Текст книги "«Красное и коричневое» и другие пьесы"

Автор книги: Иван Радоев

Мир тесен

Перевод Л. Лихачевой

Новелла в четырех картинах

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Д о н  С и л ь в е с т р  В ы л ч а н о в.

Я н а – его дочь.

А н г е л – его брат.

М а к к а в е й.

И в а н – его сын.

Д о к т о р  Т о м а  Т о м о в.

А н т о н и о.

П у т н и к.

Н е р в н ы й  в  ш а р ф е.

М о л ч а л и в ы й  с о  ш р а м о м.

А р т е л ь щ и к.

С м е ш л и в ы й.

П о м е ш а н н ы й.

О п т и м и с т  в  к у р т к е.

М е ч т а т е л ь.

Э м и г р а н т ы.

Поводом для создания этой пьесы послужили письма из Аргентины болгарских эмигрантов. Действие происходит в Санта-Фе, портовом городе у устья Параны.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Постоялый двор «Балканико» болгарина дона Сильвестра Вылчанова, довольно прилично обставленный. Расположен он недалеко от пристани и посещается в основном живущими в городе болгарскими эмигрантами и грузчиками, дожидающимися здесь прихода судов. Утро. В зале всего четыре человека. М о л ч а л и в ы й  с о  ш р а м о м  и А н т о н и о  пьют за одним из угловых столиков. За стойкой  д о н  С и л ь в е с т р. Один из передних столиков занят  П у т н и к о м, который что-то пишет, склонившись над блокнотом. Перед ним стакан тростниковой водки. Я н а, дочь дона Сильвестра, прислонилась к стене и не сводит с Путника глаз. Чувствуя ее взгляд, тот время от времени поднимает голову. Антонио под гитару напевает какую-то бродяжью песню.

П у т н и к. Вам что-нибудь нужно?

Я н а. Нет, ничего. Как вас зовут?

П у т н и к. Иван.

Я н а. Иван?

П у т н и к. Вас это удивляет?

Я н а. Не удивляет. Куда же вы едете?

П у т н и к. В Буэнос-Айрес. А затем – в Болгарию.

Я н а. В Болгарию?

П у т н и к. Да. В Болгарию.

Я н а. Навсегда?

П у т н и к. Навсегда.

Я н а. Почему?

П у т н и к. Надоело.

Я н а. У вас есть отец?

П у т н и к. Он умер два года назад в Мадриде. От лихорадки.

Я н а. Чем вы занимаетесь?

П у т н и к. Ничем.

Я н а. Тогда… На что вы живете?

Пауза.

Вам очень хочется уехать в Болгарию?

П у т н и к. Очень. (Кашляет.)

Я н а. Вы больны?

П у т н и к. Что за расспросы? И почему вы так странно на меня смотрите?

Пауза.

Я н а. Что это вы все пишете?

П у т н и к. Привычка. Записываю, где я был, где работал, что со мной случилось. Истории из жизни наших эмигрантов. Знаете, как на бойнях Берисо убивают быков? Удар молотом между рогов, бык падает, глаза его заливает кровь… И конец… С людьми это происходит не так быстро. Бывает, пройдет пять лет, десять, пятнадцать, двадцать…

Я н а. Чудной вы!

П у т н и к. Возможно.

Я н а. И все-таки, зачем все это записывать?

П у т н и к. Записанное, знаете, остается навсегда. Но главное – мне это самому нравится.

Я н а. Нравится?

П у т н и к. Да. Если, например, записать на бумаге чью-нибудь любовь, она будет жить вечно.

Я н а. И вы записываете все, что вам расскажут?

П у т н и к. Почти все.

Я н а. Хотите, я вам тоже расскажу одну историю? Она случилась со мной. Хотите?

П у т н и к. Вы? Дон Сильвестр ваш родственник?

