Текст книги "Исторические портреты"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Он обернулся к матросам:

   – Ребята, накатывай живей! Турок корму пока зал.

Капрал сам схватил канаты.

   – Навались!

   – Товсь!

Корнилов сделал отмашку:

   – Пали!

Бортовой залп изрешетил ядрами корму флагмана турок.

Ни на мгновение не выпускал из поля зрения панораму сражения Лазарев. Флагман не вмешивался, ом всё видел и всё понимал, о чём доносил «неустрашимый капитан Лазарев, поставив корабль «Азов» в назначенное место, произвёл столь сильный и беспрерывный огонь, что в скором времени огонь неприятельских кораблей начал умолкать».

Наступили сумерки, но кругом всё полыхало. Тут и там горели турецкие и египетские корабли, взрывались, разбрасывая далеко горящие части рангоута. Пушечная канонада сама собой затихла. Исход битвы был очевиден.

«Взорвано и пущено ко дну 70 военных судов и 8 транспортов», – доносил Гейден.

Со склона холма почерневший от ярости верховод турок Ибрагим-паша взирал на догорающие остатки флота. Тагир-паша с нескрываемой иронией произнёс:

   – Аллах наказал нас ослеплением разума.

Ибрагим-паша процедил сквозь зубы:

   – Кто же мог знать, что у них корабли железные, а люди настоящие шайтаны...

Командир «Азова» представил к заслуженным наградам своих подчинённых. Первыми он отметил по заслугам Баранова, Нахимова, Бутенева. Не забыл всех, в том числе и гардемарин, Владимира Истомина и Дмитрия Шишмарева.

Первую боевую аттестацию своего наставника справедливо заслужил мичман Корнилов. «Командовал тремя пушками нижнего дека и действовал как весьма деятельный и храбрый офицер».

Лазарева произвели в контр-адмиралы, а Корнилов получил первую боевую награду – орден Святой Анны IV степени.

Вскоре Россия объявила войну Турции. Корнилов два года на «Азове» участвовал в блокаде Дарданелл.

Весной 1830 года эскадра, которой командовал контр-адмирал М. Лазарев, направилась в Кронштадт. Флаг-офицером при флагмане состоял В. Корнилов. Лазарев не ошибся в выборе и по приходе на Балтику оценил сполна своего помощника:

«Во время перехода из Архипелага до Кронштадта он исполнял должность флаг-офицера, но до того времени всегда командовал вахтой. Весьма деятельный и по познаниям своим искусный морской офицер, которому с надеждою можно доверить командование хорошим военным судном».

В конце кампании на «Азов» приходит другая радостная для Корнилова весть – «перевести в 14 флотский экипаж с назначением командиром строящегося тендера «Лебедь».

Тендер, одномачтовый парусник, по вооружению десяток пушек, моряки чаще называли катером. Предназначался он для разведки, дозора и охраны рейда.

Не ожидая начала кампании 1832 года, тендер «Лебедь» одним из первых покинул Кронштадт. Корнилов повёз срочные донесения в Данциг. Там войска Дибича, который внезапно скончался от холеры, завершили усмирение польской шляхты.

С началом весны в Кронштадте знали, что контр-адмирал Лазарев убывает к новому месту службы в Николаев. Одним из первых узнал об этом Путятин и с огорчением высказался Корнилову:

   – Ежели сие подтвердится, Володя, беспеременно стану проситься под начало Михаила Петровича.

Корнилов поддержал товарища:

   – Хотя государь, слыхать, недоволен частыми переводами флотских офицеров, но ежели сие правда, мне тоже не с руки оставаться на Балтике.

И Корнилов добился своего. 18 января 1833 года его зачислили в 34-й Черноморский флотский экипаж. Одним из первых об этом узнал Лазарев, находившийся с эскадрой и войсками в Босфоре.

Не откладывая, в тот же день Лазарев отсылает с очередным донесением своё ходатайство командующему флотом:

«7 марта 1833 года. Босфор.

