Текст книги "Что такое Израиль"

Автор книги: Исраэль Шамир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 36 страниц)

Израильтяне никогда не считают себя расистами, что бы ни происходило. На предвыборных собраниях мне доводилось много раз слышать, что Каханэ не расист, потому что «арабы не раса». Каханэ – это, конечно, крайний случай, но он пользуется поддержкой в народе. Когда я срываю со стенок иерусалимских автобусов листовки, предупреждающие: «Араб! Не смей помышлять о еврейке!», всегда кто-нибудь осуждает меня за непонимание ситуации.

Израильские левые сионисты выступают в защиту прав арабов в Израиле, что достойно похвалы хотя бы потому, что не вызвано электоральными соображениями. Многие простые израильтяне ненавидят левых за это. А защищать приходится постоянно.

Мелкая дискриминация не преследуется по закону: домохозяева, отказывающиеся сдавать дома палестинцам, еще ни разу не были наказаны. Все же в Израиле есть более острые проблемы, чем мелкая дискриминация. Не забудем, что домохозяева Верхнего Назарета могут заниматься мелкой дискриминацией потому, что правительство провело акт крупной дискриминации и конфисковало земли Назарета.

Почти вся дискриминация в Израиле носит религиозный или полурелигиозный характер и уходит корнями в попытку «вернувшихся» эмигрантов воссоздать религию древнего Израиля в замкнутой, герметичной форме. Тогда и возникло напряжение между двумя сущностями иудаизма – универсальной верой и национально-племенной религией. С одной стороны, иудаизм провозгласил, что Бог один, то есть один для всех, с другой – это Бог Израиля, и делиться им не хочется. Две тысячи лет назад в Средиземноморье и тринадцать веков назад в Хиджазе сложились колонии монотеистов – неевреев, тянувшихся к иудаизму, но не находивших себе места в его системе. Монотеисты хотели религию с храмами, священниками, обрядностью. Все это было у иудеев, но не для передачи.

Иудеи, хоть у них и существовала традиция «просвещения народов», не хотели распространять Слово Божие среди прочих племен и вести их. Монотеистов раздражали иудеи, не желавшие делиться истинной верой. «Разве Авраам был иудеем или христианином? Он был ханеф [стихийный монотеист]», – восклицает Мухаммад во второй суре Корана. Перед иудеями стоял тяжелый выбор, как перед выбирающим сосуд с водой. Если путник берет с собой в пустыню плохо закупоренный сосуд, то вода выльется или испарится. Если же сосуд будет закупорен слишком хорошо, его не удастся открыть. Иудеи оказались похожи на запечатанный сосуд: они сохранили монотеизм, но не смогли поделиться им. Можно описать положение дел и проще: реконструированный иудаизм был настолько герметичным, настолько самодовлеющим, что открыть его миру без революции не удалось бы.

Революция в иудаизме началась именно здесь, в Назарете, где стоят два важных храма. Один, православная церковь Благовещения на Источнике, находится там, где ангел явился Пресвятой Деве. Само здание довольно новое, но крипта сохраняет память о древности. С полукруглым сводом, армянскими изразцами времен крестоносцев, крипта ведет туда, где журчит вода источника, бьющего в белокаменной пещере, в 10–12 метрах от его выхода. Старинная икона изображает Деву Марию с Младенцем во чреве. Над входом в грот высечены слова ангела – Благая Весть – на пяти языках, в том числе и по-славянски. Кроме главного входа в грот за решеткой виден и более старый спуск к источнику-колодцу. Его ступени обновлены, но по ним могла спускаться Пресвятая Дева с кувшином, как сегодня ходят по воду девушки Назарета.

Туристы и паломники обычно посещают католический храм Благовещения. Он стоит на месте дома Девы Марии. Фасад храма украшают изображения ангела и Девы, древние пророчества, осуществившиеся на этом месте, знаки четырех евангелистов. На главных дверях изображены сцены земной жизни Иисуса, на дверях слева и справа – сцены из Ветхого Завета. Хотя теология видит в Новом Завете развитие Ветхого, речь идет о развитии диалектическом, через отрицание или переосмысление прошлого сквозь призму будущего. Поэтому изображения Адама и Евы, Потопа, Ноева ковчега, царя Давида непосредственно связаны с евангельским рассказом.

