Текст книги "Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ)"
Автор книги: Иван Оченков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
– Скажите, а он точно не понимает по-русски? – поинтересовался, улучшив минуту, у доктора Дмитрий.
– Определенно. Хотя парень весьма смышленый, этого не отнять. А почему вы спрашиваете?
– Да так, мне показалось, что он прекрасно понял, когда я возражал против его участия в прогулке.
– Что вы хотите, дитя природы, – поспешил успокоить его врач. – Интуиция развита просто невероятно. Я неоднократно замечал этот феномен среди представителей диких племен.
– Ну-ну, – недоверчиво покачал головой моряк.
Вскоре на их пути оказался небольшой аул, явно брошенный жителями. Надо сказать, что очень многие здешние обитатели были вынуждены оставить свои дома и хозяйство при приближении русских войск. Одни сами снялись с насиженных мест, не желая жить рядом с гяурами, которых не без основания считали захватчиками. Других, менее патриотичных, вынудили уйти текинцы, угрожая расправой. Во всяком случае, пустые аулы и заброшенные сады и поля встречались русским военным повсеместно.
– Давайте посмотрим, что там? – предложила Люсия.
– Ты полагаешь, там может быть что-нибудь интересное? – недоверчиво протянула успевшая утомиться Катя.
– Конечно. Ведь я ни разу не была в туркменской деревне. Кроме тех, конечно, что заняты нашими войсками, но это ведь совсем другое дело, не так ли?
– Поверьте, отличий не так уж много, – мрачно усмехнулся Будищев. – Грязь, нищета и запустение везде одинаковы.
– Какой вы, право! В конце концов, там должна быть вода. Я хочу пить!
Высказанное мадемуазель Штиглиц пожелание внезапно оказалось очень актуальным. Дело в том, что о воде и вообще припасах никто из присутствующих толком не позаботился. Мамацев и его денщик взяли с собой только вино и легкую закуску. Доктор тоже проявил свойственное ему иной раз легкомыслие, и лишь у Дмитрия оказалась при себе фляга.
– Держите, – протянул он ее барышне.
– Благодарю, – немного виновато отозвалась баронесса, сделав несколько глотков и передав емкость подруге.
– Я думаю, мы осмотрим эти печальные развалины в другой раз, – решительно заявил Студитский, – а сейчас нам пора возвращаться.
– Если только вон те ребята не будут против, – мрачно покачал головой Будищев, перехватывая винчестер поудобнее.
– О ком вы? – недоуменно закрутил головой врач.
– Спокойнее, Владимир Андреевич, не стоит показывать, что мы их заметили.
– Да кому же, черт вас раздери?!
– Видите, вон за тем барханом виднеется черная точка? Минуту назад их было две. За нами наблюдают и вряд ли из любопытства.
– Что-нибудь случилось, господа? – громко осведомился Мамацев, заметив перешептывание доктора с моряком.
– Типа того, – кивнул в ответ Дмитрий.
– И что же?
– Две новости, ваше высокоблагородие, одна плохая, другая хорошая. С какой прикажете начать?
– Отчего вы говорите загадками? – забеспокоилась мадемуазель Штиглиц.
– Давайте сначала хорошую! – жизнерадостно перебила ее Сутолмина. – Я ужасно люблю хорошие новости.
– Охота, на которую нас приглашал господин подполковник, все-таки состоится.
– А плохая? – насторожился Мамацев.
– Дичью будем мы!
– Что вы имеете в виду? – сверкнула глазами из-под вуали Люсия, но Будищев не слушал ее.
Ударив каблуками по бокам своего мерина, он подскакал к Кариму и, уперев в него ствол винчестера, без тени улыбки в голосе сказал:
– Стоять, Мухтар!
Мальчишка поначалу попытался изобразить непонимание, но долго притворяться не смог и, раздувая от ярости ноздри, прошипел:
– Я прикажу содрать с тебя шкуру с живого, грязный шакал!
– Ты сначала доживи, – спокойно ответил ему Дмитрий и, сделав неуловимое движение прикладом, выбил из седла.
Не ожидавший такой подлости Карим, растянулся на песке, широко разевая рот, будто рыба, вытащенная из привычной среды обитания.
