Текст книги "«Красное и коричневое» и другие пьесы"
Автор книги: Иван Радоев
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Декорация та же, что и в первом действии, только сейчас в комнате появился «уголок народного быта». На почетном месте – кремневое ружье, коса и тележное колесо. Как и в финале первого действия, все обитатели дома на сцене. Й о т а продолжает свою речь.
Й о т а. Карьеристы! На каждом шагу, на каждом углу! За столом и под столом! Ползут и ползут, как улитки, лезут по веткам дерева государственного. Государство для них басни сочиняет, чтоб перевоспитать, а они ползут да про себя усмехаются, и пахнет после них всякой мерзостью. Заберется такая улитка на самую макушку – и, откуда ни возьмись, у нее крылья орлиные, раскинет она их и летит над учреждением. Помню, к нам в село орел прилетал, крылья огромнющие, так он бросался на тучи, чтобы беду отвести, хлеба от града спасти. А теперь над учреждением вьется орел-стервятник, учреждение дрожит как заяц, уши навострило, морковку грызет. И ведь не за жизнь свою дрожит, за морковку только… Выстроилось душ двадцать охотников, идут по полю кукурузному строем, как крестоносцы, сами лают – собаки уже осипли лаять зря, – а учреждение знай морковку грызет, у батареи греется, кроссворды решает и думает: «Пуля нас не возьмет, лишь бы под сокращение не попасть…» Нашего округа это не касается, говорит один округ и на соседний поглядывает, а соседний в затылке чешет и по телевизору многосерийный фильм смотрит выпуск за выпуском – так бы, кажется, и запустила в них чем потяжелее… Кто виноват, товарищ пароход? Докеры, отвечает пароход «Дерзкий», они меня не загрузили. Товарищи докеры, почему не загрузили пароход «Дерзкий»? Потому что завод груз не прислал. Товарищ завод, почему груз не прислал? Потому что другой завод детали не прислал. Товарищ другой завод, почему не прислал детали? Потому что пароходство не прислало пароход «Дерзкий». Товарищ пароход, почему не взяли детали? Потому что докеры их не погрузили… Товарищи докеры-ы-ы… От плановости не продохнешь. Но зато… Искусство, Театральный институт, «Травиата», ансамбль камерной музыки… Да? Искусство, дескать, облагораживает… Обворовали мы страну! Чья это страна-то?.. Чье государство?
Зашатавшись, падает на руки Шишмана и Аспаруха. Общее смятение.
Г е н а. Позовите доктора!
Т р а к т о р о в. Доктор Стоянова! Алоис Хуана Перес-и-Перальта!
Ш и ш м а н. Воды ей дайте.
В е л и ч к а. Расстегните кофту.
А н о м а л и я. Побрызгайте на нее водой, но не трогайте!
Входят А л о и с и З а в е д у ю щ а я. За ними Ш а б а н.
З а в е д у ю щ а я. Что с ней?
Т р а к т о р о в. Выдохлась… Трое суток говорила без перерыву.
Алоис щупает Йоте пульс.
А л о и с. Пульс есть.
Т о п у з о в. Отнесите ее в кабинет врача. Без паники, товарищи! Прошу разойтись! Шабан, поднимай тело!
Затемнение. Потом свет снова зажигается. Старики и старухи построены для коллективного приветствия. На всех одинаковые халаты. Т о п у з о в стоит впереди, почти на авансцене, как режиссер или дирижер. Рядом, за столом, Ш а б а н. Топузов вскидывает руки, давая знак начинать. Шабан включает магнитофон. Музыка.
А н о м а л и я. Дорогие…
В е л и ч к а. Наши…
Г е н а. Дети!
В с е. Добро пожаловать!
Й о т а (хриплым голосом. Горло у нее перевязано). Давно ждали мы этой встречи…
Т о п у з о в (знаком прерывает ее). Минутку, Йота! Неясно, чего мы ждали. Аспарух, возьмешь эту реплику себе, а Йота скажет следующую. Сначала! (Подает знак.)
А н о м а л и я. Дорогие…
В е л и ч к а. Наши…
Г е н а. Дети!
В с е. Добро пожаловать!
А с п а р у х. Давно ждали мы этой встречи…
Й о т а (хрипло). С неописуемым терпением и любовью…
Т о п у з о в. А теперь непонятно, с каким терпением. Пусть это скажет Тракторов, а Йота что-нибудь другое. Сначала!
А н о м а л и я. Дорогие…
В е л и ч к а. Наши…
Г е н а. Дети!
В с е. Добро пожаловать!
А с п а р у х. Давно ждали мы этой встречи…
Т р а к т о р о в. С неописуемым терпением и любовью.
Ш и ш м а н. Так же, как ждали ее вы.
