Текст книги "Что такое Израиль"
Автор книги: Исраэль Шамир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)
Космополитическая страна англосаксонских поселенцев могла возникнуть где угодно на пустых землях и возникла не единожды – на североамериканском континенте с его Соединенными Штатами и Канадой и в Австралии. США и Канада не имеют ничего общего с землей индейцев, Австралия – с землей аборигенов. Но страна Израиля, о которой стоит мечтать, не может возникнуть на таких условиях. Она нуждается в коренном населении, к которому, как к дереву, можно привить ветку бродячего еврейского народа. В результате изгнания 1948 года в стране осталось слишком мало палестинцев, и достаточного влияния они не смогли оказать. Не в морали готового стать Гитлером Ц. проблема, а в том, что его цель не совпадает с желаемой для страны.
Александр Солженицын пишет в романе «Архипелаг ГУЛАГ» о своей поездке на берега Беломорканала. Там он увидел огромные братские могилы: тысячи, десятки тысяч людей легли костьми на великой сталинской стройке канала, который должен был соединить Белое море с Балтийским и сделать со временем Москву портом пяти морей. По словам Солженицына, не каждый день проплывала и одинокая баржа по Беломорканалу мимо братских кладбищ.
Лес рубят – щепки летят. Но если лес рубят не там? Не говоря уж о недопустимости применения рабского труда политзаключенных, канал оказался «белым слоном» – ненужным монстром. Поездка по Иерусалимскому коридору напоминает нам о Беломорканале. Ради чего принесены в жертву люди и села? Вакуум создан, и он губителен. Чтобы понять это, совершим короткое путешествие на юг Испании.
Глава XXVI. Испанская интермедия
Самый красивый дом на свете – мне немедля захотелось прожить в нем всю жизнь – я увидел в низине близ Толедо. Этот город, столица Испании до возвышения Мадрида, стоит на крутом утесе, окруженном, как крепостным рвом, с трех сторон крутым изгибом реки Тахо. Два старинных моста пересекают Тахо, связывая город с холмом на противоположном берегу, который стережет (реконструированный) замок Сан-Сервандо (XIV век). Если смотреть на город с другого берега, он кажется орлиным гнездом. Если же выбрать, как говорят в кино, обратную точку, бросить взгляд сверху, из города, с широкой террасы Мирадеро, то за рекой видны зеленые просторы веги – речной поймы, а в ней темнеет дворец Галианы, который построил для своей возлюбленной, еврейки Ракели по прозвищу Фермоза (Прекрасная) король Альфонсо VIII, о чем повествует фейхтвангеровская «Испанская баллада», именуемая также «Еврейка из Толедо».
Дворец Галианы – Ракели построен мавританскими строителями в самом изощренном восточном вкусе. Как лабиринт, его окружают шпалерами сады с высокими, стенкой стриженными кустарниками. Остекленных окон нет – их заменяют широкие проемы причудливой формы, и ветерок свободно продувает летний дворец. Десять ступеней спускаются вниз, к бассейну, не для купания – для прохлады. Воды в нем по щиколотку, схваченную браслетом щиколотку прекрасной Ракели. Потайной ход ведет от бассейна за пределы сада. Вместо дверей плотные тяжелые циновки закрывают дверные проемы. Это жилище, не крепость. Обитель неги и прохлады, оазис посреди пекла кастильского лета.
Во дворец Галианы не водят туристов, это типичная недостопримечательность. Я сидел в тени у фонтана в полном одиночестве, садовник-хранитель почтительно удалился с моей скромной мздой, предоставив мне строить иллюзии возврата в старинные дни еврейско-мавританско-христианского Толедо.
Удивительно, что этот цветок мавританской архитектуры распустился уже под христианским небом, через сто лет после падения – взятия – освобождения Толедо.