На нижнем уровне огромного храма находятся остатки древних церквей и самого дома Пресвятой Девы. Судя по отчету археологов, поработавших здесь в 1960-х годах, когда строилась новая церковь, не прошло и нескольких десятков лет после Распятия и Воскресения, как сюда пришли первые паломники и нацарапали: «Аве, Мария». Семья Иисуса жила здесь многие годы. Сохранился водосборник, в котором они, как и нынешние жители Назарета, собирали дождевую влагу. Целы своды пещеры, куда они загоняли овец или складывали орудия ремесла, где отдыхали жарким днем.

«Хегесипп»[46]46
  «Хегесипп» – латинский пересказ «Иудейской войны» Флавия. – Ред.


[Закрыть] повествует о том, что через полвека после Распятия император Домициан, встревоженный вестями о распространении христианства, велел доставить к нему в Рим семью Иисуса. Родных Христа привезли, они подтвердили высокое родство, показали свои мозолистые руки: «Смилуйся, император, мы простые крестьяне, у нас всего 25 акров земли, и мы сами ее обрабатываем». Император посмотрел на них, пощупал мозоли, дал каждому по сто долларов и отпустил восвояси.

На втором этаже церкви хранятся изображения Богородицы с Младенцем, присланные из разных стран. Художники сделали их своими земляками. Японская Мадонна с принцем Иисусом в парадном кимоно на фоне цветов, французская Мадонна, напоминающая франкские миниатюры VIII века, Мадонна – императрица Китая, камерунская Мадонна – все они подчеркивают вселенскую сущность Христа и Богоматери. Русско-еврейский писатель Фридрих Горенштейн писал об «Иване Христе из Рязани», подразумевая, что Иисус был еврейским пареньком из соседнего местечка Назарета. Собор Назарета отвечает на его бахвальство: «Да, именно из Рязани». У каждого народа своя Рязань и свой Христос.

Само существование Назарета вызывало недоверие ученых XIX века (а тем паче ученых-евреев следующего столетия). Иосиф Флавий не упоминает Назарет. А он должен был знать, ведь в дни войны между иудеями и римлянами Флавий, говоря современным языком, командовал Северным, Галилейским, военным округом в Иудее. В своем труде он упоминает названия множества мест в Галилее – но только не Назарет.

Спорам о том, существовал ли Назарет, был положен конец, когда археологи нашли в Кесарии саркофаг с надписью: «Череда священников из Назарета». Видимо, городок был крошечный, с населением 100–150 человек, по сути деревня, выселки большого села Яфиа (в наши дни зовущегося Яффа-ан-Насра, чтобы не путать с Яффа-эль-Бахр, приморской Яффой возле Тель-Авива). Плотник Иосиф ходил в Яфиа, в райцентр, за гвоздями.

Почему такой упор сделан в Евангелиях на назаретское происхождение Иисуса? В надписи на распятии – INRI – буква «N» означает «Назареянин», и местные христиане по сей день называют себя назареянами (насара).

Некоторые критики отрицали связь Христа с Назаретом и видели в этом слове искаженное «назорей», как назывались Божьи люди в библейские времена. Русская Библия с параллельными местами именно так объясняет стих «во исполнение пророчества родился в Назарете»: «он был назореем». Объяснение хромает. Слова «Нацерет» («Назарет») и «Ноцри» пишутся через «ц», «назорей» – через «з». Да и какое именно пророчество? Иисус не был назореем, он пил вино и не жил отшельником.

Блаженный Иероним в V веке дал хорошее и простое объяснение: в двух деревнях Галилеи, в Назарете и Кохаве, жили люди, ведшие свой род от царя Давида. Иероним опирался на слова христианского историка Секста Юлия Африкана, жившего в Никополисе (Эммаусе), деревне, стертой с лица земли израильскими бульдозерами в 1967 году. А тот писал в 200 году, что родственники Христа – потомки царя Давида – обретались в двух северных деревнях, называемых Назара (от «нецер») и Кохава (от «кохав» – звезда, символ дома Давидова).

