Текст книги "Что мне делать без тебя?"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Мама все время бредит, – серьезно сказала Полина, стоя возле кровати. – Мы с Левоном не знали, что делать... Мэри до сих пор нет, а Эмма Дмитриевна больше не звонила.
Карен в страхе всматривался в заострившиеся черты знакомого до мельчайших подробностей лица и не мог его узнать. Казалось, на нем исчезли все родные и милые, тысячу раз зацелованные родинки, все легкие, едва наметившиеся морщинки – оно потемнело и исказилось, волосы свалялись за несколько часов, превратившись в ужасный ком, руки напоминали сухие горячие палочки... Карен безуспешно пытался дозваться Олесю: она не реагировала ни на что и только без конца еле слышно шептала о каком-то болоте.
– И давно так, Поля?
– Когда я вернулась из школы, мама уже лежала, но еще говорила, – обстоятельно ответила девочка. – Потом пришел Левон, мы с ним ждали Мэри и Эмму Дмитриевну. Мы не знали, что делать, – повторила Полина.
– Нужно было послать Левона за мной, – Карен шагнул к телефону. – Поля, вам придется какое-то время пожить самостоятельно. Но вы все прекрасно умеете.
Полина кивнула. В дверь позвонила Мэри.
Даже для выносливого и упорного Карена сентябрь оказался тяжким испытанием. Учеба, работа, долгая болезнь Олеси и двое детей, очень самостоятельные и дружные, но все же нуждавшиеся в контроле и внимании... Мальчик попросту вымотался и тщетно старался скрыть свою усталость. На работе участливо интересовались, не заболел ли он. Левон смотрел с тревогой, Полина по обыкновению ничего не спрашивала, но бросалась к Карену вечером со всех ног.
Заехала Мэри. Увидев угрюмого, похудевшего мальчика, она громко ахнула и шлепнулась прямо на пол в передней, притянув к себе Полину.
– Ну и что? – спросила она, немного придя в себя. – Ничего особенного, бывает и хуже.
– Я ничего не говорил, – резко ответил Карен.
Хладнокровие и спокойствие давно ему изменили: на поверку он оказался совсем не бесстрастным, а очень ранимым и вспыльчивым. Его выдержка была придумана и взлелеяна им самим по образу и подобию отца, но жизнь все расставила по своим местам: Карен Джангиров был не похож на Джангирова-старшего. Мэри не обратила внимания на грубый тон и неприветливость.
– Скоро вернется Олеся, – успокаивающе ворковала Мэри, лаская Полину. – Я сегодня заезжала в клинику: там все хорошо. Чем я могу помочь? Давай заберу у тебя на время малышню. Идет?
Карен покачал головой.
– Может, вы все-таки встанете с пола и войдете в комнату? – с трудом сдерживаясь, вежливо предложил он. – Или мне тоже сесть на пол?
Он ненавидел манекенщицу, его раздражали ее развязные манеры и слишком свободное поведение.
– Ты очень горд, мальчуган, – объявила Мэри, продолжая обнимать на ковре Полину. – А гордость хороша только в меру. Ты же не знаешь меры ни в чем. Особенно сейчас.
– Дети будут у вас точно так же весь день одни, как и у меня, – холодно разъяснил Карен. – Поэтому не вижу никакой разницы. Или вы считаете, что мне их нечем кормить?
– Да ничего я не считаю, перестань! – отмахнулась Мэри, легко и грациозно поднимаясь с ковра. – Просто хочу помочь поменять севшие батарейки. Ты, юноша, весь измучился, сразу видно. Очень плохо выглядишь, уж извини. Полетели тормозные колодки.
– Извиняю, – мрачно поклонился Карен. – Что будем пить?
– Как, у тебя найдется винишко? – оживилась Мэри. – Это что-то новенькое! А ведь совсем недавно, помнится, здесь свирепствовал сухой закон!
Она села в любимое кресло Олеси, не отпуская от себя Полину.
– Согласись, мальчуган, детям будет неплохо у меня.
– Да я без них здесь за два дня сдохну от тоски! – искренне вырвалось у Карена, разливавшего вино. – Что я буду делать один?
– Да, это правда, – помолчав, согласилась фотомодель. – А вот я так всю жизнь, юноша, представляешь?
Мальчик мельком глянул на гостью.
– А Глеб не звонил? – Мэри лихо, одним махом опрокинула в рот содержимое бокала. – Олеся говорит, он ничего не знает.
