Текст книги "Должностные лица"

Автор книги: Иван Щеголихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

– Случайно! – во всю глотку оповестил Шибаев, на него стих нашел. – Скромнейшие люди! Цвет нашей интеллигенции!

Приобщение к шашлычнику Голубю не понравилось, он даже не стал препираться, пошел к своему «Москвичу». Цыбульский только плечами пожал, а когда стали уже рассаживаться, Мельник за них вступился – у них не номера, а ставки за разовую услугу, у одного десять помножить на десять, а у другого тринадцать на тринадцать, едут они по Каратасу, и все видят, сколько им надо. Мельник не любил, когда человек не реагирует на шутку. В Москве есть девицы, мечта загульного командированного, сидят на бульваре нога на ногу, а на подошве цифра, сколько она сегодня стоит, такса за сеанс.

Васе очень хотелось спросить, сколько же, но мысль о будущем назначении его удерживала – еще один плюс от должности, лишний раз придержишь язык.

Со смешками, с прибаутками, с подначками поехали в новый цех. У входа висел свежий красный транспарант с белыми буквами: «Слава труду!» На переднем плане все хорошо, но не все ладно на заднем, Вася сразу же хотел повести уважаемую комиссию к тыльной стене, чтобы показать новую трещину, но Шибаев дал знак – потом.

– Кто бы мне сказал в двух словах, что тут у нас будет? – попросил Гриша Голубь. «У нас» – только так и никак не иначе.

Здание было покинуто клубом ДОСААФ из-за аварийного состояния – по стене прошла трещина от пола до потолка и полезла вверх по перекрытию, грозя обвалом, а причина простая – шахтеры выбрали уголёк. Случай не первый, не последний, ДОСААФу нашли другое здание, а это бросили. Объект обнаружил Мельник – большая площадь, есть вода и электроэнергия, подведено тепло и пароснабжение, – просто мечта деловых людей. Затраты на строительство, вернее на реконструкцию, пустяковые, а прирост продукции будет… тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Шибаев сначала сам хотел стать начальником этого цеха, но потом ситуация изменилась. Много было хлопот по уламыванию инстанций – здание аварийное, требовались акты, справки, разрешения, экспертизы, ходили по техническим инспекциям, к главному маркшейдеру, в исполком, в горком, к тем, кто курирует местную промышленность, – выбили разрешение. С помощью Цыбульского и за свой счет трещину заделали и следа не осталось, пригласили комиссию из министерства, добились кое-как фондов, главное, сами скинулись и начали штурм. Нужен экскаватор, звонят, кому надо, платят, сколько требуют, и работа кипит. Нужен самосвал на два месяца – звонят, платят, пришло время заказывать баркасы и барабаны, поехали на ДОК, работа объемистая, сверхурочная – две тысячи директору на лапу. У Шибаева все посчитано до копейки для отчета перед компаньонами, сколько за труд и сколько всяким инспекциям – горношахтной, технической, пожарной, санитарной. Короче говоря, если честные люди тратят на такое дело – на проектное здание, на проектно-сметную документацию и прочее – как минимум года четыре, то люди деловые потратили на все это четыре месяца.

Кто будет докладывать? Полагалось бы самому директору, но он дал знак, и Вася, размахивая руками, будто разгоняя комаров, четко начал:

– Новое предприятие Каратасского мехового комбината называется главный цех по выделке и крашению пушно-мехового сырья Министерства местной промышленности КазССР и предназначается для безостановочного процесса. Как на выплавке стали, как на конвейере ВАЗа, как на предприятиях оборонной промышленности.

– Скажите, пожалуйста, – напевно прокомментировал Гриша.

– Да, именно так, – настоял Вася и погнал коней дальше: – Первая операция отмока, шкурки закладываются в барки малые по пятьсот штук и в барки большие по две тысячи пятьсот штук на шестнадцать часов, после чего начинается мездрение, потом шкурки закладываем в баркасы для промывки. Вот вам, пожалуйста, стоят баркасы, на ДОКе делали по две тысячи рублей, а большие по пять тысяч рублей.

– Не рублей, Василий Иванович, а литров, – подсказал Шибаев.

– Правильно, – согласился Вася, – но и рублей тоже.

– А без цифири нельзя? – попросил Голубь.

