Текст книги "Хозяйка корней (СИ)"
Автор книги: Ива Лебедева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Глава 23
Лилька
– Ничего не знаю, никаких распоряжений на ваш счет не поступало, – противным голосом выдал клерк на первом этаже ратуши и попытался отгородиться от меня здоровенной папкой с какими-то бумажками.
– А вы пойдите и узнайте. – Как разговаривать с бюрократами, я знаю. Странно было бы, прожив жизнь в нашей стране, не получить этот трудный, но необходимый навык. – Или вы хотите сказать, что начальник городской стражи пошутил, велев мне заглянуть в канцелярию за разрешением на работу?
Да, вот тут я скорее била в средневековый менталитет, чем в то, что я помню о своих современниках. У наших чинуш принцип простой – они хозяева своего слова. Хотят – дают, хотят – обратно забирают. Или потеряют, забудут, переврут и с честными глазами объявят тебя дурой.
Зубастый клерк вполне полугоблинского вида от моей наглости слегка опешил. Даже папку уронил, аж пыль столбом на столе. Что у него там, газетные вырезки времен первых пирамид?
– Да кто ты такая, наглая баба?! – взвыл между тем работник пера и чернильницы. – Чтобы сам господин начальник или даже его помощник на тебя вообще внимание обратили! Да в такой момент, когда… – тут он торопливо прикусил язык, но меня продолжал жечь гневным взглядом и явно сердился, что досадная помеха и не подумала испепелиться.
– Во-первых, я горожанка с двумя листьями. – Спокойно улыбнуться – это уже полдела. – Во-вторых, уважаемый, если уж первый помощник начальника стражи не побрезговал у меня лечиться, значит, он не только обратил на меня внимание, но и запомнил. Кстати, боль я сняла, но лечение не окончено. Если он пожелает еще раз воспользоваться моим мастерством, ему будет проще знать, на каком постоянном месте я нахожусь, чем искать меня по рынку.
Клерк аж надулся и приподнялся. Как жаба, готовая сглотнуть червяка. Только червячок внезапно зашипел по-змеиному. Поэтому кроме гнева в оранжевых глазах таился страх.
– Я понимаю, вы все тут такие серьезные мужчины, стражи порядка и наши защитники, – тут я добавила неподдельного благоговения в голос, а плюгавенький полугоблин неосознанно приосанился. – Слабой женщине без такой заступы никуда. И конечно, страшно отвлекать вас, господин начальник канцелярии, от важных и срочных дел. Но вот явится господин… Флессан, – пришлось срочно вспоминать имя вампира, к счастью, оно не выветрилось из моей головы, – боль снять в очередной раз, а меня на месте нету. И что мы тогда господину помощнику скажем? Что разрешения там работать у меня нет? Он ведь прибежит к вам. И что прикажет? Найти меня? Или попросит вас снять острую боль. Вы сможете?
Полугоблин обдумал эту мысль и впечатлился. Посмотрел на меня из-за папки, как фашист из-за бруствера на красного партизана, и слегка ворчливо, но уже гораздо более приветливо осведомился:
– А, так это ты… вчера замвампу челюсть обратно подвернула? Так бы и говорила сразу, а то голову морочишь, время зря тратишь… Сейчас, выпишу тебе бумажку. Погодь, печать в канцелярии шлепну. Но насчет места сама с цирюльней договаривайся, тут уж мы им не указ.
Здесь он прав. Но проблемы мы будем решать по мере поступления.
Усевшись на узкую лавку для посетителей, я спокойно смотрела, как полугоблин, скрипя пером и высунув от старательности кончик языка между развитых клычков – не чета вампирским, – выписывает мне разрешение на работу в Цирюльном ряду. И вспоминала, чем закончился вчерашний день.
На вечернюю прополку мы, конечно, опоздали, и хозяин огорода был этим очень недоволен. Как уж бабушка Му сумела его улестить – не знаю. Я так устала к вечеру – утром мы еще работали на грядках, а потом базар, щипцы, орки, зубы, вампиры… шопинг. Короче, я засыпала на ходу.
