355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ирина Краева » Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки» » Текст книги (страница 12)
Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»
  • Текст добавлен: 14 сентября 2016, 22:26

Текст книги "Тим и Дан, или Тайна «Разбитой коленки»"


Автор книги: Ирина Краева


Жанры:

   

Детская проза

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

– До свидания, Арамия! Мы обязательно встретимся с тобой.

АААААААААААААААААПЧХИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!

– Будь здоров, Тим! Когда же мы встретимся? – С грустью сказала она.

– Не так давно я мог предсказывать будущее. Но потом этот дар у меня исчез, – сказал Тим, пристально глядя в её прозрачные глаза, похожие на застывшие слёзы. В носу у него вновь отчаянно защекотало, и он прихлопнул нос рукой, чтобы тот не взорвался. – А-а-а-а-а-апчхи! Так, это уже третий! – Тим потряс головой, чтобы стряхнуть с волос труху и паутину, свалившиеся на него с потолка. – Так вот, когда-то, перед тем, как почувствовать то, что должно было произойти, у меня чесалась левая пятка, холодел нос, и я чихал не менее трёх раз. Пятка, причём именно левая, у меня сейчас тоже чешется. Поверьте, это достаточно мучительно: когда одновременно чешется левая пятка и чихается.

– Что ты хочешь сказать, мальчик? – Арамия с недоумением смотрела на него.

– Именно то, Арамия, что случится на самом деле: мы ещё встретимся с тобой, и когда это произойдёт во второй раз, ты узнаешь свою дочь, – уверенно сказал Тим, сияя зелёными глазами. Арамия, не веря, лишь покачала головой, а потом взяла на руки Обби и нежно поцеловала в зелёную звёздочку.

Через минуту они разошлись: Арамия повела мать с улыбающимся в счастливом сне ребёнком длинной и более безопасной дорогой, намереваясь препроводить в руки их мужа и отца, а Тиму и Обби она указала короткий путь выхода из крепости. Но верный ли он для них – никто не знал.

Глава четвёртая, в которой Тим и Обби танцуют на плахе. И не только они

– Тим, когда же это кончится? – Взмолилась Обби, опускаясь к мальчику на плечо. – У меня уже крылья не шевелятся! За эти два часа я сделала пять миллионов взмахов, я больше не могу! – Обби, потерпи! Выход из крепости совсем рядом! Ого! Откуда здесь ковёр? – Только ступив на мягкий ворс, Тим разглядел в полумраке на полу подземелья огромный цветастый ковёр.

Обби слетела с его плеча и в изнеможении разбросила крылья по узорчатой шерсти:

– Блаженство! – Воскликнула она.

Но тут ковёр, как живой, прогнулся под ней, дёрнулся под ногами мальчика, повалив его, и алчно схватив добычу, канул вниз.

Они больно ударились, приземлившись на дно узкого и высокого колодца. Как только, охая и потирая больные места, друзья распрямились, далеко вверху над ними нависло ухмыляющееся лицо Дана.

– Ну что, набегались? Моя ловушка удалась. Не так ли? – Загудел его голос. – Вы будете сидеть здесь до тех пор, пока ты, Тимошка, не согласишься служить у господина Ния. Иначе сгниёте. А чтобы у милой птички не возникло желание полетать, Морена наложит заклятие. Оно будет посильнее самой тяжёлой крышки.

Рядом с Даном возникло измождённое лицо хранительницы смерти. Несколько раз она взмахнула рукой – при этом фаланга левого мизинца оторвалась и полетела в каменный мешок вместе с белыми крошками, похожими на крупицы соли.

– Подумайте хорошенько над своим поведением. Голод лучший советчик при решении самых щекотливых вопросов. Желудок вполне может заменить мозги, особенно такие, как у тебя, мой ненаглядный братец. – С этими словами Дан исчез.

– Пыль и плесень, – сокрушённо вздохнула Обби. – Пыль и плесень – и ничего более. Не знаю, Тим, как на тебя действует такая обстановка, но меня она располагает просто к зверскому аппетиту. Тим только слюну сглотнул и принялся выскабливать оторванной пуговицей состав, скрепляющий булыжники.

– Единственное, что мы можем сделать, это постараться продолбить в стене лестницу наверх, а там уж будет видно, насколько крепко заклятие Морены. – Мальчик с досадой ударил по стене: – Ну надо же так глупо попасться на этом ковре!