Вася помотал головой – никак нельзя! И дальше минут на сорок зарядил, чем шкурки промываются, чем укрепляются, как идет дубление, отжим в центрифуге, и надо ему отдать должное, Вася больше не назвал ни одной цифры – тоже показатель.

– После центрифуги каждую шкурку надо аккуратно расправить и поместить в сушильный шкаф, затем идут обкатные барабаны с опилками и скипидаром, после обкатных – протрясные барабаны.

– За все это платили-платили, – ввернул Шибаев, – и наличными-наличными.

– В протряске выбиваются опилки, грязь, остатки химобработки, вся эта муть отсасывается вентиляторами – тоже добыты не бесплатно, – затем кожа шкурки разбивается на особом станке, тут же шкурки шлифуются, и весь процесс заканчивается разбраковкой, маркировкой и сдачей на склад готовой продукции. И наша песня спета, – заключил Зася. – Вопросы есть?

– Про песню шутка глупая! – отозвался Мельник.

– Когда будет готовая продукция? – спросил Голубь.

– Скоро, – умело ответил Вася, – в ближайшем будущем.

– Вопросов нет, – заключил Шибаев, – есть замечание. Место для цеха выбрано не совсем удачно.

Он сказал это нейтральным голосом, но Вася подкрепил его взглядом на Мельника, и во взгляде была беспредельная укоризна – ай-я-яй, Михаил Ефимович, что же вы так, в карман друзьям нахезали.

Мельник глаза к небу закатил, руками развел – не ожида-ал.

– Ты же не мальчик, Шибер, нормальное место стоит миллион, не считая затрат времени, не ожида-ал, Рома, такой простоты.

Шибаев и бровью не повел.

– Я это сказал к тому, что текущий ремонт, а он будет вестись постоянно, потребует непредусмотренных капиталовложений от компаньонов. Учесть – и не более того.

– Все правильно, – поддержал его Вася.

– Други, мы не будем здесь работать до второго пришествия, нам вполне достаточно два-три года, чтобы каждый раскрыл свои способности и получил по труду, как и положено в условиях развитого социализма. А потом цех пусть проваливается, здесь появится крупное пушно-меховое объединение, и вы спокойно перейдете на новое место с повышением по должности. – Мельник говорил небрежно-весело, хотя его задел упрек, попробовали бы эти вахлаки что-нибудь сделать сами, они должны ему в ножки поклониться, а они мизер какой-то предъявляют! Он три раза к министру ездил, он в главк три дубленки отвез под видом экспонатов для ярмарки, а уж шапок ондатровых мужских и женских считать не будем. А умение Мельника подойти к людям? Ни у кого из вас нет и сотой доли его таланта, так где же признание? Мельник привык к черной неблагодарности, он терпелив, он мудёр.

– Сколько я тут живу, ни одна хата не провалилась, – гнул свое Вася.

– Стоит нам об этом жалеть? – заметил Голубь.

– А кабинет у начальника цеха есть? – спросил Мельник. – Где он будет людей принимать, своих компаньонов? У меня уже кишки подвело от ваших претензий.

Вошли в кабинет, накрыт стол, девушка смазливая в переднике приглашает выпить и закусить. Белая скатерть, сверкают бутылки, – коньяк, шампанское, боржоми, копченый балык, сервелат с листиками зелени, зимой раздобыли для важных гостей, горчица, хрен и даже корейская морковка (сапог прожжешь), одним словом, виден размах. И обслуга грудастенькая, с ямочками на щеках тоже возбуждает аппетит, кому-то она сегодня достанется.

– Как вас зовут, милая девушка? – двинулся к ней пингвином Мельник.

– Тася Пехота.

Вася тут же встал на защиту:

– У этой девушки трое детей!

– Да что вы говорите? Молодчи-ина.

Сели, выпили. Поддать хорошо могли все, кроме Гриши Голубя, он только чуть мочил губы и отставлял, не считая нужным оправдываться – сами знаете, человек за рулем и у него лекции.

– Ты уже прописался, получил квартиру и всё такое? – спросил Мельника Шибаев.

– Разумеется. – Мельник закусывал алчно, со смаком, это у него Шибаев научился чревоугодничать, попросту говоря, жрать причмокивая, чавкая.