В с е. Добро пожаловать!
К ы н ч о. Живется нам хорошо.
В е л и ч к а. Нас кормят.
А н о м а л и я. У нас есть телевизор…
Т р а к т о р о в. Теннисный корт…
А с п а р у х. Визитные карточки…
Г е н а. Гражданская оборона…
Й о т а. Уголок болгарского народного быта…
Топузов делает ей знак остановиться.
Ш а б а н. Ни черта про уголок не слышно. (Топузову.) Она это нарочно… Эх, кабы можно было ей вмазать…
Т о п у з о в (отводит его в сторону). Насилие здесь неуместно, Шабан! Шишман, будь добр, скажи про уголок так, чтобы до всех дошло. Возьми эту реплику себе, Йота скажет следующую. Давайте! (Дает знак начинать.)
А н о м а л и я. Дорогие…
В е л и ч к а. Наши…
Г е н а. Дети!
В с е. Добро пожаловать!
А с п а р у х. Давно мы ждем этой встречи…
Т р а к т о р о в. С неописуемым терпением и любовью…
Ш и ш м а н. Так же, как ждали ее вы.
В с е. Добро пожаловать!
К ы н ч о. Живется нам хорошо.
В е л и ч к а. Нас кормят.
А н о м а л и я. У нас есть телевизор…
Г е н а. Теннисный корт…
А с п а р у х. Визитные карточки…
К ы н ч о. Гражданская оборона…
Ш и ш м а н. Уголок болгарского народного быта…
В с е. Добро пожаловать!
Т о п у з о в. Молодец, Йота, вот теперь прекрасно!
Кынчо выходит вперед, читает монолог Гамлета.
К ы н ч о.
О рать небес! Земля! И что еще
Прибавить? Ад? – Тьфу, нет! – Стой, сердце, стой.
И не дряхлейте, мышцы, но меня
Несите твердо. – Помнить о тебе?
Да, бедный дух, пока гнездится память
В несчастном этом шаре.
Ш а б а н. Товарищ Топузов…
Т о п у з о в. Спокойно, Шабан, это Гамлет.
Ш а б а н. А я думал – Кынчо.
Т о п у з о в. Конечно, Кынчо, но в роли Гамлета.
Ш а б а н. Я решил, это у него с фруктового сока…
Т о п у з о в. При чем тут сок? Он репетирует. (Кынчо.) Все прекрасно, и чувство есть, только надо больше подчеркнуть смысл… (Протягивает ему листок.) Попробуй, я тут внес кое-какие поправки…
К ы н ч о.
Ах, я с таблицы памяти моей
Все суетные записи сотру,
Все книжные слова, все отпечатки,
Что молодость и опыт сберегли.
И в книге мозга моего пребудет
Лишь твой завет, не смешанный ни с чем,
Что можно жить с улыбкой и с улыбкой
Быть подлецом; по крайней мере – в Дании.
Руки прочь от Ливана! Свободу народам Африки!
Дорогу большой химии! Все на защиту окружающей среды!
Т о п у з о в (со слезами на глазах). Ну, Кынчо, до слез довел! Сколько гражданственности! Ты избавил Гамлета от вредного раздвоения, которое вот уже три-четыре столетия не дает покоя критикам. Если б Шекспир был жив, он бы сказал: «Больше мне сказать нечего». Репетиция окончена.
Старики разбредаются по своим комнатам.
Ш а б а н (Топузову, тихо). Товарищ Топузов, а Кынчо те слова с насмешкой говорил…
Т о п у з о в. Я это заметил, Шабан, заметил…
Ш а б а н. Товарищ Топузов, я уже полгода никого пальцем не тронул.
Т о п у з о в. Это большое достижение. Ты поосторожнее…
Ш а б а н. Пойду корт полью. (Уходит.)
Топузов включает магнитофон. Маршевая музыка. Мгновенно один за другим появляются обитатели дома. Первой проходит по сцене В е л и ч к а, в руке у нее плакат «Добро пожаловать!». А н о м а л и я читает на ходу книжку про Аввакума Захова.
А н о м а л и я. Зачем ты меня мучаешь, Величка?
В е л и ч к а. Не мешай! Я задание выполняю.
Г е н а (в руках у нее графин и пишущая машинка). Кынчо, Кынчо!
К ы н ч о (идет ей навстречу). Я здесь!
Г е н а. На, пей. (Подает ему графин с фруктовым соком.)
К ы н ч о. Спасибо, Гена. Один мой друг говорил: «Нет ничего лучше фруктового сока… на другое утро». (Уходит.)
А с п а р у х (вносит большое птичье гнездо). Вчера укрепил под карнизом два ласточкиных гнезда. А это – на дымовую трубу, для аистов. Какие бывают аисты на свете! Клюв как рожок для обуви… (Уходит.)