Назарет и сегодня называется по-арабски Ан-Насра. Потомки царя Давида именовали себя «нецер», что означает «саженец», «отрасль» или «отпрыск царского рода». Так говорит о потомках Давида пророк Исайя: «Произойдет ветвь от корня Иессеева и отрасль [на иврите «нецер». – И. Ш.] произрастет от корня его» (11:1). Первые христиане именовали себя не только «назареянами» («назораиои» от «нецер» – в греческом нет буквы «ц»), но и «иессаиои» – по имени Иессея, отца царя Давида, упомянутого в этом же стихе.

Царь-псалмопевец жил за тысячу лет до Рождества Христова – срок достаточно долгий, чтобы потомки его успели утратить деньги, влияние, земли и признание. В этом нет ничего странного: немало на Руси Рюриковичей, потомков князя – основателя Русской державы, а ведь с тех пор прошло более тысячи лет. Предположим, что в деревне под Новгородом местные крестьяне ведут свой род от Рюрика. Это точная параллель с Назаретом и потомками царя Давида.

Древние традиции сохраняются в горах лучше, чем на равнине. В Японии крестьяне деревни Иосино считают себя потомками знати Южного императорского двора эпохи Двоецарствия (Намбокутё, XIV век). В Палестине жители деревни Эль-Мураир ведут свой род от правителя Палестины в XI веке шейха Джараха, а жители соседнего села Хирбет-абу-Фалах – и вовсе от фатимидского халифа Джафара ибн-Фалаха (IX век).

В Назарете есть и места, связанные с первой конфронтацией Иисуса и ортодоксов. Это в первую очередь Медресе эль-Масих, Школа Мессии, или Церковь-Синагога, как она чаще называется теперь. Ее медный купол виден издалека. В наши дни она принадлежит мелькитам, греко-католической церкви, но службы там редки. По преданию, в показываемой паломникам комнате во времена Иисуса была синагога и мидраш (религиозная школа), где Он, как и все дети, учился Торе. В свое время там показывали скамью, на которой Он сидел учеником, и говорили, что ее могут сдвинуть с места только христиане, но никак не евреи. Позднее, уже взрослым человеком, в этой синагоге, как рассказывает Лука Евангелист (4:16–19), Иисус избрал для проповеди пророчество Исайи (61:1–2), говорящее об избранничестве, мессианстве, и, видимо, толковал его в универсалистском духе. Это так возмутило слушателей, что они схватили Его и повели за город, чтобы сбросить с обрыва, но спустился туман, и Он ушел от них. (Таким же туманом Афина Паллада окружила Одиссея, чтобы спасти его от столкновений с необузданными феакийцами. Но жителям Назарета туман показался слишком простым объяснением. Они предпочитают рассказывать, что Иисус спрыгнул с обрыва и невредимым приземлился внизу, этот обрыв они так и называют – гора Прыжка.)

Самое красивое место в Назарете, на мой взгляд, это холм, на котором стояла Дева Мария во время этого столкновения и смотрела со страхом на происходящее. Этот холм (Дейр-эль-Банат) называют холм Богоматери Страха. На его вершине стоит полуразрушенная францисканская часовня, а сам холм сказочно красив, с его террасами, оливковыми деревьями, нежной формой, девственностью; наконец, это такая недостопримечательность, что наверх и дорожки путной не протоптано, и пилигримов там почти не бывает.

Стычка в Назарете предвосхищает фатальное столкновение в Иерусалиме, и потому ее обсуждение бередит раны. То ли в «Экзодусе» Леона Юриса, то ли в «Истоке» Джеймса Миченера суровый герой-кибуцник вывешивает постер на стенке: «Да, мы распяли его». Я не видал таких плакатов, но они могли быть. Поэтому скажем сразу: нельзя винить современных евреев за убийство Христа, ведь никто не ставит в вину современным грекам казнь Сократа, хотя его приговорил к смерти афинский ареопаг, или французам сожжение на костре Жанны д'Арк (по образному сравнению профессора Флюссера). В этих смертях, как и в смерти Иисуса, некого винить: все причастные давно умерли.