Обби молча принялась долбить клювом состав, который, казалось, намертво схватил камни. Они трудились час, два, три. Может быть, они долбили стены пять часов, может быть, больше. Спустя какое-то время Обби и Тим проголодались так, что были уверены: эти проклятые стены они скребут не меньше пяти суток, и кто знает, может быть, так оно и было. Обби попробовала проглотить мерзкую смесь, но тут же выплюнула: та оказалась горькой.

– Я уверена, что в такой момент Родион придумал бы, как не страдать от голода!

– О да! – Засмеялся Тим. – Родион обязательно что-нибудь придумал. Знаешь, он, пожалуй, сказал бы…

– …утолить голод, друзья мои, даже в таких антисанитарийных условиях можно вполне приятным способом! – Подхватила Обби голосом Родиона и так же закачала головкой, как это обычно делал он.

– Нет ничего проще! – Тим забасил, подделывая свой голос под хрипловатый и вдохновенный голос коллекционера: – Друзья мои, вы, конечно, помните, как чудесно пахнет вишнёвый пирог. В его завораживающем вкусе есть изящество взмаха крыльев бабочки Пектуресы – самой красивой бабочки Видении…

– При каждом взмахе её изысканно изогнутые крылья меняют свой цвет, – мечтательно продолжила Обби. – То они наливаются рубиновым сочным цветом, какой бывает у крупных зёрен самого спелого граната или у ароматного виноградного вина. То они мерцают изумрудно-солнечным сиянием, как звезда Альмаир – покровительница Видении.

– Стоит положить в рот лакомый кусочек вишнёвого пирога, как на языке начинает звучать чудесная симфония: раздаются решительные аккорды сладкого теста…

– …вишнёвый аромат виолончельной мягкостью ласкает нёбо…

– …и словно шепчет: главное в этой жизни – нежность, а кислинка подсказывает: и, конечно же, любопытство. Вишнёвый пирог большой и нарядный, как опера или балет. Его можно есть долго, он всегда остаётся и на второй день… – Тим замолчал, внимательно присматриваясь к Обби. Она заснула, зелёные волоски безмятежно покачивались на её головке.

«Совсем ослабела, бедняжка, – подумал Тим и прикрыл её джинсовой жилеткой. Он сам улёгся рядом, надеясь хотя бы сном подкрепить силы. Мальчик закинул руки за голову и размышлял: – Удивительное дело: рядом со мной только Обби. Но разве на этом Пути мне не помогали Лиходеич и Числобог, и Родион? Кстати, кто-то же вызволил нас из плена духов… Любовь друзей – как невидимый спасательный круг, всегда на мне. Сколько добрых и мудрых людей живут в этом мире. Я с ними ещё не знаком и, может быть, со многими так никогда и не встречусь. Но ведь они есть. И если бы мы встретились, то обязательно стали бы друзьями. И это не так уж важно, успел я познакомиться с ними, или ещё пока нет. Главное, они есть», – Тим присел, ещё раз оглядывая серые стены. Он оглядывал их с любопытством и даже с азартом, как смотрит альпинист на высоченную гору перед восхождением – дескать, мы померяемся с тобой силами, но победителем буду я, это дело решённое, баста!

– Мама, – прошептал Тим и свернулся клубочком. Когда он думал о ней, он всегда становился маленьким, будто беспомощным, и одновременно сильным, самым сильным, потому что всегда хотел её защищать. Мама была волшебной – как никогда неувядаемый цветок, как нерушимый заговор на счастье и радость, как сбывшаяся мечта и вечная надежда. Он знал: все беды и страхи, всю боль и коварство пересилит её любовь. Тим представил, как чудесная, самая красивая, самая добрая в мире рука – мамина – взяла из загрубевшей, обросшей мхом горсти Лиходеича фиолетовый флакончик с частицей его души, и больше никому не отдаст. И значит, все будет хорошо, и они спасутся. Он заснул, и во сне его навестила радость из будущего.

…Мальчик проснулся от мяуканья, настырного и лишённого малейшей приятности. Возле сидели серые лохматые лесавки и, задрав остроносые мордочки, драли глотки – дескать, вставай!

– Как вы здесь очутились? – Спросил Тим вместо приветствия. Проснувшаяся Обби тоже вытаращили глаза от удивления.

– Это было не так уж трудно, – пискнули лесавки, довольные, что на них наконец-то обратили внимание. – В Видении всегда знают, где искать настоящих героев.

– Я не герой, – недовольно буркнул Тим, – я брата ищу.

