Текст книги "Гнозис. Чужестранец (СИ)"

Автор книги: Иван Элейский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Интерлюдия Б. Беглянка

От обилия людей её подташнивало. Ночью всегда было комфортней – вокруг пылал такой понятный и простой огонь, а мрак окружал безопасной стеной, за которой не было видно людей.

«Почему я это делаю?»

Амалзия стояла рядом с трибунами, благо, что небольшая взятка предоставила возможность смотреть на атлетов сидя. Разноцветная, разодетая толпа медленно стекалась к арене, шумно обсуждая последние новости.

План как-то повлиять на атлетов до боя заранее пришлось отбросить сразу. Во-первых, она не знала, кому именно оказывает протекцию Садиатт. Во-вторых, как выяснилось, перед соревнованиями атлеты находились в отдельном помещении, которое двое суровых громил, неизвестно кем нанятых, но абсолютно молчаливых и неподкупных. Короче говоря, даже увидеть борцов до выхода на арену было невозможно.

«Чертов найдёныш, втянул меня в это, ещё и растрогал. Риска больше, чем возможной прибыли. Стоило давно его оставить, но теперь уже поздно. Если его поймают сейчас, то все усилия пойдут прахом.»

– А ты видел как он пересек финиш? В этом было что-то дикое, природное, чистая мощь!

– Согласен. Слышал, что бегун видит дорожку иначе, как чистый тоннель, где есть только и начало и конец, никаких поворотов, единственный путь.

Она обернулась и увидела, что рядом с ней коренастый мужчина, одетый достаточно скромно, и высокая красивая женщина, одетая наоборот излишне вычурно.

– Простите, – обратилась к ним Амалзия, – я немного упустила последние события, только вернулась в город. Кто сегодня будет бороться?

Женщина окинула её взглядом, но тут же потеряла интерес и уставилась на других зрителей. Мужчина, напротив, посмотрел очень заинтересованно.

– Долго были в отъезде? – Он негромко засмеялся. – Ничего, вы успели как раз к самому главному. В этом году интересно, часть борцов уже отсоревновались вчера, но сегодня будет целое шоу.

Он странно пошевелил пальцами, словно бы играл на невидимой флейте.

– Всеобщий фаворит – Гистасп. Очень юн, но, позволю заметить, силен как бык. Едва не победил на прошлых играх и говорят, что поедет в Клифевению в следующем году. – Мужчина улыбнулся. – К тому же благородный человек и офицер, один из приближенных нашего драгоценного Хранителя.

Этот атлет точно не подходит. Вряд ли Садиатт стал бы ставить на друга своего политического оппонента, если только он не невероятный хитрец.

– Не любите Хранителя?

– Нет, почему же. – Глаза мужчины казались удивленными, но сам он выглядел скорее насмешливым. – Я же назвал его драгоценным. Но вам ведь об атлетах интересней. Главный претендент на победу, если спросите моё мнение – это миектец Арсий. Может, не самый крупный из бойцов, зато ловкий. Кому как, а я всегда считал, что ловкость важнее силы.

На бойца мужчина не походил, скорее уж на вора или мелкого разбойника.

– Ещё очень интересная личность – это Гаумата Великан. Местный, из простых. Демонстративно не общается с аристократией и живёт в нижнем городе. – Мужчина с отвращением сморщился. – Моё мнение – редкостный упырь, замешанный в грязных делишках, настоящее доказательства разницы между аристократом и простолюдином.

«Почему я продолжаю слушать подобных самодовольных ублюдков? Скажи им, что твоя мать жила во дворце, они начнут перед тобой кланяться и жать руки, а если скажешь, что родилась в доме на ферме, то не дождёшься и плевка.»

– Тем не менее, он настоящий гигант. Сам видел, как он поднимал полные бочки так, будто они весят не больше кубка с вином. Есть ещё Олей, уже стареет, но всё еще хорош. Выигрывал игры несколько лет назад, но, между нами, шансов у него не густо. Мариус, великолепный борец, но был недавно ранен, так что теперь тоже стал менее популярным.

Мужчина снова сделал свой странный жест. Казалось, его вовсе не волнует молчание Амалзии и откровенная скука спутницы.

– И, конечно, северянин. Я, конечно, не сторонник участия варваров в играх, но он хорош, да и многие граждане восхищаются им. Имени его не помню, уж простите. – Он покачал головой, как будто искренне сожалел. – В принципе, на сегодня это всё.

– Выходит, будет 15 схваток? – Амалзия постаралась сделать наивный и невинный вид.

– Милый, пойдём, там места занимают… – протянула спутница мужчины, дергая его за рукав, что смотрелось комично, учитывая, что она была выше его.

– Нет-нет, так уже не делают. Три схватки на выбывание, оставшиеся трое каждый с каждым, ну и финал. Часа за два управимся, если не будет задержек, – мужчина улыбнулся немного виновато и, поддавшись, двинулся со своей спутницей к трибунам.

Ситуация была неудачной, Амалзия бы предпочла круговую систему, а не поединки на вылет. Если кандидат Садиатта не вытянет первый бой, то непонятно, как задерживать торговца ещё час.

На первом бою сражались северянин, которого даже объявили без имени, и тот самый Олей, высокий, бритый наголо боец с довольно изящным телосложением.

«Вот так вечно. Родился на Севере и даже твоё имя неважно. Всегда будем вторым сортом. Зачем я продолжаю играть в игру, в которую нельзя выиграть?»

В первом раунде Горогар, тот самый северянин-атлет, которого они встретили на площади пару дней назад, практически моментально уложил своего оппонента. Толпа недовольна засвистела. Амалзия оглядела трибуны, не увидела никого из аристократов, кто поддерживал бы Гора открыто. Зато было видно, как напрягся старый согнутый старик, сидевший в первых рядах. Амалзия знала его – дальний родственник нынешнего хранителя, некогда прославленный военачальник с каким-то длинным непроизносимым именем. Очевидно, что он поставил на Олея.

Сам Олей, тем временем поднялся на ноги, попрыгал немного, помахал толпе, что вызвало восторги. Противники снова сошлись в круге, тела блестели на солнце, мышцы вздувались. Теперь казалось, что силы равны. Гор давил слева, Олей наваливался с той же стороны, Гор давил справа, Олей перемещался туда. Две практически неподвижные скалы, не вызывающие особых восторгов у толпы.

Амалзия увидела, как мышцы на левой ноге северянина задрожали и сжала зубы – в глубине души она болела за земляка, хотя давно и не считала себя полноценной северянкой. Олей осклабился, надавил и… внезапно полетел в пыль, когда Гор слегка ушёл в сторону, направив противника к земле. Он моментально очутился сверху и придавил плечи противника. Несколько секунд и всё было кончено.

Олей явно был не слишком расстроен, помахал зрителям и ушёл в ту же дверь, из которой вышел. Старик на трибунах сидел чернее тучи.

«Деньги, деньги. Вся эта борьба только для того, чтобы решить, кто больше достоин блестяшек. Да и я тоже делаю всё только ради них. Где уж тут найти место для моральной чистоты?»

Амалзия наконец обнаружила Садиатта. Торговец был окружен слугами, так что его было трудно заметить. Притащил с собой целую толпу, чтобы выпендриться перед остальными, какой он прогрессивный и благородный человек. Он вяло хлопал, зато сразу оживился, когда вышли следующие бойцы.

– Мариус, знаменитый чемпион и достойный муж! – провозгласил оратор, – И его противник Гаумата Великан, невероятной силы претендент!

В животе Амалзии возник комок мерзкого холода, когда она увидела одного из бойцов. Он действительно был гигантом, ростом выше всех, кого она когда-либо знала, с грудной клеткой размером с бочку. Мантикора рядом с ним показалась бы котенком. А ещё у него вместо уха торчал толком незашивший кусок плоти. На лице виднелись незажившие синяки и царапины. Это был тот же человек, что напал на них в переулке, без сомнения.

«Найдёныш отделал серьезного борца? Может, всё-таки стоило с ним переспать, раз он круто сварен, а?»

