Текст книги "В целом мире нет места для тебя (СИ)"
Автор книги: Ирина Лещенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
Глава 21
Глава 21.
– Нет, я пока не могу приехать. – я раздвинула шторы, прижимая телефон к уху, и распахнула створку. Свежий, наполненный запахами подтаявшего снега и влажной земли ветер ворвался в квартиру, парусом надув легкую ткань. Солнце заставило прищуриться.
Мама огорченно вздохнула.
– Я тебя уже четыре месяца не видела, даже на Новый год не приехала. В чем дело? Из-за развода?
– Ни в чем. Сама знаешь, с тобой я готова видеться в любое время, но не с ним. – отрезала я. – Да и развод тут ни при чем. Да и работа сейчас… Ладно, я вечером перезвоню, хорошо? Занята.
За окнами стоял непрерывный птичий гвалт.
Четыре месяца. Март.
Я закрыла глаза и подставила лицо подзабытому за зиму солнечному теплу.
Новый год я встречала в одиночестве, закрывшись на все замки. К тому времени у меня не осталось страха перед чем-то сверхъестественным, что могло бы случиться. То есть все это пугает, понятно, но теперь я с отчаянием ждала хоть чего-то, хотя и отчаяние уже почти ушло. Но я невольно продолжала ждать.
Какого-то знака, хотя бы капельки тех странностей, которые изменили мою жизнь в ноябре.
Я не дождалась ровным счетом ничего. Последним напоминанием остались подснежники, осыпавшиеся бурыми лепестками под вечер того самого дня, когда меня закрыли в собственной квартире.
Замок отказывался открываться, ключ застревал, не проворачиваясь, телефоны молчали. Я снова и снова пыталась открыть дверь, пока не поняла, что никто меня отсюда не выпустит. Села прямо на пороге, прижавшись спиной к прохладной обшивке, и приготовилась ждать.
Ближе к ночи ожили телефоны, а от цветов осталась только горстка странно пахнущих искореженных листьев, развалившихся в пыль от моего дыхания. Глядя на темную взвесь, медленно опускающуюся обратно на клеенку, я с отчаянием поняла, что это – конец.
Все, что было, можно так же смахнуть тряпкой в мусорное ведро, вымыть стакан, закрыть стеклянную дверцу шкафа и забыть. Проблема в том, что забыть было не так уж просто. На некоторое время я выпала из реальности, ощущая какую-то чужеродность ко всему, что окружало меня.
Как можно жить вот так, даже не зная, что происходит? Я сидела на подоконнике и разглядывала людей, у которых была жизнь и цель, которые куда-то шли, озабоченные своими проблемами, у меня же даже проблем и тех не осталось.
Точнее, никуда они не делись, но под гнетом камня на сердце съежились и стали совсем незначительными. У меня ушла примерно неделя, чтобы начать спать по ночам и понять, что я веду себя как ненормальная.
Было и было. Никому не станет лучше, если я всю жизнь просижу в четырех стенах. И уж точно мне за мои страдания никто ничего не принесет на блюдечке. Зато теперь у меня точно есть понимание, чего и как я хочу, пусть все это уже в прошлом, но на меньшее я уже не соглашусь, хватит. Проблема сказочной любви оказалась весьма прагматична – и на кого теперь смотреть, если все намного хуже, чем он? Хотя и ему до идеала еще расти и расти…было.
На завод меня все-таки взяли, с некоторыми заминками и недоуменными переглядываниями. В глазах сквозила легкая неуверенность, но звонок с предложением занять одно из руководящих постов все посчитали странной шуткой. Правда, в ней никто так и не признался.
Я оформила медкнижку, почти без удивления узнав, что навсегда распрощалась с небольшой близорукостью, гастритом и еще парой болячек, сопровождавших меня всю жизнь. Благодарность испытывать получалось, но не удивление.