Кажется, хитрая бабуленция провела среди нашего надсмотрщика рекламную кампанию, подтвердив ее не только парой листьев на руке у каждого, но еще и какими-то сверточками и мешочками из своей бездонной корзинки. В всяком случае, старый ворчун сменил интонацию на гораздо более добродушную. И под их негромкие переговоры я просто уткнулась носом в подушку, подгребла себе под бок такого же уставшего Игги, и всë… блаженная темнота до утра.
На рассвете выяснилось, что до открытия ратуши еще много времени и что, раз уж я спала в сарае для огородной прислуги, должна отработать ночлег на прополке. Но я даже не огорчилась – мне же надо было надрать свежей морозцы, а попутно подумать кучу разных химических мыслей. Курс фармацевтики нам тоже читали в свое время. Азартно копаясь в салатных зарослях и приветствуя чуть ли не каждый сорнячный лист довольным припевом, я мысленно была в стране возгонки, дистилляции, вываривания и усушки ценного сырья. Ибо каждый раз жевать собственноротно эту анестезию, чтобы потом впихнуть в пациента полученную кашицу, – негигиенично, непрактично и вообще непрофессионально. Быть одновременно лаборантом и подопытной крысой – это слишком.
Когда солнце село на забор, я сбежала в ратушу, взяв в сопровождение только Игги; бабушка Му, как полноправная теперь гражданка и ценный специалист, ушла с ворчуном за внутреннюю ограду, туда, где клан выращивал самую ценную ботанику.
Ну и вот… бумажка с печатью легла мне в руки. А после этого нас так бесцеремонно выставили из ратуши на площадь и так торопливо захлопнули дверь, что я даже не успела передать плошку мази для вампиристого начальства. Ну, пожала плечами: понадоблюсь – сам придет, спрятала мазь в корзинку и решительно зашагала в сторону базара, вполуха слушая, как Игги бодро тараторит, прыгая по левую руку от меня.
– Я уже сбегал до золотщиков, но они такие цены ломят, умереть не встать! – щебетал он, шлепая новыми мокасинами по дорожной пыли. – И эти… которые, опять же, для рыболовов крючки делают… или там замки-ключи какие… кузнецы по мелочи… слушать не хотят, как я им твой рисунок на дощечке показываю. Не желают такое ковать. Так что придется либо с гномами договариваться, либо…
Что «либо», я дослушать не успела, потому что мы уже пришли. А вот зря не дослушала, потому что положение оказалось почти безвыходное.
Ну да, ну да, против официальной бумаги не попрешь, и не пустить меня в Цирюльный ряд на работу у гномов не вышло бы при всем старании. Кстати, среди базарных стригунов и зубодеров были не только бородатые, как мне показалось в первый день. Тут хватало разных рас и смесков в самых причудливых сочетаниях. Роднило их одно: дружная неприязнь к наглой выскочке.
Ну и вот. Место мне выделили в самом дальнем углу, так, что с базарной площади разглядеть – еще постараться надо и знать, что ищешь. Ну да ладно, с этим я справлюсь. Что такое грамотная рекламная кампания в нашем мире, не знает только младенец, да и то лишь до момента знакомства с первым гаджетом.
А вот как справиться с тем, что кроме корзинки с морозцей у меня из лечебного инвентаря только фартук с косынкой… А, вру, еще ведро с водой и горшок. Так вот, как справиться с тотальным дефицитом инструментов – с ходу и не придумаешь.
Так что там Игги говорил-то про альтернативные методы добычи оборудования?
Ох, если бы я знала, что оборудование на сегодняшний день – далеко не единственная моя проблема… и даже не самая главная.
Но я еще не знала. Что не мешало событиям идти своим чередом.
Глава 24
Вэйнис Рин Корван
– Господин Вэйн, они к вашим услугам.
– Большое спасибо, Эгси. Подождите, пожалуйста, пока я определяюсь с выбором.
