Текст книги "В целом мире нет места для тебя (СИ)"
Автор книги: Ирина Лещенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Глава 1
Такая у нас игра. Потерь нет.
Сегодня – уже вчера, зажжем свет.
Все спят, только мой малыш грустит сквозь смех.
Всем привет от поехавших крыш – идем вверх.
В целом мире нет места для тебя.
(гр. Без Билета)
Глава 1.
Глаза слипались. Падал первый снег, хрусткий, хрупкий, щеки горели. Я медленно загребала ботинками едва собравшиеся крохотные сугробики, смахивала снежинки с ресниц.
Зима в этом году не хотела наступать категорически – выглядывала иногда, высыпала несколько пригоршней изморози и опять скрывалась, первые холода подобрались уже в середине ноября.
Вытаскивать сонное тело, спускать ноги на прохладный пол с каждым днем становилось все тяжелее. На последние минуты прижималась всем телом к спине мужа, раздумывая, как бы вообще никуда не идти, но каждый раз брала себя в охапку и тащила в душ. Глаза закрывались, и я досыпала стоя, прислонившись к стене, под тонкими горячими струйками воды.
Ежедневные небольшие мучения придают совсем другой смысл постоянному ощущению счастья, выделяют его, делают еще чуточку ярче. По крайней мере, такая позиция немного примиряла меня с промерзшим, дребезжащим трамваем, обледенелой лестницей в проулке и сплошным катком на входе в торговый дом.
Для покупателей было рановато – сонные продавцы бродили с ведрами или кружками с чаем, то тут, то там загорался свет. Я махнула рукой девушке в бутике напротив и принялась ковыряться крошечным ключом в навесном замочке.
Свет, куртка на вешалку, щелкнуть кассовым, включить чайник, разогреть замерзшие руки – никак не могу приучить себя не то что носить перчатки, даже хотя бы запомнить, что такой предмет гардероба вообще существует и является не самым глупым изобретением, если разобраться.
Ленты на полках полыхнули холодным светом, отраженные цветные всполохи устроились на стенах, потолке и полу вокруг бутика. В таком уж ярком месте я работаю.
Не скажу, что я уж очень люблю свою работу – люблю ровно настолько, чтобы не рыдать по утрам, собираясь туда; но особыми талантами я не блещу, а прилавок дает хоть какое-то ощущение дистанции. Иллюзорное, конечно, но все-таки. Если бы я посещала психолога, он был бы очень недоволен моими увертками и попытками ограничить контакты, но, к счастью, в нашем захолустье психологи – явление, не заслуживающее доверия, особенно если учесть, что я и сама на него целый год отучилась. Опыт был полезный, чего уж там, но помимо опыта я получила общие представления, как и чему у нас обучают, а главное – кто, и зареклась обращаться за помощью.
Ничего не поделать. Из необщительных, озлобленных и зашуганных детей вырастают несчастные, необщительные и пугливые тридцатилетние тетеньки.
Потянулись первые покупатели – пока прогуливающиеся туда-сюда со скучающим видом женщины в возрасте, обычно кругом обходящие отдел, изо всех сил маскируя восторг всякими неприятными эмоциями, потому что «ого, да за такие деньги…», «да как я такое одену-то, мне же не пятнадцать» – стена раскормленных шаблонов и страхов редко дает слабину.
Нет, не очень-то у нас дорого, но все украшения характерные, много крупных, ярких, с поделочными камнями или россыпью фианитов, много металла – и из каждой скучной бабушки я бы за полчаса соорудила стильную леди с современными акцентами или утонченную изысканную женщину в обрамлении шикарных аксессуаров, посоветовала бы стрижку, цвет волос, подходящие фасоны…
Вместо этого я тяжело вздыхаю и собираю волосы в хвост. Конечно, я все это могу – только им это не надо, они уже со всем смирились. Да и я давно смирилась – забыла уже, когда свои веснушки чем-то замазывала…
Веснушки это мое все. Даже зимой они немного бледнеют, но никуда не исчезают, стойко перенося вместе со мной хмурую осень, затяжную холодную зиму и половину весны, мало отличающуюся от февраля.