Предложили должность оператора-наладчика производственного оборудования, что с моим программированием было связано хотя бы посредством наличия программного управления на этом самом оборудовании. Два месяца обучения на практике, и теперь я официально трудоустроенная рабочая единичка, 2/2 вываливающаяся из автобуса на территории предприятия и зевающая во весь рот. Работающих на заводе мужчин, которых там было нимало, я без зазрения совести сторонилась и обрывала все попытки наладить внерабочее общение. Обнаружила, что никакого испуга от чужих прикосновений тоже не осталось, я спокойно могла повернуться к человеку спиной или сама дотронуться до него, но это тоже оказалось неважным.
Кошмары со сценами детства отправились в ящик «неактуально». Больше меня ничего не мучило. Все драматичные моменты слились в один не очень качественно смонтированный фильм и почти забылись, видимо, их тоже вытащили. Выходит, врал он все-таки не во всем.
Мысли о том, что наказанием была смерть, я гнала от себя как могла. Это было просто нечестно, нелогично и неправильно, и верить в такую мстительность мне не хотелось. Но то ощущение внезапного обрыва, потери, пустоты внутри…
Проще было считать, что он уехал. Просто уехал по своим, недоступным моему пониманию делам. Ничего такого.
На развод я подала в январе, как только Вадима выписали из больницы. Встретила его в торговом центре, сразу после новогодних выходных – именно в это время меня опустило окончательно и я могла получать какое-то удовольствие от прогулок и бездумных блужданий по магазинам.
Он был не один. С удивлением, довольно равнодушным, надо признать, увидела рядом с ним знакомую девушку. Деловито закопавшись в бесконечный ряд вещей, Анна то и дело выуживала оттуда очередной свитер, что-то вполголоса выговаривая отстраненному Вадиму.
Я разглядывала его через стеклянную перегородку. Отросшие светлые волосы, собранные на затылке, гладко выбритый подбородок, глаза какие-то…нездешние, равнодушные. Человек, стоявший всего в нескольких метрах от меня, казался намного старше и серьезней, чем та картинка, которая оставалась в моей голове со времени наших отношений. Впрочем, теперь он стал совсем чужим, и на воспоминания этот новый Вадим упорно не накладывался.
Вечером я сидела, сжимая телефон в руке, и не могла придумать, как начать разговор. Помнит ли он, что с ним было, или нет? Хорошо, что он не один…
Надо было закончить с этим. Набрала сообщение.
«Привет. Видела вас в магазине. Надеюсь, у вас все хорошо. Надо бы документы в порядок привести»
Несколько минут после прочтения диалог оставался пустым. Несколько раз появлялась надпись «печатает сообщение», но пропадала.
«Привет»
Короткое слово повисло между нами, как последняя тоненькая ниточка. Любое неловкое движение, и оборвется.
«Говорят, я тебя преследовал. Надеюсь, не сделал ничего плохого. Почти не помню. Извини»
Я выдохнула. Никаких эмоций к Вадиму у меня не осталось давно, а жить с воспоминаниями о собственной ненормальности или о том, как тебя превратили в живой манекен, врагу не пожелаешь. С чистого листа начать будет легче.
Нет, измена изменой, но за свой поступок он получил сполна. Впрочем, как и я уже получила – за все свои ошибки, с доплатой.
В начале февраля я получила бумагу о расторжении брака. При встрече мы с Вадимом так и не нашли сил поговорить нормально, общая неловкость сковывала. Взаимные уверения в том, что все отлично, прямо-таки замечательно, за откровенный разговор принять было сложно. Сильно мешало еще и недоумение в глазах бывшего мужа. Он смотрел на меня так, как будто мучительно пытался вспомнить, что же нас связывало и за каким таким чертом он вообще на мне женился. Иногда это непонимание накатывало на него настолько сильно, что он сбивался и договаривал фразу на автомате.
Подумав еще пару дней, связалась с Анной.
Куда девалась моя робость? Какое-то сосредоточенное, почти лишенное эмоций состояние.
Девушка не особо была рада меня услышать, но понимала, что никакой вражды и причин для нее нет. Когда Вадим попал в клинику, единственный номер, который он помнил и просил позвонить, был номером Анны. Некоторое время она исправно навещала его, проникаясь сочувствием, а после выписки забрала к себе, поскольку бывший муж стал совсем другим человеком, и этот новым Вадим был ей намного ближе, чем предыдущая версия.