Эгси даже не повел своей выцветшей бровью. Он уже сорок лет как служит Дому вампиров, и восемь из них – мой личный раб. Мне нравится делать всё, что захочу, например, быть вежливым с рабами. Иногда подчеркнуто вежливым, когда вежливость становится оружием, точнее бичом, укротителя. Прилюдно крикнуть помощнику-стажеру из благородной семьи: «Поспеши, или ты не расслышал приказ?!» И тут же ласково сказать рабу-посыльному: «Можете отдохнуть». Все и так знают, что Вэйнис Рин Корван делает всё, что захочет, но еще раз напомнить, знаете ли, нелишне.
Впрочем, старина Эгси заслужил благодарность, сделав свою простенькую работу безукоризненно. Все три девицы недавно из купели, переодеты в белые покрывала и не забыли почистить зубы, и без того сверкающие, как Слезы моря. Незадолго до визита каждая выпила половину чаши разбавленного лунного вина. Больше было бы нежелательно, меньше – не имело смысла. Ни страха, ни дерзости, лишь слегка затуманенный взор и невидимые колокольчики негромко диньдинькают: «Всё будет хорошо».
Страх, конечно, есть – визит к вампиру, и совсем не добровольный. Впрочем, добровольные визиты – случай редкий, хотя бывает, бывает. Одна из трех девиц не впервые у меня, но боится тоже, и это приятно. Чужой страх – перчик, огонек, горчинка-горячинка. Приправа, без которой лучше остаться голодным, чем сесть за пресный ужин.
И вообще, когда совсем не боятся, вот этого я не люблю. Никого не бояться – моя привилегия.
– Подойдите, – и добавляю, с улыбкой, которую иногда называют оскалом: – Не вместе, а по очереди.
Еще несколько секунд удовольствия, когда в тройке родится пара и эта пара подтолкнет одиночку вперед. Чистые личики, белые накидки и такая же наивная уверенность, будто я выберу ту, что приблизится ко мне первой.
Вытолкнутой девицей была милая смугловатая коротышка, гномка с примесью человечьей крови. Я нежно погладил ее по шее, провел ладонью по щеке – надо пригласить цирюльника, пусть выщиплет волоски. Отстранил, сказал: «Подожди», поманил следующую.
У высокой блондинки отец, скорее всего, орк, а вот бабушка – эльфийка. Она держалась особо зажато и испуганно. Это мне так понравилось, что я лишь мельком осмотрел третью девицу – гоблинку с бледно-зеленой, даже беловатой, кожей. Потом отвернулся к стене, на которой висела шелковая карта Города, названия улиц были вытканы мелким бисером.
О чем думают застывшие девушки? Я не сомневался – о том, что сейчас я выбираю одну из них. Только этим заняты мои мозги.
Бедные дурочки. Я уже выбрал и думаю о своем. О совершенно другой женщине, которая сейчас скрывается на этих улицах. И я даже подозреваю, где она…
Впрочем, если я и был готов мучить их ожиданием, то томить себя голодом не собирался.
– Как тебя зовут? – Я так внезапно обернулся к внучке эльфийки, что вздрогнули все трое.
– Лэнтинуэ… Лэнти, – пробормотала она, и я оценил ее разумность. Может, когда-то, будучи свободной, она играла в длинные эльфийские имена, звучащие, как стрела на излете, но в моем доме их не терпят.
– Эгси, проводи остальных. Еще раз спасибо.
Лэнти уставилась на уходящих подруг, будто одной из них могло прийти в голову поменяться с ней местами. Те были, конечно, достаточно благоразумны, чтобы не броситься бегом, но шаг ускорили.
Подождал, пока удалятся. Лэ – сам сокращаю эльфийские имена до удобного размера – почти успешно имитировала равнодушие, оглядывая убранство моих покоев. Да, у меня есть на что посмотреть – золото любят все вампиры, другое дело, есть оно не у всех.
Впрочем, самое интересное в моем зале – я сам.
Лэ послушно откинулась на диване. Длинные мягкие волосы пахли цветами. То что нужно.
– Больно не будет, – сказал я.