– Что происходит?! – едва не завизжали от увиденной картины барышни, но их уже никто не слушал.
Со всех сторон из-за окрестных барханов показались спешащие к ним вооруженные верховые в косматых шапках. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы опознать в них текинцев. И, хотя их было всего десятка полтора, для маленького отряда из четырех мужчин и двух женщин и этого было слишком много.
– Вот что, господа, – глухо сказал Будищев, поднимая за шиворот оглушенного мальчишку. – Хватайте этого обормота и скачите во весь опор к кишлаку. Там какое-никакое укрытие, может и отсидитесь. Главное дайте понять духам, что убьете его, если те пойдут в атаку!
– Вы полагаете, они пришли за ним? – быстро уловил суть Мамацев.
– Не знаю, но это ваш единственный шанс. Быстрее!
– А вы? – ахнула Люсия.
– Я следом за вами, – поспешил успокоить ее прапорщик.
Будь при нем привычный «Шарпс» с оптикой, был неплохой шанс ополовинить нападавших, прежде чем те сумеют доскакать до них. Но, к сожалению, имевшийся под руками винчестер под револьверный патрон не отличался дальнобойностью, да к тому же не был пристрелян. Впрочем, имелись у американского карабина и достоинства…
Как ни хороши текинские скакуны, но русским до брошенного кишлака было намного ближе, чем туркменам. Поэтому они добрались до спасительных стен немного раньше своих преследователей. Забежав в первый попавшийся дом, подполковник со своим денщиком и доктором заняли позиции у окон, а барышни вместе с все еще пребывающим в беспамятстве Каримом укрылись в соседней комнате. И только Будищев не стал заходить внутрь, а прямо с седла запрыгнул на плоскую крышу и затих, пытаясь восстановить дыхание.
Но как только гнавшиеся за ним всадники появились рядом, привстал и быстро дергая скобу Генри стал посылать в них пулю за пулей. Как оказалось, доктор держал оружие в полном порядке. Механизм был вычищен и смазан, прицел выверен и точен, а теперь к этому великолепному оружию добавился такой же хороший стрелок.
Трое первых текинцев вылетели из седел, даже не успев сообразить, что происходит. Впрочем, остальных это не остановило, и через несколько секунд двор заполнился толпой визжащих от ярости басмачей. Однако сразу ворваться внутрь у них не получилось, а через окна почти одновременно ударили две берданки и двустволка Студитского. Судя по всему, именно картечь последнего поразила нападавших настолько, что они поспешили ретироваться. Укрывшись за забором, сложенным из небольших камней, туркмены стали обстреливать оборонявшихся, не замечая поначалу, что являются прекрасной мишенью для засевшего на крыше русского снайпера.
Увы, долго это продолжаться не могло. Скоро осаждавшие заметили, что над домом то и дело появляется дым от выстрелов и сделали соответствующие выводы. Наверху сразу стало жарче, и дело было вовсе не в лучах заходящего солнца. Нужно было срочно менять позицию и Дмитрий, не поднимая головы, отполз к заднему краю крыши и легко спрыгнул на землю.
Тут пока что было спокойно, и прапорщик принялся пополнять подствольный магазин своего винчестера. Покончив с этим, он осторожно перелез через ближайший забор в соседский сад, и, прикрываясь деревьями, двинулся дальше, рассчитывая зайти нападавшим во фланг. Но как оказалось, Будищев был не единственным, кому пришла в голову такая светлая мысль. Какой-то сообразительный джигит уже крался ему навстречу, сжимая в руках ружье. Встреча была неожиданной для обоих, но первым выстрелил по своему противнику моряк. Тот на свою беду попытался пригнуться, и тяжелая свинцовая пуля, вместо того чтобы ударить в грудь, вырвала ему челюсть. Причем, удар был настолько сильным, что обливающийся кровью джигит покатился по земле, воя от нестерпимой боли.
Звук этот показался Дмитрию настолько отвратительным, что он машинально дернув за скобу, тут же добил раненого.
