Текст книги "Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»"

Автор книги: Ирина Краева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

– Разлюбил я Лес, дедушка Лих, – отвернувшись к стенке, ответил мальчик. – Как я тут оказался? Зачем? Почему здесь других детей нет? Скучно здесь. Ни с кем говорить не хочется. Мне здесь тоскливо, потому что я будто слышу – кто-то и обо мне тоскует, ищет меня, зовёт. Я ещё кого-то любить должен, но не вижу – кого. Где мой дом? Где мой друг?

– Это в Лесу-то ты заскучал? На Лес обиделся? – Испуганно спросил Лиходеич. – Да как же ты сказать это смог? Ведь Беда ждет того, кто про Лес плохо скажет. На Лес нельзя обижаться, он не при чём, что ты в нем живёшь. Как же тебе ни с кем говорить не хочется, милый? Так и Дар Речи потерять можно. А ведь этот Дар – самый важный. Дар Зрения и Дар Слуха – это Дары Удовольствия, но Дар Речи – это Дар Даров. Только благодаря нему можно найти Общий Язык и с Лесом, и с Добротой, и с тварью любой. А если Общего Языка не находишь с теми, с кем живёшь, не найти и Свое Место В Жизни. Без любви к тем, кто рядом, не узнаешь себя, не найдёшь себе Места. Вот так, да-а.

– Своё место в жизни, хм, – пожал плечами Тим. – Вот я стою, – мальчик спрыгнул на пол и топнул голой пяткой по мытой половице. – Это мое место. Меня никто не толкает. Я и так на своем месте. Что ты мне всякие скучные вещи говоришь?

– Придет время, поймёшь, – вздохнул Лиходеич, испуганно глядя на Тима.

– Ты лучше скажи, где мне друга найти? У всех есть братья, а где мой брат? Я брата хочу, – с тоской сказал Тим, нахмурив крутой лоб, светлый вихор упал между бровей.

Лиходеич тулупчик на груди комкал, слушая, а сердце у него будто «солнышко» на турнике крутило – переворачивалось.

В это время в окно громко заколошматили, словно кто-то гвозди вбивал. Лиходеич отворил раму дрожащей рукой, в комнату влетел Ворон и, тормозя, процарапал стол.

– Привет-буфет жильцам, – растопорщил перья. – Ну, Лиходеич, двенадцать лет прошло час в час, минута в минуту после нашей встречи – помнишь? Пора должок возвращать! Через три дня господин Ний ожидает вас. Торжество будет громкое. Да, лих человек, про фиолетовый флакончик не забудь, смотри! Я надеюсь, он уже доверху полный, м-м? Вопросы есть? Нет. Ну и привет-буфет вам, до скорой встречи.

Ворон повертел клювом из стороны в сторону и вылетел в окно. А Лиходеич упал лицом в ладони ни жив – ни мертв.

– Дедушка Лих, – потеребил его мальчик. – О чём это Ворон говорил?

– Да так, – со скрипом распрямляя больную спину, проворчал старик. – Тебя это не касается.

Глава четвертая

Издательство приносит свои извинения читателям за то, что не может предоставить для прочтения четвертую главу.

По независящим от издательства обстоятельствам ее только что похитил Ворон…

Глава пятая, в которой господин Ний устраивает торжественную церемонию посвящения Тима в злоденцы

В тот день Илья-пророк, наверное, не одну тройку лошадей укатал по небесным дорогам. Такую войну учинил Громовничек, будто чертей хотел оглушить, извести. Но хромоногие, собранные со всего света на эту ночь в подземном замке Ния, лишь пищали по мышиному при каждом раскате, и еще пуще носились с кухни в Тронный зал, из Тронного зала на кухню, сверкая тяжеленными подносами. Они аж копытца сбили, заставляя деликатесами огромный П-образный стол, покрытый бурой скатертью с позолотой.

Хищно горели факелы в зубах летучих мышей, что висели головами вниз на железных ветках, приделанных к бугристым стенам. В кривляющемся свете чертенята казались особенно вёрткими и противными, а гнутые ножи и двузубые вилки словно шевелились сами собой.

