Текст книги "Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III (СИ)"

Автор книги: Иван Оченков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

– Ты посмотри, прямо канцелярия у меня в тереме собралась! – Хмыкнул я глядя на склонившегося над бумагами с пером в руке монаха.

Сидевший рядом и очевидно рассказывавший монаху очередную небылицу Анисим подскочил и, поклонившись затараторил.

– Не изволь гневаться герцог-батюшка, сие человек божий прибыл издалече, а записывает все, дабы весточку братии послать о делах московских.

– А ты ему под это дело всяческий вздор рассказываешь?

– Помилуй, герцог-батюшка, да какой же вздор, только истинную правду!

– Ну ладно правду, так правду, – проговорил я, вздохнув и скользнув взглядом по также подскочившему и пожирающему меня взглядом монаху вышел.

– Господи что творится в моем доме, то паломники какие-то по двору шляются, то монахи, то делегаты на собор ночуют, – посетовал я, садясь в седло, – странно только то, что меня самого до сих пор не прирезали с такими-то порядками.

– Ваше высочество сами изволили пригласить некоторых делегатов. – Флегматично пожал плечами Казимир.

Михальский был кругом прав, я сам, посмотрев на их мытарства, пригласил остановиться у меня сначала новгородцев, а затем и делегатов из Вологды. Жилья в Москве катастрофически не хватало, и приезжающие на собор люди селились где придется, без различия чина и состояние. Так что мое предложение было принято с благодарностью. Однако, если у вологодцев кандидатура Карла Филипа особых возражений не вызывала, то жители Великого Новгорода сразу же заявили что шведского принца, говоря языком более поздних времен, они в гробу видели! На что я им заявил, что голосовать на соборе они могут за кого угодно, лишь бы вслух не болтали, тем паче, что им в Новгород возвращаться, а там шведы.

Наш путь лежал в кремль, где начинал свою работу Земский Собор. В Москву потихоньку стали возвращаться жители, так что на пустынных прежде улицах попадалось все больше народу. По обычаю впереди моего кортежа скакали два рейтара из отряда Вельяминова, отряженные по его горячему настоянию. Их задача была расчищать путь, пуская при необходимости в ход плети, а от немцев сейчас москвичи плеть бы не стерпели. Однако на практике этого еще ни разу не потребовалось. Народу еще было маловато, а остальные меня знали и завидя мою процессию спешили убраться с дороги и поприветствовать поклонами, или косыми взглядами. Охраняли кремль беспрепятственно пропустившие нас внутрь стрельцы. Я предлагал Пожарскому и Минину использовать, где возможно мою пехоту, однако по здравому рассуждению, решили не раздражать москвичей и прочих делегатов видом немецких наемников. Кстати сказать, дружба с Мининым очень мне помогла, по крайней мере, было чем кормить свой изрядно выросший за счет пехоты регимент. Король Густав Адольф, которому я слал послание за посланием с просьбами о помощи, хранил царственное молчание. Во всяком случае, ни солдат, ни денег, ни даже четких указаний, что делать дальше я так и не получил. Иногда хотелось бросить все к чертовой бабушке и, помахав рукой всем присутствующим, вернуться домой в далекий Мекленбург. Увы, вернуться было совсем не просто. Через земли враждебной Речи Посполитой путь был заказан, а через Швецию... а что я скажу королю?

Меня предупредили что входить в главный храм страны, каким несомненно был Успенский собор, иноверцу нельзя. Я, в общем, не сильно и рвался, представлять кандидатуру Карла Филипа должны были Иван Никитич Романов и другие бояре. О ходе выборов я все равно узнаю от Аникиты. Вельяминов к моему удивлению тоже был делегатом от Твери, где находились вотчины его рода. Дожидаться решения собора я собирался где-нибудь в совершенно разоренном старом великокняжеском дворце, все же стоять на улице подобно простым зевакам мне было невместно. Но едва я направился в сторону грановитой палаты из собора выбежали служки и кинулись ко мне.

– Князь, – зачастили они, кланяясь, – тебя зовут на собор, пойдем с нами, сделай милость!

– Да вы ополоумели поди! – хмыкнул я в ответ, – мне давеча митрополит Иона все уши прожужжал что иноверцам в Успенский собор нельзя.

Служки переглянулись и, перебивая друг друга, снова затараторили:

– Преподобный Сильвестр всяко лаялся и посохом грозился, дескать, стоять за веру православную в бою иноверцу можно, а в собор нельзя?

