Текст книги "Так шли мы к победе"

Автор книги: Иван Баграмян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

13 июля наступление возобновилось на всем фронте. В 14 часов следующего дня возвратился к нам представитель Ставки А. М. Василевский. Он сообщил, что поспешное донесение штаба 2-го Прибалтийского не подтвердилось. Враг ожесточенно сражается за каждый рубеж. Следовательно, дело за нашим фронтом. Мы должны поскорее перерезать все сухопутные коммуникации группы армий «Север». Но я вынужден был доложить маршалу, что темп продвижения армий заметно снижается, в связи с постепенным расширением полосы наступления и растущим сопротивлением специально созданных для закрытия бреши групп войск «Клеффель» и «Ривальд». А мы, к сожалению, все еще не располагаем резервами, которые можно было бы ввести в сражение. На ввод 2-й гвардейской и 51-и армий можно рассчитывать не раньше 18–20 июля. А 3-й гвардейский мехкорпус пока еще небоеспособен, ибо имеет большой некомплект в танках. Александр Михайлович обещал в скором времени выделить на укомплектование корпуса 90 танков, которые Ставка направила в его распоряжение.

Таким образом, в ближайшие дни мы получали возможность ускорить ход наступления. Стремясь сосредоточить все наше внимание на развитии успеха на шяуляйском направлении, представитель Ставки получил согласие Сталина на то, чтобы с вводом в сражение 51-й и 2-й гвардейской армий передать 39-ю армию, наступавшую на каунасском направлении, 3-му Белорусскому фронту. Так логика развития событий в полосе наступления нашего фронта постепенно привела к отказу от нанесения главного удара на каунасском направлении.

Медленное продвижение войск 1-го Прибалтийского объяснялось не только отсутствием достаточных сил и растянутостью фронта наступления, но и острым недостатком боеприпасов и горючего. Войска удалились от железных дорог кое-где на 300 километров. Поэтому подвозить боеприпасы и горючее можно было только по шоссейным и грунтовым дорогам. А мы располагали для этой цели всего одной автомобильной бригадой, которая могла обеспечить потребности наступавших войск в боеприпасах и горючем только на треть. В этих условиях невольно возникла мысль: а не прекратить ли наступление на несколько дней, чтобы перегруппировать силы, пополниться боеприпасами, горючим и с выходом на линию фронта двух свежих армий с новой силой возобновить продвижение вперед?

Ho, внимательно – оценив обстановку и посоветовавшись с представителем Ставки, мы пришли к убеждению, что останавливаться и на этот раз ни в коем случае нельзя. Ведь тогда противник получит возможность создать прочную оборону и нам придется организовывать ее прорыв, а это вызовет огромный расход боеприпасов и неоправданные потери в людях.

Итак, решено хотя бы и медленно, но непрерывно идти вперед. И мы с согласия А. М. Василевского отдали соответствующие указания командармам.

К 19 июля 6-я гвардейская продвинулась лишь на несколько километров, а 43-я, серьезно потрепав главные силы 2-го армейского корпуса группы армий «Север» и 9-го армейского корпуса группы армий «Центр», вышла к реке Швянтойи, где у противника имелся подготовленный оборонительный рубеж. Генерал А. П. Белобородов, проявив большую изобретательность и настойчивость, с ходу сумел захватить плацдарм на этой реке в районе Сведасай, что весьма облегчало нам преодоление этого рубежа обороны. К этому времени 39-я армия, перешедшая в состав 3-го Белорусского, значительно продвинулась на запад и вела бои за овладение важным узлом дорог Укмерге, а главная группировка войск этого фронта продолжала развивать наступление на запад от Вильнюса.