...Я нашёл в последнем «Инвалиде», что лейтенант Корнилов сдал чудесный тендер, которым командовал на Балтике, для перевода на службу в Чёрное море. Он отличный офицер и совершенный джентльмен. Он назначен в 34 экипаж. В случае его прибытия я буду чувствовать себя лично обязанным в. пр-ву, если вы поручите его под моё начальство (по особым поручениям) и прикажете, чтобы он был прислан сюда с первым транспортом или другим судном, которое присоединится к эскадре. Путятин и Корнилов – это два офицера, о которых я так много и часто говорил в. пр-ву. Я не сомневаюсь, что они найдут случай встретить ваше такое же одобрение.

Лазарев».

Будучи от природы сметливым и прозорливым, Лазарев на службе всегда смотрел в перспективу. Всего месяц находился Лазарев на берегах проливов и, оценив обстановку, сразу понял, что русскому флоту не миновать действовать здесь, на военном театре. Но на флоте не было ни одной карты или описи Босфора и Дарданелл. Потому и направил срочно прибывших Корнилова и Путятина в проливы. Инструктировал их дотошно:

   – На днях фрегат «Эревань» отправится в Галлиполи. Генерал Муравьев посылает туда, с разрешения турок, своих офицеров для осмотра тамошних крепостей и приведения их в порядок, на случай нападения египтян. Наиглавнейшая ваша задача – обозначить на карте якорные места, отмели, течения в Дарданеллах. Нанести на карту все укрепления азиатского и европейского берега, число орудий, калибр. Как и чем защищены. Такой случай больше может и не выпасть. А там, как знать, быть может, и нашему флоту ваши выкладки пользу принесут. Турки, они народ переменчивый.

Путятин и Корнилов начали опись с окрестностей столицы, где «Эревань» сделал первую остановку. Фрегат становился на якорь через день-другой. За месяц, пока прошли на выход из Дарданелл, у города Галлиполи, закончив съёмку, Путятин и Корнилов сошли на берег и поспешили в Константинополь по сухопутью. Там их ждал сюрприз – обоих произвели в капитан-лейтенанты. Просмотрев их работу, Лазарев восхитился проделанным.

   – Нынче же, не откладывая, всё переложите и пересчитайте начисто. Доложим вашу съёмку государю.

Вскоре русская эскадра погрузила войска и снялась с якорей. За экспедицию в Босфор Корнилова наградили орденом Святого Владимира IV степени, а турецкий султан пожаловал его золотой медалью.

В феврале 1834 года новый главный командир Черноморского флота, вице-адмирал Лазарев поздравил Корнилова с назначением командиром 18-пушечного брига «Фемистокл». В разгар лета «Фемистокл» поступил в распоряжение русского посла в Константине поле, а глубокой осенью Корнилов с бригом отправился в Архипелаг, в распоряжение посла России в Греции. Почти две кампании бриг находился в самостоятельном плавании в Средиземном море. Он бороздил Эгейское море и Адриатику. Побывал в Италии, Триесте, Черногории. Всюду за ним и его товарищем Путятиным ревниво присматривали английские и французские моряки, втайне восхищаясь внешним видом судов и мастерством команды и экипажей. Приятно было это знать и Лазареву:

«Слышал, что суда наши, построенные и отделанные при мне и командуемые моими питомцами, отличаются теперь между англичанами и французами в Греции».

Во время пребывания в Греции Корнилов познакомился и подружился с известным художником К. Брюлловым[29]29
  ...подружился с... К. Брюлловым. – Долгие годы Корнилов поддерживал связь с К. Брюлловым. По его просьбе К. Брюллов написал известный портрет М. Лазарева.


[Закрыть].

Представляя Корнилова к званию «капитан-лейтенант», Лазарев отметил: «Вот один из тех офицеров, которые поддерживают честь нашего флота».

Такой похвалы от Лазарева до сих пор никто из офицеров не заслужил.

В апреле 1835 года Корнилова произвели в капитан-лейтенанты, а в августе «Фемистокл» бросил якорь в Севастопольской бухте.

В кампании 1836—1837 гг. Корнилов командует корветом «Орест» и за усердную службу награждён орденом Святого Станислава III степени.

