Текст книги "Исторические портреты"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)

Утром 21 февраля 1806 года сто сорок русских канониров и морских солдат сошли на берег, запруженный ликующими жителями. Которцы обнимали русских моряков, предлагали вино и фрукты, женщины кидали им под ноги цветы. В центре города русские, сербы и черногорцы смешались воедино. На высокий помост вышел в облачении воина, с крестом, митрополит Пётр Негош. Все затихли.

   – Самые горячие пожелания исполнились! – неслась над головами проникновенная проповедь. – На ши русские братья соединяются с нами в братском общности. Пусть никогда эта великая минута не исчезнет из нашей памяти! Раньше, чем я освещу наши знамёна, клянитесь защищать их до последней капли крови!

Мгновенно вся площадь ответила:

   – Клянёмся! – Родные церковнославянские и русские звуки слились воедино...

На всех крепостях заступили русские караулы и затрепетали Андреевские флаги.

В эти же дни с Корфу Сенявин отправлял к Чёрному морю Сибирский гренадерский полк с генералом Ласси. Ему удалось уговорить генерала оставить, хотя бы на время, большую часть войск на острове. После ухода Ласси пришла почта.

Сенявину вручили два пакета из Петербурга, ему и Ласси. Едва начав читать, Сенявин машинально посмотрел на дату – рескрипт был подписан 14 декабря 1805 года. Чем дальше читал он, тем большая тревога и озабоченность овладевали им.

Императорское именное повеление предписывало: со всеми военными и транспортными судами, состоящими под его, Сенявиным, начальством, при первом удобном случае отправиться к черноморским портам...

Первые мгновения адмирал не мог понять смысла происходящего и ещё несколько раз перечитывал рескрипт. «Как же так? Пройти через океан и добрую дюжину морей, начать с успехом действовать против неприятеля, утвердиться на материке, обнадёжить черногорцев и которцев, приступить к блокаде Далмации – и всё это понапрасну? Что скажут черногорцы, ведь французы безжалостно расправляются с ними. Надо обдумать, искать выход.

Первое, что он подумал, – надо обстоятельно объяснить всё министру Чичагову и убедить его в нелепости замысла.

«Имею честь сообщить вашему сиятельству, – начал он письмо, – я лично удостоверился в искренней приверженности тех народов к России. Они готовы жертвовать не токмо собственностью, но и жизнью, и верить им можно в том несомненно. Я намеревался тот народ освободить от ига французского и положил тому начальное основание... – Далее он сообщал о боевых действиях и закончил: – Ваше сиятельство легко вообразить себе может, с каким прискорбием я должен был видеть, что все мои вновь предположения, о возможном и успешном проведении коих в действо почти нельзя было сомневаться, вдруг сделались тщетными».

Сенявин вспомнил о пакете, адресованном Лесси, и решил: «Будь что будет, вскрою пакет, когда вернусь на корабль, – подумал он. – Я сейчас за старшего начальника, не возвращать же его в Петербург». Оказалось, что рескрипт предписывал Лесси не возвращаться в черноморские порты, а задержаться на Корфу и ждать дальнейших указаний. Сенявин повеселел: «Стало быть, при дворе одумались, но почему о кораблях ни слова? »

На Корфу он сразу же начал восстанавливать ушаковское Адмиралтейство, корабли требовали немедленного ремонта. Пригодилась сноровка и опыт прежней капитанской работы в портах.

Русские моряки обосновались в Адриатике, видимо, прочно, и это вызывало нервозность в Париже. Эскадра Сенявина блокировала французские войска на побережье Далмации. На трудных дорогах через горные перевалы французов к тому же поджидали засады черногорцев. Дубровник, или, как ещё его называли, Рагуза, лежал на пути французов из Северной Далмации в Которскую область.

По пути в Триест Сенявин зашёл в Дубровник. Сенаторы, наслышанные о русском адмирале, встретили его почтительно. На море властвовал русский флаг. Они обещали, если появятся французы, просить защиты у русских моряков. Но это оказалось увёрткой...