– А как там сейчас с квартирами?

– День ото дня дороже и квартира, и прописка само собой. Погоду делают энергичные люди. Тут у нас подпольные, а там – все на виду, никто не прячется. Дочь одного самого главного бриллиантами торгует и с наркотиками дело имеет, а другой главный покрывает Елисеевский магазин, где наши люди, директор, между прочим, бывший шофер. Смело живут, столица, она и есть столица.

– Как с кооперативными квартирами?

– Первый взнос пять-семь бумаг. Вселишься и по семьдесят рублей каждый месяц за скромную двухкомнатную. Зато при входе сидит дежурный, как в МВД, и панелька с электроникой, десять кнопок. Знаешь код – откроется, а не знаешь – не войдешь.

– Есть такая и в Каратасе у Васи.

Выпили по второй – за новый цех, уже отмеченный прессой, радио и телевидением, за всех тружеников и «прежде всего за Василия Ивановича». Цыбульский, хотя и за рулем, врезал наравне с другими, а сейчас ему на важный объект. Дверь за ним закрылась, и Шибаев предложил вопрос о начальнике нового цеха.

– Кадры решают все, – сказал Гриша и по-сталински требовательно посмотрел на Шибаева.

– Гриша, ты тут за меня оставался, – напомнил Мельник, – неужели нет предложений?

– Спроса нет, – едко сказал Шибаев, намекая, что за Мельника остался все-таки не Голубь, а Шибаев.

Гриша сказал, конкретно он никого не рекомендует, но на любую кандидатуру он может дать деловую характеристику. Наступило молчание.

– У меня кое-что есть, – сказал Шибаев, – но сначала хочу послушать вас.

Молчание затягивалось, Вася ерзал, вытирал пот со лба рукавом нового костюма, смотрел на Шибаева, на Мельника, на Голубя, но ничего не видел, фортуна ему знаков не подавала. Слово взял Мельник:

– Есть у меня на примете человек нашего склада.

– А какие мы? – сразу перебил Шибаев. – Я вот, к примеру, не знаю, что у меня за склад такой.

– Человек этот деловой, ответственный, если обещал, сделает, хороший товарищ, не жлоб, не единоличник. Он знает Каратас, поскольку не один год здесь работал…

Дело шло к тому, что Мельник через секунду-другую предложит свою кандидатуру, и у Васи опять душа в пятки – никак тогда не отклонишь и ничем, никто тут не поможет, кроме, может быть, ОБХСС, и то не местный, а какой-нибудь международный.

– Он хорошо знает здешних людей, а контингент у нас сложный. Я предлагаю деловара высшей категории, рискового и денежного, какой нам нужен.

Сейчас Гриша поддержит Мишу, а Вася с Шибаевым вытянут пустой номер – остался всего миг, что можно предпринять? Нет у Васи опыта для таких встреч на высшем уровне, он совершенно не врубается. Если бы знал заранее, что будет несправедливость, подвел бы сюда с высоковольтной фермы нужные киловатты и разнес бы цех в мелкую крошку – если не мне, то никому.

– Небось Тыщенко? – спросил Шибаев с усмешкой.

– А что ты имеешь против?

Тыщенко работал здесь когда-то начальником трикотажного цеха, брал прилично, и земля под ним не горела, со всеми ладил, в высшей степени предусмотрительный деловар. Жил бы и работал еще сто лет, но прошла, начиная от Москвы, волна разоблачений по трикотажу, расстреляли двоих-троих во Фрунзе, Тыщенко ловко прикрыл свой цех и отбыл не то в Ялту, не то в Кишинев с полным, как сказал бы Вася, чумаданом. Делец он действительно первостатейный, надоело, видимо, сидеть без дела, и он зондирует почву через Мельника. Он мог бы и на проценты жить без нужды, но ему не сидится, натура просится к власти, чтобы ворочать деньгами, судьбами, рисковать, иначе гастрит, плеврит, нефрит и соболезнования семье покойного.

– Я предлагаю его ненадолго, на первый период. Отработать технологию, задать ритм.

Вася таким телячьим взором смотрел на Шибаева, что ему захотелось тарелкой с балыком закрыть Васину физиономию навсегда. На полчаса не может принять человеческий облик. Кандидатура. Что он значит в сравнении с акулой Тыщенко, этот мелкий пескарь с красными от похмелюги глазами?

