Текст книги "Еврейский вопрос / Необыкновенная история"
Автор книги: Иван Гончаров
Соавторы: Иван Аксаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
Между тем Тургенев рассчитывал, что именно этим романом – “Новью” он всего более докажет, что вот он и без “Обрыва” написал большой роман, а я все не пишу, следовательно… и т.д.
На беду его – появление этого романа как раз совпало с производившимся в Сенате следствием по политическим проступкам. Нахватали человек около ста каких-то пропагандистов социальных идей, запрещенных книг и т.п. Печатный протокол этого дела был{148} – ни дать, ни взять – верною копией с “Нови” или скорее “Новь” была копией с него.
Затем Тургенев объявил, что он не хочет более писать: худо-де принимает публика!
Теперь он участвует в литературном конгрессе, состоявшемся во время нынешней Парижской выставки. Рассылал приглашения Edmond About (и я получил). Общий председатель конгресса Виктор Гюго, а председателем иностранных делегатов выбрали Тургенева.
Я не видал еще текста выработанной конгрессом программы, но читал в фельетоне “Голоса” (12 июля нынешнего года) письмо из Парижа от корреспондента о возмутительном нахальстве, с которым, между прочим, комиссия конгресса, решая вопросы об авторском праве, налагает запрещение, не только на переводы авторов на другие языки, но и на всякие переделки, подделки, adaptation, т.е. присвоение идеи, сюжета!!!
Это безумие! Авторы всех литератур беспрестанно сходятся в идеях: как же тут разобрать и разграничить? Стало быть, если Мольер писал “Лицемера”, “Скупого” и проч., то никто не смей трогать этого сюжета! Из этого возникнут бесконечные споры!
Нет сомнения, что тут исподтишка много усердствовал Тургенев, чтобы не допустить, таким образом, переводов тех русских сочинений на французский язык (в том числе и моих), которые он успел давно передать во французскую литературу! Молодец! Разумеется, кому в голову придет, что француз, какой-нибудь Флобер, через ползучую хитрую интригу завистника, залезшего заблаговременно вперед в чужую литературу, мог передать туда из своей, русской – добро соперника!
И кто же? Тургенев! Такой благодушный, честный! О, верен был расчет этой лисы! Но Бог не выдаст, свинья не съест!
Может быть, у него тут были и другие какие-нибудь цели кто его знает! Во всяком случае – цели не хорошие, и он жертвовал тут интересами русской литературы – для французской! Все это очень печально и даже до гадости глупо!{149} Пока кончу на этом.
И.Г.
Июль, 1878
notes
Примечания
1
См. предыдущую статью.
2
Далее зачеркнуто: “А он все писал свои записки и миниатюрные, но прелестные повести и…”.
3
Далее зачеркнуто: “Кажется, в 1859, а может быть и в 18…”.
4
Причиной того, что он не творит чего-нибудь крупнее, больше (и зачем? Разве в сумме все эти собранные мелочи не составили бы одного крупного целого, если б он продолжал идти своим путем!) – он приводил болезнь почек (боль в мочевом пузыре), которую будто бы он нажил в парижском климате. После он ссылался на подагру.
5
Зачеркнуто: Елена (кажется, Елена).
6
Далее зачеркнуто: но он ловко употребил в свою ложь и эти два слова (“голубая ночь”), подавшие ему повод подвести под них и другие удачные выражения в “Обрыв”, и мои вечные сомнения и жалобы на свое бессилие – чтобы на всем этом песке нагромоздить свой фантастический замок лжи!
7
Зачеркнуто: между прочим у Стасюлевича.
8
Далее зачеркнуто: И для чего? И так видно, при поверхностном прочтении этих моих книг, что сходство есть, стало быть, кто-нибудь да виноват. Но кто?
9
Далее зачеркнуто: Особенно близко снята почти копия, с легкими переменами (во 2-й части Education Sentimentale, гл. V, с 9 до 15 стр. изд. 1870) в разговоре Фредерика с Луизой Рок – с разговора в саду Райского с Марфинькой, в III гл. 2-й части “Обрыва”. Тут почти и перемен нет: описание (сада и) огорода и запущенного…
10
Анненков, прозрев, немного, кажется, удалился от него из приличия – и тоже удалился за границу, в Висбаден. Но этот ушел более от дороговизны здесь.
11
Зачеркнуто: …материализмом (не говоря уже о народившейся тогда идее о коммунизме).
12
Зачеркнуто. И они действуют только на тех, кто и без романов этих – и религиозны, и чтут власть, семейные узы, – и притом читаются от скуки наравне с французскими романами! Странная претензия учить романом! Искусство учит только образом: чем живее образ, тем и сильнее действует! Гоголь поэтому и силен, что сильны его образы, и Грибоедов тоже. Следовательно, вся тайна в силе таланта, т.е. в силе изображения! А тут думают: “у тебя-де искусное перо, пиши – и подействует!”
13
Зачеркнуто. Это должно быть так, потому что, поехавши на воды с 1-ю частью “Обломова” в 1857 году, я там окончил почти все 3 остальные части, за исключением последних глав, оконченных уже в Петербурге. В Париже, куда я поехал прямо из Мариенбада, я застал Боткина, Тургенева и Фета. Последний в день моего приезда женился на сестре Боткина. Я прочитал Тургеневу и Боткину все, написанное на водах, не доверяя себе, не зная, хорошо ли это, нет ли, следил, какое впечатление сделает это на них. Фет приходил послушать, ненадолго: ему было не до того. Это было в первые дни его женитьбы. Конечно, я не подозревал чувства зависти в Тургеневе, а после оказалось, что он уже сам трудился над заимствованным у меня сюжетом (как выше сказано) из жизни Райского, именно “Дворянским гнездом” (глава о предках Райского, которую я по этой причине, т.е. по причине его заимствования, исключил из романа “Обрыв”), и, кроме того, эпизод о Козлове и его жене из “Обрыва” передан им и в это время, конечно, уже обрабатывался Флобером в его M-me Bovary. “Обрыв” мой весь и подробно он уже знал с 1855 года, а теперь в 1857 году прочитал и три части “Обломова”: очень может быть, что он и идею, и сцены тут же сообщил каким-нибудь литераторам французским, но я еще не напал на след, кому именно и где. А заключаю я это из намеков кое-где в статье “Вестника Европы” (по поводу литературного конгресса, корреспонденция из Парижа Полонского за август, и еще есть намеки в статье Elie Barthe, Воспоминания писателя) о скрытых переводах, о заимствованиях из старых романов, не говоря, конечно, обо мне, но это адресуется, конечно, на мой счет. Должно быть, он выклевал из меня все что получше, и пока я обрабатывал свои сочинения, там успели напечатать, следовательно, опередили меня! Двадцать лет упражняется он в этом – и для этого оставил Россию, свою литературу и передался чужим! Зависть колоссальная, самолюбие гадкое, ум лисий, хитрый!
14
Примечание. Обломов – еще в рукописи, лишь только я кончил его весь в 1857 году, на водах, в Мариенбаде, был привезен мною в Париж, где я застал Боткина и Тургенева – и прочитал им все написанное (кроме последних глав, прибавленных уже в Петербурге в 1858 году и тоже прочитанных Тургеневу, до напечатания в 1859 году в “Отечественных записках”, у Краевского. Очень может быть, что тогда же, вместе с переданным им Флоберу содержанием “Обрыва" (послужившим к сочинению “M-me Bovary”) он передал кому-нибудь и прочитанное ему тогда из “Обломова”. Об “Обломове”, когда он готовился, знали уже и в публике по отрывку “Сон Обломова”, напечатанному в “Иллюстрированном сборнике”, изданном в 1848 году при журнале “Современник”. А тетради мои читались и показывались мною всем в литературном кругу, всего более Тургеневу, так как я всегда был мнителен насчет себя, спрашивал мнения других, беспрестанно поверял, какое впечатление сделает то или другое место, нет ли каких-нибудь несообразностей и т.д. – словом, всегда сомневался в себе – и более всех доверял вкусу и критическому такту Тургенева, – следовательно, он, так сказать, следил за моими тетрадями. Зависти я в нем не подозревал тогда, и он имел полную возможность передавать и мои идеи, и отдельные места за границу, переделывая там, при своем таланте, конечно, на французские нравы. Зависть его и тонкий плутоватый ум, внушили ему обширный план интриги.
15
Примечание. Судя по тому упорству, с которым все противилось переводу “Обломова” на французский язык – я подозреваю теперь, что и этот роман издавна перенесен в чужую литературу, но где и в каком виде, у кого – до сих пор не знаю. Вероятно, Тургенев приберегает это pour la bonne bouche – чтобы вдруг потом объявить, что все мои сочинения взяты из чужих литератур! Вот что сделал этот гений зависти и лжи!
comments
Комментарии
1
ПРИМЕЧАНИЯ
К стр. 157. Необыкновенная история. Истинные события. (Зачеркнуто: Истинное происшествие.) Декабрь 1875 и январь 1876 года. Сборник Российской Публичной Библиотеки. Том 2. Материалы и Исследования. Выпуск 1. Петроград. Издательство “Брокгауз – Ефрон”, 1924 г.
Благодаря исключительной любезности со стороны Б.М. Энгельгардта мы получили возможность воспользоваться несколькими, до сих пор не опубликованными, выдержками из дневника А.В. Никитенки, находящимися в собран. Пушкинского Дома. Приводим одну из них, ближайшим образом относящуюся к тем событиям, о которых идет речь в “Необыкновенной истории”.
(1860 год. Вторник, 29 марта).
Лет пять или шесть тому назад Гончаров прочитал Тургеневу план своего романа (“Художник”). Когда последний напечатал свое “Дворянское гнездо”, то Гончаров заметил в некоторых местах сходство с тем, что было у него в программе его романа; в нем родилось подозрение, что Тургенев заимствовал у него эти места, о чем он и объявил автору “Дворянского гнезда”. На это Тургенев отвечал ему письмом, что он, конечно, не думал заимствовать у него что-нибудь умышленно; но как некоторые подробности сделали на него глубокое впечатление, то немудрено, что они могли у него повториться бессознательно в его повести. Это добродушное признание сделалось поводом большой истории. В подозрительном, жестком, себялюбивом и вместе лукавом характере Гончарова закрепилась мысль, что Тургенев с намерением заимствовал у него чуть не все или, по крайней мере, главное, что он обокрал его. Об этом он с горечью говорил некоторым литераторам, также мне. Я старался ему доказать, что если Тургенев и заимствовал у него что-нибудь, то его это не должно столько огорчать – таланты их так различны, что никому в голову не придет называть одного из них подражателем другого, и когда роман Гончарова выйдет в свет, то, конечно, его не упрекнут в этом. В нынешнем году вышла повесть Тургенева “Накануне”. Взглянув на нее предубежденными уже очами, Гончаров нашел и в ней сходство со своей программой и решительно взбесился. Он написал Тургеневу ироническое странное письмо, которое этот оставил без внимания. Встретясь на днях с Дудышкиным и узнав от него, что он идет обедать к Тургеневу, он грубо и злобно сказал ему: “Скажите Тургеневу, что он обеды задает на мои деньги”. (Тургенев получил за свою повесть от “Русского вестника” 4000 р.). Дудышкин, видя человека, решительно потерявшего голову, должен был бы поступить осторожнее; но он буквально передал слова Гончарова Тургеневу. Разумеется, это должно было в последнем переполнить меру терпения. Тургенев написал Гончарову весьма серьезное письмо, назвал его слова клеветой и требовал объяснения в присутствии избранных обоими доверенных лиц; в противном случае угрожал ему дуэлью. Впрочем, это не была какая-нибудь фатская угроза, а последнее слово умного, мягкого, но жестоко оскорбленного человека. По соглашению обоюдному избраны были посредниками и свидетелями при предстоящем объяснении: Анненков, Дружинин, Дудышкин и я. Сегодня, в час пополудни, и происходило это знаменитое объяснение. Тургенев был, видимо, взволнован, однако весьма ясно, просто и без малейших порывов гнева, хотя не без прискорбия, изложил весь ход дела, на что Гончаров отвечал как-то смутно и неудовлетворительно. Приводимые им места сходства в повести “Накануне” и в своей программе мало убеждали в его пользу, так что победа явно склонилась на сторону Тургенева, и оказалось, что Гончаров был увлечен, как он сам выразился, своим мнительным характером и преувеличил вещи. Затем Тургенев объявил, что всякие дружественные отношения между им и г-ном Гончаровым отныне прекращены, и удалился. Самое важное, чего мы боялись, это были слова Гончарова, переданные Дудышкиным; но как Гончаров признал их сам за нелепые и сказанные без намерения и не в том смысле, какой можно в них видеть, ради одной шутки, впрочем, по его собственному признанию, неделикатной и грубой, а Дудышкин выразил, что он не был уполномочен сказавшим их передать Тургеневу, то мы торжественно провозгласили слова эти как бы несуществовавшими, чем самый важный casus belli был отстранен. Вообще надобно признаться, что мой друг Иван Александрович в этой истории играл роль не очень завидную; он показал себя каким-то раздражительным, крайне необстоятельным и грубым человеком, тогда как Тургенев вообще, особенно во время этого объяснения, без сомнения для него тягостного, вел себя с большим достоинством, тактом, изяществом и какой-то особенной грацией, свойственной людям порядочным высокообразованного общества.
