Текст книги "Должностные лица"
Автор книги: Иван Щеголихин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Глава двенадцатая Диплом доцента
Голубь пунктуально соблюдал режим дня, уверенный, что великое складывается из малого, из физзарядки, например, из пробежки, из стакана кефира на ночь, из разрядки эмоции. Он любил утреннюю пробежку и не любил вечернюю, когда скапливаются на улице пары бензина, угольная пыль, копоть, и весенняя зелень сквера не успевает переработать все эти отходы цивилизации. Бежать вечером тяжело, приходится сокращать нагрузку, а сегодня тем более, времени у Голубя в обрез, предстоит званый ужин, торжество – получен наконец из Москвы диплом. Решением Высшей аттестационной комиссии Голубь Григорий Карлович утвержден в ученом звании доцента по специальности уголовной процесс.
До прихода гостей оставалось полтора часа, есть возможность закончить статью, которая лежала почти готовой, Голубь все откладывал и откладывал, а вчера вечером позвонил научный консультант, профессор Бершштейн, поздравил с присвоением звания и напомнил о статье, обещанной полгода назад журналу «Социалистическая законность». Сегодня он ее выправит и отдаст на подпись начальнику школы генералу Ходжаеву, такой порядок.
О чем пойдет речь на званом ужине? Не навязчиво, но вполне четко будет поставлен вопрос о назначении старшего преподавателя, ныне уже доцента Голубя начальником кафедры уголовного процесса. Что он для этого имеет? Помимо ученого звания без ложной скромности у него незаурядный талант лектора и организатора учебной работы. Есть кое-какие бумаги, в наше время они играют немаловажную роль. Почетная грамота облисполкома за активное участие в подготовке и проведении научно-практической конференции, благодарность министра внутренних дел республики за добросовестное отношение к служебным обязанностям и успехи при подготовке кадров, Почетная грамота редакции газеты «Вперед», Грамота общества «Знание» проректору Народного университета государства и права Голубю Г. К. за активное' участие в пропаганде правовых знаний среди трудящихся. Что еще? Приказ о денежной премии, например, в размере тридцати рублей.
В плане морально-бытовом у него все в порядке. Жена занимает ответственную должность в музыкальной школе – зав. учебной частью и ведет класс фортепьяно. Дочь учится в консерватории в Ташкенте, сын в Ленинграде, в политехническом. У семьи много друзей в Каратасе и все достойные люди. Уезжать отсюда он не собирается, в Москве слишком велика конкуренция, а здесь он через три года закончит докторскую, затем подаст на конкурс в высшую школу милиции, что находится в старинном городе на Волге, или же в другой крупный центр на юридический факультет, есть у него друзья в Киеве, хотя там погода для приезжих не слишком благоприятна, но поживем увидим. А пока вместо журавля в небе есть у него перспективная синичка в руке.
Приготовление к застолью у Голубей делается по-современному. Жена, Светлана Филимоновна, готовит только одно блюдо, коронное, остальное – из ресторана «Маяк» по заказу. Все свежее, все лучшее, без диких наценок, а почему? Дочь шеф-повара учится у Светланы Филимоновны в музыкальной школе, а сын директора «Маяка» – курсант школы милиции. Голубь уже отмечал в одной из своих бесед характерную тенденцию последних лет. Если раньше был недобор курсантов – «наша служба и опасна, и трудна», – то сейчас отбоя нет, едут к нам со всей республики, служить в милиции стало весьма престижно, хотя причину трудно назвать. Риск стал не меньше, но – идут. Можно считать заслугой пропаганду по телевидению, знаменитый сериал – «Следствие ведут знатоки», но крутят «Знатоков» давно, а сдвиг произошел в последние два-три года, и тут нельзя сбрасывать со счета взятое из жизни заявление: «В связи с тем, что мы с женой решили купить дачу, прошу перевести меня на работу инспектором ГАИ сроком на один год». Из достоверного источника Голубь знает, что в Баку, например, должность инспектора линейной милиции (на железной дороге) стоит ни много ни мало восемь тысяч, – сказать бы такое в двадцатые годы, а также в тридцатые, сороковые, да и в пятидесятые тоже! Началось мало-помалу где-то в конце шестидесятых, и что с нами будет к концу двадцатого века, одному Богу ведомо…
На сегодня у Голубя задача простая – закончить статью и подать ее на подпись генералу. Разговор о назначении начальником кафедры будет подкреплен очередной научной публикацией в московском журнале.
Генерал Ходжаев – главный гость, и потому коронное блюдо у Светланы сегодня – баранина. По казахскому обычаю, непременно с головой. В застольном ритуале она займет важное место, пожалуй, главное. Голубь не казах, жена и дети у него русские, но он уважает, как всякий культурный человек, обычаи народа и своего непосредственного начальника. Сами Голуби баранину не едят. Дед Светланы, сибиряк, рассказывал, что в старое время баран у них шел только на шерсть, на овчину, а мясо они выбрасывали. Но когда это было, при каком царе?
Григорий Карлович плотнее прикрыл дверь своего кабинета, чтобы поменьше беспокоил запах баранины, и сел за статью. Печатать на машинке он научился давно, еще когда был адвокатом, мог состязаться с профессиональной машинисткой – по скорости, и тем более по грамотности.
Статья называется «Хозяйственные преступления и борьба с ними на предприятиях местной промышленности». Сначала идут авторитетные ссылки. «В. И. Ленин считал нетерпимым любое проявление бесхозяйственности, небрежное, недобросовестное отношение должностных лиц к исполнению своих обязанностей. Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев в докладе к Пятидесятилетию СССР, выделяя основные черты современного руководящего работника, говорил: «Большая непримиримость к недостаткам, любому равнодушию в работе, глубокая партийная ответственность за то, чтобы получить наибольший народнохозяйственный эффект, затрачивая наименьшие ресурсы, должны стать неотъемлемыми качествами каждого руководителя».
Выбор цитаты – это уже уровень и позиция ученого. «В. И. Ленин учил применять для борьбы с бесхозяйственностью, наряду с мерами воспитания и убеждения, также и принуждение, в том числе и уголовное наказание. К сожалению, меры уголовно-правового характера в борьбе с бесхозяйственностью в действующем законодательстве недостаточно совершенны. Наблюдая, как бесхозяйственность приводит к порче, к уничтожению товарно-материальных ценностей, иные люди перестают дорожить народным добром, а нередко даже оправдывают его расхищение». Далее пойдут два-три факта, а в конце не забыть о том, что главная задача социализма – повышать материальное благосостояние трудящихся.
До прихода гостей он спокойно перепечатал статью, вышло около семи страниц через два интервала с соблюдением формата и всех требований для научной публикации. Сопроводиловка уже готова, акт экспертизы и авторская справка подписаны, сегодня генерал должен подписать второй экземпляр статьи, который пойдет в редакцию вместе с первым.
Каждое приглашение Григорий Карлович продумал, чтобы гости были примерно равными по своему значению, совместимыми и без очевидной враждебности друг к другу. Прежде всего начальник школы, генерал-майор с супругой, затем, если уж начали с военных, полковник из военкомата, тоже с супругой, зампредисполкома, курирующий правоохранительные органы с супругой, далее, майор Лупатин, начальник горотдела по борьбе с хищениями социалистической собственности с супругой, заместитель редактора газеты «Вперед» с супругой. Приглашены также и одинокие – главный режиссер драмтеатра Кульчицкий, из тех, что сразу не разберешь, плох он или хорош, врач-рентгенолог Октябрина Семеновна или попросту Брина, дама приятная во всех отношениях, и, наконец, «замдиректора мехового комбината по связям» Горобец, личность единственная, может быть, не вполне продуманная Голубем, но надо же что-то и для души. При нынешних манерах, одеждах и правах Яша сойдет за кого угодно – за дипломата, за кандидата медицинских наук, за доктора юридических (по знанию кодекса наверняка), за журналиста, за валютчика, фармазонщика, контрразведчика. Яша мимоходом может сказать: «Зашел я перед Новым годом к товарищу в Комитет, одно время мы с ним на Ближнем Востоке работали», – понимай, что они с товарищем – из ведомства Андропова.
В другой раз Григорий Карлович пригласил бы других, взаимно совместимых, вместо генерала, допустим, зампреда по строительству, не стал бы тревожить замредактора газеты, а вместо него позвал бы Косовского, главрежа заменил бы комик Мамин, а вместо Лупатина – судмедэксперт, у которого все санитары на выдаче трупов имеют собственные машины.
Планируется, но не навязывается обсуждение новостей культуры, современной литературы, искусства, передачи заграничных радиоголосов – а правда ли, что было покушение на Леонида Ильича? За что его, собственно говоря, он мухи не обидит? «Бровеносец в потемках». Обсудят последнее закрытое письмо ЦК, сведения из разных изданий «для служебного пользования». Прикинут, сколько денег у певцов, композиторов и писателей, ну и обязательно новости из Алма-Аты, кого сняли и кого повысили, – одним словом, все остросовременные проблемы будут обсуждены, оценены и взяты на учет. Женщины, конечно, будут курить, нужна дюжина миниатюрных пепельниц, чтобы каждая могла держать в руке и сбрасывать пепел изящным движением, как умеют это делать только дамы города Каратаса. Ну и, наконец, под парами всем любопытно будет следить, как развивается роман между Горобцом и Октябриной, сегодня у них состоится помолвка. Ну и походя можно еще затеять игру-загадку – о чем молодые будут говорить в первую брачную ночь? Для разгадки берем газету наугад и читаем заголовок: «Стыковка на орбите», «Почему такое плохое обслуживание», или: «За путевку в высшую лигу».
Да, для колорита еще стоматолог приглашен, вернее, зубной техник с любовницей, человек всем полезный, особенно с возрастом, личность без предрассудков – может хоть сейчас занять другу пятьдесят тысяч.
Одни собирают компанию для души, другие для дела, а Голубь таких разделений не признает, у него все одновременно. Он любит своих гостей, они любят друг друга, им весело, соберутся они и увидят свою дружбу, сплоченность, щедрость, заручатся поддержкой, подставят плечо, если друг оказался вдруг на мели. А убежденность в нерушимости благополучия им необходима, работа у них нелегкая, наоборот, самая трудная – с людьми, которые на словах добрые, благородные и прочее, а по сути сволочи, покоя от них нет и не будет. Вот почему мы должны собираться, заручаться, объединяться и предаваться. Но не предавать.
Собрались, расселись с шутками-прибаутками, очень внимательные один к другому, улыбчивые, а как же иначе? Мы же сливки общества (не говорим эти слова, но помним).
Подали голову на блюде генералу Ходжаеву, как наиболее уважаемому. Он благоговейно ее принял и начал разделывать еще горячую, парящую, с помощью небольшого ножа. Частями этой благословенной головы предстояло одарить каждого за столом, никого не обойти, но этого мало – никого не обидеть ни словом ни жестом. Генерал начал с ушей и подал одно ухо зампреду исполкома – чтобы вы, дорогой, хорошо слышали чаяния народа и хорошо управляли всеми делашгнашей области; язык – заместителю редактора газеты – чтобы вы красноречиво говорили о достижениях Каратаса и его трудящихся. Дошла очередь до глаза, один Лупатину, чтобы он зорко высматривал расхитителей социалистической собственности, а другой полковнику, чтобы в нашем замечательном городе был мир и ясное небо над головой. Зубы вручили стоматологу, естественно, нёбо, лучшую часть, мягкую, волнистую, – Октябрине, чтобы она была вечно молодой. Генерал говорил не хуже адвоката, без бумажки, не спотыкаясь, пословицами, поговорками.
Затем пошли тосты, зампред внушительно и без околичностей потребовал: выпьем, друзья, за то, чтобы в следующую нашу встречу – пусть она состоится в самое ближайшее время – мы поздравили дорогого Григория Карловича со званием начальника кафедры. Зампреда поддержал замред: чтобы капитану Голубю присвоили майора, а в скором времени и полковника.
Чуть позже, когда уже выпили по две, по три, шум стал дружнее, образовался некий хор, Светлана Филимоновна предложила объявить помолвку двух одиноких людей – Октябрины и Якова, как делалось это в старину. Если действительно что-нибудь получится, то пусть они потом вспоминают наш дружеский вечер. Замредактора вместо помолвки предложил тут же их поженить. Набрался он, кстати говоря, быстро и стал предлагать: «Выпьем за генерала Голубя!» Жена его попыталась отвлечь внимание и стала восклицать показывая на диван:
– Ах, какая прелесть!
На диван забрались болонка и кошка, болонка легла комом, а кошка возле полукольцом, как дрессированные.
– Что значит в семье мир и дружба!
– Гриша намерен скрестить их и получить потомство.
– Вот вам пожалуйста, живут, как кошка с собакой, что это значит?
– Что нужно сделать, чтобы у собаки случился инфаркт? Создать ей человеческие условия.
– Надо ли до такой степени терять свое лицо, – возмутилась Октя-брина. – Это противоестественно.
– Человек создан для инфаркта, как птица для полета.
– Товарищи, я предлагаю загадать под каким лозунгом пройдет первая брачная ночь у молодых. Гриша, дай мою газету! – И замредактора начал читать вслух: – «Времени на раскачку нет».
Общий хохот.
– «Нужны совместные действия». Хохот.
– «Лицом к людям».
Всеобщий хохот прервался восклицаниями Октябрины:
– Но что за пошлые выдумки?!
– Да ты глянь сама, сама прочитай вслух! Октябрине дали газету, она прочитала:
– «Опережая график». Все так и легли.
Потом стоматолог показал умопомрачительный фокус с картами. Потом Светлана снова играла, полковник пел: «Не искушай меня без нужды возвратом нежности своей».
А тем временем Голубь отозвал Яшу Горобца, и они сели в кабинете за шахматной доской вдвоем. Гришу интересовал вопрос: что еще кроме трехсот норок, увез в Грузию Шевчик?
– Похоже, что ничего, но от Вишневецкой он что-то имеет.
– Получил ли что-нибудь Махнарылов?
– Шибер ему обещал монеты.
– Когда ты едешь в Целиноград?
– На той неделе.
– Слушай меня внимательно. Процедура несложная, из двух стадий. Первая – ты выписываешь накладную по всем правилам, подписываешь ее у начальника цеха. Кто будет отправлять?
– Махнарылов.
– Вот у него и подпишешь на всю партию товара. Сложишь накладные в папку, эту папку товаровед с экспедитором возьмут с собой в Целиноград. На этом первая стадия закончится, начнется вторая. Выписываешь еще раз точно такие же накладные, но подписи уже другие – директора и главного бухгалтера. Эти вторые накладные тут же спрячь в карман, за пазуху, куда-нибудь подальше, чтобы ни в коем случае не попали в ту папку, которая поедет в Целиноград. Все ясно?
– Гриша, за кого ты меня держишь? – обиделся Яша.
– Грузить будете накануне. Сделай так, чтобы погрузку затянуть до самого вечера.
– А смысл?
– Чтобы выехать на другой день утром. Без тебя. Во время погрузки пожалуйся на давление, голова болит, или живот, следы бурной молодости, угостили однажды ташкентской дыней на селитре, и с тех пор печень страдает при физической нагрузке. Или Боткина перенес. Я тебе целый веер средств выдаю.
– Понял.
– Утром сообщат на комбинат из больницы, что тебя привезла скорая с печеночной коликой. Больной пока жив, всем привет. Документы на товар в Целиноград лежат в папке у Махнарылова. Разумеется, вечером не забудь эту папку ему вручить как начальнику цеха.
– Гриша, чего ты так не любишь Целиноград? Что мне делать в больнице? Я там никогда не лежал.
– Яша, лучше лечь в больницу, чем сесть в тюрьму.
