Текст книги "Брутфорс 3 (СИ)"

Автор книги: Иван Катиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Ба, что я забыл? Рассказывай. Давай загадывать желания, давай жечь бенгальские огни, все давай.

Бабушка достала свои рабочие очки: у нее была совершенно винтажная модель, с золотой оправой и зеленым стеклом, и вытянула руки над столом.

– Ба, что ты делаешь? У тебя что, квартира защищена от элементного мусора?

Я поспешил надеть свои очки и осмотреться.

– Саша! – возмутилась бабушка. – Ты о чем вообще? Зачем ставить защиты, когда можешь всё сам почистить? Вас что, теперь этому не учат? Я в свое время прослушала у вашего Гелия всего пару курсов, и тогда с этого начинали.

Я тут же рассказал ей и про встроенную сетку, и про защищенные помещения, и про массовый побег элементов еще летом. И про пушку, которая разбивает особо крепкие элементы. Бабушка с изумлением слушала меня.

– Нет, с пушкой я всё понимаю, если у тебя сбегает несколько десятков готовых программ, их замучаешься ловить вручную. Но как не разобраться со своим собственным элементом?

И тут бабушка совершила невероятное: она выпустила из одной руки элемент, похожий на сито на ножках, дала ему отбежать на середину стола и что-то сделала второй ладонью. И сделала что-то такое, что элемент сам помчался к ее ладони, врезался в нее и рассыпался в пыль, которая моментально стала невидимой.

Я окаменел.

– Ба, а еще раз так можешь?

– Конечно! Сколько угодно! Помнишь, мы с тобой загадывали желания, и у тебя получился олень. А потом приехали твои родители и привезли тебе игрушечного оленика, который почему-то говорил «бе». Ты был в полном восторге.

Бабушка выпустила из правой ладони оленя, который отдаленно напоминал традиционную сцепку, и, наверное, так и мог бы использоваться. Олень выскочил в центр стола, но далеко бабушка уйти ему не дала: она снова притянула его к левой ладони. То ли олень был крупнее, чем предыдущий элемент, то ли тащила она его с меньшей силой, но его фрагменты оказались гораздо крупнее, чем у предыдущего элемента. Что бабушку ничуть не смутило, и она подтянула их к ладони еще раз и на этот раз превратила в россыпь микрозвездочек, которые тут же погасли.

Я не мог поверить своим глазам. Мы бьемся лучшими силами с ручным уничтожением элементов, втайне надеясь, что именно оно даст нам ключ к пересборке, а бабушка это умела всегда? И что, я тоже умел?

Оказалось, что уничтожению бабушка научить меня не успела. Только простым генерациям. Видимо, когда я потом заинтересовался сборкой программ, я на интуитивном уровне этот навык использовал. В какой-то степени. Не приходя в сознание. Но совершенно об этом забыл.

Я потребовал продолжения, и бабушка соорудила мне на столе целый элементный зоопарк, а потом паровозом подогнала к левой ладони, от чего зоопарк послушно перестал быть.

Потом за дело взялся я. С третьей попытки, когда я понял, как подключить ладонь, у меня получилось то самое вожделенное ручное уничтожение. Правда, мелкое.

– Вау! – обрадовался я. – Ну наконец-то!

– Как⁈ Я не понимаю, как вас этому не учат⁈ – возмущалась бабушка. – Базовый же навык. Вот сложную сборку я не умею. Только цельные элементы. Для гаданий на ура проходит, я сто раз такое с подругами устраивала. У всех получается.

– Правда? – не поверил я.

– Правда. У детей точно у всех, а для взрослых придумали такие штуки… – бабушка прищелкнула пальцами. – Да, точно, направляющие! У меня есть три пары. И мелкая ерунда всегда удается. Вот у моей подруги, да ты ее помнишь, у Синтры, на день рождения вышла штука вроде колбы. И точно, ее компания в том же году смогла запустить новое светоотражающее покрытие. Ну идеальное же попадание! Всё сбывается!

Я засмеялся.

– Ну ты скажешь, ба! Желания мы обязательно загадаем. А вот скажи мне, как регулировать размер фрагментов при разбивке?

