Текст книги "Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Сей секунд! – вытянулся несостоявшийся денщик и бросился выполнять распоряжение, пока его командир провожал графиню до места.

– Я тоже очень рада быть здесь, – продолжала Милютина, очевидно соскучившаяся по живому общению. – Ведь здесь мои подруги, Люсия Штиглиц и Катя Сутолмина. Вы не знаете как они?

– Ну конечно, знаю. Екатерина Михайловна успела поменять фамилию и стать мадам Мамацевой. У Люсии Александровны дела обстоят не столь бурно, но тоже вполне насыщенно.

– Катя вышла замуж? – переспросила графиня. – Впрочем, она всегда была бойкой барышней, так что я нисколько не удивлена.

– И уже овдовела…

– Какой ужас! – едва не вскрикнула Милютина и строго посмотрела на Будищева. – Вы меня не разыгрываете?

– Да если бы, – скорбно вздохнул Будищев.

– Мне надо срочно ее увидеть!

– Да вот уже и пришли…

– Ой, а что это за милое создание? – восхитилась Елизавета Дмитриевна, заметив выскочившего к ним щенка местной породы.

Сильно вытянувшийся за последнее время, но не ставший еще полноценным псом, питомец баронессы Штиглиц с любопытством посмотрел на вновь прибывших. Офицера он знал и по-своему даже любил, а вот женщина была ему незнакома.

– Ваше сиятельство, – шутливо щелкнул каблуками Дмитрий. – Позвольте представить вам Сердара.

– Вав! – вежливо подал голос будущий волкодав.

– Извини, братан, нечем тебя угостить, – развел руками прапорщик.

Ответом ему был полный укоризны взгляд, как бы говорящий, мне, что тут помереть с голоду, от твоего равнодушия и безалаберности?

– На, мой хороший, – протянула неведомо как у нее оказавшийся сухарь Милютина.

Это было явно не то, на что рассчитывал маленький попрошайка, но все же лучше чем ничего, а потому он с достоинством принял подношение, после чего освободил дорогу.

– Все, Елизавета Дмитриевна, обложил он вас оброком, – ухмыльнулся Будищев. – Будете теперь кормить этого оглоеда!

– Ничего страшного, – мягко улыбнулась женщина.

В этот момент из ближайшей кибитки выглянула Люсия и громко позвала своего воспитанника, – Сердар!

Тот, разумеется, пулей помчался к хозяйке, оглашая окрестности радостным тявканьем. Однако барышня узнала прибывших и не торопилась опускать миску.

– Дмитрий Николаевич, Елизавета Дмитриевна? – немного растерянно пролепетала она.

– Здравствуйте, моя милая, – радушно улыбнулась ей графиня. – Вы не представляете, как я рада вас видеть!

– И я тоже… господин Будищев, а с вами все хорошо, я слышала у вас неприятности из-за последних событий?

– Я думаю, не стоит отвлекать ее сиятельство такими пустяками, – попытался остановить ее Дмитрий, но не тут-то было.

– Что у вас случилось? – тут же заинтересовалась Милютина.

– Да ничего особенного…

– Благодарю вас, – мягко, но вместе с тем решительно прервала его дочь военного министра. – Я уверена, мы еще не раз увидимся. Кстати, я забыла поздравить вас с производством в офицеры, господин прапорщик! Уверена, что это не последняя ваша награда.

Договорив, она властно взяла Люсию под руку, после чего они удались, обсуждать накопившиеся к этому моменту новости, а таковых было много.

– Вот же, блин, – подумал Дмитрий. – Еще решат, что я у бабы защиты попросил… а хотя, какого черта? Пусть думают!

– Куды вещи-то? – робко спросил нагруженный как верблюд Деев.

– Здесь ставь, – махнул рукой Будищев. – Найдется кому донести.

– Слушаюсь, – отозвался матрос, с облегчением снимая с себя баулы и узлы. – Так побегу к своим?

– Нет, – мотнул головой Будищев. – Дуй к моей палатке, да готовь ужин. Что смотришь? У Федьки по ходу все-таки контузия, а потому надо помогать. Я с Шеманом договорился, теперь ты мой вестовой.