Беспощадный и жестокий дух Ний устраивал Большой бал в честь торжественного приема в злоденцы человеческого мальчика Тимофея. Постепенно Тронный зал заполнялся приглашенными. Представители мужского пола были в чёрных фраках, крахмальных рубашках и с костяными черепами вместо галстуков, а дамы в белых и голубых платьях с непременными украшениями – бриллиантовой Бабой Ягой, аметистовым Огненным когтем или просто свежеотваренной куриной косточкой – очень полезной при колдовстве. Гости нетерпеливо прохаживались вокруг угощений, приглядываясь к блюдам, то и дело звучало: «Чур, это мой кусок!»

Вряд ли следует перечислять все приготовленные яства, чтобы навсегда не отбить вам аппетит. Замечу, однако, что самым изысканным блюдом почитались здесь свиные мозги в собственном соку, грудой наваленные на перевернутый панцирь черепахи, а гарниром к ним предполагались дождевые черви в натуральную величину под острым соусом Яд гюрзы. В графинчиках на столах кипело расплавленное золото и пузырилось серебро, сверкали шкалики с свежей кровью. В трех открытых бассейнах были налиты белые вина. При желании гости могли залезть в них прямо с ногами или копытами и просто-напросто помыться. Учитывая, что многие преодолели огромные расстояния, их плащи и ботинки отяжелели от грязи, это было очень удобно. Уже намечались первая драка среди тех, кто одновременно зачурал гастрономическую новинку сезона – салат «Ужасные сновидения», приготовленный из кошачьих глаз, собачьего лая, страха темноты и стакана валерьянки. Наконец самый маленький бесенок поставил последний графинчик с расплавленным золотом и замер, вытянувшись возле стены, как и остальные копытные, и так же сложил лапы в белых перчатках на том месте, где у него начинал расти еще лысый хвостик.

Бугристые стены сплошь облепили крошечные злыдни, похожие на растолстевших тараканов. Распорядитель бала – важный черт с огромным животом, посеребренными рогами и колокольчиком на корне хвоста, зажал в кулаке первого попавшегося злыдня:

– Если кто-то из твоей банды опять колокольчик на моём хвосте отвяжет – ты три часа вокруг меня стоять будешь. Ни поесть, ни потанцевать, так и знай.

– Я от стыда глазами покраснел! Полный порядок будет, комар носа не обмочит! – клятвенно прижимая лапки к груди, верещал маленький злыдень, и в то же время косил глазом на находчивого приятеля, который выводил майонезом на мохнатой спине Распорядителя надпись «Триглав – обжора». Некоторые из собравшихся толпились у белых статуй гадюк, крокодилов и волков. Как только гость подкидывал в воздух отчаянно визжащую мышь (которую можно было тут же недорого купить), скульптура оживала и молниеносно проглатывала жертву, а потом вместо благодарности распахивала пасть уже на того, кто её покормил. Визг, вой, восторг! Острые ощущения собравшейся публике пришлись по нраву.

Появилась бригада Пёсиглавцев. На их толстых шеях, обвязанных крепкими цепями, торчали здоровенные собачьи головы с вываленными длинными языками. Заметив бильярдные столы, Пёсиглавцы, урча, тут же направились к ним. Но вскоре выяснилось, что они не в состоянии понять даже элементарные правила игры. Поломав за ненадобностью кии – «Такими палками только кур гонять!» – они принялись лупить друг в друга звериными черепами, заменяющими здесь биллиардные шары. Меткостью Пёсиглавцы не отличались, и вскоре от хрустальных ваз, салатников и рюмок на столе осталось не больше половины, а их толстые пёсьи физиономии расцвели синими, красными и жёлтыми синяками.

Бесшумно вполз Аспид, важно пожимая двумя хоботами лапы самым именитым злодеям. Маленькая Кикимора при виде него тут же свалилась в обморок, рассчитывая на щедрые чаевые за демонстрацию восхищения, но Аспид только протащил мимо своё длинное тело со сложенными крыльями, больно отдавив девушке голову. Сегодня он питал надежды на благосклонность дам высшего круга. Чего стоила, например, мёртвенно-бледная Морена – Хранительница Смерти, которую доставили в зал на золотых носилках скелеты, щёлкая челюстями в такт каждого шага. Внешний вид Морены «оставлял желать лучшего», как сказал бы весьма воспитанный человек. Но для всех собравшихся она была эталоном красоты и образцом для подражания. Кости просвечивали через её немытую сморщенную кожу, липкие волосы на голове были растрепаны в прическу под названием «Полный кошмар». В ушах догнивали бананы, на шее болталось ожерелье из протухших сосисок… К ней тут же подошел Позвизд, насылатель Непогоды, и вручил давно увядшие цветочные стебли, добытые на городской свалке.