– О, вот этого не скажу. Оно как-то само. Есть ощущение, что чем крупнее и плотнее изначальный элемент, тем больше шансов, что он разобьется сначала на крупные, а потом его надо будет добить. А можно не добивать, если он тебе нужен, вы же их в хранилища кладете?

– Ну да, – кивнул я.

И продолжил уничтожать элементы.

Через час я устал, но никакого прогресса сверх достигнутого не добился. То есть уничтожение у меня получалось преотлично, но почти всегда в мелкую пыль, которая ни во что потом не хотела собираться обратно. Нужны были куски покрупнее. Теперь надо было регулировать или силу притяжения, или плотность исходного элемента.

– Ба, ты чудо! – откинулся я на спинку стула. – Я с этой задачей бьюсь уже месяц.

– Значит, бил не с той стороны, – заявила бабушка. – Сам знаешь, яйцо надо разбивать с тупого конца, мы не какие-нибудь остроконечники!

Мы захохотали.

А через час я поехал назад с намерением опробовать новый навык в инкубаторе. Но вышло иначе.

Глава 21

– У нас новый комендант! – огорошил меня с порога Дима.

– ЧТО? – охренел я. – Почему? И кто?

– Ну угадай с трех раз, – ухмыльнулся Баклан, оторвавшийся от планшета.

– Неееет!!! – заорал я. – Центурион?

– Точно.

– Как это вышло?

– Тут довольно просто. Шанксу предложили какой-то новый функционал к руке прикрутить, но для этого надо было лечь в клинику. Его только на экзамены будут выпускать, а так он там все время до Нового года проведет. Всё это произошло утром, когда мы ходили на завтрак, и он тут метался раненым зайцем – искал себе замену. И, конечно, все отказались.

Я вздохнул, снял пальто, повесил его в шкаф, облокотился на стену и уставился на Диму в ожидании продолжения.

– Я бы, честно говоря, тоже отказался… Быть комендантом – это хуже, чем кошек пасти.

– Вот и все так решили, – фыркнул Баклан. – Поэтому тарам-парам, Центурион приходит к нам!

– И что? Я правильно понимаю, что началось?

– Не то слово. Ты посмотри чат корпуса, там огнище уже часа полтора. Мне пока думать про это неохота, потому что экзамены приоритетней, но выезжать на каникулы мы будем с песнями и плясками, – сообщил Дима.

Я заглянул в чат, в который не смотрел с начала года, промотал сто тысяч сообщений до самого конца и нашел искомое. Да, Центурион и впрямь выступал в своем репертуаре. Должно быть, чувствовал, что пришел его звездный час.

Центурион: Господа обитатели! Напоминаю, что перед отъездом вам нужно совершить следующее:

1. Убрать комнату и сдать ее мне под роспись. Все личные вещи, которые вы планируете оставить в комнате, закрыть внутри стенного шкафа.

2. Постирать, высушить и сдать мне белье и полотенца.

3. Разгрузить и вымыть холодильник.

4. Удалить из кухни сухие продукты, которые хранятся вне холодильника. Переносить их в комнату нельзя. Личную посуду оставить можно.

5. Забрать все свои посылки из зоны приема.

6. Отметиться у администрации в качестве временно выбывших. Те, кто выезжает в субботу 28 декабря, должны отметиться в пятницу 27 декабря предварительно.

7. Быть готовым к тому, что при следующем заселении вы будете жить с другими соседями.

Окна мыть не надо!

За невыполнение любого из этих требований предусмотрены штрафы и наказания вплоть до лишения комнаты на следующий семестр.

Я буду находиться либо у себя, в комнате 138, либо в комнате Шанкса. Связаться со мной всегда можно по адресу @Центурион.

Надеюсь, все понятно, и нам не придется ни платить штрафы, ни краснеть перед Шанксом. Он рассчитывает на наше благоразумие, а мы – на то, что в следующем семестре он вернется к нам здоровый, счастливый и не разочарованный в нашем дружном и сознательном коллективе.