– Благодарствую, – расплылся в улыбке еще не верящий своему счастью Деев. – Ой, кабы вы сразу сказали, так я уже все и спроворил…

– Беги, – махнул рукой прапорщик, затем усмехнулся и добавил. – Ужин ужином, а пулеметы пулеметами.

[1] Командующий генерал-лейтенант Радецкий.

[2] Miserable– жалкое, ничтожное существо. (фр.)

Глава 21

Вороненный ствол револьвера казался тоннелем, ведущим прямо в преисподнюю. Во всяком случае, именно так показалось капитану генерального штаба Недоманскому, ранним утром выскочившему из своей кибитки в отхожее место. Черт знает что за дрянь продал ему вчера маркитант под видом кахетинского! Обычно он не употреблял такую бурду, но в последнее время денег на приличный коньяк или хотя бы херес категорически не хватало, а заснуть трезвым не позволяла нечистая совесть. Стоит ли удивляться, что благородный желудок не выдержал такого издевательства над собой и взбунтовался? Он ведь все-таки не армейский бурбон [1], а самый настоящий генштабист – элита армии!

– Доброе утро, Михаил Аркадьевич, – вежливо поздоровался с ним Будищев, уперев ствол Смит-Вессона в лоб капитана.

– Здравствуйте, – судорожно сглотнул тот.

– Погодка нынче отвратная, не находите?

– Нет, то есть, да… послушайте, что вы хотите?

– Как бы вам это объяснить, ваше благородие, – задумался на мгновение Дмитрий. – Дело в том, что мне нужен дружеский совет.

– Совет? – изумился офицер.

– Да. Я, как вам известно, человек не слишком образованный, в приличное общество не вхож, а тут дело деликатное. Как бы мне дров не наломать.

– Слушаю вас, – растеряно промямлил ничего не понимающий генштабист.

– Некоторое время назад, – начал свое повествование прапорщик, – мне посчастливилось выручить из беды одного офицера. Он, некоторым образом, проиграл в карты казенные деньги. Казалось бы, мне какое дело? Тем более что человеком-то он оказался на поверку дрянным. Но, такая уж у меня натура, добрый я на свою беду! И вот теперь, этот сукин сын про меня разные гадости рассказывает, будто я скандалы затеваю, людей порядочных ни за что, ни про что по роже бью. И вот у меня вопрос, мне его просто пристрелить как собаку, или для начала попытаться выяснить, зачем он это делает?

– Вы же не собираетесь меня убить? – попытался отшатнуться назад совершенно потерявший самообладание Недоманский, но уперся в дощатую стенку.

– Хотите проверить?

– Вас услышат! – не слишком уверено заявил капитан.

– Если вы не заметили, то вокруг постоянно идет стрельба. Текинцы при всяком удобном случае палят по нашим солдатам, те платят им той же монетой. Не думаю, что кто-то обратит внимания на одиночный выстрел, а уж связать его с найденным в выгребной яме пьяным в дым офицером и вовсе никто не сможет.

– Дмитрий Николаевич, – лихорадочно зашептал наконец-таки сломленный Недоманский, – я знаю, я виноват перед вами, но я… я не виноват! Вы просто не все знаете. Да! Это все Костромин, он страшный человек! Я… я не смог ему противостоять. Клянусь честью, я пытался, но…

– Да неужели?! – издевательски хмыкнул Будищев. – И чем же я вызвал неудовольствие его интендантского высокородия?

– Ей богу не знаю! Да и нет никакого неудовольствия, просто получилось уж больно глупо с вашими вещами, а Костромин не привык уступать.

– А откуда вы все узнали о моей безвременной кончине?

– Кто-то из казачьих офицеров сообщил…

– Кто именно?

– Не помню.

– Врете!

– Да как вы смеете!

– Смею! Итак, кто?

– Говорю же, не помню.

– Михаил Аркадьевич, мы зря теряем время! Ну ладно, из какого полка этот казак?

– Таманского, – нехотя ответил капитан, что не укрылось от внимательного взора Будищева.

– Бриллинг? – прямо спросил он, и, заметив, как дрогнуло лицо Недоманского, понимающе ухмыльнулся. – Он тоже в вашей компании?

– Нет, – помотал головой генштабист. – Костромин очень злился на него, когда понял что это ложь. Говоря по совести, я совсем не завидую хорунжему. Из-за этой глупости он нажил себе смертельного врага!