По гримасе шефа Вася понял, что дело его труба, махнул рукой, нечаянно сбил бутылку шампанского, успел ее подхватить и спросил, можно ли ему закурить. И тут Мельник бросил ему шанс:

– Он надолго здесь оставаться не может, в Канаду собрался к родственникам. А на дорогу кое-какие средства не помешают.

– Собрался – пусть едет, – внушительно сказал Шибаев. – Кандидатура твоя очень подходящая, я с тобой, Миша, согласен целиком и полностью. Но в такой ситуации здесь ему работать не дадут. Ни ему, ни нам.

– Да об этом, Шибер, никто не знает, кроме нас.

– Он еще только подумал туда лыжи навострить, а об этом уже знают, где надо. Через полгода он нам тут всем срока обеспечит.

– В этом смысле Рома прав, – сказал Голубь.

– Не Рома, – поправил его Шибаев, – а Роман Захарович.

Мельник пожал плечами – было бы предложено. Риск есть, но за год-полтора Тыщенко взял бы здесь и другим дал бы ох как хорошо!

– Идея твоя насчет нового цеха, Миша, замечательная, приоритет твой, мы это ценим и продолжаем надеяться на твою помощь из Москвы в смысле поставок сырья. С пуском цеха выделки и крашения план комбината увеличивается на два миллиона рублей – не шутка. Делать план я должен с тем, кого мы назначим. Мне бы, конечно, легче было бы жить в Москве, как Миша, или, как Гриша, учить ментов уму-разуму и получать процент со своего пая. Но пока не получается. Надо вертеться здесь, пробивать фонды, ублажать рабочих, чтобы они не ушли на более выгодные места, давать план стране и не обижать друзей-товарищей. Поэтому фигура начальника цеха для меня гораздо важнее, чем для вас. Вы мой характер знаете, а с повышением по должности любой характер становится еще тверже. Я предлагаю доверить новый цех Василию Ивановичу Махнарылову. Вася этот цех строил, Вася и будет его начальником.

Вася растроганно шмыгнул носом – вон как предложил его Роман Захарович, твердо, веско, и сразу нет проблем.

– Технологию создания резерва мы освоим и без Тыщенко, – продолжал Шибаев, – и даже сами кое-что успели придумать. А теперь надо вкалывать да вкалывать, чтобы процесс шел без остановки, надо следить да следить за техникой, она у нас из дерьма, а такого мастера, как Махнарылов, найти трудно.

Тут Вася дернулся и вскочил, чуть не опрокинув стол, – от радости, что ли? – и начал бить себя по штанам да в самом опасном месте – между ног, по ширинке, даже искры посыпались, причем настоящие, он будто огонь вышибал из детородного члена, оправдываясь панически:

– Душанбинский, пля, «Памир», не сигареты, а сплошной шпагат, как дрова, горят!

После громкой Васиной выходки позволил себе негромкую Миша Мельник. Что тут такого особенного – упала искра на брюки, бывает не только с похмелья, но и у трезвого, стряхнул и все дела, но Мельник побледнел, как стена, рубец на его скуле полиловел, как сирень в цвету, он полез в карман, очки выложил, достал стеклянную трубочку с таблетками и положил одну под язык.

– Ты чего, Миша? – взволнованно спросил Голубь.

Бледность вроде бы не заразна, но странно, и Шибаев почувствовал, как щеки стягивает будто на холоде, он через силу рассмеялся:

– Авария, Миша, последствия?

Мельник, почмокивая, сосал таблетку, отхлебнул боржома.

– Картинка почудилась от перемены климата, извините, други.

– Пройдет, Миша, пройдет, – заботливо сказал Гриша, не понимая, с чего бы ему мерещилось, он не верил в приметы.

– Ну что, единогласно? – бодро спросил Шибаев. – Золотые руки, Миша, разве не так?

– Золотые… – рассеянно отозвался Мельник, все еще бледный. – Если Вася спас конфетную линию, то о чем речь.