– Да, – подтвердил Карен. – Он нас словно отрезал. Но не все ли равно? Мне совершенно безразлично.
– А Олесе?
– Не знаю, – пожал плечами Карен. – По-моему, она обижена. Но это глупо.
– Ну, нет! – пропела манекенщица. – Это совсем не глупо! Это нормально! Почему она не может на него обижаться? Но вообще-то ему надо сообщить о болезни любимой дочери. Он ведь всегда так кричит о своей любви к ней!
Карен неопределенно покачал головой.
– Что изменит наше сообщение? Покричал – и перестал! Я заметил, что любовь – чересчур эгоистическое и властное чувство, оно работает только на себя. Нам никто не нужен.
Мэри пристально рассматривала подурневшего, измотанного юношу, больше ничем не напоминающего смуглого херувимчика. Ему сильно досталось за последний год – это была та самая высокая цена, плата за счастье, с таким трудом завоеванное и выстраданное. Карену пришлось выложить все, что имел. Тут уж у кого сколько есть за душой, у одного – три доллара, у другого – двадцать миллионов. И все – на кон! Мальчик, не задумываясь, с маху швырнул в лицо судьбы все накопленное им за шестнадцать лет – силы, мужество, уверенность... Он заранее оплачивал счета первой юношеской страсти, векселя своей любви. Это была предоплата. Что получит он взамен?.. Замкнувшийся, настороженный, озлобленный...
– Я буду заезжать, – сказала гостья, вставая. – Если, конечно, юноша, ты не возражаешь...
– Ничего не имею против, – холодно отозвался Карен.
Это был совсем ледяной огонек.
Мэри вздохнула и опять прижалась к Полине.
– Ты выросла, детка! Просто непонятно, как ты успеваешь подрастать за такое короткое время, пока мы не видимся!
– Сказывается влияние среды! – сказал Карен и усмехнулся, окинув выразительным взглядом долговязую фигуру манекенщицы.
Мэри усмехнулась.
– Ну, пока! Потерпите еще немного, совсем чуть-чуть! Целую вас всех и тебя, мальчуган, в том числе!
Кончался еще один сентябрь.
Что-то знакомое мелькнуло в девичьем облике...
Карен с трудом выпрямился, оторвавшись от двигателя, и вытер потный лоб грязной тыльной стороной ладони. Девушка стояла в отдалении, с изумлением глядя в сторону мастерской.
"А вот и мой летний прошлогодний одуванчик, – без всякого удивления подумал Джангиров. – Такой же беленький и пушистый. И никуда не улетел".
– Карен, – ошеломленно сказала, не веря себе самой, Сонечка. – Это ты? Я сначала не поверила... Что ты здесь делаешь?
– Да, это я, – подтвердил он, улыбаясь. – И что здесь еще можно делать, если не работать?
Сонечка подошла ближе, с недоумением и большим интересом рассматривая рабочий комбинезон Карена и его грязные руки и лицо.
– А... почему? – неуверенно спросила она. – Ты поссорился с родителями?
– Предпочитаю зарабатывать самостоятельно, – уклонился мальчик от прямого ответа. – И живу сейчас тоже отдельно. А как здесь оказалась ты?
Сонечка приехала искать Карена, но сразу сообщить ему об этом постеснялась. Переполненная радостью долгожданной и неожиданной встречи, измученная недельными поисками, уже потерявшая всякую надежду отыскать мальчика в огромном городе, Сонечка затараторила без передышки, глотая слова.
– Я приехала в гости к подруге, ненадолго... Я ждала все лето, думала, вы опять будете отдыхать в Анталии... А моя подруга весной вышла замуж и переехала в Москву. Она тоже познакомилась с будущим мужем на отдыхе в прошлом году. И пригласила меня погостить, и я приехала, потому что очень хотела видеть тебя...
Сонечка остановилась, чтобы перевести дыхание.
– И ты искала меня в Солнцево? – виновато спросил Карен. – Прости, пожалуйста, за чудовищную детскую глупость. Сам не знаю, как у меня получилось. А потом у нас рядом дача в Переделкино, и я действительно иногда забредаю на следующую станцию...