– О, смердящая из смердящих, – произнес он, выдохнув кислый туман. – Я премило потрудился для вас вчера, наслав на Европу и Америку наводнения! Новых утопленных подданных вы получили сполна! На эти слова Морена откликнулась затуманенным взглядом.

– Ах вы, шалунишка, – хрипло сказала она, распространяя запах тлена. – А я рассчитывала, что вы потопите и Китай.

– Да вы ненасытны, дорогая!!! – Скорчил обиженную гримасу Позвизд, подставляя под бороду ведро, потому что с нее стекали проливные дожди. – Может быть, мы всё-таки станем мужем и женой, организуем совместное предприятие «Горькая парочка»? Сколько блистательных убийств можно провернуть, прикрываясь только погодными условиями! А потом, моя гадость, мое ненаглядное безобразие, этот трон будет наш! – И Позвизд исподтишка указал на огромный чёрный трон господина Ния.

Морена не удостоила ответом повелителя гиблой погоды, она уже спала в носилках, которые по-прежнему держали щёлкающие челюстями скелеты.

Среди званых гостей оказался и Переруг, очень похожий на египетскую мумию, потому что был сплошь завернут в бинты – из-под повязки у него выглядывал только один глаз. Медицинский бинт вместо одежды он вынужден был носить уже давно – по его телу набухали фурункулы величиной со спелый чернослив. А все потому, что он, когда не было под рукой кого-нибудь другого, щипал себя сам, чтобы ссориться и ругаться хотя бы с собой. Следом за ним, сметая на своем пути чертей, столы и даже потоптав свалившуюся на пол соню-Морену, появился Триглав с золотой повязкой на каждой из трех пар глаз. Все головы его остервенело ругались и даже пытались укусить друг друга – он постоянно хотел есть, потому что головы не могли решить, какая из них будет есть первой и что именно.

То там, то тут слышалась возня, чавкающие звуки, болезненные вскрики, брань и визг. Ни одна из игр, предложенная гостям, их не увлекла. Деревянные шахматы Аспид сжёг горячим дыханием на первой же минуте партии. Шашки Триглав перепутал с пирожными и съел. Морена, Позвизд, Аспид сели было играть в карты, но после первой же партии выяснилось, что в колоде восемь тузов вместо четырёх, причём почему-то пять из них козырной масти. После этого никто не захотел брать в руки карты, способные к саморазмножению. Здесь каждому приходилось держать ухо востро, чтобы не стать предметом чьих-нибудь развлечений – собрались профессионалы чёрного зла, лучшие из лучших, то есть худшие из худших. Все ненавидели всех до такой степени, что уже начали сверкать злобные молнии, по стенам побежали первые трещины, то там, то здесь взрывались стаканы. В перенасыщенной злобой, ненавистью, грубостью и глупостью атмосфере Тронного зала запахло неизбежным природным катаклизмом.

– Послушайте, в конце концов, где же этот малолетний злоденец, которого все ждут? – Спросил какой-то мелкий бес у только что появившегося в зале Лиходеича. На что Лиходеич лишь криво усмехнулся и махнул рукой. Выглядел он плохо. Постарел, осунулся, позеленел почти, как Морена. Руки и ноги его дрожали, и от волнения он не мог ни говорить, ни стоять. Пятясь задом, он нашел в Тронном зале самый тёмный угол и повалился туда кулем, обхватив руками свою лохматую голову. И почти в тот же миг застучали барабаны. Оркестр волков маршировал по залу, отбивая такт лапами по животам. Грохот был так силён, что Лиходеичу казалось – то кувалды бьют по его бедной голове и сжавшемуся в иглу сердцу. На потолке открылись невидимые прежде люки, и на гостей посыпались блестящие блошки, очень голодные и потому кусачие. Народ отчаянно хлопал себя, стараясь прибить вредных насекомых, – это и были своеобразные аплодисменты, под шум которых входил в Тронный зал господин Ний.