После того, как на Каратасскую кондитерскую фабрику пришла заграничная линия с компьютером, ее восприняли как вражескую вылазку – упала выработка, рабочие стали увольняться, конвейер то и дело останавливается, оказывается, там до миллиграмма все рассчитано, какой-нибудь малейшей муры в конфетной смеси не хватит, как он тут же щёлк! – и встал. Ищите причину. Плана нет, премий нет, что делать? Вызвали специалиста с фирмы, он посмотрел – всё в порядке, нашу беду понять не может, рекламаций не принимает, а за линию золотом плачено. Делать нечего, позвали Махнарылова, потребовал он два ведра – шоколада ведро и ведро водки. Через неделю линия заработала по новой, Васиной схеме, инструкция с автографом мастера гласила: «Имейте, пля, совесть!» – остальное передавали из уст в уста: линия автоматически отключается при перегрузке конфетной массы, для бесперебойной работы требуется постоянное недовложение. Коротко и всем ясно без переводчика. Вот уже третий год не было ни одного сбоя, текучесть кадров прекратилась, мало того, принимают туда через громадный конкурс, и без «Птичьего молочка» и «Курочки-рябы» ни рабочие, ни тем более администрация не живут. Вот какого мастера двигал сейчас на повышение директор Шибаев.

– А сам он не возражает? – поинтересовался Гриша Голубь без тени юмора.

И тут Вася превзошел самого себя, отчеканил с расстановочкой:

– Смотря на каких ус-словиях. Прошу коллегиально решить вопрос, что будет иметь начальник цеха – оклад или долю?

– Меня в принципе тоже интересует подобный вопрос, – сказал Гриша. – Являемся ли мы долевиками по доходам от всего комбината, или только от цеха выделки и крашения. Судя по объяснению уважаемого Василия Ивановича новый цех является звеном единой и неразрывной цепи, следовательно, и доход его войдет составной частью в общий доход, я правильно мыслю?

Все посмотрели на Шибаева.

– А тут и дураку ясно, – сквозь зубы ответил он. Гриша развысту-пался не просто так, он наверняка пронюхал про левые шапки, и ждет момента, чтобы потребовать долю и с них.

– А можно без нервов? – попросил Голубь. – Клетки не восстанавливаются.

– Други, спокойнее, ближе к делу. – Задача у Мельника сегодня – быть пожарником, следить, где дымит, где искрит. Васю он уже засек, чуть сам инфаркт не получил, теперь Гриша с Шибером хотят сократить ему дорогу до крематория. – Предлагаю обсудить доход, как мы его поделим. Поскольку Шиберу хлопот полон рот, ему шестьдесят процентов, а оставшиеся сорок долевикам поровну.

– Каким долевикам? – не вытерпел Вася. – Кому именно? – Если на гроих, то сорок маловато, что-то они тюльку гонят, уши Васе трут, может быть, на двоих хотят?

– Начальнику цеха, – Мельник кивнул на Васю, – главному юрисконсульту, – кивнул на Голубя, – и генеральному поставщику, – он приложил обе руки к своей груди.

– Мало, сказал Вася, – я не согласен. – И смело посмотрел на шефа.

– Рано делить проценты, – отозвался Шибаев. – Из первых доходов надо возместить деньги вкладчикам, тем, кто финансировал строительство. Затем обязательно, я подчеркиваю! – взять крупную сумму из первого резерва и вручить ее нейтральному лицу на случай нашего провала. Что скажут юристы?

– Мудро, – сказал Мельник. – Но не просто нейтральному, а еще и способному предпринять действенные шаги по нашей выручке. Могу сразу его назвать – директор ликеро-водочного завода Сагинадзе. А сейчас задача ясна каждому. Василий Иванович отвечает за работу своего цеха, Роман Захарович – за общее руководство и создание резерва, я помогаю в обеспечении сырьем и оборудованием, а Григорий Карлович охрану на всех участках – в торговой сети, в милиции и вообще по начальству.

Шибаев опять уперся:

– Я согласен в общих чертах, но в частности охраной мы обеспечены.

– Это мы еще посмотрим, – сказал Голубь задето, да и кого не заденет, если его хотят выбросить из дела, а он вложил в него 12 тысяч.

