Текст книги "Гнозис. Чужестранец (СИ)"

Автор книги: Иван Элейский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– И тебя это не напрягает?

Криксар остановился и повернулся к Платону.

– Нет, конечно, а должно разве?

– Ну, ты ведь сам, – он не мог подобрать нужное слово, – освободился.

Криксар рассмеялся.

– Я даже и не думал об этом в таком ключе, слушай. Это же варвары, они для этого и нужны, совсем другая история. Да и обращаются с ним здесь совсем не так, как у кочевников. Гораздо лучше!

Платон почесал голову, и прошептал под нос:

– Удивительное двоемыслие.

Глава 9

Они остановились у ворот большой усадьбы, стоявшей на холме. У ворот стояли двое солдат, точно таких же, как те, что охраняли вход в город.

– Я бы хотел увидеть Астиага, своего отца, – обратился к солдатам Криксар. – Меня зовут Криксар.

Солдаты переглянулись.

– Боюсь, путник, это невозможно. Астиаг погиб полтора года тому назад, а ты видно давно не был в городе.

– А его брат, Астиар?

– С тех же пор в земле, храни господь его душу, – сказал один из солдат с искренней грустью в голосе.

Криксар растерялся, обернулся на своих спутников: Платон смотрел сочувствующе, Амалзия потерла пальцы – универсальный жест, намекающий на плату.

– А кто же теперь Хранитель?

– Я, – раздался мягкий, но звучный голос позади них.

Они обернулись. Там стоял мужчина лет тридцати, одетый в плащ пурпурного цвета, который был закреплен блестящей золотой фибулой. Если с солдат можно было писать статуи, то этот человек был прообразом всех статуй на свете. Он был сложен идеально – высокий, с рельефными мускулами и идеальной осанкой, лицом будто выточенным из мрамора. Всё это украшалось копной густых черных волос и пронзительным взглядом светлых глаз.

– Кир?! – воскликнул Криксар.

Мужчина пристально смотрел на него несколько секунд, потом удивленно сказал:

– Не может быть.

– Как ты красив, брат! Жизнь явно с тобой ласкова.

– Мира, – из-за спины Кира вышла женщина, на вид немного старше его, – познакомься с моим пропавшим братом Криксаром, сыном Астиага!

Кир обернулся на неё, посмотрев в глаза чуть дольше, чем это обычно бывает. Она едва заметно кивнула.

Женщина была красива, хотя и не выглядела такой идеальной, как её спутник. Изящный наряд, сложная прическа – она выглядела богаче людей на улицах. Если Платон правильно понимал местные цены, то золотые браслеты на её руках стоили едва ли не столько же, сколько эта усадьба.

Она поклонилась и сказала:

– Рада знакомству. Но разве вы не пропали в своем путешествии несколько лет назад?

– Пропал, ваша правда. Я был схвачен кочевниками и провел в плену почти три года, – Криксар весь сиял, – и спасся только благодаря этим людям.

Кир и Мира только сейчас обратили на них внимание. Взгляды их обоих сначала были не слишком внимательными, но резко стали заинтересованными – у Кира благодарным, а вот у Миры любопытным.

– Брат мой, друзья. Негоже стоять нам на улице, пройдемте внутрь!

***

Внутри усадьба оказалась полна солдат. Большая часть из них тренировалась, звенел металл. Их провели к большому дому, где они остановились в большом зале. Кир налил вина, раздал всем по кубку. Платон только пригубил, а вот Криксар с большим наслаждением осушил сразу половину.

– Так значит, вы спасли моего брата из лап дикарей?

– В основном он, – кивнула Амалзия, указывая на Платона, – я лишь ведущая каравана. Честно говоря, именно Платон уговорил меня взять вашего брата с собой, а не оставить в пустыне. Да и сам побег устроил тоже он.

– О, да, ты бы видел, как он убил того кочевника, – довольно сказал Криксар, – это будет сниться мне в самых сладких снах. Но Амалзия согласилась дать мне место в караване, мои вода и еда тоже были за её счёт, так что мой долг ей ничуть не меньше.

