Текст книги "Исторические портреты"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Окунувшись в первые дни в канцелярскую заводь, Корнилов ужаснулся. «Входящих» и «исходящих» бумаг за прошлый год через канцелярию «прошелестело» семьдесят тысяч!

Лазарев посмеивался:

   – Бумажная канитель увеличилась за моё время вдвое, а толку в делопроизводстве не прибавилось. Всё вконец запутывают столичные борзописцы.

Корнилов никогда не жаловался на усталость от работы, но тут не выдержал:

   – От бумаг, ваше превосходительство, голова идёт кругом, а путаница неимоверная. Дозвольте мне заняться делом на практике. Бумага потерпит. Мне кажется, больше пользы от моего присутствия на кораблях. Смотреть за порядком в арсеналах, экипажах, госпиталях. Думается, отчёты оттуда наполовину враньё.

Командир флота был согласен, но при одном условии.

   – Все наши ответы Меншикову должны пересылаться без задержки. Приучите свою канцелярию пунктуальности. Главный штаб задержек не терпит. А вам без инспекции никак не обойтись. Начинайте с Николаева, потом вместе пойдём в Одессу, Севастополь, Новороссию.

В прошлые годы, начиная с брига «Фемистокл» и на других кораблях, Корнилов всегда выпрашивал у начальства недостающих в штате унтер-офицеров и мичманов. А без них как без рук. Иногда месяцами матросами верховодил старослужащий матрос. А всё происходило потому, что по команде Главного штаба в Николаеве давно прикрыли Морской корпус, а из Петербурга молодых офицеров присылали вполовину меньше требуемого. В Николаеве осталась лишь штурманская рота.

Проверив подготовку штурманов, Корнилов остался недоволен. «Нет ни успеха наук, ни гимнастики, столько нужной для развития способностей». При другом смотре – экзаменовал желающих в юнкера: «Очень мало способных, другие из рук вон как слабо приготовлены, а мальчики уже не первой молодости».

Здесь же, в Николаеве, готовили мальчиков из дворянских семей для службы юнкерами. Юнкера добровольно поступали на корабли унтер-офицерами и после экзамена становились мичманами. Пока таким образом на Черном море пополняли недостаток офицеров.

Первое впечатление начштаба удручающее. «Экзаменовал кандидатов в юнкера. Плохо. Очень плохо». Оно и немудрено. Подростки жили вразброд, на частных квартирах, занятия посещали от случая к случаю. При первой встрече изложил Лазареву своё мнение.

   – Надобно юнкеров учить в школе, наподобие гардемарин. Только так подготовим достойную смену.

Комфлота согласился, поручил всё обдумать.

В мае над пароходо-фрегатом «Владимир» впервые взметнулся флаг первого флагмана флота. Лазарев решил для начала вместе с Корниловым обойти часть портов. Провожали командующего флотом и нового начальника штабом. Среди свиты выделялся дряхлеющий начальник Гидрографического департамента, генерал-лейтенант Мориц Верх. Он то и дело снимал шляпу, вытирал со лба шёлковым платком испарину.

Когда «Владимир» отошёл от пристани, Лазарев спросил Корнилова:

   – Как ваше первое впечатление от Верха?

Корнилов пожал плечами, ответил недвусмысленно:

   – Староват он для этой должности. Состояние гидрографии я не успел оценить, но по прежней службе помню – с маяками у нас на театре не в порядке. Ночью на Кавказе, да и у нас в Крыму не сыщешь маячных огней, а днём они на зелёных отрогах теряются вовсе. Надобно присмотреться, видимо, он на маяках не бывает.

Лазарев удручённо махнул рукой:

   – И я к тому же толкую Меншикову не первый год. Старику скоро три четверти века, пора на покой. У нас нет ни лоции порядочной, маячная служба в загоне. Но немца в Петербурге кто-то опекает, не спроваживают на пенсию, а дело-то страдает.