Все возраставшая угроза выхода войск 1-го Прибалтийского фронта в глубокий тыл группы армий «Север» и заметное ослабление обороны ее войск в полосах наступления 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов вынудили гитлеровское командование сузить фронт обороны главных сил группы путем их отвода на новый рубеж. Неудивительно, что на 2-м Прибалтийском фронте и в Генеральном штабе этот маневр противника был расценен как его общее отступление. Генерал Антонов, сообщив мне об оставлении войсками группы армий «Север» первого оборонительного рубежа «Пантера», с нескрываемым удовлетворением сказал:

– Ну, кто был прав, Иван Христофорович? Уходит ведь противник из Прибалтики! Теперь от вашего фронта зависит, успеет он ускользнуть в Восточную Пруссию или нет.

Тон моего старого товарища был настолько уверенным, что я невольно засомневался: неужели Гитлер решил наконец исправить ошибку и пытается спасти свои войска в Прибалтике.

И все-таки, поколебавшись мгновение, я убежденно заявил:

– Нет, Алексей Иннокентьевич, не уйдет противник из Латвии. Еременко и Масленникову немало придется потрудиться, чтобы преодолеть его сопротивление на новом оборонительном рубеже.

– Ну смотри, Иван Христофорович! Не простит тебе Верховный, если упустишь противника.

Я был уверен, что этого не произойдет еще и потому, что у нас были средства, чтобы воспрепятствовать уходу врага. Две свежие армии – не шутка! Как выяснилось впоследствии, вопрос о выводе группы армий «Север» из Прибалтики в стане противника не снимался с обсуждения. Теперь нам известно, что именно 18 июля генерал Фриснер снова обратился в ставку Гитлера с мольбой о разрешении отступить в Восточную Пруссию. И снова фюрер, приказав выделить Фриснеру подкрепления, потребовал от него во что бы то ни стало удержать Прибалтику.

Таким образом, к 19 июля войска 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов вступили в пределы Латвии на всем протяжении ее восточной границы. В числе первых на родную землю вступили воины 30-го Латышского стрелкового корпуса под командованием старого, испытанного бойца генерал-майора Д. К. Бранткална.

А мы тем временем готовились к вводу в сражение армий генералов Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе.

В этих армиях я провел 19 и 20 июля, знакомясь с ходом подготовки соединений к предстоящему вводу в сражение. Когда я приехал в штаб 2-й гвардейской, развернувшейся к северо-востоку от литовского города Укмерге, все командиры корпусов собрались там, как мы и условились с командармом. Начальник оперативного отдела привел меня к большой палатке. Пригнувшись, я нырнул под приподнятый сопровождавшим меня офицером брезент и оказался в просторном помещении, в котором, несмотря на яркий июльский день, светились электролампочки.

Коренастый бритоголовый генерал-лейтенант подал команду и, сделав несколько шагов навстречу мне, чеканя слова, но выговаривая их с заметным акцентом, отрапортовал.

Это был Порфирий Георгиевич Чанчибадзе, который уже второй месяц командовал 2-й гвардейской армией. О нем очень лестно отозвался генерал Антонов, когда сообщал о решении передать нам его армию. Он назвал его блестящим тактиком и отчаянно смелым человеком. Впервые Порфирий Георгиевич отличился под Сталинградом, командуя сначала 49-й гвардейской стрелковой дивизией, а затем 13-м гвардейским стрелковым корпусом, во главе которого прошел с боями от берегов Волги до Севастополя. Хорошо говорил о генерале Чанчибадзе и маршал А. М. Василевский.

Однако в роли командарма Порфирию Георгиевичу предстояло держать свой первый экзамен. Меня, естественно, беснакоило, как проявит себя молодой командующий в предстоящей операции? Ведь от его армии, как и от 51-й, во многом зависит главное: удастся ли нам запереть группу армий «Север» или нет?

