Текст книги "Кот, зверь и конец света (СИ)"

Автор книги: Ирина Ростова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Глава 1, в которой есть смерть и мяу

Как ни странно, в начале была смерть.

Одним светлым весенним днем Илья неторопливо брел в сторону Чистых Прудов, скорее скрываясь от дальнейших дел, чем в самом деле прогуливаясь, когда его внимание привлекла непонятная сценка. Навстречу дяденьке с дипломатом, степенно вылезающему из раскорячевшегося посреди улицы с аварийкой БМВ, внезапно резко метнулся какой-то неформал слабо выраженного пола, в длинном красном кожаном плаще и с рыжеватыми волосами ниже плеч. Метнулся, без предупреждения стукнул дядечку кулаком в грудь, от чего на мир на мгновение плеснуло кроваво-красным и запахло железом, и был таков. Дядечка тут же картинно схватился за грудь и начал оседать прямо на недавно отмытый после зимы асфальт. Добрых человек двадцать немедленно проявили самое каноническое “вежливое невнимание”, прошмыгивая мимо, но все-таки какой-то мужчина с красивым блестящим дипломатом рванул к упавшему, как и тетка лет шестидесяти, и раздававший рядом листовки африканец в яркой голубой толстовке. Илья, помедлив, присоединился тоже, хоть и не имел привычки обычно вмешиваться в такие ситуации. Как неоднократно говорила его сестра – даже свидетелем лучше не быть. Во избежание.

Но – поздно, несчастный дядька, кажется, уже не дышал.

– Да шо ж это деется, – всплеснула руками тетка, пока мужчина с дипломатом пытался дозвониться по мобиле до скорой. – На ровном месте помер, сердешный!

– Да тот придурок его так толкнул, – отстраненно возразил Илья, пытаясь не пялиться на труп, но невольно снова и снова возвращая на него взгляд, словно его притягивала какая-то особая гравитация. Мужик как мужик, обычный. Крепкий, коренастый, с широким желтоватым лицом и одутловатыми щеками, и немного раскосый, кажется, что выдавало азиатских предков.

– Та ты шо, какой такой придурок, шел человек и упал, – отозвалась тетенька, суетливо крутясь вокруг негра, который, отложив прямо на край тротуара свои листовки, опустился на колени рядом с телом и на всякий случай проверял пульс. Выглядел он вполне уверенно, словно знал, что делает. А Илья вот не представлял – все инструкции, которыми его пичкала сестра, разом выветрились из головы. Зато он почему-то вспомнил, что в падающем лифте надо ложиться на пол – очень актуально.

– Как это, – Илья нахмурился, снова посмотрев на труп. – Было же, парень, или девчонка, в красном кожаном плаще?

– Не было никакого парня, – отмахнулся мужчина с телефоном и дипломатом, на секунду отвлекаясь от разговора с диспетчером. – Инфаркт, наверное. Скорая будет через пять минут.

– Но?.. – Илья невольно перевел взгляд на негра, который как раз поднялся обратно на ноги и отряхивал колени своих пижонских спортивных штанов.

– Брат, ты это, не пались. Пил что? или не пил? – деловито уточнил тот. – Вали тогда, а то сейчас вместе со скорой менты, небось, приедут, поймут, что ты того.

– Спятили все, – у Ильи даже бровь нервно дернулась. Он повернулся, чтобы уйти, но тут внезапно увидел его – или ее.

Личность в красном плаще стояла, не таясь, на другой стороне Мясницкой, в свете прохладноватого весеннего солнышка, нагло курила прямо под табличкой о запрете курения, заботливо вывешенной на фасаде здания университета, и с интересом наблюдала за порожденным ею локальным хаосом.

– Так вот же он, – Илья обернулся к стоящему рядом африканцу. – Курит стоит.

– Кто он?

– Тот человек, который толкнул. Вон, в красном плаще, видно за километр.

Негр с интересом глянул в указанную сторону, вытягивая шею, словно страус, повертел головой, потом сочувственно посмотрел на Илью.

– Слушай, иди-ка домой лучше, чего-то ты там принял такого, что глюки ловишь.