Ш а б а н (уходя). Пойду корт полью.
З а в е д у ю щ а я (входит с банкой масляной краски и кистью в руках). В доме такое оживление, товарищ Топузов. Что происходит?
Й о т а. Пойду докончу письмо космонавту. (Уходит.)
З а в е д у ю щ а я. Хочется мне, товарищ Топузов, написать над входом…
Т о п у з о в. Пишите, пишите, это можно…
Заведующая уходит. Гена ставит пишущую машинку на стол. Вбегает Ш а б а н с дамским лифчиком в руке.
Ш а б а н. Чьи это принадлежности? Чьи принадлежности, я спрашиваю!
Старики и старухи испуганно выглядывают из дверей.
Г е н а. Мои!
Ш а б а н. Вот, товарищ Топузов, на корте нашел, на теннисной сетке сохло.
Т о п у з о в. Нехорошо, Гена, дорогое спортивное сооружение…
Г е н а. Я же не знала, что сетка – не для этого…
Т о п у з о в. Ничего, ничего. Откуда ты можешь знать? Раньше теннисные корты были только у богачей, аристократов. Надо корты беречь. Могут гости приехать, посмотрят и скажут: «Интересно!»
Ш а б а н. Вообще-то многие смотрят, товарищ Топузов. Удивляются даже.
Т о п у з о в. Пусть удивляются. Нам незачем скрывать свои достижения. (Шабану.) Поливаешь?
Ш а б а н. Утром и вечером, товарищ Топузов. Очень я к этому корту душой прикипел. Вчера во сне шланг видел – толстенный такой шланг, пять дюймов, и струя из него бьет! До того я разволновался во сне, проснулся – весь мокрый. «Почему не разбудила? – жене говорю. – Я на корт опаздываю!» Автобус уже ушел, пешком пришлось добираться.
Г е н а. Прошу вас, товарищ Топузов! (Протягивает ему визитную карточку.)
Т о п у з о в. Что это?
Г е н а. Моя визитная карточка. Прошу вечером на домашнее варенье. И вы тоже приходите. (Раздает всем визитные карточки.)
Й о т а (шарит в кармане блузы). Куда я дела свои?
Т о п у з о в. На что они тебе?
Й о т а. Я тоже хочу дать Гене визитную карточку.
Т о п у з о в. Это лишнее. Приглашает ведь Гена.
Й о т а. Хорошо… Я тебе завтра дам, Гена!
Т о п у з о в. Гена, зайди ко мне на минутку, уточним кое-что насчет завтрашних занятий. (Уводит Гену к себе.)
Остальные направляются к своим комнатам.
Й о т а. Шабан, подожди секундочку! (Знаками просит Аномалию и Величку уйти. Когда те уходят, протягивает Шабану бумажку в десять левов.) Давно собираюсь, Шабан… Возьми!
Ш а б а н. За что ты мае десятку суешь?
Й о т а. В благодарность. За то, что ударил. Я же от этого заговорила! Рубаху себе новую купишь…
Ш а б а н. Да ты что? Чтоб потом говорили, что я взятки беру?
Й о т а. Какие взятки за оплеуху? Бери, бери! (Сует деньги ему в руку.)
Шабан идет к двери.
Постой-ка, Шабан, постой! (Достает из кармана листок бумаги.) Это знаешь что? Заметка. Сама сочинила, благодарность тебе выражаю. Хочу в газету послать.
Ш а б а н (встревоженно). Бабушка, бабушка, поди сюда! (Возвращает ей десятку.) На, бери мою десятку, только заметку не посылай. Про нацменьшинство и так пишут больше, чем надо… Бери, бери. Купишь себе от меня тапочки и косынку! (Засовывает ей деньги в карман кофты.) Давай сюда заметку!
Й о т а. Ну, если ты против… Только пусть заметка у меня останется. По вечерам перечитываю – и на душе приятно, сплю спокойно.
Ш а б а н. Никому больше не читай!
Й о т а. Это как же? Ведь все свои…
Ш а б а н (в сторону, как в классической пьесе). И дернуло же меня облагородиться! (Уходит.)
Слышатся соловьиные трели. Входят Г е н а и Т о п у з о в. Гена подражает соловью, Йота завороженно слушает.
Й о т а. Ты просто артистка, Гена! Как это у тебя получается?
Г е н а. Воздух, чувство – вот и все!.. Товарищ Топузов в восторге от моего номера!
Й о т а. Еще разочек! Пожалуйста!
Г е н а. Курица, петух и цыпленок. (Подражает курице, петуху и цыпленку.)
Й о т а. Ой, у меня же письмо космонавту не дописано!.. (Уходит.)