Поэтому я с особым интересом присматривался к Чанчибадзе. Генерал уверенно излагал замысел предстоящей операции, правильно оценивал роль своей армии, с командирами корпусов всегда держался твердо, умело подводя их решения к единой цели. Руководствуясь общим замыслом командования фронта, Чанчибадзе добился сосредоточивая большей части своих сил и средств на стыке с армией Крейзера, намереваясь общими усилиями взломать оборону противника к северу и югу от Аникшчяя и развивать наступление южнее Паневежиса в общем направлении на литовский городак Титувенай. В связи с тем что 39-я армия соседнего фронта должна была наносить главный удар на Каунас, между ней и 2-й гвардейской мог образоваться разрыв, и я порекомендовал Чанчибадзе обратить на это особое внимание и держать постоянную связь с И. И. Людниковым. Когда все детали предстоявшего наступления были обсуждеиы, мне были представлены командиры корпусов и дивизий. 11-м гвардейским стрелковым корпусом командовал генерал-майор Серафим Евгеньевич Рождественский. Это был молодой генерал, но он уже успел зарекомендовать себя хорошим командиром корпуса. Рождественский представил мне командиров дивизий: 2-й гвардейской – генерал-майора Никиту Сергеевича Самохвалова, 32-й гвардейской – генерал-майора Николая Кузьмина Закуренкова и 33-й гвардейской – генерал-майора Павла Михайловича Волосатых.

Когда П. Г. Чанчибадзе начал говорить о командире 13-го гвардейского стрелкового корпуса, я прервал его, сказав, что прекрасно знаю генерал-лейтенанта Антона Ивановича Лопатина. Глядя на могучую, словно высечен-ную из гранита фигуру комкора, я невольно подумал, как давно свела нас вместе война. Еще в самом начале войны на Юго-Западном фронте Антон Иванович уже был командиром корпуса. В штабе бытовало мнение: если необходимо во что бы то ни стало удержать рубеж, то поручить эту задачу следует Лопатину. Он выполнит ее, если даже рядом с ним останется в живых хотя бы горстка людей.

Когда в ноябре 1941 года встал вопрос, кого поставить во главе вновь сформированной 37-й армии, которой предстояло разгромить под Ростовом-на-Допу танковую армию Клейста, то выбор пал на Антона Ивановича. Мне довелось принимать непосредственное участие в планировании и проведении контрнаступления войск Юго-Западного фронта под Ростовом-на-Дону. И я хорошо помню, что армия Лопатина вынудила генерала Клейста оставить Ростов-на-Дону и бежать на Таганрог, спасая остатки своей танковой армии. Мы снова встретились с Антоном Ивановичем на 1-м Прибалтийском фронте, когда он был заместителем командующего 43-й армии. Это был исключительно волевой, но импульсивный человек, что-то чапаевское проскальзывало в его характере. Как и все люди необыкновенной силы воли, он, принимая решения, порой больше доверялся командирской интуиции, чем расчетам своего штаба. Это его иногда подводило. И все же я считал Лопатина очень достойным генералом и при первой возможности рассчитывал выдвинуть его на повышение.

Антон Иванович любил самостоятельность, поэтому я не удивился, когда он попросил назначить его на корпус. В июле такая возможность представилась, и Лопатин стал командиром 13-го гвардейского. Дивизиями в его корпусе командовали: 3-й гвардейской – полковник Григорий Федосеевич Полищук, 24-й гвардейской – генерал-майор Яков Филиппович Еременко, 87-й гвардейской полковник Кирилл Яковлевич Тымчик.

Командира 54-го стрелкового корпуса 2-й гвардейской армии генерал-майора Игнатия Викеатьевича Кляро я знал меньше, чем Лопатина. Однако все данные его богатой боевой биографии не позволяли сомневаться в возможностях генерала успешно командовать корпусом в любом виде боевых действий. В состав этого соединения входили 126, 263 и 346-я стрелковые дивизии, которыми соответственно командовали полковник Александр Игнатьевич Казаков, генерал-майор Александр Михайлович Пыхтин и генерал-майор Дмитрий Иванович Станкевский.

Обсудив все неясные вопросы предстоявшей операции с командармом, а также с членом Военного совета генералом В. И. Черешнюком и начальником штаба армий генералом П. И. Левиным, я распрощался с ними, будучи уверенным в успехе, зная, что с такими опытными и испытанными командирами корпусов молодому командарму будет намного легче выполнять свои сложнейшие обязанности.