– Вторую скорую вызывать? – уточнил мужчина с телефоном и дипломатом, мимолетно взглянув, тоже. – Психоневрологическую?

– Вы сговорились, что ли? – Илья поджал губы, стряхнул протянутую к нему было руку тетеньки, и целенаправленно зашагал прочь, в сторону метро. Уходя, впрочем, парень отчетливо ощущал на себе холодный, тяжелый, изучающий взгляд. Он даже обернулся пару раз, но, как по заказу, красноплащное видение исчезло, словно его и не было. Вправду, что ли, показалось?

Вопреки всему передуманному (и придуманному), в остаток дня и следующие пару недель ничего странного больше не случилось (никто больше на глазах не умирал, и мальчики-девочки в красных плащах не мерещились), а с течением времени воспоминания о происшествии на Мясницкой поблекли, оставив в памяти что-то больше похожее на сон или наваждение. Однако, история показала, что то, что мы не считаем реальным, далеко не всегда благосклонно лишает нас реальных последствий.

Так вышло и с этим воспоминанием-наваждением.

Собираясь очень рано утром в институт и пребывая от этого в классически-мутном состоянии, Илья обнаружил под обложкой своей общей тетради стикер, о котором совершенно не помнил, и на стикере незнакомым почерком было написано: “надвигается шторм”.

Илья покрутил бумажку в руках, гадая, кого из группы пробило на дурацкие шутки, потом скомкал ее и выкинул из рук и из головы.

Следующий стикер нашелся на спинке стула на обычном месте Ильи на матане: тот же цвет, тот же почерк, та же пафосно-невнятная фраза.

– Лех, это ты прикалываешься? – поинтересовался он у своего приятеля и соседа по парте.

– Пфф, – отозвался дорогой друг. – Я, между прочим, тебе говорил сто раз, что ты много следишь своими гавнодавами, вот, уборщица тебя уже и ненавидит.

– С чего ты взял, что уборщица? – не понял Илья и сунул ему под нос стикер. – Причем тут уборщица?

– Издеваешься? – возмутился Леха, вырывая у него стикер и жамкая бумажку в руках. – “Носите сменку, юноша, от вас грязь?”

– Погоди, тут это написано?

– Илюха, ты, это, не того? – озаботился парень, выбрасывая бумажку в неопределенном направлении по аудитории и пристально, с подозрением изучая лицо приятеля.

– Здесь вам не тут, – слабо пошутил Илья и плюхнулся на свое место. – Забей. Я не выспался.

Что это вообще было? На размышления и попытки логически объяснить себе вчерашние события матан ложился из рук вон плохо. Переписав с доски заголовок и формулу с синусами и решительно не понимая, о чем тут речь, Илья нарисовал сбоку схематичного котика, глядящего на все это формульное безобразие. Впрочем, мода у котика вышла не недоумевающей, как у самого Ильи в этот момент, а вполне даже героической, поэтому парень, нервно хихикнув, пририсовал коту плащик супергероя, как на карнавальном костюме для собак, привезенным с год назад дядей из вражеских америк. Супергерою требовалась публика, поэтому сбоку на страничке появились страдающие ушастые студенты, умирающие при виде доски с написанным на ней тождеством.

Увлекшись, Илья даже не заметил, как над ним навис профессор Быков, которому случилось как раз прогуливаться между рядами, чтобы дойти до непонимающих и объяснить им лично.

– Это у нас тут что за художество… от слова худо? – поинтересовался он, нависая над Ильей, котиками и рисованными студентами с длинными зубами и ушами.

– Это ничего, – храбро отозвался Илья, прикрывая рукой тетрадь.

– Это он для лучшего понимания, – поддакнул сбоку верный друг Леха.

– Для лучшего понимания, – покачал головой Быков. – Хорошо, тогда сделайте, для лучшего понимания всеми, комикс для всех своих соратников.

– Чего-чего? – не понял Илья, поднимая взгляд на преподавателя.

– Комикс про первый замечательный предел, – разъяснил Быков. – К следующему занятию. С вас обоих.

– А с него-то за что? – возмутился Илья, виновато оглядываясь на друга.

