Текст книги "Хидар и Хаф (СИ)"
Автор книги: Ирина Лерх
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Готов.
Р"кра поднялся над плечом, водя узким рыльцем вслед за моими глазами. Нормально.
Вот теперь вроде как готова...
Атта приземлился, как и чуть ранее этой же ночью, на пол пути между деревней и боярышником. Место удобное. Проверенное. Твари тут же зашевелились, стекаясь к краю леса, но на пастбище они не выйдут, пока я не покину атта. Бортовой компьютер кораблика передавал мне данные о моих целях напрямую на визоры маски. Мне не нужны сюрпризы в неподходящий момент!
Еще раз проверила оружие, доспехи, свое состояние. Можно... Нет. Нужно выходить.
Бойцы рванули из подлеска, как только я спрыгнула на траву. У меня – секунд десять-двенадцать, пока они не добегут до дистанции прыжка. Заныл возле уха р"кра, перед глазами – выходящий в боевое положение треугольник прицела. Выстрел!
Рявкнуло, первый чиж рухнул в траву. Перевести взгляд, вывод в боевое положение, выстрел. Второй боец рухнул в траву. Захватить цель, боевое положение, выстрел. Захват. Выстрел!
Я рванула с места, захватывая взглядом чуть отстающую тварь, на мое место рухнул боец, над ухом рявкнуло, еще одна тварь споткнулась, а я резко присела, скачком уходя в сторону, сдергивая левой рукой со спины шесс-тер.
Семь!
Захватить новую цель, сбить телекинезом пригнувшую перед рывком тварь, выстрел! Шесть! В груди больно закололо холодом. Перенапряжение...
Подбитая в прыжке тварь извернулась, вскочила на лапы, прижалась к траве, низко шипя. Боец. Атта быстро оббегали еще три такие же, два выживших трутня запрыгнули на челнок.
Мне надо выйти из-под защиты короткого крыла. Я чуть отступила, удерживая перед собой один клинок шесс-те в левой руке, второй – в правой, обратным хватом... якобы – готовый к бою. Лишь бы не выронить. И не сильно дергать запястьем. Тварь сдвигалась вместе со мной, обходя и тихо, низко шипя. Прыгнуть не могла: меня защищало массивное крыло и низкое брюхо челнока. Пометки чижей, отслеживаемые атта, четко показывали, где они лазят: две на корпусе, третья пролазит из-под двигателей, еще две – обходят.
Зажимают.
Оторваться мне не дадут: прыгнут все сразу. Что делать...
Что делать? Убивать!
По моему приказу атта с ревом прогрел двигатели и свечой ушел в небо, сбросив с себя трутней и покалечив запрыгнувшего на двигатель бойца, а я сорвалась с места, разрывая дистанцию и скручивая шесс в единое целое. Мне нужно длинное оружие. Ошеломленные неожиданным стартом твари замешкались: боец, сидевший под днищем, с небольшим запозданием рванул за мной.
Аппаратура маски показывала мне каждое движение врага, каждый его шаг. Вот он припал к земле, готовый прыгнуть, подобрал лапы, хвост – в струнку, напружинился, толчок! Поджарое тело взметнулось в воздух, метя мне в спину... А перед глазами сам собой вставал один короткий эпизод в обучении: рывок яута-те, голограмма нападающего ятканде, взвивающаяся в прыжке и метящая ему в спину... Стремительный плавный разворот, широкое лезвие, сметающее падающую живую Смерть одним ударом, разрубающее практически пополам на инерции разворота. Бой одной рукой. Если вторая – основная – повреждена...
Тело действовало на вбитых рефлексах: припасть на одну ногу, практически – сознательно споткнуться, начиная разворот разом утратившего устойчивость тела, перенося инерцию падения в силу поворота... колено проскальзывает на мокрой после недавнего дождя короткой траве... Поворот шесс-те, прижатое к боку больной рукой древко, второй рукой – направить и...
УДАР!
От силы столкновения меня протащило по траве, рукоять больно ударила по ребрам, но первый боец, визжа, рухнул в траву, судорожно дергаясь и загребая лапами: острое лезвие распороло ему бок и перебило позвоночник. Пока еще не сдох, опасности практически не представляет.
Пять.
Оглушительный грохот грома ударил по ушам, тяжело перекатываясь в мощных валах подсвеченных глубинными разрядами туч. Яркая, ослепляющая вспышка молнии выбелила мир и запечатлелась темно-синим разводом. Твари разом завизжали: грохот рушащихся небес больно бил по чувствительному слуху ночных хищников.
Маска перешла в решим тактического экрана, проецируя мне сгенерированное в другом диапазоне изображение и компенсируя засветки молний. Часть информации шла со стационара атта.
Над плечом поднялся и тоненько заныл р"кра, захватить крупного бойца, ближайшего, выход в боевое положение, выстрел! Тварь рухнула в траву вместе с первыми тяжелыми каплями.
Четыре.
Самая крупная пометка пришла в движение: ятканде решил вмешаться в бой.
Черт-черт-черт!
Подпаленный двигателями атта массивный боец сорвался с места вместе с двумя трутнями. Уже не прыгают! Быстро учатся! Поднялся четвертый и рванул вдогонку.
От телекинетического удара трутни разлетелись в стороны, боец споткнулся и рухнул мне под ноги, прижатый к почве, я резко, с оттягом рубанула по его голове. Под диафрагмой болело все сильнее: уже даже не холод – острая боль, сбившая дыхание. Я быстро отщелкнула крепеж и вытащила носовые фильтры, по губам тут же потекла кровь. Плохо! Закрепила маску обратно.
Трутни не спеша обходили с двух сторон, боец короткими рваными прыжками приближался...
Сейчас будет БОЛЬНО!
Сжав шесс-те двумя руками, я уперлась в почву, следя, чтобы на меня не прыгнули два трутня. Боец разогнался, низко стелясь по земле, рваным зигзагом мчась ко мне. Упереться...
Время словно замедлилось. Биение крови пульсацией отдавалось в голове. Скачек, передние лапы касаются почвы, грохот грома тяжелыми валунами покатился по миру, подминая мою больную голову, задние лапы практически коснулись передних, хвост изогнулся, на границе зрения – трутень срывается в прыжке, растопырив лапы, а я вижу, как вздуваются мощные мускулы под гладкой шкурой, и боец взметается в едином слитном рывке-ударе, готовый меня смести. Прыгнувший на меня трутень проходит высшую точку траектории...
Поднять оружие на нужную высоту, повернуть лезвием под нужным углом...
От силы встречного удара меня смело с места и откинуло в сторону, вышибая дыхание. Шесс-тер вырвало из рук: оружие практически во всю длину ушло в грудину прыгнувшей твари. Трутень пролетает где-то там, где еще недавно была я... Следом пронесся хвост третьего. В глазах мир на какое-то мгновение мигнул, окутавшись мутной мглой. Я замерла, не в силах вдохнуть из-за оглушительной боли в правой руке и в груди, куда пришелся сокрушающий удар.
Судорожный вдох. Боль толчками разливается по телу, из глаз сплошным потоком текут слезы, заливая полумаску...
Да что ж так...
Дышу ртом. Вдох. Вдох. Выдох. Яркие крохотные точки разлетались от фокуса зрения радужными квадратиками, истаивая за границей зрения.
Меня привел в чувство писк системы наведения: захват и идентификация целей.
Где там они?
Боец без движения лежит на траве, мое оружие – по самые противовесы в туше, а на меня уже разворачиваются едва видимые сквозь слезы трутни. И... ОН! Ятканде.
Нет-нет-нет, ну только не сейчас!
Единственное, на что меня хватило – это резкий, хлесткий удар, сбивший трех монстров и обжегший меня льдом под диафрагмой. Воздуха не хватает. Дышать – больно. Каждый вдох и выдох отдаются резью.
Блеснула молния, выбелив мир и разлетевшихся от невидимого удара тварей. Маска скорректировала изображение, подсветив ближайшего врага.
Что же делать? Что же делать?
С трудом встала, достала левой рукой нож, правая – безвольный сгусток пульсирующей боли, тяжело перекатывающийся от своего центра до локтя и плеча. Кисть не чувствуется вообще. Глянула. Вывернута под странным углом. Перелом? Да какая разница!
Не отвлекаться!
Так. Ятканде. Два трутня.
Р"кра не отозвалось: в углу зрения надпись: боевой элемент сорвало с лафета. Короткий приказ, на плече полегчало, когда был сброшен бесполезный сейчас энергоэлемент. Атта отозвалась без задержки. Челнок парил над головой, бортовой компьютер отслеживает цели.
– Давай же... Пристрели его! – прошептала я, выбирая взглядом мощную фигуру несущегося на меня из леса ятканде и подтверждая приказ мысленно.
Я же ничего не смогу с ним сделать... Вообще ничего!
Ноги подкашиваются, от боли в груди я едва могу дышать, рука... рука – сгусток яркой, как вспышки молнии боли.
Три. Два. Один...
Выстрел смел мощную тварь прямо передо мной, в каких-то трех метрах, отбросив меня ударной волной и расшвыряв взвизгнувших трутней. Я упала на спину, задохнувшись от боли. Перед глазами потемнело. Трутни развернулись и стремительно рванули ко мне. Стрелять с атта – нельзя. Меня же первую сожжет! И ладно бы с трутнями!
Мрази!
Одну – отшвырнуть в сторону, вторую – чуть сбить, на большее не хватит... Прижать к траве...
С трудом встав, приковыляла к дергающейся твари, крепко сжимая нож в левой руке, размахнулась и со всей силы воткнула в макушку, проламывая череп. Тварь задергалась. Не отпускать, не отпускать... Еще удар, еще! Еще! Сдохни! Черный урод визжал и дергался. Удар лапы зацепил руку.
Сссскотина! Больно же как! Убью! Убью! Убью еще раз!
Выдернуть нож, резко – ударить еще и еще. Пальцы обожгло кислотой. Еще! Еще!
Черная туша перестала дергаться, а меня в спину словно ударили тараном! В плече что-то хрустнуло, а я заорала от резкой боли.
Последний... Забыла, упустила!
Сука! Ненавижу! Да откуда вы, мрази такие, взялись в таком количестве?!! Чего приперлись?!!
Мысленный удар смел трутня куда-то вбок, а я пошатнулась от накатившей слабости и упала в траву.
Ненавижу!
По губам текла кровь и струи дождя, правая рука онемела и весела бревном, в груди болело, дергало левую руку и выбитое плечо. Порезы на общем фоне терялись.
Все. Я больше не встану.
Отстраненная мысль: интересно, я сегодня сдохну или нет?
Последнего чижа вбило в почву и ломало под моим взглядом. Диафрагму пробило ледяной болью. Чиж заверещал. Рывок. Еще! Еще! В глазах темнело. Еще! Визг перешел в едва слышный скрип. Еще рывок! Вмять!
Писк и сбивчивое шипение затихло. Аппаратура парящего над головой атта бесстрастно выдала отчет: активных врагов нет.
Победа?
Победа!
Я упала на спину, подставляя полумаску хлещущим струям дождя. По щекам и подбородку резко забили жесткие капли, смывая кровь и грязь, а я лежала и улыбалась.
Я смогла! Я это сделала! Не важно, какой ценой! Я это сделала!
В голове темнело, в груди накатывал холод и режущая боль.
Если не встану вот прямо сейчас, я тут так и отрублюсь. Под открытым небом.
Нельзя. Будет обидно поймать какого-то залетного мордохвата после такой ночи...
Надо встать.
Надо.
Встать удалось далеко не сразу. Атта уже минут десять как приземлился и терпеливо меня ожидал, темной громадой возвышаясь в каких-то пяти метрах левее. Перевернувшись на левый бок, поджала под себя ноги и кое-как встала. Шатало. Казалось, грохот грома прибивал меня к земле звуковой волной. А ведь надо еще хотя бы оружие забрать... Шесс-тер я тут не оставлю.
Да. Надо забрать. Хрен с ними, с тушами! Потап – мужик умный, организует как-нибудь процесс уборки. А вечером я вернусь и подчищу. Да. Вечером. Вернусь. Наверное.
Где там мой шесс?
Шесс нашелся там, где я его оставила: наполовину ушедший в тушу мощного бойца. Вытащить сразу не удалось: силы в левой руке не хватало. Расшатать-расшатала, а вот выдернуть... Пришлось дернуть телекинезом. Оружие вышло, а у меня потемнело перед глазами. И одновременно вспыхнуло от резкой боли.
А ведь мне нельзя сейчас спать...
Потом подумаю. Где-то был еще нож... Да ну его, этот нож! Потом у Потапа заберу. Да, потом...
Опираясь на шесс-тер с активными ножнами как на костыль, я поковыляла к челноку. Атта послушно раскрыл диафрагму шлюза, опустился трап. Я забралась в салон, закрыла за собой шлюз... И буквально рухнула на пол, взвыв от боли в плече.
Как хорошо, что у атта есть мысленное управление, а в автопилоте – координаты нашего корабля и траектория захода в аппарель...
Как атта взлетал я еще чувствовала. Но вот как он летел и приземлялся... Особенно, как приземлялся... Кто ж тебя... Ах да, я ж сама автопилот ставила...
Мелькнула вялая мысль, что надо бы проверить, что эти уроды там копали в двух километрах от поселка... Надо бы. Но – не сейчас. Сейчас я только могу сдохнуть. Но не встать и куда-то пойти.
Непроизвольно скрутилась калачиком, прижав поврежденную руку к груди. Больно! Как же больно...
Случайно дернула левым плечом и заорала.
Боль отпустила.
Да с ним-то что? С плечом. Выбило или сломало?
Все, я больше ничего не могу сделать, даже если к деревне полезет обычный трутень! Довоевалась...
Рука. Надо вправить.
Не хочу! Это БОЛЬНО! Это очень, очень больно!
Надо. Потом – будет хуже!
С трудом выпрямившись, аккуратно, придерживаясь за стену, встала, добралась до ниши с аптечкой. Да, надо хоть как-то вправить запястье, пока еще не поздно. И плечо...
Во рту резко пересохло. Вправить...
Вроде бы в аптечке было сильно обезболивающее... Без него я не смогу. Снова... нет, не смогу! Это же...
Руки затряслись от одного воспоминания.
Поставив тяжелый бокс на пол, раскрыла его и начала выкладывать содержимое, непроизвольно всхлипывая и попискивая от каждого движения. Инъектор. Нужен. Хирургические инструменты? Пока нет, и, надеюсь, не понадобятся. Бинт? Может. Что там еще? Препараты... Заживляющее. Две ампулы. Обезболивающее... Что тут у меня есть? Слабое, слабое, слабое... не годится. Открыла другой клапан. А вот, сильное. Есть одна штука. В инъектор! Да, сперва его. Нет. Сперва среднее у плеча.
Вставила прозрачную капсулу в паз.
А, стоп! Сперва снять наруч и обесточить иолонит. Точно. Одно прикосновение к кнопке, питание пропало и иолонит обмяк. Теперь – снять к"тар с правой руки...
Пластины наруча разошлись, запястье стрельнуло болью. Тихо... тихо... Осторожно, чтобы не зацепить лишний раз, обхватила наруч и потянуть, стаскивая с руки...
Рука дрогнула, я всхлипнула от острой боли. Ччччерт... Еще немного...
Массивный наруч упал на пол. Руки тряслись, боль перекатывалась по руке как тугой комок обнаженных нервов. Где там то обездоливающее?
Укол инъектора я вообще не ощутила. Только опустевшая капсула дала понять, что сильный препарат пошел в кровь. Теперь вторая, чуть послабее – в плечо.
Ччерт, как... неудобно! Инъектор для моей ладони – слишком большой и тяжелый. Зато попала. Да. Попала.
Надо ждать... Пока подействует.
Минуты текли одна за другой, я сидела на полу, придерживая пострадавшую руку. Боль как-то незаметно, медленно угасла, сменившись тупым дерганьем, пульсацией и онемением. Все? Тронула пальцем запястье. Как резиновое... Рука одеревенела. Левое плеча чувствительность сохранило. Как и боль.
Маска послушно сменила диапазон, показывая мне мой скелет. Сюрреалистическое зрелище! Не сдержала смешок, хихикнула. Со всхлипом.
Что там? Плечо... а, вывих плечевой кости. Ничего страшного. Вправлю... запястье? Да. Точно. Вывих обеих костей и смещение подлунной.
Надо снять бинт. Да. Бинт. Пока разматывала, прислушивалась к ощущениям. Вроде не болит. Или болит? Или это не та рука болит?
Не важно.
Надо вправлять...
Плечо. Да. Сперва – плечо.
Встать удалось с трудом. Обо что бы... О стену? Да, подойдет. Наверное.
Примерилась. Надо ударить так, чтобы кость встала на место. Варварский способ. Другого – нет. Примерилась еще раз. Сглотнула.
А что ждать?
С разворота – о стену.
Перед глазами вспыхнула молния. Черт-черт-черт! Как же больно...
Разлепила глаза. Встало. С первого раза. Хорошо. Пошевелила плечом... Терпимо. Нудит, дергает, но острой боли уже нет. Теперь – запястье.
Сев на задницу и прислонившись спиной к стене, как и в прошлый раз, аккуратно зажала кисть рукой, осторожно надавила на подлунную кость, вставляя ее на место. Встала, полыхнув тупой, приглушенной болью. Пробивает даже сквозь обезболивающее. Сильное обезболивающее... А если? Может. Да, может и пробить, когда оттяну запястье.
Достала нож из ножен на голенище ботинок, закусила рукоять. На всякий случай. Мало ли... Сжала кисть между коленями и медленно оттянула...
Вспышка боли выбила дух, из глаз потекли слезы. Это же СИЛЬНОЕ обезболивающее было!!! Сильное!!! Сглотнула, аккуратно дотронулась до лунной кости, надавила... кость вошла на свое место с неприятным то ли щелчком, то ли хрустом. Рука онемела, дернула болью. Сильной. Резкой. Острой. Обжигающей до слез, до сбитого дыхания.
Ничего. Еще немного. Еще чуть-чуть...
Сглотнула подкатывающийся комок, сморгнула слезы. Теперь – локтевая кость. Второй раз выбило.
Когда я дотронулась до запястья, из глаз покатились слезы, я едва слышно пискнула. БОЛЬНО! Надавить. Медленно. Осторожно, чтобы встало так, как надо, чтобы не соскочила еще больше. Еще... Еще... Встала.
Подтянуть руку. Аккуратно... Да. Вот. Все... встало на свои места. Разжать колени...
Трясущейся рукой я вытащила изо рта нож и отложила в сторону. Запястье выглядело так, как и должно: все кости на своих местах, вроде бы особых повреждений сустава нет. Вроде. Рука опухла. Надо перебинтовать...
Стоило мне дотронуться до запястья, и я четко поняла: я его не перебинтую. Одно прикосновение к распухшей, уже потемневшей, чуть ли не посиневшей руке вызывало такую боль, что мир темнел перед глазами.
Ничего, мне надо подождать только до вечера. Боль немного должна утихнуть. А может капсула закончит лечение, остановит программу и Хаф очнется. А там... Он знает, что надо делать... Лучше я его подожду тут. В атта безопасно. И тихо. И чужие не залезут. Да... Лучше подожду.
Сил убирать уже не было, так что я просто отпихнула все к стене, а сама легла на свой спальник у другой стены. Ровно. На спину, баюкая поврежденную руку. Боль в запястье перебивала все остальное.
Главное, не заснуть!
Мир как-то странно-быстро помутнел, погружая в какое-то забытье. Не сон. Не бодрствование. Какое-то отупение, абстрагирование от реальности. Я видела салон атта, странно-мутный и плывущий. Ребристый потолок.
Изображение мигнуло.
Снова мигнуло. Как-то быстро... потемнело.
Поле у деревни.
Поле?
Опять мигнуло. Не, салон атта.
Главное, не заснуть!
Главное, не зас...
* * *
– Что скажешь?
Потап выпрямился, хмуро осматривая черную тушу с раскрошенным в кашу черепом. В руке приятной тяжестью лежал длинный нож.
– А что тут сказать? Сам не видишь, Михей? – грохот грома прервал мужика. – Добивала с последних сил. Оружие бросила. Так улетела.
– Много было.
– Много. Туши надобно собрать и стащить отседа. И всю брошеную снарягу. И оружие. Сам знаешь, коли доча за ним вечером не придет, нам оно на пригоде станет.
– Может не прийти? – Михей помрачнел.
– Сам думай. Ночь была тяжкой. В этот раз стреляла с корабля своего. Тишину уже не хранила. Много их было. Добро, коли без ран вышла с боя. А ежели нет? – Потам покачал головой. – Пора собирать мужиков.
– Давно пора. – согласно кивнул третий мужчина, подходя к друзьям. – Не дело это, когда за нами малая смотрит, как за дитятями какими! – пудовый кулак припечатал мощную лопатоподобную ладонь. – Поговори с нею. Может, дадут снарягу какую. Эти ж страхолюдины черные портят все, на что их кровь попадает!
– Поговорю. – согласно кивнул Потап. – По-хорошему, надо бы предупредить и Заречье. Но пока с дочей о диспозиции не поговорю, спешить не надо.
В кряжистом мужике уверенно просыпался тот паренек, который прошел всю войну сыном полка.
– О чем будешь говорить?
– Найду. А пока уберем это, соберемся у меня и будем думать, как с этой бедою справляться.
– А что с пришлым? – хмуро спросил Михей.
– А что с ним? – Потап приподнял кустистую бровь. – Пусть страхолюдин бьет в лесу. Ежели тока к нам бегать каждую ночь будут, это долго тянуться будет. Можно, конечно, капканы наставить... Но не знаю, попадутся ли твари или мы только шкоды натворим. Скажу так: коли ворон на тыне не считать, завалить страхолюдину можно! Шатуна зимой валили? Валили! На кабанов втихаря ходим? Ходим! И этих зверей завалим!
Егор согласно качнул головой.
– Уверен, что малая наша?
– Наша. Видал, как на катамаранах приплывали. Знать, попали первые под удар. Вот одна и осталась.
– Не сбежала. – одобрительно уронил тяжкую фразу Михей.
– Осталась. – Потап приподнял руку, тронул лезвие инопланетного клинка. – Хорош! Ежели доча решилась заступиться за нас, захотела подсобить чужаку, то чего б и нам не подсобить? Это наши леса! Наши дома! – сыровар стиснул удобную рукоять. – На войне малым был, но тогда я по щелям не прятался, так что, я теперича должон? Нет, Михей! Не по-людски это! Я себя уважать перестану, ежели от какой-то страхолюдины безмозглой щемиться буду!
Мужики согласно заворчали.
– Пришла беда – неча сиднем сидеть и на других кивать! – согласился Егор. – Ежели ты прав, и тварюки у пришлого пожрали друзей...
– Сам подумай. На кораблях, даже речных, в одиночку не ходят! А он один остался. Остальные-то куда подевались? Померли они! И доча подтвердила, что один остался.
– Могут военные скоро явиться. – предупредил Егор.
Потап недовольно поджал губы.
– Ежели те, что нам с пожаром помогали, лучше б не являлися. Это ж не военные! Одно название! Шуму будет много. Мешать будут. Спрашивать. А толку?
– Скажешь?
– Предупредить-предупрежу, ежели нормальные будут, а не как в прошлом разе. Но сдавать своих не стану. Сам знаешь.
Егор и Михей кивнули.
– Светать скоро начнет. Михей, давай, за хвост эту и тащи.
– Куда?
– Да в силосную старую, которую уже лет десять не пользуют.
Михей подхватил мертвого монстра за хвост и потащил за собой.
– Тяжкая, паскуда!
– А то! Волочи давай!
Потап покачал на ладони клинок, качнул головой, схватил массивную черную тварь за ногу.
– Егор, подсоби!
– Дык нож убери-то!
– Этот? Шибко остер! Кабы не порезал.
– Лады. Подсоблю. – мужик схватился за хвост. – Поволокли!
Утихший было дождь медленно набирал силу. Тяжелые тучи посверкивали молниями, тяжко громыхал гром, оглушительными раскатами перекатываясь над замершим миром. Гроза вновь набирала силу.
Глава 18: Рубикон
Рубленные алые символы мерно сменялись на небольшом экране, отсчитывая время, оставшееся до окончания работы капсулы. Один за другим они гасли, пока, наконец, лечение не завершилось. Беззвучно отошли запоры, позволяя медленно приходящему в себя пациенту покинуть мягкое нутро, но капсула не открылась: помещение отмечено как небезопасное.
Какое-то время ничего не происходило, но вот крышка дрогнула и с тихим шелестом ушла в паз, подчиняясь поданной изнутри команде. Воин осторожно сел, чуть пошатнувшись от накатившей слабости, быстро осмотрелся, но в погруженном во мрак помещении он был единственным живым существом. Ни каин амедха, ни те-уман. И если первое было воспринято с равнодушием, то отсутствие Хидар вызывало тревогу. Как и аккуратно сложенные на расчищенном столе его броня и оружие. Один из ножей лежал в пазу регенерационной капсулы под рукой: те-уман предусмотрела свое отсутствие на момент его пробуждения.
Хаф покинул капсулу, запустив ее на самодиагностику и восстановление систем. Возможно, вскоре она вновь потребуется.
Мутная слабость после скоростного лечения прошла, оставив после себя раздражающую медлительность и заторможенность. Они пройдут после тренировки, на которую сейчас нет времени. Отсутствие те-уман тревожило все сильнее. По данным капсулы лечение заняло двое с половиной суток, сейчас – середина дня, атта в ангаре: связной узел бота дал отклик на запрос и принял информацию о завершении лечения. Если бы Хидар была на месте и в сознании, она бы видела сообщение. И отозвалась на сигнал вызова, поступающий на ее маску.
Хаф защелкнул зажим на оружейном поясе, пристегнул арост, кассету с метательными ножами и бокс хлыста, подхватил шесс-те и быстрым шагом покинул мастерскую, постепенно переходя на бег.
Информация с нер"уда"атта... беспокоила. Бот возвращался на автопилоте.
По дороге – ни одного каин амедха. На корабле – тишина и пустота. Ни воинов, ни трутней, ни разведчиков, ни мордохватов. В ангаре – холодный атта, уже успевший остыть после полета, листья и земля, завалившиеся при открытии створки аппарели, уже привычная свалка лома, сдвинутая к стене, следы маленьких ног, оставивших за собой землю и прелую листву. У атта – замок активен, заперт изнутри, на запрос бортовой компьютер ответил без задержек, но потребовал идентификации. Хаф приложил ладонь к сенсору. Автоматика просканировала его, взяла пробы ДНК, сверила с базой данных и послушно раскрыла диафрагму шлюза, признав в стоящем на трапе одного из хозяев.
На борту царил бардак: распотрошенная аптечка, чье содержимое раскидано по полу, валяющийся у кресел разобранный шесс-те, рассыпанные метательные ножи в мутной подсыхающей жиже из дождевой воды и глинистой почвы, длинный нож с полуторной рукоятью, лежащий у мокрого, грязного спальника, на котором свернулась компактным комочком те-уман. Осунувшаяся, бледная, с темными кругами под глазами, с синяками и глубокими, уже воспалившимися ранами. Правая рука в запястье опухла, пульсируя неестественным жаром, вдоль спины – пятна жара и холода, в груди под диафрагмой – убийственный холод.
Хаф перешагнул рассыпанные капсулы со слабым болеутоляющим, поднял на руки практически невесомую для него девушку и покинул атта, отдав приказ закрыть шлюз. Диафрагма сомкнулась за спиной, бот перешел в режим временной консервации, запустив протокол самодиагностики и сканирования.
Потом он просмотрит записи с маски те-уман и камер атта. Потом узнает, что произошло за то время, пока он находился в капсуле. Потом проверит территорию... Все это будет потом. Сейчас его волновало иное: холод обжигал даже через активный иолонит. Мертвенный, тянущий силы и внутреннее тепло. Как и тогда, под сорванным двигателем.
Датчики маски считывали температуру тела Хидар: пониженная, но в пределах нормы, сердцебиение замедленное, пульс прерывистый, дыхание мелкое, неглубокое, серьезных травм нет. Кости целы, на запястье и плече – следы вывиха, связки не повреждены. Липкая грязь подсохла и полопалась, топорщась ломкими струпьями и комками с налипшей травой. Глубокие рваные раны опухли и разошлись, грозя скорым нагноением и сепсисом, если их не очистить и не обработать как положено.
Пока не пройдет этот холод, регенерационная капсула – не лучший выход. Иногда древние методы лечения более уместны.
В кар"кахтэр царила тишина. У стены – туша каин амедха. Убита давно: кислота распалась и свернулась комковатой массой. Под форсунками душа – ящик из-под торпед, заполненный холодной водой. Хаф положил те-уман на тренировочную платформу, аккуратно, не тревожа опухшую руку.