– Убил кочевника? Убедил ведущую каравана взять лишний рот? Да вы человек многих талантов! – Кир обратил свой цепкий взор на Платона. – Откуда вы?

Платона не оставляло ощущение, что его препарируют словно на хирургическом столе, но он не мог понять, с чем это связано. Что ж, видимо, его легенда сейчас пройдет проверку на прочность.

– Я с островов, которые вы называете Анъйес.

Кир снова взглянул на свою подругу и снова чуть дольше, чем это делают обычно.

– Ого. Вы удивили меня. Никого оттуда не встречали уже сотни лет, так что многие считают, что те острова – лишь легенда. Но видимо, они ошибаются. Как же вы оказались здесь?

– Я был исследователем, первооткрывателем. Хотел узнать, что там за великим морем, преодолеть бури. – Платон усмехнулся. – Увы, как это часто и бывает, бури оказались сильнее. Меня вынесло на берег, к тому же я на какое-то время потерял разум от жара и соли, так что забрел в пустыню, где меня и подобрали караванщики.

– Расскажи ещё как убил мантикору её же собственным жалом, – добавил Криксар.

– Господь, судя по всему, берег вас для великих дел. – Кир повернулся к Амалзии. – А ваше сердце, видимо, полно любви! Впрочем, мне кажется, будто я вас видел раньше.

– Это вполне возможно, я сопровождаю караваны из Псайкры не первый год. Вы могли видеть меня в городе.

– Да, ваши волосы трудно не заметить! – Кир обворожительно улыбнулся и хлопнул в ладоши. – Друзья, если позволите вас так называть, я очень хочу услышать вашу историю, но меня ждут дела города. Не откажите мне в удовольствии принять вас на ужин сегодня вечером.

Платон с Амалзией переглянулись. Она начала:

– Господин, боюсь мы…

– Не отказывайте, прошу вас, – сказала женщина, – мы должны отблагодарить вас.

Амалзия хотела было возразить, но Кир уже встал с кресла и поставил кубок.

– Прошу прощения, а теперь я должен откланяться. До вечера, друзья мои! – Он обернулся к брату. – Криксар, Мира покажет тебе, где можно разместиться, а деловые вопросы решим позже.

****

– Что это было?

– Это, друг мой, – усмехнулась Амалзия, – крупное везение. Твой спасенный товарищ оказался родственником нынешнего Хранителя города. Я-то думала, его отец какой-нибудь мелкий аристократ или купец, так что награда будет невелика, а тут можно сорвать куш.

– Хранитель города?

Она кивнула.

– В Псайкре правит совет Четырёхсот, но для военных целей они назначают Хранителя, который обладает довольно широкими полномочиями, но только в рамках командования войсками и стражей. Почётная должность, так что вдвойне удивительно, что Кир сумел стать хранителем так рано.

Они двинулись с холма вниз, разглядывая залитые солнцем улицы.

– И чем он мог это заслужить?

– Я не слежу за политикой, но знаю, что он разрешил какую-то заварушку между кайртийцами и хенекийцами, а потом вернул под власть Псайкры так, что те стали как шелковые. Плюс, насколько понимаю, солдаты его почти боготворят, так что было бы трудно поставить кого-то иного.

Они незаметно оказались на окраине рынка. Между рядами бродили граждане, ощупывающие ткани и осматривающие различные безделушки. Рынок был на удивление спокойным, никто не кричал, не было толчеи – судя по всему, в Старом городе вообще была в моде умеренность и спокойствие.

– Нам стоит прикупить одежду, как думаешь?

Амалзия с удивлением уставилась на него. Сама она тоже оставалась в походной одежде – пыльные штаны, длинная плотная рубашка.

– О чем ты?

– Ну, мы же должны прийти на ужин и всё такое, – пояснил Платон, – нужно выглядеть прилично.

– Я уже и забыла о таком, – ответила Амалзия. – Ты прав. Действительно, одежда нужна. Я займу тебе денег до вечера, так что постарайся не забыть получить свою награду.