Она отогнала неуместные мысли, разглядывая второго оппонента. Мариус оказался здоровым детиной, чуть меньше Гауматы, конечно, но всё же. Он самодовольно поигрывал мускулами на потеху толпе, некоторые даже выкрикивали его имя. Садиатт явно был заинтересован боем – почти наверняка поставил на кого-то из этих двоих. С той части трибун, где сидели люди победнее и попроще донеслись крики «Великан! Великан!», на которые Гаумата поднял вверх кулак.

Борцы схлестнулись. Мариус был явно опытен: понимал, что противник превосходит его в силе, и осторожничал. Великан напирал на него, а Мариус словно пытался его раззадорить, подталкивая то в одну, то в другую сторону. Толпа разразилась криками. Она бросила взгляд на Садиатта. За кого он болеет – неясно, но наклонился вперёд и пристально смотрел на бойцов.

Гаумата яростно заревел и навалился на Мариуса со всей силой. Тот не уступал, потом внезапно уперся ногами и отправил противника в пыль. Гаумата яростно ревел, но оказался на лопатках.

Садиатт остался спокоен. Ни радости, ни недовольства, только увлеченное наблюдение. Амалзия приготовилась в случае чего бежать к выходу и перехватывать его.

Во втором раунде Гаумата был весь красным и, казалось, излучал ярость. Мариус, напротив был спокоен. Борцы вновь уперлись друг в друга, пока в последний момент Гаумата с силой не опрокинул противника на землю, приземлившись на него сверху. Буквально за секунду до гонга, он прижал Мариуса к земле. Амалзии показалось, будто Гаумата ударил оппонента головой, пока они боролись в пыли. Грязный прием, но кажется, будто никто больше не видел.

«Я и сама неплохой знаток грязных приемов. Сколько раз я предавала и подставляла?»

Садиатт наблюдал очень заинтересованно. На секунду ей показалось, что он разочарован, что он болеет за Мариуса, но она быстро отмела глупые догадки. Нужно ориентироваться на факты.

Начинался третий раунд. Амалзия протиснулась мимо людей ближе к проходу и смотрела больше за боем, чем за Садиаттом, но исход стал понятен быстро. Мариус как-то внезапно ослаб, медленнее реагировал и словно бы с трудом сохранял равновесие. На первой же минуте Гаумата отправил его глотать пыль.

– Чертов Великан. Готов поспорить, он заранее выяснял, куда ранили Мариуса, – пробормотал парень с длинными нечесаными волосами, стоявший рядом.

– Ранили – нечего идти на арену, – гавкающе ответил ему стоящий рядом мужчина с жутким шрамом на шее.

Парнишка злобно зыркнул на него, но отвечать не стал.

Амалзия тем временем, смотрела в оба глаза на Садиатта. Торговец уходить никуда не собирался, более того, сосредоточенно хлопал. Великана, впрочем, это не особо волновало и с арены он удалился безо всяких жестов. Теперь Знающая понимала, за кого болеет Садиатт и как его задержать.

***

Третий бой был очень кратким. Гистасп, атлетичный красавец с черными кудрями, которому особенно рьяно апплодировали женщины, дважды опрокинул приземистого миектца. Саддиат не особо заинтересованно наблюдал за этим боем, зато она заметила группу слаженных болельщиков во главе с Кассандром, офицером с обеда у Кира, которые слаженно и громко выкрикивали имя Гистаспа. Тот, тем не менее, вёл себя удивительно сдержанно.

Потом последовали ещё два боя. Гистасп отправил на землю северянина вызвав шумный гогот толпы, но во втором раунде уже Гору удалось перехитрить противника и уложить его в песок. Третий раунд оказался самым зрелищным, если вообще можно считать зрелищной борьбу. Противники долго кружили, упирались, начинали приемы, но не могли довести их до конца, пока Гистасп не опрокинул северянина. В этот раз они поклонились друг другу, а потом толпе.

«Хороший противник лучше надежного друга. Его не предашь, верно?»

Она успокоила мысли. Начинался второй бой, Гистасп боролся с Гауматой. Если Великан проиграет, то остается надеяться на то, что следующий бой будет успешным для него, иначе он вылетит отсюда, а значит и Саддиат уйдёт.