Осматривая Одесский маяк, Корнилов сокрушался. В порт то и дело отовсюду гуськом тянулись купеческие шхуны, транспорта, пароходы, а хибарка маяка едва виднелась на берегу, с полусгнившим когда-то красным щитом. У пожилого смотрителя не оказалось в запасе керосина для светильников.

   – Как же вы ночью обходитесь? – удивился Корнилов.

   – Берём взаймы у греков, покуда из Николаева не привезут, – равнодушно ответил старик. – А которую ночь и без огня сидим.

Оказалось, что за последние пять лет начальства на маяк не заглядывало.

На Севастопольском рейде Корнилова ожидал 14-пушечный пароход «Метеор». На его мачте контр-адмиральский флаг, и он двинулся к Дунайскому гирлу...

Корнилов не упустил возможности проверить состояние на одном из трёх островов в Черном море, Фидониси. Ветхая хибарка и маяк представляли жалкий вид «и в расположении, и в отделке, и в содержании». Все проверенные маяки находились в запустении.

– Непонятно, – возмущался Корнилов, – как оставлять такие серьёзные вещи, как маяки, без надзора, и всё это оттого, что Верх стар. Он добился в 1850 году подчинения всех маяков непосредственно начальнику штаба флота, а вскоре вышло и «Положение о черноморских и азовских маяках».

Кроме совершенствования гидрографии и подготовки штурманов Корнилов обследует все порты Чёрного и Азовского морей. Побывав в Геленджике, он сокрушается содержанием солдат: «Две тысячи человек гниют в жалком укреплении <…> и что самое печальное, – пишет он брату, – встречаешь зло, видишь, что даже подлежащие за него ответу, если не начальству, то совести, и вместе с тем видишь, что бессилен».

Корнилов добился права проверять корабли после крейсерства у берегов Кавказа. Цель их – «ознакомиться лично с теми командирами и офицерами, которые подают наибольшую надежду для службы, равно как и узнать тех, которые выполняют её с нерадением или неспособностью». Корнилов регулярно осматривал линейные корабли. Благодаря смотрам кораблей добился установления единообразия в организации службы на них. В частности, на всех кораблях было введено такое же артиллерийское учение, как на корабле «Двенадцать апостолов». «Такие смотры или, лучше сказать, публичные экзамены судов, – вспоминал А. Жандр флаг-офицер Корнилова, – электризовали черноморских моряков».

Дополнением к инспекторским смотрам являлись плавания отрядов судов под флагом начальника штаба флота. Составив небольшие отряды – из 5—6 фрегатов, бригов или корветов, Корнилов поднимал на одном из них свой флаг и выходил в море для практических учений, лично руководя боевой подготовкой экипажей.

Положение Корнилова резко изменилось в феврале 1851 года. Уезжая на лечение в Вену, где он вскоре скончался, Лазарев передал дела никогда не командовавшему кораблями 75-летнему генерал-лейтенанту Морицу Верху, назначенному Главным командиром флота. Тот первым делом запросил у Меншикова звания «вице-адмирала» с присвоением права на получение положенных морских «столовых денег». Верх отсиживался в Николаеве, в море не выходил, и фактически вся нагрузка по управлению флотом легла на плечи Корнилова.

«Без всякого официального признания властью я нравственно ответственное лицо за всё... Опять пошли борьба и ухищрения неутомимых негодяев здешнего гнезда опутать и завладеть болваном, брошенным царствовать над болотами нашими; опять зашевелились партии скрытых врагов покойного Михаила Петровича... И это всё делается из-под старой юбки слабоумной женщины, каков Верх». Но Корнилов неутомимо правит службу, «проявляя смелость и решительность».

«Корнилов, – вспоминал современник, – был не только уважаем своими подчинёнными за свои глубокие познания по всем отраслям морского и военного дела и за редкую справедливость в оценке подчинённых ему людей, но мы утвердительно говорим, что он был искренне любим всеми теми, кто сам честно служил... Правда, не любили его (но всё-таки уважали) все те, весьма немногие, у которых было рыльце в пушку...»