Хорошо ему память стерли, вместе со всеми чувствами и воспоминаниями обо мне. А вот ее оставили…
Отчим поправился, но теперь не только я старалась не идти на контакт – он тоже начал сторониться меня. Я же совсем перестала его бояться, увидев, как быстро он превратился в сильно пожилого мужчину с дрожащими губами и трясущимися руками. Мама некоторое время пыталась разгадать очередную загадку, но решила, что все дело в его болезни, мое же поведение никак и не менялось. Впрочем, между ними явно что-то было не так, но я не спрашивала и не пыталась влезть. Возможно, это малодушие, но мне было все равно. Взрослые люди, разберутся сами.
Словно разозлившись на саму себя, я отчаянно старалась изменить свою жизнь всеми доступными способами. Работала практически наизнос, частенько оставаясь дольше законной двенадцатичасовой смены, следя за работой более опытных наладчиков, непрерывно теребила их, пытаясь разобраться в каждой мелочи. Уже за первую неделю приобрела стойкую репутацию бесцеремонной, наглой и неугомонной девчонки, которая, однако, работать явно стремится. Это вылилось в отсутствие дружеских контактов, с другой стороны, зачем они мне нужны?
Даже музыка, теперь звучавшая в моих ушах по утрам, была совсем другой.
В общем, время шло. Я даже уже не вглядывалась в лица в поиске хоть кого-то знакомого. Клянусь, в первые дни я бы и черноглазому обрадовалась, как родному. Сначала я до безумия хотела знать; потом я стала опасаться узнать случайно. Как я могу отреагировать на весть о Пашиной смерти, я даже представить не могла.
Лера восприняла все произошедшее как личную беду, хотя и знала только с моих слов о том, что мы расстались из-за серьезных расхождений во взглядах. Расхождение во взглядах!.. так я еще никогда не врала. Примерно как назвать слона небольшим компактным животным. Она попыталась было реабилитировать меня привычными способами, но натолкнулась на мое нежелание откровенничать, поэтому пошла другим путем и вытащила меня на неизвестно где откопанные курсы. С помощью живописи нас учили справляться с проблемами и восстанавливать свое душевное равновесие, что пришлось как никогда, кстати, и даже потраченных денег было не жаль. На всех моих рисунках преобладала глубокая синева, но и этот вопрос я не обсуждала. Пара особо впечатляющих своей экспрессией абстракций заняли почетное место пылесборников по стенам моей квартиры.
К марту я обрела, наконец, то самое душевное равновесие, начала нормально зарабатывать и в целом привела себя в норму. Можно было даже возгордиться – до сих пор я считала, что технические специальности и работа сложнее должности продавца вообще не мое. Недооценила себя, выходит.
Из соцсетей узнала, что Вадим скоро станет отцом. Эта новость царапнула немного, но все-таки я была действительно рада, что у них все складывается нормально. Может, это странное недоверие к миру в его глазах со временем растает.
Весенний ветер сбивал с толку, пробуждал внутри подзабытое чувство – сидеть дома казалось совершенно невозможным, внутри что-то распухало, перекрывая дыхание, и только на улице становилось легче. То ли необходимость перемен, то ли ветер на самом деле не просто поток воздуха, дующий с определенной силой. Вообще я начала подозревать, что все в мире далеко не так просто. Как я теперь могу быть уверена хоть в чем-то? Вдруг завтра окажется, что ветер – это одушевленное существо, сознание, запертое в бесконечном движении, или выдох огромного великана, все это время баюкающего нашу планету в ладонях.
На этот новый мир, лишенный привычной опоры, смотреть было намного приятнее, чем раньше. Я завела смешные, но работающие ритуалы с обязательной утренней, тщательно отбираемой песней, которая задавала ритм всему дню, с ежедневным часом на жалкие попытки заняться вокалом или йогой. Эти крошечные якори выстраивали мои дни, давая новую почву под ногами, зависящую только от меня. Впрочем, жалкие они только поначалу, а никакое действие не может быть совсем лишенным смысла.