Я н а. Отец. В Аргентине он давно. Заработал немного деньжат, вызвал из Болгарии свою девушку и женился. Я родилась на юге, в Коммодоро Ривадия, на нефтяных промыслах. Зовут меня Яна. Мать умерла, когда мне было полтора года. Отец женился на другой, но та сбежала с каким-то итальянцем. Сюда, в Санта-Фе, мы переехали, когда мне было восемь лет. Отец снял этот постоялый двор, потом выкупил его, купил и дворик у одного уехавшего поляка. А то, о чем я хочу вам рассказать, случилось два года назад… Был январь, середина лета. В это время многие эмигранты едут в пампасы или в чако на поиски работы. На жатву, на молотьбу. Здесь становится шумно. Все болгары, спустившиеся по Паране, останавливаются у нас. Ждут пересадки на другие пароходы. Одни уезжают, другие приезжают. И так все лето. Люблю я это время! Тогда-то и появились у нас те болгары. Ехали они на фермы, до прибытия парохода оставалось несколько часов, вот они и устроили попойку. Шумели тут, пели.

Затемнение. Слышен шум, голоса. Загорается свет. Действие переносится на два года назад. Не видно ни Путника, ни Яны, ни Антонио. Зал заполнен сезонниками-болгарами. Они уже выпили немалое количество тростниковой водки и теперь поют и танцуют.

 
Гордо развеваются лохмотья,
мы шагаем по дорогам Аргентины,
мы шагаем и поем и знать не знаем,
что нас ждет, куда судьба нас кинет.
 
 
У кого в кармане семь мильонов,
тому столько же для счастья не хватает.
А у нас ни гроша, но в неделю
солнышко семь раз для нас сияет.
              Сквозь зной и ливни
              уходим вдаль,
              в котомках наших —
              смех и печаль,
              краюшка хлеба
              и вдоволь песен.
              Длинна дорога —
              мир тесен!
 
 
Там, на пляжах желтых Мар-де-Платы,
знойные красотки толпами гуляют,
сами раздеваются бесстыдно
и других до нитки раздевают.
 
 
До чего же сладко им живется!
Сахарком и фруктами лакомятся вволю.
Так и тянет в море помочиться,
чтоб хоть в море им добавить соли!
              Сквозь зной и ливни
              уходим вдаль,
              в котомках наших —
              смех и печаль,
              краюшка хлеба
              и вдоволь песен.
              Длинна дорога —
              мир тесен!
 

С и л ь в е с т р. Вы, я гляжу, тут у меня настоящий бал устроили!

С м е ш л и в ы й. У нас же все распрекрасно, дон Сильвестр!

С и л ь в е с т р. Так говоришь, пусть теперь президент думает?

С м е ш л и в ы й. Вот-вот! Пригласил он тут нас как-то на прием. Ну, явились мы в чем были, как сейчас. Уселся он прямо против меня и смотрит.

С и л ь в е с т р. На тебя?

С м е ш л и в ы й. На меня.

М е ч т а т е л ь. На меня он тоже глядел.

С и л ь в е с т р. Ты-то ему зачем?

М е ч т а т е л ь. На кого же ему еще смотреть? Тебя, говорит, парень, я где-то видел прошлым летом. В Балкарсе, отвечаю, мы там картошку копали. Вряд ли, говорит, я в Балкарсе не бывал. Скорее где-нибудь в кулуарах… Вот я и думаю, где они, эти кулуары.

С и л ь в е с т р. Километрах в тридцати от Балкарсе… малость пониже.

С м е ш л и в ы й. А на меня президент посмотрел и говорит: ты, парень…

С и л ь в е с т р. Тебя, значит, тоже «парнем» назвал?

С м е ш л и в ы й. Ну да… Скажи, говорит, парень, что ты обо всем этом понимаешь? Ладно, думаю, я тебе скажу. Встал я… потому что мы сидели… Все примолкли, а я: почему, говорю, господин президент? Задумался. Видишь ли, отвечает, так нужно.

С и л ь в е с т р. Значит, ты его спросил, почему?

С м е ш л и в ы й. И спросил.

С и л ь в е с т р. А он тебе – так нужно?

С м е ш л и в ы й. Само собой.

С и л ь в е с т р. Да… Видно, с тех самых пор дела-то и пошли на поправку.

С м е ш л и в ы й. Еще как! Можешь хотя бы на меня поглядеть! (Крутится перед Сильвестром, демонстрируя ему свою драную одежду.)

С и л ь в е с т р (показывает дыру на его брюках). Не иначе, где-то в кулуарах зацепился.

С м е ш л и в ы й. Верно, там гвоздь какой торчал.

Н е р в н ы й  неожиданно дает  П о м е ш а н н о м у  пощечину.

А р т е л ь щ и к. Эй ты, не трогай человека!

Н е р в н ы й. Денег нет, а туда же – пьет!

А р т е л ь щ и к. Знаешь ведь, что он того…

Н е р в н ы й. Того? А без денег пить – не того? Ведь спрашивал же я его, есть, мол, деньги? Есть, говорит.

П о м е ш а н н ы й. Есть.

Н е р в н ы й. А дошло до дела – нету!

П о м е ш а н н ы й. Нету.

Н е р в н ы й. Тебе говорят, слышишь? Гони монету!

П о м е ш а н н ы й. Нету денег, нету денег, нету, нету. (Выворачивает карманы.)

С м е ш л и в ы й (передразнивает). Нету денег, нету денег, нету, нету.

Нервный бьет Помешанного. Тот вместе со Смешливым и со стульями летит на пол.

С и л ь в е с т р. Стойте! Где вы находитесь? Дайте-ка взглянуть на счет! Два песо! И из-за этого бить человека? Не нужны мне ваши деньги!

Н е р в н ы й. Не лезь, Сильвестр!

С и л ь в е с т р. Как это – не лезь? В корчме у дона Сильвестра Вылчанова не должно быть никаких скандалов.

Н е р в н ы й. А я говорю – не лезь!

Помешанный пытается сбежать.

А-а, удрать захотел? (Догоняет его и пинками подталкивает к дверям.)

Все кидаются к ним.

Г о л о с а.

Оставь ты его!

Нашел время!

Не трогай человека!

Внезапно наступает тишина, все расступаются. Входит  И в а н  и вводит  Н е р в н о г о, заломив ему руку за спину. Из боковой двери появляется  Я н а.

Н е р в н ы й. А ты кто такой? Ну-ка пусти! (Пытается высвободить руку, в которой зажат нож.) Пусти, говорю!

И в а н (отнимает у него нож. Сильвестру). Патрон! Придется нам задержаться на несколько дней. Отец заболел. Комната найдется?

Входит  М а к к а в е й.

С и л ь в е с т р. У дона Сильвестра да не найдется! Пожалуйте! (Видит Маккавея.) Что с ним?

И в а н. Похоже, лихорадка.

С и л ь в е с т р (Маккавею). Ну-ка обопрись на меня. Потихонечку. Тут у нас есть хороший врач, болгарин. Доктор Томов. (Уводит Маккавея налево.)

Иван выходит и через некоторое время возвращается с вещами. Проходит мимо примолкших эмигрантов.

Э м и г р а н т. Гордый какой!

Иван на мгновение останавливается. Подойдя к боковой двери, встречается взглядом с Яной. Уходит.

А р т е л ь щ и к (Нервному). Мог бы и без ножа обойтись!

Н е р в н ы й. А чего он… Знал ведь…

Один из эмигрантов бьет его сзади.

За что?

Другой бьет его сбоку. Нервный, сдерживая слезы, садится рядом с Помешанным.

С м е ш л и в ы й. Эй, патрон! Получай деньги, уходим!

С и л ь в е с т р (из-за двери). Яна, возьми у них!

Яна не слышит. Дон Сильвестр входит.

Только и знаешь стоять без дела! (Собирает со стола деньги.)

А р т е л ь щ и к. Ты уж извини, Сильвестр. Набезобразничали мы тут у тебя.