На его счастье, остальные текинцы были заняты перестрелкой и просто не обратили внимания на крики умирающего и выстрелы, после которых они прекратились. Будищев же через несколько минут оказался почти у них за спиной. Всего их оставалось семеро и действовали они на взгляд моряка вполне грамотно. Четверо из них, вооруженные берданками, рассредоточившись, активно палили по окнам, мешая осажденным отстреливаться, а трое под их прикрытием подбирались все ближе к дому. У одного из них был в руках факел.
– Хорошо хоть не граната, – вздохнул прапорщик, целясь в пиромана.
Грянул выстрел, и дернувшийся от боли джигит, уронив средство поджога себе под ноги, повалился на него сверху. Ватный халат его немедленно загорелся, а еще через пару минут получившийся костер уже отвратительно смердел на всю округу. Однако обнаружившему себя Дмитрию пока что было не до этого.
Впоследствии, недоброжелатели Скобелева будут не раз говорить, что Белый генерал победил только потому, что у его врагов были лишь фитильные ружья против современных винтовок Бердана. Бог им судья! Но пока что Будищеву не встретилось ни одного фитильного карамультука. Иногда, конечно, попадались богато изукрашенные кремневые ружья, служившие статусным оружием у их владельцев, но сейчас большинство его врагов были вооружены не хуже русских солдат. И даже если стреляли они не столь хорошо, как он, промахнуться с такого расстояния было затруднительно.
На сей раз вражеские стрелки сразу же поняли, что им зашли в тыл и тут же перенесли огонь на Будищева. Тяжелые пули то и дело шмякались в стены рядом с ним, выбивая фонтанчики пыли из глинобитных стен. Он же, стиснув зубы и беспрерывно дергая за скобу, безостановочно палил в ответ. Во время Балканской войны нечто подобное произошло под Плевной, когда спешенные турецкие кавалеристы расстреливали из своих винчестеров наступавших русских солдат.
Двоих он застрелил сразу, третьего подловил, когда тот высунулся из укрытия, четвертого… четвертый неожиданно для всех присутствующих, попытался вступить в переговоры:
– Эй, русские! Отпустите Карим-хана, и мы не будем вас убивать! – прокричал он.
– Ты охренел?! – изумился от подобной наглости Дмитрий.
– Это тебя зовут Гару Мерген?[7] – спросил все тот же голос. – Напрасно ты думаешь, что убил всех моих воинов. Сейчас придут остальные, и ты пожалеешь, что до сих пор жив. Если, конечно, не одумаешься.
– Мели Емеля, твоя неделя, – пробурчал прапорщик, пытаясь понять, откуда слышится голос переговорщика.
– Сегодня ты не так меток, как обычно! – продолжал невидимый текинец.
– День нынче постный! – посетовал Будищев. – Но ты подойди ближе, я исправлюсь.
– Да ты – шутник, гяур! Я уважаю твою храбрость, а потому предлагаю еще раз, отдай нам Карим-хана, и мы уйдем.
– Уходи прямо сейчас, я по пятницам не подаю!
– Я не прошу у тебя милостыню, а предлагаю жизнь тебе и твоим друзьям!
– Маловато предлагаешь.
– А что ты хочешь еще? – в голосе невидимого собеседника прозвучало искреннее удивление.
– Ну не знаю, – пожал плечами Дмитрий. – Мешок золота, к примеру… или, на худой конец, имя того урода, кто продает вам патроны!
– Прапорщик, что вы себе позволяете?! – не выдержал Мамацев и высунулся из окна.
– А что, – ухмыльнулся моряк. – Я человек не богатый, да и жалованье одни слезы…
– Хорошо, – согласился, подумав, текинец. – Я заплачу тебе тысячу золотых дирхемов!
– Жмот ты! – вполголоса констатировал Будищев, осторожно перебираясь в соседний двор. – И дети у тебя будут жмотами!
– Что ты молчишь, Гару Мерген?
Пока Дмитрий думал, как бы пообиднее обматерить невидимого переговорщика, подал голос, некстати очнувшийся Карим, что-то прокричавший на своем языке.
– Да закройте же вы ему пасть! – выругался Будищев,
Очевидно, Мамацев с доктором сами пришли к такой же мысли, потому что больше криков заложника слышно не было.