С января 1838 года он в Николаеве, где на стапелях его фрегат «Флора», но в апреле Лазарев отзывает Корнилова и назначает начальником штаба эскадры. Предстоят десанты войск на Кавказе. Планировалась высадка сухопутных войск с кораблей и создание сети укреплённых фортов на Черноморском побережье Кавказа.

– Фрегат потерпит, ему ещё не менее годика на стапелях красоваться, – встретил такими словами адмирал. – Будете за кампанию при мне состоять начальником штаба эскадры. Обустраивайтесь на «Силистрии». – Лазарев поманил Корнилова к карте: – Надлежит нам сперва забрать войска генерала Раевского у Керчи. Затем двинемся к Туапсе, те войска десантируем.

В Керчи забот Корнилову хватало, с первых дней сбился с ног. Распределял войска по кораблям: куда пехоту, куда пушки, куда лошадей, порох, провизию. Задумал и, получив одобрение Лазарева, практиковал солдат в посадке на шлюпки и выгрузку на берег. Как никак, а боязно пехоте, никогда не видевшей моря, сигать в пенистый прибой с ружьём и бежать сразу в атаку.

В первых числах мая эскадра становилась на якоря в Туапсинской бухте, корабли подходили к берегу как можно ближе. В прибрежных рощах, не таясь, скопились горцы, готовились к бою. Между ними разъезжали их предводители.

Корнилов ещё в Керченском проливе подготовил первый приказ адмирала на высадку десанта. Все замыслы и указания адмирала были расписаны по одиннадцати пунктам. Иначе нельзя, десант сложная, совместная операция армии и флота. Всё должно быть чётко определено, понятно и ясно каждому офицеру на корабле и в ротах, каждому матросу и солдату в десанте.

Лазарев не оставил без работы и Корнилова. Весь десант разбили на два атакующих фланга-отряда. Правым командовал капитан 1-го ранга Серебряков, левый фланг адмирал поручил Корнилову. Всё, кажется, предусмотрено, где, когда, кому и как действовать. Выделены все гребные шлюпки с кораблей, распределены войска между ними. Заряжена артиллерия кораблей для поддержки первого броска, предусмотрены сигналы.

Корнилов накануне зашёл к Лазареву:

   – Ваше превосходительство, предусмотрены на ми сигналы, в том числе и пушками. Во время атаки как бы не перепутать. Флажные сигналы закроет пороховым дымом, пушечные сигналы потонут в общих залпах, могут проспать или перепутать.

   – Что же ты предлагаешь?

   – Обозначить два важных сигнала общим криком «Ура!».

Лазарев мгновение раздумывал:

   – Когда и как?

   – Первый крик матросам на вантах, для начала движения десанта к берегу, другой на гребных судах кричать с приставанием к берегу, покуда не все высадятся на сушу, для нашей артиллерии.

Ну что ж, Лазарев, видимо, не ошибся в Корнилове, «смышлён и озабочен делом».

   – Добро, отдайте приказ от моего имени и разошлите немедля по судам.

Так появился первый приказ за подписью Корни лова на флоте:

«Корабль «Силистрия» под парусами при Туапсе. По приказанию г. командира честь имею объявить по эскадре к надлежащему исполнению следующее:

   1. По окончании пальбы кораблям, следуя флагману, прокричать три раза «Ура!», что будет сигналом для гребных судов грести к берегу, на последних должны принять последнее «Ура» и, со спуском сигнала «Прекратить бой», начать греблю.

   2. На гребных судах при приставании к берегу по окончании последних своих выстрелов, так же кричать «Ура!», что и продолжать, покуда не выскочит десант. Это «Ура» должно быть принято с катера командующего отрядом, который будет в средине между правого и левого фланга».

Начальник штаба капитан-лейтенант Корнилов».

... Начали атаку корабельные пушки. Двести пятьдесят орудий залп за залпом посылали смертельный град на береговую полосу. Треск и гром были страшные, ядра больших калибров рыли землю, косили деревья.