К веснушкам прилагались рыжие волосы, бледный рот и голубые глаза – не тот набор оттенков, который позволил бы мимикрировать под большинство населения в северной части Казахстана. Вот в Ирландию бы…
Ладно, другое лицо мне все равно не дадут, сквозь любую краску для волос предательски лезет рыжина, в блондинистом цвете я выгляжу отвратительно, так что живем с тем, что дали, и прекращаем жаловаться.
Первый пакетик чая в кружке – это, наверное, как первая утренняя сигарета. Я чайный наркоман со стажем, могу выпить литров шесть за день, вгоняя окружающих в ступор объемами своей полулитровой кружки с жизнерадостной надписью «I like tea».
Оглядевшись – скопления жаждущих украшений покупателей вокруг не наблюдалось – я съехала пониже на стуле, вставила в уши наушники и закрыла глаза. Стоит признать, зависимостей у меня не так уж и мало, музыка – одна из самых главных.
Удивительно, насколько среда, окружавшая тебя в детстве, строит тебя, ломает и лепит заново, внося все новые и новые изменения. Какой я была бы, если бы начала свою жизнь в другом месте и с другими людьми, более…теплыми? С теми, кому было бы не все равно? С теми, от кого не приходилось бы убегать в собственные миры, понемногу сформировавшиеся в голове?
Если когда-нибудь я перестану фантазировать и при каждом удобном случае отгораживаться от реальности наушниками – можете смело тыкать в меня палкой. Скорее всего, к тому времени я уже начну остывать.
Как-то не так я себе представляла свою жизнь в тридцать. Ладно, ладно, в двадцать девять. А существуют ли те, которые могут сказать, что представляли свою жизнь именно так?
Подтянула поближе телефон, заглянула – муж уже висел онлайн.
«Выспался?» – отстучала я по экрану. Счастливый человек, в отпуске…
Сообщение никто не спешил читать. Может, снова заснул.
Пробегающая мимо знакомая звонко щелкнула по стеклу. Я поморщилась, но наушник сняла. Один.
– Привет! Опять ты с утра загруженная. – Наташка фыркнула и помахала обеими руками сразу. – Съешь шоколадку, что ли?
Я кивнула и улыбнулась. Слава богу, разговаривать с ней вообще необязательно – она все время перемещается в пространстве, как с силой запущенный мячик, рикошетит, мчится в обратную сторону, и так весь день. Человек-броуновское движение.
Наташка улетела, даже не попытавшись дождаться связного ответа или продолжить разговор. Я вернула наушник на место и потянулась к кружке.
Не люблю ноябрь. Люблю осень, но не ноябрь – невнятное ожидание, когда уже наконец выпадет снег и скроет подмороженные следы шин в грязи и желтую как солома траву.
День покатился по накатанной. Примерки, «я просто посмотреть», болтовня, болтовня, болтовня. К пяти часам в окнах окончательно стемнело.
Телефон наконец ожил.
«Мы в клуб поедем. Ты с нами?»
Я прочитала сообщение от мужа раз, второй. Закусила губу.
«Нет, устала»
Палец завис над стрелочкой отправки сообщения.
Я ненавижу клубы. Ненавижу. Вообще любое место со скоплением людей и громкой музыкой вызывает у меня желание убежать уже спустя десять-пятнадцать минут, о чем я сообщаю каждый раз, но Вадим продолжает снова и снова пытаться меня туда вытащить. Не сдержалась, добавила: «Сонц, я же не люблю всю эту фигню, ты же знаешь»
«Как будто ты вообще что-то любишь»
Таак.
Я посмотрела на экран телефона с неприязнью. Периодически у мужа начинались периоды вожжи под хвостом, когда его бесило совершенно все – начальство, погода, невымытая тарелка, любое мое слово – но, к счастью, все это проходило быстро. Вспыльчивый, несдержанный, но при этом способный признать, что был неправ, попросить прощения – когда-то меня это подкупило. Хотя почему «когда-то»? Три года – еще не срок для брака…
Решив, что лучше лишний раз его не тормошить, я начала понемногу развешивать скопившиеся на столе колье на пластиковые подставки, попутно протирая камни от отпечатков рук. Ничего, к моему возвращению придет в себя, успокоится…
Или вовсе уже уедет. Последняя мысль меня напугала. Не тем, что я вернусь в пустую квартиру, а тем, что это развитие событий показалось мне самым приятным.
А ведь не заметила даже, когда вернулась к надоевшему тезису о том, что одной быть проще и комфортнее.
Мы познакомились три с половиной года назад – именно тогда я, одурев от семилетнего неудачного брака со стремительно спившимся манипулятором, наконец выгнала его из своей квартиры, полгода просидела в одиночестве, а потом наступил март.
Такой странный, хотя нормальному марту и положено быть странным – холодный, с пронзительными ветрами и еще более пронзительным ожиданием. Ожиданием тепла, перемен, со своими непонятными запахами – то ли подтаявшего снега, то ли потихоньку просыпающихся деревьев, даже ветер совсем другой в это время. В общем, вместе с со слегка подтаявшими к обеду сугробами подтаяла и я.
И полезла на сайт знакомств – а куда еще лезть человеку, который, дай волю, вообще нос бы из квартиры не высовывал? Слава тому, что реализовал возможность искать себе пару – пусть бы даже и на один вечер – в несколько кликов.
Без лишних сантиментов указав в целях знакомств «никаких серьезных отношений», я приготовилась ждать и ждала аж целых два дня. На третий в моей жизни и появился Вадим.
На несколько лет младше меня, с такой улыбкой, что сердце, вяло дернувшись, валится куда-то в пятки; одновременно безумно наглый и ужасно неуверенный в себе. Он страдал по бывшей, которая долго металась между ним и еще одним парнем и определилась – не в его пользу – и тоже на серьезные отношения не рассчитывал, что было несомненной удачей.
Мы бродили вместе по улицам, я тонула в его перчатках с обрезанными пальцами – оттуда торчали только кончики ногтей; начали ходить в кино, где смеялись как припадочные, до икоты; несколько десятков раз со скандалом расходились и снова сходились. Все закончилось свадьбой, как нетрудно догадаться – думаю, такие отношения заканчиваются или браком, или убийством, но точно не проходят бесследно.
У меня была не очень длинная история любовных приключений, большинство из которых заканчивались плохо, у него и вовсе никакой – ну не считать же всерьез одну девушку в двадцать пять за список покоренных сердец.
По сравнению с первым браком, я внезапно попала в рай, но от туч, которые обычно называются деликатно «несхожестью характеров» не застрахованы были и мы.
Охрана разогнала последних посетителей, и я принялась запихивать в сумку зарядку и кошелек, попутно накручивая на шею шарф. Вечно задумаюсь, а потом приходится бегом собираться и одеваться кое-как, чтобы меня тут не забыли и не выключили свет. Один раз забыли, кстати – мне хватило.
Мелкие белые хлопья сияли сотнями искр в конусах желтого света. Под подошвами упруго хрупнуло – я потопталась немного, наслаждаясь подзабытыми за год ощущениями и звуками, и двинулась к остановке.
Так уж вышло, что до трамвайной остановки мне надо было пройти две автобусные пешком. Можно было уехать на маршрутке прямо от дверей торгового дома, но этот вид транспорта я совершенно обоснованно считаю изобретением сатаны и не лезу в них ни под каким видом, тем более что в семь вечера в них не то чтобы сидеть или стоять, даже левитировать негде, поэтому предпочитаю пройтись пешком и уехать более-менее комфортно.
Квартира встретила меня тишиной, разбавленной урчанием холодильника и воплями оголодавшей и оскорбленной в лучших чувствах кошки.
– Божечки, бросили хвостатую девчонку, ни сосиски тебе, ни колбаски… – я вывернула сосиску из оболочки, шмякнула ее на пол и наконец содрала тяжелые ботинки. По кухонному линолеуму поползли грязноватые подтеки.
Вот как всегда, сначала делаю, потом ругаюсь, потом обещаю себе, что больше ни-ни, перемываю пол и опять вечером шлепаю не разувшись.
Есть не хотелось. Переодевшись, залезла в кресло с ногами, включила ноут. Пока разгорался экран, на скорую руку заплела волосы в косу.