Новый командующий французами генерал Молитор получил чёткие инструкции Наполеона – далматинский берег Адриатики очистить от русских и завладеть им. Молитор отрядил генерала Лористона с тысячью солдат и направил к Дубровнику.

Не прошло и двух дней после ухода Сенявина, как под стенами Дубровника появились французы. Городской совет беспрекословно открыл ворота Лористону. Такое начало вдохновило генерала. К тому же он посулил сенату разные выгоды и заручился поддержкой. Вместе с французами на Которо выступал отряд горожан.

До сих пор французы в этих краях маршировали бодро. Но они ещё не встречались с русскими. Сенянин предусмотрительно выдвинул вперёд егерей генерал-майора Вяземского и отряды Негоша. Южнее Дубровника, у крепости Цавтата, они впервые сошлись в бою с французами. Бок о бок с егерями сражались черногорцы и которцы. Схватка была короткой, но жестокой.

Французы безмятежно продвигались вдоль моря. У стен Цавтаты вдруг оцепенели. Вначале со стороны моря внезапно появились канонерки и начали хлестать огнём по их колоннам. Не успели они опомниться, как со всех сторон на них навалились егеря и стрелки. Французы дрогнули и покатились назад. Вдогонку им летела картечь линейного корабля «Уриил ». Шквал огня преследовал их до предгорий Дубровника. Лишь здесь они пришли в себя и остановились. Лористон, получив ещё пушек и солдат, укрепился на отвесных скалах.

Июньским утром 1806 года Сенявин, Вяземский и Негош стояли на вершине небольшого холма. Вдали, на горных кряжах, затаились французские батареи. Правее, где горы переходили в перевал, Лористон возвёл мощный редут. Напротив высилась громадная гора Бергат.

Всматриваясь в позиции французов, Сенявин нет-нет да и вспоминал вчерашний визит французского парламентёра от генерала Лористона. Во время минувших боев черногорцы дрались отчаянно и в пылу сражений часто не брали в плен сдающихся французов. Так докладывал Вяземский. Лористон жаловался на жестокость русских солдат, предлагал ему удалить из войск черногорцев и которцев. Сенявин тут же ответил Лористону:

«Вы ...так ошибаетесь, г. генерал, что я почитаю совершенно излишним опровергать вас. Ваши офицеры. и солдаты могут засвидетельствовать, с каким человеколюбием обходимся мы с ними; напротив того, у наших, которые иногда по несчастью делаются пленными вашими, отнимают платье, даже сапоги».

О черногорцах пояснил вразумительно: «Когда увидели они, что неприятель несёт огонь и меч в их мирные хижины, их справедливое ожесточение ни моя власть, ни митрополит не в состоянии были удержать от обычая: не давать пощады, резать головы пленникам. По их воинским правилам оставляют жизнь тем, кои, не вступая в бой, отдаются в плен. Впрочем, рагузцы ваши поступают точно, как черногорцы». Напомнил он французскому генералу: «Не вижу конца несчастьям, которые нанесли вы области Рагузской, принуждая жителей сражаться против нас, подвергаете их двойному бедствию». И, наконец, посоветовал: «Оставьте крепость, освободите народ».

У Лористона не менее двух тысяч войска, – сообщили лазутчики, – и вдобавок тысячи три рагузиицев. У Сенявина было меньше четырёх тысяч с далматинцами. Сенявин считал, что главная цель предстоящего сражения – взятие самой высокой вершины. Сенявин распределил цели для обстрела кораблями.

Вскоре появился посланник в Которо Санковский. Он вынул из портфеля пакет:

   – От графа Разумовского – срочная депеша, из Вены.

Сенявин ещё не получил ответа на своё донесение царю о захвате Которо, а Разумовский предлагал незамедлительно сдать его австрийцам.

   – По имеющимся у меня бумагам, – пояснил Санковский, – граф Разумовский сообщает, что государь направил в Париж статского советника Убри для переговоров с Бонапартом о мире. – После позорного поражения при Аустерлице Александр I умасливал Наполеона.

   – Убри имеет полномочия в качестве условий мира с Бонапартом уступить французам Которо и убрать наши войска из Далмации и островов, – поделился своими сведениями посланник.

Сенявин нахмурился:

– Нынче для меня граф Разумовский и советник Убри не указ. Пока мне не поступит повеление его величества, никаких действий предпринимать я не намерен. Назавтра на французов назначен штурм.

Общий штурм начался в два часа. Овладев аванпостами, черногорцы устремились к вершинам, но там их остановил картечный огонь замаскированных пушек. В этих редутах оборонялись солдаты генерала Дельгога. Он считал, что его позиции не преступны. Действительно, начавшаяся мощная канонада сотен корабельных орудий вреда им не принесла, – ядра сюда не долетали. Через час Дельгог под прикрытием артиллерии сделал удачную вылазку. Его солдаты атаковали черногорцев, потеснили их большой отряд, отрезали и прижали к пропасти. Французы уже праздновали победу, как вдруг за спиной у них раздалось русское «Ура!». На помощь пришла колонна егерей майора Забелина. Штыковой атакой егеря смяли французов, опрокинули и большинство уничтожили.

На исходе четвёртого часа сражения Лористон получил донесение Дельгога – русские отброшены и до наступления ночи будут разгромлены. Но Дельгог поспешил, приняв черногорцев за русских. Не успел Лористон дочитать донесение, как услышал сильный шум на высокой горе Святого Сергия. Невооружённым глазом было видно, как беспорядочно катились вниз французы, а на вершине показались русские знамёна. Дельгог просчитался и поплатился за это своей жизнью. Он погиб в этой атаке и уже не видел позорного бегства своих солдат.

Лористон с досадой скомкал донесение Дельгога и отбросил его в сторону.

Прижатые к скалам, отчаянно бились егеря капитана Бабичева и черногорцы с превосходящими во много раз французскими отрядами. Подоспевший батальон ещё большим ударом потеснил русских егерей, и казалось, вот-вот французы взберутся на крутизну и оседлают вершину.

...Со шканцев «Селафаила» Сенявин наблюдал, как чёрные шапки французов всё ближе подбирались к макушке горы, пытаясь опрокинуть егерей и черно горцев.

   – Продолжать поддерживать десант пушечным огнём, пока французы не оставят всех позиций вокруг порта, – приказал Сенявин и направился на берег.

В это время на выручку Бабичева устремились бегом две роты егерей.

Со штыками наперевес, они лавиной обрушились на французов, круша и разбрасывая всё на своём пути. Ошеломлённые солдаты Лористона безуспешно пытались сдержать навалившихся на них егерей, начали медленно скатываться под кручу. Не давая врагам опомниться, егеря смели их ряды и на их плечах ворвались в первую линию редутов.

Разбитые французы по всем направлениям оставили свои редуты и бежали под защиту крепостных стен.

Поднявшись на вершину Святого Сергия, Сенявин долго рассматривал лежавшую внизу крепость, её окрестности. Потом повернулся к морю, где лежали в дрейфе корабли эскадры, заперев все подступы к Дубровнику.

   – Теперь Лористон у нас на прицеле и деваться ему некуда, – опустив трубу, проговорил Сенявин. Надобно, не теряя времени, начать бомбардировать крепость, пока мы обложили французов со стороны моря и помощь к ним ещё не поспела.

Далеко за полночь адмирал закончил донесение в Петербург, императору:

«... Сражение, бывшее 5 числа июня, доказало французам, что для храбрых войск вашего императорского величества нет мест неприступных, ибо они везде разбили неприятеля...»

Спустя неделю загрохотали единороги, карронады и мортиры, посылая на Дубровник сотни ядер, бомб, брандскугелей. В городе поползли слухи, что Сенявин скоро начнёт решающий штурм крепости. Прекратилась подача воды, запасов продовольствия хватало на несколько недель. Нобили стали поговаривать о сдаче города.

Казалось, сенявинский план полного изгнания французов из Далмации близок к осуществлению, по судьбу Дубровника предопределили события, происходившие за тысячи километров отсюда. Быстро отозвались они в Которо, куда 21 июля прибыл из Парижа французский офицер с письмом от советника иностранных дел России Убри.

«Честь имею сообщить вам, – писал Убри, – согласно полномочиям, данным мне его величеством императором, нашим августейшим государем, я сегодня подписал окончательный мирный договор между Россией и Францией. Должно отдать Наполеону Боко-ди Которо, Рагузу, Черногорию, Далмацию, тем более приглашаю ваше превосходительство поспешить с этими мерами, задержка с вашей стороны может нарушить спокойствие различных государств Европы».

Вслед за французом появились австрийские эмиссары. Они пронюхали, что в Париже подписано соглашение и торжествовали, но Сенявин остудил их пыл:

– Сие оказался заштатный гонец, без доверенности и полномочий русского посла.

Расстроенные австрийцы удалились, а на следующий день прислали официальную ноту.

Один за другим появлялись гонцы из Италии от наместника принца Богорне с теми же требованиями. Всем им Сенявин давал от ворот поворот.

После подписания соглашения в Париже две недели назад военные действия приостановились, и с французами велись переговоры. На этот раз пожаловал сам Лористон. Это был тот самый генерал, которого через пять лет Наполеон пришлёт к Кутузову с предложением: «Мир – во что бы то ни стало».

Адмирал встретил его радушно, и тот отвечал ему любезно:

   – Наши императоры договорились о мире. Нам следует им подражать.

«Тебе-то уже и праздник. Не было ни гроша, да вдруг алтын, – размышлял Сенявин, глядя на французского генерала, – однако радость твоя преждевременна».

   – Нынче посетили меня австрийские эмиссары, – начал после обмена любезностями адмирал, и требуют сдать им Которскую область, как принадлежащую Австрии. В том я усматриваю резон.

Лицо генерала вытянулось.

   – Но это противоречит договору, – раздражаясь, ответил он, – нам следует соблюдать уже подписанные документы.

   – Смею уверить ваше превосходительство, что и придерживаюсь того же мнения, – хладнокровно согласился Сенявин, – но, пожалуй, с австрийскими претензиями сподручнее разбираться дипломатам. Я перс дам нашему посланнику господину Санковскому, как только он выздоровеет, чтобы запросил инструкции.

Слушая русского адмирала, Лористон досадовал: «Как умело, однако, он уводит разговор в сторону, не отвечая по существу».

И он спросил прямо в лоб:

   – В какие сроки вы предполагаете сдать Которо?

   – Ежели не произойдёт чего-либо непредвиденного, в середине августа, – невозмутимо ответил Сенявин.

Лористон уехал несколько успокоенный. Впервые переговоры приобрели реальные контуры, хотя он добивался большего.

Прошла неделя, и опять пожаловал Лористон На этот раз он вёл себя холодно и первым делом спросил, когда же адмирал намерен передать которские крепости. Время было выиграно, и Сенявин ответил без обиняков:

   – По сей день я и не думал сдавать крепости кому-либо без получения указаний моего государя.

Лористон удивлённо вскинулся. Неожиданный ответ изумил его и пришёлся явно не по вкусу.

   – Но, ваша честь, договор подписан полномочным представителем императора Александра.

   – Ваше превосходительство замечает верно, – едко ответил Сенявин, – однако нет ещё примеров в истории, чтобы выполнение договоров могло иметь место прежде утверждения их монархами.

Лористон откланялся и ушёл.

Лицо русского адмирала светилось искренней улыбкой, он не скрывал радости...

Два часа назад вдруг наконец-то появился фельдъегерь из Петербурга:

   – Император отменяет все свои прежние распоряжения и приказывает вам удерживать Которо. Парижский договор, подписанный Убри, государь не ратифицировал.

Весть об этом мгновенно облетела все корабли и достигла берега. Которцы и черногорцы обнимали друг друга.

На следующий день Сенявин, не мешкая, послал десант и он с ходу захватил французскую батарею.