Вбегает Т р а к т о р о в, бросается к Топузову и Гене.
Т р а к т о р о в. Обидно мне, товарищ Топузов!
Т о п у з о в. Что случилось?
Т р а к т о р о в. Все при деле. Шишман вон какой уголок оборудовал. Гена, я смотрю, каждый день соки выжимает, поет по-птичьему, «мать вашу за ногу» от нее уже не услышишь, даже наоборот, «с полным нашим удовольствием» говорит. Йота уже полписьма космонавту написала, Аномалия с Величкой вполне могут в разведчики поступать, Аспарух соломинки подбирает, гнезда вьет не хуже ласточки, Кынчо вовсю стихи читает. Все что-нибудь делают… Один я – ничего!
Т о п у з о в. Я же сказал. Тебе достанется самое благородное дело.
Т р а к т о р о в. За благородное дело я могу всю кровь, по капле…
Т о п у з о в. Кровь, говоришь?
Т р а к т о р о в. Кровь.
Т о п у з о в. Нам могут сказать: «Столько сделали хорошего, а вот донора среди нас нету!»
Т р а к т о р о в. Зачем же? Я себя чувствую хорошо. Мне крови не надо.
Т о п у з о в. Зато другому надо.
Т р а к т о р о в. Вы хотите сказать…
Т о п у з о в. Дело это добровольное. Подумай. Не к спеху. Сейчас ты пока еще в шоке.
Т р а к т о р о в. Схожу на теннисный корт. Я когда на него гляжу – спокойнее думаю…
Тракторов уходит. В комнату чуть ли не вбегает А н о м а л и я и В е л и ч к а.
А н о м а л и я. Товарищ Топузов, вы были правы! Раньше мы не замечали, но, как прочли про Аввакума Захова, уже почти уверены. Она людоедка!
В е л и ч к а. Я, товарищ Топузов, еще не так чтоб совсем уверена… Славная девушка!
Т о п у з о в. Излишняя подозрительность нам не нужна… Все хорошо в меру… Само собой, не обязательно она людоедка. Алоис Хуана Перес-и-Перальта… У некоторых людоедов есть обычай: съедят человека – и присваивают его имя.
Г е н а. Выходит, Алоис с полным нашим удовольствием могла съесть и Хуана, и Переса, и Перальту?
А н о м а л и я. А если она еще и Кынчо съест, ее будут звать Алоис Хуана Перес Перальта и Кынчо?
В е л и ч к а. Не такая она…
Т о п у з о в. Само собой, возможно, что и не такая…
Входит А л о и с.
А л о и с. Товарищ Топузов, все почему-то отказываются принимать лекарства.
Т о п у з о в. Работа – вот лучшее лекарство, Алоис! Вперед!
Топузов включает магнитофон, звучит марш. Алоис, маршируя, уходит. Входит запыхавшаяся З а в е д у ю щ а я.
З а в е д у ю щ а я. Товарищ Топузов, из министерства здравоохранения ответили. Место в санатории выделено! Вот путевка. Подпись, печать… Как я вам благодарна, товарищ Топузов! Уж всякую надежду потеряла, а ведь надежда – это для человека опора.
Т о п у з о в. Это раньше надежда была опорой, теперь добрый дядюшка – опора для надежды.
З а в е д у ю щ а я. Вы такой остроумный, товарищ Топузов. (Уходит.)
В е л и ч к а. Хорошая женщина, добрая… У нее сейчас от радости все пробки перегорят.
Г е н а (взглянув на пробки). Не перегорают больше пробки, товарищ Топузов.
Т о п у з о в. Пошли, Гена, уточним кое-что насчет завтрашних дел.
Уходят.
А н о м а л и я. Зачем ты меня мучаешь, Величка?
В е л и ч к а. Это ты меня мучаешь.
А н о м а л и я. Вот видишь, обе мучаемся. А скажешь – обеим станет легче.
В е л и ч к а. Я же сказала… Что тебе еще надо?
Ш а б а н подслушивает их разговор.
А н о м а л и я. И не грех тебе? Я тебя кормила-поила… Не только места в приюте, у тебя и могилки бы не было… Ну говори же!
В е л и ч к а. Не кричи. Совестно…
А н о м а л и я. Буду кричать! Весь дом созову! У меня уже нервы не выдерживают! Слышишь? В последний раз спрашиваю: было у тебя с ним или не было? Говори.
В е л и ч к а. Было.
А н о м а л и я (бросается к ней, обнимает, целует). Спасибо! Спасибо тебе! Наконец-то! Упал камень с души! Больше уж я не чувствую себя перед ним виноватой!
Обе торопливо уходят. Шабан стучится к Топузову. Раз, другой. Наконец Топузов открывает. Шабан заглядывает в приотворенную дверь.