– В заклятии, которое наложила Морена, – как всегда она всё делает наспех, даже колдуны творит без души, – мы отыскали маленькую-маленькую дырочку, и вытянувшись в ниточку, проскользнули сюда, – верещали лесавки, радостно играя друг с другом в ладушки. – По верёвочке спустились, даже не ушиблись нисколечко. Дырочка была крохотной, не больше следа от муравьиной лапки, трудно было верёвочку протащить сквозь неё, но уж мы постарались, ведь так велико желание прославиться вместе с вами. Мы подумали, что можем стать последними, кто с вами разговоры разговаривал перед героической смертью, которая может наступить, когда до свободы – рукой подать.

– Рукой подать? – Насторожился Тим.

– Да-да. Если подняться наверх в зал, то там есть маленькая дверца, она ведёт на балкон. Стоит с него спрыгнуть – и ты в кустах, таких густых, что никто и не заметит. Но что об этом уж говорить, – пренебрежительно замахали волосатыми ручками лесавки и скорчили презрительные мордочки. – Вы же всё равно, считай, погибшие души! Ваше последние желание мы доведём до общественности Видении. Вы тут умрёте от голода, а мы потом рассказывать всем будем, как вы в каменном мешке свои последние героические минуты провели. Половина вашей славы, треть, пусть даже четвертиночка нам достанется. Пресс-конференции проводить, воспоминания писать – нам хватит. Считай, за один сегодняшний день мы себе на всё оставшуюся жизнь денег заработали – чем плохо? И вам почётно и спокойно с жизнью расстаться – не в безвестности, и нам прибыльно. – Молодцы вы, лесавки, – засмеялся Тим. Его настроение заметно улучшилось.

– Мы спасены, – подмигнул он Обби. – А вы правы, лесавки, хочешь быть героем – будь им! Обби, надеюсь, перстень, подаренный Древесняками, ты ещё не потеряла? С ним мы в любую дырочку пройдём.

– Конечно, не потеряла, вот он, – на крыле лебеди сверкнул магический перстень. Серебряный ободок чуть потускнел, но сам золотой знак бесконечности, осыпанный клюквенными рубинами и капельками бриллиантов, сиял по-прежнему.

Не зря наши пленники старательно выскабливали состав, цементирующий булыжники, не зря. По камням, как по ступенькам лестницы, они поднялись наверх, почти к самой кромке каменного мешка, и затем, передавая друг другу перстень Древесняков, проскользнули в отверстие, свободное от заклинания Морены. Следом за ними вылезли и лесавки и отошли в сторонку озадаченные. Они всё никак не могли решить: выгодно им или нет, что Тим и Обби не умерли на их глазах героической смертью от голода. Кто знает, как повернётся дело в будущем: может быть, они сами захотят проводить пресс-конференции и писать мемуары о своих приключениях? Но с другой стороны, именно они, лесавочки, указали Тиму и Обби дорогу к спасению. Как не крути, они становились соучастниками приключения! Лесавки шептались, вздыхали, потирали толстые животики лапочками, взволнованно обсуждая открывающиеся перед ними перспективы. Ни Тим, ни Обби не заметили, когда они исчезли…

– Обби, смотри, эта дверь ведёт на балкон. О ней говорили лесавки! – Тим помедлил, прежде чем распахнуть её… и толкнул.

На пороге, уперев руки в бока, стоял разъяренный Дан. А за его спиной нетерпеливо вились Пёсиглавцы, Кикимора, Морена. Они строили рожи, высовывали языки и шипели. Черты бледного лица Дана за это время исказились ещё сильнее. Щёки сплошь обросли серой шерстью, ноздри вывернулись, превратив человеческий нос в поросячье рыльце.

– Надолго вас нельзя оставлять! – Проговорил Дан, похлопывая по ноге железным когтем, который раньше принадлежал Арамии. – Мы всегда будем сильнее вас, потому что стоим на карающей справедливости. Вот в чём гвоздь вопроса!

Тим, поглаживая прижавшуюся к его груди Обби, сохранял полное спокойствие. Чем безысходнее казалась ситуация, чем меньше шансов оставалось на спасение, тем увереннее он себя чувствовал, тем веселее ему становилось. Он стоял, расставив ноги в разодранных на коленях джинсах, и улыбался.