Сонечка покраснела от радости, видя его искреннее раскаяние. Конечно, она тут же наивно сунулась в Солнцево, но быстро испугалась и одумалась. Все до конца она поняла, выслушав подробный рассказ мужа подруги о различных районах столицы. Удар, нанесенный ей жестким холодным Кареном, был слишком силен: богатый мальчик откровенно посмеялся над провинциалочкой. Но теперь Сонечка вся расцвела и уже больше ни о чем не жалела.
– Я поехала туда... Ну, это неважно... А когда ты заканчиваешь? Можно, я подожду?
Карен улыбнулся.
– Подожди. Только что мы потом будем делать? К сожалению, ко мне нельзя.
На мгновение он действительно пожалел, что нельзя привести домой беленькую Сонечку и с огорчением подумал, что напрасно не отдал детей Мэри. Он слишком устал, и ему захотелось ощутить прикосновение теплых ласковых ладошек, почувствовать запах невесомых женских волос – все равно чьих... В эту минуту он стал совсем иным, новым Кареном. Переполненная ликованием Сонечка готова была расцеловать его немедленно.
– Я жду подругу, она показывает там машину. Может, ты посмотришь, Карен? Если не занят... А потом подружка уедет, я погуляю и мы что-нибудь придумаем на вечер. У меня есть деньги.
– И много? – прищурился Карен. – Ты получила наследство?
– Нет, ну что ты! – воскликнула бесхитростная, все принимающая за чистую монету Сонечка. – Ты же знаешь, папа дает мне очень мало. Просто скопила. А теперь мы с тобой их истратим!
И Сонечка радостно рассмеялась, доверчиво заглянув Карену в лицо. Он вытер руки и бросил тряпку на открытый капот.
– Пойдем. Где твоя подруга? И что там у нее: "ленд-ровер", "мерс", "шевроле"?
– Ну что ты, Карен! – удивилась Сонечка. – Какой там "мерс"! Это, кажется, у твоего отца?.. – она робко взглянула на мальчика. – У нее старенький, подержанный "жигуль"... А это Карен! – с гордостью представила она его своей подруге, смазливенькой толстушке, с большим интересом уставившейся на юного механика. – Он может починить что угодно!
Коллега, осматривавший машину, усмехнулся и уступил мальчику свое место. К Карену все здесь относились очень хорошо. Пока Карен объяснялся с толстушкой, Сонечка с восторгом любовалась им исподтишка. И никак не могла налюбоваться. Как же она нашла его в Москве? Это настоящее чудо, и, значит, судьба благоволит к Сонечке. Потом она терпеливо поджидала его, изредка помахивая рукой, когда Карен с трудом разгибался. Сегодня она была ему нужна, неслучайно ведь свела их судьба в многомиллионном городе! Но куда им деваться вечером? Наконец Карен закончил, кое-как умылся – по-настоящему отмыться можно только дома! – и подошел к Соне. Она метнулась навстречу.
– Ты что-нибудь придумала?
Сонечка виновато покачала головой. К подруге – неудобно, а больше у нее никого здесь нет. Карен опустился рядом с ней на скамейку и задумался. Ныли натруженные руки, саднили свежие царапины.
– Ты устал, – Сонечка прикоснулась к его щеке. – Ты работаешь здесь целый день?
– Нет, утром я учусь. Сейчас немного отдохну, и мы с тобой куда-нибудь двинемся... Вот только никак не могу сообразить, куда. – Вдруг нелепая и дерзкая, шальная мысль пришла ему в голову. Он громко засмеялся, крайне удивив притихшую Соню. – Ты сидишь здесь и не трогаешься без меня с места! – скомандовал Карен. – Иначе можешь потеряться! Я отойду позвонить. Все ясно?
– Все, – покорно прошептала Сонечка, глядя на него с обожанием.
Она не могла себе представить, что он способен ее бросить и сбежать. Она, конечно, нашла бы его завтра, но... Нет, Сонечка не могла даже на мгновение заподозрить такое. И он вернулся к ней, веселый, вызывающе поблескивая глазами и раскачиваясь на ходу.
– Ну, двинулись! Возьмем машину, так будет быстрее.
– А куда мы едем? – уже в машине спросила Сонечка, прижавшись к нему.
– Не все ли равно? – лукаво ответил Джангиров. – Это прекрасная квартира, недалеко отсюда, и там сейчас никого нет. И не будет до утра.
– До утра? – ахнула от неожиданности Сонечка. – Карен... мы будем с тобой вместе... до утра?
Она боялась поверить своему, словно с неба свалившемуся счастью.