Каждый увесистый шаг железного великана сопровождался устрашающим лязганьем – так скрипели его стальные суставы. Гремела и бухала мантия – она состояла из множества плеток и цепей, которыми он ради профилактики избивал по субботам своих подданных. Всегда неподвижное лицо, на котором застыла гримаса отвращения, было раскалено. Свинцовая корона на его голове плавилась и с неё срывались капли, насквозь прожигая тех, кто осмеливался слишком близко подходить к самому беспощадному из злопыхателей. В руках Ний держал чугунные скипетр и меч. Наконец он дошел до трона и, лязгая страшным железом, грохнулся на него.

– Черти, злодеи и бесы! – Рявкнул он. – Оборотни, поклонники смрада и зла! Виртуозы обмана, мастера каверз! Господа кровопийцы, джентльмены-душегубы! К вам обращаюсь я, ваш Повелитель! Сегодня у нас большая ночь! Сегодня мы принимаем в свои ряды злоденцев-профессионалов человеческое дитя – мальчика по имени Тимофей! Для нас это большой праздник! Уже несколько долгих лет наши ряды не пополнялись человеческой кровью. Продолжение чёрного дела оказалось под вопросом. Вы измельчали. Погрязли в мелких дрязгах. Сколько раз говорил об этом, но вам хоть колом на голове чеши! Вы меня в упор не слышите! Нет дерзновенных проектов, которые могли бы перевернуть вверх тормашками весь мир. Где новые болезни, эпидемии, голод и мор? Где похищения президентов, звёздные войны и разрушительные землетрясения?! Я, Ний – самый справедливый, Ний – карающий, требую этого от вас! Запомните: справедливость – это наказание. Запомните, иначе вы будете ознакомлены с моим другом по имени Кара, – и он угрожающе взмахнул загнутым мечом. – Мне нужен живой мозг человеческого детеныша. Чтобы он неустанно изобретал новое зло! Двенадцать лет мальчишке прививал азбуку лихого ремесла один мой знакомый леший. Эй, Лиходеич, – Ний махнул рукой в сторону угла, где хоронился леший, – ты отдал мне мальчишку, а теперь отдай мне его бессмертную душу! – К Лиходеичу подбежали бесы и, обшарив, вытащили из-за пазухи изумрудный флакончик. И он тотчас же засверкал в руках Ния. – Ага, – продолжил тот, взболтав содержимое склянки, отчего голова у Лиходеича почему-то закружилась. – Теперь я волен делать с Тимом всё, что угодно. Как и с каждым из вас. У меня большая коллекция таких милых флакончиков, в которых киснут ваши душонки. Помните об этом и бойтесь! – Ний спрятал флакон на груди и тут же, взмахнув тяжеленным скипетром, запустил его в Распорядителя бала. Тот покорно дождался, пока до него долетит смертоносный предмет и пал с проломленной головой. Полежав немного, он ползком доставил скипетр назад Нию и с выражением гордости (поскольку был отмечен вниманием самого высокого начальника) отдал концы. – А теперь приветствуйте короля этого бала!

И публика глухо и злобно зашипела:

– Да здравствует король Тим!

Два чёрта с позолоченными рогами ввели мальчика, одетого во фрак и накрахмаленную рубашку.

– Король! Король бала! – Прошелестело по рядам, и сотни завистливых глаз устремились на бледного мальчика, мечтая испепелить его. По его растерянному взгляду можно было подумать, что он не понимает, где находится и что с ним происходит. Юркий Анчутка подбежал к нему с бокалом какого-то зелья, и воскликнув: «В такой момент нельзя не выпить!», насильно влил в него содержимое. Взгляд мальчика сразу же затуманился.

– А теперь заклеймим его! Поставить ему клеймо чертополоха! Клеймо чертополоха! – Кричали все. Вновь волки ударили по тугим животам. Каждый оглушительный удар для любого человека был бы равносилен удару обжигающего хлыста. Короля бала подхватили под руки, чтобы он не упал. Улюлюкая и вопя, злоденцы принялись срывать с себя одежды, обнажая на плечах клеймо, обозначавшее принадлежность к чёрным силам.

Аспид, размахивая хоботами, подлетел к мальчику, содрал с него фрак вместе с рубашкой и поджег их факелом. Затем он схватил прут с раскаленным железным контуром цветка чертополоха на конце. Подлетел к почти бесчувственному мальчику, и с размаху ожёг его плечо клеймом.