Гаумата был выше, сильнее и крупнее Гистаспа. Он был яростнее и явно злее, но при этом ему не удавалось сдвинуть фаворита ни на миллиметр. Тот просто стоял, как вкопанный, не давая себя сдвинуть, пока не прогремел гонг. Амалзия вслушалась в то, что обсуждали в толпе.

– Мозги выигрывают борьбу, сынок, а не мускулы…

– Конечно, он же аристократ, ест лучше, тренируется с малых лет, как такого победишь.

– Слишком много солдат повсюду, даже на соревнованиях, нынче стало.

Амалзия переминалась с ноги на ногу в нервном ожидании. Борьбу она не любила, как и любые другие соревнования – у неё на родине такие вещи презирали, считая, что человек должен доказывать свою силу реальным делом. Учителя постоянно пытались заставить их конкурировать друг с другом, но то было иное соревнование. Зачастую смертельное.

«А те мальчишки, которого я сдала учителям? Заслужили ли он это? Заслужила ли я это?»

Но к горечи от воспоминаний всё равно примешивался какой-то лихорадочный азарт. Она не могла повлиять ни на что, но жаждала определенного исхода. Это порождало дискомфорт, но в то же время притягивало. Будто не всё в жизни предопределено.

Очередной удар гонга вывел её из задумчивости. Гистасп раскланивался перед публикой, Гаумата злобно плевался и покидал арену.

В промежутке перед следующим боем она вдруг поняла, что вряд ли сможет перехватить Садиатта. Слишком самонадеянная импровизация. Он её не знает, вокруг толпа слуг, он сидит на противоположной трибуне. Ненадежно, минутная задержка и всё пойдёт прахом. Она сжала кулаки, словно это могло помочь привести к удачному исходу боя.

Северянин вышел против Гауматы. Тот плюнул на арену, показывая своё презрение противнику, с трибун донесся свист и недовольные возгласы. Гор, напротив остался спокоен.

Первый раунд был неудачным для Гауматы. То ли он устал, то ли тяжело переносил проигрыши, но он ошибался. Двигался слишком грубо, слишком резко. Северянин снова поймал его на очередном толчке и отправил на землю.

«Он хорош. Всегда нравились такие мечтатели, идущие своим путём до конца. Северянин побеждающий на играх, ещё и ведёт себя достойнее многих. Вот бы посмотреть на лица местных аристократов при виде этого.»

Садиатт снова наклонился и сосредоточенно смотрел на арену. Удивительно непроницаемое лицо для человека, который вечно издает неуместный смех.

Начался второй раунд. Амалзия вдохнула. Сколько прошло времени? Меньше двух часов, часть боев закончился слишком быстро. Едва ли даже полтора часа. Северянин не должен выиграть, как бы ей этого не хотелось.

«Снова подставляю хорошего человека ради собственных нужд. Грязный приём, но никто, кажется, не видит. Есть только один путь.»

Северянин давил на Гаумату, тот рычал и весь налился кровью, глаза, казалось, вылазили из орбит, лицо исказила гримаса ярости. Нужно было действовать.

«Песок можно заставить гореть. Что угодно можно заставить гореть. Солнце нагревает песчинки, песчинки становятся жарче. Частицы в них двигаются быстрее, пока энергии не станет так много, что она вырвется в виде пламени. Не нужно доводить до этого, достаточно приблизиться. Не так уж словно. Солнце. Жар. Давящие ступни. Ярость и боль сосредоточенные вокруг. Всё это впитывается в песок, куда же ещё. Самая заряженная вещь на милю вокруг, готовая вспыхнуть, как весь этот чертов город. Арена – отражение города, город – отражение арены. Их процессы едины. В городе вот-вот вспыхнет конфликт, а песок вот-вот воспламенится, так он насыщен жаром. Огонь – это разрушение структуры, а все структуры здесь уже едва ли держатся. Почему бы песку не воспламенится под ногами борца? Наверное, всё еще не настолько плохо, но ведь почти на грани, да?»

Она утвердительно кивнула и открыла глаза. Голова разболелась – то, в чем она себя убеждала, совершенно не соответствовало её реальному опыту.

Лицо северянина исказила гримаса. Колени дрожали, Гаумата начал давить на него, пытаясь опрокинуть. Вдруг Гор резко подпрыгнул, словно наступил на что-то острое.