Они двинулись между рядами. Одежда тут в основном была из овечьей шерсти или шёлка, практически всю красили в желтый, оранжевый, розовый и другие яркие цвета. Пурпурная ткань всегда лежала на прилавках на самом видном месте, но попадалась гораздо реже других вариантов. Помимо этого торговцы продавали сандалии и разного рода украшения: броши, браслеты, заколки.

Платон подобрал себе простой серый хитон до колен и шафрановый плащ, который скорее был особым образом наматываемый кусок ткани, как у древних греков, а ещё взял новые сандалии, взамен износившихся в дороге. Амалзия выбрала тунику и начала возиться с пеплосом – огромным отрезом ткани, который нужно было как-то очень хитро драпировать. Женщина-рабыня, увела её за небольшую ширму, где помогала наряжаться.

– Слушай, я всё хотел спросить… – сказал Платон, стоя спиной к ширме и рассматривая проходящих мимо людей.

– А? Ой, – донеслось из-за ширмы.

– Вот Знающие, они по идее очень могущественные, могут испепелить армию, проехать сотню миль за пару дней, не напрягаясь. Наверное, и свинец в золото превращать могут. Почему они тогда не правят всеми?

– Ну, – за ширмой послышалось шуршание ткани, – вообще правят практически везде. Просто не каждый Знающий будет показывать всем, что он умеет. Да и учти, что не все делают что-то впечатляющее. Тот же Вол очень хорош, но платить ему готовы в основном караванщики. Ускорять целую армию у него сил не хватит, так что он и не особо богат. Плюс в большинстве полисов очень жесткие правила относительно того, кто может оказаться у власти.

– Почему Знающие не захватят власть силой? Если бы они объединились, то могли бы очень многое.

– Знающие – всё еще люди. Их, точнее большую часть из них, можно заколоть ножом, отравить или застрелить, так что им всё еще нужны охрана, солдаты и верные слуги. А вместе они работать могут едва ли – почти все становятся подозрительными до безумия, когда приобретают силы. Это не говоря о том, что многие из них очень стары.

– А… – он оборвал себя на полуслове, – наша общая знакомая?

– Ммм? А, поняла. Это редкость, таких обучают с самого детства. И то, из десяти учеников пять просто не добиваются никаких результатов, трое едва ли могут создать что-то сложнее маленького огонька, а еще один сходит с ума. А большинство Знающих начинают обучение во взрослом возрасте и тратят на него годы, зачастую без особого результата.

Платон услышал шаги и шелест ткани.

– Ну, что думаешь? Сойдёт для богатых господ?

Он обернулся. Она была облачена в желтую тунику, поверху которой был надет оранжевый пеплос с несшитым правым краем, оставляющим бедро открытым, закрепленный на плечах двумя фибулами-змейками. Нижний край был покрыт изящной вышивкой в виде языков пламени.

Только сейчас он заметил, что она вообще-то очень красива: мускулистое, плотное тело без лишнего жира, гармоничные пропорции, которые казались более выраженными благодаря драпировке. Копна растрепанных рыжих волос создавала ощущение, что вся девушка была объята огнём. Ужасающе прекрасно.

– Огонь. – Он заметил, что Амалзия смотрит на него с непониманием, и поправился. – В смысле, красиво. Тебе очень, очень идёт.

Она смущенно улыбнулась.

– Надеюсь, что так. Пойдём дальше?

– Погоди минутку. Я посмотрю кое-что ещё.

Амалзия начал о чем-то перешептываться с рабыней и в итоге они ушли куда-то вглубь лавки. Через пять минут они вернулись, Амалзия что-то сжимала в руках.

– Иди сюда, – попросила она его.

Амалзия расправила его плащ, потом аккуратно поправила его так, чтобы на нем образовались складки, и наконец закрепила его фибулой, которую и прятала в кулаке. Платон невольно залюбовался этой брошью – искусный мастер изобразил поверх двух иголок пса, сжимающего в зубах некую птицу, и обе фигурки были до того изящны, что казались почти живыми.

– Не стоило… – начал было Платон, но Амалзия тут же прервала его.

– Это подарок. Не заморачивайся. К тому же, мы все хотим, чтобы ты выглядел прилично. А вот теперь пойдем дальше, да.