– Он, судя по всему, вас вдохновляет. Пусть поработает вам… музом.

Аудитория радостно заржала, но Леха расхохотался тоже, поэтому Илья решил не дергаться и не заострять. Комикс так комикс.

– И что будем рисовать? – уточнил он у приятеля, когда профессор отошел. – А, муза?

– Так вот и возьми этого котика, его студенты просят о помощи, мол, помоги, о, суперкот, понять первый замечательный предел. А он такой – я не могу, у меня лапки. Но вы держитесь там.

Илья прыснул от смеха, падая лбом на стол.

– А они?

– А они берут учебник, конечно, что им остается. Но мотивированные такие.

– Котики все делают лучше, – резюмировал Илья.

“О, суперкот, – потешаясь сам над собой, подумал парень. – Подскажи мне, что за хрень с записками?”

Но суперкот, конечно, предложил бы ему самому решать свои проблемы, на то он и суперкот.

Следующую записку Илья с оттенком раздражения сорвал с зеркала в прихожей дома, когда вернулся домой поздно вечером.

– Св, а Св? – позвал он в сторону кухни, где горел свет.

– Чего тебе? – недоброжелательно отозвалась его старшая сестра, у которой явно не ладилось с ужином (впрочем, как обычно).

– Что тут на зеркале за послания из ада?

– Да, видимо, злая тетя заходила, оставила ругательные ругательства про наш бардак.

– “Надвигается шторм”? Серьезно?

– Ты о чем? – Света высунулась из кухни, смеривая брата полным сомнения взглядом. В руках у нее была миска, в которой она что-то сосредоточенно мешала. Насколько Илья себе представлял развитие событий, это была тысячная (или восьмитысячная) попытка отважной героини совершить грандиозный подвиг по выпечке чего-то не слишком ядовитого, так что скоро содержимое миски полетит в унитаз, а Св закажет что-то съедобное на ужин.

Илья помахал в воздухе цветной бумажкой.

– Там про корки от пиццы под диваном в гостиной, – нахмурилась девушка. – И про кару за это. Но это, конечно, можно так назвать, что на нас “надвигается шторм”.

Илья снова посмотрел на бумажку и закатил глаза. Сговорились они, что ли?.. Но, вроде, не первое апреля, да и не были в дурацких розыгрышах замечены ни Св, ни Леха.

– Ай, да черт с ним, – парень скомкал бумажку и прицельно пульнул ее в сторону гостиной. Не то, чтобы он хотел позлить их приходящую домработницу, просто как-то само собой получалось.

Совсем уж не думать и выкинуть странные прописульки из головы не получалось, но повседневные заботы, в отсутствии подпитки в виде новых упоминаний о “шторме”, сделали свое дело, и Илья подзабыл и перестал дергаться – ровно до тех пор, пока снова не встретил давешнего неформала, и нельзя сказать, чтобы эта встреча его сильно обрадовала.

С Тургеневской на Чистые Пруды Илья обычно переходил по “короткому” эскалаторному переходу, но в этот раз что-то не заладилось, то ли толпа, то ли задумался – и пошел со всей массой народа по длинному коридору, прижимая к боку тяжелую сумку одной рукой, а второй запихивая обратно в уши постоянно вываливающиеся “капельки” наушников. Там играло, по обыкновению, что-то бесконечно далекое от классической музыки, которую ему старательно и бесполезно прививали в музыкальной школе на протяжении скольки-то долгих лет.

Откуда вынырнул красноплащник, Илья и не понял. Народу была уйма, теплая погода словно выгнала на свет божтй сегодня больше людей, чем вчера уснуло, поэтому дальше десятка плеч и не видно толком было ничего, так что угрозу Илья не видел до последнего момента, до той секунды, как тот неожиданно оказался рядом: непроницаемо спокойное лицо тяпкой, холодящий цепкий взгляд, кожаный прикид неформала. Так близко идущий навстречу по середине прохода, что столкновение было неизбежным – траектории пересекались, а шагнуть в сторону было просто некуда из-за большого количества людей. Илья успел привычно сгруппироваться, чтобы ударом его не отбросило, и сумку отвел назад отработанным движением (если его толкали в плечо с сумкой, она на обратном ходе давала противнику классный пендель), но буквально на волосок от столкновения ощутил основательный удар с другой стороны. Его развернуло, и плечо, затянутое красной кожей прошло буквально в миллиметре от его плеча. Так рисуют в японских мультиках и показушных боевиках: когда два врага замедленно проплывают в безвременьи тысячной доли секунды, чтобы затем возобновить ход времени и свой бой, чтобы в конце-концов стало ясно, кто из них таки пан, а кто, увы, пропал.