Под этим сообщением стоял дружный вой. Попытки доказать, что выезд на каникулы не приравнивается к окончательному съезду, разбились о пункт договора, где говорилось, что закрытие корпуса на ремонт требует ровно такой же процедуры, что и окончательный выезд.

– Я все же думаю, что он перегибает палку, – сказал я, прочитав Центурионовское послание в третий раз. – Ну последний пункт мы отобьем, тут и разговора нет. А вот с бельем мы наскачемся. Мы же выезжаем в последний день, и в последний же день должны все постирать. А Шанксу пробовали писать?

– А то! – захохотал Баклан. – Он недоступен!

Я подавил вскипевшее раздражение. Только благодаря бабушкиным пирожкам это и удалось. Вот же дьявол. И, главное, чувствуется, как ему нравится командовать.

– А Аглае писали?

– Нет. А, думаешь, есть смысл?

– Ну да. Я уверен, что половина этого добра – его личная инициатива. Я бы все-таки ей написал, хотя бы для того, чтобы у него не было новых идей. Ща. Я напишу.

Я перекинул опус Центуриона Аглае и спросил, все ли пункты обязательны к исполнению. А то всё это не очень захватывающе выглядит. Ответила она неожиданно быстро.

Аглая: Ах, какой у меня замечательный ответственный сотрудник! Обязательно назначу его постоянным комендантом, когда будет вакансия. Ну ладно, теперь по пунктам. С чем у вас проблемы? С тем, что он много на себя берет?

Риц: В основном с бельем. Но и с этим тоже

Аглая: Брать он будет до упора, вы все такие, ахаха. Белье и полотенца можете не сдавать. Короче, пункты 2 и 7 – необязательны. По пункту 6 – это процедура для тех, кто платит своими деньгами, чтобы лишнего с них случайно не взять. Если вы на долговом контракте с университетом, можете отметиться или 28-го, или вообще не отмечаться, система сама увидит в понедельник, что вы покинули кампус. Если ремонтные работы закончатся раньше, чем планировалось, мы оповестим, сможете заехать обратно

Риц: А 4 пункт?

Аглая: Желательно. Разбираться будут с электричеством, в том числе на кухне. Рассыплют что-нибудь или уронят, вы будете расстроены

Риц: Понял. Спасибо. А вы на следующей неделе здесь? Простите, я предвижу, что наши дискуссии не прекратятся

Аглая: Да, я здесь. Не разберетесь сами – пишите. Ближе к концу недели я сама зайду, посмотрю

И я вступил в битву с Центурионом. С пунктом 7 я решил разбираться потом, а по пункту 2 можно было уже сейчас

Риц:@Центурион, Аглая говорит, что белье сдавать необязательно

Центурион:@Риц, я не приму у вас комнату без сданного белья

Риц:@Центурион, ну и не принимай

Центурион:@Риц, не сможете заехать обратно

Риц:@Центурион, не сочиняй, тебе столько власти не давали

Центурион:@Риц, а вот не надо пустых предположений

Риц:@Центурион, какой же ты странной конфигурации человек. Как на пустом месте можно было устроить такой срач? Может, у тебя еще какой-нибудь талант есть?

Так мы набили еще пару страниц огненных комментариев, а потом Центурион неожиданно надолго исчез и вернулся с короткой репликой:

Центурион:@всем. Из списка подготовки корпуса к закрытию удаляется пункт 2. Остальное в силе

Ну то есть мы не можем откатить по полотенцам назад прямым текстом, а прячемся за цифрами. Дима с Бакланом, которые все это время не отрываясь следили за перепиской, подкидывая дровишек в мою пользу, радостно заорали. Мелкая, а победа.

Я глянул на время. Два часа прошло. Вот адище-то, чем я занимаюсь? Тут, можно сказать, судьба индустрии на кону, а у меня настроения никакого. Пойду в библиотеку что ли, подготовлюсь к понедельничному экзамену. А в инкубатор завтра. И тут я вспомнил, зачем я вообще вернулся в общагу.

– Дим, у меня к тебе вопрос по профилю. Бабушка переживает, что у нас там никаких развлечений не будет. Только лыжи и чистка снега.

