Текст книги "Исторические портреты"

Автор книги: Иван Фирсов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

Григорий Спиридов

ожалуй, никто из прославленных русских флотоводцев не начинал службу на флоте малолетком в десятилетнем возрасте.

Григорий Спиридов родился в 1713 году[7]7
  Григорий Спиридов родился в 1713 году. – До сих пор неизвестно месторождение Г. Спиридова. Можно предполагать, что он родился в родовом имении – сельце Еросимово, Клинского уезда. Его отец, капитан, поручик А. Спиридов, в ту пору участвовал в войне со шведами, в Финляндии.


[Закрыть] в эпоху зарождения русского флота, в Петровскую эпоху...

Весна 1725 года только начиналась. Мартовское солнце тускло отсвечивало от куполов церкви и собора Петропавловской крепости. Порывы ветра доносили с залива запахи подтаивающего льда. Трепетали приспущенные флаги кораблей, стоявших у достроенной стенки Санкт-Петербургского Адмиралтейства. Неслышно шелестели траурные ленты склонённых знамён гвардейских полков. В скорбном молчании замерли батальонные каре на крепостной площади.

В Петропавловском соборе отпевали императора Петра I. Из распахнутых настежь дверей собора доносился громовой голос Феофана Прокоповича. Тяжело переживал утрату Феофан. Близкий товарищ и соратник Петра в делах просвещения, глава «учёной дружины», он был надёжным помощником его в борьбе с церковной и боярской косностью.

– Что се есть?.. До чего мы дожили, о, россияне! Что видим, что делаем? Петра Великого погребаем...

Слёзы душили Феофана, громкий плач присутствующих прерывал проповедь.

Напротив распахнутых створок боковых дверей выстроилась штурманская рота Морской академии. Пятым с левого фланга в передней шеренге застыл, будто изваяние, волонтёр Григорий Спиридов. Поднимая слезящиеся глаза, он провожал взглядом редкие облака, гонимые ветром с залива. Будто парил в них ангел со склонённой головой, пытаясь взлететь с острия шпиля собора. Подобно этим облакам появлялись и исчезали в его голове видения недавнего прошлого...

Ему не было и пяти лет, когда впервые услышал он рассказы отца, майора-преображенца, о славных делах русских моряков при взятии крепости Выборг. Потом, среди других, мальчик накрепко запомнил два имени – царя Петра и Наума Сенявина. А до этого жил он с матерью у дяди своего Никона Спиридова, в деревне, неподалёку от Клина. В ту пору продолжалась война со шведами. В Выборгском заливе ещё случались стычки с врагом. Жить в крепости, где отец служил комендантом, было далеко не безопасно. С севера шведы постоянно устраивали диверсии.

Когда шведов прогнали окончательно и стало потише, мать с Гришей и двумя братьями его приехала к мужу. Старший брат Василий, одиннадцати лет, сразу пошёл служить волонтёром на флот, плавал на кораблях Котлинской эскадры. Когда он приезжал на побывку и восторженно рассказывал о разных переделках морской службы, озорные карие глаза Гришутки загорались и восхищённо смотрели на брата. Вслед за Василием и отец в который раз принимался вспоминать о своей первой встрече с государем на Плещеевой озере, первых кораблях военной флотилии. Однажды у них гостил боевой товарищ отца, капитан Наум Сенявин. До глубокой ночи просидели братья, вслушиваясь в занимательные истории о морских боях со шведами...

Однажды Василий не приехал на побывку, а вскоре пришло известие, что он погиб в штормовом море. И тогда задумал идти в моряки Гриша, на смену старшему брату...

Две кампании отплавал он на кораблях. В первую кампанию посчастливилось ему быть с отцом на торжествах чествования государева ботика на Котлинском рейде. А спустя две недели отец взял его на церемонию закладки новой крепости на Котлине. Перед этим несколько дней лил проливной холодный дождь над островом, куда на кораблях были доставлены именитые жители столицы, иностранные послы и другие высокие гости.

Утром 7 октября 1724 года три пушечных выстрела с прежней крепости Кроншлот возвестили сбор. Промокшие насквозь священники отслужили молебен. Пётр взял три куска дёрна и уложил их на то место, где должна была подняться крепостная стена. За ним последовали императрица и иноземные послы. Вновь грянули пушки, возвещая о рождении Кронштадта.

Перед подернутыми грустной пеленой глазами Григория Спиридова всё это промелькнуло в одно мгновение. Гулкие возгласы конца проповеди неслись из собора.

– Оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам. Какову он Россию сделал, такова и будет: сделал добрым любимою, любимая и будет; сделал врагам страшною, страшна и будет, сделал на весь мир славной, славна и быти не перестанет...

«А теперь Петра не стало, что-то будет...» – успел подумать Гриша, и тут же раздался залп крепостных орудий, затрещала ружейная пальба.

Спустя неделю на престол взошла жена Петра – Екатерина I (Марта Скавронская).

Первые месяцы после смерти Петра флот ещё жил по его канонам, писаным и неписаным правилам. Гигантский маховик обновления России, запущенный могучим гением, ещё не успел заметно сбавить обороты. Но в государственном механизме уже слышны были скрипы, постепенно тормозившие его движение.

Строгий регламент, определённый для строя кораблей, основа флотской организации, стал нарушаться всё чаще. В первую же кампанию без Петра, в 1725 году, многие корабли в совместном плавании не выдерживали диспозиции, сигналы флагмана исполняли медленно, а иногда, что самое страшное для боевого строя, не выполняли вовсе. То ли по небрежности, то ли по нерадивости. Сказывалось также то, что ещё многими кораблями командовали иностранцы. «Плуты», как звал их Пётр, боялись его гнева и служили в большинстве своём не за совесть, а за страх. Прежде всё это понимал Пётр и уже в 1722 году издал указ о приёме в морские школы только русских подданных. Но и эту поросль надо было пестовать...

На нужды флота отпускалось всё меньше и меньше средств. Резко сократилось строительство кораблей. Галерный флот значительно уменьшился, а новые галеры почти не строили. Старые корабли приходили в ветхость, гнили... Адмиралтейство хирело, забывалось и терялось всё созданное при Петре I...

Ещё в большей степени петровскую дисциплину в армии и на флоте, основанную на строгой справедливости: «Что посеешь, то и пожнёшь», поколебали привычки ставить выше всего протекцию и связи...

Минуло три года. Екатерина скончалась, ненадолго пережив супруга.

На престол вступил двенадцатилетний внук Петра Великого, Пётр II. Вскоре впал в немилость и был сослан в Сибирь Меншиков. Двор покинул Петербург и переселился в Москву. Туда же переехал и генерал-адмирал Апраксин, возглавлявший Адмиралтейств-коллегию. Флот явно терял своё прежнее значение, о нём попросту забыли.

Штурманская рота Морской академии, в которой эти годы обучался Григорий Спиридов, была основана в 1715 году. Изучали там арифметику, геометрию, пушечное дело, а главное – мореходное искусство. Кроме наук обучали фронтовой службе в строю. Начальствовали над воспитанниками гвардейские офицеры. В летние кампании они находились в плавании на боевых кораблях эскадры.

Григорию повезло уже в первой кампании. Его назначили на линейный корабль «Святой Александр», которым командовал капитан-командор Бредаль, один из боевых офицеров Петра I. От внимания Бредаля не ускользнуло усердие и расторопность юного волонтёра.

На корабле моряки строго придерживались Морского устава Петра: «Всякий человек, когда ни спросят, должен знать свою должность и место». В бою они старались следовать петровскому завету – «порядки писаны, а времён и случаев нет». Пять лет, пять кампаний... Нелёгкие ступени вели к желанной цели – званию мичмана офицера флота. Последнюю, самую трудную гардемарин Спиридов одолевал самостоятельно, вдали от столицы, на Каспии.

...Июньским днём 1728 года сухой, жгучий ветер, поднимая тучи песка, ворвался на пустынные улочки Астраханского порта, гудел в саманной крыше двухэтажного деревянного здания Адмиралтейства. В небольшую комнату адмиралтейского начальника, капитан-командора Мишукова, вошёл гардемарин Спиридов.

Сорока пяти лет от роду, Захарий Мишуков в молодости слыл способным моряком, первым из русских командовал фрегатом. Пётр жаловал его и приблизил к себе. В Петербурге Захарий прославился после следующего случая. На одном из пиршеств в Кронштадте, любивший выпить Мишуков сидел рядом с Петром и, сильно захмелев, вдруг заплакал.

   – Чего, дурень, слёзы льёшь? – спросил удивлённо царь.

Всхлипывая, Захарий ответил:

   – Нынче, государь, твоими заботами столица и крепость на Неве сподоблены, добрый флот ты завёл, а здоровье-то своё подрываешь. Ежели что стрясётся, на кого ты нас покинешь?

   – Как на кого? – изумился Пётр. – У меня есть наследник, царевич Алексей.

   – Ох! Да ведь он глуп, всё расстроит, – выпалил вдруг Мишуков, и все за столом оцепенели.

Пётр слегка побледнел, заиграл желваками. Такое он слышал впервые.

Усмехнувшись, треснул Мишукова по голове:

   – Дурак! Этого при всех не говорят.

Для Мишукова всё обошлось. Через год он женился на племяннице Меншикова, стал его приближённым. Когда светлейшего лишили «всех чинов и кавалерии», сослали в Берёзов, Мишуков очутился в опале и был удалён в Астрахань...

С жадностью расспрашивал Мишуков о петербургских новостях. Сконфуженный Спиридов толком не знал ни о придворных пересудах, ни о переменах во флотском начальстве.

   – Мы тут, гардемарин, с краю России векуем. Служба – не чета Кронштадту, тем паче Петербургу. Да и Каспий не финские шхеры.

Мишуков подошёл к распахнутому одностворчатому окошку. С Волжской дельты тянуло прелым. Задувал, швыряя песчинки, «холостяк». Спиридов внимательно вслушивался в каждое слово капитан-командора.

   – Задует день-другой, и в море не выйдешь – волна крутая, бешеная... Ну, да мы пообвыкли, море, оно море и есть, трусливых не терпит. Ездить морем, не брезговать горем. Все на виду. – Отошёл от окна, с улыбкой посмотрел на Григория: – Вам, гардемарин, нынче же предписание на гекбот «Святая Екатерина», в помощники мичману Пустошкину. Он две кампании отплавал. А там, дай Бог, – Мишуков дружески кивнул головой, – капитаном станет.

Спиридов смущённо переминался с ноги на ногу.

Начались будни флотской службы. Гекбот круглый год снабжал гарнизоны в Баку и Дербенте. Возил солдат, продовольствие, снаряжение. Бот вооружён был четырьмя трёхфунтовыми пушками.

Плавания длились не менее месяца при благоприятной погоде. Когда же задували ветры и сильно штормило, поход растягивался на два-три месяца. Военные действия в тех местах были давно приостановлены, сразу после смерти Петра I. Однако персы, подстрекаемые французскими «наставниками», стали грабить купеческие суда. Для их конвоирования тоже привлекались два-три гекбота с фрегатом. К тому времени русское влияние в Закавказье и Персии год от году слабело.

Довелось Спиридову столкнуться с генералом Румянцевым, сподвижником Петра Великого. Четвёртый год, выполняя наказ императора, обустраивал генерал Румянцев по кавказским хребтам границу с Турцией и Персией.

Всё бы ничего, но после кончины Петра Алексеевича неспокойно стало на душе у Румянцева. Затрещала власть в столице. Меншиков распоясался, графа Петра Толстого, доброго друга Румянцева, который разменял девятый десяток, упёк на Соловки и сам загремел в берёзовскую глушь.

Пришлось ему, Румянцеву, в здешних краях, почитай, четыре года не видеть семью, дочерей да сынка. С другого боку на троне утвердился Пётр Алексеевич, а его отца цесаревича Алексея Румянцев в своё время под конвоем привёз из Неаполя к царю Петру. Что ждёт его, Румянцева, в столице?

Недавно дошли слухи, что лишили Румянцева былых поместий, отобрали двадцать тысяч холопов, пожалованных Петром Великим.