– Гриша, там у них все чисто с фабрикой индпошива.
– Яша, не имеет значения чисто-не чисто. – Голубь проглотил слюну, нравилась ему творческая работа. – Как будете лису грузить – штучно, связками, в коробках?
– Связками по тринадцать штук.
– То, что надо. При погрузке, Яша, сделай фокус – чтобы одной связки недоставало. Нужна зацепка, мелочь нужна.
– Гриша, тринадцать штук по восемьдесят рублей это уже тыща.
– Яша, не будем мелочиться, у тебя же нет лисы в другой расфасовке? Полежишь три дня в больнице, выйдешь и приступишь к работе.
– Для тебя, Гриша, я на любой фокус. Когда они вернулись в гостиную, замред кричал: – Товарищ-щи, выпьем за маршала Голубя!
Яша начал рассказывать, как недавно он был на Кубани, там розы выращивают не только колхозники, но и агрономы, учителя, врачи. Побросали школы, больницы, устроились в городе сторожами, гардеробщиками. Сутки отдежурил, трое дома, на дежурство ездят на собственных «Жигулях». Не щадят себя. Посадил шиповник, вырастил розы, с каждого куста взял по пятнадцать, двадцать рублей. Один к двадцати доход. Добавка к пенсии.
– Человек рожден для пенсии, как птица для полета.
– Стрелять надо, – предложил зампред.
У них там девятнадцать подпольных миллионеров, только учтенных ОБХСС, – это Лупатин сказал.
– То есть самых глупых, которые не спрятали свой миллион. Но есть же еще и умные.
– Вешать надо!
– Нет, все-таки куда смотрит наша идеология?
– Человек рожден для тюрьмы, как птица для полета.
Перед чаем, когда замред уже еле языком ворочал, женщины поднялись, убрали посуду. Болонка с кошкой все-таки разодрались, не могли поделить тихо кем-то спущенный под Стол то ли бараний глаз, то ли кусок языка. Генерал держался молодцом, ничего не заметил, но Гриша был в шоке – получит ли он теперь начальника кафедры? Как много от пустяка зависит. А животные не унимались, будто это был их коронный номер.
– Наконец-то они обрели свой статус, браво! – воскликнула Октябрина.
Потом Григорий Карлович с полотенцем обхаживал замреда, он заблевал ванную, потом зампред заблевал туалет. Ну, а в общем, обыкновенные люди новой формации – без царя, без Бога, без нищеты и безработицы, без страданий и слез – только труд, вал, план, чистоган, зато юмора а-ат пуза.
Разошлись поздно, в третьем часу. Гриша вызвал по телефону весь таксопарк. Генерал Ходжаев с женой покинули хозяев последними, за что оба получили по шапке – он ондатровую шестидесятого размера, она – из белой норки в виде чалмы, пятьдесят седьмого размера. Обе шапки были сшиты лучшей скорнячкой города Каратаса, а может и всей республики, женой Шибаева Зинаидой.
Глава тринадцатая Золотые сережки или красный галстук
Классный руководитель Елена Гавриловна не спала всю ночь. Будь она мужчиной, хлопнула бы сейчас дверью и ушла из постылой школы с английским уклоном, нашла где-нибудь место попроще и успела бы заработать и авторитет, и хорошую пенсию.
Но она женщина, и ей пятьдесят четыре, и что она будет делать в недалеком будущем при оформлении заслуженного отдыха, если не найдет выхода из создавшегося положения?
А в чем дело? А в том, что Ксюша Зябрева, ученица пятого класса «Б», пришла вчера на занятия с проколотыми ушами. Сущий пустяк – дырка в ухе, но он всколыхнул класс, а значит, завтра-послезавтра он всколыхнет школу, и от того, какую тактику выберет по отношению к этому пустяку Елена Гавриловна, зависело очень много, даже, как ей думается, будущее нашей Родины.
Ксюша вообще модница, курточка у нее всегда самая яркая, сапожки самые высокие, шапочка самая диковинная, и удивляться нечему, Ксю-шина мама – начальник торговой инспекции.