– А чего ты бы хотел? – откликнулся Дима.

– Ну не знаю… Я-то вообще весь день могу в окно смотреть. Мы с бабушкой придумали, как будем желания загадывать, круто будет!

– Понял, замутим чего-нибудь. Глинтвейн сварим точно.

– Кто сказал глинтвейн? – оживился Баклан.

* * *

На экзамен к Руднику я пришел вовремя, в свой слот, который начинался в 10:30. Нас пятерых запустили с небольшим опозданием – Питона, Мавра, Ворона, Олич и меня. Все-таки в письменных тестах куда больше упорядоченности, зато и вердикт обсуждению не подлежит. А здесь, если что, можно и поторговаться. По крайней мере, я надеялся, что это будет возможно.

Я вытащил билет. О, прекрасно. Первый вопрос – базовые элементные техники, это ровно то, чем мы занимались с Красиным, и что я уже сдал, а вот второй был повеселее – самые ранние манифестации органических практик. Обычно озвучивают начало девятнадцатого века, там первые признаки, а реально отчетливые контуры появились в первой половине двадцатого. Но мы не ищем легких путей, поэтому я уверенно озвучил шестнадцатый век.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Рудник, а у Катапульты просто полезли глаза на лоб. – Чем обоснуете?

– Смотрите, – начал я издалека. – Мы ведь знаем, что на шестнадцатый век приходится всплеск борьбы с необъяснимым поведением скота. Сжигают случайно пойманных ведьм, причем по самым абсурдным обвинениям. Все бездоказательно, не считать же аргументом, что обвиняемый не утонул. Нет, этого мы принять не можем. Что-то безусловно там происходило и достаточно массово. Конечно, это похоже на обычную внутривидовую борьбу. Но! Скот-то полоумный никуда с тех пор не делся, и до сих пор возникают инциденты. То одно стадо попрыгает в пропасть, то другое. Самое разумное объяснение – внедрение органических паттернов в одну конкретную баранью голову, больше не надо. А остальные за ним стадом к обрыву бегут. Как мы сейчас знаем, внедрение простой программы в мозг технически возможно, да и не простой тоже, просто последствия плохо контролируются, и нам еще предстоит с этим работать. Ну и почему бы нашим предкам что-то такое не попробовать, если мы и так знаем, что когда-то работали и без очков, и без направляющих, вслепую и наощупь.

– Интересно, – улыбнулся Рудник. – Хорошо, ваш ответ принят. Но вы понимаете, что это только гипотеза? Не теория?

Я кивнул.

– Вам повезло, – заверил меня профессор, – что на повестке дня снова стоят биокристаллы, и вживлять их планируют куда получится, хотя начать собираются с головы. И ваши мысли о самой возможности такого шага вполне актуальны. А где вы себе нашли источник вдохновения?

– «Пораженные трамонтаной. Правда и вымысел», – вздохнул я. – Не самый надежный источник, признаю. Просто мне показалось, что что-то в этом есть.

– Вы еще колобка сюда подшейте! – фыркнула Катапульта.

– А что, и подошью! – обрадовался я. – Вот там точно было внутри нечто органическое, потому что если б была какая-то механика, лиса бы им подавилась.

Катапульта закатила глаза.

– Мне нравится, что вы смело подбираете себе источники, – заявил профессор. – Таким способом можно получить интересный ракурс взгляда на проблему. Но вот то, что вы некритично подшиваете к старым источникам текущую ситуацию, уже не очень хорошо. Попробуйте в следующий раз все же четче очерчивать контуры: что могло произойти, как оно преломилось в памяти, и что мы можем из этого вынести. Без автоматической привязки к современности. Безусловно некоторые вещи повторяются бесконечно, но далеко не все.

– Да, – пообещал я. – Сделаю так.

– Вот и хорошо. Четверка вас устроит? Или хотите ответить на дополнительный вопрос?

– Абсолютно устроит, – согласился я. – Не хочу вопрос.

Мало ли, про что они еще там спросят. А я опять всех отцов-основателей забыл, одного только Гелия помню и то, потому что он с нами.