Т о п у з о в. Что тебе, Шабан?
Ш а б а н. Вы не опасайтесь, товарищ Топузов… Я все понимаю…
Т о п у з о в (строго). Что ты понимаешь?
Ш а б а н. Товарищ Топузов, Величка призналась, что было у нее… До чего ж хорошо, товарищ Топузов.
Т о п у з о в. Что хорошо?
Ш а б а н. Что вы к нам приехали. Раньше я как скотина жил безмозглая. Бывало, съездишь кому из них, а потом самому противно. А сейчас просто не жизнь – малина.
Т о п у з о в. Почему?
Ш а б а н. Раньше Кынчо сказанет что-нибудь этакое, я ему тут же вмажу. А теперь он сказанет, а я все вам перескажу. И сразу на душе легчает. В прежнее время меня, товарищ Топузов, за человека не считали. Темный я был, нацменьшинство. А теперь я доносчик. А доносчики – они уже не меньшинство. Спасибо вам большое, товарищ Топузов, за перевоспитание!
Т о п у з о в. За воспитание… Перевоспитание – это когда воспитанного воспитываешь вторично.
Ш а б а н. Вторично мне не надо.
Т о п у з о в. Будь добр, объясни, что значит «пранзела»?
Ш а б а н. Ничего не значит, товарищ Топузов.
Т о п у з о в. А «чмарь»?
Ш а б а н. То же самое, что «шушига», – ничего не значит. Я эти слова для страху придумал. Помню, помоложе когда был, прочел раз в газете: «Трансатлантические координаты» – и обмер со страху. Я раньше говорил им: «Дрыхнете, как сурки!» – а им хоть бы что… Потому что знают, что такое сурок. А теперь как скажу: «Дрыхнете, точно прангулы!» – их страх берет, и они встают, когда положено.
Т о п у з о в. Далеко пойдешь, Шабан… (Озадаченно качает головой.) Прангулы… Чмарь… Шушига… (Уходит к себе.)
Входит Й о т а.
Й о т а. Шабан! (Протягивает ему десятку.) Очень тебя прошу, не ломайся. Возьми, купи себе рубаху! (Сует ему деньги в карман.)
Ш а б а н. Заметку свою никому не читала?
Й о т а. Нет! Но дописала и сегодня пошлю. (Идет к двери.)
Ш а б а н. Бабушка Йота, постой, поди-ка сюда… Вот оно дело какое… держи… возьми мою десятку. (Протягивает ей деньги.) А заметку отдай мне. Если вправду хочешь меня уважить за то, что я тебя вылечил, возьми! Я человек скромный, напишут про меня в газете – краснеть буду. А так будем мы с женой по вечерам читать твою заметочку, слезы лить да тебя поминать! (Кладет ей деньги в карман.) Давай заметку!
Й о т а. Хорошо, сынок. Будь по-твоему! (Протягивает ему листок.) Дай бог здоровья товарищу Топузову, новая у нас жизнь пошла. (Уходит.)
Ш а б а н (поспешно разворачивает листок, принимается по слогам разбирать написанное). «Товарищ космонавт, пишет вам Йота Станкова, родом из села Старый Прогресс, бывшая телефонистка, в настоящее время пенсионерка. С детства мечтала иметь кор-рес-пон-денцию с космонавтом…» Вот сумасшедшая старуха! Что она мне сунула? При чем тут космонавт? Да нет, не сумасшедшая, раз десятку взяла… Ах, чмарь проклятая! Раньше бы я ей… К чертовой матери это вежливое обращение! Жить надо, как природа велит, естественно! Скажет кто с улыбочкой: «Очень я тебя уважаю, товарищ Шабан!», а ты ему за это вмажешь – и всем все понятно. А теперь я, видите ли, тоже обязан сказать: «И я тебя уважаю», а потом ворочаюсь с боку на бок ночь напролет и голову ломаю: «С чего это он мне так сказал?» Еще загнешься не хуже Гамлета, а наутро обязательно кто-нибудь скажет: «Да я только вчера видел Шабана, здоров был и свеж как огурчик». К чертовой матери! От этого все инфаркты и пошли – не от затрещин, а от вежливого обращения! (Уходит.)
Из комнаты Топузова, кокетливо охорашиваясь, выходит Г е н а. Нарочно задерживается на пороге. Мимо проходит А н о м а л и я. Гена преграждает ей дорогу.
Г е н а. Интересно очень, да?
А н о м а л и я. Ты про что?
Г е н а. Про что! Спрашивай, спрашивай, не увертывайся.
А н о м а л и я. Я не увертываюсь, а прохожу мимо.