– Угу! – торжествующе кивнул Джангиров.
В его глазах прыгали хитрые дьявольские искры: огонек загорелся снова.
Карен позвонил Мэри. Услышав его голос, манекенщица сначала искренне обрадовалась, хотя дальнейшее выслушала без всякого энтузиазма, но спокойно.
– Хорошо, юноша, – отозвалась она почти немедленно, едва он, по обыкновению четко и лаконично, изложил короткую просьбу. – Олеся ничего не узнает, квартира будет свободна минут через двадцать – мне нужно только намазать морду и кое-что прихватить с собой. Ключи останутся у консьержки. Назовешь ей себя. Полине я позвоню сама, объясню, что у тебя ночная работа и что я сейчас к ней приеду. Тебе нужна только одна ночь?
Карен секунду поколебался.
– Да, видимо, достаточно, спасибо.
Мэри хмыкнула. Ее жизненный опыт был значительно богаче.
– Не зарекайся, мальчуган, а вдруг тебе так понравится, что одной ночи окажется маловато? Я могу выручать тебя и дальше.
– Если мне так понравится, – сдержанно ответил Карен, – я все же постараюсь в дальнейшем устроиться иначе, не эксплуатируя далее вашу любезность.
– Ах ты, моя детка! – умилилась Мэри. – Ну и стиль у тебя, юноша, прямо из какого-то низкопробного романа: "не эксплуатируя далее вашу любезность!" Но это никакая не любезность, ее я не оказала бы даже тебе, а простое понимание жизни такой, какая она есть, без иллюзий и трагедий. Только учти на будущее, начинающий Дон Жуан, что я так же, без всяких угрызений совести, могу предоставить свою жилплощадь и подругам, в том числе твоей будущей жене! Если она вдруг захочет поменять батарейки. Ты понял, мальчуган?
Карен в бешенстве скрипнул зубами. Чертова фотомодель! И угораздило его с ней связаться!
– Понял! – крикнул он. – И учту твои замечания, Мэри! А сейчас большое спасибо и привет Полине!
– О-о, наконец-то ты назвал меня по имени! – восторжествовала фотомодель. – Я целую твои горящие темные глазки, которые сейчас готовы испепелить меня дотла! Когда же мы с тобой поцелуемся по-настоящему, детка?
Карен в ярости отключил мобильник, немного постоял, стараясь успокоиться, а потом, вспомнив о Сонечке, улыбнулся. В сущности, жизнь совсем неплохо устроена. Для чего ее усложнять? И его идея выглядела безупречной.
Но Карену исполнилось только шестнадцать лет. И он не знал еще многого, хотя самоуверенно думал, что знает все. Ночь, проведенная с Сонечкой, преподнесла Карену жестокий урок, доказав, какая огромная разница между любимой и нелюбимой женщиной, несмотря на то, что спать он может одинаково легко и спокойно с обеими. То, что с Олесей казалось чудом, блаженством, с Сонечкой превратилось в простое, почти примитивное удовольствие, которое можно с тем же успехом получить от вкусного ужина или утренней пробежки. Ему было хорошо и приятно с Сонечкой – ну и что? Ему так же точно хорошо и приятно вечером с Полиной и Левоном. Он ласкал доверчивые плечики и грудки, перебирал светлые волосы, вдыхал их запах и с изумлением подмечал за собой умение наблюдать, говорить, анализировать... Рассудок, неизменно отказывавший ему рядом с Олесей, сегодня был на своем собственном месте.
Сонечка искренне старалась снова понравиться, напомнить прошлое лето, она была добрая, отзывчивая и ласковая. Но сотворить чудо она не могла: ведь кроме того, чему она научила его раньше, Сонечка ничего не умела. Она пыталась что-то изменить, но любимыми не становятся – ими рождаются. Эту горькую истину открыл для себя Карен в ту бессонную, отчаянную и такую необходимую ночь в квартире Мэри.
Сонечка о чем-то догадалась. Когда на рассвете Карен проснулся, боясь опоздать на занятия, он увидел ее слегка припухшие красноватые веки. Похоже, Сонечка плакала ночью. Или это ему показалось?..
Перед отъездом она зашла к Карену на работу. Они оба долго не знали, что сказать друг другу на прощание. Потом Сонечка осторожно поцеловала Карена в щеку и ушла какой-то неуверенной, спотыкающейся походкой, ссутулив узкую спинку.