В середине сентября, разведав позиции французов, русские батальоны и черногорцы атаковали, их и отбросили к Дубровнику. Сенявин намеревался преследовать французов, но командующий французами генерал Мармон, имея пятикратное превосходство в силах, первым начал наступление.

Однако замыслы Мармона нарушила погода. Когда французские полки находились на полдороге, глубокой ночью разразился жестокий ливень. Промокшие, выбившиеся из сил, передовые отряды французов только к рассвету подошли к позициям русских.

После сражения черногорцы хотели расправиться с пленными французами, но за них вступились русские егеря, а егерь Иван Ефимов отдал накопленные им на чёрный день червонцы и выручил от погибели генерала Мориана. Узнав об этом, Сенявин возместил деньги егерю из личных средств.

Днём командующий устроил на берегу обед для всех участников сражения – русских, которцев, черногорцев. Посреди лагеря, прямо на траве, расстелив палатки, разложили приготовленные закуски, выставили бочонки с вином. В центре разбили большой, с поднятыми пологами, шатёр адмирала. Рядом с собой командующий посадил егеря Ивана Ефимова, напротив сел Негош. Первый тост был за командующего. Он встал, и все поднялись за ним.

   – За здоровье русского егеря Ивана Ефимова! произнёс Сенявин.

Не успел он закончить, как прогремели пять залпов полковых пушек. Вслед им сначала разрозненно, а потом всё громче и громче понеслось отовсюду, перекрывая шум:

   – Здравие отцу нашему Сенявину!

Сенявин поднял руку. Все стихли.

   – В продолжение военных действий я имел удовольствие видеть усердие народа вашего в содействие русским войскам в битве с французами. Дерзость врага, осмелившегося вступить на землю вашу, наказана. Неприятель удивлён нашей твёрдостью и сколько потерял людей, что не скоро может собрать новую силу. Поздравляю вас с победой, благодарю за всё и желаю вам здравствовать!..

В эти минуты всё смешалось. Чины и звания должности и титулы, языки и обычаи единились в порыве воинского братства.

На следующий день, по договорённости с Лористоном, состоялся обмен пленными, а вечером парламентёр принёс Сенявину свёрток.

   – Генерал Мориан просил передать это своему спасителю.

Сенявин вызвал Ефимова и передал ему свёрток. Там оказалось сто наполеондоров...

   – Ваше превосходительство, – спросил егерь, – сколько это будет по-нашему? – Не смущаясь, отсчитал несколько монет и вернул свёрток адмиралу. – Я беру только свои деньги, а чужого мне не надобно.

Тронутый, Сенявин вернул ему свёрток чуть не насильно:

   – Возьми, братец, это не французский генерал, а я тебе дарю и, сверх того, произвожу в унтер-офицеры. Ты делаешь честь имени русскому...

Восьмой месяц французы терпели поражение от войск Сенявина, а в ту же пору далеко от Адриатики, в центре Европы, разваливалась четвёртая коалиция.

Войска Бонапарта направились на восток. Наполеон был уверен в себе, как никогда. Он рассчитывал окружить и уничтожить русскую армию.

...В далёкой Далмации между тем войска под командованием наполеоновских генералов попросту не могли сдвинуться с места и были не раз биты русским адмиралом.

Комиссар Бонапарта в Далмации, его любимец генерал Мармон и бывший адъютант Наполеона генерал Лористон получили наглядный урок от Сенявина, продемонстрировавшего своё превосходство в этом соперничестве.

А в Далмации осенние дожди со снегом сделали непроходимыми дороги. Генерал Мармон укрыл свои войска за крепостными стенами Дубровника, сам ушёл ещё дальше от Сенявина, в порт Сплит. С моря корабли Сенявина надёжно блокировали побережье, и французам оставалось только отсиживаться за крепостными стенами.