Г е н а. Мать вашу за ногу! Чуть только кто немножко возвысится – все сразу же проходят мимо с полным нашим удовольствием.
А н о м а л и я. Я достаточно деликатна… Не понимаю, откуда всем уже известно?
Г е н а (радостно). Неужели всем? Что за народ!
А н о м а л и я. Замолви за меня словечко товарищу Топузову… Она, скажи, из бывших, но порвала окончательно и бесповоротно и теперь полностью «за»… На нее, скажи, даже больше можно положиться, потому что осознает свою вину.
Входит Т о п у з о в. Аномалия с виноватым видом исчезает.
Т о п у з о в. На чем мы остановились?
Г е н а. На падении доллара.
Топузов садится за пишущую машинку.
(Диктует.) «Согласно официальным данным, курс доллара за последние восемнадцать месяцев упал на одиннадцать процентов по отношению к японской иене…» (Кладет голову Топузову на плечо.)
По комнате проходит Т р а к т о р о в.
Т р а к т о р о в. Извините… (Уходит.)
Т о п у з о в. Зачем ты, Гена?.. Я же сказал, нужно соблюдать осторожность. Наша связь потрясает основы. Если о ней узнают, я перестану быть «самим товарищем Топузовым». А ты станешь обыкновенной, рядовой Геной. Хочется тебе быть рядовой?
Г е н а. Ни за что на свете!
Т о п у з о в. Ты кому-нибудь говорила?
Г е н а. Что я, ненормальная?
Топузов садится за машинку.
По официальным данным, курс доллара за последние восемнадцать месяцев… (Снова опускает голову Топузову на плечо.)
По комнате проходит А н о м а л и я.
А н о м а л и я. Прошу прощения! (Уходит.)
В е л и ч к а (появляясь на пороге своей комнаты). Извините!
Т о п у з о в. Постой, Величка! Я понимаю, тебе неловко… Это ваше личное с Аспарухом дело…
В е л и ч к а. Мы ничего худого не делали, товарищ Топузов.
Т о п у з о в. А я ничего и не говорю. Но мы – коллектив. У тебя дочь, зять, внучка… Что скажут другие? А вдруг и Гена захочет последовать твоему примеру? Ты бы такое допустила, Гена?
Г е н а. Никогда в жизни!
Т о п у з о в. Для нас выше всего интересы этого дома, который дал нам приют в нашем несчастье. И мы обязаны это несчастье сохранить как пример и передать тем, кто придет после нас… Не плачь! Я знаю, ты меня поняла…
Величка уходит к себе. Входят Ш и ш м а н и А с п а р у х.
Ш и ш м а н (делая вид, будто не замечает Топузова и Гены). Да нет же, Аспарух! Она официанткой работала и выкинула номер с одним посетителем…
А с п а р у х. Чаевые содрала?
Ш и ш м а н. В загс повела. А он вроде большим начальником был по внешней торговле. Потом жизнь сыграла с ним еще одну шутку. Я и думаю: жизнь – очень она сильная, наверняка у нее кто-то есть за спиной.
Г е н а. Не напускай туману, Шишман! Ну, работала я официанткой, что особенного?
Ш и ш м а н. А-а, Гена? Я и не заметил… прости. В автобусе сейчас человек один рассказывал эту историю.
Г е н а. Туману напускаешь. Остряк. А остряки – они, бывает, того… у них, бывает, не все дома. Так что не стоит обращать внимание. Жизнь, говорит, оттого сильная, что у нее за спиной кто-то есть! А боишься спросить – кто?
А с п а р у х. Кто?
Г е н а. Смерть. Жизнь потому сильная, что у нее смерть за спиной. Иди-ка ты лучше мастери гнезда!
Ш и ш м а н. Замечаю я, Гена, умная ты женщина.
Г е н а. Книжки читала… про жизнь. А ты только книгу жизни читал. Вот и разница. Я и сыну образование дала! Он у меня эксперт. Кто такой эксперт, знаешь?
Ш и ш м а н. Не знаю…
Г е н а. Эксперт – это кто заключение дает… Жуткое дело! Покажут, например, подсудимому параллелепипед и спрашивают: «Это что?» Он говорит: «Кирпич». Спрашивают эксперта, он говорит «Параллелепипед!» И тогда подсудимого за решетку, поскольку дает неправильные показания.
Ш и ш м а н. Фаворитка!
Г е н а. Я этого слова не знаю, но тебя-то с полным нашим удовольствием знаю. И ты поосторожией напускай туману! (Уходит в слезах.)
Т о п у з о в. Давно за тобой наблюдаю, Шишман. Не принимаешь ты участия в нашей жизни. Посмеиваешься… Знаю я, чего ты хочешь. Ты брата своего Кунчо забыть не хочешь. А чтоб я свою жену забыл, да? Мы с тобой оба за ту жуткую историю заплатили. И теперь в расчете! Ты о другом помни: дом этот выстроил я. Он мой. Так что ты живешь у меня в доме. (Уходит.)