Румянцева осенью вдруг прихватила лихорадка в Астрабаде. Велел везти себя в Решт, а оттуда на почтовом пакетботе хотел добраться в Баку, но разыгрался сильный шторм, укрылись в Ленкорани. Отсюда послал записку Мишукову прислать судно понадёжней для переезда в Баку.

Минула неделя, и утром на рейде появился долгожданный посланец из Астрахани. Зеркальная гладь моря предвещала устойчивую хорошую погоду, редкую для этого времени года.

Спиридов ошвартовал гекбот у небольшой пристани, а на берегу его, нетерпеливо прохаживаясь, уже ожидал Румянцев.

Предупреждённый о требовательном генерале, Спиридов в парадной форме чётко представился и отрапортовал о прибытии.

Завидев гекбот, Румянцев обрадовался, понравились ему и уверенные манёвры судна при подходе к берегу.

Но сейчас, слушая рапорт капитана, он досадно морщился, сердито думал: «Надо же этому мокроступу Мишукову прислать какого-то мальца, в Астрахани небось десяток капитанов».

   – Ваше высокопревосходительство, дозвольте доложить! – отдав рапорт, звонко, без смущения, продолжал молодой капитан.

Румянцев, хмурясь, недовольно кашлянув, кивнул головой.

   – Нынче на море благодать, но сие может враз перемениться. Весьма желательно нам отсюда выбраться, не мешкая.

«Ещё будет мне советовать какой-то гардемаринишка», – раздражался Румянцев.

   – Мною отряжено полдюжины матросов для оказания всяческих пособий вашему высокопревосходительству, – продолжал напирать Спиридов.

«Пожалуй, он говорит дело, – несколько остывал генерал, – чем чёрт не шутит. Завтра ураган поднимется – сиди в этой дыре».

   – Добро, давайте ваших молодцов, мои денщики не справятся.

Спиридов лихо щёлкнул каблуками, вскинул руку...

С борта «Святой Екатерины» один за другим ловко сбежали по трапу по форме одетые шесть моряков во главе с сержантом.

«Видимо, у этого гардемарина команда настропалена». Румянцев понемногу приходил в хорошее настроение.

Спустя три часа «Святая Екатерина» вышла в море.

Слева со стороны гор едва заметно потянуло ветерком. Начал давать о себе знать ночной бриз.

Взяв курс на Баку, Спиридов теперь больше тревожился за ветер, как бы он не стих. Паруса с подобранными втугую шкотами слегка наполнились бризом.

Румянцев вначале, кутаясь в бурку, расположился на юте, но потом ушёл в каюту.

Специально назначенный матрос только и занимался тем, что раздувал угли в самоваре. Денщик предупредил, что генерал каждую минуту требует чай, его постоянно лихорадило.

Оказалось, Спиридов тревожился зря. К полуночи ветерок посвежел, море зарябило и гекбот прибавил ходу. В полдень следующего дня «Святая Екатерина» ошвартовалась у пристани в самой удобной части Бакинской бухты, у Баилова.

Румянцев покидал судно с довольной физиономией и не удержался, спросил Спиридова:

   – Годков-то тебе сколько?

   – Шестнадцатый пошёл, ваше высокопревосходительство.

   – Отпиши Мишукову, что я тобою доволен.

Расставаясь с генералом, Григорий Спиридов не думал не гадал, что четверть века спустя военная стезя сведёт его с сыном Румянцева.

В январе 1732 года Румянцевым был подписан русско-персидский договор, по которому все прикаспийские земли и города отошли к Персии. Кончилась кампания, Спиридов получил приказ убыть к новому месту службы – в Кронштадт. В декабре 1733 года Григорий Спиридов девятнадцати лет от роду произведён был в первый офицерский чин – в мичманы. Отплавал он к тому времени на море десять кампаний.

С 1733 года молодой мичман ежегодно плавал с эскадрой из Кронштадта в Ревель. Всюду, где служил Спиридов, инициатива, морская выучка подчинённых разительно отличали его матросов от команд других кораблей.