Когда юная Елена Гавриловна училась педагогике, то источники своего обогащения принято было скрывать, особо выпендриваться считалось неприличным. Сейчас все наоборот, Елена Гавриловна может рассказать о своем классе известный анекдот – «Кто твой папа? У одного развозит по стране цветы, у другого продает вино, у третьего перепродает фрукты и только у бедного Карапета папа инженер. Дети при этом хохочут, а учительница их при этом стыдит: сколько раз я вам говорила не смеяться над чужой бедой!» Так и у нее, почти все дети – позвоночные, принятые по звонку сверху, дочь начальника торговой инспекции, сын председателя горсовета, дочь известного протезиста, еще сын шашлычника в парке Горького, сын генерала, начальника школы милиции, сын закройщика из ателье «Жанар» и еще двое детей работников комбината спецобслуживания, где делают гробы и надгробия.
Было время, когда графа о социальном происхождении казалась Елене Гавриловне отжившей, ненужной, ибо она ничего не отражала при нашем всеобщем социальном равенстве. Но в последние годы графа эта приобрела смысл, только заполнять ее надо конкретно, не писать «из рабочих», «из служащих», а писать – сын шашлычника или дочь продавца гастронома, или внук облпрокурора – чтобы сразу было ясно, в какой атмосфере воспитывается ребенок и на что он сориентирован.
Ксюша пришла с нитками в обоих ушах. Выглядела она неопрятно, на что сразу обратил внимание Булат Ходжаев, сын генерала. Но Ксюша не смутилась, поскольку в ее поступке была не оплошность, а наоборот, предусмотрительность. Она рассказала, как пришла в поликлинику, сначала туда позвонила мама, естественно. Ксюшу сразу провели к хирургу, медсестра взяла ампулу толщиной в два пальца – и побрызгала ей на мочку ушка, сначала на левую, потом на правую. Ушки онемели. Дядя-хирург взял в руки иголку, – не подумайте, что обыкновенную прямую, нет, игла кривая, полукольцом, – проколол Ксюше одну мочку, протянул нитку, обрезал, проколол вторую, обрезал с обеих сторон и сказал, что дней через семь-восемь Ксюша может вдеть золотые сережки.
Булат по кличке Эврика пояснил, что ампула – с хлорэтилом, применяют его не только при серьгах, но и при некоторых национальных обычаях – например, при обрезании, тоже обезболивают. Жора, сын шашлычника, переспросил – неужели при обрезании замораживают? С участием девочек выяснили, что обряд делается как раз в двенадцать лет 'и кое-кому такая процедура грозит. Жора не мог успокоиться, он обратился к Булату – бывают ли случаи, когда хлорэтил не действует или наоборот, слишком долго не проходит? Деталей Булат не знал, но сын таксиста уверенно сказал, что у Жоры заморозка может не отойти, он слишком много занимается онанизмом, после чего вспыхнула потасовка.
В следующий раз, пояснила Ксюша, у нее спокойненько вынимают из ушей нитки, там образуется дырка, но чтобы она не заросла, надо вдеть сережки, причем не простые, а золотые. Девочки стали выяснять, сколько серьги стоят, дороже они джинсов или дешевле. Вмешался Булат – разве можно сравнивать предмет первой необходимости и предмет роскоши? Одним словом, класс был взбудоражен, но не так уж чтобы слишком. Елена Гавриловна была озадачена, ей, как учителю советской школы, вполне определенно известно, что в пятом классе золотых сережек позволять нельзя. Школа во все времена держалась на трех китах: внешний вид, успеваемость, поведение. Можно ли мещанский атрибут совместить с пионерским галстуком? Нельзя. Раньше это было бесспорно, а теперь на любом уровне, в гороно и выше, найдутся спорщики и скажут: не делайте бурю в стакане воды, тем более, если их попросит Зябрева. Лучший вариант – закрыть глаза.