Ш и ш м а н. С панталыку сбивает… Одного уразуметь не могу: кто он есть?
А с п а р у х. Как это «кто»? Ты же его с коих пор знаешь!
Ш и ш м а н. А вдруг это не он? Когда мой брат повесился, тот от дома этого отказался. И этому было объяснение… А вот этому человеку объяснения нету…
А с п а р у х. Почему так получается?
Появляется Т о п у з о в.
Т о п у з о в. Я объясню тебе, Аспарух.
А с п а р у х (Шишману). Ты гляди, как он появляется. Я так появляться не могу.
Т о п у з о в. Каждый человек задает вопросы – либо другому человеку, либо себе самому. Вот ты сейчас спросил Шишмана: «Почему так получается?» Однако это не вопрос, потому что на него нельзя ответить. Вопрос следует задавать так, чтобы на него был ответ, причем правильный. Например, я спрашиваю тебя: «За что ты любишь товарища Топузова?»
Ш и ш м а н. Да он, может, вовсе тебя и не любит.
Т о п у з о в. А это не ответ на вопрос. Я же не спрашиваю, любит ли он меня, я спрашиваю: за что любит. Таким образом, вопрос задан правильно. И следовательно, ответ тоже будет правильный. Приведу пример неправильного вопроса: «Считаешь ли ты, что Аспарух должен жить в одной комнате, а товарищ Топузов в трехкомнатной квартире?» Как поставить этот вопрос правильно? А вот как: «Почему товарищу Топузову полагается трехкомнатная квартира?» Ответ: «Трехкомнатная квартира полагается товарищу Топузову потому, что…» – и далее излагаются причины.
Ш и ш м а н. А если трехкомнатная Аспаруху полагается, как тогда поставить вопрос?
Т о п у з о в. Вот как: «Почему Аспаруху не полагается трехкомнатная квартира?» Ответ: «Не полагается потому, что…» – и перечисляются причины. Учитесь правильно мыслить. (Уходит.)
А с п а р у х. С панталыку сбивает…
Ш и ш м а н. Величка идет… Я пошел! (Уходит.)
Входит В е л и ч к а с небольшим узлом в руках.
А с п а р у х. Величка!
В е л и ч к а. Не могу я больше. Без тебя не могу и с тобой тоже… Грех… Люди шушукаются. И товарищ Топузов сказал, что надо держаться за свое несчастье, иначе получается нарушение морали…
А с п а р у х. Я этому Топузову… (Озирается.) Из-за таких, как он, народ и стал нервный. Мораль будет мне читать. А сам с Геной…
В е л и ч к а. Гена – дело другое. Если вправду любишь – не удерживай. Я черным ходом… (Идет к двери.)
А с п а р у х. Величка!
В е л и ч к а. Ты почему без фуфайки? Иди надень. Прощай! (Подходит к двери, возвращается.)
А с п а р у х. Ты что?
В е л и ч к а. Вдруг поняла, что некуда мне идти…
А с п а р у х. Величка…
Во время их разговора в комнату тихонько, на цыпочках, входят все обитатели дома, З а в е д у ю щ а я и А л о и с с подносиком для лекарств. На подносике письмо. Алоис подает его Величке.
Й о т а. Величка, тебе письмо!
З а в е д у ю щ а я. Первое письмо с того дня, как открылся наш дом…
В е л и ч к а (дрожащими пальцами распечатывает конверт и протягивает письмо Алоис). Алоис, прочти мне, будь добра!
А л о и с (читает). «Дорогая мама, сегодня наконец выдалась свободная минутка, и я решила написать тебе письмецо. У нас все хорошо. А ты как?» (Прослезившись, передает письмо Аномалии.)
А н о м а л и я (читает). «Октавиан работает, как и раньше, директором аграрно-промышленного комплекса. На работе его очень уважают и, наверно, повысят в должности. Даниела уже в первом классе, отличница. Занимается французским и музыкой, играет на скрипке. Вчера решила уравнение Лоренца с одной ошибкой, но учительница сказала, что для Лоренца и это хорошо…» (Растроганная, передает письмо Йоте.)
Й о т а (читает). «Она вообще у нас очень умная девочка. Мы записали ее в балетную школу и в кружок «Умелые руки», она там нарисовала проект Эйфелевой башни так хорошо, что руководительница сказала, что его можно использовать для птицефермы».