– Пусть очередь займет, – непонятно к чему заметил Будищев, неуловимым движением убрав револьвер.

– Дмитрий Николаевич, – облегченно вздохнул офицер, сообразив, что расправа над ним отменяется, – клянусь честью, я все исправлю. Я пойду к Арцышевскому, или если понадобится к самому Скобелеву и расскажу, как все было. Поверьте мне!

– Не стоит, Михаил Аркадьевич, – без тени улыбки отвечал ему Дмитрий. – И о сегодняшнем нашем рандеву тоже не распространяйтесь, ладно!

– Конечно-конечно, вы целиком и полностью можете располагать мной!

– Кстати, давно хочу спросить, – неожиданно сменил тему прапорщик. – У кого вы строили [2] свой мундир?

– У Норденстрема. [3]

– Зря. Хотя, кителя у них сравнительно неплохо получаются, но вот шаровары почему-то дерьмом воняют.

Действующая армия – не лучшее место для скандалов, а потому его постарались елико возможно приглушить. В другое время и другому человеку с погонами прапорщика постарались бы просто заткнуть рот, однако с Будищевым такой номер не прошел, а приезд Милютиной и вовсе спутал местному начальству все карты. Всем было известно, что у графини Елизаветы Дмитриевны состоялся приватный разговор со Скобелевым, но поскольку о его содержании никто не знал, слухи ходили самые дикие. Но именно после него события понеслись вскачь.

– Господа, я до крайности разочарован всеми вами! – внушительно заявил Михаил Дмитриевич, вызвавший к себе всех участников трагикомедии. – Да-да, всеми!

– Но, позвольте, – попытался возразить Костромин, но увидев бешенный взгляд Белого генерала осекся.

– Не позволю! – почти крикнул тот. – Самоуправство, которое вы себе позволили, неприлично было бы даже в кабаке! А вы, милостивый государь, в армии! Да-с! А уж про пропавшие деньги у меня вовсе нет слов!

– Это случайность, – буркнул в сторону интендант. – Недостающие деньги принадлежащие господину Будищеву оказались в шкатулке, в которую никто не догадался заглянуть.

– Аукцион вы устроить догадались, – саркастически усмехнулся Скобелев, – а вот осмотреть выставленные на нем вещи, нет!

– Виноват!

– То-то, что виноваты! Теперь вы, господин Нехлюдов.

– Я, – вскинулся молодой человек. – Я готов…

– Молчать!

И без того бледное лицо чиновника побелело еще более, руки нервно теребившие полу сюртука сами собой опустились, дыхание замедлилось и вообще казалось, что бедолагу вот-вот хватит удар.

– Уж коли не умеете себя вести в приличном обществе, так сидите дома! – продолжал разнос генерал, добавив пару эпитетов, которые не везде можно повторить.

– Но это прапорщик меня оскорбил! – чуть не плача возразил юноша.

– Радуйтесь, что не пристрелил! – рявкнул Михаил Дмитриевич. – С него бы сталось…

– Он… он… угрожал мне…

– Чем же?

– Господин Будищев пообещал господину Нехлюдову, – счел возможным вмешаться Костромин, – засунуть его деньги в противоестественное отверстие!

– Куда-а? – выпучил глаза Скобелев.

– В задницу, ваше превосходительство! – отрапортовал сам виновник торжества, преданно поедая глазами командующего, после чего добавил немного извиняющимся тоном, – вот только не успел разменять их у маркитанта. Пятаков у него не хватило.

– Шутить изволите? – нахмурился генерал.

– Никак нет!

– Значит так! – принял решение Михаил Дмитриевич. – Я принял решение и приказываю, деньги и личные вещи прапорщику вернуть!

– Уже сделано…

– Не перебивать! Вашу мать! Мать! Мать! Мать!

Вспышка начальственного гнева была бурной, но недолгой. Обложив большим петровским загибом всех присутствующих, так что покраснели даже стены, генерал успокоился и продолжил уже обычным тоном.

– Коллежского асессора Нехлюдова из армии выслать с занесением соответствующей записью в служебный формуляр. Прапорщику Будищеву публично принести ему извинения. Аукционы запретить! Личные вещи погибших офицеров опечатывать в присутствии их сослуживцев и отправлять родным почтой за казенный счет! Всем ясно?