Или на что-то горячее.

Гаумата сориентировался быстро, надо отдать ему должное, перехватил борца вокруг корпуса и впечатал в землю.

Амалзия огляделась – никто, кажется, не заметил, что она сделала. Кроме северянина. Он озирался туда-сюда и постоянно подпрыгивал.

«Идиот, только делает хуже, разгоняя энергию. Песку и правда недолго будет до воспламенения таким образом.»

Голова кружилась, а реальность вокруг словно скукожилась, стала какой-то искусственной, глупой, словно бы неудачно сшитое чучело. Амалзия глубоко вдохнула. Слишком далекая от её способностей задача. Она поджигает вещи, а не нагревает их. Загораться – вот что естественно для вещей в её мире.

Она резко оборвала дальнейшие размышления, несмотря на то, что они успокаивали. Нужно поддерживать эффект дальше.

Горогар едва мог стоять на месте. Гаумата сделал эффектный бросок и отправил северянина на землю, унизительно продержав его внизу еще несколько секунд после удара гонга. Противники покинули арену, один поникший и печальный, другой злой и довольный.

Амалзия бросила взгляд на Садиатта – тот уже откинулся назад и широко улыбался, хлопая в ладоши. Её затошнило и она двинулась к выходу, расталкивая людей.

Во рту стоял вкус пепла.

Глава 15

Платон развалился в кресле и ждал Кира. Амалзия, сидевшая рядом, была невероятно бледной, как будто из неё откачали литр крови. Она прикрыла глаза и тяжело дышала. Платон наклонился к ней спросил тихо:

– У тебя всё хорошо?

Она приоткрыла и скосила глаза на него.

– Да. Всё хорошо. Просто устала. Слишком много всего навалилось.

Платон был уверен, что что-то не так. Она не спросила о его ранах, довольствовалась ответом, что ему удалось найти всё необходимое, и ничего не стала рассказывать о событиях на стадионе, но вид у неё был истощенный, гораздо более истощенный чем после драки на улице или после боя в пустыне. Загадка, но разгадывать её точно стоит не здесь.

– Ваша мероприятие прошло успешно? – в комнате появился Кир.

На этот раз с ним не было Миры, казавшейся тенью Кира.

– Да. Вполне. – Платон сглотнул. – Возникли некоторые осложнения, но результат есть.

Он вытащил свитки из сумки и положил их на стол. Некоторые были заляпаны кровью. Кир вопросительно взглянул на Платона.

– Те самые осложнения, – он пожал плечами, – которые могут создать еще больше проблем. Я спрятал тело, но почти наверняка его обнаружат. В лучшем случае, завтра. Зависит от того, как часто Садиатт проверяет свою сокровищницу.

По виду Платона уже не было заметно, что он недавно уклонялся от ожившей статуи с мечом, он успел переодеться, отмыться и даже перебинтовать раны. Обычный торговец или наемник, просто немного помятый жизнью.

Кир почесал подбородок и взял ближайший к себе свиток.

– Нам стоит поспешить в таком случае. Рассказывайте, пока я читаю. Что случилось?

– В письмах ответы некоего северянина. Садиатт, судя по всему, оказывает им некоторые не совсем патриотичные услуги. Лучше прочтите, чем я буду пересказывать. – Платон тяжело вздохнул. – А ещё там была статуя. Живая статуя, которая активно пыталась меня зарубить.

Кир поднял на него глаза.

– Живая статуя?

– Абсолютно. Как только я добрался до сокровищницы, она, – он попытался подобрать подходящее слово, – превратилась в человека, который попытался меня зарубить.

– Как вы с ней справились?

– Перерезал горло. Кровью скульптура, как оказалось, истекает так же, как обычный человек.

– Не думал, что у Садиатта хватит денег и смелости нанять Скульптора. – Кир покачал головой. – Вам очень повезло.

– Скульптора?

– Она Знающая. – Кир покачал головой. – Работает исключительно за деньги, при том за очень большие, но деталей не знает почти никто. Слухи об оживших статуях ходят давно, якобы в Грано их активно использовали местные царьки. Для личной охраны.

– Она оживляет статуи?