Т р а к т о р о в (отбирает у нее письмо, читает). «Каждый день вяжет для тебя кофту с длинным рукавом, чтобы, говорит, бабушка зимой не мерзла. Но Октавиан вечером незаметно распускает, чтоб не слишком быстро довязала, то есть чтобы подольше обучалась вязанию…»
Ш и ш м а н (в свою очередь отбирает письмо и читает). «Что ни день спрашивает, когда же бабушка вернется с ярмарки, она ведь знает, что ты три года назад поехала на ярмарку в Бяла-Слатину, и мы ей каждый день говорим, что ты не приехала, потому что опоздала на поезд. А вчера приходит она из школы и говорит: «Неправда, что бабушка на поезд опоздала, у нас в селе поездов нету…» (Передает письмо Аспаруху.)
А с п а р у х. «Все ожидаем, когда нам дадут квартиру побольше, и тогда ты приедешь, хочется, чтоб и Даниела послушала бабушкины сказки, а то Лоренц Лоренцом, но без бабушкиных сказок…»
З а в е д у ю щ а я (читает). «Шлем тебе самые сердечные приветы, береги себя, ешь хорошенько. Каждый вечер вспоминаем тебя и очень, очень скучаем. Целуем тебя. Твоя дочь Василка».
Тишина. Молчание. Медленно гаснет свет. В темноте раздается взрыв, воет сирена, звучит апокалипсическая музыка, видны космические вспышки.
Г о л о с а.
В убежище!
Помогите!
Спасайся, кто может!
Ложись по направлению взрывной волны!
Огнетушители!
Противогаз!
Дом сейчас рухнет!
Где мой противогаз?
Товарищи, соблюдайте спокойствие!
Ложись!
Свет зажигается.
Т о п у з о в. Достаточно! Что, испугались? Ничего страшного нет. Плохо только, что вы усвоили материал неверно и бессистемно. Тревога была учебная.
Входят З а в е д у ю щ а я и А л о и с.
В е л и ч к а. Зачем вы нас пугаете, товарищ Топузов?
А н о м а л и я. Предупредили бы, что учебная…
А с п а р у х. У меня ботинок пропал.
Г е н а (сняв противогаз). Вот твой ботинок! (Показывает на свою ногу.) Пока я во время тревоги сидела в подвале, кто-то мне на ногу ботинок натягивал…
А с п а р у х. Это я… Думал, я на свою… (Надевает ботинок.)
Г е н а. А мой где?
А с п а р у х. Я не брал.
Г е н а. Где мой туфель?
А с п а р у х. Я почем знаю?
Йота всхлипывает.
Т о п у з о в. Что с тобой? Почему ты плачешь?
Йота объясняет жестами, что опять потеряла речь.
А л о и с. Бабушка Йота опять онемела! (Уводит ее.)
Г е н а. Товарищ Топузов, меня так и трясет от страха.
А н о м а л и я. А будет война, товарищ Топузов?
В е л и ч к а. Товарищ Топузов, зачем вы нас пугаете?
Ш и ш м а н. Товарищи! Среди нас завелся идиот!
Т о п у з о в. Что, что?
Ш и ш м а н. Слышите, отзывается?
Т о п у з о в. Где Кынчо и Тракторов? Я хочу дать отпор при всех!
Ш а б а н. Где Тракторов, неизвестно, а Кынчо сейчас распаяют.
Т о п у з о в. Как распаяют?
Ш а б а н. Он в трубе теплопровода бутылку прятал. Сварщики не заметили и запаяли его. Теперь вот распаивают. С минуты на минуту вытащат.
Ш и ш м а н. Все слышали, что среди нас есть идиот?
Г е н а. Нету здесь идиотов, Шишман!
Т о п у з о в. Ты кто такой, а?
Ш и ш м а н. Шишман, прототип из эпохи миграции. Получаю от народа пятьдесят левов пенсии и тем горжусь. А ты чем гордишься?
Т о п у з о в. Слушай, Шишманов!
Ш и ш м а н. Я не Шишманов, а просто Шишман. В чиновниках не ходил, поэтому можешь без фамилии.
Ш а б а н (Топузову). Врезать ему, а?
Т о п у з о в. А вы почему молчите, товарищи? Товарищ заведующая!
З а в е д у ю щ а я. Нехорошо, дядя Шишман!
Ш и ш м а н (швыряет свои визитные карточки Топузову в лицо). На, забирай свои дурацкие карточки!
Т о п у з о в. Это в благодарность? За все, что я для вас сделал?
Ш и ш м а н. У нас тут из-за тебя не дом престарелых, а сумасшедший дом стал!
Г е н а. Шишман, что ты мелешь, мать вашу за ногу!
Т о п у з о в. Товарищи! У него невроз… Среди нас идиотов нет…
Ш и ш м а н. А ты? Говори, кто ты на самом деле, самозванец!