Когда-то давно он имел опыт совместной работы с чужаком. С представителем одной из рас, населяющих галактику.
Хаф переложил забытые Хидар вещи на полочку и перевернул ящик, сливая воду. Лежащий на дне длинный нож, зазвенев, скатился по наклонному полу к решетке канализации и замер, упершись рукоятью в стену.
Об образовании малой пары тогда речи не шло: они едва могли терпеть друг друга, вынужденные работать вместе под давлением обстоятельств, с трудом удерживаясь от желания прирезать напарника в первый же удобный момент.
Поставив ящик под форсунки душа, яут включил воду, выставив нужную температуру. Горячая вода поможет согреть тело, смоет грязь, расслабит мышцы.
Общение с Изрой много дало ему, тогда еще молодому яута, только прошедшему Четвертый Круг. Терпимость. Понимание других. Осознание разницы в восприятии и психологии. Полностью оценил он полученные уроки гораздо позже, по прошествии десятков лет, изредка пересекаясь с деятельным и язвительным воином-риссари, не упускающего случая ударить в уязвимое, болезненное место.
Ящик наполнился, Хаф выключил подачу воды и бросил в импровизированную купальню капсулу мыльного концентрата: чистая вода не смывает жирную грязь, пот и кровь.
Пятьдесят четыре дня дрейфа на разваливающемся, лишенном управления корабле, летящем на инерции, аварийные ремонты, подгонка неподходящего оборудования и запчастей, снятых со второго корабля. Тревоги разгерметизации, пробоев обшивки, утечек воздуха и воды, увеличивающийся с каждым днем риск взрыва поврежденного реактора, едва способного выдавать энергию. Спешная добыча льда на пролетающем мимо ободранном ядре древней кометы, до которого едва смог дотянуть атта, и возврат на корабль, пока еще есть возможность его догнать... Им пришлось сработаться и притереться, уживаясь на небольшой территории корабля, они были вынуждены работать вместе ради выживания. Слишком ценную информацию им удалось получить, чтобы они могли позволить себе глупую смерть.
Воспоминания не мешали, они оттеняли реальность. Хаф отложил испорченный иолонит в сторону, аккуратно размотал бинт с плеча, счистил медицинский клей с рваных ран: он свое отработал и теперь бесполезен. Последним яут снял запутавшийся в растрепанных волосах несущий обруч полумаски.
Ннан"чин"де осторожно опустил те-уман в воду, придерживая и не давая погрузиться с головой. Опухшую руку опер на бортик. И замер, ожидая, пока горячая вода размочит присохшую корку жирной грязи. Мертвенный холод колол пальцы, пробирая жгучим морозом в горячей воде, отдаваясь ознобом в теле.
Изра был прав в своих едких, злых, сказанных в запале словах.
Гордыня... Самомнение... Гордость и тщеславие малолетки, прошедшего Десять Кругов. Когда они исчезли, растворились в холодной пустоте?
Последняя встреча с Изрой прошла в тишине. Впервые злоязыкий риссари промолчал, проглотил подготовленные заранее слова.
Тихий смешок сорвался сам собой. Горький, усталый.
Мягкая губка легко смывала грязь, проявляя синяки и гематомы на бледной коже. Сейчас он смотрел в диапазоне зрения те-уман. Непривычный диапазон. Он редко к нему прибегал. Только когда родное зрение не давало возможности правильно оценить внешний мир или было по какой-то причине бесполезно.
Хидар дрогнула в его руке, попыталась сжаться, свернуться комочком, как детеныш кота, но он перехватил ее руку, не позволяя окунуть в горячую воду. Те-уман неудачно дернула кистью, чуть слышно вскрикнула от боли и открыла глаза.
Непонимание, недоумение, сменяющееся узнаванием.
– Ннан"чин"де...
Тихий, охрипший голос. Радость. Облегчение. Счастье.
Хаф осторожно дотронулся кончиками пальцев до мягкой кожи щеки. Бледной, холодной, мягкой. Хидар обхватила пальцами левой руки его запястье, потянув на себя, а он поддался, позволил ослабленной и изможденной девушке сделать то, что она хотела. Те-уман прикрыла глаза, тихо, счастливо выдохнула, уткнувшись носом в его ладонь.