И, как всегда, не соврал. Она лишь чуть вздрогнула. А я…
Я делал это больше тысячи раз в жизни. И всегда поражался вкусу первых секунд. Кровь помнит всё о человеке. Теперь со мной говорила каждая капля. Все обиды, радости и надежды этой дурочки, все ее приключения с первых дней жизни.
Я мог бы углубиться в любую из этих картин и увидеть подробности. Нет, сегодня обычный смак. В голове по-прежнему другая женщина. С которой мне предстоит познакомиться уже скоро, когда захочу. Хочет ли она – не имеет значения.
Я не самый главный в своем клане. Но самый значимый. И самый сильный маг, хотя давно привык скрывать свой уровень. Думаю, еще никто не пожалел, что именно я возглавляю Стеклянный взгляд. Разведку клана, для которой любые стены – стекло.
Мой метод достаточно прост. Надо связаться со слугой, а еще лучше – рабом в каждом Доме. Втянуть в простейшее преступление, хотя бы предложить принести волосы хозяйки для колдовства. А потом пугать тем, что оно будет раскрыто. И сведения текут рекой.
Именно так было совсем недавно. Чтобы кланы не разорялись на аукционах в Подземелье, пытаясь перебить друг у друга чистое чрево, установлена очередь на чистокровок. Когда портал открывался в прошлый раз, был черед орков. Теперь – нашего клана. Но я вовремя узнал, что эльфы решили подкупить гоблинов, чтобы те сделали вид, будто переход сорвался или чистокровки померли. И доставить их тайно в свой Дом. Пришлось отловить пару агентов, получить показания и конфиденциально обратиться к эльфам с ясным предупреждением: такая выходка – это немедленная война. Вампиры не будут ждать, пока у перворожденных повзрослеет выводок особо одаренных магов. И кстати, союзники в этой войне со стороны остальных народов обеспечены…
Кому-то могло показаться, будто Лэ задремала. Я знал и чувствовал – не спит. Потому что боится. И правильно делает. Нам не нужно очень много крови. Мы можем остановиться, когда захотим.
Но можем и не захотеть. Решение за нами. И ко мне, лучшему разведчику своего клана, это относится в первую очередь.
Почему эльфы и другие народы хотят опередить нас? Потому, что наша магия крови сильнее другого колдовства. Мне, как и любому вампиру-магу, не нужны колечки-артефакты, чтобы увидеть невидимое для других. Поэтому-то этот Лим мне немного смешон. Тогда, ночью, на площади, он не увидел того, что увидел я.
Почему же тогда чистокровка, не такая уж и юная девица, не в нашем Доме? Потому, что никуда не денется. Она под надзором. Н-да, интересно зелье она приняла, чтобы изменить состав крови, – оно могло обмануть артефакт эльфа и даже кланового вампирского нюхача, но не меня. И я не буду торопиться схватить ее, пока не выясню некоторые важные подробности. А еще у меня на нее есть свои, только свои, никому не известные планы.
И еще это недавнее мерзкое происшествие в Малом Горшечном проулке. Какая грубая работа… но и неплохой повод подразнить Отступника. Спокойная жизнь ему противопоказана, пусть развлечется, пытаясь угадать мои мотивы и противодействовать «интриге», которой нет.
Когда злишься, сразу становится невкусно. К тому же в мои планы входило пить, а не выпить. Вампиры отворяют кровь клыками, а затворяют словом.
– Как ты чувствуешь себя, Лэ?
– Хорошо, господин. Я могу (я очень хочу!) идти?
– Конечно. Эгси распорядится, чтобы ты на три дня была избавлена от работ.
Девица удалилась, слегка придерживаясь за стену. Я вытер губы куском красного шелка и вернулся к прежним раздумьям. Итак, чистокровная человечка из другого мира. Не юная девственница – зрелая женщина. Привлекательная и уверенная в себе. Самостоятельная. Хм… это будет интересно.
Глава 25
Лилька
– Зубодеры не продадут, кузнец, который у Зеленого ряда, даже разговаривать отказался, ему гномья родня в уши насвистела. Эти, как ты их… слюсаря… слесары… короче, кузнецы по мелочи, они тоже не хотят. Один прям в глаза смеялся, гад, заломил за работу три золотых, – докладывал мне раздосадованный Игги, сердито пиная купленную корзину, которую я на первых порах собиралась использовать в качестве стоматологического кресла.
М-да, всё грустно. Торчу на рабочем месте уже почти полдня, наблюдаю злорадные ухмылки «коллег», к которым не зарастает народная тропа, и тихо скриплю своими здоровыми зубами. Потому что… ну да, я могу обезболить пациента морозцей. Даже чужого пациента, фиг с ним, даже бесплатно – потому что я нормальный врач и спокойно не могу смотреть, как над людьми (да, людьми! Просто зелеными, клыкастыми и прочими) издеваются. Опять один портач явно не тот зуб выдернул, а вон тот здоровенный орк чуть не сломал соплеменнику челюсть. Всё обошлось только за счет повышенной прочности костей у этой расы.
Руки чешутся надавать неумехам по бороде и всё исправить, но как?! Силой мысли зубы лечить я пока не умею.
– Я тут это… – подергал меня за рукав Игги. – Подумал вот… Я однажды к камню сбежал, а меня поймали и отправили... это… ну, чтоб выпороли, к такому дядьке специальному. В ратушу, в подвал. К палачу, который при страже. – Он вздохнул, непроизвольно почесал пострадавшее в давнем инциденте место и понуро признался: – Страшно было, аж жуть! Даже и не кнута боялся, этот хмырь меня на табуретку посадил и велел ждать, пока у него руки освободятся. Он там какого-то ворюгу допрашивал, какого ему сверху прислали, драгоценности вроде покрал у гномской бабы, сам попался, а добычу успел сообщнику скинуть. Ну и того… пытали его на этот счет, значит. И вот…
– Ну? – Я смутно догадывалась, что хотел сказать пацан, и внутренне впала в смятение.
– Ну и у него полным-полно клещей, щипцов, ножичков и прочих иголок с ковырялками, – поеживаясь, доложил Игги. – Даже бур есть такой… ужасный! И он хвастал, что струмент не казенный, а его личный, дескать, от прадеда еще собирали три поколения. Может, нам того…
– Обнести палача?! – Эта идея что-то никак не хотела укладываться у меня в голове.
– Ты ж запретила воровать, – насупился мой добровольный помощник. – Так что покупать придется. Правда, я не слышал, чтобы палачи продавали свои страховидлы. Что-то там такое есть – то ли нельзя, то ли удачи не будет в ремесле палаческом. Но нам-то повезло! Я тут узнал, что дядька тот, к которому меня водили, помер, чтоб ему гроб с иголками.
– И чего?
– Да сынок его… Я тут послушал, что на базаре болтают. Никчемук, говорят. Папаша его учил-учил… не одно ведро прутьев о бестолкового отпрыска обломал, а он все приемы вызубрил, как там тело устроено, где больнее сделать, где наоборот – расскажет лучше лекаря. А как живого, стал быть, преступника видит – плачет и в обморок падает. Не может пытать, чувствительный слишком. Ну и сидит, дурень, в папашином доме, голодует. – По мере рассказа Игги вроде как всё больше проникался сочувствием к неудачливому наследнику заплечных дел мастера, но при этом чувствовался его деловитый интерес. – Всё, что было, уже продал-проел, а железяки палачные кто ж у него купит? Или он не продает, я не понял. А с наследственного места при ратуше его турнули – зачем им палач, который раньше своей, значит, жертвы рыдать начнет?
Я задумалась. С одной стороны – бр-р-р-р! А с другой… какой еще у меня выход? Хоть одни щипцы и пару буравчиков куплю – уже хорошо.
– Где он живет, знаешь? – Я деловито сложила в корзину весь наш скудный пока инвентарь и закинула ее себе за спину. – Пошли, чем черт не шутит.
Игнорируя торжествующие смешки конкурентов, мы развернулись и потопали куда-то в путаницу переулков позади рынка. Игги ориентировался в них, как рыбка в родном аквариуме. И уверенно вел меня то налево, то направо, то нырял в какие-то совсем тесные щели между двумя домишками. Пока не привел к довольно добротному строению, спрятавшемуся в глубине опрятного когда-то садика.
Тут всё свидетельствовало о том, что прежнее благополучие неумолимо разрушается под натиском времени и обстоятельств. Медное кольцо на двери еще осталось, а вот колокольчик уже сняли и, скорее всего, продали. На ступеньках еще виден невыгоревший след от коврика, но самого его уже нет – наверняка устилает порог чужого дома.
На стук сначала никто не отреагировал, и только пару минут спустя щелкнул замок. В приоткрывшуюся щель высунулся сначала черный лохматый чуб, а потом длинный, тонкий, но при этом украшенный выдающейся горбинкой нос. Нос шмыгнул, а из-под чубчика на нас несколько раз моргнул большой печальный глаз в длинных, на зависть любой девчонке, ресницах.
– Пацана пороть не буду, – мрачно заявил обладатель носа и глаза, рассмотрев за моей спиной робко притулившегося Игги. – Идите отсюда. Я болен. И не работаю. И вообще переехал. – Грустный потомок палача попытался захлопнуть дверь, но я вовремя успела сунуть в щель ручку от корзины.
– Я и не предлагаю! Мы пришли посмотреть на ваши инструменты и что-нибудь купить.
От неожиданности мальчишка отпустил дверь и даже отступил на шаг, так что я беспрепятственно смогла пройти в дом, а Игги тут же просочился следом и принялся с любопытством оглядываться. Искал тот самый наследственный кнут, которым его… не нашел и успокоился? Похоже.
– Да как же вам не стыдно! – опомнился хозяин дома и вытаращился на меня из-под копны черных волос таким осуждающим взглядом, что мне и правда на пару секунд стало совестно. – Вы же женщина! Вы должны… заботиться, лечить, жалеть! А не пытать! Как вам такое в голову вообще пришло! Я слышал, что среди клановых высших бывают извращенки, но чтоб настолько…
Мальчишка махнул рукой, и тут я вдруг поняла, что он почти готов заплакать. Но нет, вместо слез потомок палача разразился страстной речью.
– Вы знаете, сколько труда и знаний надо, чтобы залечить хоть маленькую рану?! – выпалил он, яростно раздувая ноздри. – Сухожилие срастить, вывихи вправить, кожу зашить, чтоб шрам маленький и не болело! А ожоги?! Вы знаете, как трудно лечить ожоги?! – Несчастный пацан принялся метаться по мрачноватой просторной прихожей из угла в угол, размахивая руками и гневно тыча пальцем в мою сторону. – Я их всех старался вылечить! И как больно смотреть, что тот, кого ты почти выходил, опять, опять… что его обратно на дыбу и кнутом! Или еще хуже, щипцами, и… это неправильно! Нельзя так! Я всё учил, я лучше отца знал, где какая жилка, какая мышца, чтобы помочь! А он… а они… Да будь они прокляты, эти инструменты! Ничего не продам, лучше в омут сброшу, чтоб они пропали совсем, понятно?!
Последние слова он яростно выпалил прямо мне в лицо, подскочив почти вплотную.
– Убирайтесь отсюда! – и попытался толкнуть в сторону двери, но споткнулся о cбившийся, совсем ветхий половичок, потерял равновесие и точно пропахал бы выдающимся рубильником собственный порог, если бы я его не поймала на лету.
– Ш-ш-ш, тихо, – сказала я, воспользовавшись тем, что на секунду скандалист-пацифист потерял не только равновесие, но и ориентацию. – Не надо так волноваться. Я не палач, я лекарь. И очень хорошо тебя понимаю: ужасно обидно, когда все твои труды ломают одной злой волей… – Я погладила встрепанную шевелюру мальчишки и вздохнула. – Ты перестань кричать и послушай, ладно? Я пришла с деловым предложением, которое тебе наверняка понравится. И никого не надо будет больше пытать, никому не надо делать больно просто так. Если только по необходимости, ради излечения.