– Схватить их! – Рявкнул Дан, отворачиваясь от насмешливого зелёного взгляда брата. Стальная сетка откуда-то сверху упала на Обби и Тима, больно приплюснула друг к дургу. Пленников обступили злоденцы и, злобно шипя и покрикивая, погнали ударами и пинками. Друзей вывели за крепостную стену. Над ними дышало небо, млеющее в утренней нежности. На земле таяли сумерки, накопившиеся за ночь, раздольно горела под солнцем река, лёгкий парок поднимался с влажных кудрявых лугов, красным горели стволы леса – леса, в котором и была Вечная роща с чудотворным огнём…

– До Знича пять минут пути, – шепнул мальчик приунывшей подружке. – Числобог говорил: идите на свет. Солнце бьёт нам прямо в лицо. До Знича осталось немого. Но Обби только вздохнула. Она уже заприметила огромную деревянную колоду, и поняла, что это – плаха для казни. Прижавшись дрожащей грудкой к Тиму, она навсегда прощалась с ним.

Пёсиглавцы рычали и лаяли, громыхая цепями, опутавшими их жирные шеи. Скелеты, хрустя костями, раскачивали на скрипучих носилках храпящую Морену. Кикимора строила Обби рожи и угрожающе потрошила подушку, взвизгивая: «Вот что я сделаю из тебя!» Позвизд запрокидывал голову, и в горле у него громыхали раскаты грома. Шаман нетерпеливо лупил в бубен.

Каково же было удивление Тима, когда среди злоденцев он заметил счастливые мордочки лесавок.

– Так, значит, вы с ними? Это вы сказали Дану, что мы выбрались из каменного мешка? – Гневно прошептал он.

Лесавки смущённо хихикнули, потупили глазки, и, прикрыв лапками ротики, застрекотали невинными голосками:

– Ну что ты, Тим, на нас обижаешься?! Зря! Мы же не только о себе, но и о твоей славе думаем. Тебе и твоим друзьям – подвигом больше, подвигом меньше, а для нас каждое ваше доброе дело – копеечка, а то и рублик. Ну, сказали мы Дану, что вы выбрались из каменного мешка, – что с того? Ты же всё равно выпутаешься, – и лесавки вполне по-приятельски улыбнулись мальчику. – Ний рядом! Ний рядом! – Над площадкой кружил Аспид, трубил в два хобота и шумно хлопал уродливыми крыльями. – Ний рядом! Готовьтесь встречать Самого Справедливого!

Раздалось лязганье, скрежет, будто огромная железная собака облизывала ржавую кость чугунным языком. Двое маленьких бесенят прикусили языки, вздрогнув от тяжёлых шагов главного злоденца. Ний шёл, и с его лица сыпались раскалённые капли. Злоденцы верещали, аплодировали, отбивая ладони о собственные щёки, бока и животы. Бубнил бубен шамана, трещали костями скелеты, звякали цепи Пёсиглавцев.

С непроницаемым лицом Ний взгромоздился на трон и обвёл всех красно-жёлтыми глазами. Его взгляд остановился на Тиме, и мальчику показалось, что в лицо ему плеснули кипятком. Но отворачиваться он и не подумал.

– Вот ты и передо мной, – медленно проговорил Ний, обстоятельно рассматривая Тима, как повар кусок мяса, соображая, куда его лучше пустить – на бифштекс или отбивную. – Я тебя ждал раньше. Нехорошо опаздывать. Я тебя покараю. Этот мир держится только на карающей справедливости. От карающей справедливости должны у всех стынуть волосы в жилах. Только тогда будет порядок. Вся карающая справедливость здесь! – Ний потряс кривым мечом. – Эй, там, кто-нибудь! Заковать Дана в наручники! Он сделал своё дело и теперь пусть отдохнёт! – Урчащие Пёсиглавцы схватили опешившего Дана, который что-то пытался сказать, защёлкнули наручники на его заломленных назад руках и когтистыми лапами закрыли ему рот – нишкни! Ний снова уставился в глаза Тима, стараясь подчинить своей воле. – ТЫ-БУДЕШЬ-СЛУЖИТЬ-МНЕ! – Веско произнёс он. – Я-ЗАКАЗАЛ-ТЕБЯ-ДВЕНАДЦАТЬ-ЛЕТ-ТОМУ-НАЗАД. Я-НЕНАМЕРЕН-ОТКАЗЫВАТЬСЯ-ОТ СВОЕГО-РЕШЕНИЯ. ТЫ-БУДЕШЬ-МОИМ.