Как впоследствии выяснилось, говоривший по-русски предводитель текинцев не совсем врал. У него еще были люди, просто они немного опоздали и подошли позже к месту стычки. И пока он тянул время, они успели подтянуться и теперь окружали оказавшуюся столь зубастой добычу, в надежде решить вопрос радикально. И хотя Дмитрий с самого начала допускал нечто подобное, встреча лицом к лицу с двумя туркменами оказалось для него не слишком приятным сюрпризом. К счастью, первый из них – молодой парень с берданкой в руках на секунду замешкался, и эта оплошность стала для него роковой. Прапорщик ловко отбил ствол винтовки в сторону от себя и обратным движением впечатал приклад в нос противника. Затем отшатнулся отвторого – кривоного бородатого крепыша яростно напавшего на него с саблей и несколько раз выстрелил тому в живот и грудь. Однако, не смотря на то, что мягкие пули в клочья рвали его тело, текинец продолжал по инерции двигаться, пока не упал у ног своего убийцы, обливаясь кровью.
– Чтоб тебя! – замысловато выругался Будищев, разом припомнив все, что довелось слышать от боцманов на флоте и унтеров в армии.
В этот момент до него донесся женский визг, исходивший из дома, где засели Мамацев и Студитский с барышнями и заложником, а следом за ним несколько револьверных выстрелов. Прокляв все на свете, он бросился назад, холодея от мысли, что не успеет. Ворвавшись внутрь, Дмитрий к своему изумлению не застал там никого, кроме своих друзей. К счастью, никто из них до сих пор серьезно не пострадал, разве что Мамацев был легко ранен в предплечье, а мадемуазель Сутолмина имела несчастье встретиться с мышью и теперь орала как резаная. Несчастное животное, ставшее причиной столь бурной реакции, давно улизнуло в свою норку, но истерика все не прекращалась. Наконец, барышня провалилась в спасительный обморок и непременно упала бы на земляной пол, но галантный подполковник успел подхватить ее на руки.
– Я худею, дорогая редакция! – шумно выдохнул прапорщик, в изнеможении прислонившись к стене, опустился на корточки.
– Что с вами, вы ранены? – бросилась к нему Люсия.
– Вроде бы нет, – пожал он плечами.
– Но у вас весь мундир в крови!
– Это не моя… пока что.
– Господа! – отвлек их восторженный возглас Студитского. – Вы не поверите, но там наши!
– Наконец-то, – равнодушно отозвался Будищев.
– Погодите, вы, что же знали, что должна прийти помощь? – изумился врач.
– Конечно. Я сам послал Федора к капитану Слуцкому.
– Но как вы догадались?
– Как вам сказать, – вздохнул моряк. – Есть такая примета, если хрень может произойти в принципе, она случится обязательно! А ваш маленький мерзавец с такой довольной мордой ухватился за эту дурацкую охоту, что ничего иного я и не ждал.
– Шакал! – прошипел мальчишка, с трудом вытолкнув изо рта кляп.
– Выпороть бы тебя, – мечтательно отозвался Дмитрий, – да Женевская конвенция [8] не позволяет.
– Я как лечащий врач этого молодого человека, – вмешался Студитский, – нахожу его вполне выздоровевшим, и не подпадающим под защиту международных договоров!
– Что? – переспросил Карим, мало что понявший из сказанного.
– Сейчас узнаешь, – посулил пленному Будищев и, попытавшись встать, пошатнулся
– Что с вами? – испугалась сестра милосердия, видя, как он чуть не упал.
– Все в порядке, – поспешил успокоить он ее. – Просто ногу судорогой свело.
– Давайте я вам помогу, – решительно заявила Люсия, беря его за руку.
Наружу они так и вышли, сначала доктор, затем Мамацев с Сутолминой на руках, за ними денщик, тащивший за шиворот Карима и последним Будищев, все еще опирающийся на руку мадемуазель Штиглиц. Казаки и охотники уже успели покончить с нападавшими. Пожелавшим сдаться вязали руки, остальных стаскивали в кучу, предварительно обобрав. Командовавший ими Слуцкий встретил спасенных с максимальной любезностью, а вот оказавшийся рядом с ним казачий офицер при виде прапорщика и баронессы совершенно не обрадовался.