–
Рукопись издаваемой статьи И.А. Гончарова приобретена Российской Публичной Библиотекой в 1920 году. На 53 перенумерованных самим автором листах обыкновенной писчей бумаги, с многочисленными вставками на полях и поправками, рукопись писана в два приема: 50 первых листов (точнее, 49 ½, так как 43-й лист неполный) относятся к декабрю 1875 и январю 1876 годов, а три последних – к июлю 1878 г.
На 1 л. надпись: “Из этой рукописи, после моей смерти, может быть извлечено, что окажется необходимым, для оглашения, только в том крайнем случае, который указан в Примечании (помещенном в конце рукописи на 50-м листе), то есть если бы в печати возникло то мнение, те слухи и та ложь, которые я здесь опровергаю! В противном случае – прошу эти листы, по воле умирающего, предать огню (зачеркнуто: январь 1876 года, И. Гончаров) или же хранить в Имп. Пуб. Библиотеке, как материал для будущего историка Русской литературы, июль 1878 года, И. Гончаров”.
Листы рукописи были вложены в конверт большого формата, запечатанный сургучной печатью Гончарова и надписанный его рукой: “Вверяю заключа(ю)щиеся в сем пакете простые, лично меня касающиеся бумаги, Софье Александровне Никитенко, для распоряжения с ее стороны таким образом, как я ее просил. Иван Гончаров, 19 мая 1883 года”.
Под заглавием “Необыкновенная история” или “Истинные события” Гончаров, с длинными отступлениями и частыми повторениями, излагает “печальную летопись”, “жалкую историю” своих отношений с И.С.Тургеневым. Как известно, эти отношения носили далеко не дружественный характер. Гончарова всю жизнь мучило болезненное подозрение, что Тургенев, с которым он особенно часто и подробно делился своими литературными планами, как “очень тонким критиком, охотнее всех прислушивавшимся”, обманул его доверие: “воспользовался моим добром сам и щедро наделил других”. “Если б я, – утверждает Гончаров, – не пересказал своего “Обрыва” целиком и подробно Тургеневу, то не было бы на свете ни “Дворянского гнезда”, “Накануне”, “Отцов и детей” и “Дыма” в нашей литературе, ни “Дачи на Рейне” в немецкой, ни “Madame Bovary” и “Education Sentimentale” во французской, а может быть, и многих других произведений, которых я не читал и не знаю”.
В припадках мнительности Гончарову кажется, что “завистливый до бешенства” Тургенев, идя за ним “следом и по пятам”, в то же время всячески старается помешать ему написать что-нибудь новое, крупное, вроде “Обломова” или “Обрыва”. “Боже сохрани! Тогда вся его хитрая механика рушилась бы… Поэтому ему необходимо было наблюдать за мной, чтобы ничто не прошло мимо его таможни. Что бы я ни задумал, о чем бы ни заикнулся, что “вот, мол, хочу писать то или другое” – он сейчас валяет повестцу на тот же сюжет, статейку – и потом скажет, что “это была его мысль, а вот я – живописец – взял да и нарисовал его сюжет… Вот, мол, как он (т.е. я) идет по моим следам: что я ни задумаю, он сейчас подражает, следовательно, и прежде подражал!”…
Одному Тургеневу этого всего сделать бы, конечно, не удалось, но нашлись разные “кумовья” и “прихвостни, разевающие рот перед гениями”, которые – продолжает подозревать Гончаров – “решились толпой помогать ему добывать мои тетради или слушать меня, записывать и передавать ему!” Началась настоящая “облава”: “пытания, наблюдения, шпионство, мистификации”, и “сколько хитрых, остроумных, ядовитых выдумок истрачено на это”…
“Все против меня, – заключает Гончаров, – et toutes les apparences sont contre moi!.. Что же мне теперь делать? Терпеть и молчать, конечно, это и есть то, что называется крест, следует нести его!”…
Единственной целью своего “неуклюжего, но правдивого сказания” Гончаров готов признать “обнаружение правды”.