По крайней мере, все это приносило мне удовольствие.
Совсем уж неожиданно в конце марта мне принесли приглашение на свадьбу. Разглядывая гладкий, мраморно-бежевый прямоугольник картона с шоколадной лентой, я внезапно подумала, что все-таки все выворачивается к лучшему.
Какую бы цену нам не пришлось за это заплатить.
На свадьбу я не пришла – не то чтобы меня мучили воспоминания, просто на этот день выпадала дневная смена, а сдвигать график не хотелось. Почему-то приглашение не виделось мне такой уж достойной причиной для беготни с поиском замены. Да и не думаю, что Анна действительно будет мне рада, о Вадиме вообще молчу. Кто я ему, призрак из полустертого прошлого.
Видимо, март не только мне мозги выносил. На работе внезапно обрушилась целая лавина проблем – сбои в работе аппаратуры, внезапные увольнения, путаница то в документации, то в исполнении приказов, производственные браки, и к концу дня я уже едва переставляла ноги. В последний час засорился дозатор, весело выстрелив в потолок потоком переломанных макарон, после чего забастовала упаковочная машина, вместо одинаковых пакетов выдав длинную непрерывную целлофановую колбасу.
В глазах першило от сухости и мучной пыли.
Домой я возвращалась около девяти, ныряла в арку, пересекала оживленный двор соседней многоэтажки, проходила мимо нескольких бабушек, азартно режущихся в карты или нарды каждый день с тех пор, как на улице стало немного теплее, и выходила к своему двору, ковыряясь в кармане сумки в поисках ключа.
Я так давно запретила себе ждать, что даже не обратила внимания на фигуру недалеко от подъезда. Какая разница, в самом деле. Поочередно попинала бордюр, сбивая с ботинок комья серого влажного снега, звякнула ключами. Потянула дверь подъезда на себя и уже сделала шаг внутрь, когда услышала смешок. По спине побежали мурашки.
Мало ли, кто и зачем там усмехнулся. Может, в телефоне что-то смешное прочитал. Это совсем меня не касается.
Однако я медлила, не решаясь войти. Металлическая ручка двери медленно выскальзывала из повлажневших пальцев.
– Нет, я теплого приема и не ждал. Но чтоб совсем не узнать… – знакомый голос накрыл меня, отделяя от окружающих звуков. Я все медлила, не решаясь обернуться.
Я боялась, что обернусь и увижу совсем другое лицо. Ошибся парень в прозрачных сумерках, перепутал, а то, что голос похож… может, и не похож, просто память играет со мной, выдавая желаемое за действительное.
А может, увижу его. И все опять развалится, и будет еще хуже и сложнее.
Я выпустила ручку со следами пальцев, зажмурилась и обернулась.
Он выглядел похудевшим, неровная щетина подчеркивала линию скул и бледность кожи. Вокруг глаз пролегла синева. Волнистые пряди казались почти черными, изрядно отросшие, заправленные за уши. И глаза – цепкие, уставшие, но те же.
Подтаявший снег хлюпнул под ногами.
Подойдя почти в упор, я молча вглядывалась в серые глаза. В голове опять стало пусто – как всегда, стоило случиться ситуации из ряда вон, как мозг выбрасывает белый флаг, пакует чемоданы и исчезает, оставляя пустую черепную коробку, сквозняки от уха к уху и полотнища паутины.
Паша приподнял брови в немом вопросе, разглядывая меня так же пристально.
– Откуда ты взялся? – выдохнула я так тихо, что сама почти не услышала своих слов. Глаза жгло. – Откуда ты?..
Почти невесомое касание. Непонятно, кому страшнее. Хотя я-то, обычный человеческий человек из мышц, костей и сомнений, совершенно точно никуда не исчезну…
– Хороший вопрос. Даже не надейся, что отвечу. – полуулыбка и ямочки, совсем как раньше. Я осторожно дотронулась пальцем до одной из них. – Лучше спроси, надолго ли я?