Внимание Тима отвлекли два маленьких бесёнка, которые с большим сачком для ловли бабочек охотились за искрами, то и дело слетающими с разгорячённой физиономии главного злоденца. Два неразумных существа с ещё молочными рожками, очевидно, приняли искры за разновидность каких-то мух-красавиц и собирались потом на досуге заняться выдиранием у них лапок и крылышек – чисто бесовское развлечение. Они ползали у всех под ногами и от кончиков рожек до кончика лысого хвоста извалялись в пыли. Десять искр – Тим сосчитал – они упустили, а одиннадцатую и двенадцатую поймали одновременно – каждый изловчился и прихлопнул красную искорку пушистой ладошкой. И в ту же секунду довольное хрюканье сменилось обиженным визгом. Бесенята пищали не столько от боли, сколько от разочарования: на трясущихся ладошках вместо красивой мухи шевелились от ветра серые хлопья. Тим невольно расхохотался.

– ЧЧЧЧЧТТТТТТТТТТТООООООООООО???????????????? – Завопил Ний. – Значит, отказываешься служить мне?!

– Конечно, – пожал плечами Тим, отметив, что в небо уже налилось румянцем, развеселилось. В нём запела малиновка. «Та самая?» – Подумал мальчик.

– Ты сам подписал себе приговор, – изрёк Ний. – Эй, мальчишку на плаху. Тебя пожизненно лишат разума, а твою душу запихнут во флакон, и я смогу забавляться с ней, когда захочу. Тебя – глупого и бездушного – сдадут в сумасшедший дом, запрут в палату для буйнопомешаных. Урча и сопя, Пёсиглавцы извлекли Тима из стальной сетки и потащили к дубовой колоде. Возле неё приседал и потряхивал ногами шаман, его глаза блистали, как сабли в руках ловкача-джигита. На плаху села и беспокойно запрыгала малиновка, сверкая розовой грудкой. Она свистнула так звонко, что все злоденцы услышали и удивились, что кто-то ведёт себя так, будто не они тут главные.

– Сам, – стряхнул грязные лапы с плеча Тим и твёрдо, угрожающе повторил: – Сам!

Он подошёл к плахе… и вдруг подпрыгнул так высоко, что все охнули: улетит! Сделав кульбит в воздухе, Тим приземлился руками на колоду, смешно сгибая и разгибая то одну, то другую ногу. И вдруг кто-то ещё так же ловко, как Тим, прыгнул на плаху, встал на руки и заболтал ногами. Тим вздрогнул, заметив у незнакомца свои зелёные глаза, такой же, как у него вихор, упрямо нависший между бровями. Будто это был второй Тим. Или Дан. «Непонятно кто…» – пронеслось в голове у Тима. Он подумал, что начинаются галлюцинации. Между тем этот Непонятно кто, перевернувшись вверх тормашками, маршировал загорелыми руками по занозистой плахе и подмигивал ему.

Малиновка свистнула, стала перелетать с одной светлой головы на другую, юрко проскальзывала под руками, потешно карабкалась по перевёрнутым спинам, ногам, слетала, кружилась. Мальчишки, которые не переставали делать кульбиты, словно жонглировали ею. Обби вертелась, вертелась в крепко сдавившей её стальной сетке – и вывернулась из неё. Она тоже присоединилась к Тиму и Непонятно кому: прыгала, перелетала, подкурлыкивала.

– Так не лежат на плахе! – Взревел Ний. – Ты размножился! Ты с ума сошёл!

– Прекрати дурацкие игры! – Вопил Аспид, остервенело хлопая крыльями. – Ты с ума сошёл!

– Кто он? Кто из них Тим? – Завыли злоденцы. – Что это за дурацкие игры! Раздвоение! Он с ума сошёл!!!!!!!

– Не этого ли вы добиваетесь от меня? – С насмешкой поинтересовался Тим и, перекувырнувшись в воздухе, вновь встал на руки. То же самое, будто был его зеркальным отражением, повторил и Непонятно кто. Следующие фразы они сказали одновременно, в один голос: – Разве я не исполняю ваше приказание? Просто нашёл приятный для себя способ сходить с ума – вот и всё!

Злоденцы жалобно заголосили, не зная, что теперь делать. Отбивая такт звонкими шлепками по свежему жёлтому спилу колоды, Тим продекламировал:

 
Огненный Ний громко икал,
Рядом с мячом первоклассник стоял.
Нет, не сыграет мальчик в футбол —
Жадный злодей проглотил его гол.
 