И всё время мысли Корнилова занимает паровой флот. Забота о развитии парового флота на Черном море проявлялась в деятельности Корнилова повседневно. Особое внимание Корнилов обращает на паровые корабли с винтовым двигателем.

Одновременно с заказом винтовых кораблей в Англии, Корнилов принимал все меры к усилению кораблестроения на Черном море. Ввиду усиленного строительства винтовых пароходов за рубежом, Корнилов считал необходимым без промедления изменить план черноморского судостроения и срочно ввести винтовой двигатель.

«Я бы полагал, – писал он, – к перемене этой приступить теперь же... Нельзя же Черноморский флот держать на отсталой от других наций ноге и тем, в случае разрыва, предоставить случайностям неравного боя».

Настойчивость Корнилова во многом способствовала тому, что для Черноморского флота заложили на верфях и заказали за границей свыше десяти винтовых кораблей различных классов. Ни один из заложенных на русских верфях винтовых кораблей к началу войны готов не был, а заказанные за границей винтовые корабли конфисковали, включили в состав английского флота, они участвовали в боевых действиях против русского флота.

К началу войны в составе Черноморского флота находилось 6 пароходо-фрегатов и 24 малых парохода.

В октябре 1852 года, после посещения царём флота, Корнилова произвели в вице-адмиралы одновременно с Нахимовым.

Николай I не зря уделял внимание Черноморскому флоту. Он вынашивал мысль о войне с Турцией, которую считал «безнадёжно больной». Близорукий император не понимал, что у султана есть давние, могущественные опекуны, которым Россия «кость в горле» – Англия и Франция.

3 феврале 1853 года прибыл нарочный из Петербурга. «Генерал-адъютант Корнилов назначен в свиту Чрезвычайного посла в Турции – светлейшего князя Меншикова».

Прошло ещё несколько дней, и Корнилов в составе свиты Меншикова на «Громоносце» отправился в бухту Золотой Рог.

Меншиков ехал к султану исполнять надуманный наказ Николая I – потребовать от султана уважать «святые места» православных. Иначе Россия применит силу.

Ещё до приезда Меншикова султану донесли, что в Бессарабии сосредотачиваются два армейских корпуса, готовых двинуться к Дунаю.

Здесь, в Стамбуле, как уже привык по-современному называть Константинополь Корнилов, переговоры приняли затяжной характер, но Корнилов не сидел без дела. Он прежде всего обошёл многочисленные пристани Галаты, где впритык стояли сотни купеческих судов со всех концов света. Но его внимание – к военным судам. Тщательно осматривал расположение и количество пушек, прикидывал габариты и водоизмещение, оценивал обводы корпусов турецких пароходов. Наведался Корнилов и к причалам неподалёку от главного арсенала, Топ-Ханы. Там поблескивали ряды медных и чугунных стволов пушек. До сих пор свои пушки турки отливали под присмотром французов. Подле Топ-Ханы у причалов стояли со свежевыкрашенными бортами турецкие военные пароходы. Часть из них недавно пришла из Англии, другие были сооружены на стапелях Франции. У отдельного причала, неподалёку от «Громоносца», «Бессарабии» и «Крыма», ошвартовались военные пароходы, обслуживающие английского и французского послов. Глядя на них, вспоминал он о заказанных в Англии винтовых фрегатах. «Успеет ли Шестаков привести их в Севастополь до срока? Никак, начнётся смута с турками».

Через два дня отправился на «Бессарабии» через Босфор, Мраморное море и Дарданеллы определить, какие изменения у турок в береговых укреплениях произошли за три-четыре года, присмотреться к турецким кораблям в Средиземноморье. За неделю «Бессарабия» проделала путь от Стамбула в Архипелаг, побывала в Смирне, где отстаивалась турецкая эскадра. Первое впечатление подняло настроение Корнилова. Всюду турецкие корабли выглядели неряшливо, часть парусов была подобрана и подвязана кое-как, мачты и рангоут не блистали новизной. Артиллерийские порты почти всюду были открыты, на некоторых судах у пушек виднелись явные следы ржавчины. На верхних палубах со скучающим видом бродили одинокие фигурки матросов, видимо изнывая от безделья.

