, да они же, кроме Тихона, все колхозники безработные. Жалко стало, перебьют их блатные, едва дороги пересекутся. Пожалел, остался в шайке, сперва вроде инструктора, а потом братва, или, как они себя называют, трудовой коллектив выдвинул меня в вожаки вместо старого разбойника Тихона. Потом я начал перепрофилировать работу. Ну что это за стиль, скажи на милость, носиться по дорогам и нападать на все, что движется. Доход минимальный, а расходов сколько. С этими иномарками, отобранными у богатых фраеров, тоже морока, попробуй загони по хорошей цене, отдавали почти даром В общем, пришлось мне систему перестраивать. Прекратили мы рыскать по дорогам, а обложили данью трассу Екатеринбург – Тюмень. Сам понимаешь, нефтяной край – золотое дно, все щупальца туда тянутся.

– И что, просто так тебе разрешили сунуть свой пятак в золотое корытце? – удивился я.

– Как бы не так, – усмехнулся Викинг, – не прошло и месяца после цивилизованного налогообложения, как свердловская братва забила мне стрелку. Правда, к тому времени я уже создал свою личную гвардию из четырех бывших афганцев, ну и добыл серьезное оружие. В общем, съехались, не успел я и рта раскрыть, босяки давай шипеть, что те гуси. Пальцы веером, просто страх, ну сломал я им пару пальцев, а мои пацаны продырявили пару машин. Для острастки, вроде разошлись краями. А через неделю боевики Шрама положили двух моих селян, когда те тормознули азера на рефрижераторе «Вольво», чтобы взять налог за проезд. Из автомата в упор…

– Войну объявили?

– Как говорил отец народов, «провокация на границе». – Владис затянулся и выпустил в потолок клуб дыма. – И чтобы эти провокации не переросли в большую войну, их нужно душить в зародыше. Шрам, как все бандиты новой формации, жил шикарно и на виду. Все знали, где он живет, кто его жена, кто входит в его бригаду, где они любят тусоваться. Короче, дождался я, когда Шрам поедет оттянуться в казино, приехал к нему домой… положил трех охранников и увез его пассию с полугодовалым ребенком. Потом звоню Шраму, и теперь я забиваю стрелку. Бандит в ярости, как же, замахнулись лично на него. Собрал всех, кого только смог, и послал на условленное место. Встречу я им назначил на дне песчаного карьера. Хоть немного подумали бы своими куриными мозгами, что едут в мышеловку, нет, мышцы накачали, на курок жать умеют, остальное лишнее. Влетели бандюги в карьер, а там стоят две «восьмерки», и давай палить по машинам. Обе машины были начинены под завязку динамитом и канистрами с напалмом. В море огня сгорели все боевики, даже от их машин остались лишь оплавленные остовы. Я же отыскал Шрама, поговорил с ним, клятвенно пообещал отпустить женщину с ребенком, после чего всадил пять пуль ему в сердце. В лицо специально не стрелял, зачем человека хоронить в закрытом гробу.

Владис замолчал, в комнате наступила тягостная тишина, потом я спросил: