Текст книги "Подвиг живет вечно (сборник)"

Автор книги: Иван Василевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

По инициативе тех, кто уже прошел нелегкую школу подпольной работы, а также ветеранов партизанских отрядов в отряде родилась коммунистическая ячейка. В марте в нее приняли и Рощина. Вскоре на базе 4-го сводного партизанского отряда был сформирован 1-й Дальневосточный коммунистический отряд, который возглавил А. П. Баранов. Ему было суждено сыграть важную роль по реорганизации партизанских частей в регулярные полки, «перековывать» перешедших на сторону партизан колчаковцев, а затем стойко прикрывать отступление и выход из Спасска частей всего гарнизона. Японцы неожиданно напали утром 5 апреля 1920 года. Бои с интервентами продолжались до 12 апреля.

– В этом сражении, – говорит Василий Петрович, – мне и пришлось принять свое боевое крещение. Невеселое, правда. У японцев сказывалось большое преимущество. И нам пришлось отступить… Многодневный изнурительный марш через тайгу…

Пройдет время, и части народно-революционной армии под командованием И. П. Уборевича 9 октября 1922 года сломят сопротивление противника и вновь овладеют Спасском, разобьют вражьи полчища в других районах Дальнего Востока. Никогда не забыть Владивосток, Волочаевку и Хабаровск! Были сочтены дни марионеточного правителя Приморья Меркулова, но ему на смену пришел ярый монархист генерал Дитерихс, который, как и Меркулов, помышлял «въехать на белом коне» в Московский Кремль. Оба просчитались! 7 ноября 1922 года во Владивостоке была провозглашена Советская власть.

Но японские империалисты, которые потерпели сокрушительное поражение на Дальнем Востоке, не собирались отказываться от своих замыслов по захвату советских территорий. Они втихомолку готовились к новому захватническому рейду. Для этой цели интервенты стремились прежде всего сохранить кадры белогвардейцев. Часть разбитой армии Дитерихса японцы перебросили в Маньчжурию. Белое воинство разместилось в казармах города Гирина. Другие отряды белогвардейцев эвакуировались в Корею, в порт Гензен. Под руководством японской военщины в Маньчжурии плодились антисоветские общества и организации. Ими руководили Семенов, Бакшеев и другие недобитые атаманы.

Ну а чем занимался в это время Василий Петрович Рощин?

– Меня, – рассказывает он, – сперва направили в Хабаровск на комсомольскую работу, потом перевели в Никольск-Уссурийский и, наконец, во Владивосток. Находился на разных должностях, но характер, их направление оставались все теми же – политработа среди масс. Однажды мне сказали: «Явиться на улицу Светланскую к товарищу Заколодкину». Я отправился без промедления, хотя и не знал, в какую организацию и для чего вызван…

Разговор оказался недолгим, но конкретным, обстоятельным. Сводился он вот к чему. Дальний Восток освобожден от интервентов и белогвардейцев. Однако враг затаился и здесь и за рубежом – в Маньчжурии. Там ведут активную антисоветскую деятельность белогвардейские офицеры и генералы, которые по указке японцев формируют диверсионные отряды, засылают на нашу территорию лазутчиков, натаскивают убийц для физического уничтожения партийных и советских работников. Родине нужны верные чекисты – люди, которые, не жалея себя, могли бы противодействовать этим подрывным планам, могли бы обеспечить безопасность и спокойствие тех, кто ныне строит социализм. Дело, конечно, очень нелегкое и опасное, но оно необходимо народу. По биографическим данным, по всем другим качествам Василий Рощин, подпольщик, партизан, большевик, подходит для такой работы, и если у него нет возражений, то надо срочно заполнить анкету, чтобы оформить визу для выезда в Харбин. У Василия Рощина возражений не было.

Что знал Василий Рощин о своей будущей работе? Очень мало. Но он понимал главное: придется вести борьбу с белогвардейщиной и ее японскими покровителями в Маньчжурии. В ноябре 1925 года он прибыл в Харбин. Это было время, когда город буквально кишел остатками разгромленных армий Колчака, Семенова и прочих генералов и атаманов. Кто-то метко окрестил Харбин тех лет «помойной ямой белоэмиграции».

Молодой чекист Василий Рощин с присущей ему высокой ответственностью и целеустремленностью решал ответственную задачу: изыскивать средства и возможности для срыва диверсионных планов белогвардейцев, при любой подходящей ситуации ставить их под удар.

– Можно было бы много рассказать о той работе, ее сути, – говорит наш собеседник. – Приведу лишь один пример. Среди белоэмигрантского отребья, выброшенного Красной Армией из Приморья, находился отряд полковника Карлова. Мы узнали, что японцы готовят переход его банды в районе Амура на советский берег для проведения диверсионных акций. Но сведения, конечно, были слишком общими, чтобы наверняка предотвратить этот «поход» и обезвредить банду. И вот тогда приняли решение внедрить во вражескую среду своего человека. Поручили эту деликатную операцию мне. Я подыскал верного помощника, и тот с помощью ловких, я бы сказал, «шахматных» ходов занял в отряде Карлова пост начальника штаба. Дальше шло все как по маслу: от него мы получали всю необходимую оперативную информацию о ходе подготовки операций банды. Хотите знать, чем все кончилось? Когда белые добрались до Амура, благополучно погрузились на лодки и, окрыленные успехом, приблизились к противоположному берегу, их встретил шквальный огонь красноармейцев. Никто из налетчиков не уцелел…

Василий Петрович Рощин пробыл в Маньчжурии несколько лет. Одним из первых наших работников в Китае он узнал о «меморандуме Танака» – этом секретном докладе премьер-министра Японии императору, в котором формулировалась политика широкой агрессии против Китая, других азиатских государств, обосновывалась необходимость войны с Советским Союзом.

В начале 30-х Рощина ожидала другая работа. Разведчик должен быть, естественно, всегда готов к самым неожиданным поворотам в своей судьбе и к той новой роли, которую придется играть при изменении условий работы и обстоятельств жизни.

– Я вот все думаю: с чем можно сравнить нашу не совсем обычную деятельность?.. – Василий Петрович помолчал. – С трудом актера? Может быть, хотя и с большой натяжкой. Ведь артист, когда под аплодисменты опускается занавес, смыв грим и сняв костюм, скажем, короля Лира, может спокойно идти домой. А вот перед чекистами занавес не опускается никогда. Да и аплодисменты не для нас… После неспокойной работы с недобитыми белогвардейцами мне пришлось окунуться в совершенно новую среду. В середине 1932 года меня командировали в Германию…

На моих глазах развалилась Веймарская республика и к власти пришел Гитлер.

Германский фашизм, немецкая национал-социалистская партия появились на свет потому, что были необходимы германскому капитализму. Деньги магнатов тяжелой промышленности явились животворным источником для нацистской партии, в них «секрет» ее стремительного взлета. Детище монополистов, банкиров и милитаристов оказалось всесильным.

30 января 1933 года Гитлеру удалось добиться от престарелого президента Гинденбурга своего назначения на пост канцлера рейха. 28 февраля того же года запылал рейхстаг. Эта провокация, в которой личное участие принимал «наци № 3» Геринг, была использована Гитлером для отмены конституционных гарантий. Затем последовали распоряжения о запрещении и преследовании Коммунистической партии Германии, об аресте функционеров компартии, о запрещении социал-демократической партии. Профсоюзы были разгромлены, депутаты социал-демократы оказались в концлагерях. Начался невиданный террор против прогрессивных деятелей культуры, на улицах и площадях запылали костры из книг, многие тысячи людей были брошены в тюрьмы, убиты и замучены.

– Все это происходило на моих глазах, – продолжал свой рассказ Василий Петрович. – После прихода к власти фашистов чрезвычайно усложнилась обстановка для советских работников в Германии. За ними внимательно следили агенты гестапо, круглосуточно прослушивались телефонные разговоры, к сотрудникам советских учреждений назойливо напрашивались в друзья разные подозрительные личности. Возникла чрезвычайно важная задача по ограждению нашей страны от проникновения вражеских лазутчиков, ибо в то время в Советский Союз выезжало большое число немецких специалистов. Нужно было тщательно изучать быстро набиравшего силу потенциального противника, анализировать действия, цели и планы нацистских руководителей. Что скрывать, мы тогда очень мало знали о них, о приемах, методах и средствах проводимой ими политики.

К этому времени у меня появился знакомый, общение с которым принесло много пользы… Не буду называть имени. Видимо, его давно уже нет в живых. Был он из обрусевших немцев, имел небольшое именьице где-то в Поволжье. Волны революции выбросили за рубеж и его, мелкопоместного. Обосновался он в Берлине, открыл частное сыскное бюро. Желает, например, ревнивый муж знать все детали поведения своей супруги во время его длительной командировки: битте зер… Хочет некий предприниматель быть в курсе тайных дел своего ближайшего компаньона: опять же, пожалуйста… А уж если надо было получить подробную характеристику на то или иное конкретное лицо, тут мой приятель разворачивался вовсю…

Большой мастер был. И что любопытно – его услугами начало пользоваться гестапо. Бывал он на личных аудиенциях и у Мюллера, того самого, которого с блеском сыграл артист Броневой в «Семнадцати мгновениях»… Жаль только, что подлинного Штирлица у нашей разведки тогда не было…

Тосковал обрусевший немец по России, и очень не нравились ему фашисты. На том мы и подружились. Получил сначала от него детальные справки на Геринга, Гиммлера, банкира Шредера и многих других. Даже о мелких грешках рейхсмаршала узнал мой знакомый. Заезжал Геринг к одной молоденькой актрисе. Нечасто и тайно. Даже в спальню к ней проникли агенты моего приятеля. Над широкой кроватью служительницы Мельпомены висел огромный портрет рейхсмаршала с такой вот надписью: «Мой Геринг, я всегда тебе верна». Эта деталь, конечно, так, смеха ради. Нас, естественно, интересовали другие детали биографии нацистских бонз. В первую очередь Гиммлера и барона фон Шредера.

Германский фашизм, представлявший режим террора и произвола, мог существовать лишь при помощи сети преступных организаций, таких, как СС, гестапо, СД и так далее. Среди них так называемые «охранные отряды», сокращенно именуемые СС, занимали особое место. Организация СС, созданная в 1925 году как преторианская гвардия Гитлера, как организация профессиональных убийц и погромщиков, оставалась такой же на всем протяжении своего существования. Ею вначале руководил Геринг, а с 1929 года Гитлер назначил на этот пост Гиммлера, возложив на него специальную задачу превращения СС в мощную отборную силу, которую можно было бы использовать при любых обстоятельствах. Так Гиммлер обрел поистине необъятную власть, и надо было узнать о нем как можно больше.

Крупнейший кельнский банкир Шредер был личным другом Гитлера, фюрер присвоил ему звание обергруппенфюрера СС. Шредер широко финансировал нацистскую партию, выплачивал колоссальные суммы на «особые мероприятия» Гиммлера. Но самое главное – и это тоже удалось узнать – барон был тесно связан с американскими финансовыми магнатами, и в частности с американским банком «Салливэн энд Кромвелл», во главе которого стоял Джон Фостер Даллес, родной брат Аллена Даллеса, «главного шпиона», как называли его в Америке. Вы же знаете, что именно Аллен Даллес в годы войны вел в Швейцарии тайные переговоры с личным представителем Гиммлера о заключении сепаратного мира. (Об этом еще пойдет речь позже…)

Но самую большую услугу мой приятель оказал тогда, когда назвал фамилии немецких «специалистов», выезжавших по контракту в Советский Союз на наши заводы и стройки. Я имею в виду тех «специалистов», которые ехали со специальными заданиями, то есть агентов гитлеровских секретных служб. Однако дружбу с частным детективом пришлось прервать. На одной из встреч он с грустью сказал, что вроде бы попал «под колпак» службы Мюллера. Мне пришлось срочно покинуть пределы Германии…

В 1935 году Рощин оказался в Австрии, стал свидетелем аншлюса. Именно Австрия оказалась первой жертвой гитлеровской политики реванша. «Немецкая Австрия, – писал фюрер в книге „Майн кампф“, – должна вернуться снова к великой германской отчизне». 11 марта 1938 года он отдал приказ вермахту вступить на австрийскую землю. 13 марта был опубликован закон, по которому Австрия становилась частью третьего рейха. Наше правительство предпринимало настойчивые усилия, чтобы предотвратить дальнейшую агрессию нацистов. Было решительно осуждено военное вторжение Германии в Австрию. Советский Союз заявлял о своей готовности принять участие в любых мероприятиях по организации коллективного отпора гитлеровским агрессорам. Но голос разума, к сожалению, не был услышан…

В ноябре 1943 года Рощина направляют на работу в Скандинавию. Швеция – нейтральная страна. В Стокгольме работает советское посольство. Положение чрезвычайно сложное. Советскому послу Александре Михайловне Коллонтай приходится делать невероятные усилия, чтобы Швеция сохраняла нормальные дипломатические отношения с нашей страной в условиях постоянных провокаций, предпринимаемых гитлеровской Германией, и отсутствия второго фронта. «Шведы ведут себя очень осторожно, – сообщала в те дни Коллонтай, – и всячески стараются избежать конфликта с Германией. Среди широкой общественности больше англо-американских симпатий, чем пронемецких, но малые успехи наших союзников за последнее время несколько расхолаживают шведов, и это очень досадно».

– Да, тяжелое это было время, – продолжает свой рассказ Василий Петрович. – Все мы с болью и тревогой в сердце следили за ходом войны. Александра Михайловна Коллонтай пользовалась любой возможностью, чтобы клеветнической пропаганде ведомства Геббельса и нацистских подпевал в Швеции противопоставить правду о Советском Союзе. Посольство выпускало информационный бюллетень, чтобы шведская общественность знала реальное положение дел на фронте. Проводилась кампания по сбору вещей и денег в фонд обороны Советского Союза, благодаря усилиям наших дипломатов через министерство иностранных дел Швеции оказывалась помощь в эвакуации советских миссий из оккупированных стран. Советскому послу удалось добиться, чтобы нашим гражданам, бежавшим из фашистского плена на территорию Швеции, предоставлялись местожительство и работа. Ну а мне со своей стороны было необходимо защищать советских граждан от провокаций…

Как раз в это время в Швеции появился весьма подозрительный человек по фамилии Клаус, который стал настойчиво добиваться встречи с А. М. Коллонтай для «весьма важных и конфиденциальных переговоров». Удалось установить, что Клаус, литовец по национальности, является одним из наиболее доверенных агентов Гиммлера. Несколько раз он порывался проникнуть в посольство, но его не пропускали. Тогда Клаус направил несколько посланий. Почти дословно помню содержание одного из них. «Германия войну проиграла. Это ясно многим, в том числе и некоторым руководителям рейха, которые направили меня к вам. Гитлер рассчитывал на тайное оружие, но оно пока только у Геббельса. Надеюсь на срочную встречу с Вами».

Проявленная осмотрительность позволила, как потом подтвердилось, избежать провокации. Вскоре эмиссары Гиммлера начали и другой зондаж, в Швейцарии, куда прибыл для тайных переговоров с ними американский разведчик Аллен Даллес.

Крах мифа о «молниеносной» войне вызвал глубокое беспокойство у сателлитов третьего рейха…

Хорошо помню, что в 1944 году Александра Михайловна по поручению Советского правительства вела предварительные переговоры с правительством Финляндии о ее выходе из войны. А позднее, в сентябре того же года, Финляндия прекратила военные действия на стороне фашистской Германии.

19 сентября 1944 года в Москве было подписано соглашение о перемирии между Финляндией и государствами, находившимися с ней в состоянии войны. В марте 1945 года Финляндия объявила войну Германии…

Не за горами уже было и то время, когда пришлось безоговорочно капитулировать гитлеровской Германии… После Победы довелось служить и в тех краях.

Ну а дальнейшее известно. Был Нюрнбергский процесс, и главные нацистские военные преступники получили по заслугам. Закончилась и моя служба в Германии. Пришел радостный день возвращения на Родину.

…К вечеру ветер стих, утихомирилась мокрая вьюга, вроде бы стало подмораживать. А мы и не заметили, что потемнело за окном, – так интересно было слушать Василия Петровича. В нескольких часах уместилась вся его жизнь, вернее, самые главные страницы из книги его жизни, которую всю без остатка отдал он служению своему народу, своей Родине на самых опасных перекрестках истории.

Рудольф Абель

Как-то летним теплым вечером мы оказались на подмосковной даче в семье одного знакомого профессора – ученого и педагога, большого ценителя искусства. После неспешной прогулки по притихшим зеленым аллеям мы поднялись на застекленную веранду, где хозяйка поджидала нас к ужину.

– Что это вы, дружочек, так пристально рассматриваете стену? – обратился вдруг профессор к одному из нас. – Обычная «вагонка», ну, конечно, покрытая политуркой. Не более того… – Помолчал, щурясь, – А, ну теперь понял, понял, определил объект столь пристального вашего внимания. Да только этюд этот следует рассматривать светлым днем. Сейчас мрачновато, абажур – не солнце. Но это ведь лишь копия. С открытки. Не ахти какая, но зато собственноручная…

Он чуть смутился своей наивной прямотой и умолк.

– Вы, профессор, знали автора открытки?

– Как вам сказать, – последовал уклончивый ответ. – А вы?

– Рудольфа Ивановича? Да, мы были с ним знакомы. Не раз встречались…

Рудольф Иванович Абель… Как, какой мерой очертить круг интересов, образованность, глубину прирожденного таланта, наконец, оценить силу воли и бесстрашия этого замечательного человека-патриота?! Вот что сказал о нем много лет назад при обстоятельствах, о которых речь пойдет далее, его адвокат американец Джеймс Бритт Донован: «Абель – культурный человек, великолепно подготовленный как для той работы, которой он занимался, так и для любой другой. Он свободно говорил по-английски и прекрасно ориентировался в американских идиоматических выражениях, знал еще пять языков, имел специальность инженера-электронщика, был знаком с химией и ядерной физикой, был музыкантом и художником, математиком и криптографом… Рудольф – человек, обладающий чувством юмора. Как личность его просто нельзя было не любить…»

Заметим: столь высокую оценку дал Рудольфу Ивановичу не кто-нибудь, а идейный противник, волею случая оказавшийся почти пять лет связанным с судьбой этого поистине поразительного человека. И постольку поскольку нам придется еще не раз цитировать Донована – автора книги «Незнакомцы на мосту. Дело полковника Абеля», мы позволим себе в нескольких словах набросать и его биографический портрет.

Когда Донован впервые встретился с Абелем, этому преуспевающему совладельцу одной адвокатской нью-йоркской фирмы было сорок лет. За плечами приличный опыт: на Нюрнбергском процессе над фашистскими военными преступниками он занимал пост помощника главного обвинителя со стороны США. Попал тогда Джеймс Донован в Берлин не просто так. В беседах с Абелем он как-то признался, что прошел «большую школу под мудрым руководством своего однофамильца генерала Уильяма Донована – шефа Управления стратегических служб (УСС)»[4]4
  УСС – американская шпионская служба, созданная в июне 1942 г. Явилась предшественницей нынешнего Центрального разведывательного управления США.


[Закрыть]. И хотя кто-то в Вашингтоне сплел вокруг УСС ширму-легенду о том, что, дескать, сие ведомство являлось сборищем слабоумных ученых из колледжей, бизнесменов-неудачников, фокусников и актеришек из Голливуда, разорившихся банкиров с Уолл-стрит, жуликоватых барменов из Чикаго, отставных футболистов и миссионеров, никудышных адвокатов и завзятых авантюристов, все эти типажи верой и правдой отрабатывали доллары во благо власть имущих Америки. И Дж. Донован, вышедший из недр УСС, – не исключение, хотя он и защищал в силу своего официального, да еще определенного самим федеральным судом статуса интересы подзащитного Р. И. Абеля.

А теперь перейдем к существу повествования и покажем, что многие политические аспекты в этой истории просто перекликаются с днем сегодняшним…

Жизненная дорога нашего героя начиналась так…

– Можно считать, – рассказывал нам Рудольф Иванович Абель, – что вашему покорному слуге повезло в детстве. Я родился и вырос в семье рабочего-металлиста, большевика-революционера, ученика и соратника Владимира Ильича Ленина по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса». Все, кто окружал отца, отличались жизнерадостностью, неистощимой энергией, деятельностью. Они были людьми идейными, бескорыстными, честными. Особенно мне нравился Василий Андреевич Шелгунов. С ним отец работал еще в девяностых годах прошлого столетия. Несмотря на утрату зрения, Шелгунов обладал жизнелюбием, стойкостью, живо интересовался всем, что происходило вокруг. Я считал, что этих людей постоянно окружает ореол таинственности в каждодневно совершаемом подвиге, и это восхищало меня. Они своим примером воспитали во мне уважение к старшим, любовь к труду, преданность делу. Немалое значение имела также служба в Красной Армии, куда я ушел по призыву в 1925 году; большую роль сыграл и Ленинский комсомол. Ну и, наконец, должен подчеркнуть влияние старых чекистов, с которыми я начинал работу в ВЧК. Среди них были замечательные большевики, участники гражданской войны, соратники Ф. Э. Дзержинского.

…После того как Абель стал профессиональным разведчиком, приобрел необходимые знания, опыт, ему поручили работать в США под чужим именем. В течение нескольких лет он успешно выполнял самые сложные задания Центра.

– Работал я в США не под одним именем, под тремя, – рассказывал Рудольф Иванович. – В отеле «Латам» числился как Мартин Коллинз. Появлялся я там не регулярно, претензий ко мне со стороны гостиничной администрации не было. А постоянно, с конца 1953 года, проживал в Бруклине, на Фултон-стрит, 252, под именем Эмиля Голдфуса. Хозяин знал, что я профессиональный художник, и отвел мне застекленный верхний этаж, где разрешил оборудовать для работы мастерскую. Иногда я прирабатывал фотографией. За угол платил исправно, с соседями ладил. Они иногда заходили посмотреть новые этюды, которые я делал преимущественно в кварталах бедняков. Был у меня и псевдоним Марк.

– Почему, Рудольф Иванович, вы для студии выбрали район Бруклина? – как-то поинтересовались мы.

– Причина, точнее, объяснение примитивно простое: там ютилось великое множество порой безвестных художников, поэтов-самоучек. Они были скромны и застенчивы от природы, несчастны и одиноки от собственной бедности. Я старался ничем не выделяться: одевался скромнее скромного, питался под стать остальным, жил без семьи.

Случилось так, что в круг связей Абеля проник предатель Рейно Хейханнен, который кое-что знал о работе полковника. Во всяком случае, он мог сказать там, где этого ожидали, откуда Рудольф Иванович приехал и что он кадровый советский разведчик. Источник своей осведомленности Абелю выдали сами агенты Федерального бюро расследований в то летнее утро 1957 года, когда они нагрянули в его номер нью-йоркской гостиницы «Латам».

…В ту ночь с 21 на 22 июня 1957 года Мартин Коллинз решил заночевать в гостинице. Но долго не ложился спать. За окнами во влажной духоте астматически тяжело дышал гигантский город-муравейник. Где-то внизу, в черном мареве, нервно вспыхивали, гасли, неслись в нескончаемой пляске огни реклам, по тротуарам спешили парочки – кто домой, кто на услады предвкушаемых развлечений. Хлопали двери баров, предлагали свои услуги доступные девицы. За четыре года Абель привык к этой ночной круговерти города небоскребов и трущоб. Он мог с полной достоверностью рассказать, что происходит в этот поздний час не только в Бруклине; мог сыграть роль безупречного гида или болтливого попутчика, которого любой американец принял бы за своего, за старожила. Но сейчас его занимали иные мысли: он ждал очередного сеанса радиосвязи с Центром. И никому из обитателей отеля в голову не могло прийти, что происходит в его номере, кроме тех, кто находился в… соседнем. Там уже шла подготовка к операции, ее вели агенты ФБР, наведенные на след Хейханненом.

Окончив сеанс связи, Абель не спеша разделся, еще раз пробежал глазами полученную радиограмму и решил, что пора отдохнуть. Все запланированные на минувшие сутки дела были выполнены.

А рано утром его разбудил резкий стук в дверь. Он вскочил. Из коридора громко окликнули: «Мартин Коллинз?» – «Он самый», – ответил Абель и приоткрыл дверь. Сильный удар отбросил его к стене, в комнату ворвались трое в штатском. Один из них закричал:

– Ну что, полковник, мы-то уж знаем, что вы полковник и чем занимаетесь в нашей стране. Пора знакомиться!

Предложив Абелю сесть на кровать, они представились: агенты ФБР. Затем последовал допрос. Абель хладнокровно молчал. «В наших руках имеется достоверная информация о том, кто вы есть на самом деле. Мы давно следим за вами. Лучший для вас выход – немедленно дать согласие на сотрудничество с нами. В противном случае – арест». Абель наотрез отказался от сделки с агентами. Видимо, ФБР предполагало такой вариант и для подстраховки включило в операцию сотрудников службы иммиграции и натурализации. До нужного момента эти люди притаились за дверью номера. Они вошли лишь тогда, когда Абель спокойно и твердо повторил: «Мне не понятно, о каком „сотрудничестве“ вы говорите. Я не могу ничего добавить к тому, что уже сказал». Роберт Шененбергер, Леннокс Канцлер и Эдвард Фарли чувствовали себя хозяевами положения и торжествовали, предъявив, по существу, беспомощному в такой ситуации Абелю незаконный ордер на арест. Основание? Иностранец, нелегально въехавший и находящийся на территории США, не зарегистрированный в службе иммиграции. Затем агенты приступили к обыску.

Мужество и находчивость не изменили полковнику, оказавшемуся в окружении шестерки натасканных служак. Попросив разрешения сходить в туалет, чтобы привести себя в порядок после сна, он ловко избавился там от своего шифра и полученной накануне радиограммы. Однако некоторые другие предметы, свидетельствующие о его профессиональных занятиях, все же оказались в руках ищеек ФБР.

Примерно через час они, закончив обыск, надели на Абеля наручники и вывели из гостиницы на улицу, где находилась специальная машина. В пути ему необходимо было во что бы то ни стало изъять из зажима для галстука микропленку с очень важным материалом. Но как? Находясь в окружении охранников, Абель сделал вид, что поправляет галстук, хотя в наручниках осуществить этот маневр было не так-то просто. Охранник мгновенно «засек» его движение, выхватил зажим из рук Абеля и стал изучать. Ему даже удалось открыть тайничок, но… крошечная пленка легко выпорхнула, никем, кроме самого хозяина, не замеченная. «Вы слишком подозрительны», – усмехнулся Абель, когда ему возвращали заколку.

Сперва на специальном самолете «ДС-3», а затем ка машине в субботу 22 июня Абеля доставили в федеральный лагерь иммиграционной службы в городе Мак-Аллен (штат Техас) и поместили в одиночку. Допросы продолжались ежедневно. 25 июня он заявил, что он – Рудольф Иванович Абель, гражданин Советского Союза. Версия о том, как он оказался в США, звучала примерно так: случайно после войны нашел в старом блокгаузе крупную сумму американских долларов. Перебрался в Данию, где приобрел фальшивый американский паспорт и через Канаду в 1948 году въехал в США.

Пойди проверь!

Однако было бы неразумно отрицать тот факт, что он в течение ряда лет жил под вымышленными фамилиями, что проживал на территории Соединенных Штатов незаконно. И иммиграционные власти тут же ухватились за признания: арестованный объявил себя иностранцем, лично подтвердил нарушение закона об иммиграции и гражданстве. Абеля спросили, в какое государство он предпочел бы выехать после освобождения. Ответ прозвучал однозначно: в СССР.

Но это не устраивало ФБР. Дело продолжало раскручиваться. Вновь и вновь Абелю предлагали «сотрудничество» во имя его же «выгоды», сулили всякие блага. Решительный отказ Рудольфа Ивановича бесил агентов, и тогда с их стороны последовал демарш: 7 августа 1957 года ему предъявили еще один ордер на арест и сообщили, что по его делу подготовлен обвинительный акт. Правда, этот документ Абелю так и не показали, причем не случайно: в нем не было никаких конкретных улик ни по первому, ни по второму пункту (из трех), вменяемых Абелю в вину. Выглядела резолютивная часть акта так: 1) заговор с целью передачи Советской России атомной и военной информации; 2) заговор с целью сбора такой информации; 3) пребывание на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.

Что сие означало по американской шкале мер наказания? Рудольф Иванович Абель пояснил:

– По первому пункту – смертный приговор. По второму – десять лет тюрьмы. По третьему – пять лет заключения. После того как мне это разъяснили, я познакомился с адвокатом. Им стал Джеймс Бритт Донован.

14 октября 1957 года в федеральном суде Восточного округа Нью-Йорка началось слушание дела № 45094 «Соединенные Штаты Америки против Рудольфа Ивановича Абеля». Абеля известили, что председательствовать будет окружной судья Байерс, перечислили состав обвинения и защиты.

Абель был осведомлен о том, что в ходе всего предварительного следствия вокруг его дела агентами ФБР, иммиграционными властями, персоналом тюрем, наконец, судебными органами чинились беззакония. «Наша величайшая трудность, – признавал потом Донован, – бесспорно состояла в том, что речь шла не об обычном гражданине, арестованном у себя дома. Дело касалось полковника Рудольфа Ивановича Абеля. И все же правовой вопрос был абсолютно одинаковым – по конституции Абель обладал точно такими же правами, что и я». Иными словами, Донован, сам будучи американцем, рассуждал о равенстве всех и каждого перед законом, но фактически признавал, что это было в какой-то мере фикцией.

Обратите внимание: первыми в гостиничный номер Рудольфа Абеля проникли агенты ФБР. Тогда это ведомство находилось в руках Эдгара Гувера. Он считался одной из наиболее влиятельных фигур в американской системе государственной власти. Иногда задаются вопросом: каким образом Гуверу удалось «пересидеть» в своем кресле семерых президентов? Секрет прост: в правила его игры входил беспроигрышный прием – пальцем не трогать элитарные эшелоны, а также гангстеров, мафию. С простыми смертными же, а тем более с иностранцами, он не церемонился. Факт остается фактом: ФБР вело и продолжает вести наступление на гражданские права американцев.