Возвращаясь, Корнилов рассчитывал, что переговоры идут к концу и скоро всё станет на свои места. Но оказалось наоборот: узел противоречий только начинал завязываться.

Поведение Меншикова на переговорах уже не вызывало сомнения у Корнилова – дело идёт к войне, и с разрешения князя он убыл на флот. Вскоре переговоры с турками зашли в тупик и кончились разрывом дипломатических отношений.

Корнилов на случай войны сразу по возвращении действует.

В мае организует для разведки постоянное крейсирство между Босфором и Херсонесом. Вооружает эскадры до полного штата. Проверяет в море готовность кораблей. В августе срочно проводит большие манёвры флота по обороне Севастополя от нападения с моря.

Неожиданно поступил приказ царя – перебросить из Севастополя на Кавказ дивизию в 16 тысяч штыков. Задание выполнено успешно, но оборона Крыма оголена. Николай I легкомысленно считает, что неприятель на Севастополь не посмеет напасть. Больше того, царь запретил кораблям первыми вступать в бой с неприятелем. А между тем 17 сентября соединённый англо-французский флот через Дарданеллы вошёл в Мраморное море. В день выхода эскадры Нахимова в море – 11 октября 1853 года – турецкие батареи на берегу Дуная у Исакчи обстреляли отряд судов русской военной флотилии, а 15 октября турецкие войска захватили пост Святого Николая, находившийся на Черноморском побережье Кавказа. 20 октября Россия объявила войну Турции. Развязывая войну, царь не имел ни плана военных действий, ни определённых целей. Он полагал лишь «положить начало разрушению Оттоманской империи. Один Бог определить может, что за этим последует».

Как только стало известно о первых боях, Корнилов немедленно принял меры к обеспечению боеготовности флота. Он предписал командиру Севастопольского порта «взять все меры к изготовлению Севастополя против всякого рада случайностей». В приказе по флоту Корнилов объявил 16 октября: «Считаю обязанностью предупредить флагманов, командиров кораблей и других военных судов, что, несмотря на мирную стоянку на Севастопольском рейде, суда должны быть всякую минуту готовы к выходу в море для поражения неприятеля».

Сторонник активных и решительных действий флота, Корнилов ещё в первых числах октября предлагал Меншикову в случае начала военных действий занять на Анатолийском берегу Синоп и на болгарском Сизополь для превращения их в маневренные базы русского флота, откуда русские корабли могли бы надёжно контролировать морские сообщения противника.

Однако Меншиков, назначенный к этому времени командующим морскими и сухопутными силами в Крыму, тормозил проведение активных действий. Страхуясь от неудачи, он доложил царю, что десант в Босфор невозможен. Он не решался на принятие ответственных мер без согласия Петербурга. План Корнилова был отвергнут. Но начальник штаба настойчиво и упорно продолжал изыскивать пути для активизации действий флота.

Ещё не зная об объявлении войны, в последнюю неделю октября 1853 года, Корнилов поднял свой флаг на «Владимире» и повёл на запад, для разведки, к Дунаю отряд пароходо-фрегатов. Убедившись, что в устье Дуная полным ходом обустраиваются береговые батареи и укрепления, Корнилов двинулся вдоль турецкого побережья на юг, к Босфору.

Накануне от австрийского купца, прибывшего на пароходе из Константинополя, Корнилов узнал, что английская и французская эскадры пока стоят на якорях, неподалёку от бухты Золотой Рог. Турецкий флот расположился ближе к Босфору, в Буюк-Дере.

– Носятся слухи, – сказал австрийский шкипер, – что турки готовят эскадру для Батуми.