– Возможно. Не знаю. Я предполагаю, что она каким-то образом превращает людей в статуи. На какое-то время. Такие вещи обычно хранят в секрете.

– Это воин не выглядел недобровольно превращенным в статую.

– Полагаю, ему или его семье очень хорошо заплатили за это.

Кир пробежался глазами по очередному письму.

– Письма подтверждают мои подозрения, но в качестве доказательства от них толку мало – слишком легко подделать. Впрочем, тут есть свидетель, которого можно попытаться допросить, что уже неплохо. Удалось найти что-то ещё?

– Да. Я был уверен, что вы скажете, что писем недостаточно, поэтому и полез в подвал. Помимо золота, серебра и чугуна я обнаружил ещё кое-что. – Платон выдержал эффектную паузу. – Там были латы.

– Латы?

– Доспех из пластин, – он руками изобразил кирасу на себе, – прочная толстая сталь, кираса, большой шлем. Намного лучше того, что носят ваши солдаты. Поножи, латные перчатки. В таком даже удар меча или копья можно пережить.

– Понская броня, – прошептал Кир.

Он встал и начал ходить по комнате. Амалзия всё так же лежала в кресле с полуприкрытыми глазами. Если бы не поднимающаяся грудь, можно было бы подумать, что она умерла.

– Такую броню на севере носят единицы. Считает, что Лорд-протектор подарил комплекты такой брони королю Пон и его приближенным, когда они преклонили колено. Доходили разные слухи… – Кир закусил губу. – Но такую броню точно нельзя купить.

– На кой черт она Садиатту? Он не похож на воина.

– Это символ. Садиатт верит в них, верит в то, что такие вещи заставляют людей уважать тебя. Это помимо того, что на любом из Зубов за такую вещь дадут огромные деньги.

– Такого символа хватит для доказательства?

Кир сложил руки за спиной.

– Да, хватит. Будет не очень просто, но хватит. Всё свершится сегодня ночью. Я выражаю свою благодарность, друзья, но боюсь, мне нужно заняться подготовкой сегодняшнего ареста. Когда мы увидимся завтра, обсудим вашу награду.

Платон кивнул – спешить всё равно некуда. Они распрощались, и Платон с Амалзией отправились домой. Всю дорогу девушка была чрезвычайно вялой, на вопросы отвечала односложно, так что в итоге они шли молча.

Город постепенно накрывала ночь, но в гостинице было светло. Скучающие караванщики уже прекратили так активно пить, многие просто сидели в таверне или шатались по городу, навещая друзей, семьи, шлюх и торговцев «целебными травами», поэтому сейчас за столом сидел только Игорь с каким-то незнакомым сухощавым стариком с невероятно живыми глазами.

Платон так устал, что только вяло махнул им рукой, попрощался с Амалзией и завалился спать.

***

– Зачем мы только сюда пошли? – буркнул Игорь.

– Я хочу разобраться в местных традициях, раз уж придётся жить тут. Амалзии стоит проветриться. – Девушка еле перебирала ноги, хотя кожа уже перестала напоминать больничные простыни. – А ты сидишь в таверне целыми днями, так что и тебе не лишним будет пройтись.

– И как я на это согласился?

Платон ухмыльнулся. Уговорить Игоря оказалось не очень просто, пришлось рассказать байку о том, что за ними следят какие-то люди и нужен взгляд проверенного человека. Стоит ли говорить о том, что Игорь уже через час шатаний по городу понял, что никакой слежки нет?

– Пойду я обратно, – Игорь махнул рукой. – Чушь какая-то.

Платон остановился и обернулся к нему.

– Слушай, ты тут сколько лет, а на Играх ни разу не был? Что, вся жизнь вот так, ездить в караване и бросать односложные саркастические ответы?

– Вроде того.

– Ты не в фильме Тарантино, Игорь.

Проходившая мимо женщина бросила на них взгляд и ускорила шаг.

– Я и не думаю, что я в фильме, – Игорь повысил голос. – Я в долбанной игре, сделанной поляками в душном подвале. Хватит меня доставать.

Платон прикрыл глаза на секунду. Вдох. Выдох.