По новому сигналу матросы взбегали на ванты с криком «Ура!», а гребные суда дружно двинулись к берегу, стреляя из карронад, находившихся на носу.

На подходе к берегу на головной шлюпке Корнилов скомандовал открыть огонь из ружей и первым выскочил в пенистые волны небольшого прибоя.

Высадка оказалась на редкость удачной, без потерь, кроме нескольких раненых.

На следующий день, докладывая Лазареву, генерал Раевский от души благодарил за помощь и всё же выделил Корнилова:

«Начальник левой половины гребных судов десанта капитан-лейтенант Корнилов имел весьма большое влияние на успех высадки. Когда огонь с кораблей прекратился, по случаю движения гребных судов к берегу, капитан-лейтенант Корнилов открыл с гребных судов сильный и удачный огонь, который он продолжал до самого берега; с самой большой быстротой он двинул все суда к берегу, сохраняя между ними отличный порядок, через что все войска вышли на берег без малейшего беспорядка. Наконец с десятью солдатами Тенгинского пехотного полка и столько же матросами он одним из первых выскочил на берег для занятия точки, весьма важной для прикрытия прибывающих войск».

8 июня «за отличие, оказанное при занятии местечка Туапсе на Абхазском берегу», Корнилова произвели в капитаны 2-го ранга.

В первый день нового, 1839 года Корнилов вступил в должность командира недавно заложенного на стапелях Николаева 120-пушечного корабля «Двенадцать апостолов».

Прибыв в Николаев, Корнилов увлечённо, с рвением принялся обхаживать своё судно, заложенное ни стапеле три месяца назад.

Узнав от Лазарева об улучшении здоровья Нахимова, уехавшего на лечение, Корнилов искренне переживает за товарища и сообщает Матюшкину в Севастополь:

«Он должен возвратиться, только что получил облегчение... Дай Бог ему счастья [30]30
  Дай Бог ему счастья. – Корнилов всё время весьма дружелюбно относился к П. Нахимову, который всегда бывал в его семье желанным гостем в Николаеве и Севастополе. Их отношения несколько охладели после того, как Нахимов не поддержал Корнилова в вопросе о затоплении кораблей 9.09.1854 года.


[Закрыть] . Жаль, очень будет жаль, если он приедет в том же положении, в котором нас оставил».

Минуло всего три месяца, и Лазарев вновь назначил Корнилова в десантную операцию на Кавказе, в Субаши, неподалёку от Сочи.

На рассвете 3 мая 1839 года эскадра подошла к берегу на полтораста саженей. Корабли стали на якоря, спустили шлюпки и баркасы по сигналу, начали грузить войска. И опять Корнилов, командуя всеми гребными судами десанта, одним из первых выскочил ни берег и встретил огонь черкесов, во главе авангарда отразил натиск неприятеля и обеспечил высадку первого эталона. Вернувшись на «Силистрию», он отправился с пехотой в десант, и как вновь заметил генерал Раевский:

«Никогда порядок и быстрота гребных судов не были столь полезны, как в сём случае. Несмотря ни близость эскадры, неприятель встретил десант в пятидесяти саженях от берега. Несколько минут позже, и он бы встретил первый рейс ещё на гребных судах». Корнилов «один из первых выскочил на берег, и когда на самой опушке леса неприятель встретил авангард, Корнилов с вооружёнными гребцами бросился вместе с авангардом для их отражения, чем весьма способствовал первому и решительному успеху. После высадки второго рейса капитан Корнилов, составя сводную команду из гребцов, с примерной решительностью повёл их в атаку... Во всё время сражения Корнилов показывал замечательное соображение и неустрашимость».

Боевой генерал Раевский в своих выводах о Корнилове всюду подчёркивает личную храбрость и неустрашимость моряка. Все эти характерные качества с особой яркостью проявились у Корнилова во время обороны Севастополя.