Беглый осмотр контактов в соцсетях подтвердил грустную истину – написать-то мне и некому. Ничего в этом плане не меняется годами, но иногда это царапает больнее, чем обычно.
Нет, подруги у меня как бы были, и даже можно сказать есть и сейчас. Но все они разъехались по странам и континентам, обзавелись непрестанно растущими семействами, пожирающими все свободное время, и все чаще я понимала, что могу написать им только «Привет» и «Как дела» и получить в ответ такую же обезличенную отписку. Время разводит людей все дальше, и те, кого ты считал едва ли не частью себя, теперь вряд ли вспоминают, как тебя звали.
Это не хорошо и не плохо, это просто какой-то неостановимый процесс, с которым нужно считаться.
Хотя, возможно, я просто настолько занудная и нелюдимая, что бывшие друзья находят какие угодно дела, только чтобы подальше от меня.
Телефон затрезвонил, выдергивая меня из глубины размышлений. На экране высветился номер. Не записанный, но почему-то очень знакомый. Помедлив несколько секунд – а вдруг передумает будущий собеседник, поймет, что не так уж ему и надо меня услышать? – взяла трубку.
Тихое дыхание.
– Алло? – переспросила я куда-то между длинным вдохом и коротким выдохом.
– Привет. – хрипловато каркнула трубка.
– Слушаю вас. – вежливо пробубнила я, недоумевая, кого занесло со мной поболтать.
– Саш, не узнала? – усмехнулся собеседник.
Собеседник, которого я очень не хотела слышать. Желательно вообще никогда.
– Зачем ты звонишь? – я откинулась на спинку кресла. Кошка, воспользовавшись моментом, запрыгнула на колени, закогтила ткань на коленях и вопросительно мявкнула.
– Соскучился. Ты, видимо, не скучала.
– А зачем мне скучать по тебе? – переспросила я, медленно закипая. – Мы четыре года назад развелись, и этот день для меня до сих пор один из самых счастливых. Я тебе, конечно, желаю всякого хорошего, жену там новую или что тебе надо – только прекрати в моей жизни появляться, хорошо?
– Ты не понимаешь ничего, Сашка. – низкий голос дрогнул на моем имени. Владелец голоса пьян, перезвоните завтра, промелькнуло в моей голове. – Этот новый твой, он же не любит тебя. Не знаю, что ему от тебя надо, но никто тебя не будет любить так, как я.
– Мне вполне нравится с ним в браке. Намного лучше, чем с тобой. – и чего я ведусь на эту игру? Ведь знаю уже ее вплоть до последовательности реплик, и все равно раздражаюсь, оправдываюсь, злюсь…
– Да он так, временный. Твоя судьба – это я! – горячо заявил нетрезвый Дмитрий. – Мы же предназначены друг для друга, я точно знаю. Вы еще разбежитесь.
– Дим, даже если ты останешься единственным мужчиной во вселенной, я куплю себе манекен в магазине, назову Алехандро и буду жить с ним. С кем угодно, но не с тобой, ясно? – мне стало смешно. Кошка прошлась туда-сюда по подлокотнику, задев ухом мой нос.
– Променяла меня на парня побогаче, да? – стадия нытья плавно переходила в стадию обвинений. – Сколько ты с ним за моей спиной гуляла, а?!
– Мы встретились через полгода после того, как с тобой развелись. – я старалась говорить ровно, чтобы побыстрее завершить разговор.
– Ага, конечно. Ничего, он тебя кинет, и ты опять ко мне приползешь, вы же не можете без мужика, вы как…
Я нажала кнопку сброса и несколько минут тупо смотрела на погасший экран.
А ведь когда-то я любила этого человека. Когда-то.
Ладно, мне было восемнадцать, и я умом не блистала – переехавшая в городок побольше, старающаяся поступить хоть куда-нибудь тощая девчонка без копейки в кармане и с огромной дырищей в сердце. Дырищей, которая требовала любви, хоть какой-нибудь.
Стоит ли говорить, что эту самую огромную любовь я нашла в первом же попавшемся мужчине?