“Это важно во всяком, даже мелочном деле. Если в литературе дорожат всякой биографической подробностью какого-нибудь писателя, собирают сведения о его воспитании, учении, о его характере, деятельности и частной жизни, чтобы все это могло послужить как материал для изучения эпохи или как назидание и пример, и наконец как данные к открытию истины, то и сказанное здесь поможет объяснить кое-что о наших литературных нравах”.
Написанная крайне резко, грубо и злобно, в явно патологическом состоянии, “Необыкновенная история” тем не менее заключает в себе не только ценнейший “человеческий документ”, помогающий несколько разобраться в сложной духовной природе Гончарова, но и дает исключительной важности материал для понимания процесса творчества и литературных мнений писателя, а также его взглядов по разным вопросам общественного и политического характера.
Рукопись издается с соблюдением всех по возможности особенностей правописания и пунктуации. Что касается зачеркнутых автором или исправленных мест, то большинство их по техническим соображениям отмечено в настоящих примечаниях к тексту.
2
Тютчев Николай Николаевич – о нем см. Н.М. Гутьяр. И.С. Тургенев. Юр. 1907, стр. 131-133. Маслов Иван Ильич, друг и кум Белинского – ср. III т. писем В.Г. Белинского под ред. Е.А. Ляцкого, стр. 354 и 448. Языков Михаил Александрович – см. “Русск. Биографич. Словарь”, 40—41; Д.Д. Языков. “Обзор”, V, 147; “Временник Пушкинск. Дома”, 1914 г., 100-101.
3
Майков Николай Аполлонович, академик живописи.
4
Описываемая встреча произошла в конце 1846 г. или в самом начале 1847-го. В первых числах февраля 1847 г. Тургенев уехал за границу и пробыл там до середины июня 1850 г. (Гутьяр. Хронологич. канва для биогр. Тургенева, стр. 10 и 16).
5
Монго – Алексей Аркадьевич Столыпин (“Le beau Столыпин”, “La coqueluche des Femmes”) – о нем см. П.А. Висковатый. М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1891, стр. 198-201.
6
Галахов Алексей Дмитриевич, историк литературы и критик.
7
О приезде Герцена см. в Записках и дневнике А.В. Никитенки, т. I.366. За границу Герцен уехал 21 января 1847 г.
8
“Сон Обломова” появился в “Литературном сборнике”, изданном редакц. “Современник” в 1849 г.
9
По всей вероятности, Гончаров имеет в виду свою статью “Лучше поздно, чем никогда”, напечатанную в VI кн. “Русской Речи” за 1879 г. Ср. письмо к Стасюлевичу от 3 февраля 1870 г.: “М.М. Стасюлевич и его современники в их переписке”, т. IV, 94-95.
10
Фрегат “Паллада” снялся с якоря 7 октября. Адмирал Путятин Ефим Васильевич, впоследствии граф, некоторое время был министром народного просвещения, умер в 1883 г.
11
В письме к Тургеневу от 28 марта 1859 г. Гончаров, между прочим, пишет: “Принялся я теперь составлять программу давно задуманного романа, о котором – помните? – говорил вам, что если умру или совсем перестану писать, то завещаю материал вам, и тогда рассказал весь. Теперь произошли значительные перемены в нем, много прибавилось и даже написалось картин, сцен, новых лиц, и все прибавляется. Тем, что сделано, я доволен: Бог даст, и прочее пойдет на лад”. (“Русск. стар.” 1900 г., т. 101, стр. 16-17; Б.М. Энгельгардт. И.А. Гончаров и И.С. Тургенев. Петерб., 1923, стр. 33—34). Ср. также примечание, сделанное Гончаровым в 1887 г. на рукописи “Обрыва”: “Рукопись представляет материал для романа, который при напечатании в 1869 году в журн. “Вестник Европы” назвал “Обрывом”. Прежде я называл его просто “Художник Райский” и рассказывал содержание всем и каждому из приятелей литераторов, еще в пятидесятых годах, всего более Тургеневу, которому в 1855 году, в скором времени по возвращении моем из кругосветного путешествия, подробно пересказывал в несколько приемов все подробности, передавал сцены, характеры, так как он более всех сочувствовал, по своей впечатлительности и чуткой восприимчивости в искусстве, моему труду, предсказывая ему успех”. (Б.М. Энгельгардт, op. cit., 33, примеч.).
12
В письме к Некрасову от 9(21) сентября 1857 г. Тургенев пишет: “Гончаров прочел нам с Боткиным своего оконченного “Обломова”, – есть длинноты, но вещь капитальная, и весьма было бы хорошо, если бы можно было приобрести ее для “Современника”…Не упускай его из виду, а я уж запустил несколько слов, все дело будет в деньгах”… (Н.М. Гутьяр. И.С. Тургенев, 232).
13
Тургенев вернулся из-за границы в начале июня 1858 г. (Н.М. Гутьяр, Хронологич. канва, 36). “Дворянское гнездо” напечатано в 1-й книге “Современника” за 1859 год.
14
На это, по-видимому, не дошедшее до нас письмо Гончаров ссылается в своем письме к Тургеневу от 27 марта 1860 г. (Б.М. Энгельгардт, op. c. 37-39).
15
Об этом “литературном недоразумении” (слова Анненкова) между Гончаровым и Тургеневым см. П.В. Анненков. Литературные воспоминания. Спб., 1909, стр. 520—521. Ср. Л.Н. Майков. Ссора между И.А. Гончаровым и И.С. Тургеневым в 1859 и 1860 гг. – “Русск. старина” 1900 г., 1, 5—23; Б.М. Энгельгардт, op. c. 9, 21-24, 36-41. По воспоминаниям Анненкова, третейский суд происходил 29 марта, но письмо Гончарова к Тургеневу, писанное в “понед. 9 марта”, подписано так: “Усердно вам кланяюсь, до завтра. И. Гончаров”. (Энгельгардт, 40). Странно также, что Анненков не называет в числе “экспертов” А.В. Никитенки, нет об этом упоминания и в изданных дневниках последнего.
16
Похороны А.В. Дружинина происходили 21 января 1864 г.
17
Феоктистов Евгений Михайлович, впоследствии начальник Главного управления по делам печати.
18
Зачеркнуто: “сливок”.
19
Повесть “Вешние воды” появилась в I книге “Вестника Европы” за 1872 г.
20
Далее 2 строчки вымараны.
21
Подобные жалобы – на “безучастие”, “какой-то злой смех”, “глухую вражду вместо ласки и участия”, “какая-то тенета, в которые его ловят как зайца и травят собаками”, на “мистификаторов”, на “хандру”, на “отвращение ко всему в жизни и к самой жизни” – нередко слышатся и в переписке Гончарова, напр. с М.М. Стасюлевичем: “М.М. Стасюлевич и его современники”, т. IV, стр. 18-20, 22, 34-35, 37-39, 44, 49 и др.
22
Зачеркнуто: “В 1868 году”.
23
Об этих чтениях “Обрыва” см. в письмах Стасюлевича к жене: “М.М. Стасюлевич и его современники” т. IV, 1-3. В одном из них от 28 марта 1868 г. находим … “Гончаров под величайшим секретом читал у графа Толстого свой роман. Чтобы никто нам не мог помешать, роман читался в спальне графини; нас было всего 3 слушателя: я и граф с женой. Прочли несколько глав, но, выслушав такую вещь, нет возможности ничего больше помещать в журнал по беллетристике. Это – прелесть высокого калибра. Что за глубокий талант! Одна сцена лучше другой! Думаю, что этот роман не минует “Вестника Европы”; недаром же автор никого не допустил к слушанию романа, кроме меня”…
24
Зачеркнуто: “У Григоровича попытки его в этом роде оказались вовсе плохи, а у Тургенева получше, но нигде нет образа и везде деланное, сочиненное”.