За распорядительность и отвагу у Субаша Корнилова пожаловали орденом Святой Анны II степени. Вернувшись в Николаев, спешил он на стапель, где уже вырисовывались контуры его «Двенадцати апостолов». С особым тщанием он следит за качеством постройки судна. Особое внимание обращает на ударную силу – артиллерию. Сразу оценив по достоинству новшество – бомбические пушки, – Корнилов добился, чтобы его корабль впервые в России вооружили бомбической артиллерией. Правда, дело оказалось хлопотным, пришлось заново придумывать к ним новые, прочные станки. Теперь частенько вечерами Корнилов задерживался в Адмиралтействе. Второй год он вместе с мичманом Львовым до позднего вечера лопатили сотни документов, делали тысячи расчётов и таблиц, вычисляя подробный перечень штатного имущества для всех классов судов флота.

В это же время Корнилов перевёл с английского и издал, снабдив своими примечаниями, книгу Гласкока «Морская служба в Англии, или Руководство для морских офицеров всякого звания». Книга стала настольным руководством для всех офицеров флота.

В марте 1840 года Корнилов опять с Лазаревым на «Силистрии» – в должности начальника штаба эскадры у берегов Кавказа. На этот раз он отличается в десантах по занятию фортов Лазарева и Вельяминовского. После экспедиции Лазарев представлял морскому министру труд Корнилова «Штаты вооружения судов флота», 66 тысяч страниц. Теперь все суда флота строят по чёткому регламенту. В Петербурге оценили этот труд по достоинству, Корнилов награждён орденом Святого Станислава II степени. В конце года он произведён в капитаны 1-го ранга.

Начало следующей кампании Корнилов исполняет обязанности начальника штаба эскадры у Лазарева, а поздней осенью наконец-то приводит законченные постройкой «Двенадцать апостолов» из Николаева в Севастополь.

Следующие три кампании Лазарев поднимает свой флаг на «Двенадцати апостолах», а командир Корнилов – тот же начальник штаба и одновременно совершенствует организацию и боевую выучку экипажа. Изучая и проверяя на своём корабле на деле всевозможные случаи из морской практики и применение оружия, Корнилов скрупулёзно познает корабельную жизнь во всех допустимых вариантах. И затем свои выводы и решения доводит до каждого члена экипажа путём издания десятков инструкций, приказов и наставлений, добивается, что «Двенадцать апостолов» становится образцом и лучшим кораблём на флоте.

Высокую оценку заслужил корабль не только от командующего флотом. Осенью впервые за пятнадцать лет на флоте появился князь Меншиков. Приезд князя выглядел скорее первой серьёзной проверкой высшим начальством деятельности Лазарева на посту командующего флотом. Прибыл Меншиков на флот не по своей инициативе, а «по высочайшему императорскому повелению». Ещё в Петербурге поставил себе целью придирчиво проверить и состояние, и боевую готовность кораблей. Поневоле пришлось выйти в море на флагмане «Двенадцать апостолов».

«Я провёл с ними три дня на рейде, где осмотрел во всей подробности, потом видел их в море, – рапортовал он Николаю, – и сказать должен, что исправность, чистота и доведение в морском деле сей эскадры превзошли мои ожидания, в особенности блестящее состояние в коем находится корабль «Двенадцать апостолов» (капитан первого ранга Корнилов), чистотой вооружения, превосходной отделкой всех подробностей, быстротой команды в пушечном учении и в корабельных работах. Для взятия двух рифов с полным потом закреплением всех парусов употреблено было только две минуты с половиной. Корабль «Двенадцать апостолов» притом едва ли не из сильнейших кораблей в Европе и Америке, ибо весь нижний дек состоит из 68-фунтовых бомбовых пушек...»

В донесении князь, быть может, несколько преувеличил, но оценка мощи пушек «Двенадцати апостолов» справедлива.

Итак, официально лучшим из всех судов эскадры признан корабль «Двенадцать апостолов». С некоторых пор, возвращаясь с моря, мнения многих командиров раздваивались, одни отдавали предпочтение «Силистрии» Нахимова, но многие ставили теперь на первое место «Двенадцать апостолов»...

Недавно вернувшись из Англии, наслышанный об успехах черноморцев, царь вознамерился воочию убедиться в достижениях моряков.