На этом со мной распрощались, и я ускакал в инкубатор. Вчера мне там отчаянно не хватило времени.

* * *

Швед пришел к Трилобитам после обеда и застал там всю теплую компанию, кроме Каравая и Рапунцель, которые все еще что-то сдавали. Риц сидел в углу с тухлым видом, а Мавр с Обой рисовали на доске какие-то схемы, а остальные изображали собой зрительный зал.

– Ну чего, народ? – спросил Швед. – Есть прорыв?

– Еееесть! – заорали Мавр с Обой.

– Нет, – возразил им Риц.

– Мнения разошлись. Почему?

– Потому что уничтожать элементы руками мы худо-бедно научились… – начал Риц.

– Это мы худо-бедно, а он – шикарно, – Мавр ткнул пальцем в Рица. – Покажи!

Риц молча нажал на кнопку включения защиты, дождался пока сетка активируется по всему периметру и изобразил перегон элемента из руки в руку. Маленький оленик отскочил от одной его ладони и разбился о другую ладонь в пыль.

– Это же шикарно! – заорал Швед. – А ну, учите меня!

– Ты подожди, – остановил его Риц. – Мы тебя научим, это не вопрос. Но ты понимаешь, оно не собирается обратно. А смысл-то был в этом, насколько я понимаю.

– Не, не, давай не беги впереди паровоза. Покажите сначала у кого что, потом я попробую, а потом обсудим.

Показали. Лучше всех, после Рица, получалось у Хмари. Если все остальные делали, на всякий случай, оленя, то Хмарь выпендрилась и стала запускать огромную лягушку размером с две своих ладони. У нее был самый чистый распад, остальные разбивали свои элементы в неоднородную пыль, но общий эффект был одинаковым – элемент уничтожался в несобираемую мелочь.

Потом занялись обучением Шведа. У него получалось медленно, элементы большей частью отскакивали от второй ладони и взлетали к потолку, зато получалось уничтожать чужие, с большего расстояния.

– Вот видишь, что происходит. Расстояние нам может немного помочь, – растолковывал Оба то ли Шведу, то ли самому себе. – Мы и пытаемся рассчитать траекторию, чтобы разбивать чужой элемент на нужные куски. А этот против.

Он кивнул на Рица.

– Да ничего я не против, – возмутился Риц. – Я согласен с концепцией. Просто я не вижу никаких оснований для расчетов. Можно было бы не упираться в черчение, а просто попробовать: встать сюда, встать туда. Я еще думаю, что будет разница в зависимости от того, кто выпускает элемент, а кто разбивает.

– Я не хочу биться головой о стену, я хочу посчитать, – возразил Оба Рицу.

Риц развел руками.

– А я хочу смотреть, – весело заявила Олич.

– Я же говорю, цирк с конями, – пробурчал Риц.

– С питонами, – хлопнул его по плечу Питон, которому тоже хотелось смотреть на чужие расчеты.

– Я понял, – ухмыльнулся Швед. – Неразрешимые противоречия. Давайте-ка разделимся на две группы.

– На три, – мрачно поправил его Риц. – Нас Марго попросила заняться сложными сцепками типа А, уплотнить и упаковать их в единый элемент, потому что они, похоже, начали сыпаться вслед за ячейками.

– Значит, на три, – согласился Швед. – По три человека в каждой. Расчетами займется Мавр, Оба и кто еще?

– Я, – вызвался Питон.

– Супер. Теперь надо еще две группы: в экспериментальное метание и в ревизию сцепок. Я готов заняться сцепками.

– Я и то, и другое могу, – пожал плечами Риц.

– Это понятно. Делать-то что ты хочешь?

Риц сморщил нос в сомнениях. Изволит вредничать. Хорошо, распределим принудительно.

– Тогда займешься хаотичным метанием. Кто к Рицу?

– Я могу, – вызвался Килик.

– И я, – поддержал его Ворон.

– Отлично. Вот еще одна группа готова.

Швед был доволен, что все устаканилось. Он забрал к себе Олич и Хмарь и принялся вместе с ними переделывать сцепки. Краем глаза он следил за тем, что происходит в других группах. Если на доске появлялись все более и более сложные траектории, то Риц с Вороном и Киликом, похоже, решили прочесать все варианты на всех возможных расстояниях.