Но флот продолжал пребывать всё в том же печальном состоянии хилости, никак не отвечавшем ни роли, ни положению России. Тому подтверждением стала осада Данцига.

Множество испытаний для России испокон веков приносили хитросплетения внутренней жизни её неспокойного западного соседа – Речи Посполитой. Устрашаясь мощи возрождённой России, Франция усиленно начала интриговать против русских, используя при этом внутренние распри поляков. После смерти в 1733 году вероломного в отношениях с Россией Августа II французский король Людовик XV решил возвести на престол своего тестя Станислава Лещинского. Против него выступили сторонники Августа III, которых поддерживала Россия. Станислав бежал в Данциг, ожидая помощи французской эскадры и десанта. Русские войска под командованием генерал-фельдмаршала Миниха осадили Данциг. Для поддержки Миниха весной 1734 года было решено отправить Кронштадтскую эскадру. На одном из кораблей эскадры служил мичман Спиридов.

К Данцигу эскадра подошла на рассвете 1 июня 1734 года, когда французский флот, высадив десант, покинул Балтику. Эскадра начала обстрел оставшегося на рейде отряда кораблей французов, крепости Вексельмюнде и лагеря десанта французов.

Две недели спустя французский десант, крепость и три французских корабля сдались русским, Станислав бежал из Данцига.

Несмотря на успех, первый после Петра поход эскадры на Балтике принёс мало радости кронштадтским морякам. В их среде в открытую говорили о ветхости судов и ненадёжности вооружения, особенно орудийных станков и самих стволов.

Два года, невзирая на рутину и равнодушие, Григорий ревностно правил службу, сходился с такими же, как сам, молодыми офицерами, оберегающими славные петровские устои. Тем временем обострялись отношения с Турцией. Её вассал, крымский хан, по приказу султана разбойно напал на южные границы России, и русская армия готовилась дать отпор, чтобы вернуть захваченные земли.

Начавшаяся весной 1736 года осада Азова была безуспешной, пока на помощь армии не пришла Донская флотилия вице-адмирала Бредаля. Это был тот самый Пётр Бредаль, что командовал линейным кораблём «Святой Александр», на котором плавал первую кампанию десятилетний волонтёр Григорий Спиридов.

Основным правилом Бредаля оставался петровский девиз: «Во всех делах упреждать и всячески искать неприятеля опровергнуть». Два десятилетия тому назад по этому правилу молодой капитан в отчаянной борьбе захватил у берегов Курляндии три шведских капера и привёл их в Петербург. Спустя месяц с четырьмя фрегатами совершил дерзкий рейд в стокгольмские шхеры и захватил «языков из морских людей».

Назначенный командовать Азовской флотилией, Бредаль, бывая в столице, тщательно присматривался к молодым офицерам Кронштадтской эскадры, подыскивая себе адъютанта. В те времена эти обязанности вменяли быть первым помощником своего командира, быстро и чётко доводить его приказы в бою, следить за их исполнением. Годы брали своё, и Бредаль искал себе не только расторопного сподручника, но и восприемника в делах.

Вспомнил-таки Бредаль вихрастого, белобрысого юнгу-волонтёра, да и сам вице-адмирал Наум Сенявин присоветовал.

Две кампании находился на кораблях в Азовском море Спиридов, бок о бок со своим боевым командиром.

После взятия Азова Бредаль погрузил на малые суда 14 пехотных полков, доставил их к реке Кальмиусу, а затем переправил на правый берег все остальные войска генерал-фельдмаршала Ласси.

Дело в том, что большие корабли, галеры, построенные для Азовской флотилии, не смогли пройти в море из-за сильно обмелевшего устья Дона, и Бредалю было придано 500 специально построенных лодок-ботов, каждая из которых поднимала 40—50 человек и была вооружена небольшими орудиями.

Спиридов внимательно присматривался к опытному командиру. Бредаль имел в распоряжении только малые суда с небольшой артиллерией, приспособленные для действий на реках. Однако против большого корабельного флота турок – линейных кораблей, фрегатов, галер – он искусно использовал манёвры и постоянно держал неприятеля в напряжении.