Впереди себя он послал восемнадцатилетнего сына Константина, недавно получившего звание капитана 2-го ранга.

   – Поезжай на Чёрное море, загляни обязательно на «Двенадцать апостолов». Меншиков безмерно его хвалит.

Впервые великий князь выходил в море на 120-пушечном корабле. Без суеты, главное, в считанные мгновения разбегаются по вантам и реям матросы, распускаются десятки парусов. «Двенадцать апостолов» ложится на заданный румб. На воде играют яркие блики от заходящего, прямо по курсу, солнца.

   – Позвольте, ваше высочество, сыграть тревогу? – спросил командир.

   – Конечно! – не раздумывает Константин, и в ту же минуту барабанная дробь заглушила все звуки.

С момента тревоги не прошло и минуты, а уже откинуты порты, раскреплены пушечные станки, матросы схватились за канаты-тали, передвигают орудия к борту, разбирают разные принадлежности, проворно подносят картузы в кокорах.

Великий князь в заметном смущении. Ничего подобного на Балтике он не видел. Константин поманил мичмана.

   – Как славно управляются ваши канониры. В чём причина высокой выучки?

Мичман внутренне весьма польщён царственным вниманием, но вида не показывает. Довольно спокойно он достаёт из-за обшлага вчетверо сложенный лист бумаги и разворачивает его.

   – Ваше величество, извольте взглянуть. Сие подробная инструкция каждому номеру орудийной прислуги. Матросы лишь добросовестно исполняют, что предписано. Само собой, сие достигнуто неустанными тренировками.

   – Сие весьма поучительно, такого на Балтике я не видывал, – удивился Константин перед отъездом в Петербург.

Великий князь восхищался выучкой экипажа, не подозревая, сколько сил и энергии вложил в его выучку высокоэрудированный, мыслящий не по шаблону командир.

Ещё в 1830 году он под руководством Лазарева участвовал в составлении брошюры «О сигнальных флагов». Корнилов стремился расширить кругозор у молодых офицеров. Это ярко проявилось в его участии в обновлении Севастопольской морской библиотеки. В феврале 1843 года он был избран в комитет директоров, а в самом комитете нёс обязанности секретаря-казначея. Корнилов с энтузиазмом взялся за дело. Уже летом 1843 года стали заметны первые сдвиги в деятельности библиотеки. «Старая библиотека переменила свою гробовую физиономию – всегда почти полна офицерами», – отмечал Корнилов.

Артачились адмиралы, требуя доставлять себе книги на дом.

«Казалось бы, что адмиралам в заведении этом не следовало бы и гнаться за собственными выгодами, – возмущался Корнилов в письме Лазареву, – кому же, как не высшим, думать об этой молодёжи, брошенной сюда за тысячи вёрст, от своих родных и знакомых, и которая, не имея книг, поневоле обратится к картам и другим несчастным занятиям... Но что же делать, когда у нас на Руси не созрело понятие общего блага, общей пользы. Горько признаться, а оно так. Всякий думает только о собственных своих выгодах, о собственном своём чине».

Корнилов сам выписывал пушкинский «Современник», «Художественную газету», увлекался историей, археологией. Известно его дружелюбие с К. Брюлловым и И. Айвазовским. Корнилов не оставался в стороне и от общественной жизни.

«Нигде Россия столько не нуждается в людях благомыслящих и образованных, – писал он, – как в основе благосостояния государства по разным отраслям внутреннего управления. Но время всё сделает, его не остановишь и не придашь ему рыси». Высказывал своё мнение и о внешней политике царя. «Большая часть наших заморских затей – колоброд; нам слишком много дела дома! Чтобы пускаться в океан-море, надо выстроить крепкое судно и дать ему надёжное вооружение, а то первый шквал – и все планы рушатся. Что в шёлку без рубахи?» И в то же время понимал безнадёжность высказывать свои взгляды окружающим. «О политике я никогда ведь ни гугу, не тронь г...» – писал он в одном из писем.

Как и задумал Николай I, вскоре после сына наведался на Чёрное море.