Риц методично фиксировал результаты в лабораторном журнале, и Швед дивился его терпению, потому что результаты были совершенно одинаковые. В процессе совместной работы парни синхронизировались и стали выдавать очень схожий результат: теперь и Килик с Вороном разбивали элементы в такую же мелкую пыль, как и Риц. Элементы послушно разлетались о ладони, органическая пыль рассеивалась в воздухе, авторство и расстояние никак не влияло на результат. Тем не менее, Шведу казалось, что предварительную задачу они решили. Будет о чем завтра сказать Гелию.

Посмотрев на сердитого Рица, Швед понял, почему Риц хотел загнать в этот эксперимент всех желающих. Нужны были люди, которые бы с меньшей готовностью под него подстраивались, тогда можно было бы ожидать вариантов. Но признать это, означало отменить собственное решение, и Швед этого делать не стал. Поработают пока так, не развалятся.

Завершив полный цикл противостояний, парни пошептались и решили делать элементы крупнее. И чтобы два раза не вставать, начали лепить те же сцепки, над которыми работала минигруппа Шведа. Лепили они их на скорую руку, не заботясь о внутренней цельности, и в конце концов Мавр упустил сцепку, летящую от Рица, она столкнулась с его ладонью, разломилась пополам и ударилась в защитную сетку.

Завыл сигнал, а сам элемент распался еще раз и образовал четыре куска, напоминающих гайки. Мавр отвлекся и потянулся к пушке.

– Стой! Вот оно! – закричал Риц, но не успел.

Мавр включил пушку.

Глава 22

Пушка быстренько уничтожила разлетевшуюся сцепку. Мавр виновато пожал плечами, мол, извини, рефлекс. Я кивнул, конечно-конечно, убивай нашу работу, не стесняйся. Первый раз за сегодня получилось что-то путное и тут же перестало быть.

После рассеивания единственной версии мы еще пару часов поупирались и даже прицельно покидали элементы в защитную сетку, но такого же результата ни разу не получили. Только достали всех лютым воем, которое по регламенту издавала защитная сетка. Три раза приходил дежурный и произносил речи о том, что некоторым нельзя доверять ответственные задачи, и что студент пошел плохой, некачественный. Лучше б нас привлекли к уборке кампуса. Швед соглашался, что эти люди никуда не годятся, несите новых. Он готов принять в ряды Трилобитов еще человек десять точно, а лучше двадцать, и нет ли у дежурного идей, где их взять. У дежурного идей не было, поэтому Швед спроваживал его с предупреждением, что мы сейчас еще повоем, и возможно завтра тоже. Странно было, что сетка далеко не на все удары элементов реагировала звуками, какие-то куски упруго отскакивали, чтобы потом попасть на зуб нам или пушке. Мавр от греха отсел от пушки подальше, и теперь на ней сидел Килик, который включал ее по моей команде.

Две другие группы сочувственно посматривали в нашу сторону. С чего вдруг они решили нас жалеть, было непонятно, потому что у них у самих ничего особо интересного не получалось. Или я этого не заметил.

Я попробовал себя утешить, что стал обладателем надежной техники уничтожения своего творчества и значит… значит… мог в принципе заниматься своими размышлениями где угодно. Не очень масштабными, ровно такими, чтобы провести уборку своими силами без ущерба окружающей технике. Но в глубине души у меня плясал демон сомнения. Что, говорил он, Риц, думал, что все сам сделаешь? Ахаха! А сам думаешь, вот было бы хорошо, чтобы все десять человек в лабе плясали под твою дудку. Как пальцы на руках, ахаха. Взялись и сделали.

Нас действительно столько и было: без меня девять человек плюс Швед, которого тоже было бы неплохо получить в свое распоряжение. Итого десять. Но мало того, что мне было это по статусу не положено – всеми руководить, так еще и собственное эго орало как резаное, чтоб я не смел привлекать никаких криворуких, что они все испортят, хочешь сделать хорошо, сделай все сам. И что будет проще – забить его ногами, или добыть себе подчиненных, – я пока не понял. Потому что не справлялся ни с тем, ни с другим.