В этом конкретном случае, луж крови не случилось ни с одной, ни с другой стороны. В сущности, со стороны красноплащного видения не было вообще ничего, даже его самого, как будто корова языком слизнула. Илья только мигнул, восстанавливая равновесие и оборачиваясь назад, но никого уже не увидел. Словно красноплащник ему почудился, и только спешащие люди не преминули толкнуть и крутануть неловко застрявшего посреди прохода парня еще пару раз.

О, суперкот, подумал Илья, пытаясь вернуться в свой ритм движений. Защити от толпы в метро и толкучих людей! И тут же сам себе ответил: “помоги себе сам: купи шипы, в метро не заходи, езди пораньше или попозже, а у меня лапки”.

И все-таки, что это было? И кому, спрашивается, можно такое рассказать? Илья замороченно размышлял, может ли быть, что этот красный нарочно попадается навстречу, или просто случайность? В принципе, такое возможно, все-таки, место примерно то же, может, они совпадают по траекториям движения и времени?.. Но откуда тогда мерзкое чувство, словно он только что избежал чего-то отменно мерзкого?..

Из обалделой прострации его вывел дикий вопль “Илька!” и не менее дикие объятия с разбегу влетевшей в него девушки с возмутительно кудрявыми волосами, которые тут же забили ему все отверстия на лице. Впрочем, зато их обладательницу было легко и просто узнать, тоже бонус: не пришлось гадать, на кого это его вынесло, потому что людей без серьезных опознавательных знаков Илья узнавал из рук вон плохо. Ну а что, говорил он очередному обиженному тем, что знакомец с ним не здоровается. Вы все примерно одинаковые: два глаза, рот, нос. Вот если бы у тебя, дорогой друг, был бы глаз на лбу, или нос вместо глаза?.. Вот у Наты такой “нос вместо глаза” был – грандиозная кудрявая шевелюра, которой позавидовал любой участник рок-группы 80-х.

– Нэсть, ты-то тут откуда?

– Это ты откуда! А я на Чистых работаю, между прочим, в отличие от некоторых.

– А я тут на Сокольническую перехожу, так что оставь свои грязные инсинуации, – отозвался Илья. Может, и не было ничего? Показалось? Мало ли расписных неформалов в этом веселом городе?.. А Илья в самом деле плохо различает людей, почти так же плохо, как свои реальные ранние воспоминания и ранние же выдумки.

– Я их мыла, – торжественно показала ему язык бывшая одноклассница, но тут же взволновалась, поскольку недовольные гримасы Ильи всегда вызывали в ней некий рудиментарный сестринско-материнский инстинкт. – Ой, Илька, ты чего такой смурной?

– Да я так, – вяло отозвался он и потер лоб. – Толкнул кто-то и башка закружилась.

– Так, – живо сориентировалась Ната. – Давай-ка наверх. Знаю я твое давление в кастрюльке, еще в обморок хлопнешься!

– Я не падал в обмороки с пятого класса! – возмутился Илья, но, чувствуя серьезное облегчение от того факта, что с ним рядом будет другой человек, предположительно, нормальный, позволил увлечь себя на поверхность.

Впрочем, нормальность – дело относительное, а Ната и в школе слыла странной. Конечно, и сам Илья был, что называется, с придурью, но его отдельные эксцентричные задвиги успешно скрашивались демонстративным курением, отдельными меткими двойками, игрой на гитаре, участием в ралли с супер-крутой старшей сестрой и дорогими гаджетами, которыми его исправно снабжал дядя. Собственно, за прочие заслуги общественное мнение милостиво прощало ему даже периодическое общение с Натой и двумя ее подругами, такими же “недоразвитыми”, по мнению школьного консенсуса, как она. Эти девочки были из другого плана существования, и в их тесный круг Илья по старой памяти и давней детсадовской дружбе с Натой заглядывал, в основном, для обсуждения новых мультиков, которые он тоже посматривал в моменты скорби, и для сверки решений домашек по физике, в которой Ната была, что называется, знаток. И, кажется, со школы Ната не сильно-то и изменилась.