– Мальчик мой! – Отчаянно закричал Лиходеич. – Мальчик мой! Прости меня! Лучше меня убейте! – Ну-ка, вышвырните его вон! – Проорал Ний, обращаясь к чертенятам.

И в этот момент Тронный зал вздрогнул, его потолок и стены начали медленно оседать, огненным дождём посыпались факелы, гости заметались и в отчаянье стали драться друг с другом. Ожившие белые скульптуры набросились на чаны с непроданными лягушками… Впрочем, картина была столь неприятной, что не станем переводить на описание бумагу.

Как и следовало ожидать, Тронный зал не выдержал скопления тёмных сил и загорелся. Земля, растревоженная злобным и диким криком, сотряслась от ужаса, разверзлась и поглотила очаг боли. Но до того, как всё низверглось в бездну, какая-то неведомая сила крепко встряхнула Лиходеича, куда-то понесла, кувыркая, и, сложив вдвое, шмякнула в печную трубу его родной избушки.

Глава шестая, в которой наконец-то появляется четвертая глава

Несколько часов Тим пытался привести Лиходеича в чувство. Чего он только ни делал! Надевал ему на голову хомут, снятый с потной лошади, спрыскивал водой, взятой из девяти колодцев, обсыпал золой, наметённой из семи печек, потом еле-еле отмыл серые щеки дедушки мёртвой и живой водой, заготовленной на самый чёрный день. Ничего не помогало бедному Лиходеичу, он лежал на печи и даже пить не просил. «Это не Лиходеич так сильно болен, – пытался успокоить себя Тим. – Это я виноват. Это я не могу найти Общий Язык ни с золой, ни с водой, поэтому они не помогают мне вылечить дедушку Лиха».

Скоро Тим выбился из сил. Не столько от усилий – для мальчишки, привыкшего к разной работе в лесу, то был не изнурительный труд, да и минута была такая, в которую родные люди не устают. Причиной усталости явилась странная пронзительная боль в его плече. Пошатываясь от красных кругов, плывущих перед глазами, и не зная, чем ещё помочь Лиходеичу, Тим прижался к дедушке потеснее и забылся сном.

А проснулся – сидит сумрачный Лиходеич, камуфляжная форма на все пуговицы застёгнута, за плечами сумка, теребит птичье гнездо в руках. Плохо у него на душе, понял Тим.

– Дедушка Лих, – позвал Тим, спрыгивая на пол. – Лучше ли тебе стало?

Лиходеич покачал лохматой головой и сказал голосом безнадежным и тихим, словно осока болотная прошуршала:

– Мне уже лучше никогда не будет.

– Что-то с Даном случилось? – Догадался Тим. – Где Даня?!! Куда ты его увёл?

– Ох, плохо дело, плохо дело, – заскулил раненым псом Лиходеич, – Ох-хо-хо, топи лесные, хляби небесные! Нет мне прощения, совсем я, старый дурак, из ума выжил.

– Подожди причитать раньше времени, дедушка Лих, – обнял его большую голову Тим. – Расскажи всё по порядку. Вместе думать будем.

Лиходеич робко взглянул на мальчика и спросил:

– Проклянёшь?

Тим только головой покачал, тревожно вглядываясь в исслезившиеся глаза Лиходеича.

– Нету Данечки, у Ния он. Вместо тебя я отвёл его к злодею… – И старый леший впервые всё честно рассказал Тиму, откуда он появился в Разбитой коленке. Рассказывая, Лиходеич с нарастающей тревогой поглядывал на Тима, который вёл себя странно. Тёр левое плечо, ойкал, осторожно отводил рубашку, болезненно налипавшую, видимо, на какую-то рану.

– Что там у тебя?

– Продолжай, – попросил Тим.

– Я подумал: кто он мне, этот Даня? Никто. Я его знаю-то один день. А тебя люблю больше Разбитой коленки, больше жизни своей. Ну и я, чтобы спасти тебя… взял Даню и отвел… к Нию, ничего никому не сказав, – произнеся все это, Лиходеич втянул голову в плечи и закрыл глаза.

– Как же ты мог? – Тихо прошептал Тим.

