Текст книги "Так шли мы к победе"

Автор книги: Иван Баграмян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 41 страниц)

…В начале августа на КП фронта явился хорошо знакомый мне генерал-майор В. А. Карвялис.

– Товарищ командующий фронтом! Шестнадцатая Литовская стрелковая дивизия завершает сосредоточение в районе Паневежиса, – доложил он с едва заметным акцентом. – Прибыл за получением конкретной боевой задачи.

Должен сказать, что дивизия еще задолго до моего вступления в командование фронтом входила в его состав. Я неплохо знал ее кадры и ценил это соединение за высокую боеспособность. В период подготовки Белорусской операции Верховный Главнокомандующий приказал мне ввести литовцев в сражение только с вступлением войск фронта на территорию Литвы. Мы передали 16-ю в оперативное подчинение командующего 4-й ударной армией без права ввода ее в сражение. После освобождения Полоцка 4-я ударная армия, а вместе с ней 16-я Литовская дивизия были переданы в состав 2-го Прибалтийского фронта.

Главные силы нашего фронта так далеко вырвались вперед, что между ними и 4-й ударной теперь пролегло огромное расстояние, которое и пришлось преодолевать дивизии, когда Ставка снова передала ее нам.

– А мы заждались вас, – сказал я командиру дивизии, вспомнив, что о передаче соединения нам сообщили еще в середине июля.

– Полтысячи километров тащились своим ходом по забитым войсками дорогам, виновато развел руками Карвялис. – Дни промелькнули как мгновения. Мы не имели передышки.

– Сколько дней вам нужно, чтобы отдохнуть и привести части в порядок?

– Нет-нет! – запротестовал комдив. – Дивизия готова сейчас же идти в бой.

Ознакомившись с боевым составом 16-й и ее состоянием после совершения длительного марша, я распрощался с генералом. Так Литовская дивизия вновь оказалась в составе нашего фронта. И, как оказалось впоследствии, весьма кстати.

Спустя несколько дней после этого из армии А. П. Белобородова стали поступать донесения – одно тревожнее другого. До шести пехотных дивизий, поддержанных сотней танков, ударили с севера на Биржай. На острие удара оказалась вырвавшаяся вперед 357-я стрелковая генерала А. Г. Кудрявцева, которая выдержала натиск превосходящих сил, поэтому противник стал обтекать ее с флангов. Связь с дивизией на время прервалась. Бои уже шли на северной окраине Биржая.

Замысел гитлеровского командования было нетрудно разгадать. Глубоким ударом на Биржай и далее на Паневежис противник стремился выйти на тыловые коммуникации 51-й и 2-й гвардейской армий, овладевших к этому времени районами Шяуляя и Елгавы и узким клином врезавшихся через Тукумс в Рижский залив. К нашему счастью, этот удар по времени не совпал с другим ударом противника по левому флангу 2-й гвардейской армии, который несколько дней тому назад мы успели отразить с крупными потерями для противника.

Немецко-фашистское командование явно нервничало, нанося несогласованные удары по уязвимым местам наших войск.

Учитывая, однако, какую опасность для нас мог представлять мощный удар противника по армии Белобородова, я решил усилить ее 22-м гвардейским стрелковым корпусом генерала А. И. Ручкина, находившимся в резерве фронта, и 19-м танковым корпусом генерала И. Д. Васильева, который поступил в мое распоряжение из резерва Ставки.

Доложив о случившемся А. М. Василевскому и поручив В. В. Курасову ускорить выдвижение корпусов Ручкина и Васильева в район Биржая, я направился к машине, чтобы выехать к ожидавшему меня самолету: мы с Хлебниковым вылетали к генералу Белобородову, На крыльце лицом к лицу столкнулся с худощавым стройным полковником с интендантскими погонами. Вытянувшись, он стоял передо мной, загораживая выход.

– Ну что, товарищ Саушин, что случилось? – нетерпеливо спросил я полковника, запыхавшегося от быстрой ходьбы.

– Вот… приказ вам на подпись… – отдышавшись, вымолвил он наконец.

– Какой еще приказ? – удивился я.

– О заготовке сена, товарищ командующий фронтом…

– Ну, нашли время для решения таких проблем, полковник! – сердито заметил провожавший меня начальник оперативного управления. – Не до того сейчас. Белобородов в тяжелое положение попал… Командующий спешит…

Федор Семенович Саушин виновато молчал, но дорогу не освободил, настойчиво держа перед собой проект приказа:

– Ведь без сена останемся, чем тогда будем кормить лошадей?..

Я вспомнил, как мы прошлой зимой вынуждены были кормить коней соломой, и заставил себя возвратиться в дом, где и подписал приказ, внеся в него необходимые поправки. Спустя три часа мы с Н. М. Хлебниковым были уже у генерала А. П. Белобородова.

Штаб 43-й армии, располагавшейся к тому времена юго-восточнее Биржая, оставался на месте, несмотря на прорыв войск противника. Артиллерийская канонада уже явственно доносилась до расположедия штаба. В штабе было обычное оживление. Ни малейшей растерянности и тревоги я, к своему удовлетворению, не заметил. Нас встретили ветераны армии: член Военного сонета генерал С. И. Шабалов и начальник штаба генерал Ф. Ф. Масленников.

– В Биржай прорвались фашистские части, – сразу жe сообщил начальник штаба. – Дивизия Кудрявцева окружена. Связь с ней пока не восстановлена.

– Где Белобородов?

– Нездоров, – огорченно вздохнул Масленников. – По всей вероятности, печень. А тут не ко времени и началось это…

Открыв дверь, ведущую в другую комнату, я увидел следующую картину: на кровати, придвинутой к столу, полулежал командарм и слабым голосом кого-то распекал по телефону. Увидев меня, он, прервав разговор и передав трубку адьютанту, попытался встать с кровати.

– JIежи, лежи, – остановил я его. – И докладывай, что случилось.

– Несчастье, товарищ командующий. Кудрявцев окружен.

– Об этом я уже знаю. Что с тобой?

– Да, ерунда какая-то, – досадливо махнул рукой командарм, – боли только сильные. Пройдет!

– А может, отправить тебя в госпиталь? Чем черт не шутит, вдруг станет хуже? – засомневался я.

– Ни в коем случае! – запротестовал Белобородов. – Разве я смогу находиться в госпитале, если здесъ такая обстановка?!

– Ну ладно, – согласился я, – Какие принял меры?

– Прежде всего я строго предупредил соседей, триста пятьдесят седьмой, позволивших обойти ее с флангов, приказал им установить с Кудрявцевым, связь и немедленно ударить по врагу, чтобы соединиться с окруженными. Перебрасываю две дивизии первого стрелкового корпуса с другого участка и создаю ударную группировку, для того, чтобы выбить противника из Биржая.

Узнав, что в его распоряжение идут 22-й гвардейский стрелковый и 19-й танковый корпуса, командарм повеселев, приказал адъютанту пригласить начальника штаба. Тут же он обсудил с генералом Масленниковым план использования подходивших корпусов и, согласовав со мной свое решение, продиктовал его начальнику штаба.

Уяснив обстановку, сложившуюся в полосе действий 43-й армии, я убедился, что в результате контрудара на Биржай образовался довольно широкий разрыв между ней и 51-й армией, который враг может использовать для удлра на Елгаву с востока. Чтобы предотвратить это и вместе с тем оказать содействие А. П. Белобородову в отражении контрудара противника на Биржай, я поручил В. В. Курасову передать Я. Г. Крейзеру мой приказ – быстро выдвинуть из-под Елгавы на восток стрелковую дивизию, усиленную танками и артиллерией, чтобы она вышла во фланг и тыл биржайской группировки немцев. Забегая вперед, хочу отметить блестящие действия 417-й стрелковой дивизии генерала Ф. М. Бобракова, осуществившей этот маневр. Расстояние в 50 километров ее воины преодолели в пешем строю за день, и дивизия угрожающе нависла над правым флангом ударной группировки врага.

Так началась подготовка к вызволению из окружения 357-й стрелковой.

История этой дивизии мне была хорошо известна. Соединение было создано в начале войны трудящимися Советской Удмуртии. Президиум Верховного Совета Республики вручил дивизии Знамя, которое воины соединения с честью и достоинством пронесли через самые суровые испытания войны. И вот этой дивизии угрожает смертельная опасность. Но я был уверен, что фашистам не удастся уничтожить ее, хотя бы потому, что сыны Удмуртии были закалены в непрерывных боях и никогда не падали духом. Да и в командира дивизии генерала А. Г. Кудрявцева я верил безгранично. Это был не только смелый, но и опытный, не терявшийся в любой обстановке военачальник.

Вскоре с окруженной дивизией была налажена надежная связь по радио и самолетами. Генерал Кудрявцев доложил, что все попытки фашистских войск уничтожить дивизию сорваны. Сказал, что тают боеприпасы, приходится беречь каждый патрон. Мы передали ему приказ: пробиваться на юго-восток, на соединение с главными силами армии.

Я немедленно связался с генералом В. В. Курасовым и приказал поставить командующему воздушной армией задачу сбросить в районе расположения дивизии максимально возможное количество боеприпасов, а самолетами вывозить раненых.

Генерал Курасов, пользуясь случаем, доложил, что на остальных участках фронта все благополучно. 6-я гвардейская продолжает медленно теснит противника. Попытки 51-й армии развить наступление на Ригу от Елгавы пока не имеют успеха, но 2-я гвардейская, овладев во взаимодействии с 39-й городом Кедайняй, продолжает продвигаться на запад.

Из Москвы в штаб фронта сообщили, что И. В. Сталин удовлетворил просьбу А. М. Василевского о подчинении нашему фронту стрелкового корпуса из 4-й ударной армии, но отказал в передаче нам танковой армии. Весть об усилении нашего фронта стрелковым корпусом меня обрадовала.

А тем временем, освободившись от части раненых и пополнив боеприпасы, А. Г. Кудрявцев предпринял обманный маневр: оставив небольшое прикрытие, он неожиданно для противника двинул главные силы в глубину леса, находящегося к юго-востоку, и сообщил в штаб армии, что будет пробиваться из окружения лесами на Тамашиунай и далее на юг, на соединение с 92-м стрелковым корпусом.

Днем 3 августа дивизия, ускользнув от ударов врага, вышла к шоссе, идущему от Тамашиунай на Биржай, и попыталась здесь прорваться. Но к сожалению, противник успел выдвинуть сюда резервы и артиллерию и создать прочную оборону. Поэтому все попытки пробиться в течение двух дней, 4 и 5 августа, оказались безуспешными.

Положение соединения к этому времени стало более надежным, так как мы сумели наладить подвоз ему боеприпасов и медикаментов, бросив на это дело все наши самолеты По-2.

В этих условиях дивизия имела возможность перейти к прочной круговой обороне и держаться до подхода наших войск. И воины 357-й сражались героически. Первыми на помощь им подошли две дивизии 1-го стрелкового корпуса, которые 5 августа нанесли удар навстречу окруженным. В это же время на помощь соединению спешили одна из дивизий 22-го гвардейского стрелкового корпуса генерала А. И. Ручкина и части 19-го танкового корпуса генерала И. Д. Васильева. Их стремительный удар вынудил противника начать отход из района Биржая на северо-восток.

Генерал Белобородов, беспокоясь о судьбе окруженных частей, торопил по радио танкистов. Однако воины 357-й не стали ждать, пока их выручат, а утром 7 августа сами неожиданно нанесли стремительный удар по противнику в районе Латвеляй, Погервела, и вскоре передовые части дивизии соединились со 101-й танковой бригадой 19-го танкового корпуса. Эта была очередная неудача фашистского генерала Шернера.

Еще в ходе ликвидации прорвавшейся в район Биржая группировки противника В. В. Курасов доложил мне, что Сталин решил передать нам еще два оставшихся в 4-й ударной армии стрелковых корпуса. Это было весьма кстати, так как тучи над нашими левофланговыми армиями сгущались. Сопротивление врага все усиливалось. На фронте с каждым днем выявлялись новые вражеские части.

В такой обстановке у меня все чаще стала появляться мысль о необходимости перейти к обороне в центре и на левом крыле, чтобы закрепить достигнутые рубежи и создать крупные резервы для завершения разгрома рижской группировки противника. Однако в Ставке считали переход к обороне еще преждевременным. От нас, полагаю, ожидали, что, воспользовавшись относительной слабостью противника на клайпедском и лиепайском направлениях, мы сумеем дальше на запад отодвинуть внешний фронт окружения группы армий «Север». Но главной задачей нашего фронта оставалось дальнейшее наступление на Ригу, поскольку войска 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов, наступавшие с востока, встретили упорнейшее сопротивление и снова были остановлены в 150 километрах от столицы Латвии. Поэтому я приказал Я. Г. Крейзеру захватить плацдарм на восточном берегу реки Лиелупе, юго-восточнее Елгавы, и обеспечить ввод в сражение с этого плацдарма мехкорпуса генерала В. Т. Обухова для удара на Иецаву и Огре. Успешное осуществление такого удара освободило бы 43-ю армию от опасного давления со стороны противника.

Однако войскам генерала Крейзера не удалось захватить плацдарм, и мехкорпус перейти в наступление не смог. Но на ряде направлений противник был потеснен: 43-я армия отбросила фашистские части за реку Мемеле и закрепилась на ней; 51-я продвинулась на запад в освободила город Ауце; 2-я гвардейская на своем левом фланге овладела городом Расейняй.

Дальнейшее наше продвижение на запад становилось уже опасным. Разведка в первой половине августа начала отмечать все более активную переброску танковых и пехотных колонн противника из Восточной Пруссии на севера в полосу действий 2-й гвардейской армии. Как потом выяснилось, Гитлер в это время начал спешно стягивать против левого крыла нашего фронта огромные танковые силы. Но разведчики сумели обнаружить выдвижение фашистских войск только в полосу действий 2-й гвардейской. Из этого мы сделали вывод, что для этой армии создается явная угроза в районе Шяуляя. Опыт, безусловно, подсказывал нам, что удары могут последовать и на других направлениях. Но в каком месте от Рижского залива до города Расейняй противник нанесет главный удар? Это надо было определить в первую очередь. После всесторонней оценки группировки сил противника мы пришли в выводу, что он попытается, скорее всего, срезать под корень клин, вбитый нами в сторону Рижского залива. Следовательно, наиболее опасными направлениями для нас были шяуляйское и елгавское. Предчувствие этой угрозы и торопило нас с создаавем прочной обороны, особенно противотанковой, на подступах к Шяуляю и Елгаве с запада и юго-запада. Ускорило принятие нового решения прибытие в штаб фронта командира 2-й Латышской партизанской бригады Отомара Ошвална. С тех пор прошло много лет, но я и сейчас хорошо помню этого бородатого партизана с красивым, выразительным лицом. Он неторопливо вошел в комнату, где я работал, и сказал с мягким акцентом:

– Здравствуйте, я Ошкалн.

Прославленный партизанский вожак мне сразу понравился неторопливостью в суждениях, немногословием и прекрасным знанием обстановки. Он сообщил, что в леса южнее Риги фашистское командование стягивает отовсюду все новые и новые части. Подойдя к моей карте, Ошкалн на память перечислил все соединения и отдельные части, находившиеся в районе Риги, и указал примерные районы их дислокации.

О полученных сведениях я доложил А. М. Василевскому, который тоже принял Ошкална и, дружески побеседовав с ним, горячо поблагодарил за помощь, которую оказывают партизаны.