Он был обаятелен, чего скрывать, да и симпатичен. Обаятелен ровно настолько, чтобы привязать к себе намертво и манипулировать долгих семь лет. Только в последний год нашей бестолковой жизни, наполненной моими слезами, его враньем и бесконечным алкоголем, мне вдруг стало все равно. Зачем я тащу человека, который катится вниз и норовит стукнуть меня под коленки, чтобы мы укатились на дно вместе? Зачем?
Ответить на этот вопрос я и сейчас не могу. Наверное, пресловутое желание быть значимой, помноженное на юношеский героизм. Но в один вечер, когда Дмитрий, уже изгнанный из недр доставшейся мне от прабабки квартиры, встретил меня, сидя на ступенях с лезвием наперевес и пространным сообщением, что я, жестокая и бессердечная женщина, довела его до самоубийства и теперь он умрет, и это будет исключительно моя вина – я просто перешагнула через его колени, открыла замок, зашла, закрыла дверь и подумала, что завтра надо будет одеться поудобнее. Мало ли, правда вены вскроет, потом придется прыгать через натекшую лужу…
Настолько замученной морально я больше не была никогда. Не то чтобы я обрадовалась бы, умри он там, на ступеньках. Просто мне так хотелось покоя, что было все равно – я бы равно отреагировала что на его самоубийство, что на выигранный им миллион, что на внезапную миграцию в Африку – куда угодно, как угодно, только бы не видеть его больше.
И только одно сейчас беспокоило меня уже в совсем другой жизни, в пустой квартире, с кошкой на коленях – действительно ли я нашла наконец того человека, который сможет дать мне чувство защищенности и нужности до кона наших дней, или я просто сбежала в первую открывшуюся дверь, не проверив, что за ней? Не станет ли мой второй брак побегом из первого? И не обернется ли это чем-то еще более неприятным?
Я уже спала, когда Вадим вернулся – зазвенел замок, глухо шлепнулась связка ключей на комод; ботинки в угол, шорох шагов, журчание воды в ванной.
Тяжелое тело устроилось рядом, матрас прогнулся под ним, приподнимая меня повыше.
– Спишь? – шепотом спросил он. Я промолчала, притворившись, что уже уснула.
Глава 2
Глава 2.
Утро началось с головной боли, пропитанной запахом перегара комнаты и желанием бежать отсюда куда подальше. Вообще-то я соня, но не сегодня, не сегодня.
В душе вылила на себя полфлакона мятного геля, кое-как подсушила влажные пряди, нарисовала на запотевшем зеркале грустную рожицу, натянула теплое вязаное платье.
Надо как-то себе настроение поднимать, неужели и до меня осенняя депрессия добралась.
Покормив разноцветное мурчащее недоразумение, засунула в сумку пару печенюх, планшет, выполняющий роль электронной книги, оделась и выскочила наконец на холодный, восхитительный, свежий воздух.
Сделала шаг со двора, вытаскивая наушники, и неожиданно оказалась на земле. Мягкий толчок по бедру – и вот я лежу, а над головой у меня бампер, а совсем рядом колесо, возле которого намерзли мелкие сосульки.
– Откуда ты тут взялась?! – сосульки куда-то уехали – парень за ноги выдернул меня из-под машины, наскоро ощупал. – Все нормально?
Я наконец отмерла и неистово закивала.
– Извините, я задумалась, наверное, вообще машину не заметила. – пока выдавала эту связную, длинную фразу, подбородок начал трястись. Вот всегда со мной так – что-то произошло, я спокойна как удав; все уже случилось – я начинаю трястись и завывать.
– Я вроде не задумывался, а тоже тебя не заметил. – парень выпустил меня и с сомнением оглядел. Протянул руку, отряхнул край куртки. Хорошо, что снег, а то лежала бы в грязи носом. – Точно ничего не болит?
– Совершенно точно. – я попыталась улыбнуться. Если губы растянуть, то не так видно будет, что они дрожат.
– Извини. – еще раз пробормотал парень. – Может, подвезти тебя?
– Нет, спасибо. Я пойду. Ничего страшного. – я обошла капот и пошла по привычному маршруту, благо ноги без моего участия двигались в нужном направлении, и я могла себе истерить и паниковать сколько влезет, не сбиваясь с траектории.