Смотрины Николая I черноморцев подтвердили впечатления великого князя. На тех же «Двенадцати апостолах» император, в отличие от сына, дотошно всматривался в каждую мелочь, начал знакомиться с верхней палубной. Пока матросы ставили паруса, просмотрел весь корабль с юта до бака по правому борту, а назад возвратился по левому. Нигде ни пылинки, ни соринки, вощённая палуба выглядела не хуже паркета в Георгиевском зале, всюду сверкает надраенная медяшка, на снастях всё подтянуто и подобрано, зеркально блестят стёкла на световых люках салонов и офицерских кают. Матросы, как на подбор, ухожены, чисто выбриты, подтянуты.

Задержавшись у грот-мачты, царь невольно залюбовался проворными действиями матросов на самом верхнем бом-брам-рее. Ловко переступая на пертах, не держась за что-либо руками, они балансировали, распускали паруса.

На верхнем артиллерийском деке император велел зарядить по две пушки с каждого борта и, глядя на хронометр, довольно ухмыляясь, проговорил:

   – Выдать нижним чинам по рублю за мой счёт.

Больше всего времени царь провёл на нижнем деке, где на оба борта высунули чёрные жерла бомбические пушки. Каждая из них со станком весила около 190 пудов, но расчёт канониров без видимых усилии раскатывал их на станках, орудовали ганшпугами и другими приспособлениями для наводки пушек в цель.

Как и великий князь, царь вчитывался в памятки канониров, удивлённо поднимал брови, холодная улыбка пробегала по его лицу.

Остановившись в конце дека, заложив руки за спину и вглядываясь в длинные, на оба борта, уходящие далеко к носу ряды пушек, вдруг весело проговорил, обернувшись к свите:

   – А ведь этот корабль порядком отделает своего противника, кто бы он ни был!

Казалось бы, это вершина желаемого, однако на поприще командира образцового парусного корабля Корнилов не забывает своей давней увлечённости новым для флота явлением – пароходами.

Три года назад, став командиром 38 экипажа, он получил в подчинение экипаж парохода «Бессарабия». Его воззрением на применение военных пароходов, замены ими парусников всё больше склоняется к необходимости и быстрейшей замене первых. Он находит единомышленника Лазарева, который ратует за пароходы.

Но по этому поводу не раз у него происходили резкие полемики с Нахимовым, который не мог терпеть «чёрных, коптящих небо» пароходов.

Занимаясь подбором книг для библиотеки, Корнилов обращает внимание на те, в которых пишут о пароходах, выписывает литературу «о имеемых в России заводах и фабриках», знакомит своих офицеров с устройством парового двигателя. Говорит о заветном.

   – Если бы Севастопольское адмиралтейство подарило бы нам модель пароходной машины! Как бы это было полезно!

Провожая императора в Николаев, Лазарев напомнил о своём заветном:

   – Ваше величество, флот наш беден пароходами. Крайняя нужда построить нам военные суда в четыреста сил. На Балтике, я знаю, имеется пароходов более нас.

   – Ты про «Камчатку» вспоминаешь? – слегка нахмурился царь.

   – «Камчатка», ваше величество, судно красивое, но весьма дорогая игрушка. Моё мнение, американцы с нас деньги взяли лишние.

Глаза императора сверкнули холодным блеском.

   – Нынче казна пуста, не к спеху...

Эту рубленую, чёрствую фразу царя слышал и Корнилов и, когда царь уехал, первым заговорил о насущном:

   – Будто для своей пользы выпрашиваем, ваше превосходительство, а не для нужд флота.

Зимой 1845 года во время отпуска в Петербурге Корнилов осмотрел пароходы Балтийского флота, в том числе и пароходо-фрегат «Камчатку», считавшийся одним из новейших пароходовых судов того времени.

В 1846 году Корнилов особенно усиленно занимается изучением механики и проблем, относящихся к паровым двигателям.

– Я принялся за пароходство, и особенно за винт, – писал он Лазареву в июне 1846 года и просил выслать литературу о паровых машинах.