Расставаясь с нами, партизанский командир обещал держать нас в курсе всех передвижений противника в районе Риги. Забегая вперед, скажу, что Отомар Ошкалп был удостоен звания Героя Советского Союаа.

Вскоре А. М. Василевский пригласил меня к себе. Мы всесторонне обсудили создавшуюся обстановку и в результате решили подготовить краткую докладную на имя И. В. Сталина. Мы сообщили, что войска 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов находятся в 150 километрах восточнее и северо-восточнее Риги. Противник, развернув вдоль реки Мемеле около 7 пехотных дивизий, одновременно сосредоточивает значительные силы в лесах южнее Риги для нанесения удара на Елгаву, а юго-западнее Шяуляя – крупную танковую группировку. В связи с этим настало время войскам 1-го Прибалтийского фронта прочно закрепиться на достигнутых рубежах, чтобы подготовиться к отражению возможных контрударов.

Посоветовавшись со мной, А. М. Василевский предложил Ставке следующий замысел: усилить 4-ю ударную армию, наступавшую от Крустпилса вдоль Даугавы на Ригу, и 6-ю гвардейскую, которую мы предполагали тоже двинуть на Ригу с юго-востока. Войскам 43-й армии временно перейти к обороне вдоль реки Мемеле с целью подготовки удара на Ригу, 51-я армия должна была, превратив район Елгавы в танконедоступдый, прочно удерживать занимаемый рубеж. Соединениям 2-й гвардейской армии совместно с 1-м танковым корпусом надлежало прочной обороной прикрыть шяуляйское направление, превратив район Шяуляя в мощный узел сопротивления. 3-й гвардейский мехкорпус и 103-й стрелковый корпус мы намеревались оставить в резерве с целью нанесения контрударов вдоль трех железнодорожных линий, ведущих от Елгавы на северо-запад, запад и юго-запад.

Приказав подготовить докладную И. В. Сталину с изложением этого замысла, маршал уверенно сказал мне:

– Думаю, что товарищ Сталин одобрит ваши предложения, поэтому готовьте необходимые распоряжения войскам.

И действительно, Ставка утвердила наши предложения готовить наступление на рижском направлении силами 4-й ударной, 43-й армий и перейти к прочной обороне на фронте от Рижского залива до литовского города Расейняй. От Елгавы до Рижского залива (к западу от Круопяй) спешно создавали оборону дивизии 1-го гвардейского и 63-го стрелковых корпусов 51-й армии. Две дивизии 10-го стрелкового корпуса закреплялись южнее Елгавы, на стыке с 43-й армией. Все соединения были развернуты в линию, а в резерве у командарма оставалась 77-я стрелковая. Южнее, до города Расейняй, командующий 2-й гвардейской армией тоже развернул свои три стрелковых корпуса в линию, однако в каждом из них по одной дивизии было выведено во второй эшелон. К необходимости такого построения сил двух наших левофланговых армий мы пришли после долгих раздумий. Не одну бессонную ночь просидели над картой я и генерал-полковник В. В. Курасов, пытаясь определить направления возможных ударов противника на всем 250-километровом фронте этих армий. Наибольшее опасение вызывало у нас острие клина, который мы вбили западнее Риги, перерезав все сухопутные коммуникации группы армий «Север». Ширина его была от 40 до 60 километров. Острие клина составляли четыре стрелковые дивизии 1-го гвардейского и 63-го стрелковых корпусов. Мы понимали, что для прочного удержания участка фронта четырех ослабленных в боях дивизий недостаточно, но больше ничего выделить не могли. Не было сомнений, что противник будет стремиться срезать вбитый клин под основание, а поэтому, чем больше сил мы оттянем к Рижскому заливу, тем легче будет ему осуществить свой замысел.

Словом, сомнений не было, что удары гитлеровцев последуют неизбежно. Но откуда и какой силы? Это главное, чего мы, к сожалению, не знали точно почти до самого начала наступления.

16 августа обнаружились первые признаки ожидаемого нами контрудара. Утром генерал-лейтенант П. Г. Чанчибадзе прислал тревожную весть: вражеская пехота при поддержке 30 танков и авиации атаковала позиции 11-го гвардейского стрелкового корпуса в районе Кельме. Вскоре штаб армии донес о начале боев в районе города Расейняй и западнее Шяуляя. Во второй половине дня и от командующего 51-й армией генерал-лейтенанта Я. Г. Крейзера поступило донесение о наступлении небольших сил пехоты и танков южнее Ауце.

Сообщения о первых результатах начавшихся боев свидетельствовали о том, что враг перешел к активным действиям и что на всех направлениях его атаки отражены. Совершенно очевидно, что враг ведет разведку боем, и поэтому следует ожидать ввода его главных сил. Наши предположения вскоре подтвердились. На юго-западных и западных подступах к Шяуляю в бой вступили уже крупные силы пехоты и до 250 танков. Мы, конечно, надеялись, что подготовившиеся к отражению удара гитлеровцев войска 2-й гвардейской и 51-й армий выстоят и под таким мощным натиском врага, но все же тревога не покидала нас ни на минуту. Поэтому такой огромной была наша радость, когда к концу дня стало известно, что атаки фашистских танков и пехоты успешно отбиты на всех направлениях. Лишь западнее Шяуляя части нашей 126-й стрелковой дивизии не устояли перед мощным танковым тараном и были отброшены на северо-восток. На остальных участках обороны войска 2-й гвардейской армии генерала П. Г. Чанчибадзе стояли насмерть.

Таким образом, события показали, что все принятые нами меры по усилению войск на шяуляйском направлении оказались своевременными. Однако нас продолжала тревожить неясность обстановки. К исходу 16 августа разведка сумела выявить только две дивизии: 7-ю танковую и моторизованную дивизию СС «Великая Германия». Ни фронтовой, ни армейской разведкам не удалось определить нумерацию и численность фашистских соединений, перешедших в наступление северо-западнее Шяуляя против дивизий 51-й армии. Во всяком случае, докладывая мне к исходу дня 16 августа о группировке перешедших в контрнаступление войск противника, начальник разведки фронта не смог ответить на вопрос, насколько велика угроза левому флангу 51-й армии. В ответ на мой упрек полковник А. А. Хлебов положил на стол только что полученную из штаба 51-й армии разведывательную сводку. Ничего тревожного в ней не было. О танковой группировке, сосредоточенной для удара против левофланговых дивизий 51-й армии, – ни слова, В сводке сообщалось, что «противник в течение 16. 8. 44 г. на правом фланге и в центре армии продолжал удерживать занимаемый рубеж… На левом фланге подвижными отрядами перешел в наступление и в результате боя к исходу дня батальоном пехоты с восемью танками овладел местечком Кликоляй.[105]105
  ЦАМО СССР, ф. 407, oп. 9839, д. 187, л. 317.


[Закрыть]

– Какие силы следует нам ожидать на этом направлении? – спросил я Хлебова, с трудам сдерживая нараставшее раздражение.

Начальник разведки лишь виновато развел руками. Высказав по телефону свое недовольство генералу Крейзеру, я потребовал, чтобы на следующий день он ясно доложил в составе группировки и численности сил противника, наступавших северо-западнее Шяуляя.

Добытые к концу 16 августа разведкой сведения позволяли все же сделать вывод, что на следующий день нашим левофланговым армиям, особенно 2-й гвардейской, предстоит выдержать еще более мощный удар. Об этом в первую очередь свидетельствовали данные, полученные от авиационной разведки, о том, что на шоссе от Таураге на Кельме наблюдаются сплошные колонны танков и автомашин с пехотой и что из района станции Тельшяй тоже выдвигаются к линии фронта большие силы танков и мотопехоты.

В ожидании нового удара крупных танковых сил противника мы потребовали от генералов Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе выдвинуть артиллерию в боевые порядки стрелковых батальонов первого эшелона. А. М. Василевский, неотлучно находившийся в эти дни при штабе нашего фронта, принимал все меры для ускорения прибытия к вам 5-м гвардейской танковой армия.

На следующий день атаки врага усилились и в направлении на Жагаре. На левофланговые дивизии 51-й армии обрушились около 200 танков и крупные силы пехоты. Это могло означать, что противник кроме пехоты ввел здесь в сражение до двух танковых дивизий. В этот день для наступления на Шяуляй со стороны Куршеная и Кельме фашистское командование помимо ранее действовавших двух пехотных дивизий сосредоточило, по всей вероятности, до 3–4 танковых и одну моторизованную дивизии. Враг, как нам казалось, стремится мощными ударами на Шяуляй и Жагаре выйти на широком участке фронта на шоссе и железнодорожную линию, ведущие из Восточной Пруссии в Ригу. Мы пришли к выводу, что дальнейшее наступление ударных группировок врага угрожает разгромом двум левофланговым армиям нашего фронта и восстановлением весьма важных для противника коммуникаций с Восточной Пруссией. Исключительно тяжелым было положение 2-й гвардейской армии: огромные массы фашистских танков давили с двух направлений. Особенно усилился натиск на Шяуляй с запада. Наиболее ожесточенные бои разгорелись в районе Куршеная. Главный удар принял на себя 54-й стрелковый корпус генерал-майора И. В. Кляро. В чрезвычайно тяжелых условиях вела бой его левофланговая 126-я стрелковая дивизия полковника А. И. Казакова. Она понесла значительные потери и с упорными боями отступала к северо-востоку от Куршеная. Ее отход обнажил правый фланг 33-й гвардейской 11-го гвардейского стрелкового корпуса. Командир дивизии генерал-майор П. М. Волосатых принял разумное в этих условиях решение: развернуть свой правофланговый полк фронтом на север. С севера части 263-й и 126-й, а с юга – 33-й гвардейской стрелковых дивизий стойко отражали попытки танковых частей противника расширить участок прорыва. Подступы к Шяуляю с запада прикрывали части 16-й Литовской стрелковой дивизии. Особое беспокойство генерал П. Г. Чанчибадзе проявлял о 126-й стрелковой дивизии, которая с трудом удерживала наспех оборудованные позиции. Относительную устойчивость ей обеспечила соседняя 263-я стрелковая дивизия генерал-майора А. М. Пыхтина, которая стойко отбила все атаки противника, хотя натиск его танковых и пехотных частей был очень сильным. Только позиции 5-й стрелковой роты одного из ее полков атаковали 12 танков. Я был рад, что мы своевременно выдвинули вперед не только полковую артиллерию, но и пушечные подразделения дивизий. Они сыграли важную роль в отражении танковых атак.

Юго-восточнее Куршеная танковые части противника были задержаны 25-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригадой полковника А. Г. Байнова. Наиболее сильному удару подвергся 1187-й артполк полковника Н. Г. Павленко. Артиллеристы отбивались до последнего снаряда. Только один расчет противотанкового орудия, которым командовал коммунист Алексей Митрофанович Кустов, поджег 5 фашистских танков, в том числе 2 «тигра». А когда фашистские автоматчики вплотную приблизились к орудию, солдаты забросали их гранатами.

У орудия остался лишь один наводчик Тимофей Николаевич Подгорный. Раненный, он продолжал вести огонь до последнего снаряда, а потом вместе с водителем тягача отвел орудие в безопасное место. А. М. Кустову и Т. Н. Подгорному Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года было присвоено звание Героя Советского Союза.

В такой обстановке армия действительно нуждалась в помощи. Пришлось выполнить обещание, данное Чанчибадзе: использовать для укрепления обороны в районе Шяуляя наш фронтовой резерв – 103-й стрелковый и 1-й танковый корпуса.

В этот день меня особенно встревожило донесение разведотдела 51-й армии о том, что на усиление рижской группировки врага прибыли две пехотные и одна моторизованная дивизии, а в район Бауска подтягивается танковая дивизия. Всегда сдержанный и уравновешенный, Владимир Васильевич Курасов, выслушав доклад полковника А. А. Хлебова о новой угрозе со стороны Риги, вдруг резко бросил на карту курвиметр, которым он уточнял протяженность линии фронта, и в крепких выражениях высказал о фюрере все, что он о нем думал. Этот взрыв свидетельствовал о том, что нервы начальника штаба были напряжены до предела…

Контрудар со стороны Риги был бы крайне неприятным для нас. Пришлось и 43-й армии отдать приказ временно прекратить наступление на Ригу и закрепить занимаемый рубеж, а 19-й танковый корпус генерала И. Д. Васильева передать во фронтовой резерв и спешно перебросить его на левый фланг 51-й армии.

Таким образом, в полосу этой армии были нацелены уже два корпуса: механизированный и танковый. С 3-го Белорусского фронта шла 3-я артиллерийская противотанковая бригада, и три артиллерийские противотанковые бригады следовали к нам из резерва Ставки. К району боев мы стягивали все, что могли. Радовало завершение сосредоточения в районе Шяуляя 5-й гвардейской танковой армии, командующего которой я ожидал 17 августа, чтобы поставить ему боевую задачу. Танковая армия – это ведь 500–600 машин, думал я, прикидывая количество боевых машин, которые вступят в сражение против танковых дивизий противника в районе Шяуляя.

Для встречи танкистов я направил в район Шяуляя генерала К. В. Скорнякова. Через некоторое время он сообщил мне неприятную весть: временно командовавший танковой армией генерал М. Д. Соломатин в районе Шяуляя получил тяжелое ранение и выбыл из строя. Узнав об этом, я приказал К. В. Скорнякову вступить в командование армией и попросил его доложить о ее боевом составе. Каково же было мое огорчение, когда выяснилось, что в армии имеется всего лишь 17 исправных танков, десятка два других боевых машин, мотопехота и штатная артиллерия.

– У нас и в танковых бригадах не меньше боевых единиц, – заметил я, крайне огорченный полученными сведениями.

Генерал Скорняков предложил выслушать начальника штаба армии генерал-майора П. И. Калиниченко.

– Ведь мы, – начал Калиниченко, предварительно назвав себя и поздоровавшись, – почти два месяца не выходили из боев, участвовали в Вильнюсской и Каунасской наступательных операциях, несли потери не только от огня противника, но и от износа машин, нехватки запасных частей. Немало танков армия оставила по пути в район Шяуляя. Москва занарядила для нас довольно большое количество техники. Мы рассчитывали, что будем иметь время для пополнения и приведения частей в порядок. Эшелоны с танками уже в пути…

Выслушав объяснения начальника штаба, я поставил задачу генералу Скорнякову в течение ночи на 18 августа выдвинуть танковую армию на рубеж западнее Шяуляя и, подчинив ей там 16-ю Литовскую стрелковую дивизию, поставить задачу перейти к прочной обороне на подступах к городу, обратив особое внимание на создание мощной противотанковой обороны, чтобы во взаимодействии с 3-й воздушной армией отразить массированные танковые удары противника.

В ночь на 18 августа начальник разведки фронта принес мне справку о выявленных разведкой потерях противника за последний день боя. В 117 танков и 2,5 тысячи убитых обошлось фашистам продвижение на несколько километров. Полковник А. А. Хлебов доложил, что разведчики сумели установить нумерацию одной из танковых дивизий, наступавших на Жагаре. Это была 5-я танковая дивизия.

А в это время от генерала Н. Г. Чанчибадзе продолжали поступать тревожные донесения. Танковые части противника встречными ударами с севера и юга срезали выступ, который все еще удерживали войска 2-й гвардейской западнее Куртувеная, городка, что в 25 километрах юго-западнее Шяуляя. И теперь бои приближаются к Шяуляю. Однако сопротивление наших соединений не было сломлено. По-прежнему натиск основных танковых сил противника был направлен вдоль дорог, ведущих от литовских городов Куршенай и Кельме на Шяуляй.