– И кем ты работаешь на своих Чистых прудах? – уточнил Илья, усаживаясь с подносом вредной, но вкусной еды в забегаловке, беззастенчиво расположенной в здании крупного вуза федерального значения.

– Контент-менеджером, – гордо ответила Ната, выхватывая у Ильи из-под руки пятиэтажный бургер, который он планировал съесть сам, и впиваясь в него зубами, как голодный вампир.

– Вот как, – на столе валялась какая-то деталька, не то от конструктора, не то от брелка, видимо, забытая неосторожным ребенком, и Илья, несколько расстроенный потерей бутерброда, начал крутить ее на пальцах, как монетку. – И как контентиться?

– Нормальком, – хихикнула девушка, обгрызая бутерброд с забавной прожорливостью.

– Ты на это учишься?

– В смысле? А, неее, что ты. Я буду агрономом.

– Интересная профессия, – вежливо отозвался парень, радуясь, что все так тихо, спокойно и нормально, и ничего не предвещает ничего необычного, особенно – красных плащей и странных людей.

– Там видно будет, – пожала плечами его собеседница. – Пока не понятненько. А ты программируешь?

– Ну, что-то вроде того, – покривил душой Илья. Программирование, по крайней мере, в программу обучения входило, хоть и не в том объеме, как он надеялся, но явно в большем объеме, чем того хотел бы его отец. – Как твои эти? Глаша? Паша?

– Маша и Саша! – возмутилась Ната, пытаясь ударить Илью остатками бургера. Тот, смеясь, уклонился. – Все у них хорошо. Сашка на филфаке, как и хотела. А Машка что-то там считает.

– Хорошее дело – что-то там считать!

– А то, особенно, если деньги. Но она – не деньги, – сообщила девушка, оживленно питаясь, позволяя Илье ностальгично вспоминать тот вопиющий случай, когда ему удалось уговорить примерную троицу сбежать с уроков. Он сделал это на спор – но, честно сказать, чтобы выиграть, пришлось применять подкуп, и за этот спор он расплатился походом на аниме-фест, причем с выступлением: неугомонные девицы закосплеили мультяшную рок-группу, и Илье пришлось выступить в роли фронтмена. Впрочем, вспоминал он это с удовольствием. – А что, вы с сестрой еще катаетесь?

– Катаемся, куда деваться, – сморщил нос Илья и внезапно предложил. – Хочешь, приходи. В воскресенье заезд, площадка на Хорошевке… Нижние мневники, в смысле.

– Да? – оживилась Ната, едва не подпрыгивая на месте. – Класс! Я постараюсь. Если ничего не случиться.

И, да, мальчики-девочки в красных плащах не мерещились аж до следующего утра.

***

В начале было слово, и слово было Мяу, а уже потом появилось все остальное. Например, я появился, прямо вот тут, рядом с очередным выводком гадких иномировых созданий.

Заряд острых игл прошел мимо, и я, выгибаясь в полете, ловко приземлился на все четыре лапы. В достаточной мере грациозно, если бы было кому оценить со стороны, но не в этом дело.

– Уходи, добром прошу, – вежливо предложил я своему расплывчатому противнику, но гнусная мефоза только колыхнулась печально и снова ринулась в атаку. Я встретил ее достойно, останавливая хлесткие удары псевдоперьев точными блоками. Хвала Хвостам за мою пухнастую шерсть! Ни один из ядовитых шипов не смог миновать пуховый заслон и достичь кожи, тогда как мои изрядные когти, старательно оберегаемые от стрижки, поработали на славу. Полуэфемерное тело мефозы покрылось рваными трещинами, которые так и норовили разойтись еще дальше при каждом ее сумбурном движении.