– Так точно!

– Тогда вон с моих глаз!

Получившие выволочку чиновники сочли за благо немедля выполнить распоряжение Белого генерала и опрометью бросились наружу через узкий проход, каким-то чудом ухитрившись не сбить друг друга с ног.

– А вы, милостивый государь, извольте задержаться! – остановил Дмитрия командующий.

– Слушаюсь!

Дождавшись, когда статские покинут штаб, Скобелев вернулся на свое место и сделал знак адъютанту. Тот немедля расстелил на столе большой лист плотной бумаги с чертежом текинской цитадели и русскими осадными укреплениями вокруг нее. Вокруг тут же собрались самые близкие его сотрудники во главе с Куропаткиным и с каким-то непонятным ожиданием уставились на Будищева.

– Вы умеет читать карту? – поинтересовался Михаил Дмитриевич.

– Немного, – пожал плечами прапорщик.

– Шеман хвалит вас. Вержбицкий тоже и даже покойный Мамацев отзывался о вас, как о хладнокровном и храбром офицере. Что молчите?

– Жду, когда вы скажете, что от меня хотите.

– А вы – наглец, Будищев! Ладно, я сам такой был. Речь не об этом. Ваш лейтенант сказал, что вы один из лучших специалистов в России по гальванике. Это так?

– Так точно.

– И разбираетесь во взрывчатке?

– Приходилось иметь дело.

– Смотрите, это крепость Геок-тепе. Стены ее, как вы сами имели возможность убедиться, довольны крепки и высоки. Можно конечно разбить их артиллерией, но это долго, а потому неприемлемо. Еще несколько таких вылазок и мы останемся без солдат! Вам понятно?

– Что уж тут непонятного, – хмыкнул Дмитрий. – Стену нужно рвать взрывчаткой.

– Хорошо, что вы это понимаете. А теперь слушайте. Ваше поведение не всегда достойно высокого звания российского офицера. Однако я готов дать вам шанс. Если вы подорвете стену текинской цитадели, я твердо обещаю забвение всем неблаговидным поступкам, награду, соответствующую подвигу, и прекрасную аттестацию. Вы ведь не собираетесь и дальше служить?

– Нет, мне нужен только чин и соответствующее положение.

– Прекрасно! Полагаю, мы поняли друг друга?

– Вот только…

– Что?

– Текинцы не идиоты и спокойно работать саперам не дадут. Нужно заставить их отказаться от вылазок, иначе мы до морковкина заговенья будем подкопы рыть.

– У вас есть конкретное предложение?

– Имеется, ваше превосходительство.

Две кряду удачные вылазки серьезно воодушевили защитников Геок-тепе и даже потеря Великокняжеской калы не смогла поколебать их уверенность в своих силах. Поэтому неудивительно, что в одну из следующих ночей они снова попытались напасть на русский лагерь. На этот раз их целью стала Правофланговая кала, значительную часть гарнизона которой составляли моряки.

Подготовка к этому нападению началась еще днем. Самые уважаемые в городе муллы, не смотря на обстрел, обходили город квартал за кварталом, призывая мусульман на борьбу с гяурами. Не жалея красок расписывали они жадность и жестокость пришельцев с далекого Севера, а также щедрую награду, которую получат шахиды, павшие за веру. Суровые воины охотно выслушивали их и многие из них вызывались быть охотниками. Число их, впрочем, было не так велико, как в прошлые разы, но главным образом потому, что многие храбрецы уже успели сложить свои головы от пуль и снарядов «белых рубах».

К несчастью, для текинцев, их приготовления не остались незамеченными. Еще днем лейтенант Шеман известил командующего отрядом, что неприятель что-то затевает. Неизвестно принял ли Скобелев во внимание это донесение, но сам комендант Правофланговой калы сделал все от него зависящее, чтобы не быть застигнутыми врасплох.

Едва миновала полночь, как заботливо смазанные бараньим жиром ворота беззвучно распахнулись, выпуская наружу толпу воинов Аллаха, твердо решивших пожертвовать собой во имя великой цели. Сначала они двигались шагом, затем пригнувшись, потом и вовсе опустились на землю и поползли, снедаемые мыслями о резне, которую они учинят на русских позициях.