Но обвинение в убийстве Христа хранит воспоминание о реальном развитии событий. Известный нам иудаизм возник уже после христианства, так же как старообрядчество возникло после Никона. И возник он на отрицании Христа. Через несколько сотен лет после Распятия появилась книга, воспевающая Иуду Искариота и убийство Христа. Она стала самым популярным иудейским бестселлером Средневековья. «История о повешенном» (Евангелие от Иуды) переиздавалась в Израиле много раз, в том числе по-русски. В предисловии Пинхаса Гиля говорится:

Еврейский народ всегда – с момента возникновения христианства и по сей день – с глубочайшим презрением относился к этой религии, рассматривая христианскую догму как нагромождение глупостей и несуразностей, а христианскую мораль – как лживую и лицемерную. Евреи старались даже не упоминать имени основателя этой религии, разве что в тех случаях, когда христиане принуждали их вести с ними теологические диспуты. В христианской идеологии евреи не видели для себя никакой опасности, претензии Йешу [что значит «да сотрется его имя». – И. Ш.] и его последователей вызывали лишь презрительную усмешку. Несмотря на расхождения в деталях, талмудические источники и «История о повешенном» едины в своем отношении к Йешу и христианству.

Сегодня враждебное отношение к Христу сохранилось только в самых радикальных кругах иудеев, а большинство евреев России даже не догадывается, что иудаизм возник в борьбе с Христом. «Разве Иисус не был евреем?» – спрашивают в таких случаях удивленные евреи. Ответить на это так же легко, как на вопрос, был ли русским Владимир Красное Солнышко. Иудеи времен Христа в подавляющем большинстве присоединились к церкви, стали христианами, растворились в христианском населении. Лишь небольшая часть палестинских иудеев приняла новую веру – раввинистический иудаизм Мишны и Талмуда.

В наши дни продолжаются попытки примирить иудеев с Христом. Давид Флюссер в фундаментальном труде «Еврейство и источники христианства» утверждает, что конфликт был не между Иисусом и еврейством в целом, но между Иисусом и садуккеями – храмовым жречеством. Для садуккеев «преступлением Иисуса» было пророчество о разрушении Храма, которое, как мы знаем, сбылось.

Флюссер подчеркивает, что учение Иисуса не противоречило вере Израиля. Иисус праздновал Пасху, чтил субботу, носил цицит, верил в избранность Израиля и святость Писания. Большая часть его изречений вошла в Талмуд, правда, была приписана современным ему мудрецам. Например, Иисус сказал: «Суббота для Человека, а не Человек для субботы». В Талмуде говорится: «Вам дана суббота, а не вы отданы субботе». Крещение – ритуальное омовение – практиковалось и среди евреев, и идея снятия греха живой водой источника была известна и принята; даже ее символизм, идея омовения – «крещения» – Духом, также не был чужд Израилю, по сказанному Иеремией: «Господь – очищающий источник Израиля» (17:13). Идея покорности властям – «Кесарево – кесарю» Иисуса и «Нет власти не от Бога» Павла – была принята и у ессеев: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога».

Флюссер разделяет Новый Завет на два протоисточника: «Житие» и «Поучения» – и считает «Поучения» вполне приемлемыми для евреев. «Христианство и иудаизм можно воспринимать теоретически как единую веру, – пишет Флюссер, – напряженность в отношениях с евреями была вызвана требованиями времени, но сейчас в этом надобности нет. Иисус стал разделяющим фактором между евреями и христианами явно вопреки своим намерениям. Надежда христианства – это перенос центра тяжести на содержание проповедей Иисуса, на его „Поучения". Тогда еврей Иисус не будет больше разделять евреев и христиан, но объединит их».

Иногда иудейские критики христианства говорят, что иудеи не могли признать Иисуса Христом, потому что Мессии не суждено умереть. Другие утверждают, что для иудеев неприемлем человеческий облик Сына Божьего. Но на многих автобусах в Израиле висит огромная фотография старого еврея с надписью: «Да здравствует наш Царь Мессия и Спаситель!». Это не Иисус, но последний, седьмой, любавичский ребе, Менахем Мендл Шнеерсон, раввин, живший в Нью-Йорке и скончавшийся несколько лет назад. Ни смерть, ни «человеческий облик» не помешали ученикам считать его Мессией – Христом. Прочие иудеи относятся к плакатам с полным безразличием, потому что любавичский ребе не пытался перешагнуть грань между евреем и неевреем. Именно это, а не многочисленные мнимые доводы, разделило иудеев и христиан.

Нас, современных потомков иудеев, не обязывает ни вина, ни ненависть прошлого. Мы можем сами выбирать себе путь, не оглядываясь на решения древних раввинов и мудрецов.

За Христом можно ощутить тень ближневосточного культа Таммуза-Адониса, умерщвленного и воскресающего бога. Так в храмовом иудаизме можно было ощутить влияние древнего культа Ваала. Но в православном (и католическом) христианстве с его почитанием Богородицы ощущается и влияние другого древнего культа – Астарты-Дианы. Дева и Мать, она сочетает многогрудую Диану Эфесскую и Деву-охотницу. Протестанты, отказавшиеся от почитания Пресвятой Девы, способствовали созданию жестокого мира и разрушению природы. Ведь в культе Астарты-Ашторет, когда-то процветавшем в Палестине, был силен позитивный, жизнеутверждающий элемент. Поэт-ханаанеец Иоханан Ратош поклонялся крепкобедрой богине плодородия в своих стихах, как Гейне – Венере Милосской. История религии еще не окончена, и почитание Девы и Матери – этот основной элемент православия – поможет человечеству возродиться в более зеленой среде.

Выход из узких пределов иудаизма на просторы мировой сцены был завершен св. Павлом, а начат в приятном приморском городе, в древней Яффе, где св. Петр отказался от былых колебаний и обратился с проповедью к язычникам.

Глава XXXIII. Дева и дракон

По Яффе круто прошелся 1948 год. Этот самый большой и самый развитый арабский город подмандатной Палестины должен был по плану ООН стать арабским анклавом, ближневосточным «вольным городом Данцигом», последней Гранадой Побережья. Но бойцы Эцеля решили по-своему и атаковали город еще до ухода англичан. Англичане смогли только задержать падение Яффы до конца мандата. Тем временем относительно богатые и грамотные палестинцы бежали от артобстрела и попали кто в Бейрут, кто в Америку, кто в лагеря беженцев, где их дети, возможно, бросают камнями в машины нынешних обитателей Яффы. Осталась арабская беднота, которой бежать было незачем и терять нечего. В пустые дома вселили еврейских беженцев из-за моря – тоже бедных, восточных и бездомных. Яффа стала диким местом, где процветали проституция, наркотики, бандитизм.

Затем израильтяне заметили шарм Яффы, роскошь ее особняков, живописность ее руин, выселили восточных евреев и арабов в новые микрорайоны и отстроили Старую Яффу – аккуратный городок коммерческих художников и антикваров, дорогой и эксклюзивный.

За спиной Старой Яффы остались восточные евреи вперемешку с арабами. Они не пропали в живительной атмосфере Побережья. Многие устроились, открыли гаражи и забегаловки, создали этос болгарской Яффы, с его бурекас, балканскими пирожками с брынзой. Трудно понять, какие рестораны принадлежат арабам, а какие – евреям: и в тех и в других работают арабы, в основном – беженцы из Газы, создавшие новую палестинскую колонию в Яффе. Рыбные рестораны Яффы весьма просты и народны – подают мелкие сардинки, жаренных в масле кальмаров, печеную кефаль. Упор делается на простоту: бумажные одноразовые скатерти на ламинатных столешницах, жаровня под открытым небом, сносные цены.

К югу от Старой Яффы прошлись бульдозеры победителей 1948 года, а на руинах у моря была устроена городская свалка. Там, где остановились бульдозеры, между свалкой на берегу моря и дорогой на Бат-Ям, начинается «арабская Яффа» – районы Аджами и Джабалие. И в этих местах поселились менее признанные и более богемные европейские евреи. Они неплохо уживаются с арабскими соседями. В «арабской Яффе» дорогие особняки соседствуют с ветхими трущобами, бегают бесштанные дети, разъезжают в «кадиллаках» торговцы наркотиками – знакомый левантийский коктейль. Поселившихся здесь европейских евреев утешают размеры квартир и домов, высокие потолки, обнесенные белыми стенами дворики и ветер с моря. Некоторые из них отказываются покупать свои дома, пока где-то обретаются их законные хозяева, и живут в них как защищенные законом жильцы – редкая в наши дни щепетильность.

Безлюдье – состояние временное. В «арабской Яффе» можно понять, что происходило в Палестине, после того как ассирийцы разорили Израиль, а вавилоняне разрушили Иудею. Богатые и грамотные бежали, но их место заняли палестинцы из Назарета и галилейских деревень, беженцы-нелегалы из Газы, дети уцелевшей бедноты. Сливки были сняты, корни обрублены. Практически эти районы – самый северный лагерь беженцев в Филистии. Но и на этой скудной почве снова расцветает жизнь. Из арабских деревень, издалека, привозят продукты на маленький рынок Аджами, субботним утром по округе разносится запах свежего фалафеля, магнитофонный муэдзин зовет к молитве с минарета, скауты Святого Георгия ходят с барабаном по улицам, по воскресеньям звонят колокола несчетных церквей, арабские женщины сидят на дороге, судачат и лущат семечки, рыбаки идут с уловом в рыбные рестораны для тельавивцев, французский посол возвращается в свою резиденцию, киношники снимают сцены из бейрутской жизни, ходят европейские художники в джалабиях и с сигаретой за ухом. Жить с палестинцами в Аджами легче, чем с марокканцами в Мусраре, да и менее опасно. Аджами не Эйн-Синия, местные палестинцы не похожи на коренных жителей Нагорья, у них другие обычаи, не найдешь ни широких лепешек, ни мансафа, ни памяти о прадедовском винограднике. Это, скорее, тень Эйн-Синии, являющаяся нам, как тень отца Гамлета в первом акте шекспировской трагедии.

Яффа находится в тени и под боком веселого, жовиального Тель-Авива, родича Одессы, этой подлинной столицы Израиля, города реального, не выдуманного, возникшего на пустом месте, не интересующегося Нагорьем, Эйн-Синией и прочим бредом, города торгующего, учащегося, развлекающегося, работающего, простирающегося от Герцлии и Петах-Тиквы до Реховота, где смуглые девушки гуляют по улице Дизенгоф в таких одеждах, что в горах их бы съели живьем, где золотые кудряшки склоняются над книгой Кьеркегора в кафе, нашей Аккры, города, который не пропал бы и в объединенной Палестине от пустыни до моря, города, который мы до сих пор не упоминали и больше упоминать не будем, потому что он заслуживает другой, совсем другой книги (телефонной?).

Для путника, прибывающего из Тель-Авива, Яффа начинается с часовой башни, построенной в честь султана Абдул Хамида II в начале XX века на месте старых стен города, срытых в конце XIX столетия. К востоку от башни – яффская барахолка, восточный базар, который, по мнению знатоков, дешевле иерусалимского.

К западу от башни стоит Эль-Сарая эль-Джадида, Новая управа, где сидели городские власти при турках и англичанах. Девятого января 1948 года, за полгода до окончания британского мандата, еврейская радикальная группа Лехи послала двух молодых бухарско-персидских евреев с грузовиком взрывчатки к этому зданию. Они поставили грузовик у дома, установили детонатор на 80 секунд и бежали. При взрыве погибло руководство палестинцев Яффы. Когда годы спустя шииты Южного Ливана применили этот метод против израильской армии, израильтяне поражались их дикости, не вспоминая «адской машины» в Яффе. По сей день в израильских путеводителях и учебниках погибшие арабские лидеры именуются «главарями бандитских шаек».

Широкая дорога ведет направо вверх по холму Яффы. Ближе к морю возвышается роскошное оттоманское здание мечети Эль-Махмудие, построенное правителем Яффы Махмудом-агой Абу-Набутом («С палкой»). Махмуд-ага, современник Джаззара-паши из Акки, правил городом после ухода Наполеона. Он был крут, похаживал по городу с палкой, коей и бивал горожан за нерадивость. Он отстроил город из развалин, укрепил стены, привез колонны из Кесарии и Ашкелона и использовал их при строительстве этой мечети. Рядом с мечетью сохранился сабил, давно, увы, не работающий. Другой, более пышный, розовый, под куполами, – сабил Абу-Набута – находится у старого пути на Иерусалим.

С другой стороны дороги располагается Хамам, некогда городские бани, а теперь кабаре и театрик. Рядом примостилась Эль-Сарая эль-Аттика, Старая управа, где городские власти заседали до постройки Новой управы. Сейчас в ней находится городской музей. Напротив, в море, видны скалы. Считается, что к одной из них была прикована Андромеда, оставленная на съедение морскому чудовищу. Ее освободил Персей, показавший монстру голову Медузы Горгоны. Ига-эль Ядин считал эту локацию мифа одним из доказательств того, что колено Дана, получившее Яффу в удел, было данайцами, народом моря, который стал союзником Израиля. В греческих источниках говорится, что данайцы пришли в Грецию с востока, их отцом был Ваал, бог Ханаана, его братом – Египет. Скалы Андромеды особенно хорошо видны с веранды «Аладдина» – кафе, устроенного в старинном арабском здании с михрабом.

Внизу, на берегу, пребывает в запустении армянский монастырь Св. Николая, полуразрушенный и обезлюдевший. (С тех пор он был отстроен и частично превращен в роскошные апартаменты.) Эта обитель, возникшая еще в византийские времена, связана со страшной историей Египетского похода Наполеона. Здесь, в стенах монастыря, были заключены шесть тысяч пленных – гарнизон Яффы, сдавший город Бонапарту без боя. Они сдались, потому что были уверены: европейцы рано или поздно уйдут. Бонапарт не знал, что делать с такой массой пленных. Его маленький экспедиционный корпус, отрезанный от метрополии британским флотом, не мог справиться с охраной. После долгих колебаний генерал приказал перебить пленных. Три дня на берегу шла расправа: в первый день пленных расстреливали, во второй и третий – закалывали штыками, чтобы сберечь патроны. Когда об этом зверстве узнали палестинцы, началась партизанская война, и больше ни один город страны не сдался французскому завоевателю. Кроме того, тысячи трупов породили в городе вспышку чумы, и монастырь стал чумным лазаретом. По нему прошел Наполеон, пожимая руки своим чумным солдатам перед возвращением в Египет. Поэт писал об «истинном величии – не на мосту Эрколе, не на полях Аустерлица, но среди зачумленной Яффы».

За монастырем лежит яффский порт, сердце города. Возник он в незапамятные времена. Маленький залив и гряда скал создали здесь естественную гавань, единственную на побережье к югу от Акки. Яффская гавань – это рак, который сходит за рыбу на палестинском безрыбье. Как и все Побережье, Яффа не была иудейской. В древности она была египетским городом, затем принадлежала филистимлянам Ашдода, а после прихода персов отошла к финикийцам. Иудейская колония возникла в городе уже под властью диадохов. Во время восстания Маккавеев местные жители утопили несколько сот иудеев, и в отместку Маккавеи напали на Яффу, перебили местных жителей, поселили здесь иудеев и запретили неиудеям проживать в Яффе. Иудейская Яффа (Иудея Маритима) была уничтожена римлянами во время войны в 67 году нашей эры.