– Бриллинг, вы знакомы с баронессой? – осведомился капитан.
– Прежде я имел такую честь, – скрипнул зубами хорунжий.
– А у господина подполковника охота явно удалась, – с усмешкой продолжал офицер, глядя как тот хлопочет над своей подопечной.
– И не только у него!
– Вы про будущего графа Блудова? Пожалуй, вы правы.
– Этому не бывать! – прошептал Бриллинг, и поспешил отвернуться, чтобы никто не видел злобной гримасы, исказившие черты его лица.
[1] Имеется в виду популярный в то время цирк Чинизели.
[2] Амазонка – женский костюм для верховой езды.
[3] То есть, четверкой в ряд, как на античных квадригах, в отличие от обычных в то время запряжек цугом.
[4] Марсала – крепленое десертное вино родом с Сицилии.
[5] Асклепий – бог врачевания.
[6] При уважительном обращении к офицерам приставка «под» опускалась. То есть подпоручика звали «поручик», а подполковника «полковник».
[7] Гару мерген – черный охотникстрелок. (туркм.)
[8] Женевская конвенция 1864 года, регламентировала облегчение участи больных и раненых на войне
Глава 11
Сказать что Скобелев был просто взбешен значило серьезно погрешить против истины. Нет, прославленный Белый генерал находился в состоянии первобытной ярости, и только присутствие барышень, одна из которых была дочерью личного банкира императора, немного сдерживало его.
– Как прикажете это понимать? – растягивая каждое слово, процедил он.
– Виноваты, – с явным раскаянием в голосе, но вместе с тем твердо отвечал ему Мамацев.
– То-то, что виноваты! Да только не вы один.
– Никак нет, ваше превосходительство! Я был старшим в чине, мне и отвечать за случившееся.
– Не беспокойтесь, за этим дело не станет, – раздувая ноздри от гнева, посулил ему командующий.
– Прошу прощения у вашего превосходительства, – поспешил вставить свои пять копеек Студитский, – но как начальник госпиталя именно я несу ответственность за персонал и находящегося на излечении Карим-хана Мервского.
На лице Скобелева было ясно написано – «ты-то куда лезешь!», но выгораживать друзей было не в его правилах.
– Будьте покойны, господин доктор, ваша деятельность получит должную оценку!
– Ваше превосходительство, господин генерал, Михаил Дмитриевич, миленький, – внезапно затараторила Катя Сутолмина, прижав руки к пышной груди. – Это я во всем виновата, я уговорила Дмитрия Осиповича, то есть, господина полковника Мамацева устроить нам прогулку. А он так любит меня, что просто не смог отказать. Не надо его наказывать, прошу вас! Ведь нас спасли и никто не пострадал… то есть, мой Димочка, конечно, ранен, но ведь не сильно?
Все это было сказано так быстро и таким умоляющим голосом, что генерал-адъютант на секунду смешался. Скобелев, конечно, интересовался дамами и не чурался их общества, но… никогда не понимал. Он вообще считал, что военному не должно заводить семьи, поскольку все мысли настоящего солдата должны быть заняты службой, а разве так бывает, когда рядом с тобой такое ветреное, непостоянное, иной раз даже неразумное, но при этом столь прекрасное существо?!
– Мадемуазель, – начал он, прочистив предварительно горло, и тщательно подбирая слова, – вы себе не представляете, как я рад, что текинцам не удалось захватить вас с баронессой, с тем, дабы продать в гарем какому-нибудь местному сердару или как их там называют!
– Вы, правы, Михаил Дмитриевич, – мягко заметила мадемуазель Штиглиц, – это было непростительное ребячество с нашей стороны и нам очень стыдно, являться причиной вашего беспокойства.
– Что, вы тоже хотите объявить себя виновницей этого происшествия? – не без яда в голосе поинтересовался генерал. – Может кто-нибудь еще, готов взять на себя ответственность?
С этими словами его взгляд остановился на Будищеве. Дмитрий все это время стоял немного в стороне, вытянувшись во фронт, или же, говоря более привычным ему языком – по стойке смирно. Скобелев некоторое время давил непонятного прапорщика взглядом, но тот, казалось, не чувствовал ни малейшего неудобства. Это было непривычно, даже можно сказать раздражало. Но, как ни крути, именно он вовремя вызвал на подмогу охотников, да и сам отличился. Кстати, не в первый раз.
– Теперь с вами, милостивый государь. Раз уж вы догадались послать денщика к Слуцкому, отчего не направили его прямо ко мне?
– И кто бы к вам пустил моего Федора? – вопросом на вопрос ответил моряк.
– Тоже верно, – вынужден был согласиться командующий. – Но как вы догадались, что текинцы попытаются освободить мальчишку?
– Случайно, ваше превосходительство. Уж больно у него вид был хитрый. Сразу видно, что-то затевает.
Бледный как смерть Карим при этих словах попытался было принять независимый и гордый вид, но у него плохо получилось.
– Кстати, а отчего Карим такой квелый? – озаботился здоровьем заложника генерал. – Не помяли, часом?
– Не могу знать, ваше превосходительство! – пожал плечами прапорщик. – Может съел чего несвежего?
– А синяки?
На языке Будищева просто крутилось сакраментальное «есть не хотел», но он все же заставил себя сдержаться и лишь недоуменно пожал плечами, мол, на все воля божья!
– Мальчик неловко упал, – пришел к нему на помощь Студитский, видя, как юный туркмен начинает багроветь от стыда или гнева.
– Бывает, – хмыкнул начавший отходить от гнева Скобелев. – Главное что дедушке не удалось его отбить.
– Дедушка тут может и не причем, – вполголоса заметил Дмитрий, но командующий его все равно услышал.
– Тогда кто?
– Текинцы, ваше превосходительство. Им наверняка поперек… седла, что мервский сердар не хочет послать помощь в Геок-тепе, так что они вполне могли сами взять его в заложники. А парню через местных или маркитантов наплели, мол, освободим.
– Вы полагаете это возможно?
– Возможно всякое, господин генерал, но главарь нападавших очень неплохо говорил по-русски. Если его вдумчиво допросить, то он наверняка расскажет много интересного. И откуда они взяли столько патронов тоже.
– Вы опять за свое? – нахмурил брови Скобелев.
– Так спросить-то можно, – пожал плечами Будищев, приняв как можно более простодушный вид.
– Спросить все можно. На охоту ездить без должного эскорта не нужно.
– Все так делают, – горестно вздохнул прапорщик. – Никакой дисциплины!
– Черт бы вас побрал! – снова вызверился командующий. – Убирайтесь прочь с моих глаз, господа офицеры, и помните: при следующем вашем проступке я вспомню и об этом. Что же до вас, милые барышни, то я в самое ближайшее время намерен отправить вас в Красноводск. Вам там будет безопаснее, да и мне спокойнее.
– Но ваше превосходительство!
– Ничего не желаю слышать!
Покинув штабную кибитку, участники столь необычного происшествия на минуту остановились в нерешительности. После всего пережитого следовало что-то сказать друг другу, но нужные слова отчего-то не находились. Мамацев с немым обожанием смотрел на даму сердца, а та, в ужасе от предстоящей разлуки на него. Будищев искоса поглядывал на внешне равнодушную Люсию, а та, скрывая волнение, нервно теребила шаль. Студитский, взирал на все это добродушно, немного грустно улыбаясь при этом, и только Карим не мог скрывать своих чувств, более всего напоминая волчонка, из зубов которого выдернули кость.
– Нам, кажется, пора, – первым нарушил молчание доктор.
– Вы правы, Владимир Андреевич, – тут же согласилась баронесса. – В госпитале много дел.
– Прощайте, Екатерина Михайловна, – выдавил из себя бравый подполковник, и горячо поцеловал руку мадемуазель Сутолминой.
– Я буду ждать вас, Дмитрий Осипович, – всхлипнула та. – Хоть всю жизнь!
– Честь имею, господа! – обернулся к остальным Мамацев и, сделав общий поклон, вскочил на подведенную ему денщиком лошадь.
Дмитрий хотел было последовать его примеру, но затем спохватился и, сняв притороченный к седлу винчестер, отнес его владельцу.
– Классный девайс! – сказал он непонятную фразу, протягивая оружие Студитскому.
– Оставьте себе, Дмитрий Николаевич, – мягко улыбнулся доктор, и, видя удивление в глазах приятеля, добавил: – Вам он нужнее, да и стреляете вы из него лучше. Нет-нет, отказа я не приму, это подарок!
– Спасибо, – искренне поблагодарил его моряк, после чего повернувшись к баронессе, сделал попытку пошутить: – Интересная у нас вышла прогулка, Люсия Александровна, не находите?
– Я бы сказала страшная, – напряженным голосом ответила ему барышня. – Мы все чуть не погибли из-за этой глупой затеи.
– С вами бы ничего не случилось, – неожиданно подал голос, молчавший до сих пор Карим. – Я бы не позволил!
– Кто бы тебя спрашивал, – отмахнулся Будищев.
– Госпожа Люся, – не унимался мальчишка. – Не выходите замуж за Гару-Мергена. Я уже взрослый мужчина и сам могу на вас жениться!
Услышав столь неожиданное предложение руки и сердца мадемуазель Штиглиц слегка оторопела. Студитский из деликатности удержался от смеха, ограничившись улыбкой, а Сутолмина, до сих пор полагавшего юного джигита своим поклонником, просто ахнула:
– Какой пассаж, господа! – изумленно воскликнула она, широко распахнув все еще заплаканные глаза.
– Ты выйдешь замуж за сердара Мамаца, – снисходительно пояснил ей Карим. – А я возьму в жены госпожу Люсю. И всем будет хорошо!
– Выйдешь тут. Вот отправят нас в Красноводск, и кукуй там в одиночестве, – огорченно вздохнула сестра милосердия, после чего, как будто спохватившись, обернулась к Будищеву: – А что вы думаете об этом, Дмитрий Николаевич?
– Я думаю, любезная Екатерина Михайловна, – без тени улыбки заметил прапорщик, – если Мамацев на вас не женится, то он – совершеннейшая свинья!
– Вы полагаете?! – округлила глаза барышня.
– Уверен. Тем более что священников в Бами хватает. Обвенчаетесь, и никакой Скобелев не сможет вас разлучить.
– Какая прекрасная идея! – радостно воскликнул Студитский, не в силах больше сдерживать веселье.
– Да вы просто Купидон! – укоризненно покачала головой баронесса.
– Люсия Александровна, – начал Будищев, немного помявшись. – Мы так и не смогли толком поговорить. Быть может, сегодня вечером…
– У нас еще будет время, Дмитрий Николаевич, – равнодушно прервала она его.
– Но вас же отправляют в Красноводск!
– Так не сегодня же, – отозвалась баронесса, после чего подошла к своей лошади и почти приказала: – Да помогите же мне!
Немного сбитый с толку переменой настроения барышни, Дмитрий помог ей взобраться в седло, пока Студитский оказывал ту же любезность Кате. Потом они все вместе уехали, а, оставшийся в одиночестве прапорщик немого недоуменно смотрел им вслед.
А может прав Скобелев? – подумал он. – Без них реально спокойнее будет. И вообще, скорее бы уже в поход. Разобраться с этим Геок-тепе, будь он неладен, да возвращаться в Питер. Офицерский чин уже есть, орден святого Владимира, дающий право на дворянство, тоже… Какого черта я вообще тут делаю?
В конце ноября в Закаспийский край прибыли последние подкрепления для предстоящей экспедиции Скобелева. Наконец-то все войска были в наличии, а необходимые припасы собраны. Откладывать поход далее не имело смысла. На смену иссушающей летней жаре давно пришла мягкая среднеазиатская осень. Вершины Копетдага уже пару раз покрывались снегом, правда, ненадолго. Листва в низинах пожухла и осыпалась, а по ночам случались заморозки. И такая погода как нельзя лучше подходила для суровых пришельцев с далекого севера.
Первой в путь, как всегда, двинулась кавалерия. Четыре сотни таманского полка, во главе с самим Белым генералом, довольно большой отряд местных туркмен, имевших давние счеты с текинцами, полубатарея дальнобойных пушек под началом капитана Полковникова и морской взвод на тачанках, под доблестным командованием прапорщика Будищева.
Следом шли более медленные пехотные отряды, сопровождавшие обозы. Бесконечной вереницей тянулся караван тяжело нагруженных верблюдов и почти такая же длинная колонна повозок. Несколько из них выделялись большими эмблемами красного креста на парусиновых пологах. В одном из таких фургонов путешествовали две сестры милосердия: баронесса Люсия Александровна Штиглиц, и ее подруга Екатерина Михайловна Мамацева, урожденная Сутолмина.
Судя по всему, скоропалительная женитьба командира четвертой батареи и была той причиной, по которой генерал не выполнил свою угрозу и не отослал барышень в глубокий тыл. Венчал их иеромонах отец Афанасий – невысокий, но при этом довольно кряжистый человек лет примерно сорока от роду с весьма интересной судьбой. По какой-то причине он не смог ужиться в монастыре и потому записался в Закаспийский край санитаром в один из отрядов красного креста. В отличие от многих других представителей священства отец Афанасий никогда не чурался никакой даже самой грязной работы, не забывая, впрочем, и о своем сане. Закончив перевязки, он шел утешать страждущих, причащать умирающих и отпевать покойников, сочетая, таким образом, заботу о душах и телах своей паствы.
Единственным недостатком сего достойного пастыря было некоторое пристрастие к чарке. Не то чтобы он был запойным пьяницей, вовсе нет, но выпив батюшка иной раз становился оживленным, начинал напевать какие-то гимны, слегка при этом гнусавя, и проявлял редкое рвение к служению. Собственно, благодаря именно этой слабости отец Афанасий и согласился окрутить наших молодоженов, дав себя уговорить все тому же Будищеву. К чести батюшки следует заметить, что деньги за венчание он не взял, но при том, постарался провести таинство в максимальном соответствии с правилами, что было совсем не просто в его положении. [1]
Теперь батюшка правил одним из санитарных фургонов, изредка перебрасываясь словом с сидящей подле него баронессой.
– Не холодно вам? – участливо поинтересовался священник.
– Немного, – односложно отвечала та.
– Ничего, – поспешил утешить ее тот. – Прибудем на место, разведем огонь, согреемся.
– Скорее бы.
– До Батыр-калы [2] всего ничего осталось. Даст бог, к полудню будем. Правда, говорят, текинцы намереваются в нем обороняться.
– Вы полагаете, будет бой? – встревожилась барышня.
– Ничего этому антихристу не сделается! – сердито отрезал отец Афанасий, подразумевая, очевидно, Будищева.
– Отчего вы так его называете? – прекрасно поняла о ком речь Люсия.
– А кто же он еще? Атеист, насмешник и безбожник, стало быть, антихрист и есть!
– Не сердитесь на него, батюшка. Он действовал из благих побуждений.
– Да разве я за то венчание в обиде, – усмехнулся иеромонах. – Соединить любящие сердца перед лицом Господа – дело богоугодное!
– Тогда что же?
– Ничего. Побереглись бы вы от него, барышня.
– О чем вы, батюшка?
– О вас, дочь моя!
– Но у меня нет, и не может быть никаких отношений с этим человеком!
– А вот врать отцу своему духовному не хорошо!
– Святой отец, во-первых я лютеранка! – вспыхнула Люсия.
– Разве же это препятствие для греха-то? – вздохнул отец Афанасий.
– А во-вторых, он – женат!
– Ишь ты, – озадачился поп, – откуда сие ведомо?
– Денщик проболтался.
– Вот оно как, – задумался иеромонах.
– Батюшка, я вас прошу, не надо никому об этом говорить, – после недолгого молчания попросила сестра милосердия.
– Мое дело сторона, – после недолгого раздумья ответил священник.
При подходе к Егин-Батыр-Кале выяснилось, что текинцы не стали обороняться в ауле, очевидно, решив сосредоточить свои силы непосредственно в Денгиль-тепе. Узнав об этом, Скобелев немедленно приказал занять аул, выбрав его в качестве базы для дальнейших действий, но вместе с тем, подозревая возможность засады, одновременно послал две сотни таманцев обыскать окрестности. Казаки с энтузиазмом взялись за дело и скоро пригнали большую отару овец, брошенную прежними владельцами.