С и л ь в е с т р. Да ладно. Люди есть люди. Тем более болгары… Знаешь ведь, ворон ворону… Так что…

А р т е л ь щ и к. Люди-то они неплохие, Сильвестр. Три недели не можем найти работу. Всю Парану исколесили, и нигде ничего.

С и л ь в е с т р. А сейчас куда?

А р т е л ь щ и к. В Ла-Пас. Говорят, на севере есть работа.

М е ч т а т е л ь. Есть.

А р т е л ь щ и к. И поденная плата неплохая.

С и л ь в е с т р. Может, врут?

М е ч т а т е л ь. Не врут.

М о л ч а л и в ы й. Врут наверняка.

Все с удивлением поворачиваются к нему.

Слышен пароходный гудок.

П о м е ш а н н ы й. Пароход! Гудок.

Э м и г р а н т. Вы как хотите, а я пошел! (Вскидывает на плечо котомку.)

А р т е л ь щ и к. Артель бросать – самому волку в пасть лезть. Все пойдем! А что было, то было.

Гудок.

Пошли!

Эмигранты разбирают узлы и котомки. Молча пожимают руку хозяину и медленно, один за другим, выходят. Сильвестр провожает их, потом возвращается.

С и л ь в е с т р. Яна, ты побудь здесь, а я устрою гостей. (Уходит в боковую дверь.)

В зале остаются Яна, Нервный, Смешливый и Молчаливый, Молчаливый заводит патефон.

С м е ш л и в ы й (Нервному). Что ж, пошли и мы!

Нервный не двигается. Входит  И в а н. Протягивает Нервному нож.

И в а н. Эх ты! Из-за двух песо!

Н е р в н ы й (берет нож). У меня на билет не хватало!

С м е ш л и в ы й. Ладно, ладно, пошли!

Уходят. Иван и Яна остаются одни. Иван чувствует на себе взгляд Яны.

И в а н (после паузы). Вам что-нибудь нужно?

Я н а. Вы мне нравитесь.

И в а н. А вы красивая. Болгарка?

Я н а. Болгарка.

И в а н. Как вас зовут?

Я н а. Яна. А вас?

И в а н. Иван… Песня есть такая, болгарская, об Иване и Яне. От отца слышал.

Я н а. Может быть… Вы откуда?

И в а н. Родился я в Аргентине, в Берисо, но жили мы больше на юге. Сейчас собираемся в Буэнос-Айрес, а оттуда в Болгарию.

Я н а. В Болгарию?

И в а н. В Болгарию.

Я н а. Навсегда?

И в а н. Навсегда.

Я н а. Почему?

И в а н. Отец хочет вернуться.

Я н а. Там сейчас плохо.

И в а н. Кто вам сказал?

Я н а. Дядя. Он всего лет десять как из Болгарии. Потому и уехал, говорит, что жизнь там стала очень уж тяжелой. Вернется с работы, сами спросите.

И в а н. Кто знает… Может, оно и так.

Пауза.

Я н а (подходит к нему). У вас есть сигареты?

И в а н (вынимает пачку). Пожалуйста.

Иван зажигает спичку и стоит, не в силах отвести от девушки взгляда. Яна тоже смотрит на него в упор.

Я н а. Скажите, вы в меня не влюбились?

И в а н. Я?.. Нет.

Я н а. Как это?

И в а н. Просто так. У меня другие заботы.

Я н а. Вы – гордый.

И в а н. Ничуть.

Я н а. Тут в меня все влюбляются.

И в а н. А вы?

Я н а. Никогда.

И в а н. Мы с вами похожи.

Я н а. Отец и дядя хотят выдать меня за доктора.

И в а н. Это кто?

Я н а. Болгарин. У него одна страсть – тотализатор да всякие лотереи.

И в а н. Что ж. Доктора-болгарина здесь не часто встретишь. Все больше такие, вроде меня.

Я н а. Доктор – человек неплохой. Ухаживает за мной. Но я хочу выйти за другого.