Ради таких сведений, собственно, и вышел в море на разведку начальник штаба. Не задерживаясь, отряд снялся с якоря и двинулся вдоль побережья на Юг, к Калиакрии и Босфору. По пути пароходы обстоятельно обследовали порты и укрепления Коверны, Балчика, Варны. Всюду там виднелись лишь купеческие суда и небольшие почтовые пароходы. Детально разведав побережье, Корнилов отправил «Громоносца» в Одессу к Меншикову, «Херсонесу» предписал идти в Севастополь, «Одессу» оставил в море, а сам на «Владимире» пошёл к Босфору. Там среди большой толчеи купеческих судов крейсировала турецкая эскадра из пяти фрегатов, корвета и парохода. «Владимир» в сумерках подошёл к туркам на пушечный выстрел. На турецких кораблях ничего не подозревали, а потом всполошились, заподозрив неладное, двинулись к «Владимиру», но пароход дал полный ход и без труда оторвался от турок.

Вернувшись в Севастополь, Корнилов доложил Меншикову о разведке и в тот же день вступил в командование эскадрой и поднял флаг на 120-пушечном «Великом князе Константине». На рассвете эскадра вышла в море к турецким берегам.

В кратком приказе вице-адмирал Корнилов изложил цель похода: «Следовать немедленно для открытия и истребления турецкого флота, вышедшего из Босфора». Флагман не сомневается, что в случае встречи с неприятелем, «с помощью Божию офицеры и командиры судов, со мною отплывающих, вполне воспользуются случаем увеличить наш флот новыми кораблями. При могущем встретиться бое я не считаю нужным излагать какие-либо наставления: действовать соединено, помогать друг другу, и на самое близкое расстояние – по-моему, лучшая тактика».

Почитай неделю рыскала по бурному морю эскадра Корнилова, но турки как сквозь землю провалились. «Надобно повестить Нахимова», – размышлял Корнилов. Передав эскадру младшему флагману контр-адмиралу Новосильскому, приказал следовать на соединение с эскадрой Нахимова и сказать ему; что турки готовятся идти к Синопу.

На «Владимире» кончался уголь, Корнилов перешёл на этот пароходо-фрегат и, распрощавшись с эскадрой, направился в Севастополь.

Едва эскадра Новосильского растаяла в дымке, в предрассветной мгле, как на «Владимире» внезапно горнист заиграл тревогу.

На траверзе Пендерекли заметили неприятельский корабль, оказавшийся турецким пароходом «Перваз-Бахри». Корнилов сразу же принял решение вступить с ним в бой. Командир парохода капитан-лейтенант Г.И. Бутаков сыграл тревогу и повёл его на сближение с неприятелем. С первых же залпов пушки «Владимира» поразили неприятельский корабль прицельным огнём. Наблюдая за противником, Корнилов заметил, что у «Перваз-Бахри» нет ретирад. После этого Бутаков умелым маневрированием зашёл под корму противника и поразил его продольными выстрелами. «Перваз-Бахри» уклонялся от обстрела, однако, «Владимир» вновь догнал его, заходил под корму, разворачивался бортом и посылал продольный залп из всех бортовых орудий. Бой продолжался около двух часов. Наконец «Владимир» сблизился на картечный выстрел к неприятелю, последовал завершающий залп, и «Перваз-Бахри» спустил флаг. Так закончился первый в истории бой паровых судов.

«Капитан, офицеры и команда парохода «Владимир, – писал после боя Корнилов, – вели себя самым достойным образом. Капитан-лейтенант Бутаков распоряжался, как на манёврах; действия артиллерии были быстры и метки».

Как трофей русского флота «Перваз-Бахри» был приведён в Севастополь и переименован в «Корнилова».

Была одержана первая победа на море в кампанию 1853 года.

Поиски турецкого флота в юго-западном направлении Чёрного моря эскадрой Корнилова облегчили действия эскадры Нахимова, крейсировавшей у анатолийского побережья Турции.