Донская флотилия успешно взаимодействовала с армией Ласси и снабжала её всем необходимым вплоть до самой Геничи. Дальнейший путь преградил сильный турецкий флот. Всякое бывало. Один петровский наказ Спиридов уяснил крепко, на всю жизнь. «Порядки писаны, а времён и случаев нет».

Однажды июньской ночью 120 лодок, погрузив всю артиллерию, срубив мачты для маскировки, двинулись к Геничам на помощь Ласси, пытаясь проскользнуть незаметно мимо турок. Сторожевой корабль прошли незамеченными, однако с рассветом прямо по курсу обнаружилась турецкая эскадра, которая, увидев лодки, двинулась им навстречу. Промедление было смерти подобно. Бредаль, шедший в голове, не поворачиваясь, приказал Спиридову:

– Мичман, сей же час все лодки с артиллерией на отмель, – Бредаль вскинул руку к Федотовой косе, – моментом пушки на берег, занять диспозицию по кругу для обороны на пригорке, далее как Бог даст...

Не прошло и часа, как Спиридов, сгрузив с большинства лодок артиллерию, занял не только круговую оборону на случай десанта турок, но и выставил две батареи в сторону моря.

Пока турки раздумывали, успела разгрузиться вся флотилия со всеми припасами, а лодки подтащили к берегу. На другой день свыше тридцати турецких галер пытались напасть на лагерь, но сильный огонь батарей отогнал их. В последующие дни турки безуспешно повторяли атаки, «...и хотя от них так жестокая пальба и была, однако никакого нам вреда не сделали и никого не убили и не ранили, от нас же по них пальба была им не без вреда, понеже по окончанию пальбы в глазах противу нас принуждён был один их фрегат себя кренговать», – доносил вице-адмирал Бредаль.

И всё-таки боевые действия с турками шли на убыль. Не имея поддержки флота, армия Ласси оставила Перекоп. На западе успешно действовала Днепровская флотилия, помогая армии, но и туда пришла беда. На войска и корабли у Очакова и Кинбурна обрушилась чума. Болезнь косила всех подряд. В мае 1738 года скончался командующий Днепровской флотилией вице-адмирал Наум Сенявин. Спасая людей от эпидемии, русские войска и корабли флотилии оставили Очаков и Кинбурн...

На севере проступали явные очертания угрозы войны со Швецией, не примирившейся с жестоким уроком Ништадтского мира.

Указ императрицы Анны Иоанновны о мире с Турцией был одним из последних внешнеполитических актов её правления и не принёс России особой радости.

На Азовском море не разрешалось иметь ни военных, ни коммерческих судов...

Недолго пробыл на троне и сменивший Анну малолетний Иван Антонович, опекаемый матерью, герцогиней Брауншвейгской, Анной Леопольдовной...

В конце ноября 1741 года гвардия возвела на трон дочь Петра Великого, Елизавету.

Первые распоряжения Елизаветы указывали на возврат к порядкам, установленным её родителем. Сенату возвращались прежнее значение и власть и повелевал ось петровские «все указы и регламенты наикрепчайше содержать и по ним неотложно поступать». Но корабли не войско, много лет понадобится, чтобы возродить прежнюю морскую мощь России...

Вице-адмирал Бредаль, назначенный командовать Архангельской эскадрой, не преминул в 1741 году добиться перевода к себе Спиридова.

С эскадрой построенных в Архангельске кораблей в 1743 году Спиридов вернулся на Балтику. Четыре кампании он плавал на линейных кораблях эскадры.

В 1747 году по именному указу сопровождал на фрегате «Россия» принца Августа Гольштинского в Киль.

Императрица Елизавета вдруг вздумала навестить Белокаменную, с собой взяла из Адмиралтейств-коллегии докладчика по морским вопросам генерал-кригс-комиссара Михаила Белосельского. Потому Адмиралтейскую контору в Москве в 1749 году укрепили знающими офицерами, и в их числе – Григорий Спиридов.

Он с лейтенантом майорского ранга Иваном Волконским прибыл в Москву на смену недавно скончавшемуся от болезней, в бедности, прославленному мореходу, капитан-командору Алексею Чирикову.