Но с другой стороны их уже ждали. Скорострельные пушки и пулеметы и даже два ракетных станка заряжены, пехотинцы плечом к плечу теснились на стенах, а офицеры только и ждали когда покажется неприятель, чтобы отдать приказ. А пока тот не появился, вели негромкую беседу.

– Как располагаете, нападут текинцы нынче ночью? – поинтересовался заметно нервничающий Майер у пришедшего к ним еще днем Будищева.

– На все воля Аллаха, – пожал плечами прапорщик.

– Скорее бы уже.

– Не терпится?

– Вы же знаете мой нрав. Хуже нет ждать и догонять.

– Это верно.

– Я слышал, у вас был обстоятельный разговор с командующим?

– Ага.

– И что же он вам сказал?

– Попросил не распускать руки и в особенности язык.

Услышав это, Майер смутился, а внимательно прислушивавшийся к ним, но до сих пор молчавший Шеман издал смешок больше похожий на хрюканье.

– Я же не прошу у вас раскрывать военные тайны, – надулся гардемарин.

– Еще он сказал, – смилостивился Будищев над изнывающим от информационного голода молодым человеком, – что мои подозрения в адрес интендантов или кого бы то ни было по поводу снабжения текинцев патронами абсолютно беспочвенны.

– И почему же? – впервые подал голос комендант Калы.

– Потому, любезный Николай Николаевич, что оказывается, еще в самом начале экспедиции нашим противникам удалось захватить и разграбить целый караван с подобными припасами. Вот, мол, и снабдили сами себя.

– Мне показалось, или вы говорите таким тоном, как будто не верите в это?

– Нет, отчего же. Я справлялся, был такой транспорт, заполненный разными ништяками и с небольшой охраной. Напали на него, едва он отдалился на достаточное расстояние от поста, и вообще проделали все как по нотам.

– Значит, все-таки не верите, – покачал головой Майер.

– Тихо! – бесцеремонно прервал его Будищев.

Все тут же замолчали и стали усиленно вслушиваться в окружающую их темноту, но все напрасно. Нельзя сказать, чтобы ночь была вовсе безмолвной. Нет, легкий ветерок шуршал засохшей травой, из тыла доносилось ржание коней и перекличка часовых. На левом фланге иногда перестреливались, но здесь все было спокойно. Пока спокойно.

– Что это? – вздрогнул гардемарин, явственно услышавший звон жестяных банок одну об другую.

– Сторожок, – ухмыльнулся Будищев. – Не зря Деев по всему лагерю пустую тару собирал.

– Пожалуй, пора, – решительно заявил лейтенант и махнул рукой ракетчикам.

Командовавший ими чубатый казачий вахмистр, казалось, только этого и ждал. Лежащие на станках ракеты зашипели, как целое стадо гадюк и вырвались на свободу в пасмурное темное небо, освещая пространство вокруг себя неровным светом от сгорающего пороха. Как ни примитивна и ненадежна была эта иллюминация, но все же позволяла осмотреть, что в этот момент происходит перед русскими позициями.

– Твою маман! – с безукоризненным французским проносом выдал потрясенный Майер, разглядев что практически все пространство от калы до крепости как ковром покрыто халатами текинцев.

– Огонь! – скомандовал невозмутимый Шеман и начался ад.

Рявканье пушек, стрекот пулеметов, размеренные залпы пехоты все слилось в одну нескончаемую какофонию звуков, из которой изредка вырывались отдельные вскрики, отчаянная ругань и еще бог знает что.

Нападение на правый фланг не осталось незамеченным русскими артиллеристами, и они с удовольствием причесали пространство перед ним шрапнелью по заранее пристрелянным ориентирам. Конечно, не обошлось без накладок и наши передовые позиции то и дело осыпали крупные чугунные пули, но в горячке боя никто не обращал на это внимания.

Наконец, все кончилось, и над полем кровавой битвы снова сомкнулась тьма. Немного ошалевшие от грохота и постоянной стрельбы люди получили возможность перевести дух и осмотреться по сторонам. Узнать живы ли их товарищи и проверить нет ли раненных, которым нужна помощь.