И, схватившись за плечо, болезненно скорчился. Лиходеич подскочил к мальчику и расстегнул на нем рубашку. На белой коже отчетливо выделялась кровавая рана в виде контура цветка чертополоха, будто выжженного железом. Лиходеич аж вскрикнул.

* * *

– Подмена! Карающий и справедливейший Ний, это подмена! – Орал Ворон, взбираясь и соскальзывая по скользкой железной фигуре главного злодея. – Нас провели! А еще благородные! Чистые воры! Читайте! Я украл из повести главу! Осмелюсь вам прочитать её, вы поймете всё! Я ни в чём не виноват!

Ворон, захлебываясь от ужаса перед наказанием, которое может последовать от Ния, начал читать срывающимся, подобострастным голосом.

Глава четвертая (украденная), в которой Тим начинает верить, что нашёл счастье, а Лиходеич решается на второе преступление

– Эй, Тимочка, – позвал Лиходеич на улицу мальчика. – Глянь сюда, что покажу.

Тим присел на завалинку, притулился худым плечом к круглому боку дедушки. После того, как побывал в их доме Ворон, дедушка Лих еще добрее стал, не отвертишься от него, пока за обедом молоком не упьешься и мёдом не объешься, но сам он какой-то не такой, бормочет себе в усы что-то, ругается, а по ночам, как медведь, вздыхает.

– Мой прадедушка, который в этой избушке жил – польза, прочность, красота – вот его девиз был! – оставил мне завещание, – не без гордости сообщил Лиходеич, раскладывая на пятнистых камуфляжных коленях кусок бересты. – Вот про то тут и написано. Специально для меня грамоте научился, и всё честь по чести расписал. Видишь, буковки Аз, Буки, Веди…

– Что он тебе завещал?

– Не суетись, малёк, – с улыбкой, неторопливо пережёвывая каждое слово, говорил Лиходеич, наслаждаясь осознанием того, что о нём близкий родственник в бог знает какие времена беспокоился.

– А завещал он мне клад.

– Клад? Какой клад? Где он зарыт? Чего ж ты раньше молчал? Мы же его раньше откопать могли! – Обрадовался Тим, подхватывая бересту и стараясь разобраться в почти стершихся закорючках.

– Да не торопись ты, малёк, – повторил Лиходеич, мягко отбирая заветный кусочек. – Как же ты не понимаешь, что каждый клад – он вызреть, как картошка, должен. Чтобы клад получить, зарок, с которым он положен, знать нужно.

– Ну да, да, да, – закивал золотой головой Тим, отчего вихры меж бровей, как гривка у коня, замотались. – Помню, помню. На большой дороге, между просекой почтовой и казённой, зарыт клад. Чтобы найти его, надо сорвать себе горло.

– Гы-гыыы, – засмеялся Лиходеич, – что ты мне здесь пули льёшь?

– Ну как же не сорвать, если надо спеть двенадцать песен, чтобы ни в одной не было сказано ни про друга, ни про недруга, ни про милого, ни про немилого.

– Да-а, – мечтательно запрокинул Лиходеич голову, ловя лицом ветерок. Подержал его на губах, поцеловал, вкусного, хвойного, и бережно сдунул малыша. – Трудно среди русских песен такую найти, чтобы про друга или про милого в ней не пелось, не плакалось, или чтобы благо своему сердечному-закадычному не воссылалось. Ну, ладноть, а ещё что про клады помнишь?

– Дедушка, – укоризненно подтолкнул его плечом Тим, которому не терпелось про настоящий клад узнать, своими цепкими зелёными глазами на него посмотреть. – Что-что! Под сосной ещё может клад быть зарыт. Чтобы получить его, нужно голову сломать.

– Ну уж ты загнул!

– А разве нет? Нужно влезть на сосну вверх ногами и спуститься вниз таким же макаром. То есть вниз головой. Ну, где твоя сосна? Сейчас полезу. Говори-говори, я полез! Где сосна-то заветная? – Тим вскочил.

– Этот клад отписал мне дедушка, такой же леший, как я, но только знаниями дремучими владел – по нынешним временам в академиках бы Российской Академии Наук числился. Но этот клад нельзя ни из земли вырыть, ни из-под воды достать.