Уехала из Москвы Елизавета, покинули её и Спиридов с Волконским. Григорий Спиридов увозил на берега Невы молодую жену, Анну.

В 1750 году Спиридов командовал «Невской флотилией», придворными яхтами. У него в подчинении находился участник Тихоокеанской экспедиции Семён Челюскин. В эту кампанию Спиридов поневоле не раз наблюдал царственных особ – Елизавету, будущего императора Петра III, его жену Екатерину.

В очередную кампанию 1751 года Спиридов впервые начальствует – под его командой 10-пушечный бомбардирский корабль «Самсон».

Кампанию он заканчивает в чине капитан-лейтенанта и отправляется в Архангельск. Следующим летом возвращается в Кронштадт на 66-пушечном линейном корабле.

Весной 1754 года он уже капитан 3-го ранга и вскоре назначен членом комиссии «Для рассмотрения, регламента флота», а затем; как образцовый офицер, направлен а Морской шляхетный корпус. Здесь он служил вместе с Харитоном Лаптевым. Работая в комиссии, Спиридов совместно с капитан-командором Семёном Мордвиновым разработал новый свод Морских сигналов.

Начало войны с Пруссией, летом 1757 года, капитан 2-го ранга Спиридов встретил на мостике линейного корабля «Астрахань».

Объявляя войну, царский Манифест гласил:

«...Король прусский приписывал миролюбивые наши склонности недостатку у нас в матросах и рекрутах, вдруг захватил наследные его величества короля польского земли и со всей суровостью войны напал на земли Римской императрицы королевы.

При таком состоянии дел не токмо целость верных наших союзников, свято от нашего слова и сопряжённые с тем честь и достоинство, но и безопасность собственной нашей империи требовала не отлагать действительную нашу против сего нападения помощь».

По плану армия должна была направить свой главный удар на Кёнигсберг и овладеть Восточной Пруссией. Особый отряд выделялся для занятия Мемеля.

Пруссаки, явно недооценив силы русских, вскоре поплатились за это. Русские войска и флот овладели Мемелем, пруссаки потерпели поражение под Грос-Егерсдорфе и стали спешно отступать. Главнокомандующий русской армией генерал-фельдмаршал Степан Фёдорович Апраксин, не в пример родителю, человек бесхарактерный и беспринципный, сделавший карьеру лишь благодаря придворным связям, вёл двойную игру. Зная, что Елизавета Петровна давно недужит, он боялся рассердить бедующего императора Петра III слишком быстрым наступлением и оттягивал, как мог, преследование пруссаков. Более того, отвёл вскоре войска к Мемелю, за что и был отстранён от командования и отдан под суд за измену. Сменивший его генерал-аншеф Фермор в дальнейшем, после взятия Кёнигсберга, тоже действовал не лучшим образом.

Балтийский флот в первых двух кампаниях войны успешно подпирал фланги русской армии при продвижении её вглубь Пруссии, а затем и Померании. Снабжение армии шло морским путём, и малейшая задержка приводила к неудаче. В жестокие осенние штормы 1758 года погибло 11 транспортов с продовольствием и вооружением, и наши войска потому сняли осаду сильной крепости Кольберг. В том же году русская эскадра заняла позиции вблизи Копенгагена, чтобы воспрепятствовать прорыву в Балтийское море флота Англии.

Командир флагманского корабля «Святой Николай» капитан 1-го ранга Григорий Спиридов неделями не сходил с мостика. В любую непогоду вышагивал на шканцах с подзорной трубой. Со стороны Штральзунда на помощь пруссакам ожидался английский флот. Командующий эскадрой, престарелый адмирал Захарий Мишуков, сладко подрёмывал в салоне флагмана. На корабле, где командовал Спиридов, он уже третью кампанию держал свой флаг и не ведал забот. Знал, что в любой обстановке командир флагманского корабля примет наиболее разумное решение и своевременно отдаст приказ кораблям эскадры от его имени. В четвёртую кампанию флагману уже не пришлась по душе самостоятельность Спиридова.

Нынче одновременно с наступлением на Берлин русские войска предприняли новую попытку взять Кольберг. Существенная роль на этот раз отводилась флоту. В середине августа 1760 года к Кольбергу подошёл Балтийский флот – 21 линейный корабль, 3 фрегата, 3 бомбардирских корабля. На транспортах находилось три тысячи десантных войск. Но время было упущено, флот слишком поздно включился в осаду. Чересчур осторожный Мишуков, невзирая на предписание Адмиралтейств-коллегии, уповая, что войска у Кольберга создадут перелом, а флот лишь довершит осаду крепости.

В салоне флагмана, на линейном корабле «Святой Дмитрий Ростовский», адмирал Мишуков держал консилиум командиров кораблей.

Сгорбленный адмирал Захарий Мишуков, которому уже перевалило за 75 лет, больше всего радел о своём спокойствии. Тяжело поднялся с кресла, хриплым голосом проговорил:

   – Тому три года викторию знатную под Мемелем взяли токмо нашими бомбардирами корабельными. Регламент предписывает перво бомбардировать крепость... Нынче нет пока надобности десантом рисковать...

Взяв слово, Спиридов с горячностью сказал:

   – Сие токмо неприятелю радость. Время драгоценное ему на пользу, не нам... Отец наш, создатель Великий Пётр, завещал атаковать неприятеля решительно... Стало быть, не мешкать надобно, а действом неприятеля ошеломить.

Большинство командиров, состоявших в основном из иноземцев, не поддержали Спиридова и Сенявина. Огорчённый Сенявин зашёл со Спиридовым в его каюту. Навстречу им, чуть не сбив с ног, выбежали два мальчугана в форме кадетов. Сенявин знал, что его товарищ взял сыновей из корпуса в кампанию на свой корабль и одобрял этот поступок.

Как и предполагал Спиридов, осада не удалась, и даже хуже того... Пока начали бомбардировать крепость с кораблей, высаживать десант, неспешно вели осаду, на помощь Кольбергу подошёл отряд пруссаков, более пяти тысяч человек. Десантные войска, не зная сколько пруссаков, в панике бросились к шлюпкам, забыв о пушках. Мишуков приказал уничтожить артиллерию и припасы, но было уже поздно. В плен попало около 600 человек, 22 орудия, припасы... Флот вернулся в Кронштадт, не выполнив задачу. Мишукову выразили высочайшее неудовольствие и отстранили от командования; ряд офицеров, руководящих осадой, были отданы под суд.

Зимой в командование флотом вступил грамотный и деятельный моряк, вице-адмирал Полянский, который умел прислушиваться к мнению и деловым советам подчинённых. Ещё будучи командиром Ревельской эскадры, он ввёл на кораблях пушки-единороги, которые стреляли и гранатами, и бомбами, и брандскугелями. Наконец-то приняли предложение Спиридова о поддержке войскового десанта командами корабельных матросов. Корабли ещё стояли вмерзшие в лёд, а Кронштадтская эскадра уже готовилась к предстоящему походу, на штурм Кольберга...

В кампанию 1761 года русская армия главной целью имела взятие крепости Кольберг. Заняв её, русские войска прикрывали свой фланг и могли вновь наступать на Берлин.

Потому-то Фридрих II усилил четырёхтысячный гарнизон крепости ещё двенадцатью тысячами и старался активными действиями затруднить наступление русских войск. Кроме того, Кольберг окружали болота, фактор немаловажный в обороне.

В середине июня русский корпус под командованием генерал-поручика Румянцева выступил из района зимних квартир. В составе корпуса, медленно, но неуклонно продвигавшегося к Кольбергу, успешно действовала лёгкая кавалерия подполковника Александра Суворова.

Ранней весной в военной гавани Кронштадта, ещё не освободившейся ото льда, корабли приводили себя в порядок после зимней стоянки, готовились к походу на Кольберг.

Как и в прошлую кампанию, Спиридов взял из Морского корпуса в поход на свой корабль десяти– одиннадцатилетних детей, Андрея и Алексея.

Флот в начале августа вышел в море. Корабли, к досаде, встретили сильный встречный ветер, штормовую погоду.