– А Иона, что же?

– Промолчал.

– Ну, раз промолчал, стало быть, пошли.

Под напряжёнными взглядами собравшихся у собора людей мы прошли в храм. Перед входом служки начали креститься и мне тоже ничего не оставалось как снять шляпу и осенить себя крестным знамением, слыша за спиной: – "ишь как басурманина корежит!"

Посреди собора было устроено нечто вроде круглого стола за которым сидели иерархи православной церкви и самые знатные бояре. Делегаты попроще теснились за ними по краям. У алтаря стояло кресло для ведущего прения князя Дмитрия Пожарского. Выйдя в круг между столами, и поклонившись присутствующим, я вопросительно взглянул на Дмитрия Михайловича.

– Князь Иван Жигимонтович, – начал он торжественно, – волею собора и всей земли русской решили мы что не хотим государя иной с нами веры и из иных земель. Тем паче, что никто из кандидатов не приехал на собор сам и не прислал своих представителей. Никто кроме шведского королевича Карла Филипа коего персону представляешь ты.

Над собравшимися в соборе застыла звенящая тишина, а Пожарский после короткой паузы продолжал.

– Мы помним князь, о твоих заслугах. О том, что ты выдал нам схваченного в Пскове самозванца и о том, что бился вместе с нами Ходкевичем. Знаем также, что ты спас от погрома воровскими казаками Вологду. Посему не хотим обидеть тебя отказом прежде не выслушав, говори князь!

Не зная как начать речь, к которой совсем не готовился, я на некоторое время завис. В голове крутилось нечто вроде "уважаемые товарищи депутаты", но слава тебе господи хватило ума такого не говорить.

– Русские люди! Вы собрались здесь, чтобы выбрать себе царя. – Начал я сначала негромко, но все более возвышая голос. – Вы сами так решили, сами выбили иноземцев из вашей столицы и сами выберете того, кого сочтете достойным. Вы правы в том что не хотите видеть своим царем иноверца. Не может в православной стране царем быть католик или лютеранин. Но королевич примет вашу веру. Он молод еще и сердце его впитает истину, как земля после засухи впитывает живительную влагу. Он не участвовал в вашей смуте и ему не кому мстить за обиды. У него нет тут друзей, но нет и врагов. Многие из вас присягнули в свое время королевичу Владиславу и, хотя покойный Гермоген освободил вас от этой клятвы, он не раз еще придет с войной на вашу землю пытаясь вернуть себе престол. Однако брат королевича Карла Филипа один из могущественнейших королей в Европе и всегда сможет ему помочь, случись война.

– А Новгород? – подал голос кто-то из-за спины боярина Шереметьева.

– Если Карл Филип станет русским царем, то его брату не будет нужды удерживать ни Новгород, ни иные какие земли. Если же не станет, то, скорее всего, вы будете с ним воевать. Что для вас лучше – думайте сами, а я все сказал.

– Мы поняли тебя князь, а ответ дадим завтра, – отозвался Пожарский.

Еще раз поклонившись, я собирался выйти, но в круг неожиданно вышел Аникита Вельяминов. Поклонившись во все стороны он, пользуясь общим замешательством начал говорить.

– Вот что я вам скажу люди! Королевич Карл Филип может и всем хорош быть, а может и не очень. Мы его не видали и каков он, знать не знаем! Однако есть человек, которого мы не только знаем, но и в бою видели и во всяком ином деле. Я сейчас о тебе князь Иван Жигимонтович! Роду ты знатного и со многими европейскими королями в родстве! Обиды русским людям от тебя николи небывало, а многим ты напротив помог. Вдов и сирот утешал, храмам святыни возвращал, про то многие ведают, а я так и сам видел. Потому слово мое такое, если и выбирать кого из иноземных государей – то лучше тебя не найти!

Выходка Аникиты вызвала некоторое оцепенение среди присутствующих, но затем боярин Салтыков ехидным голосом с места громко заявил:

– Не должон ты Никитка по худости рода раньше других царей выкликивать. Получше тебя есть люди на Москве.

– Зато мне тушинский вор, да Жигимонт польский вотчины не жаловали, – не остался в долгу Вельяминов.