Непонятно кто расхохотался. Похоже, он не был галлюцинацией. Разве могут галлюцинации хохотать? И уж совсем точно, что галлюцинации не умеют сочинять стихи, а Непонятно кто точно таким же голосом, как у Тима и Дана, продекламировал:

 
Плачет Морена. Что за дела —
Кожа её, как сахар, бела.
«Будет болотной», – доктор сказал.
Пиявки на щёки он ей прописал.
 

Злоденцы слушали, открыв пасти. Продолжила представление Обби:

 
В гости к Морене Кикимора шла,
В гостинец поганку за шляпку несла.
Путь недалёк, но голод велик:
Клизмами лечит обжору кулик.
 

Злоденцы покатились от хохота. Непонятно кто не дал опомниться злоденцам и продолжил звонким голосом:

 
Аспид крылатый по небу летел,
Маленький Петя рогатку вертел.
Выйдет из мальчика меткий стрелок:
Аспид упал, почему-то замолк…
 

– Злодейки и злоденцы! – Крикнул Тим. – Следуйте нашему заразительному примеру! Смело становитесь с ног на голову. Это очень весело и полезно! Здесь и сейчас открыт пункт обмена слёз ужаса на слёзы смеха! Бесплатная раздача радости жизни! – Он так уморительно болтал ногами, что кое-кто из злоденцем попробовал последовать его примеру. Несколько пар лап, обросших серой и бурой шерстью, неловко плюхнулись на плаху. – А теперь постараемся сочинить стишок все вместе! Итак:

 
С ужасом смотрят злоденцы мне…
 

– …в глаз! – сказал Триглав.

– …в нос! – сказал один из Пёсиглавцев.

– …в рот! – сказала Морена.

– Молодец Морена! – Похвалили Тим.

 
С ужасом смотрят злоденцы мне в рот!
Ни птичка не вылетит, ни…
 

– …собака! – сказал Анчутка.

– …кастрюля! – сказал Подзвизд.

– …бегемот! – сказала Кикимора.

– Это точно! – Тим подпрыгнул и два раза ударил в ладони – как бы поаплодировал.

 
– С ужасом смотрят злоденцы мне в рот.
Ни птичка не вылетит, ни бегемот, —
 

Тим в прыжке развёл руками, дескать, простите, не оправдал надежд. И улыбаясь, поинтересовался:

 
– Будем ругаться? Будем рычать?
Лучше давайте вместе…
 

– …«Катастрофы недели» смотреть! – сказал Анчутка.

– …моргать! – сказал один из Пёсиглавцев. – …стонать! – сказал толстый бес.

– …ничего не делать! – сказала Кикимора.

– …хрюкать! – сказала Морена.

Тим только головой мотал: не то, не то, думайте! И наконец сказал:

– ИГРАТЬ! Лучше давайте вместе играть!

– Во что? Во что? Мы ни во что не умеем играть! Не слушайте его – он обманет, мы все обманываем! Мы только обманывать и умеем!

– Не слушайте его! Не слушайте! – Кружась, кричал Аспид. Его хоботы заплелись в косичку.

– Пусть он сходит с ума по-нашему, а не по-своему, иначе мы тут все сойдём с ума от его выходок. Пусть сходит с ума, как положено! Дайте парню сказать! С ним весело сходить с ума! С ним весело! – Неслось с разных сторон. Тесным гудящим кольцом злоденцы сомкнулись возле плахи. Но вместо того, чтобы наброситься на Тима и его компанию и разорвать их на маленькие кусочки, злоденцы накинулись друг на друга. Пёсиглавцы вгрызлись бульдожьими челюстями в загривки Пёсиглавцам и катались по земле неистово лающим клубком. Скелеты, отбросив Морену, с хрустом выламывали рёбра друг у друга. Морена перекатывалась под ногами, все нещадно её топтали, но хранительница смерти получала от этого неизъяснимое удовольствие и упоённо шептала: «Полный расп-ад-ад-ад». Триглаз с аппетитом грыз трон Ния и примерялся, как бы половчее ухватить главного злоденца за пятку. Поражённый тем, что творится на земле, Аспид забыл махать крыльями и рухнул в кучу малу.

– Остановитесь! Пятью пять! – Пытался он образумить злоденцев, перекатываясь у них под ногами.

– Что вы делаете? Шестью восемь! Вы всё перепутали. Вы должны рвать на части мальчишку и эту начинку для супа. Тысячу тысяч! Именно это вы должны были представлять там, в зале, где любите смотреть «Катастрофы недели». Вы должны грызть-бить мальчишку, а не друг друга. Вы всё перепутали.