На самом деле не так уж много событий сейчас в моей жизни, чтобы спокойно относиться к попытке меня задавить. Наушники я не одевала, пока не добралась до остановки.
В трамвае было холодно. Я приткнулась у окна в самом конце салона. Стекло было наглухо проморожено и изрисовано узорами. Надышав, протерла крошечную круглую проталинку и выглянула наружу.
Даже не запомнила, что за машина и что за парень. Хотя почему – машина большая и черная, парень длинный и глаза, кажется, серые. Вполне достаточно впечатлений.
День прошел словно в тумане – отвечала невпопад, сбивалась на полуслове, улыбалась клиентам, как слабоумная – иногда на меня находит. Но и он закончился, это просто замечательно, можно бежать домой, только смотреть по сторонам и не доверять светофорам, мало ли что они там показывают.
Вадим был дома. Висел в телефоне, валяясь поперек дивана – я мимоходом дернула его за палец ноги. Нога сердито отдернулась.
– Я ж тебя не трогаю! – почти прорычал он. Я недоуменно пожала плечами, похоже, вчерашний бзик оказался живуч.
– А мог бы, кстати, мы два дня не виделись толком. – я влезла на диван, пристроила голову у него на плече, дунув на свесившиеся на глаз светло-русые пряди. – Как погуляли?
– Да неплохо. – рассеянно отозвался муж, поглаживая меня по плечу. – Чем занималась? Как дела?
– Да ничем… – кошка, бампер, бывший; телефон, сугроб, синяк сбоку, который я нашла уже к вечеру – прощальный подарок невидимой машины. – Ничего не случилось.
Хоть и вранье, но почему-то не хочется все это говорить. Глуповато звучит, что ли? Сашка-растяпа, собирает на свою рыжую макушку неадекватных бывших и многочисленные падения на ровном и не очень ровном месте.
Вечер проходил в каком-то давно отрепетированном ритме. Ужин, вялый разговор, мелкая бытовая чепуха, высасывающая большую часть свободного времени.
Уже засыпая, приоткрыла один глаз; Вадим снова провалился в телефон, человек тут, а сознания его – нету, пробормотала:
– Сходим куда-нибудь на выходных?
– А когда выходной? Завтра работаешь? – уточнил муж, сунул телефон на тумбочку и обнял, прижавшись подбородком к моему виску.
– Работаю… – я проваливалась в пушистое, темное, губы двигались все неохотнее. – Завтра никак не могу, послезавтра только, в субботу…
– В субботу тоже хорошо. – мне почудилась усмешка в голосе. – Просто замечательно.
Пятничное утро я торжественно проспала. При виде цифр на экране слетела с кровати, бросилась в ванную, на ходу хватая одежду; Вадим перевернулся на другой бок, но не проснулся. Выскочила на улицу с мокрыми волосами, едва промокнув полотенцем.
Я забыла даже с подозрением смотреть на светофоры и машины, я даже не заметила, что у меня болит горло.
Катастрофа подобралась незаметно – к обеду меня мотало от температуры, щеки пламенели так, что веснушки почти терялись на алом фоне, а говорить я могла только невнятным шепотом, активно помогая себе жестами.
Приехавшая за выручкой хозяйка обругала меня распоследними словами, сунула тысячу «на такси и апельсины» и отправила домой.
А ведь завтра никуда мы не сходим, подумала я, осторожно обматывая горло шарфом. Скорее всего, я буду смирно лежать под одеялом, периодически издавая ужасающие стоны и высовывая из-под одеяла руку за очередной вкусняхой, и так аж до вторника!
Нарисованная в температурном мозгу картинка выглядела крайне привлекательна, и я с энтузиазмом направилась домой, зажав денег на такси – не хватало еще, чтобы меня в нем укачало.
Неожиданно распогодилось, совсем по-зимнему ослепительное, колючее солнце светило в окно, я натянула капюшон пониже, прикрывая глаза. Горло царапало сухим кашлем, руки противно подрагивали.