Традиция связывает появление мавров в Испании с другим местом в Толедо, на берегу реки Тахо, где неподалеку от моста Св. Мартина видны руины древнего предмостного укрепления, видимо следы снесенного потоком римского моста. Это Баньо де ла Кава, «купальня Кавы», точнее, доньи Флоринды ла Кава, прекрасной дочери наместника Сеуты и Танжера графа Хулиана. Флоринда, которую мавры называли Зораидой, купалась здесь, в загородной тиши, когда последний король вестготской Испании Родриго (Родерих) увидел ее и соблазнил. Разгневанный Хулиан призвал мавров из Северной Африки на погибель королю.
На самом юге гигантского Иберийского полуострова, неподалеку от Гибралтара и Трафальгара, находится городок и мыс Тарифа. В Тарифе сохранились руины старых мавританских укреплений, стен, бастионов со стрельчатыми проемами. Здесь 30 апреля 711 года высадился во главе первого отряда берберов Тариф ибн Малик, капитан Тарика ибн Зияда. Тарик ибн Зияд, с его семью тысячами воинов, был направлен Мусой, правителем Мавритании, незадолго до того обращенной в ислам. Имена эти увековечены в географии юга. Именем Тарифа назван городок Тарифа, именем Тарика – Джабль-эль-Тарик, Гибралтар, а может быть, звучит в этом названии арабское тариф (мыс), как в Трафальгаре – Тариф-эль-Гарб, Западный мыс.
И сегодня из Тарифы ходит паром в Сеуту и Танжер, и, когда плывешь вдоль берега к Гибралтару, за узкой полоской моря виден близкий африканский берег и горы Атласа. Великая постепенность мира постигается во время путешествий, иначе кажется: где Африка, а где Испания? В старину это было еще яснее: Гибралтарский пролив не разделял, а соединял Испанию и Северную Африку, по словам Тойнби. Магриб и Иберия были в древности одним районом, дальней западной провинцией мира с центром в Риме.
Коренное население Магриба и Иберии близко друг к другу этнически и лингвистически, даже генетические характеристики басков и берберов сходны. Население свободно мигрировало из Магриба в Иберию и обратно, в то время как Пиренеи оставались куда более солидной преградой. И свой исторический путь Иберия и Магриб начали вместе с приходом первых финикийцев-колонистов.
К западу от Гибралтара и Тарифы у берега стоит скала, окруженная стенами, наподобие Тира и Атлита, – старинный порт Кадис, поглощенный в наши дни бесконечным морем пригородов, однообразных «черемушек». Старый Кадис (Гадир, от семитского ГеДер – огражденный – или Кадиш, от семитского КаДоШ – святой) был основан финикийцами, мореплавателями из Тира и Сидона, за 200 лет до царя Хирама, легендарного строителя Соломонова храма. Финикийцы основали и Карфаген на магрибском, африканском берегу. Со временем Карфаген стал центром всех финикийских колоний на обоих берегах, от Севильи до Сахары. Так Иберия и Магриб приобщились к семитской сирийской цивилизации, к той ее части, которая последней пала под напором эллинизма. Уже после того, как Александр Македонский уничтожил империю Ахеменидов, преемницу царства Давида и Соломона, и принес греческую цивилизацию в Сидон и Иерусалим, дальний отпрыск Сирийской цивилизации, Карфаген, процветал на берегах Западного Средиземноморья.
Вслед за этим Иберия и Магриб оказались на периферии римско-греческой цивилизации – после победы Рима над Карфагеном они вошли в состав Римской империи. Самые внушительные следы римского правления на полуострове находятся в Мериде, на испано-португальской границе, маленьком городке, который был когда-то столицей провинции Лузитания, примерно совпадавшей с нынешней Португалией. В Мериде сохранились театр, цирк, мост, триумфальная арка и руины акведука.
Обе страны процветали и при римлянах. Африка дала Риму Апулея, Испания – Сенеку. После распада империи обе страны были завоеваны варварами: франками, свевами, вандалами. Затем вестготы, очередные выходцы с германского севера, вытеснили вандалов в Африку и основали королевство со столицей в Толедо.