В армии Я. Г. Крейзера я побывал накануне наступления. Операция была спланирована здесь штабом армии, во главе которого стоял опытный генерал Я. С. Дашевский, очень четко, и мие не пришлось вносить в план изменения. Генерал Крейзер за годы командования армией провел десятки наступательных операций, поэтому сейчас для него не было никаких неожиданностей. На мой вопрос, как он оценивает перспективы, командарм ответил:

– Вполне уверен, товарищ командующий, что задача будет решена: к назначенному сроку Шяуляй будет нашим, а там и к морю пробьемся…

Мне нравилась уверенность Я. Г. Крейзера в своих силах, но я счел нужным предупредить его, что фашистское командование сделает все, чтобы не допустить пересечения сухопутных коммуникаций группы армий «Север», так что надо быть готовым к любым сюрпризам.

В армии Крейзера командиры корпусов тоже были опытными и проверенными в боях. Войсками 1-го гвардейского стрелкового командовал хорошо знакомый мне, испытанный ветеран этой войны генерал-лейтенант Иван Ильич Миссан. Командирами дивизий у него были: 87-й стрелковой – полковник Георгий Петрович Куляко, 279-й стрелковой – генерал-майор Владимир Степанович Потапенко, 347-й стрелковой – генерал-майор Александр Харитонович Юхимчук. С командиром 10-го стрелкового корпуса генерал-майором Константином Павловичем Неверовым мне не раз приходилось воевать вместе. 91-й стрелковой дивизией этого корпуса командовал полковник Евгений Константинович Собянин, которого я вскоре с удовлетворением представил к генеральскому званию. 216-ю и 257-ю стрелковые дивизии возглавляли опытные боевые командиры генерал-майор Григорий Федорович Малюков и полковник Александр Глебович Майков. 63-м стрелковым корпусом командовал генерал-майор Федор Алексеевич Бакунин, а во главе входивших в его состав 77, 267 и 417-й стрелковых дивизий были соответственно генерал-майоры Алексей Павлович Родионов, Архип Иванович Толстов и Федор Михайлович Бобраков. Словом, в 51-й армии оказался уже «сыгранный» командирский ансамбль. Заметно было, что командиры корпусов и дивизий считали своего командарма одаренным военачальником, а тот в свою очередь гордился своими испытанными в боях подчиненными.

Возвратившись на командный пункт фронта, я подробно доложил А. М. Василевскому о ходе подготовки операции и выразил полную уверенность в ее успехе.

Во время нашей беседы пришел генерал В. В. Курасов с докладом о завершении перегруппировки в 6-й гвардейской. Генерал И. М. Чистяков снял 22-й гвардейский стрелковый корпус генерала А. И. Ручкина с правого фланга и перебросил его на левый, усилив наступавшие здесь 2-й и 23-й гвардейские корпуса, а на 50-километровом фронте от озера Дрисвяты до Даугавы оставил лишь 103-й стрелковый корпус генерала И. Ф. Федюнькина.

Таким образом, Чистяков главные силы своей армии нацеливал на глубокий обход Даугавпилса с юга.

– Смелое и разумное решение, – заметил маршал Василевский.

Утром 20 июля я с нетерпением ожидал первые доклады генералов Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе. От успеха их армий зависело осуществление нашего замысла. В полосах наступления армий И. М. Чистякова и А. П. Бе-лобородова я, естественно, не ожидал резкого поворота событий.

И вот первые доклады получены: полный успех! Оборона противника, которую корпусные группы «Клеффель» и «Ривальд» так долго и тщательно готовили, мобилизовав для этого население, довольно быстро рухнула под мощными ударами наших войск. Организованное сопротивление противника было сломлено в первые же часы наступления. Обе армии перешли в преследование.

Вот когда пригодилась бы нам танковая армия! Ее ввод в сражение позволил бы в этой обстановке максимально повысить темп преследования. Но танковую армию Ставка продолжала держать у И. Д. Черняховского, желая, видимо, ускорить завершение Каунасской операции. 3-й гвардейский мехкорпус генерала В. Т. Обухова мы тоже не могли пока использовать. Виктор Тимофеевич только что получил танки и просил дать ему еще пару дней на подготовку их к бою. Мы вынуждены были удовлетворить его просьбу.

В первые два дня наступления особенно отличился генерал Я. Г. Крейзер. Его передовые соединения вырвались далеко вперед, и к исходу второго дня боев мы получили от него лаконичное и волнующее донесение:

«Форсировал реку Иодица и вышел к дорого Паневежис – Шяуляй». За два дня 50 километров! Это был замечательный успех. Мы от души поздравили славного командарма.

Генерал П. Г. Чанчибадзе не мог порадовать такими же успехами. Однако и его корпуса, наступавшие на стыке с 51-й армией, также продвинулись на 30–35 километров в направлении на литовский город Рагува. В эти дни довольно успешно наступала 43-я армия, стремившаяся своим левым крылом оказать содействие 51-й армии. Даже 6-я гвардейская, невзирая на сильное сопротивление противника, за два дня продвинулась на 8-10 километров. Но и на это противник реагировал немедленно, бросив в контратаку резервы. Большому успеху 51-й и 2-й гвардейской армий во многом способствовала 3-я воздушная армия, самолеты которой, перебазировавшись на новые аэродромы, усилили удары по гитлеровцам и надежно прикрыли наступавшие войска от атак фашистской авиации с воздуха.

Третий день наступления ознаменовался новыми успехами. Крейзер доложил, что его соединения обошли Паневежис с севера и юга и, взяв его штурмом, продолжают продвигаться в направлении Шяуляя. Он сообщил также, что в боях за Паневежис войскам существенную помощь оказали партизанские отряды, которые блокировали подступы к этому городу с тыла. Войска 2-й гвардейской армии, продвинувшись на 15–20 километров, освободили город Рагува. Определенный успех обозначился и в полосе 43-й армии. Белобородов сообщил, что, нанеся поражение 43-му армейскому корпусу противника, его войска перерезали железную дорогу Даугавпилс – Паневежис и очистили от фашистов ряд крупных населенных пунктов, в том число Южицтай, Камаяй, Пацямунелис и Купишкис. Лишь в 6-й гвардейской армии наступление вновь застопорилось. Ее корпуса продолжали отражать ожесточенные контратаки свежих частей гитлеровцев. Противник особенно болезненно продолжал реагировать на продвижение наших войск в сторону Даугавпилса. Несмотря на массовый героизм гвардейцев, каждый километр на подступах к этому латышскому городу доставался высокой ценой, оплачивался жизнью и кровью бойцов.

На подступах к Даугавпилсу пал смертью героя младший лейтенант Николай Черкасов, командир взвода 21-й артиллерийской дивизии. Продвигаясь в боевых порядках стрелковых частей, он корректировал огонь своей батареи. Фашисты прочесывали огнем каждый метр. Осколок мины попал Черкасову в живот, и он на миг потерял сознание. Очнувшись, офицер стянул гимнастеркой сквозную рану и, превозмогая адскую боль, продолжал корректировать огонь до последнего вздоха. Сообщая об этом подвиге, генерал И. М. Чистяков просил меня представить артиллериста к званию Героя Советского Союза посмертно.

Вся короткая жизнь этого юноши была подвигом. Николай Черкасов погиб в 21 год. Уже с первых дней войны он сражался с фашистскими захватчиками в составе партизанского отряда. О его храбрости ходили легенды. Дважды Николай был схвачен фашистами и оба раза уходил из-под расстрела. Я, конечно, поддержал просьбу командарма, и Николаю Ивановичу Черкасову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Докладывая мне о результатах наступления этого дня, генерал В. В. Курасов высказал опасение за положение на стыке армий А. П. Белобородова и Я. Г. Крейзера. В связи с резким рывком 51-й вперед между нею и 43-й армией возник опасный разрыв. Противник мог воспользоваться им для нанесения удара в тыл войскам 51-й армии. Обратив на это внимание Крейзера, я спросил его, что он думает предпринять. Командарм несколько самоуверенно заявил, что это неопасно. Я понял, что он не хочет использовать свою резервную дивизию для закрытия бреши. Пришлось приказать ему сделать это, а взамен использованной резервной дивизии я выделил ему еще одну. Словом, штаб фронта зорко следил за ходом продвижения армий и старался предугадать сюрпризы, которые мог преподнести противник. Но, судя по всему, фашистское командование было в растерянности. В его контрмерах не чувствовалось целеустремленности и единого плана. Ответные удары носили яростный, но стихийный характер.

Крейзер был по-прежнему в центре внимания. Его войска шли на острие клина, неуклонно отсекавшего группу армий «Север» от главных сил гитлеровской армии. Лишь на северном и южном крыльях фронта продвижение по-прежнему было незначительным.

Представитель командующего 2-м Прибалтийским фронтом генерала А. И. Еременко, прибывший к нам в этот день для согласования вопросов взаимодействия при завершении разгрома даугавпилсской группировки противника, окруженной войсками 6-й гвардейской и 4-й ударной армий, сообщил, что войска нашего северного соседа перерезали железную дорогу Резекне – Даугавпилс. Кольцо вокруг Даугавпилса неуклонно сжималось. Почувствовав угрозу окружения, командование группы армий «Север» предприняло попытку отвести войска из района Даугавпилса на Ригу. Об этом и информировал Еременко. Наша воздушная разведка подтвердила его сообщение: вражеские колонны вытягиваются с северо-западной окраины Даугавпилса в сторону Риги. Но было уже ясно, что противник опоздал с отводом. Мы договорились с Андреем Ивановичем активно препятствовать отходу врага ударами авиации. О начавшемся отступлении даугавпилсской группировки свидетельствовали и донесения из 6-й гвардейской армии: в наступление перешел даже 103-й стрелковый корпус, растянувший свои соединения на 50-километровом фронте.

К вечеру 24 июля А. И. Еременко сообщил, что соединения 4-й ударной армии обошли Даугавпилс с севера и прорвались на его западную окраину. Фашистский гарнизон города был обречен.

Внимательно следя за продвижением армии Я. Г. Крейзера и П. Г. Чанчибадзе, мы обнаружили заметный спад в темпах их наступления. В чем причина? Командармы, увлекшись, не успели в нужный момент ввести свои вторые эшелоны, к тому же значительная часть артиллерии и тылы отстали. Правда, темп наступления соединений был в первые дни настолько высоким, что вторые эшелоны едва поспевали за ними.

Исходя из сложившейся обстановки, я приказал генералам Я. Г. Крейзеру и П. Г. Чанчибадзе ввести с утра 25 июля вторые эшелоны. В связи с этим со второй половины дня 24 июля наступление продолжали только мощные передовые отряды, выделенные дивизиями первого эшелона, а остальные силы обеих армий перегруппировывались, подтягивали отставшую артиллерию и тылы, пополняли боеприпасы и горючее. Соединения вторых эшелонов, используя ночное время, выходили на линию фронта. Дальнейшие задачи 51-й и 2-й гвардейской армиям с 25 июля были уточнены. Крейзеру было приказано, прикрываясь с северо-запада, главными силами развивать наступление на Шяуляй и к исходу 26 июля выйти на линию городов Пасвалис, Кловайняй, Шедува, а 27 июля овладеть Шяуляем. Чанчибадзе должен был своими войсками к исходу 26 июля перерезать железную дорогу Шяуляй – Кедайняй, а 27 июля выйти в район Титувенай и оседлать железную дорогу Шяуляй – Таураге.