Приближалось утро и небо с восточной стороны начало светлеть, предвещая зарю. Солнце еще не поднялось, но света стало больше и солдаты с матросами смогли, наконец, оценить масштабы разыгравшейся перед ними драмы. Перед укреплениями Правофланговой калы сколько мог видеть глаз все было усеяно трупами текинцев лежащих в самых разнообразных позах, в каких только застала их смерть. Бедные и богатые, молодые и старые, опытные воины и вчерашние дехкане, никогда не державшие прежде оружия в руках – все теперь лежали вповалку на холодной земле и друг на друге, являя собой совершенно апокалиптическую картину.

– Не соврал перс, – еле выговорил пересохшим ртом Будищев, и, схватившись за флягу, сделал несколько скупых глотков, стараясь смочить маленькой порцией воды всю глотку.

– Какой перс? – спросил Майер, жадно смотря, как ходит кадык на небритой шее товарища.

– Перебежчик, – пояснил прапорщик, протянув емкость гардемарину. – Всю жизнь в рабстве провел, а теперь воспользовался тем, что хозяина убили, и дал деру. Я при допросе присутствовал.

– И о чем же он поведал? – заинтересовался этой историей Шеман.

– Ну, по его словам, – счел нужным уточнить Дмитрий, – в Геок-тепе сейчас тысяч десять-двенадцать воинов и примерно столько же мирных жителей.

– Теперь уже меньше, – вмешался Майер и с усмешкой показал заваленное трупами поле.

– И мирными здешние жители могут считаться весьма относительно, – вставил свои пять копеек лейтенант.

– Верно, – согласился с ними обоими прапорщик и продолжил рассказ. – Хлеба в крепость не то чтобы вдоволь, но на месяц или даже два хватит, а вот с мясом затык. Тех баранов, что взяли с собой уже съели, а новых как вы сами понимаете, брать неоткуда. Поэтому они с вылазками и зачастили. Глядишь повезет нанести нам большие потери и тогда Скобелев будет вынужден снять осаду, ну а нет, тоже профит. Едоков меньше.

В этот момент их прервал одинокий выстрел из пушки со стен текинкой цитадели. Видимо, неведомому канониру показалось невыносимо смотреть на поле боя, усеянное его павшими соотечественниками, и он выпалил, чтобы хоть как-то досадить гяурам. Вреда его врагам от этого, правда, не было никакого, ибо снаряд бессильно воткнулся в земляной бруствер и, не подумав разорваться.

– Хорошо взял прицел, сукин сын, – похвалил его только что подошедший Берг. – Ей богу, взял бы его к себе во взвод, случись такая оказия!

– Это ведь из захваченной у нас пушки стреляли? – уточнил на всякий случай Будищев.

– Совершенно верно, – отвечал артиллерист. – Нашим друзьям в Геок-тепе удалось раскрыть секрет стрельбы из современных орудий и, как видите, они делают это с большим искусством. Но вот привести в боевое положение гранату или шрапнель они не догадались, а потому проку от такой стрельбы ничуть не больше чем от чугунных ядер, коими они нас потчевали прежде.

– И что она совсем не может взорваться? – удивился Дмитрий.

– Только если случайно. Дело в том, что приготовить их для разрыва не так просто. Гранаты надобно распластырить, а в шрапнели, напротив, вкрутить боевые винты.

– Ну и ладно, – потерял интерес к теме подрыва снарядов прапорщик.

Отбитие вражеской атаки на войне – обыденность, но когда она отбита с таким блеском и почти без потерь, почему бы ее не отпраздновать? Тем более, что Майер с Будищевым были молоды и полны сил. Да, смерть бродит где-то совсем рядом, но пока жив надо жить, так почему бы не отметить успех бутылкой вина в хорошей компании?

Сказано-сделано и наши герои отправились к ближайшему маркитанту, устроившему свою лавку практически на передовой. Небольшой участок траншеи во второй линии был немного расширен, чтобы разместить в нем разнообразный товар и обеспечить минимальные удобства продавцу.

Надо отметить, что над головой здесь нередко посвистывали текинские пули, но чтобы обезопасить себя предприимчивый армянин насыпал в освободившиеся из-под товара мешки землю. Труд его не был напрасен и скоро закуток был со всех сторон закрыт самой настоящей баррикадой, именуемой среди военных на французский манер – габионом. [3]

Ассортимент в этой убогой лавчонке совершенно не поражал воображения, но зато она находилась от потенциальных клиентов так близко, что им не надо было идти куда-то еще и потому старый знакомый Будищева – Ашот процветал.

