Текст книги "Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ)"
Автор книги: Иван Оченков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Что было потом Шматов рассказать не успел, поскольку на горизонте то и дело стали появляться текинские всадники. Видимо в Геок-тепе заметили выход русской колонны из лагеря и послали разведчиков выяснить, какого рожна надобно гяурам с утра пораньше.
– Гляньте-ка, вашбродие, сколь басурман, – указал на вражеские разъезды сидящий на козлах Егорыч.
– Да и хрен бы с ними, – зевнул не выспавшийся Будищев.
– А ну как соберутся большой толпой, да налетят? – опасливо поежился, мгновенно сменивший тему Федька.
– Нет, не станут они собираться, – не согласился с ним ездовой. – Научены уже пушкарями. Будут опаску иметь, иначе их враз накроют этой, как ее, шрапнелей!
– Одни стратеги кругом, – страдальчески поморщился Дмитрий. – Даже послать некого.
– Что? – переспросил не расслышавший его Шматов.
– Боже, куда я попал, где мои шмотки?!
Часам к одиннадцати утра русская колонна добралась до укреплённого аула Янги-кала, лежащего в двух верстах от самого Геок-тепе и служившего для крепости форпостом. В обширных садах, окружавших аул со всех сторон, засело множество текинцев, время от времени постреливавших в нашу сторону. Заметив это, Скобелев немедленно приказал отправить против них охотничью команду и спешенную сотню оренбургских казаков, поддержанную двумя орудиями подвижной батареи. Между противоборствующими сторонами тут же завязалась ожесточенная перестрелка, изредка прерываемая пушечными залпами.
Еще больше текинцев тем временем собрались рядом с самим Геок-тепе. Было видно, как к гарцующим на своих горячих конях всадникам с крепостных стен обращаются муллы, а те время от времени восторженно кричат, потрясая оружием и стреляя в воздух.
– Ишь ты! – озадачился Шматов, наблюдавший все это в бинокль. – Чего это они?
– Небось, клянутся постоять за веру, – пожал плечами рассудительный Егорыч. – А те их, значит, подзуживают, дескать, не подведите, не то в рай не попадете.
– А у них и рай есть? – изумился Федька.
– Спрашиваешь, – отвечал ему ездовой. – Конечно есть, да еще не чета нашему. Там у них шахидов ихних, ну, тех, кто за веру погиб, специальные девки привечают, гурии называются, кажному по десятку, а то может и по более!
– Чего? – раззявил рот денщик. – Что это за рай такой с бабами? Ты еще скажи, что там им всем наливают!
– Может и наливают, я не бывал, врать не стану…
– Эй вы, богословы доморощенные, мать вашу, хорош базлать! Не то плюну на свои святые принципы и сдам вас с потрохами отцу Афанасию! Пусть разбирается, где вы этой ереси набрались?
– Да ладно тебе, Граф, – виновато забубнил Шматов, – я же просто поинтересовался…
– Вон лучше поинтересуйся, как Полковников свои пушки разворачивает. Сейчас шахидов до хрена будет.
– И что им всем девок выдадут, ну этих, гурий?
– Тьфу на тебя, придурок озабоченный!
Пока они обсуждали особенности мусульманского рая, на четвертой батарее и впрямь сняли орудия с передков и стали наводить их на Геок-тепе. Затем последовал приказ и из пушечных жерл вырвались клубы белого дыма, а затем донеслись раскаты выстрелов. Над собравшимися под стенами крепости всадниками вспухло несколько шрапнельных разрывов, и начался ад. Рои чугунных пуль косили защитников целыми рядами, разбивали им головы, вырывали куски мяса из коней и их всадников. Крики ужаса и стоны раненных, пронзительное ржание лошадей и все новые и новые взрывы. Те же кому посчастливилось уцелеть, бросились прочь в попытке спасти свои жизни.
Отогнав противника под прикрытие укреплений, русская колонна двинулась дальше, а артиллерия перенесла огонь вглубь крепости, чередуя шрапнель с гранатами. Судя по поднявшимся над Геок-тепе дымам, там начались пожары. Текинцы безуспешно пытались отвечать их своих древних пушек, но их ядра не были снаряжены взрывчаткой и потому не наносили никакого урона, лишь бессильно зарываясь в песок у ног осаждающих.