– Други-други, спокойно! – Мельник тут как тут с огнетушителем. – Шибер, мы знаем, на кого ты возлагаешь надежды, но прислушайся к моему совету. Башлык не станет ввязываться по мелочам, допустим, если тебя возьмет за хобот рядовой инспектор ОБХСС, а от рядовых копоти много. Но капитан Голубь может помочь во всех звеньях, от рядового до генерала. Не советую тебе ждать случая, чтобы в этом убедиться, – Мельник выразительно оставил паузу. – Сам ты не можешь прямо платить ребятам из ОБХСС, а Гриша сделает это в лучшем виде и тем самым гарантирует нам спокойствие. Когда горел ярким пламенем на «Бытмебели» кое-кто из наших общих знакомых, именно Гриша вызволил из беды, надеюсь, ты не забыл?

– Одни горели, а другие карман грели! – свирепо сказал Шибаев, и стало ясно, что он обо всем догадался. Сейчас он разорется, начнет материть всех подряд и громыхать по столу кулаком.

Вася тяжело вздохнул – они или передерутся, или подожгут его новый цех, и кто вышку возьмет, пока неясно, возможно, у Григория Карловича пистолет, им же положено.

– Ну чего ты, Шибер, как пацан, – торопливо заговорил Мельник, – не надо выдумывать козни там, где их нет.

– Без первоначального капитала у нас не было бы сейчас никакого нового цеха, – напомнил Голубь. – Все мы скидывались и знали, чего ждем. Каждый мог свою сумму и в другое дело вложить, не так ли? Я хочу быть правильно понят, но Василий Иванович не вкладывал в дело ни копейки.

– Он всю душу вложил! – рявкнул Шибаев так, что у Васи от восторга упала на стол капля из носа.

– Други, прошу не мелочиться! – решительно повысил голос Мельник. – Мы уходим от главной задачи нашего ответственного совещания.

Хватит бузить, Шибер. Чем не устраивает тебя моя раскладка на проценты?

– Я предлагаю так: директору сорок, долевикам по двадцать.

Трое вздохнули ноздря в ноздрю, таким веским тоном было сказано, что ясно всем – решения своего Шибер менять не станет.

– Только работать будет каждый на совесть. Грише я буду платить прежде всего за дело, а не только за консультации.

– Разумеется. А пример можно?

– Если мне надо кого-то посадить, ты посадишь.

– Я подчиняюсь решению большинства, – согласился Голубь, – но прошу учесть еще одно условие.

– А может, не надо, Григорий Карлович? – попросил Вася. Зачем лишний базар, Васю утвердили, все в ажуре, а начнутся условия, и шеф все может переиграть.

– Надо, это принципиально. Необходимо обеспечить контроль. Я имею в виду контроль со стороны долевиков.

Ну не гнида ли?! Он мне будет устраивать контроль!..

– Если я в состоянии провести вокруг пальца любого ревизора, то уж тебя, контролера, как-нибудь одурачу. Как ты будешь за мной надзирать?

– Очень просто. Мы внедрим на комбинат своего человека.

– «Своего!» – Шибаев ударил по столу кулаком, и вся посуда дробно подпрыгнула. – Персонального, от имени Голубя мне хочешь стукача подсунуть, да?! «Внедрим». Ну не сволочь ли твой дружок, Миша? – Шибер выкатил бешеные глаза на Мельника.

– Гриша не совсем удачно выразился. Он хотел бы, как я понимаю, каких-то гарантий.

– Тоже мне адвокат, «гарантий», – передразнил Шибаев. – Гарантия – это я.

– Прямо как Людовик Четырнадцатый, – невозмутимо заметил Гриша.

Шибаев приподнялся, рывком дотянулся до Гришиного плеча и грубо ковырнул пальцем.

– Я с тебя погоны сниму, вот тебе моя гарантия! – заорал он. – И ты знаешь, за что. У тебя рыло в пуху передо мной. «Бытмебель» – твоя работа от и до! Но пока я пожалею твоих деточек. – Шибаев оскалил зубы в улыбке и сел на место. Попутно он учил Васю золотому правилу – не идти до упора. Поддел за ребро – и назад, и притом с улыбочкой, извините, нечаянно.

Гриша Голубь не испугался, не возмутился, голос его сохранял миролюбие.

– Рома, доказательств по «Бытмебели» у тебя никаких. Надеюсь, мы останемся не только компаньонами, но и друзьями. Гарантии необходимы в любом случае, даже в самом малом деле, таково требование времени, так что, прошу спокойнее.