Они расплатились и вышли в город. Времени до вечера оставалось ещё очень прилично, так что Платон попросил отвести его к морю. Море было удивительно чистым и теплым. Амалзия едва ли помочила ноги, а Платон сделал неплохой заплыв так, что людей на берегу стало трудным различить. Купаться, конечно, пришлось нагишом, но это его почему-то не особо смущало. Когда умираешь первый раз, начинаешь проще относиться к некоторым вещам.

Он перевернулся на спину и взглянул в небо. Вода поддерживала тело, а ветер и шум волн перекрывал любые другие звуки. Полное расслабление. Семь осколков прошли зенит и теперь отпускали лучи, чтобы ласкать его уставшее тело.

Платон думал о том, что ему делать дальше. Когда-то он фантазировал о том, что он станет героем, обретет суперсилы и всех спасёт. Что он воскреснет как Иисус, или услышит голос бога. Хотя и дьявол подошёл бы. И вот теперь всё примерно так и получилось. Перед ним новая жизнь, где он не скован былыми ограничениями, зато обладает уникальными для мира знаниями и почти уникальной силой, предоставленной таинственной системой, а он не знает, что с этим делать. Все тридцать три года прошлой жизни он потратил на помощь людям, которых не знал – на личном фронте никогда не ладилось, за богатством он не гнался, сидеть на одном месте и заниматься вышивкой, бегом или ещё какой фигней казалось слишком скучным. Родители умерли рано, друзья с годами куда-то пропали. Может быть, здесь есть шанс сделать всё правильно, прожить обычную спокойную жизнь.

Над ним пролетели несколько чаек, издающих громкие призывные крики. Платон всегда немного завидовал птицами – они были вольны лететь куда угодно, свободны, но при том всегда знали, что они хотят делать с этой свободой.

Внезапно ему пришла абсурдная идея в голову. Он закрыл глаза, тихо прошептал «реза» и в открывшемся меню выбрал трепет. В голове тут же зазвучал голос.

«Они бояться выходить в море, оставаясь прикованными к берегу. Они верят, что город крепок как скала, что он будет стоять вечность, но он хрупок как старая кость. Дурные псы дерутся за неё, пока мальчишки, у которых всё впереди, смеются над ними. В их веселых песнях сквозит отчаяние, а проповедники больше не говорят о последних днях мира, боясь, что они уже наступили.»

«Что мне делать? Куда идти?»

«И только ночь знает

В атласной тиши,

Как город играет

На струнах души.

И как усмехнется,

И скажет: Пора!

Вот-вот и начнется

Большая игра.»

Стихи ударили резким осознанием – Пикник, воспоминание из прошлой жизни. Откуда этот голос знает эту песню? Платон резко вынырнул из странного марева и осознал, что он потерял контроль и погрузился под воду.

Резкий страх, горло сжало спазмом. Вот он – свет наверху, нужно плыть туда. Вверх, гребок, ещё один, главное – выплыть.

Платон рывком вырвался на поверхность воды – на самом деле, он погрузился не очень глубоко. Тяжело задышал – больше от нервов, чем от нагрузки.

Он огляделся вокруг и понял, что видит всё немного иначе, словно каждая вещь была насыщена смыслом, словно море было полно древних левиафанов, а город – стай бездомных псов. Он физически почувствовал, сколько напряжения скрыто под гладью процветания и размеренности.

Новый эффект голоса? Жутковато. Не то чтоб полезно. Но странно и эффектно. В голове немного прояснилось, как ни странно, а решение сложных жизненных вопросов можно отложить на потом.

Он размашисто погрёб к берегу, возвращаясь к намеченному пути.

***

– Я думала, ты утонул.

Амалзия полулежала под огромной изогнутой пальмой. Ничего в её позе не выражало беспокойства.

– А что ж не бросилась спасать?

Она издала что-то среднее между смешком и кашлем.

– Зачем тебя спасать, если ты сам выплыть не можешь?

– Ради награды, разве нет? Я же должен вернуть тебе долги. Странно вышло, если бы я утонул.

– И то верно, – кивнула она, – но нет таких денег, что заставили бы меня лезть в чертову воду.