– Дмитрий-джан, дорогой, как я рад тебя видеть! – расплылся в фальшивой улыбке маркитант.

– Привет, – ничуть не обманулся его деланным радушием прапорщик.

– Господа офицеры что-то желают?

– Дай-ка нам братец самого лучшего вина, что у тебя есть! – потребовал пребывавший в приподнятом настроении Майер.

– Вах, у Ашота все только самое лучшее! Вот специально для такого случая приберегал, – с этими словами армянин вытащил из ящика на котором сидел сам изрядно запыленную бутыль из мутно зеленого стекла с запечатанной сургучом пробкой.

– Смотри-ка, – восхитился гардемарин, которого даже бушующая вокруг война еще не успела избавить от некоторой наивности, – даже опечатана!

– Сашка, может лучше водки? – с сомнением спросил Дмитрий. – Ведь один черт знает, что он туда намешал, а беленькой, по крайней мере, не отравимся.

– Вах! Зачем так говоришь! – оскорбился в лучших чувствах маркитант. – Я никогда такие вещи не занимался!

В этот момент в верхний мешок оборонительной конструкции ударила пуля, осыпав всех находящихся внутри доброй пригоршней песка, отчего Ашот тут же присел, продолжая прижимать к себе вожделенную бутыль.

– Ладно-ладно, – поспешил притушить едва не разразившийся скандал миролюбивый Майер. – Дай нам еще, пожалуй, печенья или если есть шоколаду.

– Есть, как не быть, – обрадовался торговец. – Вот, настоящий швейцарский, самого лучшего качества…

– Если он вполовину так хорош, как ты рассказываешь, то давай четыре плитки, – вмешался Будищев, и тут же пояснил опешившему от подобного транжирства товарищу, – девчонкам в госпиталь отнесу!

– Хороши, девчонки! – ухмыльнулся гардемарин, морщась от очередной порции пыли, поднятой текинской пулей. – Графиня, баронесса и вдова подполковника.

– Да хоть бы и герцогини, сладенькое все любят, – усмехнулся Дмитрий, после чего повернулся к маркитанту и от увиденной картины резко замолк.

– Твою маман! – снова попытался перейти на французский его приятель.

Как оказалось, последняя пуля, угодившая в мешок, каким-то неведомым образом изменила траекторию, и шлепнула Ашота прямо в темечко, прикрытое только шапкой из тонкого войлока. Занятые беседой офицеры поначалу этого даже не заметили, а теперь с изумлением смотрели на армянина, мягко опустившегося на свое место и не подававшего признаков жизни.

– Он ранен? – выдавил из себя Майер, заметив тонкую струйку крови вытекающую изо рта.

– Сейчас посмотрим, – буркнул Будищев и приложил два пальца к шее торговца.

– Ну что? – не выдержал ожидания гардемарин.

– Наповал, – вынес свой вердикт прапорщик, не почувствовав биения жилки.

– Как же это…

– Пуля виноватого найдет, – грустно усмехнулся Дмитрий, после чего подобрал весь заказанный у маркитанта товар, положил рядом с торговцем вытащенную из бумажника ассигнацию и поманил за собой все еще потрясенного такой нелепой смертью приятеля. – Пойдем, заодно и помянем.

– Но нельзя же его так бросить!

– Зачем же бросить? – удивился моряк и, выглянув из лавки, гаркнул во все горло расположившимся неподалеку стрелкам из туркестанского батальона. – Эй, служивые! Тут Ашота убило. Оттащите его в сторону, да дайте знать другим армянам, пусть приберут барахло, да похоронят по своему обычаю.

– Интересно, есть ли у него семья?

– Сашка, ты на проповеди у отца Афанасия давно ли был?

– Даже не припомню…

– Оно и видно. А то бы знал, что «многия знания – многия печали» [4]

[1] Бурбон – нелестное прозвище армейских офицеров, подразумевающее дикость нравов и умственную ограниченность.

[2] Построить мундир, то есть, пошить у хорошего мастера.

[3] Габион – плетеная корзина, часто без дна, ящик или мешок, наполненные землей и построенное из них временное укрепление.

[3] Братья Норденстрём Нильс, Андреас и Николай – известные петербургские портные.

[4] Экклезиаст.