После ухода крестоносцев Яффа была основательно разрушена, как и все Побережье, и ожила лишь в XVIII веке, когда стала главным портом для христианских и иудейских пилигримов, портом Иерусалима. Книга «В сердцевине морей» Агнона содержит такое описание прибытия пилигримов:

Подошел корабль к берегу Яффы. Прозвучал залп с корабля. Налетели арабы из города. Одежонка на них похабная, рубашонка грязная и короткая, едва колени покрывает, и куском бечевки подпоясаны, и ноги босые – без чулок, только сандалии к ступням привязаны. И речь их шумная, как будто сами на себя гневаются. И людям язык их непонятен. Поднялись на борт, заорали во всю глотку и стали расхватывать людей, как пленных, схватили их и побросали вместе с пожитками в свои худые лодчонки. И сколько платы им ни давали, все им было мало.

Яффский порт перестал быть воротами Святой земли в 1960-х годах. Сначала его потеснил порт Хайфы, затем – аэропорт Лидды (Лода). Но приезд в Святую землю и отъезд из нее для человека чувствительного остались таким же кошмаром, каким были в XVIII веке. Израиль – это вам не Голландия: махнул паспортом и пошел. Ты стоишь перед полицейским, он разглядывает твой документ, проверяет фамилию по всем спискам и неохотно ставит штамп. С выездом дело обстоит еще сложнее. Нет ничего проще, как закрыть границу перед израильтянином, ведь ворота только одни, аэропорт Лидды. Любой кредитор – от муниципалитета до обычного заимодавца – перво-наперво просит запретить должнику выезд за границу, и суд практически никогда ему не отказывает. Это может сделать – и делает – Еврейское агентство. Новый иммигрант не вправе покинуть страну без его разрешения. А вдруг иммигрант остался должен за проезд или доставку багажа?

Идея закабаления иммигрантов – чтобы не сбежали сразу же по приезде – появляется впервые еще в «Еврейском государстве» Герцля, своего рода «Сионистском манифесте». Герцль предлагал создать условия, при которых иммигранту будет трудно отработать свой проезд. Пока станет отрабатывать – свыкнется, считал он. В первые годы независимости граница Израиля была на замке и выезжали за рубеж только богатые и влиятельные люди. С годами нравы смягчились, и с выездом стало довольно свободно.

Приехавшие из СССР особо страдали от ограничений на выезд. Только у них одних из всех иммигрантов 1970-х годов не было второго паспорта и денег на расплату с Еврейским агентством. В общем-то эти проблемы решались, но с какими муками, истериками, слезами в кабинетах чиновников! А задолжать в Израиле совсем не трудно, потому что обычный процент по займу не смутил бы только Шейлока или японских ростовщиков-саракин. Любое приобретение – телевизора, машины, квартиры – превращает израильтянина в кандидата на место в долговой яме, так дорог кредит. И об этом вспоминаешь, когда банк или другой кредитор, которому, казалось, и был должен-то грош, запирает перед тобой границу и требует тысячи и тысячи долларов.

Хотя и религия, и идеология запрещают это, ростовщический процент выдержал переезд из черты оседлости в Палестину. Библия проклинает ростовщика и запрещает давать деньги в рост. Ислам принял этот принцип, и сейчас в странах ислама возникла система беспроцентных банков. Евреи обошли этот запрет, хотя он сформулирован в Торе так же ясно, как и запрет на употребление свинины. Оказалось, что легче жить без свинины, чем без ростовщичества. Человек, придумавший, как обойти запрет ростовщичества, – Гиллель Старший – слывет у евреев мягким и гуманным законоучителем. Считается, что он сделал это, чтобы «было можно жить по Торе». Религиозные евреи всегда приводят его имя в подтверждение того, что еврейская религия умеет быть гибкой, когда нужно. Но добрыми намерениями вымощена дорога в ад: значительная доля мук еврейского народа произошла из-за этой гибкости Гиллеля. Нынешние еврейские фундаменталисты, готовые вспомнить даже такие туманные повеления Пятикнижия, как завет истребить потомков Амалека, не вспоминают о запрете ростовщичества, которое процветает повсюду.