Среди присутствующих немедля поднялся гвалт. Уж очень много претензий друг к другу накопили присутствующие за последние годы. Некоторые от криков уже собирались переходить к делу, засучивая рукава, но Пожарский резко поднялся и, стукнув посохом, потребовал тишины. Пока он успокаивал собравшихся я, покачав головой, вышел из собора слыша как за моей спиной Дмитрий Михайлович говорит писцам ведущим протокол: – "а вы запишите, что Вельяминов сказал".

Едва я вышел меня обступили собравшиеся и стали с надеждой спрашивать, что же решили на соборе.

– Да ничего пока не решили, – пожимал я плечами в ответ, – молятся вот чтобы господь их, значит, вразумил. И вы бы помолились что ли, а то мало ли чего они там нарешают!

Из кремля я отправился домой, так я называл свой острог. На то, что принца Карла Филипа выберут царем, особой надежды у меня не было. Да среди бояр, было немало его сторонников, однако немало и противников. Но вот среди духовенства и простого народа любой иноземец почитался если не чертом, то его близким родственником. Меня, несмотря на все мои заслуги, скорее терпели, чем любили. Другое дело, что у Романовых тоже особых сторонников не наблюдалось. Агитировавший за него Шереметьев особых успехов среди участников собора не добился. Делегаты резонно отвечали ему, что уж коли Михаил хочет стать царем, так пусть прибудет на собор и покажется людям. Показать стеснительного и немного неказистого Мишу собору было разумеется не самой лучшей идеей, так что Шереметьев вертелся как уж на сковородке отговариваясь тем что молодой Романов будучи в тоске по плененному отцу своему пребывает постоянно в молитвах. Все другие претенденты на престол из русских были, по самое не могу, заляпаны сотрудничеством с поляками, самозванцами и семибоярщиной. Конечно делегаты заранее решили что никто никому мстить и карать за былое не будет, но, как говорится, ложечки нашлись, а осадок остался.

Еще одним фактором нестабильности были казаки. Хорошо вооруженные и сплоченные они были реальной силой, которой мало кто мог противостоять. Стрельцы были слишком малочисленны, дворяне и бояре разрозненны, не говоря уж о горожанах и представителях крестьянства. В принципе казаки вполне могли настоять на своем кандидате, но к счастью никак не могли договориться о том кто им будет. Часть казаков поддерживала руководителя первого ополчения князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого. Другие же склонялись к Дмитрию Мамстрюковичу Черкасскому. Последний, впрочем, вскоре отказался от претензий на московский престол. Была довольно большая группировка желавшая видеть царем Михаила Романова и совсем уж неожиданно среди казаков появились посланники Заруцкого агитировавшие поддержать претензии Марины Мнишек и ее, неизвестно от кого прижитого, сына Ивана Дмитриевича прозванного в народе "воренком". Пока казаки еще не пришли к единому мнению, но было ясно, как только они смогут договориться справиться с ними будет совсем не просто.

Бояре, в тщетной надежде что казаки, поиздержавшись, уедут из Москвы пытались, как могли затянуть избрание царя, но такое положение не могло сохраняться долго. Как ни странно, но казачья угроза была на руку мне. После того как к моему регименту присоединились немецкие наемники из гарнизона кремля у меня был самый большой и хорошо организованный отряд среди ополченцев. Так что одно его наличие было изрядным противовесом против казачьей вольницы, а потому проблем со снабжением и уплатой жалования у меня пока не было.

Дома было хорошо, от жарко натопленной печки тянуло теплом. Марьюшка ждала меня играя с кошкой, которую неизвестно где нашла и притащила в дом. Наглая котяра довольно быстро освоилась и отъелась на вольных хлебах и теперь радостно гонялась за заячьим хвостом, привязанным к суровой нитке. Вообще-то девочка со своей названной сестрой Глашей должны были учить грамоту. Для этой цели сначала думали найти дьячка, но большинство претендентов грамотны были чисто условно. С учебными пособиями тоже было не важно, в том смысле, что их вообще не было, учились писать и читать в ту пору по псалтырю. Но если псалтырь был-таки, найден, то с учителями оказалась полная засада, и учить девочек взялся Клим.

– Это ты так грамоту учишь, егоза?

– А мы с Глашей уже все выучили, и она ушла мамке помогать, – заявила мне Машка, забираясь на колени.

– А ты чего же не пошла?

– А я еще маленькая.