– Други, пора подвести черту. – Мельник оказался самым выдержанным, он совсем не кипятился, может быть, как посторонний. – Итак, вместо большой тройки начинает действовать большая четверка. Я бы посоветовал сразу решить вопрос об экспедиторе, есть ли у нас достойный кадр?

Вася посмотрел на шефа и ничего не сказал. Как быстро он вырос. Знает же, что с экспедитором у нас туго, но впереди шефа он не вылезет ни с каким предложением. Зато вылез Голубь – у него есть подходящая кандидатура.

– Кто такой? – спросил Мельник. – Мы его знаем?

– Яша Городец.

– Так у него же судимость, кого ты мне суешь! – возмутился Шибаев. – На материально ответственную должность!

Вася снова затрепетал, как осиновый лист, поскольку у него три судимости.

– Нашел криминал! – воскликнул Гриша.

– Экспедитором будет Шевчик, – объявил непререкаемым тоном Шибаев.

Вася в недоумении – он же подал по-собственному, и Роман Захарович сам сказал, что подпишет через две недели, как понять?.. Высо-окая политика, учись, Махнарылов.

– Легковат юноша. – Мельник поджал губы. – Как бы тебе, Шибер, не пришлось самому ездить. Тут нужен напор, характер, где лаской, где таской, сам знаешь. Я бывал в Карелии, в Якутии, в «Дальзвере», там такие волкодавы Шевчика в два счета проведут. Молодо-зелено.

– Помучится, так научится. Считаю вопрос решенным, – заключил Шибаев, и никто ему не стал перечить, хватит уже заседать.

– Как насчет сауны по такому случаю? – беспечным голосом поинтересовался Миша Мельник. – Цыбульский обещает высший класс. Проведем ритуал посвящения Василия Ивановича в деловары почетной низшей категории.

– Как понять ритуал? – забеспокоился Вася, уж не обрезание ли ему грозит?

– Будем тебя купать в боржоме.

– Другое дело, – убежденно сказал Вася, избавленный от страха. – А в чем купают высшую категорию?

– В шампанском, конечно, пусть это будет для тебя путеводной звездой.

Подняли последний тост – за врагов наших, пусть они живут и здравствуют, и тогда наши силы и наши ряды утроятся.

– Поздравляю, Василий Иванович, с началом большой карьеры, – Мельник похлопал Васю по плечу. – Не забывай, что это я открыл тебя первым. Теперь пришла пора и самому тебе яйца нести.

Вася хотел уточнить, он и так их всю жизнь носит, но для начальника цеха это будет не совсем прилично.

– Учтите, Василий Иванович, – добавил Голубь, – как сказал Бальзак, счастье человек берет там, где сам его кладет.

– А где он берет несчастья?

Повисло, как говорится, неловкое молчание, и опять у Мельника посинел шрам – чуть что, сразу у человека играют нервы. Последствия аварии. Никто ничего не сказал, но Шибаев с такой гримасой глянул на Васю, что тот понял – не принято в их кругу произносить всякие такие слова про горе и беду, а то накликаешь. Вася своим умом допёр, что несчастья человек берет там же, где кладет счастье, все из одного источника. Если уж Бальзак такой авторитет, мог бы не полениться и додумать вторую половину мысли. Гриша начал расхваливать сауну – такое мог создать только гений Цыбульского. Оказывается, у нас при желании можно найти и отделочников экстракласса, и дизайнеров на уровне мировых стандартов, не оскудела земля русская, только надо позволить.

– Посмотришь, Миша, какие там панели, а какая резьба на втором этаже по дереву. Шашлычная, бар превосходный, а какая плитка в бассейне, ты, Миша, ахнешь!

– У меня к Мише разговор по сугубо личному делу, – сказал Шибаев. – Желательно без контроля со стороны компаньонов.

Вася достал сигареты «Памир» (Душанбе), протянул Голубю, тот слегка усами повел – не курю, и они вышли.

Шибаев сказал, ему нужно купить квартиру в Москве, а еще лучше дом и прописать одну знакомую с дочерью.

– Когда это надо? – спросил Мельник, будто Моссовет у него в кармане.

– Она может поехать летом, когда у девчонки будут каникулы.