Пока батарея Мамацева обстреливала попеременно то крепость, то Янги-калу, за дело принялись топографы, производившие съемку местности и вражеских укреплений. Осажденные, занятые перестрелкой, не обращали на одиноких офицеров никакого внимания, и лишь когда Скобелев приказал пехоте отойти во избежание ненужных потерь, несколько раз выпалили и в их сторону.
Так продолжалось весь день. Скобелев со своим отрядом обошел Геок-тепе по кругу, время от времени останавливаясь. Топографы занимались съемкой, артиллерия вела огонь по текинцам, держа их в почтительном отдалении. Иногда генерал приказывал ротам делать навесные залпы по крепости, и солдаты дружно палили по невидимому врагу. У Будищева были большие сомнения по поводу эффективности подобного огня, но прочие офицеры были уверены, таким образом осажденным причинены немалые потери. Сам же он пока что не сделал ни одного выстрела по противнику. Сегодня генерал решил держать морские митральезы в резерве и так ни разу и не переменил своего мнения. И лишь когда русская колонна двинулась в обратный путь, тачанки сами собой оказались в арьергарде.
Заметив что «белые рубахи» отступают, а губительный огонь русских пушек прекратился, обитатели крепости покинули свою цитадель и бросились в погоню. Одни желали отомстить за погибших при обстреле друзей и близких, другие, возможно, увидели в отходе врага случай отличиться, но то с одной, то с другой стороны от рекогносцировочного отряда стали появляться многочисленные группы всадников. Некоторые из них, держась на порядочном расстоянии, обстреливали врага из винтовок, другие старались подойти поближе, чтобы броситься в отчаянную сабельную рубку. Но и те и другие на свою беду оказались в досягаемости пулемета Будищева.
– Его превосходительство приказал вашему взводу рассеять вражеских стрелков! – прохрипел прискакавший ординарец с запыленным лицом.
Слушаюсь! – сразу же оживившись, отозвался Дмитрий и, плотоядно усмехнувшись, велел вознице:
– Егорыч, трогай!
– Есть! – мрачно отозвался тот и свистнул кнутом.
Обе запряжки пустились с места в галоп и тачанки, почти синхронно выйдя из колонны, повернула к текинцам. Обходя по широкой дуге русский арьергард, они поливали огнем всех, кто имел неосторожность приблизиться, а затем мчались дальше. Быстро осознавшие опасность исходившие от необычных повозок, уже получившими название шайтан-арба, преследователи принялись палить по ним, но те двигались слишком быстро, а в ответ прилетали все новые и новые порции свинца.
Артиллеристы также не остались в стороне, и несколько раз делали остановки, чтобы обстрелять наседавшего противника. Шрапнель быстро вразумляла самых непонятливых и отход продолжался. Так чередуя пушечные залпы и пулеметные очереди, русская колонна к вечеру добралась до Егин-Батыр-калы.
Будищев вместе с расчетом тачанки все еще прикрывал заходящие в лагерь войска, когда к ним подскакал какой-то джигит из числа поддерживающих русских туркмен, в котором Дмитрий признал своего давнего знакомца Нефес-мергена. С уважением посмотрев на дымящуюся митральезу, он что-то сказал на своем наречии, приложив руку к сердцу, затем повернулся в сторону Геок-тепе и прокричал с неожиданной яростью:
– Теке ýok boldy! [6]
После чего так же круто развернул своего скакуна и умчался.
– Чего это он? – хрипло спросил Федька, вытирая чумазое от пороховой гари лицо.
– Колдун это местный, – как можно более равнодушным голосом поведал ему прапорщик. – Должно, узнал, что вы тут про ихний рай толковали, вот и проклял.
– Да неужто?! – перепугался Шматов и растеряно повернулся к ездовому, как будто ища защиты. – Егорыч, как же это?
– Ох, Федя, как же ты до своих годов-то дожил! – еле проговорил тот, корчась от смеха. – А еще Егориевский кавалер!
[1] Чистая правда.
[2] Русский фунт = 409 грамм. В фунте 96 золотников по 4,26 грамма.
[3] Гарнец или четверть = ¼ ведра или около 3 литров.
[4] Саман – в данном случае мелко нарубленная солома. А вообще это кирпич из необожжённой глины с добавлением этого самого самана.
[5] Кутенок – щенок.
[6] Погиб Теке! (туркм.) Если ошибка, не сочтите за труд поправить.