Таким макаром мы досидели в лабе до полной темноты за окном, причем последний час прошел максимально бездарно. Я честно сказал Ворону с Киликом, что у меня больше идей нет. И сил ломиться тоже нет. Парни отошли ковыряться со своим, а я уселся смотреть, как Швед пытается организовать девчонок. С злорадным удовлетворением отметил у начальства ноль прогресса, но поставил себе галочку, насколько часто он их хвалит. Хотя не за что совершенно. Вероятно, рассчитывает на длинный забег. Где-то там на деревьях будущего успеха завязались плоды. Наверное. Машину времени никто не изобрел пока, а то я бы сбегал посмотрел, что у него получится.

В шесть часов Швед нас выпер, заявив, что на сегодня достаточно, и напомнил тем, кто совмещал работу здесь с инкубаторской (это я), чтобы не забыли до Нового года появиться и там. И сдать экзамены, кто еще не все сдал (это не я, я уже все сдал). И я побрел в столовую, надеясь встретить там наших. Спрошу, как у них экзамены. Побуду другом. Заодно, узнаю о новых инициативах Центуриона. На фоне сегодняшних неудач даже Центурион был бы приятным разнообразием.

* * *

Астахов начал день со встречи с новой начальницей отдела вестников прогресса. Их отдел он проредил железной рукой, потому что настоящего дела по взбадриванию подчиненных структур он обещать им не мог, а терпеть жалобы на отсутствие работы, которые непременно последовали бы, был не готов.

Этим летом вектор прогресса не просто свернул, но и закрутился в спираль, и чтобы следовать ему, требовалась изрядная ловкость, которой обладали не только лишь все. Это по прямой может ехать любой энтузиаст, а вот двигаться по извилистой дороге, не теряя скорости, может не каждый. Здесь нужно было острое зрение, хорошее чутье и опыт.

На утро предновогоднего вторника вестников осталось двенадцать человек. Ровно столько, чтобы у министра остались рычаги влияния на подотчетные структуры, на случай, если кто-то решит, что Министерство ослабло и можно его игнорировать.

Вестников университетах и лабораториях не боялись, но старались не связываться. Они налетали как саранча и были вполне способны объяснить особо упорным, что те недостаточно быстро идут к прогрессу, а дальнейшее люди и сами на местах прекрасно домысливали. Идею о недополучении финансирования озвучивать было не надо. Она сама повисала в пространстве невидимой цифрой, и опытные администраторы ощущали ее шкурой.

Идея, посетившая Астахова, по строительству потемкинской деревни руками вестниц была избыточно смелой даже для него, но, поскольку она была единственной, он решил пренебречь сомнениями. Однако он надеялся, что недавнее прореживание рядов уже поселило в них мысль о том, что от простого модуля работы придется отказаться.

Он предварительно обсудил новую парадигму со свеженазначенной Надеждой, толсто намекнул, что само ее имя обеспечит им успех, и получил в ответ даже меньше скепсиса, чем ожидал. И вряд ли неловкий комплимент был этому причиной. Возможно это произошло потому, что Надежде нравилась ее должность, в заместительницах она проходила более пяти лет, вполне достаточно, чтобы утомиться сидеть на вторых ролях.

Смысл предложения Астахова был в том, чтобы вестницы на некоторый период перестали бы изображать острый стимулус за спиной разработчиков, а встали бы перед ними с оливковыми ветвями в руках. То есть перенаправили бы свои усилия на создания благоприятного образа северных разработок. Что есть мы, то и есть прогресс, – министр задачу видел так.

Надежда оценила юмор ситуации и возражать не стала. Она честно предупредила министра, что поменять роль отдела настолько сильно им вряд ли удастся, все же люди привыкли к иному, а у нее под рукой только старые кадры. Но, учитывая их общий опыт в переобувании, ведь вектор прогресса крутился и раньше, они до какой-то степени должны справиться.

– Я правильно понимаю, – осторожно уточнила она, – что в таком виде эта задача временная, пока мы на самом деле не решим проблему?

– Она временная, но лучше считать ее постоянной, потому что устанавливать жесткие сроки будет для нас самоубийством. Перед нами поставлена задача сформировать нечто элементно-приличное к весне, и мы этого сделать не сможем. А когда мы сможем, и будем ли это мы, мы тоже не знаем, поскольку задача беспрецедентная. Ранние генерации элементов, на которых до сих пор стоит мир, создавались десятилетиями, прежде чем поступили в массовое использование. Все, что мы знаем, что проблема может быть решена малым коллективом или даже отдельными специалистами, но за какое время – неизвестно. Да и сами знаете, нет ничего более постоянного, чем временное, так что будем сразу считать его постоянным.

Надежда кивнула. В свои тридцать пять, из которых десять она провела в Министерстве, она повидала всякое начальство, и умела ценить честность. Более того, ей было совершенно ясно, что если затея не выгорит, у них есть шанс пойти ко дну всем коллективом вместе с капитаном. Это было бы неудачно, она вынашивала большие планы.

Она коснулась рукой своей безупречной платиновой стрижки и договорилась об общей встрече для всех, чтобы оставшиеся под ней подчиненные прониклись важностью задачи. Нечасто их собирали всех вместе, и подобный жест со стороны Астахова должен был продемонстрировать, что их ценят и на них надеются. И не только потому что Надежду зовут Надеждой, а потому что должен же кто-то работать.

Встреча с вестниками прошла тихо, Надежда подготовила команду к тому, что возражать не надо, смысла в этом нет, комментарии допустимы только конструктивные, и поскольку таковых было немного, крупной битвы не случилось. Зато случилась мелкая, между молодыми Лисом и Соболем, которые сразу решили, что в таком случае им нужен непосредственный контакт с лабораториями, которого до сих пор они были лишены. Не успели Астахов с Надеждой подтвердить получение такого доступа, как два энергичных хищника немедленно приступили к выяснению, кто возглавит это направление и что будет делать. А вот не надо было оставлять в штате таких молодых сотрудников, подумал Астахов, ничего святого у них нет. Тем не менее, он прослушал их диалог с некоторым удовольствием.

– Если мы говорим о перенаправлении наших усилий, то нам нужно быть постоянно на связи, и лично я предлагаю себя в посредники. Со Старым университетом у меня хорошие отношения, в летней акции с андроидами я не участвовал. Предлагаю всем сделать то же самое, у тебя Лис, помнится, были отличные отношения с Вальтоном.

– Прекрасная идея! Старый университет здесь, а Вальтон сидит в лесу, я даже точно не знаю где. А еще, между прочим, есть Константиновка, Технодрифт и Технотрек, и с ними тоже надо как-то общаться. Давай лучше я на себя Старый университет возьму! Я тоже не был там летом.

Послушав некоторое время эту перепалку, Астахов скосил глаз на Надежду, и она поняла, что пора пресекать.

– Детали обсудим позже, – одной фразой упаковала она результаты псевдоконструктива. – Цели ясны, задачи поставлены, возвращаемся на рабочие места.

Она повернулась к Астахову.

– Я думаю, маловероятно, что мы достигнем чего-то значимого до Нового года?

– Да, пожалуй, – улыбнулся Астахов. – Эта неделя не способствует. Но я хотел бы, чтобы вы обдумали план действий уже в этом году.

– Это обязательно, – заверила его Надежда, и увела свой выводок назад в отдел.

Выводок был недоволен. Самое время перетянуть на свою сторону министра, синхронно думали Лис и Соболь, а остальные примерно прикидывали, куда бы пойти пообедать.

* * *

Ровно в то же время, что и вестники у министра, проходила встреча между Гелием и Шведом.

– Что наша золотая рыбка? – усмехаясь, спросил Гелий. – Машет ли хвостом?

Им обоим было понятно, о ком речь.

– Машет, но пока с ограниченным результатом. Хорошо, хоть экзамены сдала наша золотая рыбка. Один вчера, второй экстерном. А то с допуском были проблемы.