– И не поспоришь, – усмехнулся я, – а где дядя Клим?

– По хозяйству ушел, а расскажи сказку!

– Ну, зачем тебе что-то рассказывать, мы и так как в сказке живем, чем дальше, тем страшнее.

От Машки обычно так просто было не отделаться, но раздался стук в дверь и в горницу с поклоном вошел Клим Рюмин.

– Ваше высочество, к вам англичанин просится.

– Какой еще англичанин?

– Да кто же его знает какой, говорит дело у него до герцога, то бишь до вас.

– Ну, раз дело, значит зови. Машенька солнышко пойди поиграйся пока.

Маша нахмурилась, но перечить не стала и послушно вышла. Она вообще была не по годам умной девочкой и отлично знала, когда можно безбоязненно сесть взрослому на шею, а когда лучше проявить кротость и послушание. Через минуту Рюмин привел посетителя и стоя у него за спиной навострил уши.

Вошедший англичанин производил достаточно странное впечатление. Высокий, долговязый и рыжий, как и подобает жителю туманного Альбиона, он был одет хотя и дорого, но совершенно безвкусно. Манеры его тоже не поражал изысканностью, во всяком случае, поклон был совершенно неуклюж. Однако взгляд у него был цепкий и, пожалуй, умный. Окончательно все стало ясно, когда он представился.

– Покорный слуга вашего королевского высочества, баронет Джеймс Барлоу.

– Баронет, какой-то новый титул?

– Да, ваше высочество, наш добрый король Яков был настолько щедр, что пожаловал мне этот титул... в связи с некоторыми услугами, которые я имел честь оказать его величеству.

– Сдается мне, господин Барлоу вы тоже были щедры к вашему доброму королю, впрочем, слушаю вас ... сэр.

– Я прибыл к вам как представитель Московской компании, чтобы обсудить некоторые вопросы которые могут быть интересны вашему королевскому высочеству. – Начал свою речь долговязый англичанин.

– По совести говоря, совершенно не представляю, где наши интересы могли пересечься, мистер Барлоу.

– О, ваше высочество, я, очевидно, не так выразился. Я хотел бы поговорить не о пресечении интересов, а, скорее, о взаимовыгодном сотрудничестве.

– Что вы тянете кота за хвост Барлоу? Выкладывайте что вам нужно, а я скажу сколько вам будет это стоить, – усмехнулся я, утомившись от неуклюжей словесной эквилибристики рыжего баронета. – И хватит меня титуловать, а то вы чего доброго язык сломаете. Можете звать меня, так как принято в старой доброй Англии, скажем милорд, не на людях, разумеется.

– О, вы деловой человек, милорд! С вами приятно иметь дело.

– Мистер Барлоу!

– Да, да, конечно. Нам стало известно, что вы выдвинули вашу кандидатуру для избрания на московский престол. Более того мы полагаем что ваши шансы достаточно велики и хотели бы оказать вам поддержку, в надежде на долгое и плодотворное сотрудничество.

– И какого рода помощь вы хотели бы мне предложить?

– Любую, милорд! У вас ведь есть финансовые затруднения, не так ли? Мы могли бы предложить вам заем на самых выгодных условиях. Кроме того мы ведем торговые операции со многими влиятельными купцами и боярами в здешних землях и, следовательно имеем на них влияние. Среди депутатов Собора есть некоторое количество наших друзей, которые могли бы стать и вашими друзьями, если на то будет ваше желание.

– Это все очень любопытно Барлоу, но откуда вы узнали, что мою кандидатуру предложили на соборе? Это случилось совсем недавно и совсем не по моей воле. Сам же я представляю интересы совершенно другого кандидата, а именно принца Карла Филипа.

– Умоляю вас милорд! Не имеет ни малейшего значения кто сообщил нам о ваших планах относительно московского престола. Главное что мы знаем о них и хотели бы вам помочь. Что же касается интересов шведского принца которые вы столь твердо и искусно отстаиваете... простите милорд, но я же не шведский король, чтобы давать им оценку!

– Что же я понял вас Барлоу. Если позволите, я дам вам ответ несколько позднее, где вы остановились?

– Как будет угодно вашему королевскому высочеству, – снова склонился в поклоне баронет, игнорируя вопрос о месте жительства, – с вашего разрешения, я навещу вас завтра. А пока разрешите откланяться.

– Не смею задерживать.