Поведение Мэри не изменилось, только иногда, очень редко, она лукаво подмигивала Карену, оставшись с ним наедине.
Олеся вернулась домой. Она была так худа и слаба, что даже по квартире передвигалась с большим трудом. Карен боялся, что она упадет и строго-настрого приказал детям не разрешать ей добираться одной до туалета или ванной. Ночами он часто просыпался, прикасался к Олесе, просто чтобы удостовериться: она здесь, возле него... И снова проваливался в глубокий сон.
Неугомонная энергичная Мэри исполнила свое намерение и позвонила Глебу.
– Это я! – сообщила она как ни в чем не бывало. – Ты еще не расстался со своей прибалтышкой? Что-то не слышу ее нежного голоска! Хоть бы русский выучила! Зачем тебе такая дура, Глеб? Ну, не сердись, юноша, скажи лучше, почему ты совсем не интересуешься старшей дочерью? А она ведь чуть не умерла!
И Мэри принялась живописно и красочно, во всех подробностях описывать болезнь Олеси, а заодно обрисовывать отвратительный характер Витковского. Ему действительно стало стыдно.
– Ты молчишь? – с удовольствием констатировала Мэри. – Значит, тебя все-таки проняло... Напиши стишок о раскаянии, у тебя изумительно получится. А потом не будь больше глупым букой и навести Олесю. И полюби мальчика, как родного сына. По крайней мере, притворись, ты же умеешь, Глеб! Да, Юратку тоже неплохо захватить туда с собой. Во-первых, ее мечтает увидеть Поля, а во-вторых, и это главное, твоя девушка тотчас без памяти влюбится в смуглого красавчика и бросит тебя. А вот этого, юноша, я как раз с нетерпением дожидаюсь.
Глеб по-прежнему ничего не отвечал.
– Ты тоже не говоришь больше по-русски? – воскликнула Мэри. – Тогда подожди малость, я мигом выучу литовский и через полчасика тебе перезвоню!
После приятной, согревшей душу беседы с поэтом Мэри тут же, не сходя с места, набрала домашний номер квартиры Джангировых.
Ответил Ашот.
– Господин Джангиров, – с интимной теплотой заворковала Мэри. – Это Абдрахманова, манекенщица и фотомодель. Я думаю, вы меня прекрасно знаете.
– Да, по журналам, – сдержанно и удивленно отозвался Джангиров, не понимая, что могло понадобиться от него красавице татарке.
– Я бы хотела с вами встретиться, – без обиняков заявила Мэри. – Это касается вашего сына. Вас устроит в восемь? Возле Нескучного сада, у центрального входа. У меня красный "рено".
Настороженный, ничего не понимающий Ашот уже ждал, когда она подлетела к назначенному месту встречи. На ходу изучая его, Мэри по достоинству оценила манеры, осанку, одежду Джангирова, отметила красоту – вот в кого пошел херувимчик! – и решила, что игра стоит свеч. От жизни нужно брать все, что она может тебе предложить. И даже то, что она предложить никак не может. Из этого весьма затруднительного положения тоже есть замечательный выход: нужно самой немедленно найти свое собственное оригинальное решение. И все-таки вырвать победу. Ногтями, зубами... А тут Мэри выиграет ногами. В ее ясной головке моментально созрел четкий и конкретный план действий. Простой до примитивности, но здесь другой и не нужен. Объект очень и очень несложен. Уж извините, господин Джангиров!
Мэри вышла из машины и дала Ашоту несколько минут спокойно полюбоваться ею. Он явно замедлил шаги: даже все вместе взятые фотографии Абдрахмановой не могли передать ее подлинного очарования. Она наслаждалась его замешательством. Первый шаг в ее ловушку газетный магнат уже сделал. Теперь пусть сделает второй. Заполучить отца Джангирова значительно проще, чем Джангирова-сына. Это очевидно. У Мэри колоссальный опыт в подобных делах. Что там представляет из себя его жена? Тьфу! Такая же Юратка, только постарше да говорит по-русски, вот и вся разница. Манекенщица улыбнулась во весь рот.
"Игра сделана! – подумала она. – Ничего себе, хваленые непрошибаемые журналисты! Одно движение бедра – и тормозные колодки вашего железобетонного ко всем чертям!"
