Текст книги "Лев и Сокол (ЛП)"

Автор книги: Ив Лангле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Ив Ланге

«Лев и Сокол»

Серия: F.U.C. Объединение Пушистых Коалиций (книга 4)

Автор: Ив Ланге

Название: Лев и Сокол

Серия: F.U.C. Объединение Пушистых Коалиций_4

Перевод: DisCordia (1–8), Aya (с 9)

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Таня Медведева

Оформление: Eva_Ber

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл после прочтения.

Спасибо.

Пролог

Я свободен! Свободен! Свободен! Он вприпрыжку бежал по тротуару; большие волосатые ноги отбивали ритм, а рефрен «свободен» снова и снова повторялся в голове.

Больше никаких врачей. Больше никаких игл. Больше никаких ограничений и мочи в баночку. У него были все причины в мире для того, чтобы петь. Танцевать. Делать все, что ему нравилось.

Потому что я свободен! Свободен! И совершенно потерян.

Дерьмо.

Но он не позволит такой мелочи, как незнание собственного местонахождения, испортить праздник. Скача по пустынным улицам, задевая кончиками пальцев землю, он вдыхал густой запах автомобильных выхлопов, ароматный вкус свободы. И пусть ему будет непросто – нет, все что угодно будет лучше тюремного заключения. Конечно, они говорили, что это убежище, но если ты не можешь уйти, когда захочешь – это не что иное, как тюрьма. Вот и получился побег из тюрьмы – с криками и кровопролитием со стороны менее понимающей части персонала – и он сбежал не только от тех, кто решил держать его под замком якобы ради его собственной безопасности, но и от идиотов, с которыми провел в этой тюрьме последние несколько лет. Если бы его заставили еще раз выслушать, как M87 потерял свой дурацкий глаз, он был точно спятил. Или, по крайней мере, стал еще более чокнутым, чей сейчас.

Тем не менее, небольшое помешательство после того, что он пережил, не давало им права запирать его. Глупо было думать, что когда с Вдохновительницей разберутся, он получит настоящую свободу. Ему просто поменяли одну камеру на другую. И неважно, что вторая тюрьма была более комфортная и не предполагала одиночного заключения за решеткой или пыток. Кого волновало, что голоса тех, кто ухаживал за ним, были добрее? Он и другие спасенные, как всегда, оставались пациентами. И все знали, что врачи и медсестры делают с пациентами.

Тыкают иголками и собирают анализы, задают вопросы и высасывают кровь. Если изменить название «подопытные» на «гости», на самом деле ничего не изменится. Так называемые агенты FUC, и особенно тот доктор, нет, он не смог ничего исправить. Не смог стереть то, что сделала Вдохновительница. Не смог заполнить голодную пустоту внутри. Не смог избавить от гнева.

Ничто не могло исправить несправедливость, причиненную ему и другим. Унижения…

О, он почувствовал запах попкорна? Остановившись, он понюхал воздух. И снова до него донесся дразнящий аромат: вкусный маслянистый попкорн, покрытый карамелью. Слюна скопилась у него во рту. Сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз пробовал свое любимое хрустящее лакомство?

Развернувшись на босой пятке, он увидел буквы на фасаде – «Candy Shoppe». Как оригинально. Подойдя к витрине магазина, где висела табличка «Закрыто», он повернулся лицом к витрине из зеркального стекла и увидел отражение. Монстр в зеркале напугал его, и он издал вопль, отшатываясь от призрака. Но то, что он оказался вне досягаемости, не означало, что он не пялился.

Желтоглазая, с отвисшей челюстью, пускающая слюни на торчащие вперед зубы мерзость смотрела прямо на него. Он был потрясен. Отступил на шаг – и существо последовало его примеру. Помахал рукой. Монстр тоже помахал рукой. Он зарычал: «Держись от меня подальше!» – только для того, чтобы увидеть, как шевелятся выпуклые губы отвратительного существа. Чувство сюрреалистического ужаса охватило его.

Нет, этого не может быть. Он шагнул вперед. Раз, другой, пока его нос не прижался к холодному стеклу, и его разум не столкнулся с правдой.