– Надолго ли ты? – послушно переспросила я. Щетина упоительно кололась и вообще была потрясающе правдоподобной. Еще немного, и я пойму, что это все не сон и не галлюцинация…
– Насовсем. – он прищурился и покосился наверх. – Там мою квартиру не сдали еще?
– Не знаю. – я отняла руку от его лица и тут же вцепилась в рукав. – Какая разница? Думаешь, я тебя пущу в такую даль?
– И правда. Целый этаж. – Паша фыркнул и втолкнул меня в подъезд. – Пошли, у меня ноги промокли. И у тебя наверняка тоже. А обниматься дома намного удобнее. Надеюсь, мне никакого очередного мужа не придется гонять? Никаких больше флегматичных драконов не прилетели с целью похитить принцессу?
Я целый лестничный пролет прошла, прежде чем старательно выстроенная плотина рухнула. Все упрятанные в дальний угол чувства нахлынули, лишая возможности дышать. Развернувшись, я рухнула на Пашу всем телом, цепляясь за куртку на плечах и глотая слезы.
– Ну наконец. – пробормотал он, перехватывая меня. – А то как манекен… говоришь, а глаза пустые. Я кольцо хотел купить, а размера не знаю. И даже не знаю, развелась ты или нет. Может, уже опять замуж выскочила. Может, вообще уже не ждешь.
– Ага, я такая. – пробубнила я в стремительно намокающую куртку. – Только отвернись, я уже взамуж убежала. Какое кольцо, тебе же нельзя. Да и принцесса из меня так себе. Конечно, развелась, Вадим теперь вообще едва меня вспоминает…
Кольцо рук вздрагивает и сжимается чуть плотнее.
– Мне теперь все можно. – голос ровный, и даже отголоска эмоций не слышно. – Я к ним никакого отношения больше не имею.
Я отстраняюсь, шмыгая распухшим носом. Внимательно смотрю в глаза. Глаза бессовестно увиливают.
– Не ушел. Или не только ушел? – он морщится. Выходит, угадала. – Что ты натворил?.. хватит юлить!
Он выдыхает и сдается.
– Наши дети будут рыжими. Абсолютно апельсиновыми. Никаких синих крыльев. – серьезно говорит он, пальцами зарываясь в мои волосы под шапкой и вытягивая наружу прядь. – и летать вряд ли будут.
– И хорошо, что не будут. – я говорю просто чтобы не замолкать. В голове каша. – Куда бы мы их, крылатых, девали? В клетку? А в саду бы их выгуливали, как шарики – с поводком на щиколотке…
Паша сбивается с поглаживаний и хохочет вполголоса, щекотно уткнувшись мне в шею.
– Жалею, что не успели полетать. Тебе бы понравилось. – бормочет он.
– Ничего, я и без полетов… Ты теперь обычный человек? – шепчу я. – Никаких больше фокусов?
– Совсем обычный. Насчет фокусов – не обещаю.
Эпилог
Год спустя. Вместо эпилога.
Фокус все-таки случился.
– Никаких. Синих. Полосочек. – с угрозой говорю я, тыча пальцем в рулон обоев. Паша, прищурившись, изучает цвет под моим пальцем.
– Он вроде бы…зеленоватый. – неуверенно говорит он. – Зеленоватый же?
Мама, полуприкрыв один глаз, как снайпер, почти проходится по предмету спора носом.
– Цвет морской волны! – уверенно заявляет она. Я начинаю закипать.
– Вы что, дальтоники оба? Синий же! Си-ний! В нашей квартире не будет синих обоев!
Мама шумно вздыхает и закатывает глаза.
Продавец, увлеченно ковыряющийся на стенде с образцами плитки на случай «может вам что-то подсказать», дергается от моего голоса, оборачивается, проходится глазами по моей фигуре, намертво застревая в районе округлившегося живота; понимающе ухмыляется.
– Ладно, синий так синий. – соглашается Паша и выдвигает край рулона с сиреневыми полосами. – Смотри. Полосочка, и ни разу не синяя.
– Сиреневый – как раз для девочек. Только бы не синий. Может, розовый?