И в а н. За кого?

Я н а. За вас.

И в а н. Я знаю.

Я н а. Как это знаете? Откуда?

И в а н. Догадался.

Я н а (гасит сигарету). Вы – странный человек. Нет? (Подходит к нему.) Тогда вы, верно, много страдали. И теперь охладели ко всему. Это и по руке видно.

И в а н (невольно поднимает руку, рассматривает ладонь). Что можно увидеть по руке?

Я н а (берет его за руку). Рука все может сказать. Только не каждый понимает. Эта рука немало потрудилась, но радости она почти не знала. Дороги, дороги, и все отрезанные… Когда-то давно вы пережили горе, потом еще одно. Но все это в прошлом. Вы сильный. Держитесь спокойно, улыбаетесь, но веселья в вас нет. Это чтоб не поддаваться другим… И любви нет…

И в а н. Я ее найду?

Я н а. Молчите… Любовь бежит от вас. Бежит, потому что вы сильный. Думаете, любовь ничего не боится? Вы ни во что не верите. И это плохо. Любовь нужно искать. И очень внимательно. Потому что где-то непременно есть душа, в которой таится любовь именно к вам… Но нужно быть внимательным… внимательно смотреть, слушать, думать, понимать. Любовь – это все. Мир так велик, что без любви одинокий человек может в нем затеряться. Почему вы улыбаетесь? Потому что я сказала, что вы мне нравитесь? По мне, гораздо красивее и честнее заявить прямо: скажете «да», незнакомец, буду с вами; скажете «нет» – повернусь и уйду.

И в а н. Но сначала я должен сказать…

Я н а. Нет. Как в кино, не надо. Ни к чему попусту объясняться. Слишком долго.

И в а н. Я вовсе не собираюсь объясняться.

Я н а. Эх вы! Не бойтесь, меня выдадут за доктора. Будем вместо покупать лотерейные билеты. Кому повезло в последнем тираже? Доктору Томову с супругой!

И в а н. Яна! Ты не кончила гаданья! (Протягивает ей руку.)

Я н а. Я вообще в первый раз в жизни взялась гадать и ничего в этом не понимаю. Все это глупости.

Пауза.

Иван берет Яну за руку, выводит вперед.

И в а н. Мне двадцать восемь лет, Яна, но пережил я столько, что чувствую себя на все пятьдесят. И не думай, что я кокетничаю, стараюсь выставить себя перед тобой этаким интересным страдальцем. Все это правда. Жестокая эмигрантская жизнь давила на меня, стремилась лишить всего. Но удалось ей – и то не сразу – отнять у меня только веселость. Я еще молод, Яна. И могу еще десять, двадцать, тридцать лет работать на пристанях Мадрина и Санта-Фе или в пустынях Патагонии. Но отец у меня стар и болен. Вот уже пять лет, как он каждый вечер твердит одно и то же: «Вернемся в Болгарию. Соберем деньжат и вернемся». Каждый вечер, понимаешь? Ничего ему не надо, кроме одного – вернуться в Болгарию и там умереть. Мы скопили восемь тысяч песо – как раз на билеты – и отправились. А ты знаешь, что значит скопить восемь тысяч? Вам все-таки легче… Живете на одном месте, и доход верный…

Тревожный вой сирены прерывает разговор молодых людей. Оба прислушиваются. В комнату вбегает дон  С и л ь в е с т р, распахивает входную дверь. Иван и Яна подходят к нему. Через некоторое время Сильвестр, махнув рукой и покачивая головой, возвращается в комнату.

С и л ь в е с т р. Не поймешь, чего им надо. Почитай, каждое воскресенье гудят. Когда-нибудь загудят вот так, а мы и не поймем, то ли снова стачка, то ли конец света пришел. (Ивану.) Можете посмотреть комнату. Отца вашего я уложил.

Иван благодарит его кивком. Сильвестр уходит.