Тим скорчил недовольную гримасу, чувствуя какой-то подвох. А Лиходеич продолжал:

– И как он выглядит, я даже не предполагаю. В завещании сказано, чтобы я именно в этот день вышел на завалинку и ждал. Сегодня всё само должно случиться, – как-то туманно выразился Лиходеич. – А вот потом, сказано…

– Ага, ну ты жди, – кивнул ему Тим, поняв, что пока не предвидится подержать в руках фамильные сокровища лешего рода. – Я до Водяного добегу, он обещал мне показать, как в щуку превращается.

Лиходеич усмехнулся, сказал вслед:

– Учись, малёк, – и засмотрелся вверх на солнышко и, может быть, даже приснул на тепле.

Когда он открыл глаза, рядом с ним снова сидел Тим.

– Пришёл, внучок? – улыбнулся Лиходеич.

– Пришёл, – улыбнулся в ответ мальчик.

– Водяной рыбки не передал с тобой?

Тим только плечами недоуменно пожал.

– Дедушка, есть что попить?

– Сходи в дом, молочка-то хлебни.

Через минуту перед вновь задремавшим Лиходеичем стоял Тим, держа в руках связку краснопёрых пескарей.

– Дедушка Лих, это тебе Водяной передал.

– Да ну-у-у-у, – удивился Лиходеич. – Ты, что ли, запамятовал сначала?!

– Да не забывал я ничего, – пожал плечами мальчик. – Водяной сказал, что вечером придет чай пить. Говорит, очень устал сегодня. Оказывается, утром рыбаки вытащили в сетях его младшенького, ну ты знаешь, он всегда куда ни попадя лезет. Принесли в дом, он плачет. А потом сам нашёл колодец, запрыгнул в него – хохочет. Тут и поняли, чей это сын. Отнесли на речку в лес – там уж супруга Водяного хвост избила – ищет малыша. В общем, договорились, что теперь Водяной будет им в сети по пятьдесят килограммов рыбы каждое утро загонять.

– Прикроет это дело рыбнадзор, – посомневался Лиходеич.

– А клад-то еще не свалился с неба? – Лукаво поинтересовался Тим и пошёл по своим делам. Но тут же вернулся.

– Спасибо, дедушка, – говорит. – Только я молочко не попробовал – в кувшине лягушка плавает.

– Ну так что? – Удивился Лиходеич. – Аграфена завсегда молочко остужает. Не узнал? Она ж аккуратная, сам знаешь, иди.

Тим ушел, неуверенно сказав:

– Пить уж очень хочется.

– Хм, – пожал плечами Лиходеич, – ох, избаловал я парня.

– Дедушка! – Вдруг сразу с двух сторон услышал крик Лиходеич. Влево посмотрел – Тим благим матом орет, руками машет, а на голове у него возмущенно Аграфена квакает, вправо посмотрел – Тим благим матом орет и показывает пальцем на второго Тима с лягушкой.

– Наваждение, – прошептал Лиходеич, три раза через левое плечо плюнул и скорехонько перекрестился. Ничего не помогло – два Тима стояли друг напротив друга и вопили. – Цыц! – рявкнул Лиходеич и ногами затопал. – Аграфену мою напугали! Нельзя так с почтенными дамами обращаться! Тимы примолкли, а лягушка от греха подальше в кувшинчик плюхнулась.

– Дедушка, кто это?! – Закричал один Тим.

– А ты сам-то – кто?! – С досадой рявкнул Лиходеич. – Как узнать, кто из вас оборотень? У обоих волосы золотые, глаза зелёные ошарашенные, носы облупленные и – сразу видно – любопытные. На обоих костюмчики джинсовые. Одна разница – он лягушку боится, орет как оглашенный. Что про меня с таким ором в лесу подумают – леший, скажут, на старости лет умом тронулся, детей режет!

– Я – Тим! – Обиженно сказал Тим и недобро уставился посиневшими, как грозовая туча, глазами на двойника.

– А я – Дан, Даниил, Даня, – сказал другой Тим, также темнея глазами. – Я из лагеря пришел.

– Ну, вот я и дождался того, чего боялся, – опускаясь на завалинку, прошептал Лиходеич. – Вот он, клад, значится… С юмором был мой сродственничек, ох, с юмором… Всё, кончилась моя спокойная жизнь, как пить, кончилась, – и уже громко и как-то по-стариковски горько, обиженно крикнул, ткнув пальцем с каменным ногтем в сторону Дана: – Ты брата хотел? Вот он стоит, лягушек боится. Шила, видать, в мешке не утаить! Ну, не понятно говорю? Братья вы, братья. Тимидан какой-то получился!