– Уходи, – повторил я, замирая в героической позе с вытянутым восклицательным знаком хвостом. Я, несомненно, был хорош, но красота в одиночку могла бы и проиграть. Зачастую для уверенной победы к ней необходимы острые когти, чтобы доказать низшим видам свои эволюционные преимущества.

Вот и мефоза, уже колыхаясь от каждого дуновения, потеряв плотность и всякую схожесть с обитателями мира-с-тенями, опасалась приближаться ко мне, но и исчезать не торопилась.

– Тебя, разве, не ждут дома маленькие мефозята?

Нет, видимо не ждали, потому что настырное создание продолжало кружить и виться вокруг, никогда в зоне моей досягаемости, но и не позволяя мне расслабиться. В конечном итоге я, сделав вид, что отвлекся на тень птички, дождался отчаянного рывка противника и встретил ее с достойным радушием, мощным ударом лапы переломив уже тающе-хрупкое тело. Мефоза пару раз дернулась и рассыпалась кристалликами, похожими то ли на соль, то ли на силикагель в лотке. Да, я знаю, что такое силикагель. Я, в конце-концов, практически кот-академик. Только толку от меня решительно больше, чем от обычных академиков.

Я поскреб лапами останки запредельной твари, проверяя, не пытается ли восстановиться, и сел, начав задумчиво причесываться. Мефоз становилось все больше: обычно такой признак не сулит ничего хорошего, потому что эти паскудники никогда не приходят сами по себе. Их появление чаще всего сопровождает другие, куда более тревожные события, в сути которых мне еще только предстояло разобраться. Пока что я знал только то, что мефозы множаться в преддверии конца света, и я, в общем-то, совсем не собирался быть ни просто свидетелем, ни потерпевшим в такой катавасии. Возможно, удасться что-то выяснить?..

– Другого места не нашел, чтобы жопеньку чесать? – поинтересовался насмешливый голос и я, грациозно вывернувшись, саркастично посмотрел на свою коллегу – не сказать, что подругу – Двекошки.

– А ты, вероятно, не нашла другого занятия, кроме как заслонять мне вид? – спросил я, потому что Двекошки была, собственно, большой, как две кошки, даже две такие вот знатные огромные котищи, как я.

Любого нормального кота зовут, конечно же, Кот, а кошку – Кошка. Ни один хвостатый в здравом уме не обознается, не примет одного сородича за другого, поэтому и имена нам не так уж и нужны. Мы, впрочем, любим рассказывать о своих особенностях и подвигах, поэтому каждый кот – это Кот, который сделал одно или другое, или славен чем-то там Прекрасным и особенным. Вот и Двекошки потому так и именуется, что она невероятно, баснословно огромна. Как будто это Кошка, которая съела Кошку.

– Я, между прочим, подошла сзади, – недовольно ответила она.

– И заслоняешь вид на меня СЗАДИ, – подтвердил я, поворачиваясь к ней, не опуская задней ноги. – О чем пришла?

– Которая по счету была мефоза за день? – тут же переходя на деловой тон, спросила она.

– Третья. С половиною, – посчитал я. – Одну я добил за Вафлей. Ей нужен напарник – и быстрее, потому что она слишком часто мечтает.

– Вызываешься?

– Упаси Хвост! – фыркнул я. – Я сам по себе, и у меня подранков не бывает, поэтому отстань. С чего ты вообще считаешь мефоз?

– Их становится все больше. Три – с половиною – у тебя, одна – с половиную – у Клеточки. У Плюшки – три, и три у Булки. Это если говорить только о тех, кого я спрашивала сегодня. А так тенденция неумолима: что-то грядет, и из летописей я понимаю, что речь идет о Всего Конце.

Я-таки опустил ногу и воззрился на Двекошки с глубочайшим вниманием, поскольку ее речь трогала самые сокровенные части моих душ. Может, это и было приключение, для которого я был рожден?

– И наша задача – остановить этот Всенец?

– Такова наша роль, – подтвердила Двекошки. – Поэтому будь готов, будь начеку и слушай зов.

– Не забудь только меня позвать, если что, – попросил я, отвлеченно почесывая за ухом.