Нахимов 8 ноября обнаружил в порту Синоп турецкую эскадру, следовавшую из Босфора к Кавказу. Он сразу же сообщил об этом командованию флотом. 13 ноября Корнилов направил из Севастополя к Нахимову отряд линейных кораблей, а вслед за ним Корнилов двинулся на помощь Нахимову с отрядом, в составе пароходов «Одесса», «Крым» и «Херсонес». В полдень 18 ноября пароходы Корнилова подошли к Синопской бухте, где уже гремели залпы артиллерийских орудий. За час до прибытия пароходов эскадра Нахимова вступила в ожесточённое сражение с турецким флотом.

У Синопа Корнилов заметил турецкий пароход «Таиф», быстро уходящий в море, и тотчас же пароход «Одесса» лёг наперерез его курсу. На «Таифе» сбежал, покинув турецкую эскадру, английский военно-морской советник Слэд, именовавшийся в Турции «Мушавер-пашой». Неприятельский пароход, пользуясь превосходством в скорости, после непродолжительной перестрелки скрылся за горизонтом. Пароходы Корнилова пошли на Синопский рейд, где в это время уже заканчивалось сражение. Нахимов полностью уничтожил турецкую эскадру.

Сражение при Синопе было последним сражением в истории парусного флота. На смену парусным кораблям приходили корабли с паровыми двигателями, которые в годы Крымской войны держали свой первый экзамен.

Потому-то в своём приказе Корнилов обращался к пароходным командирам:

«Я надеюсь, что вы не затруднитесь в новой для всех атаки пароходом парусного судна или парохода же и сумеете согласить рыцарское стремление к близкому бою с преимуществами болъшекалиберных пушек... равно как и с необходимостью избегать всегда невыгодного для пароходов боя борт о борт, ибо пароходы слабы бортовыми орудиями и должны принимать все меры к сбережению машины от повреждений».

Бой с «Перваз-Бахри» дал Корнилову первый практический опыт для тактики паровых судов. После этого боя Корнилов писал: «Имею теперь полное понятие о сражении пароходов между собою, об особой тактике, которую они должны соблюдать». В дальнейшем эта новая тактика пароходного флота непрерывно развивалась и совершенствовалась.

После Синопа, в декабре 1853 года, англо-французский флот вошёл в Чёрное море, а в феврале Англия и Франция порвали дипломатические отношения и в марте объявили войну России.

В зиму корабли залатывали раны после Синопа, а Корнилов готовился к отражению неприятеля, укреплял Севастополь. Потушили маяки и уничтожили навигационные вехи, для защиты рейда установили боны из мачт и якорь-цепей поперёк бухты; для наблюдения за кораблями противника в море выставили пикеты от м. Сарыч до м. Лукулл. На внешние приморские батареи выделили дежурных офицеров с кораблей для связи эскадры с батареями; для взаимодействия между флагманским кораблём «Константин» и всеми батареями объявлены условные боевые сигналы; дежурному пароходу вменено в обязанность выходить навстречу к каждому иностранному судну, подходящему к Севастополю.

Получив известие о разрыве отношений с Англией и Францией, Корнилов, не ожидая начала войны, объявил боевое расписание флота для обороны Севастополя в случае нападения противника с моря.

Чётко обозначив задачу эскадры для защиты рейда и гавани, расположение и готовность кораблей, фрегатов, пароходо-фрегатов он 18 марта выдал командирам инструкцию, детально определив порядок действий в разных ситуациях.

«Манифест 9 февраля объявил России возможность войны с Англией и Францией.

Предприимчивый и притом сильный на море неприятель может против Севастопольского порта предпринять следующие действия:

а) правильную атаку десантом и флотом самого порта и флота, в нём стоящего;

б) внезапную атаку внешних укреплений;

с) истребление стоящих в порту судов брандерами и

д) бомбардирование с внешних рейдов.