Я закусываю губу, чтобы не рассмеяться. Никак не привыкну к этой новой и совершенно обычной жизни, в которой мой муж, выбросив куда-то крылья, увлеченно выбирает обои для детской вместе с моей помолодевшей и счастливой мамой. Как и ко своей раздражительности.
– Зеленый, еще можно зеленый! – мама тащит меня за руку. – Я там видела что-то симпатичное…
Плетусь за ней, покачиваясь. Центр тяжести после беременности обнаружился в каком-то не том месте, и я стала ходить осторожно, как будто могу разбиться. Впрочем, сам факт появления во мне этого ребенка, как и нашего брака – вещь, противоречащая здравому смыслу.
После появления первых признаков, долгих мучительных раздумий, торга и смирения я, наконец, купила тест, результат которого был неожиданным. Нет, я вроде взрослый человек и понимаю, что такое с парами случается, особенно в браке, но… Паша впал в ступор, из которого вышел далеко не сразу, да и вышел вроде как не весь.
Несмотря на полную уверенность в своем правильном выборе, согласие и кольцо на пальце, в загс я шла, закусив губу. Мерещилось, что в последний момент документы окажутся поддельными, и Пашу уведут прямо из кабинета в наручниках. Никакие уверения, что удостоверение совершенно настоящее, меня не успокоило. Вообще удивляло, что у ангела вполне нормальная прописка, ответственная должность и какая-никакая обычная биография.
К сожалению, моего образования и его знаний не хватило, чтобы прийти к единой теории, каким таким образом ангел – для простоты я продолжала называть их так – смог стать настолько совсем человеком, что аж даже папой. На первом узи меня трясло вместе с кушеткой. Казалось, что с экрана на меня польется синий свет, а ребенок приветливо помашет длиннопалой ладошкой, помахивая крыльями. Слава богу, врач была не в курсе моих фантазий, поэтому решила, что я просто очень сильно мерзну.
Нормальный ребенок женского пола, ни хвоста, ни рогов, ни свечения (хотя насчет свечения пока неточно). Следующие несколько месяцев мы до хрипоты обсуждали имена, а потом решили заняться ремонтом.
Вот до ремонта я себя считала вполне доброжелательной и стеснительной девочкой. Куда там… я скандалила, как грузчик, лезла с ненужными советами похлеще консультанта орифлейм и вообще участвовала в процессе по максимуму.
Уже через месяц нас станет трое, а я до сих пор не могу разобраться, как к этому относиться. Я никогда не хотела детей, то есть в мечтах они у меня не мелькали, просто иногда думала, что они когда-нибудь появятся. Теперь же это самое «когда-то» выпирало так, что я забыла, когда видела свои коленки.
Я так и не смогла выпытать, что же произошло в те дни, когда я сходила с ума в запертой квартире. По оговоркам и с трудом добытым обрывкам я сложила картину произошедшего, додумав половину, и бросила. Какая разница, в самом деле?
Теперь он обычный человек, и больше не знает, о чем я думаю или что мне снится. Когда я впервые сказала об этом вслух, он долго смеялся, а потом сходу обозначил, что за химия происходит в моей голове в течение дня и какие странные там заводятся мысли. На провокацию я не поддалась – все-таки он неплохо знает меня, поэтому все совпадения стала считать тонким психологическим расчетом.
Мама, совершенно неожиданно для всех, развелась и вышла замуж заново. Просто позвонила, сухо сообщила, что переезжает в наш город, там и распишутся, тем более что мне нужна будет помощь – и оставила меня с трубкой в руках и приоткрытым ртом. О своих причинах она тоже не захотела говорить, но больше событий моего детства не вспоминала. Паша пожал плечами и буркнул что-то про поздно включившуюся совесть.
Свою фотографию из напугавшего меня досье я изъяла и засунула в рамку, уж очень я там хорошо получилась.
Первое время я никак не могла успокоиться. Встречала Пашу с работы, заглядывала в глаза, пыталась разобраться – действительно ли он сделал однозначный выбор в мою пользу? А как же все те фантастические вещи, которые он мог делать, не будучи человеком, не жалеет ли он о том, что произошло?