Я н а. Что только заставило наших отцов сюда приехать? Чужаками мы здесь родились, чужаками и умрем.

И в а н. От таких мыслей приходит отчаянье, Яна. А мы с тобой еще молоды.

Я н а. Мы с тобой?

С улицы входит  А н т о н и о.

А н т о н и о. Добрый вечер, Ян.

Я н а. Добрый вечер.

А н т о н и о. Добрый вечер.

И в а н (догадавшись, что Антонио интересует его имя). Иван.

А н т о н и о. Добрый вечер, Иван.

И в а н. Добрый вечер…

А н т о н и о. Антонио.

И в а н. Добрый вечер, Антонио.

Я н а. Что-то ты сегодня рано пришел, Антонио.

А н т о н и о. Стачка. Антонио стачка. Много стачка… Все стачка… Плохо… Жизнь плохо, потому стачка. Границы, границы. Много границы…

Не понимая, все вопросительно смотрят на него. Антонио, размахивая руками, пытается объяснить.

Много границы, понимаешь, Ян?

Я н а. Скажи по-испански.

А н т о н и о. Подожди… Антонио знает болгарский. (Объясняет.) Болгария – граница. Италия – граница. Аргентина – граница. Много границы, плохо. Не нужно границы, тогда хорошо.

И в а н. В Болгарии нет границ.

А н т о н и о. Есть, есть.

И в а н (тоже пытается объяснить ему с помощью жестов). Антонио – Аргентина, Иван – Болгария. Есть граница? Нет. А там на углу – «Манцетти и сын» – Аргентина. Антонио тоже Аргентина. Есть граница?

А н т о н и о (наконец-то он понял). Иван хитрый, хитрый.

Яна счастливо улыбается. Иван берет свои вещи и уходит в боковую дверь. Антонио провожает его лукавым взглядом.

А н т о н и о. Ян любит Ивана?

Я н а (вздрагивает). Что ты сказал?

А н т о н и о. Антонио все видит.

Пауза.

Я н а. Антонио, если я тебя о чем-то попрошу, сделаешь?

А н т о н и о. Да, Ян.

Я н а. Устрой мне сегодня серенаду, Антонио.

А н т о н и о. Серенаду?

Я н а. Спой мне ту песню, помнишь, о ветре с Анд и грустном гаучо, потерявшем свою любовь.

А н т о н и о (поет).

 
Ветер, амиго!
Ты прилетаешь с белых андских вершин,
скажи мне,
скажи,
стоит ли еще в долине
матери моей убогая хижина?
 
 
Ветер, амиго!
Ты спускаешься к нам вместе с Параной,
скажи мне,
скажи,
стоит ли еще в долине
маленький домик моей любимой?
 
 
Ветер, амиго!
Ты ложишься спать в океан,
скажи мне,
скажи,
где теперь моя бедная мать
и кого вечерами ждет
моя любимая?
 
 
Ветер, амиго!
Скажи мне,
скажи,
почему таким горьким
стало мое вино?
 

Антонио еще не кончил песню, когда в комнату с кувшином для воды вошел  И в а н. Антонио замечает Ивана.

И в а н. Почему ты замолчал, Антонио? Продолжай.

А н т о н и о. Антонио поет, когда хочет.

Неловкая пауза.

Я н а (ей тоже неловко). Антонио так хорошо поет… Он был гаучо. А теперь живет у нас и работает на складе.

И в а н. Да…

С улицы торопливо входит  А н г е л.

А н г е л. Добрый вечер, Ян. (Замечает остальных.) Добрый вечер. А, и ты здесь, Антонио? Видел я тебя, видел. Тоже с ними? Ничего, проголодаешься, поумнеешь.

А н т о н и о. Антонио голодал, голодал… Страх нет.

Я н а (Ивану). Это мой дядя. Познакомьтесь.

Иван и Ангел пожимают друг другу руки. Ангел окидывает гостя рассеянным взглядом.

А н г е л. Рад видеть земляка. Вы не здешний?

И в а н. С юга.