Глава 13
Следующие несколько дней прошли в относительном затишье. Русские укреплялись в своем лагере в Егин-Батыр-кала, лишь изредка выходя из него небольшими партиями для фуражировки или разведки. По обыкновению, царившему в Русской Императорской армии, эти отряды составлялись из трех родов войск. Обычно роту – две пехоты, сотня казаков и взвод артиллерии.[1] В одну из таких экспедиций вместо пушек были включены митральезы.
Уже потом выяснилось, что диктуя приказ о формировании отряда, Скобелев имел в виду морские скорострельные орудия, но отвлекся и нечетко выяснил свою мысль, но адъютант его не понял, а потому, не мудрствуя лукаво, написал: – «взвод морской батареи». Между тем, две десантные пушки системы Барановского [2] только что заняли свое место в редуте перед лагерем, и заменить их было не то чтобы совсем нечем… просто Шеману это и в голову не пришло.
– Гардемарин Майер! – громко позвал он, получив бумагу из штаба.
– Слушаю, – высунулся тот из соседней кибитки.
– Берите свой взвод и отправляйтесь в распоряжение войскового старшины Верещагина.
– Есть!
– Что за шум, а драки нет? – поинтересовался подошедший к ним Будищев.
– Надеюсь, скоро будет! – весело отозвался гардемарин, которому хуже горькой редьки надоело томиться в резерве.
– На фуражировку что ли? – догадался Дмитрий.
– На нее!
– Хорошее дело.
– Я тоже так думаю, – улыбнулся во все тридцать два зуба моряк.
– Главное не забудь, что не все добытое тяжким трудом надо отдавать интендантам.
– Господин прапорщик, – строго прервал «инструктаж» лейтенант. – Считаю своим долгом заметить, что ваше поведение роняет тень на всех офицеров флота.
– В смысле? – искренне удивился подобному наезду Будищев.
– Я говорю о вашем постоянном сборе трофеев!
– Моем?!
– Прекратите балаган! – разозлился Шеман. – Стоит поблизости оказаться убитому текинцу, как на него коршуном бросается ваш денщик и тут же обдирает до нитки. Даже наши казаки, которые по совести говоря сами далеко не безупречны в этом вопросе, уже злословят на этот счет.
– Все казаки или один наш общий знакомый в чине хорунжего? – хладнокровно поинтересовался Дмитрий.
– Увы, но уже не только он, – отозвался лейтенант, правильно понявший о каком именно знакомом идет речь.
– Кажется, я знаю что делать, – задумался прапорщик.
– Никаких дуэлей до окончания похода! – попытался перебить его лейтенант.
– Надо поднять руку кверху, – продолжал Будищев, – потом резко ее опустить и сказать: – «хрен с ним»!
– Какой чудесный рецепт! – захохотал внимательно прислушивавшийся к их разговору Майер.
– Попросил бы вас! – вспыхнул Шеман.
– Вот что братцы-кролики, – прервал их Дмитрий, – во-первых, трофеи мой Федька таскает не для меня!
– А для кого же, позвольте спросить?
– Для себя, естественно! Ну, хочет человек добиться успеха в жизни и стать купцом. Кто я такой, чтобы судить его?
– Допустим на минуту, что это так. Но он возит добытое с вашими вещами!
– Да где же ему их еще возить? Кстати, пока мы спорим, Верещагин уйдет один. Кстати, может, мне тоже прогуляться?
– Ну уж нет, – горячо возразил гардемарин. – Ты и без того из боев не вылезаешь, а я все в резерве, да в резерве.
– Как знаешь, – не стал спорить Дмитрий. – Главное держи пулеметы наготове, чтобы прикрыть артиллеристов, пока они будут пушки разворачивать.
– Пушек не будет.
– То есть как? – нахмурился Будищев.
– В приказе об этом не слова. Идут вторая рота самурцев, третья сотня таманцев и мы, многогрешные.
– Странно.
– Приказы не обсуждают, – пожал плечами лейтенант.
– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул прапорщик, но спорить больше не стал и отправился по каким-то своим делам.
– Александр Александрович, – спохватился Шеман, когда тот ушел, – а вы случайно не знаете, отчего Будищев назвал нас братцами-кроликами?[3]
– Нет, Николай Николаевич, – отозвался Майер, – но мне это обращение обидным не показалось.