Но сделать это Елене Гавриловне не позволяют все ее тридцать лет учительства. Если уж закрыть, то больше не открывать, проще говоря, умереть на посту. У нее есть мера воздействия – поговорить с Ксюшей с глазу на глаз, это не так трудно. Или же сразу с ее мамой, что уже потруднее. Она член родительского комитета, в глазах директора ее авторитет непререкаем. С ее помощью мы добиваемся и ремонта школы, и дополнительно учебников, и улучшения буфета, и даже увеличения ставок. Перечить Зябревой неосмотрительно, да и кто будет перечить, вечная труженица Елена Гавриловна, которой через год на заслуженный отдых?
Если все же попытаться закрыть глаза, то как быть с теми мальчиками и некоторыми девочками, которые тоже считают, что пионерский галстук и золотые сережки не совместимы? Можно ли их оставить в одиночестве? Взять хотя бы отличницу Таню Бондареву, в английскую школу она попала не как все, она победила на олимпиаде по языкам в Алма-Ате и ее приняли, хотя отец у нее шахтер всего-навсего. Зато директриса теперь получила право говорить, что в нашей спецшколе с английским уклоном учатся дети шахтеров. Девочка эта, Таня Бондарева, оказалась принципиальной, с первого дня она выступила против золотых сережек, и к ней примкнули еще несколько девочек и несколько мальчиков, доводы у них скудные, однообразные – мещанство и все. Большинство класса было за Ксюшу, за сережки, и вообще за более широкие права – долой школьную форму, в Штатах приходят на урок, в чем хотят, в Англии то же самое, все в кроссовках и в джинсах, у всех часы и браслеты.
Елена Гавриловна решила, пока, на этапе ниточек в ушах, так сказать, на шелковом, мер особых не принимать и дождаться следующего этапа, более важного – золотого – но поговорить надо.
– Почему, Ксюша, у тебя такой неопрятный вид, как ты будешь мыть уши?
Ксюша, белокурая, пушистенькая, румяная девочка, охотно пояснила, что она проколола уши по настоянию мамы. У Ксюши часто ангина, одна мамина знакомая сказала, что на ушах, оказывается, есть биологические точки, отвечающие за ангину. Теперь Ксюше не надо вырезать гланды. Елена Гавриловна сказала, что, если у человека ангина, то надо идти к врачу-отоларингологу, а не уповать на каких-то маминых знакомых.
К директрисе она не пошла, нет смысла, директриса повернет дело так, будто уши Зябревой проколола сама Елена Гавриловна. Посоветоваться больше не с кем, она рассказала мужу, а он: «Тебе больше всех надо?» Муж ее работал у Цыбульского в РСУ бухгалтером и привел ей пример. Вот он знает, какая там вотчина, он пытался разоблачить, а ему не дали. Единственно, чего он добился, – строгого ведения документации, если вдуматься, добился тщательного прикрытия хищений. Вообще-то у Цыбульского нет хищений в прямом смысле, как у других, он получает за махинации с переадресовкой материалов и рабочей силы, снимает с одного стройобъекта и направляет на другой. Он дирижер сложного оркестра, в котором любой инструмент играет в полную силу и без простоев. В итоге выходит так, что Цыбульский добра людям делает больше, чем ему планируют. Никто иной, как Цыбульский, помог Елене Гавриловне перейти на работу в школу с английским уклоном, здесь по звонкам не только ученики, но и учителя, нет хаоса, порядок снизу доверху. Допустим, ее муж действительно честен в пределах бухгалтерского учета, он может не вникать в махинации руководства, у него есть моральное оправдание. Но какое оправдание может быть у Елены Гавриловны, если серьгами Ксюши начал жить весь ее пятый класс «Б»? Она не может предавать Таню Бондареву, отличницу, которую в классе, кстати говоря, не любят, во-первых, за идейность, во-вторых, за тряпки – на ней ничего импортного, все наше. Таня, однако, не сдается и объясняет причину неприязни к ней стихами Олжаса Сулейменова о нравах степи: «Невысоких – растила, высоким – из зависти мстила».