А н г е л. Здешние рабочие объявили забастовку. Есть среди них и болгары. Нам нужны рабочие на хлопковый склад.

А н т о н и о. Штрейкбрехеры. (Пристально смотрит на Ивана.)

И в а н. Я здесь проездом, сударь.

А н г е л. Все мы тут проездом. (Всматривается в него.) Куда путь держите?

И в а н. В Болгарию.

А н г е л. Ого! Туда заедешь – не вернешься!

И в а н. Болгария теперь другая, сударь.

А н г е л. Другая? Что-что, а уж о Болгарии я тебе могу порассказать.

Ангел подходит к стойке, наливает себе стакан водки. Иван, заинтересованный, идет за ним. Незаметно к ним присоединяется и Антонио. Ангел достает еще два стакана. Молча наполняет один, потом, помедлив, другой. Яна, сев за один из передних столиков, задумчиво смотрит перед собой.

А н г е л. Значит, проездом? В Болгарию? Один?

И в а н. С отцом.

А н г е л. Ага! А он зачем приехал из Болгарии?

И в а н. Вероятно, у него были причины.

А н г е л. Когда?

И в а н. В двадцать третьем.

Пауза.

А н г е л (снова наполняет свой стакан). Ну как, договоримся?

И в а н. О чем? Вы ведь хотели про Болгарию…

А н г е л. Нет… Я о здешних делах… Пойдете работать на склад?

Антонио отодвигает свой стакан. Иван тоже. Антонио направляется к боковой двери, на мгновение задерживает взгляд на Яне и выходит. Иван открывает кран, подставляет под струю кувшин, не сводя с Ангела пристального взгляда. Вода с шумом бьет в кувшин. Это раздражает Ангела. Он открывает кран до конца, быстро наполняет кувшин и толкает его к Ивану.

И в а н. Спасибо, сударь. (Берет кувшин и уходит в боковую дверь.)

Яна и Ангел остаются одни. Яна сидит за столиком в углу авансцены и молча смотрит перед собой. Ангел осушает свой стакан, наливает еще, выпивает и в задумчивости облокачивается на стойку. Слышен пароходный гудок.

Я н а (говорит тихо, ровно, словно сама с собой или словно рассказывая Путнику свою историю). Наверное, я полюбила этого человека. Всего полчаса была с ним, а кажется, что он уже много лет терзает меня своим безразличием… Хочешь, чтобы я нашла для тебя слова покрасивее? Не могу. Боже мой, откуда он взялся, этот человек?

А н г е л (не выпуская из рук стакана, смотрит перед собой и тихо, почти шепотом, говорит). Откуда он взялся, этот человек? Где я видел это лицо? Эту улыбку?..

Я н а (по-прежнему, словно рассказывая Путнику свою историю). И все это… Как он вошел, сильный, красивый, оглядел всех, а потом посмотрел на меня. И все, я погибла. Что же это за глаза такие?

А н г е л (все так же напряженно стремясь поймать ускользающую мысль). Эти глаза… Я их видел… Где я видел эти глаза?

Я н а (по-прежнему). Скажи, я тебе нравлюсь? Я не обижусь. Скажешь нет – уйду. Скажешь да – я твоя.

А н г е л (та же мысль не дает ему покоя). Да… там еще был якорь. Давно, но я помню… Помню эту татуировку на груди, как у моряков… (Лицо его проясняется.) Ян!

Яна не слышит.

Ян!

Я н а (словно очнувшись, не поворачивая головы). Я здесь, дядя.

А н г е л (подходит к ней, взгляд у него блуждает, как это бывает с людьми, которые силятся что-то припомнить. Он останавливается за спиной Яны и почти шепотом говорит). Ян, этот человек очень похож на одного моего… друга… убитого тридцать лет назад там, в Болгарии…

Я н а. Да, дядя… На кого, говоришь, похож этот человек?

А н г е л. Этот человек? Не знаю… О чем я тебя только что спросил, Ян?