Текст книги "Пять причин улыбнуться"

Автор книги: Ирина Градова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Ирина Градова
Пять причин улыбнуться

Пять причин улыбнуться

Глава 1
РУССКИЙ ВАВИЛОН

– Ай-й-й! – пронзительно взвизгнула Алька, когда чья-то шершавая и недружелюбная рука впилась в ее руку. – Пустите! Пустите меня, больно же! – крикнула она, поворачиваясь к источнику боли.

Источником оказалась пожилая женщина с маленькими и хитрыми глазками, смахивавшими на козий помет. Алька опешила. Эта бабка ехала с ней в одном вагоне, сорокой разливалась о своей внучке, а теперь зачем-то вцепилась в ее руку, словно рак – в ногу рыбака. И силищи в бабкиных руках было столько, сколько, наверное, не было у самой Альки.

– Вы чё? – обалдело вскинулась Алька. – Напугали до смерти… Вы либо руку бы отпустили… Больно…

Нечто темно-серое, пыльное, как мышь, промелькнувшее в бабкиных глазах, подсказало: не отпустит. Чего ей надо? – с недоумением и страхом подумала Алька.

– Кошелек отдай, – просипела бабка, отвечая на Алькин вопрос и тем самым еще больше сбивая с толку. – Стерва, – неожиданно сухо и спокойно добавила она.

– Чё?

Смысл сказанного размазался в голове Альки, как баклажанная икра по тарелке. Какой кошелек? И почему она стерва? А бабка с тем же спокойным выражением лица и с пыльной хитростью в глазах неожиданно заорала:

– Караул! Грабять посередь бела дня! Милицая! Куда ж смотрите!

Несмотря на то что «белый день» был семью часами вечера, а ограбленная бабка куда больше походила на бандитку, чем Алька, народ на крики откликнулся. Через несколько секунд послушать бабкину арию собралось уже человек пять. Растерянной Альке только и оставалось, что смотреть на озаренные любопытством лица добропорядочных граждан да хлопать синими невинными глазами, уже не пытаясь вырваться из цепких бабкиных рук. Алька чувствовала, как щеки заливает краска стыда. Стыда за то, что она не делала.

Зрителей ее мнимого преступления становилось все больше. Смурные силуэты, закутанные в теплые пальто и куртки-пуховики, надвигались на нее как тучи. И глаза у этой безликой толпы были одни на всех – любопытные и жестокие в своем пустом любопытстве. На секунду Альке показалось, что вокруг нее сгрудились крысы, как в сказке про Нильса. Или про Щелкунчика. Но Алька не Нильс и не Щелкунчик, поэтому страшно испугалась и зажмурила глаза.

– Документики! – рявкнул кто-то рядом с Алькой, и она снова открыла глаза, стараясь не глядеть на толпу, наслаждавшуюся представлением.

Перед ней стояла еще одна серая крыса, пухлая, откормленная, с беспокойными и наглыми глазами. За этой крысой – дородным мужчиной в серой форме – стояла еще одна, поменьше. До Альки неожиданно дошел весь ужас момента – эти точно не оставят ее в покое. Огромный вокзал с электронными табло, шершавыми эскалаторами и гигантскими колоннами сжался вокруг нее гранитной западней. Она знала, что будет непросто. Но чтобы так…

– Документики! – снова рявкнул мужчина в форме.

Поколебавшись, Алька все же полезла в сумку.

– Я ничего не сделала, – бормотала она, изо всех сил пытаясь не зареветь. – Ничегошеньки…

– Врет, врет! – засипела бабка, выразительно кругля маленькие глазки. – Сперла кошелек! Как есть сперла, стерва!

– Да не брала я ничего! – прохныкала Алька, протягивая документы милиционеру. – Честное слово, не брала!

Его глаза – серые, прозрачные и наглые – насмешливо скользнули по Альке. Видал я таких, прочитала она в его взгляде. Сердце Альки сжалось, как резиновый мячик в настойчивом детском кулачке. Ей не верят! Она не брала, а ей не верят! Алька чувствовала, что вот-вот сдастся, ослабеет, заплачет. И крысы набросятся на нее, растащат по кусочкам, разберут по косточкам…

– А прописочка-то не московская, – подмигнул жирный Крыс своему напарнику. – Девочка-то курская… И какими судьбами в столице? – ехидно улыбнулся он, глядя на Альку. – Ищем работу? Ну мы тебе дадим… хм… подработать…

Он густо и похабно рассмеялся, подмигивая напарнику. В Алькиных висках засучило ножками отчаяние.

– Я не брала! – выкрикнула она, выдергивая из бабкиных лап онемевшую руку. – Ничего не брала! – Синие глаза намокли, как полевые цветы под проливным дождем. Уже мутными от слез глазами Алька увидела, как сгустившуюся толпу рассекает чье-то черное пальто, которое решительно движется в ее сторону. Это пальто – лица она все еще не видела – прибавило ей сил. – Я ни в чем не виновата! Это все она врет! Либо с ума сошла, наверное!

Алька обращалась уже не к жирному Крысу, сжимавшему ее паспорт, а к черному пальто, которое подошло совсем близко и вклинилось между крысами и ею, Алькой.

– Что она сделала? – поинтересовалось Пальто у Крыса.

– Сперла кошелек.

– Всю пенсию, – сипло простонала бабка, жалостливо кругля глаза.

– Обыскали? – осведомилось Пальто.

– Нет еще, – как-то приниженно ответил Крыс, смущенный тоном вопроса, но тут же, спохватившись, поинтересовался: – А вы-то кто? Ее знакомый?

– А если так? – полюбопытствовало Пальто.

– А если так… – многозначительно повторил Крыс и оглядел толпу, замершую в предвкушении главного момента. – А ну-ка, разойдитесь! Чего стали? Нечего мешать работникам милиции!

Толпа – с лиц немедленно сползло оживленное выражение – медленно и неохотно разошлась.

– А если так, то будьте добры ваш паспорт.

– Пожалуйста, – усмехнулось Пальто и сунуло паспорт Крысу. – И сколько же у вас украли? – повернулось Пальто к бабке.

– Три тыщи, родненький… Только кошелечек-то она наверняка уже сплавила. Мы-то с ней всю дорогу ехали…

Пальто снова повернулось к Крысу:

– О чем речь без кошелька?

– А без прописки? – недовольно пробурчал Крыс. – Приехала из Курска. Без вещей. Может, ей и жить негде…

Пальто пошарило по карманам и извлекло оттуда несколько смятых купюр.

– Бери, бабуль, пока даю. Сегодня я щедрый.

– Вот спасибо, милай… Здоровьица тебе, счастьица… – По торопливым шуршащим шагам Алька догадалась – Черному Пальто удалось избавить ее от одного врага…

– Может, с вами мы тоже договоримся? – небрежно поинтересовалось Пальто.

Алькино сердце екнуло, ей показалось, что от ответа Крыса зависит ее будущее.

Крыс кивнул. Сумма, которую Пальто с легкостью вручило бабке, поколебала его решительный настрой. Дома все-таки жена, дети. Ну ее, эту девку… В конце концов, финал все равно один. Таких, как она, пруд пруди на Тверской, Комсомольской, на Ленинградском шоссе… Черт с ней.

– Договоримся…

Только теперь Алька осмелилась поднять голову. Слезы наконец высохли, и она увидела перед собой мужчину с серыми-серыми, как свинец, глазами, такими хмурыми, что пасмурное небо в сравнении с ними казалось солнечным…

Ее глаза показались Сергею синими, как васильковый полдень. Всего остального он попросту не замечал. Сказать по правде, ему было наплевать на ее внешность. Жалость вызвали эти заплаканные глаза. Ведь он сам сегодня чуть было не разревелся на поминках. Как ребенок, как мямля. Вот и эта девчонка – совсем еще маленькая. Какой там кошелек… От Сергея не ускользнул алчный взгляд бабки, и никто бы не переубедил его в том, что старая карга просто пыталась развести девчонку, отобрать у нее последнее. Если у этой синеглазой дурынды было последнее…

Сергей придирчиво оглядел съежившуюся под его взглядом фигурку. С нее и взять-то нечего. Мятая голубая куртка. Нелепая вязаная шапка, натянутая до бровей. Сумочка с наполовину протершейся ручкой. Выношенные линялые джинсы. Язычок «молнии» на сапоге отломан, вместо него – красная канцелярская скрепка. Выглядит, прямо сказать, не очень. Хотя и не страшненькая. Так себе… Только глаза, большие, синие и испуганные, придают лицу индивидуальность. Еще один провинциальный мотылек, который вскоре превратится в столичную «ночную бабочку».

Он нахмурился и, пытаясь не дышать на девочку перегаром, спросил:

– Что ты здесь забыла?

Худенькая фигурка сжалась еще сильнее, выпятив тонкие иголочки.

– Где – здесь? – Голос у нее оказался хрупким, как весенние сосульки, сиротливо свисающие с крыш.

– В Москве… – сквозь зубы процедил Сергей, с омерзением вдыхая запах собственного перегара.

– В Москве? – переспросил голубенький Ежик. – Да ничё. Я ищу… – добавил он и торжественно замолчал, как будто Сергею самому следовало догадаться, что ищет «в краю далеком» это нелепое существо в дурацкой шапочке.

Она так старательно выделяла «о», что Сергей не выдержал и хмыкнул. Диалект. Наверное, там, откуда она приехала, так все говорят. Окают и гэкают. И таращат свои васильково-синие глаза, приезжая в город, для которого они – меньше чем песок, высыпанный в карьер.

– Чё смешного? – ощетинился Ежик. – Я не клоун.

Сергей подавил улыбку.

– Надо полагать, ты ищешь кого-то? – уже совсем ехидным тоном поинтересовался он. Его начала забавлять вся эта ситуация.

– Мужа. – Голубенький Ежик с красной скрепкой на иголках убедительно кивнул в знак подтверждения своих слов.

Сергей не выдержал и расхохотался. Ежик, сам того не желая, так развеселил его, что даже поминки вылетели из головы. Мужа! Она ищет мужа! Ну, по крайней мере, честно…

Васильковые глаза наполнились негодованием, а маленький пухлый рот сжался. Девчонка кусала губы, не зная, как ответить на этот взрыв необоснованного веселья.

– Как тебя зовут? – отсмеявшись, спросил Сергей.

– Аля.

– Это – Алина?

– Это – Алевтина, – сердито уточнил Ежик.

– Меня – Сергей. – Он бросил свое имя вскользь, как совсем неважную информацию. – У тебя здесь кто-то есть?

– Никого, – покачал головой Ежик. – Я прежде работу найду. А уж потом…

– Да понял я, – махнул рукой Сергей, стараясь сдержать очередной приступ смеха, – найдешь мужа. Непроходимый оптимизм. Полагаю, там, где ты живешь, все такие целеустремленные?

– А в Москве все такие злые? – сердито поинтересовался Ежик.

– Что ж, по заслугам, – согласился Сергей. – Только не я обвинял тебя в краже. И в ментовку не тащил. Отдал десять штук, а ты хоть бы «спасибо» сказала…

– Извините, – покраснела Аля. – Спасибо. Я заработаю и отдам. С первых денег.

– Зарплаты, – поправил Сергей, жалея, что мышцы на его лице не резиновые.

Он уже не мог смеяться, но испытывал благодарность этой синеглазой дурынде за то, что она помогла ему, пьяному и отчаявшемуся, так быстро прийти в себя. Она была такой забавной в своей наивности, что Сергей простил ей и ее неграмотность, и дурацкое произношение, и глупость. Домой, домой… Она определенно должна вернуться домой. Слепому ясно, что здесь ей делать нечего. Мужа – ну это надо же, усмехнулся Сергей. Ну ничего, он объяснит ей, что она не в сказку попала… Уедет как миленькая.

– Поехали, – кивнул он Альке, одновременно давая понять, что делает ей одолжение и что не имеет на нее никаких видов. – Переночуешь у меня. Только не обольщайся на мой счет. Муж из меня никудышный. Это факт.

Больно надо, подумала Алька и показала язык его черной спине. Можно подумать, она на него запала… Рожа в шрамах, весь щетинистый, перегар – за семь верст учуешь. Либо чокнулся, наверное, если думает, что Алька возьмет такого в мужья…

Мама с детства твердила Альке, чтобы она не ходила никуда с незнакомцами. И Алька всегда ее слушалась. Это был первый раз, когда она сделала по-своему. И даже не потому, что ей некуда деться. Просто этот мрачный и язвительный мужчина в черном пальто почему-то вызывал у нее доверие. Алька чувствовала: ничего он ей не сделает. Не похож он на маньяка. И не похож на придурка вроде тех, кого любил приводить в дом пьяный Санька.

Еще маленькой Алька часто сравнивала людей с животными. Эта дурацкая привычка вошла вместе с ней и во взрослую жизнь. Среди людей встречались собаки, кошки, поросята, вечно хорохорившиеся петухи, неповоротливые и добрые пингвины… В такси Алька все смотрела на Сергея и пыталась понять – кто он?

Пока она уяснила только одно – Сергея не назовешь красавцем. Если бы его увидела Маришка, любительница героев бразильских сериалов, она точно бы сказала свое любимое словечко «жють». И наверное, была бы права. Лицо у Сергея острое, угловатое, какое-то незаконченное. Словно кто-то корпел над ним, а потом бросил, так и не доделав. Подбородок выступал немного вперед, скулы тоже выпирали, крупному носу недоставало изящества. Глубоко посаженные стальные глаза смотрели холодно. И не только на Альку, но и на весь мир. Они не любили улыбаться. А возможно, не умели… Таких холодных глаз Алька не встречала никогда. А иначе обязательно запомнила бы. Подбородок и левую бровь украшали два небольших шрама, а щеки – небритость. Как минимум трехдневная. Небольшой твердый рот то и дело насмешливо кривился, будто его обладатель хотел сказать что-то ехидное. При этом верхняя губа приподнималась, и казалось, что Сергей скалится. Волосы у него были густые, темные, слегка припорошенные сединой.

Алька наконец поняла, кого напоминает ей Сергей. Волка. Да, самого настоящего волка. Только не сказочного, а из зоопарка. Запертого зверя с линяющей пепельной шкурой.

Сергей расплатился с таксистом, и они вошли в подъезд. Московские подъезды были ненамного чище курских. Во всяком случае, тот, куда зашла Алька. Запыленные лампочки светили скупо и тускло, а из углов, наспех протертых тряпкой, несло мочой. Правда, в отличие от привычных Алькиному взору курских подъездов, стены свежевыкрашены, а лифт не скрипел, как несмазанная телега. Шел гладко и ровно – Алька даже испугалась, что он стоит на месте.

В лифте Сергей даже не смотрел на нее, думал о чем-то своем. Глядя на него, Алька задавалась вопросом: зачем он спас ее на вокзале? Не очень-то Сергей походил на добряка, готового осчастливить человечество. Скорее на волка-одиночку. Сам за себя. И ничего не надо, кроме свободы…

Из квартиры на Альку пахнуло странным запахом. Приятным, сладковатым и пряным. Алька долго гадала, что это, но спросить не решилась. Хмурый вид Сергея не очень-то располагал к вопросам.

Он плохой хозяин – это Алька заметила сразу. Вещи валялись где попало, кухню украшала гора немытой посуды, на столах и шкафах гостевала пыль, древняя, «как дерьмо мамонта», по любимому выражению ее подружки Маришки.

Зато в этой квартире находилось много любопытных вещей. Алька заметила странный агрегат, на котором лежал бумажный листок. А еще на большом столе стоял компьютер. Эту штуку Алька видела у кого-то из обеспеченных одноклассников. И даже немножко поиграла в какую-то игру, где разноцветные шарики переставлялись и выстраивались в линейку одного цвета.

Женского присутствия квартира не выдавала. Никаких туфелек на шпильке, халатиков, косметики. Сергей жил один. Алька даже не удивилась. Она сразу подумала, что если Сергей и был женат, то, наверное, недолго. Какая женщина согласится жить в волчьем логове?

Алька недолго бродила по квартире. Очень скоро Сергей позвал ее на кухню и предложил чаю. Алька обрадовалась, ей чертовски хотелось есть и пить. В поезде она не съела ни крошки. Только голодными глазами смотрела на бабку, которая лопала то жареную курицу, то вареные яйца.

– Есть хочешь? – равнодушно поинтересовался Сергей.

Алькин желудок откликнулся глухим урчанием. Она покраснела, ожидая, что Сергей над ней посмеется. Но его стальные глаза и не думали смеяться. Альке показалось, что в них промелькнуло сочувствие.

Сергей внял голосу Алькиного желудка, залез в холодильник и вытащил колбасу. Руки у него ходили ходуном, как будто несколько часов держали электродрель. Бутерброды получились неуклюжие – хлеб в два раза толще, чем колбаса, то и дело выскакивающая из-под ножа. Даже чай Сергей расплескал – на столе дымились янтарные лужицы.

Когда умираешь от голода, все равно, красиво ли еда лежит на тарелке. Алька накинулась на бутерброды, как бездомная собака. Сергею показалось, что она глотает их, не жуя. Как голодные школьники бесплатный завтрак на переменке. Он хотел сделать ей замечание, но передумал. Забавно следить за ее глазами – глазами голодного котенка.

Алькины выразительные глаза Сергей сразу заметил. Синие – то смеющиеся, то несчастные, то испуганные. Они постоянно менялись, в зависимости от того, что она слышала или видела. Чтобы продлить удовольствие наблюдать за ее глазами, Сергей сделал еще бутербродов. Эти Алька ела уже осторожнее, но тоже жадно, словно про запас.

Головная боль отвлекла его от этого занимательного зрелища. Ему показалось, что мозг съежился, подобно сушеному инжиру, став размером с пуговицу. Сергей обхватил голову руками. Как будто полегчало. Но ненамного… Пить надо меньше. Или больше… Или не надо вообще, но это – не про Сергея. Сидеть на поминках без «местной анестезии» было невыносимо…

Алька оторвалась от бутербродов и посмотрела на Сергея. Догадливые глаза-васильки увидели, что ему несладко.

– Мне что-то нехорошо… – неожиданно для себя начал оправдываться Сергей. – Давление, наверное…

– Уж конечно, давление, – ехидно покачала головой Алька. – Либо нажрался, наверное, вот чайник и трещит.

Обалдевшая от такого заявления голова даже болеть перестала. Конечно, Сергей не ожидал, что Алька станет общаться с ним цитатами из «Евгения Онегина», но услышать такую «красивую» правду было не очень приятно. Особенно ему, филологу… В сущности, его младший братец, не слишком усердствовавший над грамотностью своей речи, иной раз выдавал похожие перлы. Но у него, по крайней мере, отсутствовал этот ушераздирающий местечковый говорок…

– Говорят или «либо», или «наверное», – сухо пояснил Сергей. – А не все в одном предложении. И этот твой сленг… эти твои словечки… тоже, знаешь, как-то не очень… Ты школу-то хоть окончила?

– Окончила, – насупилась Алька. Она предчувствовала, что рано или поздно Сергей начнет учить ее жизни. – У нас все так говорят.

– Отучайся, – проигнорировав ее скисшую мордашку, бросил Сергей. – Если, конечно, хочешь найти нормальную работу. Впрочем, зачем? Завтра все равно уедешь домой.

Глаза-васильки потемнели. Алька не собиралась домой. Это Сергей понял еще до того, как на стол хлопнулась чашка с недопитым чаем.

– И не подумаю, – растопырила злые глаза Алька.

Еще чего! Не для того она смоталась из Сосновки, чтобы кто-то указывал ей, что делать!

– Еще как поедешь, – спокойно ответил Сергей.

Голос звякнул, как ложка о фарфор. Только дрогнувшая верхняя губа выдавала раздражение. Ощерился ну прямо как волк. Он и есть волк, только живет не в чащобе, а в лесу из бетонных елок. В логове, полном техники и безделушек…

– Не поеду. – Пусть не думает, ей упрямства тоже не занимать.

– Поедешь как миленькая. Надо полагать, ты надеешься, что я тебя здесь оставлю? – Вместе с больной головой у Сергея начало лопаться терпение.

– Не надеюсь я. Хоть щас уйду. Сию минуту.

А девочка-то с характером… Губу закусила, васильковые глаза растопырила так, что вот-вот брызнут синие молнии… Сергей усмехнулся и решил подойти с другого бока:

– Послушай меня, Алевтина…

– Аля.

– Так вот, Аля. Я живу в этом городе с рождения. И знаю его наизусть. Как книгу. Книги читала?

Алька, краснея, кивнула. Не очень-то она их и читала, если честно. Немного из того, что проходили по школьной программе… Алька с содроганием вспомнила «Войну и мир». За сочинение схлопотала пару – надо ж было написать, что у Наташи Ростовой поехала крыша… А разве по-другому скажешь, когда красивая и молодая девушка выходит замуж за смехотворного парня в очках, старше ее на несколько лет?

Для себя Алька читала совсем чуть-чуть. Книжек пять, а может, меньше… Но падать лицом в грязь не хотелось. А тем более перед Сергеем, который говорил так гладко…

– Так вот, я не гадалка, конечно, что было, не скажу. Но скажу, что будет и чем сердце успокоится, это точно. Таких, как ты, здесь, прости, как грязи. Сюда приезжают с мечтами и глупыми надеждами вроде твоей. А уезжают раздавленные, растоптанные городом. Это хорошо, если уезжают. Некоторые девочки вроде тебя остаются здесь навсегда и всю свою жизнь пашут на подонков, которые подкладывают их под таких же подонков, как они сами. Это – факт. О муже можешь забыть сразу и навсегда: здесь полно девушек с пропиской и данными гораздо лучше твоих. И поверь, даже этим длинноногим цыпочкам с лицами фотомоделей не так просто устроиться в жизни… – Сергей сделал выразительную паузу и добавил, чтобы окончательно сразить Альку: – Вот – твоя Москва. Вот – твоя сказка. Только страшная. Надо полагать, ты меня поняла?

Алька покачала головой. Этого она не хотела. Ей почему-то думалось, что все сложится по-другому. Она найдет хорошую работу. Снимет комнату. Она выживет. Поначалу можно обойтись и малым. А потом Алька встретит богатенького мужчину… Любви не будет – это Алька знала наверняка. Но зато появятся деньги и то, о чем она мечтала, – спокойная, тихая жизнь. С мужем, который с утра до вечера разъезжает по своим делам и редко видит свою жену… Она слышала истории вроде тех, что рассказал сейчас Сергей. Но почему это должно случиться с ней? Она же не дура…

– Я официанткой работала, – поразмыслив, ответила она. – У меня опыт есть.

Сергей глухо засмеялся, сжимая пальцами виски.

– Ну конечно, устроишься. Официанткой или массажисткой, – ехидно сказал он, выговаривая «о», как Алька. – По вызову… Ну все, хватит. – Он ткнул пальцем в бутерброды и, чтобы пресечь дальнейшие Алькины рассуждения, добавил: – Ешь и иди спать. Деньги положу на стол. Купишь себе билет. Я просыпаюсь поздно – можешь не будить. И забудь про Москву. Она только снаружи кажется сказочной. Изнутри это грязный и душный город. Русский Вавилон. Факт. И больше мне добавить нечего.

Алька кивнула, сделав вид, что смирилась. Пусть это «факт» для Сергея. Но не для нее. Слово «Вавилон», как и все остальное, что он ей сказал, ни капельки ее не напугало. В прошлом было столько гадкого и отчаянного, что Алька не сомневалась – страшнее некуда. Пусть Сергей считает, как хочет. Его дело. А она еще всем покажет. И Волку этому, и Саньке. Вот только найдет работу… Выйдет замуж… И обязательно покажет…

Проводив глазами Сергея, Алька принялась дожевывать недоеденный бутерброд. Вкусно, но аппетит пропал. Алька ела про запас – скорее всего, завтра поесть не удастся… Глаза закрывались сами собой, словно на каждую ресничку гномик повесил по крошечной гирьке. Так мама рассказывала. Сон – это когда приходит маленький гномик и развешивает серебряные гирьки по ресницам…

А глаза у Сергея такие холодные, что даже мороз по коже. Особенно когда он щерится, как настоящий волк. И впрямь жить бы ему в лесу под елочкой, караулить зайцев…

Алька уронила голову прямо на недоеденный бутерброд. Никогда еще она не хотела спать так сильно.