– Что за ненависть к воде?

Она пригладила волосы и задумчиво посмотрела на море.

– Сложно сказать, Платон. Не люблю воду, сколько себя помню. Как и все, кто управляет огнём. Знание всегда меняет человека. Когда понимаешь как что-то работает, начинаешь немного иначе видеть это. Как будто оно становится частью тебя или вроде того.

Платон сел рядом под тень пальмы.

– Можешь рассказать, как ты овладела магией так рано? То, о чем мы говорили на рынке. – попросил он.

– Это не то чтоб большой секрет, – её голос внезапно стал более хриплым, чем обычно. – Я родилась на Севере, в королевстве, которое называлось Пентерланд. Мне было девять, когда Сурт объединил под своей властью Север. Он придумал, как плавить сталь, не сжигая леса, – использовать Знающих. Только тех, кто работает с огнём не слишком много, да и не все согласились бы.

– Тебя угнали в рабство?

– Не совсем. Родители были даже рады. Нас хорошо кормили, одевали, а после того, как мы отработаем положенный срок, обещали выдать клочок земли и жалование. Для крестьянской дочки, – Амалзия сглотнула, – это невероятная судьба. Пятнадцать лет я училась с другими детьми. С утра и до вечера, каждый день. Какие вещи горят, как они горят, чем их можно поджечь. Наши учителя старались вбить нам в голову каждую вещь об огне, которая была известна людям.

Платон заметил, что она нервно потирает шрамы от ожогов на кистях.

– Потом ещё два года у огромной печи. Жар и жидкий металл каждый день. Иногда, раз в месяц – горящая плоть неосторожных работников. – Амалзия повернула голову на него. – Ты даже не представляешь, сколько металла льют на севере. За месяц они делают больше, чем все полисы вместе взятые за полгода, а качество у них в разы выше.

– Ты сбежала?

– Да. Был один человек. Проклятый. Он покупал у нас латы. Я поймала момент, когда никто не слышал, и умоляла его о помощи. Он согласился. – Её голос снова задрожал, она побелела и сжала кулаки. – Чертов идиот там и остался, сварился заживо в своих сраных латах, а я бежала. Пряталась по лесам и медленно шла на юг, пока не добрела сюда. Ну дальше понятно, караваны.

– Ты назвала того человека проклятым, хотя он тебя спас, – сказал Платон. – Почему?

Амалзия опустила взгляд. Было видно, что ей непросто обо всем этом говорить, хотя Платону казалось, что этот разговор должен помочь.

– Он буквально был проклятым. Они что-то вроде секты. Вечно звенят в своих латах, скитаются по миру. У них очень жёсткий кодекс, что-то связанное с тем, что мир ужасен, а Бог зол. Я не очень много знаю, так уж вышло, что поболтать мне с ним толком не довелось.

Она поднялась с песка.

– Пойдём. Пора на ужин.

Глава 10

– Так, значит, вы с тех самых таинственных островов! – воскликнул толстый мужчина в расшитом пурпурном плаще. – Наверное, дикие места?

Амалзия замялась, потом указала рукой на Платона, удивленно разглядывавшего блюдо со странной формы куском мяса.

– Это он с островов, не я. И вряд ли там очень дикие места, раз они смогли построить корабли, чтобы преодолеть море.

– Но корабль-то разбился! – Толстяк громко захохотал. – Не настолько они и хороши, эти дикари, да?

Он хлопнул её к плечу и отошёл в сторону. Платона тем временем успел забрать невысокий коренастый мужчина в скромной хламиде, который, однако, выглядел так, будто с ним лучше не шутить.

– Я гиппарх Кассандр. – Платон крепко пожал его мозолистую руку. – Рад знакомству.

– Платон. Гиппарх – это командующий конницы?

– А вы быстро осваиваетесь. Для чужеземца, – улыбнулся Кассандр. – Да, я командую конницей. К сожалению, у нас не было возможности показать, насколько сильно для всадника меняют ситуацию стремена, но, думаю, скоро все поймут, что за нами будущее.

– Вы изобрели стремена? – удивился Платон.