Но противника ждёт нелёгкая прогулка. «Неприятелю предстоит преодолеть 40 000 народонаселения, составленного из военных людей, разных войск, и при том людей русских, не привычным к уступкам; более 700 береговых большого калибра орудий и 13 сильных кораблей, занимающих позиции, не доступные атаке иначе, как равными силами. Я не упоминаю уже о 5 больших фрегатах, пароходах и других судах, которые в русских руках, конечно, не останутся праздными зрителями в победе за их родные дома».

Всё предусмотрел начальник штаба для встречи противника. И возможные места высадки десантов, и вероятность прорыва пароходов и брандеров. Особенно ночью. Он приводил исторические примеры, когда успех атакующей стороне приносил «беспорядок и следствие оного – панический страх». Самое верное средство – «суть хладнокровные распоряжения или даже выжидание, ибо торопливость необходимо породит беспорядок, а беспорядок – гибель».

Кроме забот об ударной мощи флота, эскадрах, у начальника штаба флота ответственность и переживания за весь морской театр от Дуная и Одессы до Азовского моря и Редут-Кале. Он знает, что в портах практически для обороны нет войск, одна-две лёгкие батареи, а в Евпатории кроме таможенника и градоначальника шаром покати.

Корнилов отозвал от берегов Абхазии все одиночные бриги и фрегаты, иначе их ждала неприглядная участь погибнуть или попасть в плен.

Надлежало вывезти на судах из укреплений от Редут-Кале до Цемесса все войска.

Тем временем на западе русские войска осадили Силистрию, и крепость должна была пасть со дня на день. Внезапно генерал-фельдмаршал Паскевич, имея 80-тысячную армию, узнав о высадке союзников в Варне, с благословления Николая I отдал приказ снять осаду и отступить. Армия, по сути, уже капитулировала в этой войне и развязала руки неприятелю для наступления на главном направлении, достижения цели в войне Англии и Франции – уничтожение Черноморского флота и его базы, Севастополя.

Союзники всё лето усиленно вели разведку у Севастополя и вдоль побережья. Меншиков в это время благодушествовал, отписывал царю, ничего не предлагая.

1 сентября англо-французский флот при полном бездействии 30-тысячной русской армии, возглавляемой Меншиковым, спокойно выгрузился на берег и двинулся к Севастополю. Шесть дней противник спокойно высаживал пехоту, конницу, пушки, припасы. Был упущен самый удобный момент – сбросить неприятеля в море во время высадки и обычной в это время неразберихи на берегу. Заняв Евпаторию и завершив высадку десантных войск, союзники двинулись к реке Альме. Здесь были сосредоточены русские войска под командованием Меншикова, почти вдвое уступавшие врагу по своей численности.

8 сентября на Альме разыгралось первое сражение в Крыму, закончившееся отступлением войск Меншикова. Русские полки отошли к западу. Путь к городу с севера оставался открытым для врага.

С момента появления вражеского флота вблизи Севастополя Корнилов принял неотложные меры по противодействию врагу: 2 сентября он определил диспозицию флота, отдал распоряжение о готовности кораблей, перевёл на берег первые батальоны, сформированные из моряков, отправил отряд в помощь войскам к Альме, организовал караульную службу в Севастополе, переключил всех мастеровых на строительство оборонительных укреплений. Ввиду того что союзники высадились к северу от города, наибольшее внимание было уделено защите Северной стороны. К началу сентября здесь имелось лишь одно старое сооружение, которое можно было легко обойти. На Северной стороне день и ночь строили укрепления. Остро встал вопрос: выходить ли флоту из Севастополя на сражение с противником в открытом море?

7 сентября Владимир Алексеевич пишет завещание: «Моя последняя воля».

Обращается к детям: «...мальчикам – избрав один раз службу государю, не менять её, а приложить все усилия сделать её полезную обществу... Лучшим примером для них в отношении последнего их дел, и дядя, и, могу смело сказать, – отец. Дочкам следовать во всём матери...

Благословляя жену и детей [31]31
  Благословляя жену и детей... – Корнилов был женат на Е.М. Новосильцевой, сестре мичмана А. Новосильцева. У них было пятеро детей, два сына и три дочери.