До квартиры я добиралась почти ползком – по спине струился пот, ноги сгибались под странными углами, наплевав на анатомию. Повиснув на ручке двери, я подумала, что разумнее было бы позвонить мужу, но жаль, что эта замечательная мысль не пришла мне в голову час назад, когда я только выбиралась с работы.
Часы показывали 13.07, когда я осторожно ввиду дрожащих рук всунула ключ в замочную скважину, повернула его и вошла в квартиру.
Негромко играла музыка – странно, очень нежная мелодия, Вадим терпеть такое не может, слушает что потяжелее, а тут такое…романтичное.
Потом я споткнулась о чужие сапоги. Высокие, замшевые, на изящной шпильке. Я ухватилась рукой за стену, пытаясь не упасть.
Из комнаты донесся кокетливый женский смех. Такой завлекающий, манящий, тот самый, который мне вообще никогда не удавался.
Мысли парализовало. Казалось, я попала в дурацкий анекдот. Точнее даже не попала, просто услышала его очередной раз, ведь это все не может никакого отношения иметь к моей жизни, такого вообще в жизни не бывает. Конечно, я войду, и окажется, что заехала тетя, или зашла соседка, или пришла какая-то коллега со срочным приказом, который надо подписать, а смех у нее всегда такой…
Как была, в толстой куртке, дурацкой шапке с помпоном и с полуразмотанным шарфом, я стояла на пороге комнаты, обтекаемая со всех сторон нежнейшей музыкой и хрипловатым французским вокалом, и смотрела, как мой обожаемый, надежный и лучший на свете мужчина целует лежащую на кровати девушку, нависая над ней. Блестящие черные волосы волной скрывали наволочку, уголок у которой я позавчера зашивала – во сне попала пальцами и порвала. Тонкая рука с длинными ногтями проехалась по позвоночнику Вадима, тот огладил ногу в чулке, черном капроновом чулке, еще поди и со строчкой сзади, как в старых фильмах…
– Охренеть. – прохрипела я, привалившись к косяку. Рядом со мной села кошка, неодобрительно поглядывая на происходящее на кровати.
К слову, не сразу они и поняли, что не одни. Я терпеливо ждала, парясь в слоях одежды – не то чтобы я была так титанически спокойна, или мне было наплевать, просто внутри меня установилась какая-то космическая пустота, холодная, звонкая и ясная, и в эту пустоту не могла просочиться ни одна эмоция.
Спустя секунд десять до моего благоверного, точнее до его неработающего верхнего мозга, дошел мой простуженный глас. Спина нервно дернулась и замерла, закаменев: мееедленно он оторвался от лица брюнетки и посмотрел на меня.
Этот взгляд я не забуду вообще никогда, внезапно поняла я. Вся эта картина каленым железом врезалась в мою память, обещая сотни ночей с кошмарами и душным недоумением. Но сейчас этот взгляд был похож на глаза нашкодившего кота.
– Саш, ты…
– Неправильно поняла. – перебила я. Хрип с присвистом звучал, прямо скажем, пугающе. – Конечно, ты мне все объяснишь. И девушка твоя новая – здрасьте, кстати, я Саша, жена его – не скажу, что очень приятно. Оденетесь и все расскажете, а потом пойдете на все четыре стороны, да?
Горло и подбородок свело судорогой, и я пошла в коридор, сдирая шапку с до сих пор влажных волос.
Одежду побросала на диван в зале, села рядом и сложила руки на коленях, как примерная школьница. Голову вело. Плечи дрожали мелкой дрожью. Вот же ситуация – мне физически так плохо, что на моральные страдания, похоже, сил уже и не осталось…
В комнате едва слышно шуршало, шептало и двигалось; музыка заглохла, и по квартире поползла тишина.
Со стремительностью сквозняка брюнетка исчезла, кажется, даже сапоги унесла в руке, так и бежала в капроне по ледяным ступенькам, и в зале появился только Вадим.
Вошел и застрял в дверном проеме, глядя на меня.
– Ну что, каяться будем? – преувеличенно бодрым хрипом приветствовала я его.
Вадим отлепился от косяка и присел рядом со мной, не касаясь.