25
В письме к А.Г. Тройницкому от 25 июня (7 июля) 1867 г. Гончаров, между прочим, пишет: “…Я пробежал первые главы и лишь только дошел до любви, мне стало частью беспокойно, частью противно, и вот, книжка лежит недочитанная, о чем я и объявил вчера откровенно автору. Первые же сцены возмущают меня не тем, что русское перо враждебно относится к русским людям, беспощадно казня их за пустоту, а тем, что это перо изменило тут автору, искусству. Оно грешит какой-то тупою и холодною злостью, грешит неверностью, т.е. отсутствием дарования. Все эти фигуры до того бледны, что как будто они выдуманы, сочинены. Ни одного живого штриха, никакой меткой особенности, ничего, напоминающего физиономию, живое лицо: просто, по трафарету написанная кучка нигилистов. Это я тоже сказал автору”. (“Вестник Европы”, 1908 г., кн. XII, стр. 450—451). В письме к Тургеневу от 22 января 1868 г. читаем несколько иное: “Я сегодня был у Павла Васильевича (т.е. Анненкова), пил чай: он вручил мне экземпляр “Дыма”, за что вас дружески благодарю – и за подарок, и за память. Мне за долгое время и много нужно перечитать и на первое брошусь на “Дым”, конечно”… (Энгельгардт, 59).
26
Подробности – в письмах к Стасюлевичу. “М.М. Стасюлевич и его современники”, т. IV, стр. 49-52.
27
Повесть “Бригадир” впервые напечатана в 1 кн. “Вестника Европы” за 1868 г. По прочтении ее Гончаров писал Тургеневу, в письме от 10/23 февраля 1868 г.: “Чуть не забыл: я читал вашего “Бригадира” и оценил его очень дорого (впрочем, потому – что немного, что это картинка, а не повесть). Я почувствовал, что и во мне есть немного художника; художник и оценил больше всего эту маленькую вещь, напоминающую ваше лучшее (не во гнев вам), чем вы воздвигли себе прочный памятник, т.е. “Записки охотника”. Большинство ценит это мало, а некоторые вовсе не понимают. “Бригадир”, по-моему, гораздо лучше той несколько растянутой и заметно сочиненной повести, которую вы нам читали в Баден-Бадене (не знаю заглавия) – здесь деревня так свободно и ярко нарисовалась: что за прелесть – поле, питье кваса из ковша ets”… (Энгельгардт, 63).
28
Гр. А-ну – граф Сергей Александрович Апраксин, полковник Генерального штаба, впоследствии свитский генерал.
29
Ф-ву – Феоктистов Е.М. См. выше.
30
Ср. письмо к Стасюлевичу от 1 июля (19 июня) 1868 г.: IV, 24.
31
1 ½ строчки вымараны.
32
Зачеркнуто: “морей”.
33
2 строчки вымараны.
34
Ковалевский Егор Петрович – путешественник и беллетрист (“Нил Безымянный”, “Горев”) – см. С.А. Венгеров. Источники словаря русск. писателей, т. III, 114-115.
35
В рукоп. “с ними”.
36
Малеин Александр Михайлович, вице-директор департамента внутренних сношений, минист. иностран. дел. Макаров Николай Яковлевич, сотрудник “Современника” и других изданий, чиновник, к концу жизни член Совета министра финансов.
37
Зачеркнуто: “с ведома его союзников”.
38
В письме к Стасюлевичу от 12/24 июня 1868 г. Гончаров спрашивает: “Итак, Иван Сергеевич уже в России: дает вам о Белинском. А что же большое пишет он? Будет ли у вас роман Ауэрбаха? Уведомьте”. (IV, 21. Ср. также IV, 5 – письмо от 7/19 мая).
39
Повесть “Несчастная” напечатана в 1 книге “Русского вестника” за 1869 г.
40
По всей вероятности, Гончаров имеет в виду повесть “Призраки”.
41
Много данных относительно психической болезни Гончарова собрано в ст. С.Г. Тер-Микельян – “Больная душа Гончарова” – "Русский Филологический Вестник”. 1917 г., № 1—2, стр. 20—46.
42
В рукописи: “и какая-то барыня, у Ауэрбаха с глазами Медузы (там у меня русалочными глазами “Обрыва”).
43
Зачеркнуто: “не глядя на меня”.
44
Зачеркнуто: “гадость!”.
45
Зачеркнуто: “картина”.
46
Зачеркнуто: “довольно близким”.
47
В рукописи: “на стр.”.
48
Зачеркнуто: “снят”.
49
Зачеркнуто: “дружбу с Марком Волоховым, к которому”…
50
Зачеркнуто: “закутано уже”.
51
Зачеркнуто: “что делать – надо нести”.
52
“Madame Bovary” вышла в 1856 г. Письма Золя – в III, V, ѴІ-ХІ кн. “Вестника Европы” за 1875 г.
53
Зачеркнуто: “повторяется перефразированная”.
54
Ср. “Вестник Европы” 1870 г., т. I, 272-325, 769-822. А. С-н. “Французское общество в новом романе Густава Флобера. (По поводу “L̉education Sentimentale”, 2 vol. Par. 1870)”. “Тургенев совершенно справедливо сказал в прошлом году, в предисловии к русскому переводу романа Максима Дюкана “Утраченные силы”, что “Г-жа Бовари" – бесспорно, самое замечательное произведение новейшей французской школы”… (январь, стр. 272). “Не знаем, приходили ли нашим читателям на мысль некоторые сравнения между лицами романа Флобера и лицами наших русских известных романов, но нам многие из них напомнили родное, особенно Фредерик… Он напоминает хорошо знакомого нашим читателям Райского с тем различием, что Флобер отнесся еще объективнее к своему герою, чем наш почтенный романист” (февраль, 822).
55
Ларош Август Германович, профессор консерватории, музыкальный критик; по-видимому, Гончаров приписывает ему статью в “Русском вестнике” 1869 г., т. LХХХІІ, кн. 7, стр. 335-378, за подписью “Н. Нелюбов”.
56
Зачеркнуто: “ее безошибочностью”.
57
Ср. М.М. Стасюлевич и его современники, т. IV, 25, 29—30. “Дача на Рейне” была напечатана в IX—XII кн. 1868 г. и I—XII кн. 1869 г. “Вестн. Европы”.
58
Зачеркнуто: “биографических”.
59
Ср. “Вестн. Европы” 1875 г., февраль, стр. 401-429; “Флобер и его сочинения”. “Флобер, прежде чем написать первую страницу своей книги, припасает материала на целых три, в виде заметок, приведенных в полную ясность и полный порядок. Зачастую целая страница справок дает ему всего одну строчку. Он работает по плану, зрело обдуманному и подробно выработанному во всех частях. Что касается остального, т.е. самой методы редакции, то я думаю, что он редактирует сразу и сравнительно быстро несколько страниц сряду, целый отрывок. Затем возвращается к нему, переделывает, изменяет неудачные выражения, не пропускает ни малейшей небрежности, прибирает наиболее подходящие слова. Таким образом, первый набросок бывает зачастую черновым, над которым он работает целые недели. Он хочет, чтобы страница выходила из его рук, как бы высеченная в мраморе, безупречной правильности и бессмертной красоты. Вот мечта, терзание, потребность, заставляющая его долго обсуждать каждую строчку, по целым месяцам ломать голову над неудачным выражением до тех пор, пока ему не удастся заменить его более подходящим… Его мечтой, без сомнения, было бы написать всего одну книгу в жизни: он бы беспрестанно ее переделывал, беспрестанно улучшал… Он повторяет иногда, что один человек может написать всего одну книгу в жизни”… (Стр. 407—408).
60
Зачеркнуто: “месяц”.
61
Повесть Ф.Э. Ромера “Дилетанты” в “Вестн. Европы” 1872 г., апр., май, июнь.
62
Зачеркнуто: “но я мало этим пользовался”.
63
Зачеркнуто: “там”.
64
Статья “Наши послали” напечатана в № 1 “Недели” за 1874 г.
65
Зачеркнуто: “шаг”.
66
“Довольно” впервые напечатано в V т. 3-го издания сочинений Тургенева, вышедшего в 1865 г.