Кампания 1806 года закончилась на море блестящей победой у острова Брацо брига «Александр» под командой лейтенанта Скаловского с пятью французскими канонерками. Дважды отбив абордаж неприятеля, бриг атаковал французов и уничтожил две канонерки. В декабре на рейде острова Корфу стал на якорь отряд из Кронштадта. К Сенявину прибыло подкрепление: пять линейных кораблей и четыре небольших судна. Эскадре Сенявина предписывалась новая задача. В связи с началом войны с Турцией отправиться в Эгейское море, совместно с английской эскадрой блокировать Дарданеллы и попытаться штурмовать Константинополь.

Турецкий флот, с которым предстояло иметь дело Сенявину, насчитывал в своём составе 15 линейных кораблей, прекрасно оборудованных французскими инженерами, 10 фрегатов, 18 корветов и 100 мелких судов. Этой силы было вполне достаточно не только для обороны, но и для наступления.

В конце февраля 1807 года эскадра Сенявина подошла к острову Тенедос, являющемуся «ключом» к Дарданеллам. Здесь адмирал увидел английскую эскадру из семи кораблей под флагом вице-адмирала Дукворта, совместно с которой ему надлежало действовать. Однако Дукворт разочаровал Сенявина. Оказалось, что англичане, не дожидаясь русской эскадры решили в одиночку штурмовать Константинополь Пройдя Дарданеллы, Дукворт неделю простоял у Константинополя, а потом ретировался и на обратном пути едва унёс ноги из Дарданелл. Ссылаясь на плачевное состояние кораблей, Дукворт с эскадрой покинул рейд Тенедоса и ушёл на Мальту.

Оценив изменившуюся обстановку, Сенявин созвал военный совет флагманов и капитанов. Единогласно было решено прорыв через Дарданеллы к турецкой столице не предпринимать, а прежде всего приступить к блокаде проливов. Следовало создать базу для эскадры на острове Тенедос. Атака острова началась обстрелом крепости корабельной артиллерией, а затем высадкой десанта в 1600 человек с шестью пушками. Сенявин сошёл на берег и лично возглавил успешную штыковую атаку на предместья крепости. Спустя два дня турки капитулировали. Русским досталось семьдесят девять пушек, большое количество провианта, розданного адмиралом бедному греческому населению острова. Корабли эскадры получили прекрасную стоянку и обеспечили себя пресной водой.

Сенявин без промедления назначил для блокады проливов два корабля, а два других послал крейсировать вдоль берегов, не допуская купеческие суда с хлебом в Мраморное море.

Владение Тенедосом сделало сенявинскую эскадру полновластным хозяином в Эгейском море. И это вскоре ощутили в Константинополе. В городе началось недовольство, не хватало продовольствия. Султан Селим торопил капудан-пашу: «У нас полтора десятка линейных кораблей, десяток фрегатов, полсотни корветов и других судов. Сколько можно прятаться от гяуров?» Саид-Али хорошо знал свой флот и гордился им: отменные корабли, храбрые матросы. «Но русские могут атаковать Константинополь из Босфора, он совсем рядом», – оправдывался он перед султаном.

Да, Черноморский флот мог атаковать. Но не был способен на это его командующий маркиз де Траверсе. Прежде всю службу на Балтике шаркал он по паркету петербургских особняков. Пять лет назад вдруг царь назначил его командовать флотом. Полтора года назад одновременно с Сенявиным получил он предписание – подготовить флот и десант на берега Босфора. Но вместо помощи Сенявину ловко отписывался в Петербург – нет того, нет другого, и всё сходило ему с рук.

Траверсе всеми способами оттягивал и под любыми предлогами уклонялся от встречи с турками. Имея под рукой и корабли и верфи, базы и всякие ресурсы, маркиз за всю кампанию ни разу не приблизился к берегам противника.

И Сенявину, отрезанному от своих баз, предстояло самостоятельно, один на один, вступить в схватку с опытным и сильным противником.

Шли недели. В Константинополе роптали не только на базарах и в кофейнях. В серале то и дело министры двора искоса поглядывали на адмиралов и презрительно шептались у них за спиной.

Начали роптать янычары...

Султан Селим понимал, что, не будь базы на Тонедосе, сенявинской эскадре пришлось бы туго.