После долгих мытарств Лазарев заказал в Англии военный пароход за счёт средств флота. Тут же он назначил «наблюдать за выполнением сего заказа со всеми новейшими усовершенствованиями, как в механизме, так и в корпусе, вооружении и снабжении парохода, капитана 1-го ранга Корнилова. Я уверен, что офицер этот по образованию своему и любознательности вполне оправдает настоящее назначению и, сверх того, он с особой пользой может заниматься собранием самых подробных и обстоятельных сведений о нововведениях в английских адмиралтействах и на военных судах».

Не прошло и месяца после прибытия в Лондон, а Корнилов уже выбрал среди многочисленных подрядчиков фирму для постройки судна. Теперь надлежало внести изменения в конструкцию, подобрать для судна подходящую машину.

Особое внимание Корнилов уделил предназначению парохода: «Всегда выгоднее военное судно готовить для сильнейшей артиллерии, чем для слабейшей». Упомянул он в рапорте Лазареву и об изъянах в конструкциях. «Несмотря на то что некоторые из английских военных пароходов одного ранга с нашим имеют порты в верхнем деке, я не полагаю прорезать их, ибо, сколько мне известно, ни один из пароходов этих не только не имеет в деке артиллерии, но и не может поставить её; порта же иметь для виду или для воздуха считаю неблагоразумным, ибо во всяком случае они ослабляют связи судна». Решил Корнилов поставить на пароходе три мачты, а не две. Учитывая из опыта, что иногда при попутном ветре выгоднее использовать парус, экономить дорогостоящий уголь. «Выгода для трёхмачтового вооружения для большого военного парохода, которому иногда придётся держаться при флоте под одними парусами, заставили меня войти в подробное рассмотрение этого вопроса. На пароходе «Медея» оставлены три мачты и это нисколько не мешает действию её кормового орудия. На случай, что, ваше превосходительство, мою мысль вооружить заказываемый пароход-фрегат тремя мачтами, предлагаю чертежи вооружения и парусов, составленный Дигборном. Кажется, тут ничто не мешает пароходу быть боевым судном».

Ответ из Николаева пришёл через месяц. Лазарев утвердил все чертежи и принял все предложения Корнилова, написав на полях его рапорта резолюцию: «Совершенно согласен, как на весьма умное и полезное улучшение».

Не ограничиваясь своими заданиями, Корнилов заботится о будущем пароходного флота, подготовке для пароходов экипажей. «Стоит только подумать о возможности разрыва с Англией, и тогда придётся нам наш пароходный флот за недостатком механиков ввести в гавань и разоружить», – сообщает он Лазареву и просит срочно назначить командира на строящийся пароход «Владимир».

В конце марта 1848 года «Владимир» сошёл со стапелей, заколыхался на волнах Темзы, вскоре приехал и первый командир Аркас. В августе—сентябре прошли первые ходовые испытания. Результаты испытаний были вполне успешны: машина действовала безотказно, корабль имел скорость в 11 узлов и прекрасно слушался руля.

В конце сентября «Владимир» покинул Англию и в начале ноября стал на якорь в Севастополе.

Вскоре после возвращения на родину Корнилов был произведён в контр-адмиралы.

Зимой 1848/49 г. произошли непредвиденные перемены на ответственных флотских должностях в Николаеве и Севастополе. Из-за тяжёлой болезни подал рапорт об увольнении с поста командира Севастопольского порта вице-адмирал Авинов, а на его место был переведён начальник штаба флота вице-адмирал Хрущев.

Ещё до присвоения Корнилову звания контр-адмирала, Лазарев ходатайствует о назначении его своим преемником, начальником штаба флота. «Контр-адмиралов у нас много, – сообщает он Меншикову, – но легко ли избрать такого, который соединил бы в себе и познание морского дела, и просвещение настоящего времени, которому без опасения можно было бы в критических обстоятельствах доверить и честь флага, и честь нации?».

Лазарев прозорливо предвидит испытания военной силой для России в недалёком будущем...

Ответ пришёл через четыре месяца. Корнилову разрешили лишь временно исполнять должность, а назначение состоялось через полтора года.