– О, господи! – вдруг воскликнул, собравшийся было уходить баронет, – совсем забыл. Позвольте вручить вам этот скромный дар.

Рыжий англичанин вернулся и жестом фокусника извлек откуда-то небольшой сверток который и протянул мне еще раз поклонившись. Развернув его я обнаружил там довольно большую диковину по нынешним временам, карманные часы в форме серебряного яйца. Подарок был дорогим, изысканным... и с намеком.

Когда англичанин наконец ушел, я некоторое время сидел в задумчивости, затем поднял глаза на Рюмина и спросил:

– Ты ведь понял о чем он говорил, не так ли?

– Понял, ваше высочество, я хоть и худо их язык знаю, а у этого рыжего все на роже написано.

– Вот как, и что ты обо всем этом думаешь Клим?

– О чем, обо всем?

– Понимаешь, дружище, наши финансовые дела действительно не так хороши, как этого бы хотелось, впрочем, ты знаешь это лучше меня. Пока царя не выбрали, мы нужны ополченцам как противовес казакам, но как только выборы состоятся, нас попросят отсюда. Если бы был только мой регимент, то уйти не проблема, но пехота...

– Вы не очень-то любите эту пехоту...

– Но и бросать ее я тоже не стану, мне не нужна репутация плохого командира. Так что я действительно подумывал, не обратиться ли к англичанам за займом. И вот не успел я подумать, появляется этот липовый аристократ...

– Как вы сказали, мой герцог, какой аристократ?

– Липовый, дружище, дело в том, что мой добрый кузен Яков дает титул баронета за деньги любому проходимцу.

– И задорого?

– Хочешь купить? Не советую, отдашь тысячу фунтов стерлингов за пустую бумажку.

– Да нет, просто интересно стало, а это много?

– Чуть больше четырех тысяч талеров. Кстати, Яков стал торговать этими титулами совсем не давно, так что Барлоу на Руси человек новый и вряд ли хорошо знает местные расклады. Скорее всего, этот рыжий решил сыграть свою игру в надежде сорвать банк.

– Или он пришел от других людей, которые не очень-то верят, что вы стоите за Карла Филипа.

– О чем ты?

– Мой герцог, вы не раз говорили, что следующим русским царем станет Михаил Романов. Англичанам наверняка стало это известно, и они решили, что вы ведете свою игру. Тем более что Аникита с Анисимом только и говорят об этом, где ни попадя.

– Тысяча чертей! А ведь ты прав, Клим.

– Я вам больше скажу, англичанам Карл Филип совсем не улыбается, ибо шведы, рубль за сто, замкнут на себя все московскую торговлю. А вот Миша Романов как раз выгоден, ибо он в торговле точно ничего не понимает.

– И зачем тогда этот Барлоу приперся ко мне?

– Ну, не знаю, либо он, как вы говорите, ведет свою игру. Либо англичане решили не складывать все яйца в одну корзину. Кто бы ни стал царем, эти торгаши своего не упустят. А подарок-то недурен!

– Похоже англичанин хотел сказать что у меня мало времени.

Вечером у меня стали собираться один за другим мои сторонники. Первым пришел Аникита и стал рассказывать о соборе. Как я и ожидал, никакого конкретного решения там не вынесли. Бояре ждали ухода казаков и потому тянули время. Отставив на время вопрос с иноземными претендентами чтобы не отказывать прямо Карлу Филипу и заодно мне, они взялись обсуждать претендентов из старых боярских и княжеских родов. Устав слушать о родословных претендентов я спросил у Вельяминова.

– Слушай, а отчего у вас все приехавшие на собор в одном месте собрались?

– А где же им собраться? – не понял Аникита.

– Ну, не знаю, в имперском рейхстаге к примеру три палаты. В первой курфюрсты, во второй имперские князья, а в третьей города. Все заседают по отдельности, только потом позиции согласуют.

– У нас прежде тоже так было, отдельно патриарх с митрополитами и игуменами, отдельно дума боярская, и отдельно земство. Только Москва разорена, где уж тут отдельно собираться. Вот и сидим все вместе в Успенском соборе.

Тем временем в горницу входили и рассаживались один за другим Клим, Кароль и Казимир.

– Что скажешь, раб божий Корнилий? – обратился я к Михальскому.

– Англичанин сей остановился у некоего дворянина Пущина, – отвечал он, устраиваясь на лавке подле печи. – У него двор в Занеглиньи почти не пострадал.