Со временем я поняла, что его жизнь вывернулась намного сильнее, чем моя. Я просто поддавалась проходящим снаружи и внутри меня изменениям, ему же пришлось полностью измениться, сделать самый сложный выбор и отказаться от своей сути. На все мои вопросы, не жалеет ли он, Паша только пожимал плечами и объяснял, что выбора никакого и не было, потому что второй вариант уже не просто не устраивал, а был просто невозможен.
На все белые платья и прочие издевательства я больше не соглашалась – ну не в третий раз же, в самом деле? Как оказалось, счастье точно не в этом.
Уже после свадьбы он сознался, что боялся возвращаться. Не мог предусмотреть, как я отреагирую, кого я на самом деле любила – его со всеми способностями или просто его, безо всяких уточнений. Человеческая жизнь полна сомнений, ничего не поделаешь.
Прошлое напомнило о себе лишь однажды.
Апрельским днем я, выходя из больницы, краем глаза заметила слишком приметную, почти двухметровую массивную фигуру. Светлые волосы отливали серебром. Моя рука непроизвольно дернулась к горлу.
Я медленно развернулась, во все глаза глядя на светловолосого гиганта, когда-то ставшего на мою сторону.
Он стоял, привалившись спиной к раскидистому тополю, едва выпустившему первые клейкие листочки, и что-то крутил в руках, доброжелательно посматривая в мою сторону, словно приглашая подойти и заговорить. Почему-то было ясно, что если я сейчас развернусь и сбегу, он просто отпустит, не пытаясь догнать меня. Я поплотнее запахнула пальто, неосознанно прикрывая живот, и подошла к нему.
Он улыбнулся одобрительно и протянул мне ладонь. Подумав секунду, я коснулась пальцами его руки. По телу словно пробежал электрический заряд, мелко покалывая кожу.
Несколько секунд он разглядывал меня, светлые глаза насквозь прошивали – почти забытое ощущение, Паша тоже когда-то смотрел так, что неуютно становилось.
– Я рад. – проговорил он неторопливо, не выпуская моей ладони. – Не бойся, не слежу. Просто пришел проверить.
– Что проверить? – внезапно я испугалась так, что внутренности скрутились в тугой комок. – Только не говори, что детей тоже нельзя!
Не знаю, на что я была готова в этот момент. Наверное, на все, вплоть до убийства. Показалось, что он появился с одной целью – лишить меня всего.
Он прищурился, смерил меня взглядом и расхохотался. От гулкого баса узел внутри дрогнул, да и развязался.
– Дети – не моя компетенция. – доверительно сообщил он мне, наклонившись поближе. – Да и вы тоже. Хотел увидеть, что вы справились. Ты прямо как рыжий ежик – и страшно, а все равно фырчишь и лезешь в драку. Успокойся.
– Если бы тут был тот черный, я бы даже не подошла. Или сразу вооружилась бы чем потяжелее. – пробормотала я едва слышно. Ангел поднял ладони вверх:
– Он к вам больше не приблизится.
– Вы главный, верно? – уточнила я и засунула руки поглубже в карманы. – Я еще там так подумала. От вас же многое зависело, правда?
– Правда. Только я не главный, у нас нет главных в прямом смысле слова. Старший, из тех, кто тут дольше всего.
– Пожалуйста, объясни, что он сделал. Мне надо знать. – неожиданно для себя самой попросила я и облизнула внезапно пересохшие губы.
– Он не сказал? – удивился ангел. – А я откуда знаю? Мы ничего не делали.
– А как же ваше наказание? – я прищурилась. Видимо, недоверие к таким, как он, уже въелось в самую глубину и вынырнуло тут же, как только его увидела. Гигант равнодушно пожал плечами, провожая взглядом темную кошку. Лохматый зверь, брезгливо поджимая лапы, старательно обошел лужу и юркнул в кусты.
– Я не имел права делать тебе больно. – негромко начал он. – Кем бы ты нас не считала, мы не настолько плохи. Есть те, кто…заигрался, но их единицы. Мы ничего не делали, он все сделал сам.
– Как? Отпилил крылья ножом? – я фыркнула. – Есть же какой-то способ превращения вас в людей.
– Нет. – он покосился на меня. – Такого способа нет.
– Но он же стал. Стал ведь? – я поежилась под пронзительным взглядом. – Стал?..
– Конечно. Но как – не спрашивай. Наверное, это изменения такого же рода, как те, что проходит каждый из нас, прощаясь с человеческой жизнью. – негромкий голос словно убаюкивал. – Любое существо изменяется, неважно, человек или нет. Если такое случится еще раз, мы поймем лучше. Не сейчас. Я принес тебе кое-что.
Не глядя на меня, он протянул ладонь. С нее свисала тонкая короткая цепочка со всполохом синего огня. Солнечный свет словно немного потускнел.
Я подцепила цепочку, приподняв огонек.
Это был прохладный, гладкий камень, вытянутый, с заостренными концами, похожий формой на веретено или глаз. Выпуклый, отполированный словно линза, он ловил свет и изливал его призрачной синевой, так похожей на…
– Что это? – я погладила небольшой камень и подняла глаза на ангела.
– То, что ты думаешь. – усмехнулся он и сжал мою ладонь, скрывая сияние внутри. – Одень ребенку. Я присмотрю.
– Спасибо. – я опустила неожиданный дар в карман пальто. – А в вашей защите есть необходимость?
– Не знаю. – беспечно пожал он плечами и подался вперед, подцепляя меня под локоть. – Провожу. Мало ли, что может случиться – лучше подготовиться заранее, верно?
После этой встречи я несколько раз порывалась заговорить в Пашей, но не знала, как начать, нервничала и сбивалась. Наконец замучилась так, что перепугала его, а потом просто вытащила цепочку из кармана. Паша изменился в лице.
Я никогда до этого момента не видела такого ошеломленного выражения, с затаенной болью в глубине светло-серых глаз.
– Не молчи. – я пошевелила пальцами, заставляя кулон качнуться. – Я виделась с…
– Я знаю, с кем. – он перехватил камень. – Не спутаешь.
– Так что это такое? Он просил одеть это ребенку.
Паша длинно выдохнул, и в этом звуке мне послышался как минимум десяток ругательств. Я напряглась, переводя глаза с синей капли на мужа.
– Кусок души. – сквозь зубы пояснил он. – У нашей дочери будет очень хорошая защита. И охрана, видимо, тоже.
Я округлила глаза.
– И зачем ему это нужно?
– Не знаю. Я пока даже не знаю, рад я этому или нет.
– Интересно. – я оперлась на Пашино плечо, потерлась виском. – Это значит, что они тебя простили? Приняли твое решение?
Он обнял меня, притягивая поближе, и фыркнул в ухо.
– Мне без разницы, простили они меня или нет. – приглушенно пробормотал он. – Я теперь здесь. Все остальное не имеет никакого значения.
Несмотря на все его уверения, я понимала, насколько сложно ему принять все изменения. И этот привет из прошлого всколыхнул тоску.
Третьего мая появилась на свет наша дочь. И да, она была рыжей.
Мама заходилась в умилении, носясь с крошечным свертком, который Паше приходилось отбивать шантажом и провокациями, мне же было все равно – я хотела спать и немножечко тишины.
Ожесточенные споры возобновились, но я вошла в раж и с легкостью уложила на обе лопатки всех оппонентов, назвав дочь Ангелиной. Ну каким еще именем можно было назвать дочь ангела?
Через месяц после рождения я, раздираемая сомнениями, все-таки застегнула цепочку на шейке дочери. Яркая капелька несколько минут послушно лежала, согреваясь, на розовой коже, а потом истаяла, втянувшись внутрь настолько быстро, что я не успела сорвать украшение. Еще с час от кожи на груди исходило слабое голубоватое сияние, но больше ничего не происходило, и я понемногу успокоилась. Словно со временем поняла, что светловолосый гигант не враг мне. В конце концов, только благодаря ему все закончилось хорошо.
Только глаза у нее со временем стали пронзительно-голубыми, с невозможно светлой радужкой.