Я и есть монстр.

Он, когда-то самый красивый мужчина в своем классе – если не обращать внимания на невысокий рост. Самая симпатичная обезьяна в семье. Тот, кому было предназначено великое будущее. Тот, кто когда-то имел отличную работу, носил костюмы и каждую ночь наслаждался прелестями разных красавиц – и далеко не все они были проститутками. Теперь он стал порождением ужаса.

Из горла вырвался всхлип. Нет! Это несправедливо.

Вдохновительница победила. Она наконец-то добилась успеха после стольких лет. Она уничтожила его, превратила в кошмарное создание. О, как это несправедливо. Он выжил – пережил все эти годы в ее власти – только для того, чтобы сдаться сейчас?.. Нет. Он убьет эту мерзкую суку, особенно теперь, когда помнит ее лицо. Оторвет ее крошечные конечности. Съест ее черное сердце. Почистит зубы нитью из ее вьющихся волос. Сделает с ней всевозможные отвратительные, чудовищные вещи, как только найдет. Это казалось справедливым. И он был голоден. Он был очень, очень голоден…

Однако сначала ему нужно было позаботиться кое о чем другом.

Стекло разбилось с почти музыкальным звоном, когда он просунул свой волосатый кулак сквозь перегородку. Запах сладкого и соленого попкорна ударил в нос, и он схватил его горстями, запихивая в рот. М-м. Попкорн.

Ему очень нравился попкорн. Хрусь. Хрусь. Хрусь. Почти так же сильно, как нравилась идея мести.

Сначала попкорн. Потом, может быть, немного арахиса. О, и еще лакрицы.

Но затем – возмездие.

Глава 1

Просыпаться в понедельник утром с похмелья после выходных, проведенных в пьяном угаре и почти без сна – это уже достаточно отстойно. Проснуться от того, что его мать склонилась над ним и хмуро глядит в лицо – этого достаточно, чтобы заставить любого взрослого мужчину вопить, как маленькую девочку.

– Какого черта, мам! – Нолан и завопил.

– И тебе доброе утро, сынок. Тяжелая ночь?

С голым торсом, но, к счастью, в боксерах, он тем не менее натянул простыню до шеи, чтобы мать не проверила его на наличие засосов – и не отчитала за их отсутствие. Львицам нравилось отмечать свои победы, и его матери нравилось их видеть. Она считала, это означает, что Нолан, по крайней мере, пытается внести свой вклад в прайд. Но прошлой ночью он пришел домой один и упал в постель, не подумав о том, что следует воспользоваться пылесосом и нарисовать парочку синяков.

Пытаясь предупредить ее вопросы, он перешел в наступление.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала? – Обоснованный вопрос, учитывая, что он только что сменил замки – снова – в надежде обуздать ее привычку появляться неожиданно.

– Я беспокоилась о тебе. Ты не отвечаешь на телефон и на сообщения.

Намеренно.

– Я был занят.

– Слишком занят, чтобы позвонить своей бедной матери? – Схватившись за сердце, она захлопала своими светлыми ресницами, но Нолан не купился. На лице его матери, матриарха прайда и занозы в заднице собственного сына, не было ни признака оскорбленной невинности. Нет, конечно, он не сказал бы, что ей было все равно. Она просто не столько заботилась о его благополучии, сколько…

– Почему ты спишь один?

Вот оно.

– Потому что мне так больше нравится.

– Что случилось с дамами, которых ты угощал прошлой ночью?

Дамы? Что ж, определение более мягкое, чем то, которое он дал бы этим кошкам, подосланным, как он подозревал, по наказу матери.

– Ты имеешь в виду Дженни и Кэти? Не волнуйся, мама, они сделали все возможное, чтобы напоить меня. Не нужно их наказывать. Оказывается, они не так крепки во хмелю, как думали.

Особенно учитывая, что Нолан схитрил и вылил несколько рюмок в стакан гризли по имени Базз – медведь сидел рядом с ним в баре. Бедняга, должно быть, с утра не раз спросил себя, почему его стакан никогда не пустел – и почему сегодня утром он проснулся рядом с кривоногой пумой.

Придется не забыть послать Баззу букет цветов и пакет медовых плюшек в качестве извинения.

Губы его матери сжались в почти невидимую линию.

– Так ты ни с кем не спал прошлой ночью? И позапрошлой… мои источники не врут?

Он не знал, что больше беспокоило его – то, что его мать была так хорошо осведомлена о его сексуальной жизни, или то, что она сетовала на отсутствие таковой.

– Мам, это правда не то, что я хочу обсуждать. – Когда-либо. И особенно с ней.

– Я беспокоюсь о тебе, Нолан. Ты уже давно достиг возраста, когда пора заводить гарем.

Ужасная мысль. У него было достаточно проблем с женщинами его семьи. Зачем добавлять что-то еще? Кроме того, ему едва исполнилось тридцать, и у него еще было достаточно времени, чтобы найти жену.

– Тебя интересует, почему я не выполнил свой долг перед прайдом и не стал отцом нескольких детенышей? Исключительно чтобы ты могла похвастаться перед другими семьями. Тебе не приходило в голову, что, возможно, я хотел бы все делать сам? Ну, знаешь, встречаться с девушкой, влюбиться, жениться, потом завести детей? Чтобы все было, как у всех. Нормально.

Испуганный взгляд матери чуть не заставил Нолана рассмеяться. Чуть не заставил. Но он удержался. Последний человек, который рассмеялся ей в лицо, все еще не заживил шрамы. Сын он или нет, но его мать плохо переносила насмешки.

– Нормально? Нет ничего нормального в том, чтобы не выполнять свой долг.

Нолан вздохнул.

– Я не племенной жеребец, мама.

– Никто тебя не просит им быть.

– Тогда почему ты продолжаешь пытаться? Сводишь меня с львицами? – Или с тигрицей, как недавно. Очевидно, на данный момент маме подходило все, что несло в себе кошачий ген.

– Я должна что-то сделать. Мне не верится, что ты делаешь хоть что-то сам. Ты не ищешь женщину, которая могла бы родить львенка для нашего прайда.

Слышала ли она хоть слово из того, что он сказал? Конечно нет. Когда дело доходило до прайда и ее роли лидера в нем, его мать включала избирательное мышление. Сейчас ее мысли были заняты тем, чтобы ее сын как можно больше занимался сексом.

– Почему ты не можешь просто расслабиться и позволить мне делать все по-своему? Дать мне время? Тебе когда-нибудь приходило в голову, что я хотел бы найти женщину, которая полюбит меня таким, какой я есть, а не потому, что этот брак будет выгоден нашим семьям? Или потому, что ты пообещаешь ей деньги?

– Я просто переживаю за тебя.

Боль на ее лице казалась неподдельной. Чувство вины заставило Нолана поежиться.

– Я знаю, что это так.

По крайней мере, в ее сознании. В его – она слишком сильно вмешивалась. Нолан не был заинтересован в том, чтобы выступать в роли машины для производства детей, создавая следующую линию львов или лигров, чтобы успокоить мать. Не его вина, что он оказался единственным взрослым львом в их прайде. Во всем виноваты его сестры, двоюродные братья и тети, которые рожали только девочек.

– Слушай, мам, мы можем поговорить об этом позже? Мне нужно вставать и собираться на работу.

Не лучшее напоминание, учитывая, как мать Нолана ненавидела его работу, но, по крайней мере, это отвлекло ее внимание. Она фыркнула с явным презрением и задрала нос. Отошла от кровати, схватив его одежду с пола, и бросила ее в корзину на ходу.

– Я все еще не могу поверить, что ты отказался от этой респектабельной работы в больнице, – она, к слову, обещала большую зарплату, еще более красивую машину, чем та, на которой он сейчас ездил, и всевозможные льготы, – чтобы работать на них.