– Не я, конечно же. И, к моему стыду, не пертолийцы, а северяне. Одно из изобретений, просочившихся к нам в последние годы. К сожалению, только Хранитель всерьез относится к этому.

– Вы тоже считаете, что скоро будет война с северянами?

– А как ещё бывает, когда у одних людей становится очень много амбиций, но маловато земель? Конечно, они придут.

– А разве оборона города не опирается на Знающих? – Платон понятия не имел, как обстоят дела с обороной города, но предположил самое логичное.

– Знающие? Пффф, – на лице Кассандра проскользнуло презрение. – Не знаю, как у вас на родине, но местные знающие способны только пьянствовать и требовать денег за каждое движение.

– Разве они не граждане?

– Граждане, конечно, только вряд ли их это волнует, – Гиппарх издал удрученный вздох. – Нами правят толстосумы и их прикормленные мартышки. Впрочем, сегодня ведь праздничный вечер, так что отложим такие разговоры. Давайте я представлю вас гостям.

***

Толстый мужчина в пурпуре оказался крупным торговцем по имени Садиатт. Он одним из первых наладил торговлю с северянами и чрезвычайно гордился этим. По его словам, у него был самый большой запас чугунных колец в городе, а только за них северяне продавали изделия из металла. Он ничего полезного не сказал, только пригласил Платона отобедать и у него, сказав, что там будет настоящий цвет общества.

***

Тощая, словно палочник, пожилая женщина переживала полосу невезения, которую она сама объясняла немилостью Бога, хотя Платону показалось, что виноваты скорее пьянство и излишняя щедрость к двум юнцам, вившимся вокруг неё. Она попыталась флиртовать с Платоном, от чего Кассандр поморщился. Никакой полезной информации от неё получить не удалось.

***

Следующим был неряшливый человек неопределеннного возраста, который постоянно блуждал взглядом и периодически точил зубами костяшки пальцев.

– Теисп. Постановщик. Писатель. Трагик, – он говорило очень быстро и четко, словно выбивал ритм словами.

– Рад знакомству. Вы наемник? Или вроде того? Да?

– Эммм… не совсем, я прибыл с островов Анъйес.

– Острова, острова, острова. У вас острый ум? Поможете решить задачку?

– Какого рода задачу вам надо решить?

– Задачу искусства, конечно. Моя трагедия повествует о закате империи. Пертолианской империи и последнего царя. Но как показать величие тех времен? Оно не только в словах, но в образах людей.

– На моей родине, – осторожно начал Платон, – большое значение придают свету. Падающий на актера свет, особенно цветной, может ощутимо подчеркнуть его чувства и характер.

– Свет? Свет, свет. – Улыбался он тоже ритмично, уголки губ слово подергивались такт чему-то неслышному. – Очень умно. Можно использовать механизмы, чтобы перемещать факела, хм. Да, да.

Драматург остался бормотать, а гиппарх сопроводил Платона к следующим гостям.

***

Группа людей, носивших одинаковые броши в виде ветки оливы, оказались владельцами маслодавилен, заключившими что-то вроде коммерческого союза. Все они терпеть не могли войны и солдат, но считали важным оставаться независимыми и выказывать почтение всем. Платон кратко пересказал им историю своего путешествия, которая очень их заинтересовала и они взяли с него обещание встретиться с неким знаменитым мореплавателем, который будет очень рад обменяться знаниями.

***

Двое стариков в роскошных нарядах и с подкрашенными глазами были Знающими. Одного, чрезмерно пьяного, звали Гарпагом, а второй представился Буром, сказав, что имя своё давно уже позабыл. Бур получил своё прозвище за то, что умел управлять воздухом и однажды поразил врага, закрутив ветер в гигансткий вихрь, напоминающий огромный бур, пронзающий армии противников. Гарпаг же мог повелевать практически любыми животными. Оба они довольно притворно восхитились стойкостью Платона и сказали, что ему обязательно следует выступить в Академии, рассказать студентам о своих странствиях.