– Самое лучшее, – заявила Мэри Ашоту, – если мы сейчас поедем ко мне. Отпустите шофера, я не хочу оставлять свою машину, она мне понадобится рано утром.
Ашот безмолвно подчинился. Тревога, нараставшая в нем после звонка манекенщицы, вдруг сменилась душевным покоем, которого он не знал уже более полугода. И этот покой неожиданно принесла с собой высокая дивная женщина, излучавшая тепло и тишину, сама такая, на первый взгляд, звонкая и прохладная. Ашот опустился на сиденье рядом с фотомоделью. Какие бесподобные тонкие духи! Маргарита не пользуется такими. Мэри искоса, одним глазом, взглянула на Ашота. Она была несказанно довольна. Еще чуть-чуть, папа-Джангиров, осталось совсем немного...
– Но что же с мальчиком? – Ашот вопросительно глянул на Мэри.
Она ободряюще кивнула и мелодично сообщила:
– Ничего страшного. Жив, здоров, утром учится, вечером работает. Устает, но очень бодренький... – Мэри вспомнила просьбу Карена и хихикнула. – Сейчас мы приедем, господин Джангиров, и тогда я расскажу вам все подробно. Я часто бываю у них дома.
Ашот молчаливо согласился. Карен работает – что ж, совсем неплохо, он сам когда-то так начинал.
Дома у Мэри Джангирова снова охватило давно забытое чувство спокойствия и гармонии, исходившее от фотомодели. Попасть под ее влияние было очень легко, а вот вырваться довольно непросто. Ашот еще не догадывался об этом. Он позволил едва знакомой женщине сделать с собой все, что она пожелала: выслушал ее действительно обстоятельный рассказ о жизни Олеси и Карена, поужинал и выпил вместе с Мэри, которая мастерски завораживала его, искусно пуская в ход все свои ухищрения. Ашот не заметил, как прошел вечер.
– Вам нужно помириться с сыном, Ашот Самвелович, – философски заметила Мэри.
– Но это невозможно! – возразил Джангиров. – От меня ничего не зависит!
Мэри улыбнулась.
– А вы попытайтесь! Проявите инициативу, я дам вам телефон и адрес.
– У меня есть, – пробормотал Ашот.
– Я так и думала, – кивнула, ничуть не удивившись, Мэри. – Хотите, я предварительно поговорю с Кареном?
– Ни в коем случае! – категорически отказался Ашот. – Это я сделаю только сам. Но не знаю когда...
"И это я сделаю только сама... Но знаю когда", – мысленно ответила ему в тон Мэри и подошла с бокалом в руке вплотную к креслу Джангирова. Ее удивительное колено легло на ручку кресла и совсем случайно коснулось руки журналиста. Рука не пошевелилась.
"Молодец! – похвалила сама себя Мэри. – Какая же я умничка!"
И она быстро присела на пол возле кресла, глядя на Ашота снизу вверх по-детски открытым и бесхитростным взором. В ее янтарных глазах он прочитал все. Его веки вздрогнули. Рыжая Маргарита в последнее время опустилась до неряшливости, стала плохо за собой следить и начала оплывать: приятная полнота очень быстро превращалась в неприятную. Загадочная фотомодель молча, выжидающе сидела у ног Ашота, как рабыня, подняв к нему матовое лицо с точеным носиком. Две пуговки на ее кофточке были дразняще расстегнуты. Как удачно они расстегнулись, видимо, просто ослабли петельки...
Ашот положил ладонь на острое дерзкое колено манекенщицы.
– Можно мне называть тебя по имени? – светски испросила разрешение Мэри.
– Как тебе будет угодно, – ответил несгибаемый и холодный журналист, наклоняясь к плечу Мэри.
Оказывается, у Карена были совсем не отцовские глаза...
Лето проплыло мгновенно, незаметно, словно уложилось в день. Так же стремительно пролетела осень: город пожелтел и сморщился за одну ночь. Впрочем, лето, наверное, было во всем виновато само. Оно оказалось слишком жарким, горячим и сожгло землю, деревья и траву гораздо раньше, чем это могло произойти, будь оно спокойным и прохладным.
Карену исполнилось шестнадцать лет.
12
Весеннее шоссе было мокрым и опасным, но Мэри не обращала на это ни малейшего внимания. Она свистела за рулем, вертелась на сиденье, напевая под включенную автомагнитолу, и развила, в конце концов, поистине фантастическую, недопустимую скорость. Ветер разбивался о красный «рено», который несся по шоссе как безумный. Сейчас он вполне мог соревноваться с самолетом и выиграть гонку. Мэри торопилась на свидание с Ашотом.