– Слушай. Игорь. Нам всем непросто, но отдохнуть стоит. Пару часов, вот и всё чего я прошу. Если тебе не понравится, я, не знаю, буду покупать тебе выпивку весь вечер.

– Кхм, – кашлянул Игорь. – С этого можно было и начинать.

Он расслабился, опустил руки.

– Ладно, я пройдусь с вами. Но больше никакой чуши про преследования, иначе я тебя слушать не стану больше. И не стану смотреть на то, что нас всех связывает. – Он показал пальцем на Амалзию. – Может её устраивает то, что ты вечно решаешь за других, но меня начинает утомлять, какими бы твои мотивы не были.

Амалзия лениво зевнула.

– Идемте уже, посидеть охота.

На стадионе сегодня соревновались бегуны на длинную дистанцию. Сейчас они только разминались перед дистанцией. Платон пошарил взглядом, увидел Горогара, северянина, которого они встретили на площади ещё до встречи с Киром. Он сильно изменился за пару дней, вид у него был поникший, улыбка исчезла с лица.

– Эй, Гор, привет! – Платон помахал ему рукой.

Борец заулыбался и подошёл ближе. Игорь закатил глаза, Амалзия то ли всхлипнула, то ли закашлялась.

– Всё хорошо? – участливо спросил Гор, обращаясь к ней.

– Да, да, – она судорожно закивала головой, – просто устала немного.

– Видел вас вчера на соревнованиях. Рад, что пришли посмотреть, – он печально улыбнулся, – хотя это и был момент моего позора.

– Меня?

– Ну да, вы смотрели с трибун, я сразу заприметил. За меня не так много людей болеет. – Он наклонился вперёд и добавил чуть тише, – откровенно говоря, большинство из них полные придурки.

Амалзия закашлялась снова. Платон посмотрел на неё: глаза красные, лоб прорезали две параллельные морщины, рыжая копна волос печально свисает, драпировки на одежде сбились. Что-то определенно было не так, только вот никак не удавалось понять, что именно.

– Вы достойно боролись, – ответила она. – Просто судьба не всегда благосклонна к нам.

– Это правда, правда. Я вот полагал себя самым сильным и самым умным, но мир щелкнул меня по носу и опустил в пыль. – Он нахмурился. – Но я не унываю, ни в коем случае. У меня ещё будет шанс. Вернусь на Север, займусь тренировками с прежним усердием. Успею даже к сбору урожая. Жаль только, что ни денег, ни славы домой не смогу привезти.

– Тебя там кто-то ждёт? – спросил Платон.

– Ага. Я родом из деревеньки неподалеку от Ассукры. – Северянин прищурил глаз и взглянул на Осколки, медленно ползшие к зениту. – Мать, сестры, братишка младший. Отец где-то в столице сейчас, забрали в рекруты.

– Наверное, и невеста есть? – сказал Игорь с нотками сарказма.

– Ага. Была по крайней мере. Нынче всё быстро меняется.

– Это Игорь, – сказал Платон. – Он наш партнёр. Горогар – один из атлетов, сам с Севера.

– Рад знакомству.

Мужчины пожали другу руки.

– Так ты отправляешься на Север? Может, мы могли бы тебя подбросить?

Амалзия резко вскинула голову и сощурилась.

– У нас и так народу хватает.

Игорь и Платон удивленно уставились на неё.

– Вообще-то, – осторожно произнёс Игорь, – лишние руки нам не помешают. На дорогах неспокойно, а караван нынче сильно поредел.

– Я работы не боюсь, но если места нет, то и проблемы нет. Доберусь как-нибудь.

– Да брось, – Платон похлопал его по плечу. – Зайди вечерком к нам, поболтаем, обсудим. Ты же не участвуешь в соревнованиях больше?

– Не-а. Борьбу я уже проиграл, я метание копья или бег – это не моё. Посмотрю на остальных, да порадуюсь за них, а потом домой.

– Ну вот и хорошо. Пойдёмте к трибунам тогда.

Игорь тронул Платона за плечо, они чуть поотстали от северянина и Амалзии.

– Ты что с ней сделал такое?

– Ничего. Не знаю. Она вчера была на играх, потом мы встречались кое с кем, она уже была в таком состоянии.