***

На Знающих с неприязнью смотрела девушка в простом хитоне. Она оказалась жрицей Единой церкви и сообщила, что «Знающие – это гадкий лишай на здоровом теле, оскорбление божьего замысла». Её восхитил рассказ о спасении Криксара и она даже благословила Платона, а потом долго утверждала, что его благородные деяния без толики колдовства должны быть примером для всех граждан.

***

Помимо этого было еще несколько офицеров Кира, которые любезно приветствовали Платона и приглашали его обязательно посетить Игры, а так же несколько аристократов, которые просили рассказать его историю и ахали на всех кровавых моментах. Через пару часов Платон уже так устал рассказывать одно и то же, что едва мог ворочать языком.

Платон отошёл в сторону под предлогом, что хочет выпить ещё вина и постарался понаблюдать за людьми. Из всех присутствующих он не успел поговорить только с Киром и Мирой, которые словно избегали его. Криксар был изрядно пьян, подходил к Платону, долго и путано благодарил и обещал что-то очень невнятное.

Он прошептал «реза» и вызвал корреляцию.

«Здесь немало людей. Тебя позвали сюда не просто так, это всё очень тщательно срежиссированная сцена, сомнений нет. Многие из этих людей не ходят на приемы к Киру, но ты стал для них поводом и причиной. Это помимо того, что они все связаны. Жрица хоть и молода, зато очень фанатична и хочет принимать участие в городской политике. Торговцы маслом слишком слабы, чтобы образовать собственную группу и оставаться независимыми, так что они ищут, под чьё крыло им бы нырнуть. Тощая женщина почти разорена, так что она ищет способ променять своё имя, котороё еще многое значит, на деньги и любовь. Драматург, очевидно, работает по чьему-то политическому заказу. Хоть он и немного безумен, но именно он зачастую определяет, что думают праздные граждане. Знающие ощущают угрозу от Кира, так что пришли, чтобы помешать образоваться возможным союзам против них. Хотя эти двое – явно не лучшие представители местной элиты. Но вот с Садиаттом сложно – у него нет никаких видимых причин быть здесь, хотя он безусловно очень богат, а его капитал только растёт прирастает. Кажется, время вышло.»

Голос резко смолк. Платон в целом понял, что тут целое змеиное гнездо, но пока совершенно не понимал своей роли в этом.

– Наслаждаешься упадком и безумием? – сбоку подошла Амалзия.

– Только не понимаю, зачем здесь мы.

– Ты, – поправила Знающая. – Ты здесь в качестве диковинки, чтобы остальные могли себя развлечь. Но меня больше беспокоит, когда наш дорогой друг всё-таки решит рассчитаться.

Платон бросил взгляд на Криксара. Тот умудрялся в каждой руке держать по кубку и ещё при этом обнимать двух полуодетых рабынь.

– Боюсь, для этого нам стоит поговорить с его братом.

– Ага, только он куда-то слинял. – Платон взглядом поискал Кира, но не нашёл ни его самого, ни его подруги. – Я уже хотела отвести его в сторону, но он всё время исчезает.

Рядом с ними неожиданно появился Кассандр.

– Друзья, хозяин дома хочет переговорить с вами.

– Какое совпадение, – проворчала Амалзия.

***

– Как вам вечер, друзья? – спросил Кир.

Он сидел на роскошном кресле, чуть позади расположилась Мира, внимательно наблюдавшая за ними. Она только кивнула, когда Кассандр привёл их. Платон и Амалзия расположились возле небольшого стола, на котором стояла доска с клетками и разноцветными камушками – то ли шахматы, то ли го.

– Очень хорошо, правда, мне кажется, что он устроен не для нас, – ответил Платон.

Стоит занять более агрессивную позицию, раз они оказались в уязвимом положении. Информации практически нет, козырей нет, но Киру явно от них что-то нужно.

– Как я и надеялся, – кивнул Кир, – вы чрезвычайно проницательны. Этот вечер действительно решает определенные политические задачи. Но помимо этого, я хотел порадовать и вас – показать, что в Псайкре есть, как минимум, вкусная еда и достойные люди.

Платон откинулся в кресле. Смешно, в книжках обычно герои сталкиваются с бесконечными боями, которые создают сложности, а в реальности куда тяжелее бывают разговоры.