Они – «FUC» – Объединение пушистых коалиций, организация помощи для перевертышей по всему миру, работающее с две тысячи одиннадцатого года. Все еще относительно новое агентство, но те, кто стоял у власти, учли демографический взрыв, и решили, что пришло время оборотням иметь свое собственное агентство с функциями полиции и охраны. Раньше, если оборотню требовалась помощь, решать все приходилось самому, что часто вызывало проблемы и внимание – больше внимания, чем они хотели. Но теперь с этим покончено. Теперь, если оборотню нужна помощь, он просто звонил – и FUC было тут как тут. Аббревиатура, конечно, иногда причиняла неудобства, ибо некоторые принимали ее слишком всерьез (прим. – «FUC» созвучно с английским словом «fuck», глагол «to fuck» означает «трахаться»).

– Мне нравится моя работа. – Больше похоже на «люблю свою работу», но Нолану не хотелось еще сильнее раздражать мать, не тогда, когда она продолжала вытирать пыль с его комодов. В раздраженном состоянии она всегда убиралась. Излишне говорить, что Нолан никогда не жаловался на эту привычку и иногда использовал ее в своих интересах. Это спасало его от необходимости нанимать горничную.

Несмотря на сетования матери по поводу того, что его работа не дает ему возможность купить «ягуар» и там маленький офис и нет приличной медицинской страховки, Нолан преуспевал. Он водил хорошую машину, жил в отличной квартире, которую купил на свои собственные деньги, и в целом имел достаточно сбережений в банке, чтобы соблазнить любую женщину. До момента, пока она встретит его мать. Тогда любая нормальная женщина, обладающая хоть какими-то умственными способностями, наверняка бросилась бы бежать. Даже с воплями. Он уже видел такое раньше. Только сильная личность могла бы противостоять его властной матери. Проблема заключалась в том, что Нолан предпочитал женщин с кротким нравом, другими словами, ее полную противоположность.

Когда-то давно он думал, что нашел подходящую девушку. Стефани. Горячая пума, с которой он провел несколько лет. Она была деловой женщиной с приличной работой, деньгами и независимым духом. Лучше всего было то, что она встречалась с ним, потому что он ей действительно нравился, а не только из-за его внешности или положения. Но в один прекрасный момент, когда Стефани объезжала Нолана в его кровати, у изголовья возникла его мать с кучей советов. Стефани исчезла мгновенно, и сообщение с текстом «Это не ты виноват, это твоя мать», на самом деле не было сюрпризом.

– Я не понимаю, как тебе может нравиться там. Тебе недоплачивают, недооценивают и перегружают работой. – Снова это шмыганье носом.

В таком свете это звучало глупо, однако он знал лучше. Нолану нравились люди, с которыми он работал, нравилась их приверженность делу и тот факт, что его мать не могла им приказывать. Помощь тем, кто попал в беду, и правосудие – все это пробуждало его рыцарскую сторону. Не то чтобы высказал это вслух. В мире его матери альтруизм был уделом слабых. Учитывались только холод, звонкая монета и власть. Он достаточно раз спорил с ней с тех пор, как принял решение присоединиться к FUC, чтобы понять – переубеждать ее бессмысленно.

– Мама… – протянул он предупреждающе.

Гримаса отвращения исказила ее черты – впрочем, она касалась винного пятна на его бежевых брюках, которые он забыл замочить до того, как вчера лег спать. Она бросила отвратительно грязную одежду в корзину.

– Отлично. Разбиваешь сердце бедной матери. Если бы твой отец был жив, он бы умер от стыда.

Если бы его отец был жив, он, вероятно, был бы глухим или жил бы где-нибудь без телефонов или почты глубоко в джунглях.

– До свидания, мама.

– Я ухожу. Сейчас. Я чувствую, когда я здесь не нужна.

В самом деле? Отмечаем эту знаменательную дату крестиком.

– Но имей в виду, мы еще не закончили. Ты выполнишь свой долг перед прайдом.

Обязательно. Да, да. Нолан слышал это не раз. Он уже закрашивал надписи в ванной, гостиной и даже на потолке своей спальни. Мама пыталась в буквальном смысле черным по белому донести до него свои истины. По крайней мере, ей не удалось вытатуировать это на его теле – пока. Он сорвал две последние попытки, почувствовав снотворное, подсыпанное в воду. Угроза переехать в Сан-Франциско, чтобы присоединиться к живущему там гей-прайду, положила этому конец.