[Закрыть] , я со спокойствием готов кончить, как жил для блага моей родины, которую Бог не оставит и которая, конечно, по окончании неправедно начатой с нею станет ещё выше в судьбах нации».

Утром 9 сентября Корнилов собрал военный совет, на котором присутствовали флагманы и командиры кораблей Черноморского флота. Корнилов настаивал – выйти флоту в море и дать бой противнику. Его мнение было поддержано несколькими адмиралами и командирами кораблей. Но большинство высказалось против предложения Корнилова и поддержало капитана 1-го ранга Зарина. Он предложил затопить часть кораблей на рейде для предотвращения прорыва вражеских эскадр в порт и усилить сухопутные части экипажами с затопленных кораблей.

В тот же день, когда на кораблях сыграли зарю, в вечерних сумерках писаря развозили на корабли приказ генерал-адъютанта Корнилова.

«По случаю ожидания сюда неприятеля, который, пользуясь своим численным превосходством, оттеснил наши войска и грозит атакой северному берегу Севастопольской бухты, следствием которой будет невозможность флоту держаться на позиции, ныне занимаемой, выход же в море для сражения с двойным числом неприятельских кораблей, не обещая успеха, лишит только бесполезно город главных своих за щитников, я, с позволения его светлости, объявляю следующие распоряжения, которые и прошу привести немедленно в исполнение... Корабли затопить на фарватере. Людей, оставшихся от затопленных кораблей и от стрелковых и абордажных батальонов, оставить на кораблях для действия артиллерии по балкам северного берега до тех пор, покуда потребуется, а потом составить из них батальоны, для усиления уже образованных».

Два дня спустя Корнилов обратился к защитникам Севастополя:

«Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходящим неприятелем отошли к Севастополю, чтобы грудью защитить его.

Вы пробовали неприятельские пароходы, и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привёл двойное число таких, чтобы наступить на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли – разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства.

Главнокомандующий решил затопить 5 старых кораблей на фарватере: они временно преградят вход на рейд и, вместе с тем, свободные команды усилят войска.

Грустно уничтожать свой труд: много было употреблено нами усилий, чтобы держать корабли, обречённые жертве, в завидном свету порядке, но надобно покориться необходимости.

Москва горела, а Русь от этого не погибла, напротив, стала сильней, Бог милостив! Конечно, Он и теперь готовит верному ему народу русскому такую же участь.

Итак, помолимся Господу и не допустим врага сильного покорить себя. Он целый год набирал союзников и теперь окружил царство русское со всех сторон. Зависть коварна. Но царь шлёт уже свежую армию, и если мы не дрогнем, то скоро дерзость будет наказана и враг будет в тисках».

Вслушиваясь в слова приказа, на кораблях изумлённо вытягивали шеи, переглядывались без утайки матросы, слегка покашливая, удивляясь, крутили усы офицеры. Никто и никогда из прежних начальников не объяснялся с ними так просто и доходчиво, не обращался как к единому целому, не умаляя чести стоявших на правом фланге офицеров, не принижал человеческого достоинства нижних чинов.

С этого момента Корнилов на деле становится во главе защитников Севастополя, стержнем его обороны. Только напрасно ждал он от царя «свежую армию». Более того, Меншиков, не известив никого, покинул Севастополь с войсками.

Покидая Севастополь, князь назначил Корнилова начальником обороны Северной стороны, где ожидали нападение неприятеля.

Корнилов принял начальство над войсками, отдал приказ об организации обороны, назначил своим начальником штаба Истомина. «С Северной стороны, – объявил он, – ретирады нет; все, кто туда попал, ляжет навеки». Сразу он перевёл морские команды на берег в связи с малочисленностью сухопутных войск. Приказами Корнилова были переформированы созданные ранее резервные батальоны, переведены с кораблей на берег десантные батальоны, созданы морские батальоны.