Журналист все сильнее привлекал ее. Он оказался таким беззащитным, несчастным, исстрадавшимся в своей любви и привязанности к сыну, что Мэри жалела его день ото дня больше и больше. Ей очень хотелось ему помочь. Однако миновали осень и зима, а Карен Джангиров – этот паршивый мальчишка, как считала теперь Мэри, – не посчитал нужным не только простить отца, но даже хотя бы толком с ним поговорить. Единственный звонок, на который Ашот отважился с великим трудом и лишь по требовательному и жесткому настоянию Мэри, окончился весьма печально.
К телефону подошла Олеся и, заранее предупрежденная подругой, быстро передала трубку Карену. Услышав голос отца, мальчик сразу помрачнел и замкнулся.
– Чего ты хочешь? – сурово и холодно спросил он.
– Карен... – начал Ашот и умолк. Его тон был жалким, просительным, теперь он только унизительно вымаливал у первенца подаяние в виде встречи. Что еще ему оставалось делать? – Карен... Я очень хотел бы тебя видеть... Хотя бы изредка. По-моему, нам есть о чем поговорить...
– Вот как? – с пренебрежением удивился сын. – Это о чем же? О твоих опытах надо мной? О них ты поговори лучше с мамой. Другой темы для разговора я что-то не усматриваю.
– Карен! – в отчаянии закричал Ашот. – Я измучился без тебя! Я знаю, что меня невозможно простить, но если бы ты согласился хоть раз увидеться... Карен...
Сын долго молчал, потом неохотно и презрительно процедил сквозь зубы:
– Отец, я в лучшем положении, потому что, как оказалось, спокойно могу без тебя обходиться. Как же ты не учел этого? Вот незадача!.. Сейчас мне тоже жалко, что так получилось. Я всегда во всем доверял тебе и маме. И никогда не думал, что ваша любовь способна на предательство и даже на убийство. Но мы с Олесей, несмотря на все ваши старания, выжили. Чего ты еще хочешь от меня? Для встречи должно быть обоюдное желание, а у меня его нет! – Он снова помолчал и вдруг тихо добавил: – Во всяком случае, пока. Передай маме, что у меня все в порядке. И не звони больше.
В тот день Мэри застала у себя Ашота в полубезумном состоянии. Впервые в жизни он напился вдребедан, опустошив половину ее запасов. Железобетонный журналист пел, плакал и смеялся одновременно и твердил всерьез обеспокоенной любимой одну только фразу:
– Карен сказал "пока"! Мэри, Карен сказал "пока"!
– Ну, видимо, он так с тобой попрощался! – осторожно попыталась что-то объяснить и заодно выяснить фотомодель. – Обычное слово, почему ты его без конца повторяешь?
– Нет, ты ничего не поняла! – закричал пьяный в стельку журналист. – Он сказал: "пока не хочу!" "Пока не хочу тебя видеть"! Понимаешь – он сказал "пока"!
– Черт бы вас всех побрал! – взорвалась Мэри. – И тебя, и твоего сына, и подружку мою Олесю! Всегда у вас все с какими-то выкрутасами! Он сказал тебе свое бредовое "пока" – вот ты бы и радовался, старый дурень, что скоро его увидишь, а не разводил бы здесь сырость! Подумаешь, невидаль, его щенок снизошел до одного небрежного слова, и ты теперь с ним носишься, как с фамильной драгоценностью! Ну, Ашот, сядь спокойно, ты нализался вдупель, сейчас я тебя суну под душ, а потом уложу спать. Надеюсь, рыжая кукла переживет твое отсутствие.
Поскольку Ашот ничего не отвечал, а только глупо улыбался, Мэри энергично взялась за дело. Она молниеносно раздела Ашота и с трудом доволокла до ванной. Джангиров категорически отказался вставать под душ.
– Ну и черт с тобой! – решительно сказала Мэри, взяла Ашота за волосы и с силой рванула вниз.
Журналист охнул от боли.
– Потерпи, пьяница! Не думала я, что ты запойный! Иначе ни за что бы с тобой не связалась!
И манекенщица открыла кран. Холодная вода рванулась на голову и тело Ашота.
– Будешь знать, как пить, писака! – приговаривала Мэри, с трудом удерживая вырывающегося Джангирова под душем. – Теперь тебе придется оплатить ремонт моей квартиры, а заодно и соседской, которую мы сейчас благополучно зальем. Но, может, к счастью, не успеем! Тогда тебе повезет, дурачок! Если бы ты только знал, как тебе уже повезло со мной!
– Хватит, Мэри! – жалобно простонал Ашот. – У меня жутко болит голова...
– Ага! – обрадовалась фотомодель. – Головка заболела! Сейчас ты запьешь таблетку чаем и ляжешь баиньки. На бочок! "И эти сильные мужчины были как мальчики слабы..." – с упоением вспомнила она строки Глеба Витковского, закрыла воду и быстро растерла Ашота мохнатым жестким полотенцем.
Журналист молчал, изредка постанывая.
– Ну, допился? – сурово вопрошала Мэри. – Дозвонился? Договорился? Допрыгался! Лыка не вяжешь! Ладно, не ной, твой парень никуда от тебя не денется! Я науськаю на него подружку. И вообще, Ашот, тебе бы нужно сначала подружиться с ней.
– Я согласен, – пробормотал, укладываясь в кровать, замученный Джангиров. – Я сделаю все, что ты велишь...
– Конечно, сделаешь! – уверенно сказала Мэри. – Открой ротик, я буду поить тебя из ложечки. Первая покажется страшно невкусной, в ней измельченная таблетка, зато потом наступит Рай на земле: горячий сладкий чай, вылеченная головка и красотка Мэри на закуску. Ну, поехали! – И она поднесла ложку к лицу Ашота. Он послушно открыл рот. – Вот и умничка! – нараспев похвалила Мэри. – Рот как у галчонка! С закрытым ты куда красивее, Джангиров, но это так, к слову. Сейчас не до твоих красот. Достаточно моих.
Так, балагуря и ласково воркуя, Мэри напоила Ашота, закутала в одеяло и погасила свет. Потом она нежно поцеловала его в нос.
– Спи, дурачок! Спокойной тебе ночи! Я сегодня тебе явно не понадоблюсь.
– Мэри, – прошептал Ашот, засыпая, – какая ты славная, Мэри...
– Ну конечно, славная, еще бы нет! – хмыкнула фотомодель, выходя и закрывая за собой дверь. – "И эти сильные мужчины..." О жене ты даже не вспомнил!
На второй звонок сыну Ашот так и не отважился, как ни пробовала уговорить его Мэри, объяснявшая, что Олеся ею прекрасно подготовлена и обработана, что она очень влияет на Карена: осталось только набрать номер и тогда... Что тогда, манекенщица договорить не успевала, потому что Ашот всякий раз зажимал уши и яростно тряс головой.
– Нет, нет, Мэри, даже не продолжай! Я больше не смогу! Не смогу, как бы ты ни старалась!
– Идиот! – кричала разъяренная фотомодель. – Для кого же тогда я так мучаюсь? Не для себя же, и не для Олеси, и не для твоего зарвавшегося поросенка!
Потом, видя его горестное лицо и безвольно опущенные плечи, Мэри становилась на колени возле его ног и опускала на них свою маленькую гордую голову. Янтарные глаза смотрели на Ашота сердито и печально.
– Болван! Тысячу раз болван! Ну почему ты такой глупый? Ладно, тогда немедленно поцелуй свою длинную девочку, а то она начинает скучать!
Мэри и Ашот незаметно крепко привязались друг к другу. Она уже очень редко вспоминала Глеба, а Ашот равнодушно, просто автоматически проводил рукой по рыжим прядкам Маргариты. Ей приходилось теперь проводить слишком много времени в одиночестве, коротая вечера с преданной Дусей. Рита свыклась со своим новым положением, безропотно его приняла, как наказание, данное ей свыше, и даже почти не тосковала по своей прежней безоблачной жизни с мужем и двумя сыновьями. Непричесанная, в халате, неслышно бродила она по опустевшей, словно нежилой квартире и ничего больше не ждала, ничего не хотела, никуда не стремилась. Жизнь кончилась в тот момент, когда она бестрепетной рукой вложила в ладонь мужа страшную ампулу. Потом ушел Карен, за ним – Левон, а теперь – и Ашот... Ну что ж, этого следовало ожидать и она вполне это заслужила. Маргарита не вправе была сетовать на судьбу.