– Так вот, чтобы не показаться невежливым, я верну вам долг, как и говорил. Он взял с пола небольшую шкатулку, поставил на край стола и открыл. Блеснуло серебро, Амалзия присвистнула.

– Здесь шестьдесят серебряных мин. Щедрое вознаграждение за великодушный поступок. Они ваши, а как разделить – это уже вам решать.

Платон взял шкатулку. Внутри были красивые, хотя и неровные монеты – с чеканкой тут явно было не очень. Он закрыл её и поставил на пол.

– Благодарю.

– А вы очень любите своего брата, – заметила Амалзия.

– Если честно, то не слишком, – улыбнулся Кир. – К тому же он мой двоюродный брат. Его отец был воистину великим человеком, настоящим воином, но сына излишне баловал. Криксар слишком склонен предаваться мирским слабостям, как и многие в этом городе. Тем не менее, семья есть семья.

Амалзия начала вставать с кресла, но Кир поднял руку и сказал:

– Прошу вас, останьтесь еще ненадолго. Я бы хотел сделать небольшое предложение, которое может вас заинтересовать.

Девушка села. Платон снова обратил внимание на Миру. Очень красивая женщина, но всё время молчит и смотрит на него – жутковато. Кто она на самом деле? Жена? Телохранитель? Наложница? Кукловод?

– Моя мысль в том, что мы можем быть полезны друг другу. Вы окажете услугу мне, а я окажу услугу вам. К тому же это возможность сделать хорошее дело, а мне кажется, что для вас это важно.

Амалзия скривила лицо, Платон слегка кивнул.

– Чем мы можем помочь в городе, которым вы фактически правите?

Сделать небольшую уступку, создав ощущение уязвимости, на самом деле оставаясь на своём. Пусть немного расслабится.

– В том и дело, – усмехнулся он, – что я не правлю Псайкрой. Ей правит Совет четырехсот, который делят между собой несколько знающих и большая группа торговцев. Я прошу помочь мне изменить эту ситуацию. Сразу отвечу на очевидный вопрос – я не могу послать кого-то из моих людей, так как это могут счесть попыткой военного переворота, а нанимать кого-то со стороны опасно – слишком много разных связей и интриг, слишком большие риски.

– А нам, значит, вы доверяете? – спросил Платон.

– Да, в некотором смысле. У вас обоих чистая репутация, вы не связаны ни с одной из групп. Амалзия старалась держаться вне политики с тех пор, как прибыла сюда, а ты просто не успел обрасти нежелательным связями, даже если бы хотел.

Он перешёл на ты – что это, давление? Или наоборот пытается показать открытость? Платон глянул на Амалзию – её лицо было непроницаемым, но он уже провёл с ней некоторое время и научился ощущать, когда она была недовольна. Хорошо, что хотя бы воздух не начал дрожать от жара.

– И чем же мы можем помочь?

– Благодаря твоей истории, многие тобой заинтересовались, даже если активно и не показывали этого. Это дает некоторые возможности, например, шанс попасть в дома этих людей. Многие из них увидят возможность использовать тебя для своих целей, а ты можешь использовать их.

– Я всё еще не очень понимаю, что ты имеешь в виду.

– Мне нужен кто-то, кто сможет покопаться в чужом грязном белье. Документы, болтливые рабы, странные гости – сгодится всё, что может заставить их работать на меня.

– За одни только такие разговоры можно оказаться на плахе, – сказала Амалзия.

– Да, это правда. Риск действительно есть, но я обещаю достаточно большую награду. Деньги, сталь, земли. Даже гражданство, если захотите.

– Вы не боитесь, что мы вас сдадим? – в голосе Амалзии звучало напряжение.

– Не боюсь. Во-первых, я уверен в вашей честности. – Интересно, с чего бы? – Во-вторых, вам будет не очень-то просто убедить остальных – вы не граждане, а чужаки с чудными историями. В худшем случае, это пошатнет мои политические позиции. В-третьих, вы должны понимать, что город полон моих солдат и когда кто-то вдруг пропадает или тело находят в порту, то именно они зачастую решают, будет ли кто-то искать преступников.