   – Начни с Тенедоса, – торопил Селим капудан-пашу. – Изгнав оттуда неверных, мы лишим их опоры в Архипелаге, и они уберутся сами подобру-поздорову Блокада ужесточилась, но капудан-паша пока из проливов не высовывался. Тогда Сенявин пошёл пи хитрость – задумал выманить турок из Дарданелл.

Узнав в середине марта, что турецкий флот сосредоточился у выхода из проливов, Сенявин решил схитрить – послать Грейга с кораблём «Ретвизан», фрегатом «Венус» и ещё одним судном подальше, в Сало ники.

   – Главная цель вашего похода – обмануть турок, показаться им беспечными, ослабленными, – напутствовал флагман Грейга перед походом.

В середине апреля Сенявину доложили: «Турецки и эскадра показалась в проливе и встала на якорь под береговыми батареями».

Сенявин обрадовался. Больше месяца он всячески выманивал турок из проливов, отсылая часть кораблей к Греции и удаляясь сам от Тенедоса. Он, несмотря на превосходство неприятеля, жаждал схватиться с турками на море.

Разведка докладывала ему, что противник готовится атаковать Тенедос. Было заметно, как на анатолийском берегу собирались войска.

Как-то в дозоре на «Гекторе» командир бригады мичман Броневский разглядел среди турок французских офицеров. Сенявину подтвердили пленные с захваченной шебеки – французы помогают готовить десант на Тенедос...

«И чего они трусят? – думал Сенявин, майским утром рассматривая в подзорную трубу эскадру Саид Али. – Корабли у них большие, орудиями штук на четыреста превосходят нас, ан нет, и тут боятся?

На рассвете 10 мая 1807 года дул лёгкий северо-западный ветер. С правого борта вдали, милях в десяти, маячила на якорях турецкая эскадра и не думала двигаться, хотя ветер давал ей полное преимущество в манёвре.

«Пора действовать при любом ветре, иначе турки могут удрать».

– Передать по линии: командирам прибыть на флагман, – приказал Сенявин вахтенному начальнику.

Все собрались ещё до подъёма флага. Выжидающе смотрели на адмирала – в такой ранний час по пустякам не тревожат.

Флагман был краток:

– Неприятеля мы атакуем нынче, без промедления, а то он, того и гляди, в проливах скроется. Действовать по способности, дабы наверняка викторию одержать.

К полудню ветер усилился и несколько зашёл к западу, а затем переместился к южным румбам. Команды как раз успели пообедать. С первой послеполуденной склянкой эскадра снялась с якорей. Как нарочно, ветер поутих, но на флагманском корабле «Твёрдый» запестрели флаги сигнала: «Нести все паруса и напасть на неприятеля по способности». «Твёрдый» подал пример и неуклонно сближался с кораблём капудан-паши Саида-Али. Между тем солнце уже коснулось горизонта, когда «Твёрдый» сошёлся с турецким флагманом так близко, что «реи их сблизились вплотную». Прогремел залп, запылали огни пожаров на верхней палубе «Седель-Бахри». Сражение началось по существу в наступающих сумерках. Капудан-паша резко отвернул в сторону Дарданелл, уходя под защиту крепостных орудий на берегу. Корабль «Сильный» сцепился на абордаж с кораблём неприятельского контр-адмирала, но смерть сражённого ядром капитан-командора Игнатьева помешала развить успех.

Неприятель бежал, потерял около 2000 убитыми и ранеными, три корабля выбыли из строя. Наши потери – 27 убитых и 54 раненых. Сражение у Дарданелл закончилось к полуночи. Успех был несомненный, сказалась высокая боевая выучка русских моря ков, флотоводческое искусство Сенявина. Неприятель спасся от разгрома, укрывшись под защиту береговых батарей в Дарданеллах.

Сенявин усилил блокаду проливов, в Константинополе наступил голод, начались беспорядки, взбунтовали! а. янычары, убили всех министров, свергли Селима III и возвели на престол Мустафу IV. Народ требовал раз громить русскую эскадру. Султанская эскадра направилась в море. Саид-Али поклялся, что доставит султану голову русского адмирала.