Будем ждать следующего этапа, решила Елена Гавриловна, и ждать пришлось не так долго – через неделю Ксюша пришла в школу в золотых сережках, и все закричали ура, и мальчишки, и девочки, одна только Таня Бондарева с презрением оглядела ее с головы до ног и отвернулась.
В классе было восемнадцать девочек, и вечером того дня в восемнадцати семьях создалась в той или иной степени накаленная обстановка, а в иной даже стоял рев – дети качали права перед родителями. Звучали два слова – хочу сережки, иногда три – хочу золотые сережки. Или мои родители такие бедные, что не могут купить какие-то паршивенькие золотые сережки?! Отношение родителей к этим взвизгам было разным, одна треть говорила: где я тебе их возьму, если до зарплаты всякий раз занимаю? Вторая треть говорила: давай хоть сейчас вденем, только школа не разрешит, все равно снимешь. И последняя треть заявляла воинственно: завтра пойдем, проколем уши, не волнуйся, детка, купим серьги не за сто пятнадцать как у твоей подружки, а за двести восемьдесят с алмазной гранью, и пусть только попробуют не разрешить! Что еще обнаружилось – девчонки лучше родителей знали, сколько сережки стоят, в каком магазине лучше выбор. Если Ольга Корбут Первая сделала сальто на бревне и получила золотую медаль, то Ксюша Зябрева первой пошла в пятый класс в золотых сережках и, что бы ни говорили потом в английской школе, но Ксюша повысила эстетический уровень пятиклассниц ровно вдвое. В десятом уже все девочки ходили в серьгах, почему же не носить их в пятом, если рано или поздно всех нас ждет одинаковая участь? Кто-то даже высказал афоризм – женщина любит ушами, на что Булат Ходжаев разразился речью – ушами она любит ловить восхваления, золото ни при чем. Пионер – всем пример, это слово происходит от французского «пиониере», что значит начинатель. Ксения у нас пионерка мелкобуржуазного перерождения.
– Зато твой отец ни за что всех в тюрьму сажает! – ответила Ксюша. Она знала, от какой она мамы, за ней не заржавеет.
Елена Гавриловна, придя в класс, сразу поняла, что шелковый этап сменился золотым, и решила нарушить поурочный план, ни слова не сказала Ксюше и стала рассказывать о Пушкине, и, наверно, это был ее лучший урок в английской школе. Грустно и отрешенно она говорила о том, как в лицее, привилегированном заведении в Царском Селе, учились одни дворяне, но они не отрывались от народа. Граф Горчаков, барон Корф, князья, придворные, чрезвычайно знатные, исключительно богатые, в высшем свете они появлялись в золоте и бриллиантах, но никогда и никто из них не переступал порог лицея в роскоши. Они свято блюли заповеди своего заведения, своей, можно сказать, школы. Ходили одетыми просто, были одинаковы в своей скромности, и среди них был великий поэт, наша слава и наша гордость, Александр Сергеевич Пушкин…
– Вы только послушайте, дети, какие строки он написал в свои восемнадцать лет: «Его стихов пленительная сладость пройдет веков завистливую даль, и, внемля им, вздохнет о славе младость, утешится безмолвная печаль и резвая задумается радость». Прислушайтесь, вдумайтесь – «вздохнет о славе младость», скажите себе, о какой славе сейчас вздыхает каждый из вас?
Она взволновала всех, она сделала, как учительница литературы, великое дело. Но удовлетворения не было. Потому что литература – одно, а жизнь – другое, и для детей и для взрослых, особенно почему-то сейчас. Раньше мы жили ближе к книге, то есть к идеалам…
В конце урока она задала вопрос, что с нами будет, если все мы начнем наряжаться, украшаться, разъезжать на собственных машинах, и все силы этому посвятим – что будет? Она надеется, что весь класс понял сегодня урок правильно, Ксения Зябрева тоже поняла. Придя домой, она снимет сережки, вложит их аккуратно в коробочку, и пусть они подождут до десятого класса. Детям носить взрослые украшения не совсем прилично. Если же она не согласна, то завтра пусть придет с мамой.