Правление вестготов не изменило в массе коренного населения. Насчитывавшие перед началом мавританского вторжения около 100 тысяч человек, вестготы «безуспешно пытались ассимилировать три-четыре миллиона испанцев Средиземноморья», по словам историка Иэна Робертсона. Поначалу вестготы придерживались христианства арианского толка, как и прочие варвары – за важным исключением франков, сразу принявших католичество.
Как и в случае большинства религиозных расколов, причина коренилась не только в теологии. Оказавшись на территории бывшей Римской империи, да еще и в положении властителей, варвары попали в переплет: несмотря на всю свою силу и военное могущество, они ощущали собственную неполноценность рядом с богатыми и культурными экс-римлянами – жителями Прованса, юга Испании, Италии. Два общества – военных правителей-варваров и местных жителей, экс-римлян, – не смешивались на протяжении сотен лет. Большинство варваров предпочло в таких обстоятельствах придерживаться несколько иной веры, чем завоеванное население. Так арианская ересь стала отличительным знаком военной касты.
Франки приняли католицизм и потому получили поддержку церкви – важнейшей институции, оставшейся от Римской империи. Раньше прочих варваров они слились с завоеванными народами, в то время как державшиеся арианской веры вестготы были разбиты и (номинально) изгнаны из Италии. Вестготы со временем, возможно слишком поздно, обратились в католицизм и обрели новую миссию – стремление к единообразию и унификации.
В империях меньшинствам живется неплохо: имперские власти защищают их от местных доминирующих групп. Меньшинствам еще лучше без государства, когда не существует власти и органов государственного подавления, которые могут оказаться в руках большинства. Если не было б центрального правительства в Ливане, мусульмане и христиане не должны были б убивать друг друга в борьбе за контроль в государстве (впрочем, друзы и марониты прекрасно убивали друг друга и без центрального правительства). Не было б центрального правительства на Кипре, в Северной Ирландии, Бельгии – не возникло б и спора о господстве. Сейчас, если центральное правительство ослабевает, принято считать такое состояние временным, и борьба за господство в стране только возрастает, чтобы к моменту консолидации власти получить контроль в государстве. Но если б люди восприняли такое состояние как постоянный, а не преходящий фактор, то положение меньшинств – а все мы меньшинства – стало б более прочным.
По законам диалектики противоположности сближаются. Коммунистическое безвластие и имперское правление, эти две противостоящие крайности, довольно хороши для меньшинств, для «решения национальных проблем». И наименее благоприятствует решению национальное государство, пользовавшееся наибольшей популярностью в XX веке. Это прекрасно видно на примере нынешней Африки, где создание национальных государств обернулось страшной тиранией для меньшинств в Уганде, Нигерии, Родезии-Зимбабве, Эфиопии и других странах. У меня нет сомнения, что независимые Закавказские Советские республики давно устроили бы страшную взаимную резню, если б не имперская власть Москвы. (Это писалось за пять лет до Сумгаита и Карабаха.)
Вестготы тем не менее стремились создать в разномастной постимперской Испании национальное государство. Они поставили перед собой задачу унифицировать полуостров, что вовсе не устраивало жителей различных испанских провинций.
Поэтому когда Тарик и Муса высадились на испанском берегу, население встретило их как избавителей. Но маврам сыграли на руку и другие обстоятельства. Население юга Испании культурно, этнически близко племенам Северного Магриба. Все испанцы страдали от унификационных мер вестготских властей. Мавры были передовым отрядом самой передовой и динамичной цивилизации того времени. Битва меж Тариком и Родриго, последним королем вестготов, произошла на берегу Гвадалете, неподалеку от приятного городка Херес-де-ла-Фронтера. Городок этот славен не римскими руинами (хотя и был основан римлянами), но виноделием, что можно пожелать каждому городку. Там делают знаменитый херес, именуемый англичанами шерри, благородный напиток, который сыны Альбиона и испанцы пьют до, после и вместо обеда – но не во время оного. В здешних винодельнях – бодегах – можно попробовать все сорта шерри. Среди самых знаменитых – Сандеман, Харви, Уильяме и Хамберт, сохранившие английские имена былых хозяев. Англичане, хозяева бодег, обосновались в Хересе, породнились с местной знатью, а в наши дни продали винодельни транснациональным корпорациям. Но методы изготовления хереса-шерри остались теми же – вино не терпит новшеств.
В пяти километрах от Хереса стоит древний монастырь Картуха де Херес, куда пускают только мужчин, а за ним – берег Гвадалете, где и произошла решающая битва между маврами и вестготами. В этой битве готы были разбиты, и мавры продолжили победоносный поход на север. Только горы на побережье Бискайского залива остановили мавров, и там возникли северные христианские королевства. Со временем Южная Испания стала страной мавров, продолжила свою древнюю связь с севером Магриба, а Северная Испания – Астурия, Галисия, Кастилия, Леон, Наварра и Страна Басков, Арагон и Каталония – сделалась христианской и укрепила узы, связывающие ее с прочими европейскими экс-провинциями Римской империи.
И здесь, как и в Палестине, пришельцев-арабов и берберов было немного, но они смогли значительно повлиять на родственный им народ Южной Испании и создать таким образом одно из высших достижений человеческого духа – испанскую мавританскую цивилизацию.
Центром этой цивилизации стала Кордова, ныне маленький, пыльный, жаркий городок, а некогда великая столица, соперничавшая с Багдадом и Константинополем. Она лежит в верховьях реки с понятным арабским названием Вади-эль-Кабир (Большая река), Гвадалквивир, южнее естественной границы Севера и Юга – горной гряды Сьерра-Морена, где когда-то бродил Дон Кихот и разбойники.
Кордову сделали своей столицей Омейяды, лучшая мусульманская династия, которая некогда правила Святой землей и оставила нам роскошные сооружения в Иерусалиме и Иерихоне. Омейяды, мои любимые правители, чтили Иерусалим превыше Мекки и пеклись о Святой земле, тем более что их главная столица – Дамаск – располагалась неподалеку. Падение Омейядов и воцарение Аббасидов, избравших столицей Багдад, положило конец медовому месяцу между жителями Святой земли и арабскими завоевателями.
Аббасиды уничтожили – буквально – всех членов царского дома Омейядов, кроме одного, принца Абд ар-Рахмана, и тот, после приключений, достойных «Тысячи и одной ночи», бежал в обличии погонщика верблюдов на Крайний Запад мусульманской ойкумены, Дар-эль-Ислам, – в Мавританию, а затем в Испанию. Там, проявив незаурядное мужество и таланты дипломата, он смог стать правителем новой, мусульманской, Испании. В тени своих садов он писал стихи, полные тоски о Плодородном полумесяце Сирии и Палестины:
Его потомки взяли себе титул халифов Кордовы, сравнявшись званием с халифами Багдада.
В центре старой Кордовы находится потрясающее сооружение, одна из самых больших мечетей мусульманского мира, которую испанцы называют просто Мечеть – Ла-Мескита. В жаркий день побывать в ней – отдохновение. Внутри царит полумрак, колонны стоят густым лесом. Туристы из Саудовской Аравии сидят на полу на принесенных с собой ковриках напоминанием о былых временах. Потрясает отличие Ла-Мескиты от соборов, построенных в Испании после мавров, вроде Толедского: соборы, с их невероятной высотой, превращают человека в карлика, в то время как в мечети Кордовы человек сразу ощущает себя как дома – своды не так далеко, а колонны делят бесконечных размеров помещение на множество отдельных, уютных покоев, в то же время сохраняя связь между ними и между всеми молящимися.
Ла-Мескиту дважды расширяли, но от первого михраба не осталось следа. Второй михраб был построен Абд ар-Рахманом II, а третий – аль-Хакимом II в 965 году. Третий – наиболее пышный и удивительный из всех, но и второй великолепен. Вокруг михраба – следы, оставленные коленями пилигримов, трижды огибавшими его, как обычно поступают мусульмане в Мекке. Дело в том, что Омейяды повторили в Испании прием, использованный ими в Иерусалиме, где они пытались заменить паломничество в дальнюю Мекку поклонением на Храмовой горе в Иерусалиме. Испанские Омейяды попробовали заменить хадж паломничеством в мечеть Кордовы. В центре мечети завоеватели в пору Реконкисты построили церковь, торчащую бессмысленно меж колонн.
Рядом с мечетью – еврейский квартал Кордовы, с его узкими «восточными» улочками, домами, скрывающими в себе тенистые дворики, колодцами, синагогой, память о городе Маймонида. Для евреев время мусульманского правления было золотой, ни с чем не сравнимой порой. Евреи, в ту пору – врачи, послы, философы и поэты, в атмосфере свободы и терпимости, установленной Омейядами, смогли забыть о вестготских попытках установить кровавое единообразие. Мусульманская Испания отличалась терпимостью. Значительная часть населения сохранила верность христианству, и его не принуждали обратиться в ислам.
Еще более великолепен еврейский квартал в Севилье, ниже по течению Вади-эль-Кабира, Гвадалквивира. Баррио-де-Санта-Крус, как он называется в наши дни, – символ романтической Испании, его патио роскошны, стены домов белоснежны, аромат лимонов и апельсинов стоит в перегретом воздухе – лето в Севилье такое же жаркое, как в Тивериаде, на берегу озера Кинерет, Генисаретского моря. В отличие от еврейского квартала Кордовы, Баррио-де-Санта-Крус давно открыт художниками и превращен в Старый город. Там множество кафе и магазинов. Все же стиль сохранился, сохранились даже названия улиц с их древней символикой: улица Воды ведет на площадь Жизни. Рядом с еврейским районом стоит дворец испанских королей, имеющий арабское название Алькасар (Эль-Каср). Он был заложен при маврах, но практически перестроен после перехода Севильи в руки христианских королей, то есть в тот же период, что и дворец Галианы в Толедо. Стиль таких мавританских по сути построек, возведенных при христианских правителях, именуется мудехарским. Мудехарами называли в христианской Испании мавров, в то время как в Испании мусульманской христиан именовали мозарабами. Самый внушительный во дворце зал Посланников, Салон де лос Эмбахадорес, с полукруглым сводом, напоминающим звездное небо, выдержан в роскошном мавританском стиле. Считается, что именно здесь королева Изабелла встречала Колумба. С двух сторон этого зала располагаются два очаровательных патио, отдаленно напоминающих те, которые видишь в Американской колонии Иерусалима. Патио де лос Донселлас (дворик Дев) украшают мраморные колонны, патио де лос Муньекас, дворик Кукол, – два кукольных личика на арке.
Вообще дворы, внешние и внутренние, с садами, фонтанами, колоннами, – неизбежная и основополагающая черта восточной жизни, не разделяющей сад и дом, как это принято в западной традиции. Во внешних дворах Эль-Касра произрастают сады, восхитительное место для прогулок, предвосхищающее еще более пышные кущи Хенералифе в Гранаде.
От мечети Севильи остался только минарет, Хиральда, одно из чудес Испании, восхитительный Апельсиновый дворик, Патио де лос Наранхос, и ведущие туда Врата Прощения, Пуэрте дель Пердон. Интересно, что мечеть Кордовы лишилась своего минарета, его место заняла колокольня, построенная христианскими королями. На месте севильской мечети стоит собор, огромный и удивительно неинтересный. В нем находится одна из нескольких могил Колумба (останки которого покоятся не то в Севилье, не то на Гаити, в Санто-Доминго, а то и вовсе утрачены), саркофаг, который несут на плечах бронзовые воины. Черты Хиральды можно разглядеть в Белой башне Рамлы, самом известном минарете Палестины.
Севилья неизбежно навевает литературные реминисценции. На краю садов Мурильо стоит маленькая статуя севильца Дон Жуана, на площади Жизни гиды указывают дом севильского цирюльника Фигаро, неподалеку жил Вашингтон Ирвинг, а старое здание университета было когда-то табачной фабрикой, где цыганка Кармен крутила сигары на смуглой ляжке.
Есть еврейский район и в Толедо. Там сохранились две синагоги – Санта-Мария ла Бланка и Эль-Транзите, обе – роскошные, восточные, построенные мавританскими мастерами, мудехарами, уже после победы христиан. Синагоги стали церквами, мастерскими, приютами и складами. Пока их не реставрировали. Первая, с рядами колонн, была главной в городе. Вторая, где есть надписи на иврите, являлась семейной синагогой Шмуэля бен Меира ха-Леви, государственного деятеля, министра при Педро Жестоком, строителе Алькасара в Севилье. Педро, вполне заслуживший свое прозвище (он вероломно убил гостя, правителя Гренады, чтоб овладеть его бриллиантами), хорошо относился к евреям. И когда он был свергнут и убит своим незаконнорожденным братом Энрике де Трастамарой, звезда евреев Испании закатилась. Приближалось изгнание.
Следы, оставленные евреями в Испании, опровергают сионистский миф о «тяжелой судьбе вечно гонимого народа». Повсюду дворцы евреев стоят рядом с королевскими. Однако невольно подмечаешь, что евреи всегда поддерживали наименее симпатичных правителей. Когда народу приходилось плохо, евреям было хорошо, что со временем приводило к катастрофе. Иногда кажется, что евреи повсюду продолжали свою извечную войну с коренным населением, войну, которую они сегодня ведут и в Палестине.
Происходившее в те далекие годы в Испании может напомнить нам историю Палестины. Загнанные на север испанские христиане вооружились идеологией, во многом напоминавшей сионизм. Они стремились к возврату в свои исконные места, ведь вся Испания до прихода мавров была христианской. Они игнорировали тот факт, что большинство населения Южной Испании никуда не бежало, но осталось на месте и частично перешло в ислам, даже оставшиеся христианами южане подверглись влиянию терпимого Кордовского халифата с его плюрализмом. Они не желали замечать того, что население Южной и Центральной Испании встретило мавров с распростертыми объятиями, что между пришельцами и местными жителями не было этнической и культурной пропасти.
Христиане севера предпочли более простую мифическую историю: мавры покорили Испанию, мавров надо изгнать и возвратить Испанию испанцам. Как будто речь шла о совершенно чужом, ином народе, который можно прогнать, сохранив свой народ и свою землю.
Иллюстрацией к этому мифу является история, связанная с маленькой толедской церковью Санто-Кристо де ла Лус. Толедо стал мавританским в 712 году и был отбит эль-Сидом Кампеадором, героем Реконкисты, в 1085 году, спустя 373 года. Со стороны дивных ворот Пуэрто дель Соль, на подъеме в город, стояла мечеть, церковь при вестготах. Когда эль-Сид и его сюзерен Альфонсо VI вступили в город после семилетней осады, скакун Сида, Бабьека, преклонил колена у мечети. Христианские воины увидели в этом знамение, подняли одну из плит пола и нашли под ней распятие и теплящуюся лампаду – так, в подземелье, свет христианства не угасал на протяжении сотен лет владычества ислама.
Но все было не так просто, как предполагает эта легенда. Христиане Толедо хорошо встретили мавров в 712 году и жили неплохо на протяжении всего периода мусульманского владычества. Победа христианского короля мало что изменила: мавританское искусство мудехаров цвело и после возврата христианского правления. Поначалу казалось, что Реконкиста свелась лишь к смене сюзерена, феодальным завоеваниям, но не тотальной идеологической войне.
Христианские короли Северной Испании научились терпимости у мавров, они ценили испанско-мавританскую культуру. Когда Фернандо III осаждал Севилью, он пообещал перебить всех защитников, если они повредят знаменитый минарет города, Хиральду. С другой стороны, под давлением севера на мавританском юге произошли перемены. На помощь были призваны племена из Магриба, которые принесли с собой суровый и воинственный дух.
Терпимость была обречена, а с нею – и особая испанско-мавританская цивилизация, когда христианам севера удалось врезаться в Андалусию. Андалусия ближе всего к северу Магриба, и не удивительно, что именно там расцвела мусульманская культура Испании.
Где должна была пройти граница между христианством и исламом? По Гибралтару, по Пиренеям или по Ливийской пустыне? Арнольд Тойнби считает, что Испания и Магриб должны были оставаться вместе – христианскими. На худой конец, христианской должна была оставаться Испания, принадлежащая западноевропейской цивилизации, преемнице римской. Действительно, Магриб был христианским, подобно Египту, Палестине, Сирии и Южной Испании. Но когда христиане Европы попробовали освободить от мусульман Египет, Левант, Палестину, Сирию, они столкнулись с ожесточенным сопротивлением, даже местные христиане не видели в них освободителей. Когда испанцы пересекли горы и спустились в Андалусию, когда они пересекли Гибралтар и высадились в Магрибе, их встретили как завоевателей, а не избавителей.
В наш нерелигиозный век достаточно сказать, не вдаваясь в теологические нюансы, что религии в обществе играют роль красителя – детектора включений. Возьмите металлическую пластинку, однородную с виду, окрасьте ее, и разнородные включения станут ясно видны. Так и религиозные различия – они возникают не потому, и не только потому, что народы пошли за разными пророками, но потому, что существовали и ранее глубокие различия между этими народами.
Друзы Ливана возникли как религиозная группа только в XI веке, когда Дарази, апостол фатимидского халифа Каира эль-Хакима, добрался до гор Ливана и обратил туземцев в веру Хакима. Но видимо, это произошло потому, что друзы и раньше отличались от соседей. Вестготы держались арианства, поскольку были другими, особыми, и отказались от него, когда различия между ними и местным населением стали сглаживаться.
В сердце Прованса, на вершине, есть руины замка и города Ле-Бо-де-Прованс, который сродни разрушенным твердыням Святой земли. Это трогательное место. Меж развалин растут оливковые деревья и виноградники. Если судьба не даст мне дожить свой век у родника в горах Иудеи, мой выбор падет на окрестности Ле-Бо. Ополчась против альбигойцев, северяне Франции уничтожили самобытный Прованс, эту французскую Андалусию, и покорили его на века.
Во время религиозных войн той поры южане проигрывали – в Провансе, на который северяне обрушились с неслыханной жестокостью, и в Андалусии, для многих жителей которой победа севера обернулась еще худшей бедой – изгнанием.
Смешно подходить к истории с позиций того, «что должно было б быть», но я не побоюсь и скажу: юг Испании должен был остаться мусульманским, христианам севера не следовало доводить до абсурда идею возврата.
Но у исторических процессов есть своя динамика. По мере того как христианские короли подчиняли себе юг, исчезала терпимость, свободомыслие гибло, крепла инквизиция. Покорявшие мавританский юг испанцы-северяне лишились свободы одновременно с маврами.
Мавры не были «унешними» врагами. Мавританская культура вошла к тому времени в плоть и кровь юга Испании. Поэтому христианским королям пришлось заняться не изгнанием мавров, но экзорцизмом мавританского духа. Это возродило наследие вестготских королей – стремление к культурной, национальной и религиозной однородности, что оказалось погоней за химерами. Ничего хорошего из этого не вышло, ибо не все народы созданы для счастливой однородности. Великие культуры расцветали только в условиях плюрализма и увядали после устранения докучливого раздражителя, оказавшегося залогом успеха. В Испании победа однородности была только отсрочена на 700 лет, но в конце концов восторжествовала.
В год 1492-й, ознаменовавшийся окончательной победой христианских королей над маврами, иудеям был предложен выбор: земля или вера. Им было дано шесть месяцев, чтобы определиться. Изабелла и Фердинанд, уверенные, что все – или почти все – иудеи примут Христа, были поражены масштабами эмиграции. В конце концов около 40 тысяч избрали веру и отправились в Португалию, а затем в Магриб, Амстердам, Константинополь, Палестину. В Израиле и по сей день полно евреев с фамилиями Толедано, чьи предки некогда покинули Толедо, Алькалаи – бежавших из Алькалы и тому подобными. Дальше, говоря о Цфате, мы расскажем, как беженцы из Испании возродили в Галилее Худерию по образцу еврейских кварталов испанских городов.
Но множество иудеев приняли христианство и остались в Испании навсегда. Из их среды вышли св. Иоанн Божий и св. Тереза из Авилы. Их потомки стали грандами, купцами, священниками, частью испанского общества. Их большой успех вызывал проблемы, которые, впрочем, со временем разрешились. Годы спустя дети и внуки обращенных иногда возвращались к «вере отцов». Таков был Уриэль Да Коста (Акоста), выросший в христианской вере в Португалии, уехавший в Амстердам и «вернувшийся» в иудаизм. Его судьба была трагичной – реальный иудаизм решительно расходился с его романтическими представлениями. Проклятый иудеями, он покончил с собой.
Семья испанско-еврейского мудреца, звездочета и картографа Авраама Закуто приняла христианскую веру уже в Португалии, а сам он отправился в странствия, дошел до Константинополя и Дамаска. Он умер в Палестине, оставив несколько детей, выращенных в лоне ислама. Поэтому в Палестине можно встретить как мусульман, так и иудеев с фамилией Закуто, потомков Авраама Закуто. В Испании, Португалии и в Америке есть и Закуты-христиане. Я когда-то переводил главный труд Авраама Закуто на английский и списывался со многими из них. Один Закут был послом Палестины в Киеве, а другой, молодой компьютерщик из Газы, писал мне грустные письма во время войны. Я предложил помочь ему в получении испанского паспорта, как потомку выходца из Испании, но он не захотел покидать Палестину. Все равно, сказал он, из Газы нельзя выехать даже с иностранным паспортом – Израиль не выпускает.
Изгнание мавров из Испании было куда более жестким. Сначала им предложили креститься или бежать в 24 часа, а потом изгнали и многих крестившихся. Испания – страна, где в свое время победил рабби Каханэ. Израильтянину интересно посмотреть на юг Испании в первую очередь с этой точки зрения: что может произойти со страной через 500 лет после полной победы сионизма модели Каханэ. Для израильтянина или палестинца приезд в Андалусию подобен возврату домой. Те же вади, террасы с оливковыми деревьями, акведуки, родники, сабилы с родниковой водой, руины крепостей времен крестоносцев, арабские, понятные названия мест, массы пришлого населения – страна, которая лишилась коренных жителей и была населена заново. Главная река – Вади-эль-Кабир, Большое вади. Долина Вад-эль-Фара, Гвадалафара, похожая на мечту бедуина или на исполнение пророчества Иоэля (3:18), она подобна вади Святой земли, но в ней течет полноводная река, вьющаяся змейкой и напоминающая Иордан. Последняя столица мавританской Испании – Гранада, Карната, расположенная на горном отроге Карн, сердце поздней мавританской Испании, чем-то неуловимо напоминает Акку крестоносцев. Оставленный под занавес след заморского влияния.