Турецкая эскадра из 16 вымпелов располагала 1210 орудиями. На русской эскадре было всего 728 пушек.

Предвидя решающий характер схватки с неприятелем, Сенявин накануне сражения, перед уходом с Тенедоса, отдал свой знаменитый приказ:

«Обстоятельства обязывают нас дать решительное сражение, покуда флагманы неприятельские не будут разбиты сильно, до тех пор ожидать должно сражения весьма упорного, посему сделать нападение следующим образом: по числу неприятельских адмиралов, чтобы каждого атаковать двумя нашими, назначаются «Рафаил» с «Сильным», «Селафаил» с «Уриилом» и «Мощный» с «Ярославом». По сигналу №3 немедленно спускаться сим кораблям на флагманов неприятельских и атаковать их со всевозможною решительностью, как можно ближе, отнюдь не боясь, что неприятель пожелает зажечь себя.

Прошедшее сражение 10 мая показало, что чем ближе к нему, тем от него меньше вреда, следовательно, если бы кому случилось свалиться на абордаж, то и тогда можно ожидать вящего успеха. Пришед на картечный выстрел, начинать стрелять. Её ли неприятель под парусами, бить по мачтам, ежели же на якоре, бить по корпусу. Нападать двум с одной стороны, но не с обоих бортов; если случится дать место другому кораблю, то ни в каком случае не отходить далее картечного выстрела. С кем начато сражение, с тем и кончать или потоплением или покорением неприятельского корабля. Как по множеству непредвиденных случайностей невозможно сделать положительных наставлений на каждый я не распространяю их более; надеюсь, что каждый сын отечества почтится выполнить долг свой славным образом».

Сенявин, конечно, не был знаком с известным планом Нельсона перед Трафальгаром, но по своему направлению главного удара, нацеленности командиров на победу, без скованности их инициативы, ставя конкретные задачи каждому кораблю, приказ Сенявина ни в чём не уступал документу Нельсона. Боевой настрой флагмана передался командирам и всем экипажам.

Оставив для защиты Тенедоса несколько судов, Сенявин погнался за неприятелем, которого настиг утром 19 июня около Лемноса. Капудан-паша тотчас же отошёл к Афону, где построился в боевую линию. Турки первыми открыли огонь на большом расстоянии, но русские не отвечали, пока не сблизились на картечный выстрел. Началось Афонское сражение.

Сенявин во время сражения подвергался величайшей опасности: сигнальщику, подававшему ему рупору, оторвало руку, минуту спустя ядро разорвало его пополам; вслед за этим рядом с адмиралом убило ещё двух матросов. Сенявин остался невредим. Спокойно отдавая приказания, он вдохновлял своим примером подчинённых. К полудню турецкие флагманы были сбиты, остальные суда, сильно повреждённые, потеряли строй. Турки дрогнули и, пользуясь попутным ветром, стали отступать. Преследование разбитого противника прекратилось, но ночью корабль «Селафаил» нагнал и взял в плен корабль флагмана Бекир-Бея. Преследуемые линкор и два фрегата турки, ввиду безысходности, взорвали сами. Общее число потерь противника достигло почти 1000 человек убитыми и ранеными, а пленными 774 человека. Саид-Али потерял три корабля и пять фрегатов, при этом у Сенявина не было выведено из строя ни одного корабля. У русских потери составили 81 убитых и 170 раненых.

Убедившись, что остатки эскадры турок укрываются в Дарданеллах, Сенявин с эскадрой поспешил на помощь осаждённым в крепости Тенедос. Эскадра блокировала 30 тысячный турецкий десант, который капитулировал. С этого времени эскадра Сенявина стали полновластным хозяином в Эгейском море и Архипе лаге. Афонское сражение ещё полнее раскрыло флотоводческий талант Сенявина. Наградой адмиралу за победу в этом сражении был орден Святого Александра Невского.