Нолан лег в постель и подождал. Когда щелкнул дверной замок, он вскочил. Потянувшись, почесал свой покрытый еле заметной шерстью живот, прежде чем снять боксеры и бросить их на пол. Он не слишком беспокоился о порядке. Никогда этого не делал. Как единственный самец репродуктивного возраста в прайде, он был более чем избалован. К слову учитывая то, с чем приходилось мириться, бесплатная стирка и уборка были вполне заслуженными.

Нолан отправился в душ; его золотистая грива нуждалась в ежедневном мытье, кондиционировании и сушке феном, чтобы оставаться пушистой и мягкой. Выполняя ритуал, он спросил себя, что принесет ему этот день.

Последние несколько недель оказались напряженными. После гибели Вдохновительницы Нолан и медицинский персонал в бывшей конспиративной квартире, превратившейся в лазарет, потратили много времени, пытаясь вернуть сбежавших пациентов и справиться с последствиями – главным образом с тем, что напоследок Вдохновительница изменила их с помощью мутагенных препаратов. Нолан уже потерял троих пациентов: изменения в их теле были слишком сильными, чтобы клетки могли справиться. И еще двое были близки к смерти.

Что бы ни дала Вдохновительница этим бедным оборотням, это было отвратительно. Вещество превратило самых обычных людей, самых нежных существ в ужасных монстров. Иногда превращение было полным. Иногда происходило лишь частично, и бедная жертва так и оставалась в промежуточном состоянии. Была боль, были мучения. Единственным выходом было введение огромных доз морфина, чтобы контролировать боль.

Нехорошо. И если это было то, с чем он имел дело на конспиративной квартире, то как насчет тех, кто все еще на свободе? Как они справлялись? Потому что проблема заключалась не только в трансформации и сильной боли. Если мутагенный коктейль не убивал и не вызывал страдания, он вызывал склонность к насилию. Превращал даже самых послушных людей в маньяков-убийц.

Невозможно забыть это первое ужасное превращение. Это случилось в ночь, когда сбежала Вдохновительница. Захваченные драмой обнаружения ее личности, они мало обращали внимания на плоды ее эксперимента – на пациентов, которые все еще казались нормальными… снаружи. Но внутри их тел усердно трудились наука и мутации.

В предрассветные часы пациенты начали трансформироваться. Они убили бедных охранников и весь ночной персонал на конспиративной квартире. Нолан разговаривал по телефону с одним из охранников, когда это случилось. Он никогда не забудет эти крики. Еще более пугающими были слова пациента, обвинившего Нолана в том, что случилось.

«Мы скоро увидимся, доктор. Чертовски скоро». – Леденящий душу смех в конце этого заявления все еще заставлял его просыпаться в холодном поту и слишком часто оглядываться через плечо. Ко всему прочему, это ранило его чувства.

Как могли пациенты думать, что он был причастен к планам Вдохновительницы? Ведь он попытался вылечить их! Сделал все возможное, чтобы помочь им оправиться от экспериментов! Но злые, накачанные наркотиками и уже не совсем в своем уме, бедные жертвы нуждались в ком-то, кого можно было бы обвинить. И кто может быть лучше, чем красивый – и лишенный скромности, но всегда правдивый – лечащий врач?

Беспокойство по поводу возможной мести мешало ему спать. Работа по десять-четырнадцать часов в день сводила его с ума. Все знали, что львам нужен сон. Но, несмотря на усталость, Нолан работал усерднее, чем когда-либо, пытаясь забыть свистящий шепот в ту ночь, когда все полетело к чертям. Конечно, лев – храбрый и величественный зверь, обычно угрозы не пугали его – но жертвы угрожали не только ему. Персоналу тоже досталось.

– Я выслежу тебя и сдеру с тебя шкуру, а потом съем живьем, – грозил один из бывших подопытных.

– Сочная, упитанная медсестра. Ты не дашь мне откусить кусочек? – умолял другой.

– О мясо! Мясо! Волшебное блюдо! Чем больше ешь, тем сильнее голод, – вопил третий, пытаясь сложить слова в стихи.

По крайней мере, он мог защитить себя, в отличие от некоторых других. Король джунглей и все такое. Услышь мой рев!

Подумать только, что Вдохновительница пряталась у них под самым носом. Я должен был догадаться. По крайней мере, что-то заподозрить, учитывая, что миниатюрная фигурка, казалось, постоянно пряталась за углом, подслушивая и наблюдая. Но кто бы мог подумать, что помесь белки и кролика в очках с толстыми стеклами окажется маньяком, стоящим за похищениями, убийствами и экспериментами над оборотнями? Нолан ни разу по-настоящему не обратил внимания на уродливую маленькую женщину. Никто из них не обращал на нее внимания.

Они заплатили цену за свое пренебрежение, некоторые – большую, чем другие. Когда его мать узнала, как близко он был к опасности, Нолан всерьез забеспокоился, что она выполнит свою угрозу посадить его под замок – для его же сохранности. Он слишком хорошо помнил одно особенное лето – лето пузыря.

Он упал с дерева и сломал руку… Можно было подумать, что наступил конец света. После этого случая мама не выпускала его играть, не надев на него пластиковую штуку, похожую на пузырь. Нолан выглядел как хомяк в мяче. Потребовалось упасть в реку, уплыть вниз по течению и прокатиться на водопаде, чтобы его мать поняла, что ее план может иметь… недостатки. Подкладки под одежду, запрет на игры на открытом воздухе и другие нелепые меры были частью жизни Нолана, пока он не научился изображать самую грустную львиную морду, которую только можно было представить.

К счастью, здравомыслие – здравомыслие остальной части прайда, а не его матриарха – возобладало. Тети пришли ему на помощь и сообщили матери, что ее сын стал посмешищем для соперничающих прайдов. Что ж, если и было что-то, чего его мать не могла вынести – если не считать его боли – так это отсутствие уважения.

После этого мама сменила тактику и записала его в класс борьбы и гимнастики, полагая, что чем менее неуклюжим Нолан будет, тем меньше вероятность пораниться. Не лакросс или бейсбол, но, по крайней мере, это было лучше пузыря. И он научился разбивать носы в кровь тем, кто смеялся над ним.

Когда Нолан стал взрослым мужчиной, дорогая мамочка немного ослабила наблюдение, впрочем, не по своей воле. Нолан поднимал этот вопрос при каждом удобном случае, настаивая на переезде, выборе собственной карьеры и места работы. Он даже отказался от личного грумера, правда, не от своего парикмахера. Некоторые вещи, такие как его грива, требовали особого внимания. Лев с растрепанной шевелюрой выглядел непристойно. Он не мог объяснить почему. Это просто было так.

Вот почему, несмотря на время, он все же нашел полчаса, чтобы принять долгий горячий душ. Нолан вымыл волосы, привел их в порядок и уложил феном, затем надел безупречно отглаженные брюки и рубашку. Он опаздывал ненамного. Это не помогло – он забыл, что сначала ему нужно было попасть в их главный офис, а не на конспиративную квартиру – Хлоя, начальница отдела FUC в этом округе, созывала общее собрание.

Прибыв в штаб-квартиру, он, как обычно, оказался в центре внимания. Лиза – она работала на стойке регистрации – наклонялась как можно чаще, чтобы продемонстрировать свое декольте; Беатрис – бухгалтерия – прозрачно намекнула, что встретится с ним в любое время и в любом месте; а еще была Зои, которая, несмотря на то, что была замужем за своим четвертым мужем и старше его матери, все еще была не против забраться ему в брюки. Зои на корпоративных вечеринках он старался избегать.

Нолан переносил их внимание с достоинством, даже если это доставляло ему неудобства. Ни одной из этих женщин он не нравился, потому что они его знали. Они одобряли то, чем он зарабатывал на жизнь – а кому не нужен врач в качестве бойфренда или потенциального зятя? Они восхищались его внешностью – блондин, аккуратно подстриженный и всегда в костюме. Они наслаждались его вежливостью – открывает двери, выдвигает стулья, говорит «пожалуйста» и «спасибо», – как будто его мать потерпела бы грубость со стороны своего сына. Они хихикали над его чувством юмора – необходимой чертой, учитывая количество женщин, с которыми он вырос. Отсутствие скромности у Нолана означало, что он признавал свой статус хорошей добычи. Но, несмотря на все свои потрясающие внешние качества, он мог честно сказать: ни одна из этих женщин не знала его настоящего.

Возможно, это делало бы его дураком в глазах других мужчин, но он вежливо отверг ухаживания. У него действительно не было выбора. Нолана беспокоило, что ни одна из этих и других встреченных им женщин никогда не проявляла интереса к его личности. Неужели никто не хочет узнать меня настоящего? Увидеть мужчину под красивой маской?

Как бы там ни было, он все же одарил яркой улыбкой жизнерадостную Лизу.

– Привет, Лиза.

– Доброе утро, доктор Мэннерс.

– Пожалуйста, я уже говорил тебе, чтобы ты называла меня Нолан. Слово «доктор» заставляет меня казаться таким старым.

Она покраснела и захлопала ресницами.

– О, я не могу.

– Но я настаиваю.

– Хорошо… Нолан. – Она хихикнула.

– Как у тебя дела сегодня?

Она снова порозовела.

– Отлично. Большое спасибо, что спросил.

Ладно, значит, обаяние работает. Он не хотел показаться грубым.

– Есть что-нибудь срочное, о чем я должен знать?

– Все, как обычно. – Что может означать все, что угодно, от ничего до аллигаторов в канализации. Ответ Лизы был нейтральным – признак хорошего администратора.

На ее столе зазвонил телефон.

– О-о, это зал заседаний. Я лучше отвечу. – Она сняла трубку и сказала: – Алло. – Затем: – Прямо сейчас, – прежде чем повесить трубку с застенчивой улыбкой, адресованной Нолану. – Это Хлоя. Почему-то у меня вылетело из головы упомянуть, что они все ждут тебя в конференц-зале.

Взглянув на часы, Нолан застонал. Черт возьми. Он опаздывал. Снова.

– Мне лучше идти.

Он пошел по коридору, не забыв сверкнуть улыбкой Беатрис, которая практически упала в обморок от восторга. Нолану оставалось только надеяться, вопреки всему, что никто не заметит его опоздания.

Да, точно.

Все разговоры прекратились, когда более полудюжины глаз устремились в его сторону, и насмешливо сказанное:

– Я вижу, Сильвестр наконец-то прибыл, – заставило его гриву встать дыбом (прим. Кларисса намекает на кота Сильвестра из известного мультсериала «Сильвестр и Твити. Загадочные истории»).

Отбросив назад золотистые пряди, он изо всех сил постарался выглядеть виноватым.

– Извините, я опоздал. Меня задержали. Надеюсь, я не слишком много пропустил.

– Задержали или сам задержался, разглядывая себя в зеркале, – услышал он тихое бормотание, но не узнал голоса.

Покачав своей впечатляющей головой, заговорила Хлоя:

– Так мило, что ты присоединился к нам, Нолан. Я уже стала волноваться, не связано ли это с тем, что стало хуже кому-то из пациентов.

– Я связывался с коллегами полчаса назад. Все хорошо. – По пути он позвонил сотрудникам конспиративной квартиры. Трудности с прибытием вовремя не означали, что он уклонялся от своих обязанностей.

Миранда, очень беременная, но такая же энергичная, как всегда, подпрыгнула на своем месте.

– Привет, Нолан. Мы только начали. Иди, сядь рядом со мной. Я оставила тебе место.

Она похлопала по стулу рядом с собой, и ему захотелось застонать. Только Чейз, ее муж, обычно сидел рядом – и на это была причина. До беременности у Миранды было достаточно энергии, чтобы обеспечить энергией маленький городок. А беременная? Боже мой, женщина превратилась в болтушку, не знающую границ и имеющую ненасытную, иногда смертельно опасную тягу к морковному пирогу.

Однако опоздавшим не следовало привередничать, и место рядом с ней было единственным свободным. Скользнув в кресло, Нолан попытался проигнорировать острый взгляд женщины, сидящей напротив, женщины, которую он никогда не встречал, но которая, очевидно, что-то знала о нем, учитывая ее грубые замечания. Чего он не мог понять, так это ее мгновенной неприязни. С другой стороны, учитывая, что от нее пахло птицей, а он был львом, вероятно, следовало списать враждебность на инстинкты.

Однако это раздражало, особенно когда она бросила в его сторону презрительный взгляд. Нолан едва удержался от желания высунуть язык.

– Теперь, когда мы все здесь, давайте перейдем к делу. Прошлой ночью мы получили несколько сообщений от нашего контактного лица в полицейском управлении. Люди заявляют о том, что видели монстров. Пока копы определяют звонки как розыгрыши. К счастью для нас, предполагается, что люди видели диких животных или людей в костюмах, но мы не можем допустить, чтобы это продолжалось. Это только вопрос времени. Рано или поздно кто-нибудь поймает одну из сбежавших жертв. Мы не можем позволить людям раскрыть наш секрет.

Люди, имеющие знание о том, что среди них живут оборотни, были очень плохой идеей. Все были согласны. Вспомните, что случилось с тем бедным инопланетянином, посланником своей расы, пожелавшим узнать, не хочет ли Земля подписать торговый договор. Американское правительство по-прежнему отказывается извиниться перед нацией Хинунгеров за испытания, которым подвергся бедняга. Очевидно, не только марсиане питали пристрастие к анальным зондам. К счастью, путешественники по галактике не были склонны к насилию, иначе Земля уже превратилась бы в кучу галактической пыли. Излишне говорить, что Землю не пригласили в галактическую версию Организации Объединенных Наций.

– Компьютерная карта наблюдений показывает, что они рассредоточились и заполонили все уголки города и даже некоторые пригороды. Их будет нелегко найти. Нам нужно больше агентов, – объявила Джесси, их офисный гик, не отрываясь от ноутбука.

– Разве подкрепление еще не прибыло? – спросил Мейсон, помахивая медовым пончиком – наверняка, чтобы позлить своего брата, который уставился на выпечку, хотя перед ним стояла полная тарелка. Проклятые медведи, они ненавидели делиться сладостями.

Хлоя прочистила горло и поерзала на стуле.

– Насчет подкрепления. По-видимому, сбежавшие пациенты – не единственная проблема, с которой сейчас сталкиваются граждане. На западе они столкнулись с внезапным нашествием гигантских крыс – пока еще их считают вариантом нормы. На севере наши канадские друзья снова влезли в разборки с Йети. Морской народ борется с разливом нефти. А что касается наших коллег-птиц, то, хотя я и не уверена в причине, они не смогли предоставить нам воздушные войска, на которые мы надеялись.

– А что тогда мы получили? – спросил Виктор со своей обычной прямотой.

– Меня.

Единственное слово, произнесенное со спокойной уверенностью, конечно же, было сказано леди, сидящей напротив Нолана. Он воспользовался моментом, чтобы изучить ее, когда она встала, чтобы обратиться к группе.

Высокая, по-настоящему высокая и худая. У нее не было изгибов, которые предпочитал Нолан. Агент птиц была худа и мускулиста: от рук, выставленных напоказ короткими рукавами черной рубашки до по-мальчишески стройных бедер, обтянутых черными брюками-карго. Ее длинные черные волосы, собранные сзади в тугой конский хвост, подчеркивали угловатое лицо с тонкими губами, прямым носом и серьезными глазами цвета морской волны. Не классически красивая, она обладала харизмой и излучала высокомерие. Настоящая стерва, предположил Нолан не без оснований, и совершенно не в его вкусе. Он любил, чтобы женщина была миниатюрной, мягкой и неспособной причинить ему боль. Ему хватало неприятностей от матери и других родственниц, и Нолан не видел причин мириться с этим и в личной жизни.