– Обычно ей слова против не скажешь, а тут… – Игорь поиграл желваками. – Она будто едва силы находит, чтобы говорить. Не нравится это мне.

– Может и правда устала? – Платона внезапно осенила. – Или может это из-за ран? Надо её к лекарю отвести.

Игорь нахмурился.

– Не думаю. Я уже такой взгляд видел. Это Знающие, – он оглянулся вокруг, проверяя не подслушивает ли кто. – У них крыша едет временами. Не знаю, что у них там происходит, но, думаешь, почему они тут не захватили вообще всё? Многие просто с ума сходят. Жуткое зрелище.

Он покачал головой.

– Надеюсь, что это не наш случай.

Платон не нашёл, что ответить.

***

Игры действительно объединяли. Здесь были жрецы, аристократы, торговцы, ремесленники, странники. Кто-то болел за конкретного спортсмена, кто-то за своих земляков, а кто-то просто хотел увидеть предел человеческих возможностей. Перед забегом выходил какой-то поэт, читал стихи, что-то на тему прекрасных тел и сопутствующих им прекрасных душ.

Платона, честно говоря, такие вещи всегда мало волновали, он и фильмы-то смотрел ради того чтобы было о чем говорить с людьми, а книги читал в основном по делу. О стихах и говорить нечего.

Поразительно, насколько много общество может вкладывать в искусство, спорт и подобные мероприятия, и насколько варварским может оставаться во всём остальном. Несправедливость, рабство, глупое, неудачное распределение ресурсов. Платон подозревал, что сельское хозяйство тут в таком же упадке, как и всё остальное, кроме разве что торговли. Страна живёт за счет снующих туда-сюда караванов и едва ли может сама себя прокормить.

Тем временем, атлеты стартовали. Бегуны казались одновременно и более, и менее материальными, чем обычные люди, преодолевали расстояние, которое казалось бы невозможно было преодолеть. Для бегуна пространство должно казаться иным, подумал Платон. Время более медленным, дорожка сжатой до предела, не такой, как для зрителя, смотрящего на неё сбоку. Предел существования, сжатый до сотен метров.

Зрители вокруг кричали, бесновались поддерживали бегунов. Платону подумалось, что спорт невероятно близок к войне. Война порождает храбрость, спорт порождает особую, редкую красоту. Не в смысле изящества или грации, не в смысле красоты тела, а в смысле красоты движения. Почти то же чувство, что вызывает свист пуль или удар хлыста.

Полурелигиозный экстаз, в который погружается толпа. Уникальное средство.

Платон отвлекся от захватившего чувства, взглянул на окружающих. В задней части трибун кто-то першептывался, несмотря на игру.

Он обернулся – за спинами болельщиков сидели двое. Женщина в капюшоне была повернута к нему спиной, с ней разговаривал одноглазый парень с удивительно длинным носом, одетый просто, но дорого. Платон развернулся обратно, чтобы не привлекать внимания, и попытался вслушаться в их разговор, сквозь крики толпы.

– …взяли ночью…слишком много дерьма… – мужчина говорил сбивчиво, – вопрос времени…сдаст нас…

– Наш план всё еще в силе, – у женщины был звонкий уверенный голос, – проблем…подождать, пока…заплатим…

– …не собираюсь…жизнь…деньги, – мужчина звучал очень обеспокоено, – …слишком сложные…опасно…многие умрут…

Внезапно толпа взорвалась рёвом. Платон обернулся, но ни мужчины ни женщины уже не увидел.

Один из бегунов наконец преодолел финишную черту и болельщики вопила от радости.

***

Они медленно шли со стадиона через переулки Старого города. Жара к полудню стала невыносимой, поэтому они старались прятаться в тени зданий, стоявших вдоль улицы, двигаясь вдоль стены и периодически ныряя в прохладные переулки.

– Ты ведь наверняка смотрел раньше футбол или что-то такое? – допытывался Игоря Платон.

– Нет.

– Хоккей? Бокс?

– Нет. – Игорь раздраженно поморщился. – Я не смотрел телевизор, у меня нет любимой команды и я не люблю спорт, представь себе. И ты тоже не любишь.