– Да мне тоже, просто никогда не знаешь, что нашему «изобретателю» может прийти на ум. Может ведь даже гадость какую сочинить, а мы и знать не будем, отчего над нами смеются!
– Да уж, с него станется.
Поначалу, когда русский отряд покидал свой лагерь, его тут же замечали текинские разведчики, после чего старались если не напасть на них, то хотя бы обстрелять, но нарываясь на ответный огонь артиллерии, в панике отходили назад. Особенно угнетающе на вольных сынов пустыни действовала шрапнель. В самих пушках для них не было ничего удивительного, более того, пушкари Геок-тепе замечательно метко стреляли из своих древних орудий, но вот исправно разрывающиеся в воздухе снаряды, причем всякий раз непосредственно над скоплениями живой силы, вызывали у защитников крепости просто суеверный ужас.
Вероятно, именно по этой причине, текинцы на сей раз не стали лезть на рожон, а следовали за маленькой русской колонной, стараясь держаться на почтительном расстоянии. Так что мечта Майера оказаться в гуще сражения пока что оставалась неосуществленной.
– Черт знает что! – сокрушенно вздохнул гардемарин. – Неужели мы и сегодня ни разу не выстрелим по неприятелю?
– Скучаете? – немного насмешливо спросил хорунжий Бриллинг, покачивающийся в седле рядом с ним.
– Вам ведь тоже надоело числиться штабным? – пожал плечами моряк, намекая, что его собеседник не так давно потерял должность адъютанта командира полка.
– Ваша правда, – и не подумал обидеться таманец. – Служить с Арцышевским, конечно, весело, но воевать приходится только с маркитантами, да интендантскими чиновниками. А хочется иногда, знаете ли, забыться в горячей сабельной рубке. Настоящая война, либо ты – либо тебя! Не то, что эти вот, железные штуковины… простите великодушно, я вовсе не хотел вас обидеть.
– Не стоит. Я, говоря по чести, иной раз думаю так же. Увы, у нас на флоте тоже наступил век машин, оставляющий все меньше места доблести и геройству! Ни тебе свалок с абордажами, ни артиллерийских дуэлей борт в борт. Все решают броня и пар, да еще вот мины.
Молодые офицеры разговорились и скоро стали чувствовать себя почти что друзьями. В конце концов, они были близки по возрасту, происходили из одного круга и даже, как оказалось, имели общих знакомых в Петербурге. К тому же им просто было скучно.
– Куда это нас нелегкая занесла? – поинтересовался Майер, некоторое время спустя.
– Кажется, мы уже возле Кара-Ниаза, – ответил, оглядевшись, Бриллинг.
– И чем знамениты эти места?
– Тут совсем рядом колодцы…
– И чертова прорва наших друзей из Геок-тепе, – закончил за него гардемарин, указывая на заметно увеличившиеся толпы текинских всадников.
– В таком случае, ваша мечта пострелять скоро осуществится!
Командовавший отрядом войсковой старшина Верещагин тоже заметил, что противник накапливается для атаки, и незамедлительно принял необходимые меры для ее отражения. Будь при нем артиллерия, он бы просто приказал рассеять неприятеля несколькими залпами, но для картечниц расстояние было великовато. Поэтому он приказал пехоте и спешенным казакам построиться в каре, поставив митральезы на флангах, и стал ждать развития событий.
Долго ждать ему не пришлось. Последние солдаты и казаки еще продолжали занимать свои места в строю, а коноводы отводить лошадей под защиту, как текинская конница пошла в атаку. Храбрые степные джигиты, подбадривая себя криками и размахивая шашками, дружно рванули вперед. Казалось, что их масса вот-вот накроет тонкую линию «белых рубах», после чего истопчет ее копытами коней и иссечет клинками, но подполковник махнул саблей и две сотни винтовок дали слитный залп, после чего на поле боя воцарился ад. Мягкие свинцовые пули рвали тела, укрытые лишь халатами, калечили и убивали людей и животных. Масса атакующих была настолько плотной, что промахнуться было практически невозможно, а через секунду к стрелкам присоединились пулеметы.
Ни один текинец так и не смог приблизиться к своим врагам на расстояние сабельного удара, а те, кому посчастливилось уцелеть под убийственным огнем, развернулись и попытались уйти, нахлестывая своих быстроногих коней.