– Да уж тебя забудешь, как будто, – фыркнула Двекошки и, отвернувшись от меня, ступила в собственную тень и была такова.

Не успел я начать думать о том, что она сказала, и что нас всех ждет, как кто-то панибратки похлопал меня по голове.

– Котик, – сказал совершенно мне незнакомый человек, посмевший так распускать руки, и душераздирающе зевнул. Надо сказать, даже для человека выглядел он не очень: рудименты шерсти блеклые и невыразительные, третье веко красное, жалобный бесшерстный покров сухой и бледный. Прямо-таки несчастнейшее из созданий, а не человек. – Вот что делать, котик? – продолжил он, словно я его слушал. – Рабочий день еще не начался, а я уже устал. Ничего не успеваю, ничегошеньки, и постоянно хочу спать.

Да ты какой-то глупый человек, подумал я. Мало того, что спрашиваешь совета у кота, так еще и такие очевидные вещи!

Но я слишком хорошо воспитан, к сожалению, поэтому я открыл рот и ответил:

– Так ложись спать и спи. А дела сделаешь потом. С новыми силами. Коты всегда поступают так!

– Что? Что-то? – человек даже наклонился ко мне, обдавая запахом не в меру налитого на себя парфюма. Древесные нотки, амбра?.. Я громко чихнул. – А ведь в самом деле! Если я просто возьму и посплю, все станет проще. Да ты настоящий герой!

В самом-то деле, мысленно подтвердил я, смеривая человека немного даже одобрительным взглядом, я – герой. Отважен – и прекрасен. И в некотором смысле отважен, потому что прекрасен, потому что нельзя быть на свете красивым таким.

***

Впрочем, Илья даже не удивился, когда обнаружил все того же живописного нефра возле своей “домашней” станции метро. Тот стоял, прислонившись к одной из колонн балюстрады, опоясывающей выход, и курил, глядя в сторону, на мелькающий туда-сюда поток посетителей и обитателей стихийного рынка. А потом перевел взгляд на Илью, и тому в первый раз стало в самом деле не по себе от того, что на него кто-то смотрит. Сердце забилось быстрее, и холодное, липкое ощущение скользнуло вдоль позвоночника, вбуриваясь в мозг.

Боже мой. Неужели правда?… Но что все это значит?

Нефр дал Илье прочувствовать всю паранойю и беспокойство до конца, все неудобство, непонятность ситуации, пока тот, следуя обычному маршруту и не слишком понимая, стоит ли уже или не стоит дергаться и убегать, приближался все ближе, подчиняясь кое-чему столь же эффективному, как и гипноз. Ведь вдруг все в порядке, и я буду выглядеть дебилом, шарахаясь от случайного человека на улице?..

А потом мальчик-девочка в красном плаще улыбнулся и стряхнул пепел с сигареты, и не стало ничего. Все окружающее размазалось в грязно-бурное смазанное бурчащее, шелестящее, гудящее пятно, фон для крохотных серых птиц, серых осколков какого-то чужого мира, уверенно приближающихся к Илье.

Он сам словно завяз в пространстве, не в силах закончить движение, и серые острые точки все летели и летели к нему.

Но не долетели.

Над плечом Ильи кто-то громко вздохнул, и частички пепла сменили траекторию, подхваченные чужим спасительным дыханием.

– Брат, тут близко, возьми вот, – раздался бодрый голос сзади, и Илья, заторможенно обернувшись, сначала увидел листовку с каким-то кафе, потом держащую ее темную руку, неоново-голубой рукав толстовки и, наконец, самого бодро улыбающегося темнокожего парня. – Лучшая шаурма, отвечаю!

Илья автоматически взял листовку, потому что всегда брал, чисто из желания помочь. У него даже был специальный листовочный карман, в который попадала вся собранная макулатура. Раз в пару дней, когда карман разбухал до неприличия, Илья вытряхивал его в ближайшую урну. Поэтому мозги совершенно не принимали участия в этом процессе. Пока он перегибал листовку вчетверо и совал в куртку, он продолжал несколько ошалело глядеть на раздатчика, и внезапно его узнал – вернее, его куртку.