– И давно вы…того? – надо бы замолчать, что я несу, но все предохранители сорвало, и я не могла остановиться. Да уж, не осталось у меня сил на истерику… нашла же где-то. Да и зрело внутри убеждение, что стоит мне сейчас замолчать, как безумие происходящего хлынет внутрь и затопит меня, да так, что я уже не выплыву. – Где познакомились, какие планы? Ты не думай, я за вас безумно рада, у тебя же ко мне претензии, к ней, надо полагать, никаких претензий, и не бесит наверняка, чудесная баба.
– Замолчи. – устало попросил Вадим, и я заткнулась, как будто разом вообще говорить разучилась. – Ты же до сих пор дергаешься, когда я тебя обнимаю. Чего друг друга обманывать? Тебя все это не интересует. Просто живем вместе, и все. Ты ледяная же, от тебя ничего – ты не идешь со мной никуда, я всегда один, тебе все не нравится, все не устраивает, сколько можно, Саша?
– Стоп. – пробормотала я и зажмурилась. – Вадь, а почему ты мне все высказываешь уже после того, как стало поздно? Почему нельзя было раньше сказать вот это все? И теперь ты делаешь вид, что я во всем виновата?
– Потому что ты виновата. – отрезал он и взъерошил длинную челку.
– Сам вещи соберешь или помочь? – я нащупала свою шапку и сжала в кулаке. – сумки большие там, в кладовке…висят.
Вадим молча встал и вышел из комнаты. Я осталась сидеть, сжимая кулак – и себя сжимая до боли, чтобы не взорваться раньше времени. Чтобы досидеть до того момента, как за ним закроется дверь, и я останусь одна.
Муж появился в зале с двумя большими спортивными сумками в руках, бросил одну на пол, вторую же начал заполнять вещами: одеждой – этот свитер я его уговорила купить на прошлой неделе, уж очень нравилась мне высокая, объемная горловина; какими-то глупостями – спреи для укладки, специальная круглая щетка, другой волосы не укладываются так, как надо; вся жизнь спокойно умещалась в эти сумки, и ничего не трещало, не вываливалось…
Я опустила глаза и прикусила щеки изнутри. Мышцы спины сведены до звона, оловянный солдатик, которому главное не расслабиться. Собирайся скорее, ради бога, мое самообладание тает, как мороженое, забытое на столе. Раз, два, три, дальше все время сбиваюсь, но очень важно не сбиться и досчитать до конца, очень важно – если и этот якорь оборвется, меня унесет.
Связка ключей упала возле меня, на диван.
– На днях остальное заберу. – суховато, отстраненно, как будто о неважных делах, проговорил Вадим. Я старалась не смотреть на него, незачем, последние заграждения и так трещат, распадаясь – еще немного, и утянет на дно, утопит морем безумия, которое хлещет сейчас во мне. Последний уголочек счастливого «я» отчаянно надеялся, что сейчас из-за всех дверей и шкафов вывалятся неадекватные друзья Вадима, с громкими воплями и гоготом исходя восторгом, как здорово они меня разыграли, и Вадим ухмыльнется и ляпнет что-то донельзя глупое и смешное, и станет опять близким, а я буду реветь в голос и даже стукну кого-нибудь из них… Считать, считать…
Я все-таки поднимаю глаза.
И его взгляд говорит мне намного больше, чем мог бы сказать в обычных обстоятельствах. В конечном итоге все мы не знаем друг друга, но в эту короткую секунду – я его знаю. Ощущаю его настроение, как свое.
Он раздосадован и зол – и на себя, за то, что не закрылся на внутренний замок, я тогда и не вошла бы, и все как-нибудь удалось бы смягчить; на меня, за то, что пришла так не вовремя и все сорвала, а теперь лезу еще глубже; на нее – за все сразу. И в этой злости совсем нет понимания, что все закончилось вот прямо здесь и сейчас, и никакие объяснения и извинения уже не спасут. Для него это не конец, а просто неудобная ситуация, не ко времени, но решаемо.
Я плетусь вслед за ним, спотыкаясь взглядом о пустоту на комоде, на выпотрошенные ящики и распахнутое нутро шкафа. Закрываю дверь.