– Так вам! – в восторге воскликнул Майер, жадно втянув в себя воздух пропитанный пороховой гарью.
Молодой моряк неоднократно ходил в поиск вместе с охотниками и не раз смотрел смерти в глаза, но такой горячий бой, такое беспощадное избиение видел впервые. Надо сказать, что не все текинцы бросились в сечу, размахивая саблями. Многие из них поддерживали атаку, обстреливая ненавистного врага из винтовок, стараясь расстроить его ряды и прежде всего вывести из строя расчеты митральез. Их пули не раз и не два свистели совсем рядом с гардемарином и даже ранили одного из подносчиков в руку, но разве могла эта жалка пальба сравниться с безжалостными залпами русской пехоты и очередями картечниц?
– А ведь случись им преодолеть эти несколько саженей и нам пришлось бы худо, – прокричал ему Бриллинг, перезаряжая револьвер.
– Пожалуй, – внутренне поежившись, согласился с ним гардемарин.
– Что же вы сами не стреляли? – спросил хорунжий, защелкивая свое оружие.
Маер с легким недоумением посмотрел на собеседника и пожал плечами.
– Кажется, пулеметов было достаточно.
– Верно. Но вот я, признаться, не смог устоять перед искушением и опустошил барабан.
– Удачно?
– Черт его знает! Но ужасно весело.
Пока они так болтали, текинцы успели перестроиться и попытались атаковать русский отряд с другой стороны. Однако откуда бы они ни появлялись, их всегда встречали сомкнутый строй и дружные залпы. Пулеметы тоже добавляли свой стрекот в общую какофонию звуков, но их тяжелые лафеты было трудно перекатывать с места на место. Впрочем, пехотинцы и казаки, заметившие действенность данного вида оружия, в таких случая охотно бросались на помощь морякам и на врага снова обрушивались очереди.
– Вон их командир! – прокричал Бриллинг, указывая на бородатого всадника в богатом кафтане, гарцующего в окружении нукеров на одной из ближайших возвышенностей. – Сможете достать его?
– Далеко, – с сожалением в голосе отвечал Майер, – на таком расстоянии разве только Будищев попал бы.
– Неужели он и впрямь столь меток? – нервно дернул щекой бывший гвардеец, но собеседник не слышал его.
– Почему прекратили огонь? – подскочил гардемарин к наводчику.
– Перегрелись, вашбродь, – виновато отвечал тот. – Вода кипит!
– Черт бы тебя побрал, скотина! – возмутился хорунжий. – Пусть себе кипит…
– Попрошу не вмешиваться, – одернул его моряк и снова повернулся к расчету. – Так долейте скорее.
– Сей секунд, ваше благородие! – отозвался подносчик с бурдюком в руках, открывая горловину на кожухе.
Из горловины наружу вырвался целый гейзер кипящей воды и раскаленного пара, но ловкому матросу удалось увернуться от новой напасти и не пострадать.
– Готово! – доложил он, защелкивая крышку. – Можно стрелять.
Митральеза тут же загрохотала, а подносчик, с сожалением посмотрев на опустевшую емкость, вздохнул:
– А водицы-то больше нет.
– Почему? – довольно равнодушно поинтересовался Майер, не успев осознать масштаб проблемы.
– Дык, прострелили текинцы прочие бурдюки.
– Что?! – завопил гардемарин, сообразив, наконец, что случилось.
– Не могу знать, вашебродие! – вытянулся во фронт матрос.
– А на втором передке?
– Не могу знать! – повторил как заведенный подносчик, таращась на разъярённого офицера оловянным взглядом.
– Так проверь! – простонал Майер, борясь с желанием залепить бестолковому по физиономии.
– Это так серьезно? – обеспокоенно спросил Бриллинг.
– Более чем. С перегревшимся стволом митральеза будет не стрелять, а плеваться. Нужна вода… постойте, вы, кажется, говорили, что тут поблизости есть колодцы?
– Точно. Только вряд ли наши друзья позволят нам прогуляться к ним. По крайней мере, пока мы не отразим их нападение.
Тем временем текинцы несколько ослабили натиск. Те из них у кого были винтовки спешились и, обступив русское каре со всех сторон, принялись обстреливать своего врага. Прочие же продолжали гарцевать вокруг, держась, однако, на почтительном расстоянии. Лишь иногда изображая притворную атаку, они бросались с разных сторон на строй «белых рубах», заставляя тех перестраиваться, затем разворачивались и мчались прочь. Так продолжалось раз за разом. Было понятно, что рано или поздно кто-то не выдержит. Либо одна сторона устанет от постоянного напряжения и сломается, либо другой надоест играть со смертью и они вернутся в крепость, оставив на сей раз своих врагов в покое. Но поскольку сил у защитников Геок-тепе было много больше, гораздо вероятнее был первый вариант.
– Жарко! – облизав пересохшие губы, вздохнул Майер.
– Испейте, вашбродь, – предложил ему кто-то из матросов, но офицер отказался, упрямо покачав головой.
– Всю воду в пулеметы! – прохрипел он.
Шинель гардемарина была расстёгнута, фуражку не то сбило пулей, не то она просто потерялась в горячке боя, а лицо перемазано пороховой гарью. Давно растеряв напускное спокойствие, он подхватил винтовку раненого солдата и посылал в кружившихся вокруг текинцев пулю за пулей. Державшийся поначалу рядом Бриллинг, куда-то пропал вместе со своими казаками. Одна из митральез уже замолчала из-за какой-то поломки, но вторая упрямо огрызалась короткими очередями, заставляя противника сохранять благоразумие.
– Вашбродь, ленты снаряженные заканчиваются, – тревожным голосом доложил один из подносчиков.
Это было плохо. Во всей батарее было только одно приспособление для снаряжения холщевых лент патронами, которое Будищев почему-то упорно называл «машинкой Ракова». Кто был этот Раков и почему Дмитрий так ее называл, никто доподлинно не знал, хотя всем было известно, что именно он ее и придумал. Но сейчас это было совершенно не важно, ибо высокое начальство сочло это приспособление излишним и на вооружение не приняло. А потому единственный экземпляр был у автора и вместе с ним находился в паре десятков верст от места боя.
– Не робей братцы! – попытался ободрить своих подчиненных гардемарин. – Скоро наши подойдут на выручку, так всыплем халатникам!
Матросы, как это и положено было по уставу, громко выразили усердие, но судя по скептическому выражению на их лицах, не слишком поверили в подобную возможность.
– А чего? – попробовал поддержать офицера Нечипоренко. – Сейчас примчится Будищев на тачанке и разгонит всех на хрен!
– С него станется, – устало заулыбались шутке унтера матросы.
Майер на секунду почувствовал себя уязвленным, но поспешил прогнать это чувство. Он и сам нередко ощущал на себе превосходство Дмитрия, несмотря на его туманное происхождение. Пусть тот не имел систематического образования и начинал службу с нижних чинов, но это не помешало ему стать изобретателем и выбиться в офицеры. А еще он помимо безусловной храбрости был чрезвычайно ловок и предприимчив, отчего у его подчиненных всегда был приварок в котле и лишняя чарка в адмиральский час. Неудивительно, что матросы и солдаты ценили такую заботу и относились к прапорщику с искренней симпатией.
– Набивайте ленты, – хриплым голосом велел морякам гардемарин.
– Есть! – тут же вытянулся Нечипоренко, и тут же рявкнул, обернувшись к матросам: – Чего застыли, оглоеды? Не слышали, что их благородие велел? Так я враз ухи прочищу!
Между тем положение маленького русского отряда осложнялось с каждой минутой все больше. Вражеский командир заметил, что одна их адских машин гяуров замолчала, а вторая стреляется все реже и решил, что пробил его час. Мелкие группы всадников все еще кружились вокруг каре, стреляя на ходу и подбадривая себя криками, но за ними уже маячили целые толпы текинцев, готовые разом навалиться на пришельцев с далекого севера и покончить с ними решительным ударом. Казалось еще минута, и они сомнут, растопчут своего противника, но в этот момент до них донесся звук пушечного залпа и над скоплениями защитников Геок-тепе вспухли два шрапнельных разрыва.
В один момент все переменилось. Только что готовые к схватке не на жизнь, а на смерть джигиты малодушно бросились прочь, нахлестывая своих легконогих коней, охваченные почти суеверным ужасом. В самом деле, откуда мог взяться здесь еще один отряд «белых рубах», да еще с артиллерией? Тут явно не обошлось без вмешательства Иблиса [4], слугой которого, несомненно, был Белый генерал, посланный правоверным за их грехи.
– Я же говорили, что нас выручат! – облегченно вздохнул Майер, глядя вслед бегущему противнику.
– Вот только сикурс пришел к нам не из лагеря! – весело воскликнул непонятно откуда взявшийся Бриллинг.
– А откуда? – удивленно спросил гардемарин.
– Насколько я могу судить, прямиком из пустыни, – пожал плечами хорунжий.
Но как это может быть?
– Терпение, мой друг, скоро мы все узнаем. Кстати, мои казаки раздобыли для вашей «адской машины» немного воды.
– Не знаю даже как вас благодарить!
– Пустое. Готов поставить об заклад, что больше нам стрелять не придется. Уж больно хорошо причесали наших друзей неведомые артиллеристы. Будь я проклят, если не угощу их хорошенько при первой же возможности!
Бриллинг оказался прав, так вовремя появившийся русский отряд, пришел к Кара-ниазу прямиком из пустыни, по старому руслу Амурдарьи и состоял из сводного батальона туркестанских стрелков, дивизиона кавалерии и двух горных орудий, так славно накрывших текинскую конницу. Впрочем, все это они узнали позже, а пока с волнением смотрели на встречу двух командиров. Бородатый войсковой старшина в зимней черкеске и молодцеватый полковник в шинели, встретились на полпути между отрядами и отдали друг другу честь. Затем Верещагин, как младший в чине, сделал доклад, после чего два офицера, не сходя с коней, обнялись под восторженные крики подчиненных.
– Кажется, я знаю, кто это, – прищурившись заметил Бриллинг.
– И кто же? – поинтересовался Майер.
– Полковник генерального штаба Куропаткин, – охотно пояснил хорунжий. – В прошлую войну служил вместе со Скобелевым.
– Откуда же он взялся? – продолжал недоумевать моряк.
– Очевидно, совершил марш из Туркестана.
– Очень вовремя!
– Не могу не согласиться, – хохотнул бывший гвардеец.
Встреча двух русских отрядов получилась весьма теплой, даже можно сказать сердечной, но долго радоваться не было времени. Вскоре объединенная колонна двинулась к Егиан-Батыр-кале, и как-то так получилось, что запряжки митральез двигались рядом с орудийными. Командовал ими коренастый штабс-капитан по фамилии Грек, а субалтерном у него был стройный молодой подпоручик с аристократическими чертами лица, показавшимися Майеру смутно знакомыми. Он все никак не мог вспомнить, где же он мог видеть этого офицера, а потому хотел было обратиться к оказавшемуся столь осведомленным Бриллингу, но тот, против обыкновения, держался подчеркнуто сухо и, кажется, совсем позабыл о своем обещании напоить незнакомых артиллеристов.
Да ведь они знакомы! – осенило гардемарина, – и, похоже, меж ними в свое время пробежала черная кошка…
– Вы очень вовремя появились, господа! – воскликнул он, пытаясь завязать разговор. – У меня не было времени поблагодарить вас лично, но…
– Полноте, мой друг, – добродушно ответил штабс-капитан. – У вас еще будет случай. Кстати, откуда здесь посреди пустыни моряки?
– О, у Михаила Дмитриевича и не такое можно встретить, – рассмеялся молодой человек и тут же представился: – командир взвода морской батареи гардемарин Майер!
– Очень приятно, – кивнул Грек. – Как меня зовут вы уже знаете, а это барон Штиглиц. Прошу любить и жаловать. Он, вправду сказать, молчун, но, ей богу, славный малый.
Подпоручик, нимало не смутившись от подобной рекомендации, учтиво приложил ладонь к козырьку кепи и одарил моряка самой любезной улыбкой. Судя по всему он и впрямь был недурным человеком и… черт возьми, это ведь родной брат этой холодной красавицы Люсии!
[1] Организационно тогдашние батареи делились на две четырехорудийные полубатареи, каждая из которых состояла из двух взводов.
[2] В нашей реальности это были 44мм пушки Энгстрема, но здесь АИ.
[3] Хотя первые части «Сказок дядюшки Римуса» уже сочинены и опубликованы, на русский язык их еще не переводили.
[4] Мусульманский демон, уговоривший Адама вкусить запретный плод. То есть аналог Сатаны.
[5] Алексей Николаевич Куропаткин в Русско-Турецкую войну был начальником штаба в 16 пехотной дивизии, которой командовал Скобелев.