– Ты, – сказал Илья. – Ты там тоже был!

– Эй, брат, полегче! – африканец поднял руки в защитном жесте, и Илья автоматически отметил, что ладони у него такие же темные, как тыльная сторона рук, в отличие от многих представителей его расы. – Это не я, точно тебе говорю, вот как!

– На Лубянке ты тоже листовки раздаешь? – Илья сделал шаг в его сторону, а он – назад.

– Э, да где только не раздаю! Кушать-то хочется. Вот, раздам листовки, дадут шаурму! Знаешь, какая вкусная? Ммм! – потянул негр и внезапно переключил тему. – Э, вот что, ты мне денег дай, да? Я бедный студент, вроде как, работаю там, работаю тут, денег мало, а ты дай хоть сто рублев?

– На, – Илья покопался в кармане, сунул ему бумажку, полученную на сдачу вчера, и открыл было рот, чтобы продолжить допрос, но сбоку раздалось раздраженное:

– Эй, ты! Опять попрошайничаешь? Вали отсюда, попугай!

– Э, сорян, брат, – обрадовался африканец и, разом напружинившись, побежал бодрой трусцой в сторону цирка, сопровождаемый безнадежными криками полицейского.

Илья некоторое время смотрел ему вслед, но потом все-таки повернулся в сторону метро и зашел внутрь. Странно – ему все казалось и казалось, что между лопаток в спину впивается холодный, острый взгляд, пахнущий металлом. Илья даже оглядывался несколько раз, под предлогом развязавшегося шнурка пропустил мимо кучу народу в кишке перехода, но мерзкое ощущение не оставило его, только усилилось.

Однако пик ощущения пришелся на тот момент, когда Илья уже ехал домой. Как назло, в вагон, в котором он ехал, на Парке Культуры ввалилась огромная толпа разгоряченных футбольных фанатов, разом притиснув всех к краям и громко скандируя с прыжками в такт так, что поезд раскачивался, а остальные пассажиры проклинали и футбол, и метро и свое решение когда-либо в метро спускаться. Стоявшую рядом с Ильей девчонку притиснуло к нему так, что это было уже почти неприлично, и он вывернулся, меняясь с ней местами и прикрывая ее от давления, просто потому, что она была меньше и слабее.

– Ты чо как этот, – внезапно поинтересовался у него крепкий парень в цветной куртке, обдавая феерическими ароматами перегара, чего-то весьма увядшего и … явным, болезненным запахом железа. – Трешься об меня тут? Ты этот, что ли?

– Простите, – сдержанно сказал Илья, пытаясь хоть немного отвернуться, чтобы выйти из конуса ароматной смерти. – Тут мало места.

– Мало места тебе?.. Да я ща тебя быстро оту… – Остаток слова смазался куда-то мимо, потому что поезд резко тряхнуло, взвизгнули тормоза, и от экстренной остановки люди повалились друг на друга. Илья успел уцепиться за вертикальную штангу, девчонка, которую он прикрывал, повисла на нем, и шумный болельщик тоже, но они все удержались на ногах. Никто не успел толком понять, что случилось, как во всем поезде вырубился свет, зато назойливый запах железа испарился так, как будто его и не было.

– Мамочки, что творится-то, мамочки!

– Взрыва не было? Нет?…

– Мужчина, вы мне куртку порвали!

– А чего стоим?

– Почему темно? Включите свет!

– Уважаемые пассажиры, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, поезд скоро отправится.

– Ничего себе спокойствие, раскидало, как мешки с картошкой.

– Про себя говорите, молодой человек!

– Да я вам какой молодой!

– А мне не видно!

– Уважаемые пассажиры, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, поезд скоро отправится.

– Где ваше скоро?! Ваше скоро где, я говорю!

– Уважаемый… или уважаемая, не стойте у меня на ноге, пожалуйста!

Илья, извернувшись, достал из кармана сумки телефон, но интернета, конечно, не было, тоже. Зато в свете экрана он будто бы разглядел что-то неоново голубое между сплюснутыми телами, но, стоило ему моргнуть, как оно пропало, словно и не было.