– А что за дворянин?

– Да так, из тульских боярских детей, – отозвался Аникита хорошо разбиравшийся в хитросплетениях русской знати. – Не понятно, правда, откуда у него двор на Москве взялся.

– Что еще расскажешь?

– Казаки чего то-то замышляют, шляются кругом толпами и с оружием. Трубецкой им пиры почитай каждый день устраивает. Вот только...

– Что только?

– Да я толком сам не понял, но смеются они над князем Дмитрий Тимофеевичем втихомолку, а он этого и не видит.

– И что сие значит?

– То, что казаки уже решили, кого в цари кричать будут, и это не Трубецкой. А вот кто это, простите, мой герцог, я не ведаю.

– Кстати, а где Анисим?

– Да со мною был, – удивился Вельяминов, – отстал где-то.

– Где, где, – хмыкнул Клим, – к Авдотье, поди, наладился заглянуть, а там кто его разберет, кто кого к тыну прижал да не пускает.

Когда я немного удивленно уставился на Рюмина, присутствующие довольно заржали.

– Ну, а чего, – продолжал он, – Анисим считай вдовый, Дунька тоже. Ты вон к их семейству благоволишь, да дочек ее балуешь.

Тут дверь отворилась, и показался сам стрелецкий сотник. Его приход был встречен новым взрывом хохота, но Анисим не обращая внимания на смеющихся почти подбежал ко мне и торопливо зашептал:

– Герцог-батюшка, казак какой-то тебя спрашивает, сказывает вести важные.

– Что за казак?

– Да кто же его разберет, молодой совсем, а так казак и казак.

– Веди, послушаем что скажет.

В вошедшем в горницу молодом казаке я с удивлением признал Мишку-татарчонка джуру старого казака Лукьяна с которым мы познакомились едва вошли в Москву.

– Здравствуй джура, что расскажешь хорошего? – обратился я к нему.

– Здрав буди князь, а только я не джура теперь, а казак, – отвечал мне парень с достоинством, не забыв, впрочем, поклониться.

– Ну что же, поздравляю, а теперь сказывай, зачем пожаловал.

– Меня послал дядька Лукьян, – начал казачий посланник, – велел сказать тебе, чтобы ты уходил, ибо не хочет он чтобы тебя убили.

– О как! А за что же меня убивать?

– Казаки недовольны тем, что бояре на Соборе верх взяли и хотят звать иноземца на царство, а потому сегодня ночью пойдут на двор к митрополиту Ионе и потребуют, чтобы он и бояре сказали, кто царем будет!

– А Трубецкого с Пожарским ваши казаки не боятся? – воскликнул возбужденно Аникита.

– Пока одни казаки пойдут к митрополиту, другие окружат дворы Трубецкого и Пожарского, и никуда их не выпустят, а самый большой отряд тем временем встанет под твоим острогом, князь. Потому дядька Лукьян и послал меня, тебя упредить. Уходи, не сладить тебе с казаками!

– Это все интересно, а кого же казаки хотят видеть на престоле?

– Про то не знаю, князь. Кричали на круге за Михаила Романова и за царевича Ивана Дмитриевича. А на чем порешили, не ведаю, меня дядька Лукьян к тебе послал.

– Понял я тебя казак, кланяйся от меня Лукьяну, да возьми вот в подарок эту саблю польскую и ступай с богом. Только отсюда поезжай не прямо к своим, а кругом, чтобы не понятно было, откуда ты возвращаешься.

– Ишь чего вздумали сукины дети! – Взорвался руганью Вельяминов, когда казак вышел, зажав подмышкой подарок, – Воренка на трон посадить, а все царство Маринке и Заруцкому отдать! Не бывать тому!

– Угу, ты еще добавь "повинны смерти!", – хмыкнул я в ответ, – а если они Михаила Романова кричать будут?

– Да хоть царицу Савскую пусть кричат! Одно дело если царя всей землей выберут, так пусть хоть и Романова. Но совсем другое, если его воровские казаки на трон посадят. Как не поймешь ты князь, нельзя чтобы воры, да шиши лесные царей выбирали. Мало нам смуты, так еще такая напасть!

– Ладно, я понял. Только вот уже почти ночь на дворе, стало быть, скоро к нам гости пожалуют. Слушайте сюда все, повторять некогда.