– Заткнись! – Шипели на него злоденцы, больно дёргая за хоботы. – Ты сам говорил – дать волю своей фантазии и вообразить то, что больше всего хочется. Вот мы и разбираемся друг с другом. Страшная сила захватила злоденцев, они не могли остановиться, изрыгая из себя потоки накопившейся бешеной злобы и ненависти. И каждый из них с яростью поглядывал на Ния, но первым никто не решался броситься на него.

– Это Аспид виноват во всём! – Орал Ний, превратившись в огромный фейерверк – искры сыпались с него залпами. – Аспид, это ты виноват!!!!!!!!!

– Кто же знал, что у них заветное желание – съесть друг друга и вас, мой господин, – Аспид рыдал, в бессильной злобе корчась в пыли.

И вдруг земля под ногами и хвостами нечистой силы задрожала и разверзлась. От сотрясения, вызванного общей дракой, пришли в движение древние механизмы, спрятанные под стенами крепости. Под травяным настом пряталась огромная яма, в которую и полетела, изрыгая проклятия и жалобные стоны, вся нечисть вместе с Нием. Из земли вырвалась ржавая стальная решётка и с тугим стуком упала, накрепко захлопнув кишащую злоденцами яму. В тот момент, когда заострённые, как у мечей, зубья решётки должны были намертво вонзится в землю, чья-то загорелая рука бесстрашно окунулась в кипу злоденцев и что-то вытащила оттуда. Но кто это был, и что вытащил, Тим не успел рассмотреть.

– Хляби небесные, топи болотные! – Послышался огорчённый голос, и Лиходеич сдавил его в своих объятиях, может, чуть-чуть понежнее, чем стальная сетка. – Ах, я старик старый, и тут не успел! Без меня разобрались! Обби взлетела на голову лешего и кликнула победный клич:

– УЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮЮ!

Лиходеич от неожиданности аж присел, а потом плюнул не без досады, но с облегчением увидел, как под ногами разлилась глубокая лужа, из которой высунули мордочки два любопытных лягушонка.

Старый леший взял себя в руки и погладил лебедя:

– Голубушка ты моя! Ах ты, умница! Ну, друзья мои, и эта беда нас миновала! – Прохрипел он, вытирая ладонями усталое замурзанное лицо – видать не один километр по топям бежал лесной дедушка. Затем он поправил на голове гнездо и заявил: – А теперь, Тимушка, изволь я тебя познакомлю с… не знаю, право, как это точнее и сказать…

К Лиходеичу подошёл Непонятно кто, который вместе с Тимом прыгал по дубовой плахе на руках. Он не был привидением – уж это точно! Зато он был точной копией Тима! Мальчишка улыбался, сияя зелёными добрыми глазами.

– Можно считать, что вы как бы родственники друг другу, – сказал Лиходеич. – Только один лицом чуть посветлее, а другой будто более загорелый! Ты ведь, Тим, ничего не знаешь… – раздумчиво сказал Лиходеич. – А ведь сознание-то Данечки, того… злоденцы попортили. Ведь этот молодец был раньше маленьким бесёнком. А потом ему, значит, влили сознание твоего брата, а твоему брату, значит, для усиления вредности и коварства, – умишко того отродья. Ну бесёнку-то вся эта мерзкая операция на пользу пошла – до чего хорош паренёк получился – чисто ты, когда спишь зубами к стенке. Ой, да это я так, пошутил! – Лиходеич прихлопнул ротище. – Если бы не он, где бы я тебя искал? А он – до чего прыток и ногами, и умом! – меня в городе отыскал и сюда привёл! Да ещё товарищ Попугайчиков помог! Если бы не они, может, я бы полжизни тебя из Беды выпутывал! – Лиходеич всхлипнул.

Тим пожал руку тому, кто ещё недавно был маленьким бесёнком: – Спасибо, брат! – И спохватился.

– Где Даня? Кто его видел? Он жив?

– Жив, – кивнул тот, кто недавно был маленьким бесёнком, и, неловко запнувшись о собственный хвост, посторонился. За его спиной отвернувшись от всех, на траве сидел Дан. – Я успел его вытащить из ямы.

– Брат, – окликнул Тим. Он присел на корточки и, ковырнув в замке наручников какой-то нащупанной в кармане железкой, расстегнул их. – Всё плохое кончилось!

Дан продолжал молча сидеть, не поворачиваясь, низко опустив обросшее серым пухом лицо.