Настал черед и 3-го гвардейского механизированного корпуса. Выслушав доклад Виктора Тимофеевича Обухова о готовности к наступлению, я поставил ему задачу – на рассвете 26 июля ввести в полосе действий 51-й армии свои бригады в сражение и, развивая наступление на Шяуляй, обойти город с севера и концентрическими ударами с ходу овладеть им. Напутствуя командира корпуса, я предупредил его, что если не удастся взять город с ходу и противник окажет организованное сопротивление, то нужно блокировать все выходы из Шяуляя и начинать атаку только после подхода к городу стрелковых дивизий 51-й армии. Я опасался, что очень горячий комкор не удержится и бросит танки в уличные бои, а машины надо было беречь особенно, поскольку они обеспечивали нам стремительность в развитии наступления.

Ввод вторых эшелонов 51-й и 2-й гвардейской армий снова резко увеличил темп продвижения войск, и пламя сражения разгорелось с новой силой. Введя в действие 1-й гвардейский стрелковый корпус, генерал Крейзер вечером 26 июля доложил, что поставленная его армии задача выполнена: соединения армии вышли к реке Муша, перерезали железную дорогу Шяуляй – Каунас. Судя по донесениям, поступавшим из 2-й гвардейской армии, от 10 до 25 километров продвинулись лишь ее правофланговые корпуса. Левый фланг армии топтался на месте. Когда я запросил у Чанчибадзе о причинах задержки, он с тревогой сообщил, что армейская разведка и партизаны из отряда «Кяршитояс» докладывают о сосредоточении крупных танковых и пехотных сил против его левого фланга. Успокоив встревоженного командарма, я принял необходимые меры для парирования любого неожиданного удара с юга. Мы надеялись, что наступление войск И. Д. Черняховского на Каунас не позволит командующему 3-й немецком танковой армией выделить для нанесения контрудара достаточно большие силы. И все же мы не стали рисковать: дали указание командиру 1-го танкового корпуса быть в готовности к маневру на южное крыло нашего фронта.

В этот день генерал В. Т. Обухов оправдал закрепившуюся за ним славу мастера наступательного маневра. Он вел свои бригады, обходя узлы сопротивления и оставляя их, так говорится, на расправу стрелковым соединениям 51-й армии. Во второй половине дня 26 июля он донес: «Веду бой на юго-восточной окраине Шяуляя. Противник оказывает упорное сопротивление. Обхожу город с севера».

Поразительный успех: за неполные сутки соединения прошли с боями 70 километров! Получив донесение от Обухова, я немедленно связался с Крейзером и потребовал от него посадить пехоту на танки и автомашины и поспешить на помощь механизированному корпусу. Возвратившийся от Обухова генерал Бобков доложил мне в начале ночи на 27 июля, что бригады мехкорпуса и армейские танковые части полностью блокировали все подступы к городу: 1-я моханизированная бригада и 43-й отдельный танковый полк – с востока, 8-я механизированная бригада и 44-й отдельный танковый полк – с северо-востока, 9-я механизированная бригада оседлала шоссе Шяуляй – Елгава. 35-ю гвардейскую танковую бригаду Обухов направил для перехвата подступов к городу со стороны Кельме. Внезапной атакой она захватила к утру аэродром на юго-западной окраине Шяуляя.

Вечером к городу начали подходить стрелковые дивизии 51-й армии. В течение ночи генералы Крейзер и Обухов разработали согласованный план атаки и с утра двинули войска на штурм города. В ходе боев за город особо отличились 8-я мехбригада полковника С. Д. Кремера, 35-я гвардейская танковая бригада генерала Ази Асланова, а также 43-й и 44-й отдельные танковые и 1510-й отдельный самоходно-артиллерийский полки. В числе первых с востока в город ворвался командир роты 43-го танкового полка старший лейтенант В. М. Крылов. По пути к центру он сокрушил своим танком 5 противотанковых и зенитных орудий, огнем уничтожил 6 пулеметом и до 40 фашистов. В центре города фашистам удалось поджечь советский танк. Приказав экипажу покинуть машину, старший лейтенант Крылов продолжал бить по фашистам, пока не расстрелял все снаряды. Обгоревший и полуослепший от огня, он повел своих танкистов в атаку и пробился к своим. Василий Меркурьевич Крылов был удостоен звания Героя Советского Союза.

Важную роль, в обеспечении успеха штурма сыграла 6-я стрелковая рота 8-й мехбригады, которая скрытно проникла к центру города с северо-востока и внезапно захватила церковь. Над колокольней взвилось красное знамя, а с ее высоты по фашистам был открыт уничтожающий пулеметный огонь. В числе первых к центру пробились также танковая рота капитана Волкова и мотострелковый батальои капитана Алабушева. В ходе боев на узких улочках города особенно стремительно и дерзко действовали танковые экипажи под командованием совсем молодых офицеров 44-го танкового полка лейтенантов Замшилкина, Карелина, Павловича, Подчинкина и Царенко.

В города было захвачено большое число пленных, много военных складов и огромное количество оружия, боеприпасов и техники.

Одновременно с Шяуляем был освобожден наконец и другой важный узел сопротивления – Даугавпилс. Этот город взяли дружной атакой соединения фланговых армий 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов. С севера даугав-пилсскую группировку изолировали 100-й стрелковый и 5-й танковый корпуса 4-й ударной армии, а ее 14-й и 83-й стрелковые корпуса вместе со стрелковыми дивизиями нашей 6-й гвардейской штурмовали город, зажав его в клещи. В 8 часов 30 минут 27 июля остатки фашистского гарнизона сложили оружие. Генерал И. М. Чистяков, побывавший в городе сразу же после освобождения, доложил, что он наполовину разрушен.

Шяуляй и Даугавпилс – наши, дорога к морю открыта! Однако перед войсками 1-го Прибалтийского фронта встали и немалые трудности. Полоса их наступления расширилась до 400 километров. Соседние фронты сильно отстали, ибо 2-й Прибалтийский вышел лишь на линию Резекне, Даугавпилс, а войска 3-го Белорусского вели бои западнее Вильнюса. Противник продолжал с прежним упорством цепляться за Прибалтику. 2-му и 3-му Прибалтийским фронтам каждый километр на рижском направлении стоил таких напряженных боев, что, если бы мы продолжали продвижение на запад, разрыв между нашим фронтом и ими неизбежно бы рос. Уже тогда 2-я гвардейская и 51-я армии и 3-й гвардейский мехкорпус нашего фронта оторвались от главных сил 2-го Прибалтийского более чем на 200 километров, а войска 3-го Прибалтийского даже еще не вступили на территорию Латвии.

Войскам 2-го Прибалтийского фронта, которые вели бои на подступах к Лубанской низменности, еще предстояло преодолеть несколько мощных оборонительных рубежей. Таким образом, двигаться дальше на запад, оставляя группу армий «Север» в своем тылу, становилось все более опасным. Да и помочь войскам 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов было весьма необходимо. Словом, настал момент, когда поворот главных сил на рижское направление окончательно назрел. Дальше медлить было нельзя. К тому времени в Генштабе созрело убеждение, что противник не намерен уходить из Прибалтики. Более того, действия войск группы армий «Север» стали заметно активизироваться. Из допросов пленных офицеров несколько прояснились дальнейшие намерения гитлеровского командования. Мы не сомневались, что многие генералы группы армий «Север» лишатся своих постов в связи с новым поражением, которое они потерпели на шяуляйском направлении. Поэтому я с полным доверием отнесся к докладу начальника разведки фронта полковника А. А. Хлебова о том, что во главе войск группы армий «Север» поставлен генерал-полковник Шернер. Как выяснилось впоследствии, Гитлеру надоели стенания Фриснера и его настойчивые просьбы об оставлении Прибалтики. 23 июля он сместил его, надеясь, что фанатичный Шернер спасет группу армий «Север» от катастрофы. Мы понимали, что назначение любимца Гитлера на пост командующего войсками группы армий «Север» свидетельствует о намерении Гитлера во что бы то ни стало удержать Прибалтику. Следовательно, он не пожалеет сил и найдет для Шернера новые резервы.