Мельник помолчал, наверняка прикидывая, когда же сам Шибер уйдет

отсюда. Если отправляет свою подружку, то долго не задержится – однако уточнять не стал, зная, что правды не услышит.

– В Измайлове устраивает?

– Хотелось бы в самом городе.

– А это и есть в городе, на метро от площади Революции пять остановок, а не пятнадцать-двадцать, как другие едут от Ждановской или от Планерной

– А что там, в Измайлове, на каких условиях?

– Фиктивный брак, самый легкодоступный вариант на сегодня. Приличная интеллигентная семья. Дети поженились, старик остался один в своем доме. Женим его на твоей знакомой, и все лады. А потом дарственная и развод. Только надо учесть, он много запросит.

– Запросит – дадим. – Шибаев никогда не рядился, или платил или посылал подальше. Сегодня компаньоны его пойдут в сауну, а он пойдет к Ирме и порадует ее Измайловом, она будет смеяться: «Где уж нам уж выйти замуж!» – Жду твоих сообщений, Миша, к первому февраля.

Когда они вышли из цеха, Гриша Голубь, стоя возле своего «Москвича», отвечал Васе на вопрос, что можно купить на сто тысяч, небрежно, со знаем дела уточнял:

– С бассейном во дворе, выложен голубой импортной плиткой, но главное, в нем волнообразователь из Штатов. А в самом доме – фонтан в гостиной.

– Фонта-ан? – переспросил Вася. – С водой?

– Разумеется. Не такой, конечно, как перед горисполкомом свищет.

– Знаю – «Слёзы Каратаса».

– Да? Не слышал. Нет, не такой, гораздо миниатюрнее, и не по бедности, а для соразмерности. И вокруг черные лебеди.

– Почему черные? Крашеные?

– Белые пошлость, именно, черные, это особый шик, большая редкость, стоят они в три раза дороже.

Уже когда сели и тронулись, Григорий Карлович счел нужным дополнить:

– Вообще, Василий Иванович, сто тысяч – это бумага. Уважающий себя человек денег не держит, он все переводит в золото, в бриллианты.

Нет, Вася не согласен, Васе надо обязательно подержать обычные деньги, самые простые, каких куры не клюют, и каких ему всю жизнь не хватало. Именно бумажные ему нужны пятерки, десятки, полсотни, сотни, не золотые и не серебряные – что на них купишь?

– Золото, Василий Иванович, это твердая валюта, – дополнил Мельник. – Это уверенность в завтрашнем дне, которой нет на буржуазном Западе. – И все дружно заржали. Кроме Васи. Он-то хорошо знает, что такое уверенность в завтрашнем дне: дали тебе срок и будь уверен, что завтра он не кончится.

Ночью Вася Махнарылов долго не мог уснуть, чувствуя себя на вершине кайфа – он стал начальником цеха, Роман Захарович приказ ему показал за подписью Прыгунова, он приглашен в сауну Цыбульского, куда пускают только одно руководство. Всю свою жизнь Вася был кем попало – сбегай-принеси-отнеси, хватай больше, кидай дальше, кати круглое, тащи плоское, то зэком, то разнорабочим, и наконец-то стал начальником. Да еще Мельник жару поддал, сказал, будут девочки в сауне, как в лучших домах – Рая, Тая и Мая, блондинка, брюнетка и шатенка, все честь по чести. Вася вырос в собственных глазах и в глазах других. Сука буду, думал про себя Вася, я их всех люблю и уважаю, падла, ради них я жизни своей, мать-перемать, не пощажу, за то, что они оказали мне такое, пля, уважение. Завтра Вася войдет в сауну простым смертным, а выйдет уже деловаром в законе, оформленным должностным лицом.

Вася ворочался, вставал, воду пил, снова ложился, подбивал кулаком подушку, и про сауну думал, и про цех думал, и про Тасю Пехоту, как он подъедет к ней с первой получки, мужа у нее как раз отправили в ЛТП на полгода, потом про Шевчика вспомнил, выразил ему недоверие, засыпать стал уже, наверное, часа в три ночи, и тут ему, словно шилом в бок, из всех вопросов вопрос: куда все-таки девать сто тысяч, деньги пойдут навалом, на что их потратить, кто ему даст ответ?..