Тим и Дан во все глаза смотрели друг на друга, изучали пытливо, а потом вдруг разом расхохотались:

– Тимидан! Тимидан!

– А ты точно не оборотень? – На всякий случай поинтересовался Тим, засматриваясь в глаза с такими же золотистыми улыбками, как у него самого.

– Точно не оборотень. А ты мой брат, да? Я тебя ищу! Правда, ты мне не снишься? – Спрашивал Дан.

– Не-а! – Недоумённо и радостно отвечал ему Тим, не отпуская из своей обветренной руки руку брата. – Я тебя ждал. Я так хотел, чтобы ты у меня был. И вот – на тебе, сам пришёл. Лиходеич тем временем, смешно размахивая руками, что-то ловил летучее и невидимое в фиолетовый флакончик.

– Что это вы делаете? – Спросил Дан.

– Да смех я ваш ловлю, – засмущался Лиходеич. – Нравится он мне. Хочу, чтобы навсегда сохранился. Даня только плечами пожал – чудеса здесь в лесу, да и только.

Когда страсти улеглись, то начался серьезный разговор – за жизнь.

И выяснилось, что мама Тима и Дана всю жизнь после рождения близнецов и удивительного исчезновения одного из них прямо из роддома, была уверена: пропавший сын жив. Никто в это не верил кроме неё и Дана. Несколько лет тому назад на местном телевидении появилась передача о проделках главврача местного роддома. Оказывается, он не один год продавал малышей разным людям и даже иностранцам. Корреспондент предполагал, что дети и в частности один из братьев Кузнецовых (фамилия Дана и Тима) вполне могли оказаться живыми, и их надо искать как за пределами страны, так и в сельской местности в окрестностях города. После этой передачи Даня специально поехал летом в лагерь труда и отдыха, чтобы местных жителей поспрашивать, не видали ли они мальчика, похожего на него. И вот удача – на второй же день поисков он наткнулся на избушку, где живёт его собственный родной брат.

– В этом ничего удивительного нет, – пояснил Лиходеич. – Когда человек выбрал правильный путь, считай, он уже треть пути одолел. Когда он идёт по нему и не сбивается, конец пути ему навстречу сам бежит. Значит, ты, Даня, хороший человек, если тебе удача благоволит.

А Даня с Тимом не могли наговориться. Тим его и с Водяным познакомил, и вихорево гнездо подарил, рассказал, как по камням можно будущее узнавать. А потом, когда сумерки в углах завелись, в ту минутку, когда душа особенно уюта просит, Даня рассказал Тиму про маму, а про отца сказал, что он погиб ещё до их рождения при испытании секретного корабля, а вот какого именно – морского или космического – пока уточнять не стал.

– А какая она – наша ма-ма? – Тим произнёс слово мама так, как будто впервые научился говорить. – Мама? – Переспросил Даня. И тут же выпалил: – Знаешь, как она тебя любит?!

– Не знаю, – растерянно произнёс Тим. – Разве меня можно любить?

– Она тебя очень любит, – вновь повторил Даня. – Ты увидишь её и сразу поймёшь: МАМА.

Вечером он, пообещав на следующее утро вернуться, засобирался в лагерь – предупредить, чтобы в розыск теперь уж и его не объявляли. Лиходеич вызвался его проводить, а Тима, несмотря на все мольбы, заставил дома сидеть – срочно улей готовить для новой пчелиной семьи. По дороге, когда уже далеко отошли от избушки, леший Дану и предложил:

– Хочешь на бал нечисти посмотреть?

– Хочу, – ответил ничего не подозревающий Дан.

– Пошли, – потянул его за рукав леший. – Только ты ничему не удивляйся, делай то, что тебе говорят, и знай: как бы тебе страшно ни было, все это когда-нибудь кончится.

Ох, как непросто было Лиходеичу вести Дана к лютому Нию. Леший старался не смотреть на мальчике, по лицу и весёлому характеру неотличимому от Тима. Ноги у Лиходеича заплетались, на ровном месте он падал. Сороки вопили: «Беги, парень, беги!» Но Данька не знал лесного языка и только подсвистывал птицам, думая, что они друг с другом разговаривают.