– Пойдём, брат, – сказал Тим, приподнимая Дана за плечи и разворачивая к себе. – Всё будет хорошо.

Дан сидел неподвижно и только бросал короткие и быстрые взгляды, как ножи метал, на Тима и того, кто недавно был маленьким бесёнком.

– Пойдём вместе. Ничего не бойся, – ласково сказал тот, кто раньше был маленьким бесёнком, и который сейчас больше самого Дана походил на него. Он взял ладонь Дана в свою, а Тим положил руку на плечо брата. И они пошли вместе. Вместе с Лиходеичем и Обби. Путь до Вечной рощи был коротким.

Перед входом в нее на огромном дубе сидел Петух и кашлял, прочищая горло.

– Ну наконец-то, заждался, – проворчал он, покосившись на компанию желтыми глазами. Забил, замахал крыльями, рассыпался на тысячи юрких блестинок, полетевших в лес. Из глубины донеслось:

– Дооооооброоо пожаааааааловать в Вечную Рощууууууууууу!

Вечная Роща, как вы, наверное, помните, располагается между Явью – страной живущих, и Навью – страной покинувших этот мир. Под голубоватым небом, с которого не сходят Луна и Солнце, и росли вечные дубы. Свет белёсой Луны падал на одни участки Вечной рощи, а жаркие лучи Солнца – на другие. На деревьях, обделённых солнечным теплом, кора словно обуглилась, треснула, а бурые листья висели, как вялый язык больной собаки. Вокруг них стлалась низкорослая злая крапива да топорщили свои мордатые листья глупые лопухи.

Обласканные Солнцем дубы были другими. Стоило положить руку на неохватный, бронзовой крепости ствол, и он уже отзывался громким, будто усиленным в сто раз шмелиным гудением. С листка на листок капали солнечные капли в высокую траву, в черничные кустики с запотевшими горошинами-сапфирами, на алые ягоды земляники. Странный лес, где признаки тлена и смерти соседствовали с проявлением бурной и весёлой жизни. Тысячи дубов стоят здесь. В каком из них горит очистительный огонь? Обби тихонько окликнула Лиходеича:

– Дедушка Лих, ты же лесной человек, подскажи Тиму, где Знич найти!

Лиходеич почесал дремучую гриву под гнездом:

– Нет, не откроется мне этот лес, не такой он, как другие. Знич ждёт Тима. Эй, Тим, Даня! Идите-ка вы вперёд. А тот, кто недавно был маленьким бесенком возьмёт на руки Обби, ей так веселее будет. Вдвоём вы быстрее огонёк заветный найдёте, а то замучаемся бродить по рощице – не маленькая.

Братья ускорили шаг.

Тим шёл, то и дело касаясь стволов и листочков рукой, и слышал, как они называли ему свои имена и шелестели: «Дальше, мальчик, иди дальше!» По его зову прилетели и вились над ними ветры Восточный, Западный и самый холодный Полуденный. Взъерошив его светлые вихры, Полуденный ветер сообщил, что прилетел из будущего, и впереди нет печали для Тима, но предупредил: «Только продолжай свой Путь. Твоё счастье в Пути. Не останавливайся, иди!» Малиновка, перелетая с ветки на ветку, сообщила ему: «Я знаю, о ком ты не решился спросить Лиходеича. Я тебе ничего не скажу. Но знай – радость впереди, радость, радость».

Тим видел: поляна тихонько кружится, вот она повернулась так, что под мягкие губы неопытного оленёнка, вышедшего из зарослей, легла самая вкусная травка; ветер насмешливо дунул в нос прожорливого кабана, хрюкающего над кучей жёлудей; а озеро разложило на волнах лепестки, сорвавшиеся с цветов, в причудливый узор. Иногда сердце замирало, и Тиму казалось, что он превратился в этот чудесный лес, в своих друзей, в ещё невидимый им священный огонь Знич. Его зелёную макушку щекотали холодными животами ветры, вместе с корнями деревьев он пил солёную воду и слушал, как ворчит земля на недалёкие уже холода. Он взлетал вместе с птицами, наслаждаясь упругостью ветра, и в то же мгновение видел, как прокалывает глиняные комья молочный росточек крокуса – нежного цветка… Тим вспомнил о Разбитой коленке, об Обиде – той, которая была там совершенно другой, и подумал, что обида – самое глупое чувство на земле, и всегда кому-то везёт больше, чем тебе, но когда-нибудь приходит и твоя очередь, если ты не отчаялся.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю