Текст книги "Люблю секретных агентов"

Автор книги: Ирина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Не перебивай, а то не буду рассказывать, – вспомнив любимое выражение Альды, пригрозила я. – На самом деле всё началось гораздо раньше, когда мать Аделы обнаружила, что она состоит в родстве с португальским королём Альфонсо Третьим, последним императором инков Атауальпой Тупак Юпанки Инкой Четырнадцатым, всеми монархическими династиями Европы, а также богами Одином и Тором и царём Трои Приамом…

– О, господи! – взмолился Луис. – Дай мне силы с достоинством вынести это испытание!

– Ну что вы там плетётесь! – громко окликнула нас Адела. – Мало коки съели? Ирина, иди сюда, мне нужно срочно с тобой поговорить!

Подруга цепко схватила меня за локоть и оттащила в сторону.

– Опять секреты! – недовольно проворчал Бобчик, присоединяясь к Луису. – Хорошо тебе. Вы с ней живёте в разных полушариях.

Я не услышала, что ответил колумбиец, потому что Адела громко и возбуждённо прошептала мне на ухо:

– Это он! Это Уайна Инти!

– Ты о чём? – не сразу врубилась я.

– Мы одной крови! – воскликнула Адела. – Мы оба инки из рода Копак, и мы оба – дети Солнца. Даже его фамилия – Инти – совпадает с именем бога Солнца. Уайна – настоящий курака!

– А это ещё что такое? – заинтересовалась я.

–  Курака– это то же самое, что касикв Северной Америке, – торопливо объяснила Адела. – Куракаозначает «вождь».

– Здорово, – порадовалась я за подругу. – Так значит, он и есть тот молодой и прекрасный воин, который отведёт тебя к спрятанным сокровищам?

– Именно так, – радостно кивнула Адела. – Уайна сказал, что три дня назад у него было видение, и богиня Силматетео предупредила его, что среди песчаного смерча на хвосте обезьяны он встретит белую принцессу инков, то есть меня. Так и произошло. Кстати, он обещал познакомить меня с Уильяк Уму– Главным Жрецом инков. О сокровищах мы пока не говорили, но Уайна упомянул, что Главный Жрец живёт в известных только инкам пещерах рядом с Потерянным Городом Инков. Я просто уверена, что сокровища должны находиться в этих пещерах, и Уильяк Умуотдаст их мне, как наследнице Атауальпы!

– А ты не задумывалась о том, что у Атауальпы помимо тебя в Перу есть гораздо более близкие родственники? Возьми хоть того же Уайну Инти. Так чего ради жрец должен отдать сокровище тебе?

– А почему бы и нет? – пожала плечами подруга. – Может быть потому, что у меня на руке знак солнца, или потому, что у меня белая кожа. Кто их разберёт, этих индейцев. Ты же знаешь, что инки сначала не хотели воевать с испанцами, потому что приняли их за богов с белой кожей, появление которых жрецы предсказывали задолго до того, как корабли испанских конкистадоров бросили якорь у берегов Америки. Почему‑то я совершенно уверена, что предсказание акльисбудется, и я получу золото Атауальпы.

– Ладно, допустим ты его получишь, – согласилась я. – И что ты будешь с ним делать? Ты ведь не сможешь вывезти его из страны. Это уже будет десполиация.

– Чего? – вытаращилась на меня Адела.

– Расхищение предметов старины, – со вздохом пояснила я. – Уголовное преступление.

Подруга укоризненно посмотрела на меня.

– Ты совсем, как Бобчик. Пошлый примитивный практицизм и полное отсутствие воображения.

– Скорее, избыток воображения, – заметила я. – Ты когда‑нибудь пыталась представить себе, что такое перуанская тюрьма?

– Ещё чего, – фыркнула Адела. – Стану я думать о таких вещах!

– А стоило бы!

– Отстань! – отмахнулась подруга. – Сначала найдём сокровища инков, а уж потом решим, что с ними делать.

– Даже если сокровища инков существуют, вряд ли тебе удастся отправиться за ними, – сказала я. – Держу пари, что как только Бобчик доберётся до "джипа", он пулей помчится в Лиму, а оттуда же первым самолётом вернётся в Москву.

– Бобчик может делать, что хочет, – решительно заявила Адела. – Если он такой трус, то пусть катится на все четыре стороны. Но ведь ты не предашь меня?

– Мне стыдно в этом признаться, но, похоже, инстинкт самосохранения у меня развит почти так же сильно, как у Бобчика, – заметила я. – Одно дело – обычный туризм, и другое дело – поиск сокровищ под носом психованного Фрэнка, когда вокруг орудует семья Джианозо и взрываются самолёты.

– У Бобчика в офисе тоже недавно взорвалась бомба, – пожала плечами подруга. – Конкуренты подложили. Но он же из‑за этого не сбежал из Москвы. Так что это не аргумент.

– Ладно, предложу тебе другой аргумент, – согласилась я. – Надеюсь, ты не забыла, что именно Бобчик финансирует нашу экспедицию. Одно дело мотаться по Перу с золотой кредитной карточкой, и совсем другое дело – не иметь в кармане ни единого нового соля и питаться сушёным куем, выпрошенным у индейцев.

– Если ты и Луис решите остаться со мной, Бобчик никуда не улетит, в этом я совершенно уверена, – задумчиво произнесла Адела. – Если останешься ты, наверняка Луис тоже останется. Так что решение за тобой. Или ты меня предашь, и я навсегда на тебя обижусь, или ты получишь свою долю золота Атауальпы.

– Так нельзя. Это шантаж.

– Можешь называть это как хочешь. Ну так как, ты со мной или против меня?

– Сначала я должна поговорить с Луисом.

– Я знала! – радостно взвизгнула Адела. – На тебя всегда можно было положиться.

– Но я ничего не обещаю, – предупредила я.

– И не надо ничего обещать, – усмехнулась подруга. – Ты просто делай.

– Надеюсь, ты понимаешь, насколько это опасно? – сказал Луис.

В очередной раз оторвавшись от Аделы и Бобчика, мы лениво взбирались по каменистому склону холма.

– Хочу попросить тебя об одном одолжении. Никогда больше не произноси в моём присутствии эту фразу. Ты ещё в Москве меня ею доконал.

– Просто я хочу, чтобы ты понимала, что делаешь.

– А я что, похожа на полную дуру?

– Я могу не отвечать на этот вопрос?

Колумбиец расхохотался.

– Ты просто не понимаешь, – сказала я. – В Москве холодно и скучно. Чеченцы взрывают жилые дома, мафиозные группировки устраивают на улицах перестрелки, озверевший пролетариат хочет идти на баррикады. А здесь тепло и красиво. Можно в своё удовольствие путешествовать по диким перуанским горам и искать легендарные сокровища инков. Это же здорово! К тому же рядом со мной доблестный секретный агент, который наверняка сможет защитить меня от происков ЦРУ и полковника Рамона де ла Серра. Да ведь ты и сам не хочешь, чтобы я уезжала, потому что через Аделу и меня тебе, возможно удастся выйти на золото Атауальпы.

– Конечно, я не хочу, чтобы ты уезжала, – обнял меня Луис, – и не только из‑за работы. Но я был обязан тебя предупредить.

– Считай, что уже предупредил. И какой у тебя план?

– Понятия не имею, – пожал плечами колумбиец. – Для начала надо хотя бы понять, что здесь происходит, и куда этот Уайна Инти собирается отвести Аделу.

– Мы не успели договорить, – заметила я. – Адела нас прервала. Я так и не поняла, за чем охотится Марсель Морли – за сокровищами инков или за новым наркотиком.

– Согласно информации, имеющейся у полиции, Марсель Морли никогда не имел отношения к торговле наркотиками, – сказал Луис. – Семья Джианозо – да, но, как я уже упоминал, формально икряной король не считается членом семьи и не связан с её противозаконной деятельностью.

– Я бы не была в этом так уверена, – глубокомысленно заметила я.

– Почему? – заинтересованно посмотрел на меня колумбиец.

Я вздохнула.

– Ты ещё не всё знаешь. На острове Бали Морли познакомил Аделу с неким Чианом Бенвитуном. Чиан пригласил её к себе домой, и пока Адела была в ванной, кто‑то выпустил ему кишки коротким самурайским мечом. Перед смертью Чиан прошептал нечто похожее на "Золото Атауальпы". Я решила, что Адела ошиблась, и он не мог иметь в виду сокровища инков, но если "Золото Атауальпы" – это новый наркотик, то, вполне вероятно, что Чиана убили из‑за него. Ты же сам говорил, что Индонезия занимает после Латинской Америки второе место по производству кокаина, и местные наркобароны наверняка заинтересованы в секретной формуле не меньше, чем их колумбийские коллеги.

Луис резко остановился и, схватив меня за руку, развернул меня лицом к себе.

– Ты это серьёзно?

– Совершенно серьёзно. Аделу арестовали за убийство, а я полетела в Индонезию вызволять её, только к тому времени, как я туда добралась, полиция нашла другого подозреваемого, и Аделу отпустили. Дело вёл лейтенант Ляо Сианон. Он отказался сообщить нам какие‑либо сведения об убийце и посоветовал побыстрее покинуть страну. От полицейского участка и до самого аэропорта за нами следили двое мужчин. Всё это кажется весьма подозрительным.

– Чёрт! – сказал Луис. – Занятная история. Есть что‑либо ещё, о чём ты забыла упомянуть?

– Нет, – помотала головой я.

– Так я тебе и поверил!

– Да нет, я серьёзно! Только имей в виду, что Бобчик обо всём этом не имеет ни малейшего понятия. Смотри, не подведи нас.

– Будем считать это тайной исповеди, – усмехнулся колумбиец.

– А ты не можешь по своим полицейским каналам разузнать подробности о деле Бенвитуна?

– Могу. Но для этого мне нужно хотя бы добраться до телефона.

– А чем вообще занимается семья Джианозо? – поинтересовалась я.

– Это типичный итальянский мафиозный клан, занимающий среди других кланов весьма высокое положение, – ответил Луис. – Рэкет, наркотики, проституция. В основном семья Джианозо действует на территории Соединённых Штатов и в Европе, в частности, занимаясь распространением колумбийского кокаина.

Есть сведения, что в последние годы люди Джианозо пытаются объединиться с перуанской наркомафией, которая хочет производить кокаин непосредственно в Перу, и уже оттуда переправлять его в Штаты и в Европу, минуя Колумбию.

Это не понравилось Медельинскому картелю, и между перуанскими и колумбийскими наркодельцами начались конфликты. Тут‑то и появилось "золото Атауальпы", причём, похоже, никто до сих пор не знает, кто его создал, и где его производят. Из‑за нового наркотика конфликт наркодельцов перерос в настоящую войну.

– Здорово! – восхитилась я. – Прямо как в кино! А нельзя ли поподробнее?

– Позже, – сказал Луис. – Похоже, Адела с Бобчиком собираются устроить привал. Я уже начинаю привыкать к мясу морских свинок.

До Пампа‑де‑Наска мы добрели почти в полночь. Во рту было горько от листьев коки, которые я непрерывно жевала на протяжении последних шести часов перехода. Но, несмотря на их тонизирующее действие, у меня, как, впрочем, и у всех нас, было только одно желание – беспробудно спать, как минимум, в течение суток.

– Надо срочно найти гостиницу, – простонала Адела. – Иначе вам придётся нести меня на руках.

– Смотрите! – воскликнул Луис.

Выглянувшая из‑за туч луна осветила небольшую прямоугольную вывеску, прибитую над дверью: "Mi burrito y yo. Hostal".

– Постоялый двор "Мой ослик и я", – перевела я для Бобчика.

– Здесь что, останавливаются вместе с ослами? – удивился он.

– Скорее с ламами, – задумчиво произнесла я. – Что‑то я не заметила в Перу ослов.

– А без ослов здесь можно переночевать? – нетерпеливо спросила Адела.

– Сейчас узнаем, – пожал плечами Луис и громко постучал в дверь.

Прошло несколько томительных минут. Колумбиец постучал погромче.

– Умерли они там все, что ли? – возмутилась Адела.

Она подошла к двери и изо всех сил заколотила по ней кулаками.

– Эй, вы там! Пустите переночевать умирающих от усталости путников! – диким голосом завопила подруга.

– Что‑то ты не слишком похожа на умирающего путника, – заметил Луис. – Скорее это напоминает нападение пиратов.

Минут через пять за дверью послышались шаркающие шаги, и дверь нам открыла старая толстая индианка, одетая в ядовито‑розовый фланелевый халат. У неё в руках была зажжённая керосиновая лампа.

– Извините, что так поздно, – вежливо обратился к ней Луис. – Мы бы хотели переночевать. У вас есть свободные комнаты?

Недовольно буркнув что‑то себе под нос, индианка повернулась и зашаркала по коридору. Мы приняли это за приглашение последовать за ней.

– В этом бараке что, нет электричества? – ужаснулась Адела. – Может здесь, вдобавок, и душа нет?

– Похоже, нам здорово повезёт, если, помимо стойл для ослов здесь найдутся ещё и постели, – зевнул Бобчик.

Нам с Луисом досталась крохотная комнатка с белёными стенами и скрипучей двуспальной кроватью, металлическая сетка которой от чересчур долгого употребления провисла почти до самого пола.

Меня даже радовало отсутствие электричества, поскольку я, ради собственного спокойствия, не хотела знать, какого цвета могут быть простыни на этой допотопной постели. Было вполне вероятно, что их не меняли в течение последнего десятилетия.

– Странно, почему‑то в Перу почти всё население имеет типично индейские черты лица, – сказала я. – В других странах полно негров, мулатов, испанцев, белых, а тут даже в Лиме нелегко встретить перуанца европейского типа.

– Перу – это Тибет Латинской Америки, – объяснил Луис. – В этой мало приспособленной для жизни высокогорной пустыне почти ничего не растёт. Внизу в районе костыслишком мало воды для сельского хозяйства. Там выращивают в основном кукурузу, а на пахиноль де пуна– степях высокогорных плато даже кукуруза не растёт. Там для этого слишком холодно. Поэтому испанцы не завозили в Перу чернокожих рабов.

Труд рабов был рентабельным только в сельскохозяйственных районах – там, где выращивали кофе, хлопок или сахарный тростник, – в Бразилии, Колумбии Венесуэле. А раз в Перу не было рабов – значит у местных жителей не может быть и негроидных черт лица.

Климат "Латиноамериканского Тибета" не слишком нравился и белым людям, а жизнь индейцев на холодных негостеприимных высокогорьях не слишком располагала к контактам и смешению рас. Вот так и получилось, что Перу – в основном страна индейцев.

– Бедные испанцы, – сказала я. – Тяжело им пришлось. Уж если по меркам инков Уайна Инти или Маута Иньяка считаются образцом красоты, то вполне понятно, почему здесь не так много метисов. Хотя бывают и исключения. Вот дочь Атауальпы, Беатрис Тупак Юпанки, сбежала с испанским капитаном.

– Любовь зла, – зевнул колумбиец. – Иди сюда.

Я осторожно прилегла на скрипящего железного монстра, и тут же скатилась вниз, в широкую воронку провисшей сетки, прямо на Луиса.

– Этот древний сексодром больше напоминает большой железный гамак, – заметила я. – Но всё же это лучше, чем щебень на плоскогорье Наска.

– А как тебе музыкальное сопровождение? – поинтересовался колумбиец. – Продюсеры эротических фильмов дрались бы зубами и когтями за этот шедевр постколумбова искусства.

Я пошевелилась, и пружины тут же отозвались вибрирующе‑тоскующим стоном, напоминающим то ли вой голодного оборотня, то ли полночный зов сексуально озабоченного привидения.

– Как ты думаешь, мы сможем заснуть?

– Вряд ли, – обнимая меня, усмехнулся Луис. – Но ведь это и не обязательно?

– Клопы, – пожаловался Бобчик. – Меня всю ночь кусали клопы.

– Не было там никаких клопов, – возразила Адела. – Вот меня почему‑то никто не кусал.

– Видишь, даже клопы не хотят связываться с тобой, – заметил Бобчик. – Это свидетельствует о наличии у них высокоразвитого интеллекта. Скорей бы добраться до "джипа" и вернуться в Лиму.

– В Куско, – сказала Адела.

– При чём тут Куско? – удивлённо посмотрел на неё Бобчик.

– При том, – сказала Адела. – Как только мы доберёмся до "джипа", мы немедленно выедем в Куско, а оттуда в Мачу‑Пикчу. Уайна Инти обещал показать нам древние города инков.

Бобчик умоляюще посмотрел на нас с Луисом.

Я отвела глаза.

Луис пожал плечами.

– Делайте, что хотите, а я забираю "джип" и немедленно возвращаюсь в Лиму, а оттуда первым же рейсом вылетаю в Москву.

– В таком случае можешь сразу же по прибытии заняться оформлением документов о разводе, – презрительно фыркнула Адела. – Я не желаю жить с трусом.

– Какие документы о разводе? – опешил Бобчик. – Мы же не женаты!

– И никогда не будем женаты! Именно это я и пытаюсь тебе втолковать!

– Но ведь нас чуть не убили! – жалобно произнёс "новый русский", делая последнюю попытку воззвать к нашему разуму. – Ирина, ты же разумная женщина! Неужели ты тоже собираешься отправиться в Куско с этой парой краснокожих пожирателей морских свинок?

– Было бы глупо прилететь в Перу и не посмотреть столицу империи инков, – заметила я. – Не думаю, что это так уж опасно. Скорее всего, взорвать хотели Педро Гонсалеса, а не нас. Кому мы нужны? К тому же с нами Луис, а он всё‑таки полицейский. Давай съездим в Куско и в Мачу‑Пикчу. Это займёт всего несколько дней, а потом мы сразу же вылетим в Москву.

– Не сразу, – сказала Адела. – Ты забыла про озеро Титикака. Там роскошные заросли тростника и плавучие жилища племени уру.

– Вот видишь, – жалобно сказал Бобчик. – А потом ей захочется на Попокатепетль.

– Попокатепетль в Мексике, – резонно возразила Адела. – Туда мы можем съездить в другой раз.

Луис подошёл к Бобчику и дружески похлопал его по плечу.

– Поехали, – сказал он. – Уверен, тебе понравится.

– И ты, Брут! – укоризненно взглянул на него Бобчик.

Узкая полоска шоссе, петляя по склонам горных проходов, медленно, но неуклонно, ползла вверх, как усталый удав. По мере подъёма голая каменистая земля стала покрываться высокими колючими кактусами, напоминающими большие зелёные канделябры. На смену кактусам пришли эвкалипты и густые степные травы. Горный хребет Белых Кордильер, через который нам предстояло перевалить, вонзал в облака свои заснеженные вершины. Они были острыми и зловещими, как заточенные зубы каннибала.

Я сидела у окошка, тесно зажатая между дверцей и бедром Луиса. Теперь на заднем сиденье нас было четверо.

Вначале Уайна Инти настаивал на том, чтобы мы оставили Мауту Иньяка в Пампа‑де‑Наска, поскольку "джип" рассчитан только на пятерых.

Услышав предложение Инти, Маута Иньяка злобно оскалил зубы и сказал что‑то явно нехорошее на языке кечуа. Уайна Инти тоже не остался в долгу и разразился каскадом совершенно неудобоваримых утробных, щёлкающих и цокающих звуков. На горизонте явно замаячила новая драка.

– Прекратите, – громко сказал по‑испански Луис. – Маута поедет с нами. На заднем сиденье вполне могут поместиться четверо.

Адела, ещё не до конца уверенная в том, что её прекрасным принцем должен оказаться именно Уайна Инти, поддержала колумбийца. И вот теперь два тесно прижатых друг к другу краснокожих соперника тряслись на ухабах, а на их широкоскулых бронзовых лицах отражалось глубокое взаимное отвращение.

Любуясь пейзажем, я мысленно возвращалась к тому, что мне рассказал Луис перед нашим возвращением в Пампа‑де‑Наска.

В последние годы ситуация в Южной Америке накалялась. ЦРУ, само по уши увязшее в незаконных операциях с наркотиками, под давлением правительства Соединённых Штатов решило сделать вид, что оно непримиримо борется против производителей "белой смерти" и арестовало несколько крупных колумбийских наркобаронов.

Началась борьба за передел сфер влияния и рынков сбыта. В конце концов в этой борьбе победил Висенте Уртадо де ла Вера, молодой и честолюбивый колумбиец итальянского происхождения, в своё время работавший на американские спецслужбы.

Воспользовавшись тем, что во время борьбы за власть влияние колумбийцев на рынке наркотиков несколько ослабло, перуанская наркомафия, возглавляемая Эдгаром Арребола Паредесом решила из поставщиков сырья для производства кокаина перейти в разряд производителей, и, если получится, даже распространителей. Арребола Паредес был бывшим военным и близким другом полковника Рамона де ла Серра.

Вместо того, чтобы, как раньше, поставлять листья коки в Колумбию, перуанский наркобарон начал строить подпольные лаборатории и выходить на связь с оптовыми покупателями зелья в Штатах и в Европе. Через некоторое время ему удалось установить контакт с последним капосемьи Джианозо, Гаэтано Джианозо, который до этого в Южной Америке сотрудничал только с колумбийцами.

Чтобы составить конкуренцию Висенте Уртадо де ла Вера, Эдгар Арребола предложил Джианозо кокаин по гораздо более низкой цене.

Гаэтано согласился.

Уртадо де ла Вера пришёл в ярость.

Всё говорило о том, что вот‑вот разразится война, в которую будут втянуты не только латиноамериканцы, но и наркодельцы развитых стран. И в этот момент появилось "Золото Атауальпы", ещё больше осложнив ситуацию.

В одно и то же время главы наркокартелей получили по почте изящные подарочные коробочки, в которых лежал пакетик с белым порошком и отпечатанное на принтере письмо, в котором говорилось, что вещество, находящееся в пакете – это "Золото Атауальпы", совершенно новый наркотик, по всем своим показателям оставляющий далеко позади и кокаин, и героин, и ЛСД. Более того, новый наркотик был гораздо менее токсичным, и его побочные эффекты были менее выражены.

Отправитель посылок назначил аукцион. Стартовая цена была пятнадцать миллионов долларов.

Проделав ряд экспериментов и убедившись, что новый наркотик действительно обладает всеми изложенными в письме свойствами, наркобароны обратились к известным химикам с просьбой проанализировать состав "Золота Атауальпы" и выяснить, из какого сырья он был получен и можно ли синтезировать его в лаборатории.

Заключения химиков были единодушны: "Золото Атауальпы" было получено в результате химической обработки листьев коки и какого‑то неизвестного сырья, скорее всего, растительного или животного происхождения. Синтез этого вещества в лаборатории теоретически возможен, но только теоретически. Он будет настолько сложен и дорогостоящ, что подобное производство было бы абсолютно нерентабельным, даже если установить на новый наркотик "запредельные" цены.

Информация о химических исследованиях и ажиотаже, возникшем вокруг "Золота Атауальпы", в конце концов просочилась наружу, и в дело вмешалось ЦРУ. "Контору" новый наркотик заинтересовал не менее, чем наркобаронов. Одним из агентов ЦРУ, участвующих в операции "Золото Атауальпы" был Фрэнк Даунфолл.

Совершенно случайно колумбийским спецслужбам удалось заснять Даунфолла во время встречи с самим Висенте Уртадо де ла Верой. Секретный агент и наркобарон дружески пожимали друг другу руки, а на их лицах сияли довольные улыбки. Это могло означать только одно: Фрэнку надоело вкалывать на "дядю Сэма", и он решил поработать на себя самого, обеспечив себя приличной пожизненной рентой, гораздо большей, чем пенсия, которую ему могло бы предложить американское правительство.

Полковник Рамон де ла Серра тоже был крайне заинтересован в новом наркотике. Диапазон власти в Латинской Америке определялся в первую очередь размером банковского счёта. Деньги обеспечивали власть, власть позволяла делать ещё большие деньги. За соответствующую сумму можно было купить всё – армию, полицию и даже кресло президента республики. Полковник де ла Серра жаждал власти. Для этого ему нужны были деньги. "Золото Атауальпы" могло обеспечить их ему.

Изобретателя "Золота Атауальпы" искали все – наркодельцы, военные, спецслужбы. Искали – и не находили. В своих поисках они иногда "хватались за соломинку". Для Фрэнка Даунфолла одной из таких "соломинок" оказалась я.

Упоминание о ванне с чёрной икрой ассоциативно связало меня в его представлении с Марселем Морли, незаконным сыном Джузеппе Джианозо. Кроме того, я прямо заявила, что приехала в Перу искать золото Атауальпы. И, хотя, вроде бы я имела в виду реальные сокровища инков, это могло быть лишь хитроумной маскировкой для отвода глаз. Если хочешь спрятать предмет, положи его у всех на виду. Если хочешь скрыть, что ты ищешь наркотик под названием "Золото Атауальпы", притворись, что ты охотишься за исчезнувшим золотом инков.

Постепенно картина прояснялась. Было неясно только, какую роль отвёл Аделе Марсель Морли в своей странной игре с предсказанием акльии индейцем со скорпионом на левом ухе. И почему индейцев оказалось двое?

Очевидно, что Уайна и Маута не заодно. Если бы они могли, то с удовольствием поубивали бы друг друга. Но по какой‑то причине, они молча едут в машине рядом со мной и Луисом, а их лица выражают неприкрытую ненависть. Знают ли они что‑либо о "Золоте Атауальпы" или о настоящих сокровищах инков? И кто, интересно, взорвал самолёт? От кого хотели избавиться – от нас или от Педро Гонсалеса? Вопросов было слишком много. Ответов – гораздо меньше.

– Остановись! Мне нужно прогуляться! – капризный голосок Аделы оторвал меня от размышлений.

Бобчик послушно затормозил.

Только сейчас я почувствовала, как затекло моё тело. Было просто необходимо слегка размяться.

Я открыла дверцу машины и с наслаждением ступила на землю. Тут же мне в нос ударил отвратительный запах тления.

– Что это? – с ужасом спросила Адела. – Ритуальные индейские жертвоприношения?

Справа от нас росло толстое странное дерево, похожее на пальму с кроной из плотных тёмно‑зелёных листьев, растущих прямо из ствола. Каждый лист был обрамлён длинными острыми шипами, загнутыми, как рыболовный крючок. Внизу на стволе более старые листья высохли и пожелтели, свисая вниз, как шелуха гигантской луковицы.

Насаженые на крючья листьев, на дереве, как ёлочные игрушки некрофила, висели разлагающиеся трупы птиц.

– Что это? – зажимая нос, с ужасом спросила я.

–  Пуйа, – ответил Луис.

– Что?

–  Пуйа. Растение семейства ананасовых, – пояснил колумбиец. – У нас оно тоже встречается.

– А какой садист развесил на нём этих несчастных птиц? – возмущённо поинтересовалась Адела.

– Никто, – пожал плечами Луис. – Вы посмотрите на эти крючки. Птице достаточно случайно задеть за один из них – и она уже не может освободиться. Но, несмотря на это, птицам почему‑то нравится отдыхать на этих деревьях.

Подруга возмущённо повернулась к Бобчику.

– Ну, ты знал, где остановиться, – возмущённо обрушилась она на него. – Тебе нужно было проехать сто километров для того, чтобы затормозить у этого чёртового птичьего кладбища!

– Я затормозил там, где ты попросила! – возмутился Бобчик. – Кстати, я вообще не хотел ехать в Куско. Это трупное деревце – ещё цветочки. Держу пари, что в следующий раз ты заставишь меня остановиться прямёхонько перед вигвамом вождя охотников за головами.

– Это знак! – громким замогильным голосом провозгласил по‑испански Уайна Инти. – Я же говорил, что мы не должны были брать его с собой, – Уайна кивнул на Мауту Иньяка. – Он приносит несчастье! Теперь уакиразгневались на нас. Если мы не оставим его здесь, мы все погибнем.

– Что он говорит? – встревоженно поинтересовался Бобчик.

– Кто это уаки? – с любопытством спросила Адела.

– Это духи, – спокойно пояснил Маута Иньяка. – Надеюсь, вы не верите во все эти сказки о знаках и дурных предзнаменованиях?

– По‑моему, это тебе следовало бы верить в них, – заметила я. – Вроде бы это верования твоего народа.

– Чепуха, – махнул рукой Маута. – Я верю только в деву Марию и в технический прогресс.

– Хорошее сочетание, – отдала должное я. – А вот один мой знакомый верил только в смерть и в налоги.

– Я не плачу налоги, – засмеялся Иньяка. – А смерти вообще нет.

– Да неужели? – заинтересовалась я. – А что же бывает, когда человек умирает?

– Он уходит в хурин пача, нижний мир, в землю немых, – пожал плечами Маута. – Путь туда лежит по волосяному мосту, по которому душу человека проводят чёрные собаки. А потом мёртвые прорастают и выходят из земли в виде живых людей.

– Здорово, – восхитилась я. – Это ещё покруче Упанишад[12]. И ты во всё это веришь?

–  Онв это верит, – кивнул на Уайну Иньяка. – Всё это такая же чушь, как и разговоры о том, что моё присутствие приносит несчастье.

Что‑то гортанно крикнув на кечуа, Уайна выхватил из‑под пончо нож.

В то же мгновение в руках Мауты тоже сверкнуло широкое лезвие.

Бобчик испуганно отшатнулся.

– Эй, прекратите, – встал между индейцами Луис. – Иначе мы вас обоих оставим здесь.

– Я просто хочу доехать до Куско, – сказал Иньяка. – Там я уйду.

– И правильно сделаешь, – прошипел сквозь зубы Уайна.

– Залезайте в машину, – велел колумбиец. – Сейчас я её поведу. Маута сядет рядом со мной, а Уайна сзади. И чтобы никаких драк.

– Давайте, оставим их здесь, – взмолился по‑русски Бобчик. – Эти индейцы опасны. Они всех нас прирежут, как цыплят, а наше мясо высушат на солнце.

– Но ведь до сих пор не прирезали, – возразила Адела. – Наверняка они дерутся из ревности. Просто они оба в меня влюблены.

– Ты когда‑нибудь слышала такой термин: "мания величия"? – поинтересовался Бобчик.

– Может, ещё и вы подерётесь? – предложил Луис.

Весь остаток пути, от увешанного трупами птиц дерева и до самого Куско машину пришлось вести Луису. На перевале Тиклио, расположенном на высоте около четырёх тысяч метров, Бобчику стало плохо. Уайна Инти объяснил, что это сороче, горная болезнь – основной бич путешествующих по Перу туристов.

– О господи, – простонал Бобчик. – Дело кончится тем, что я умру в этих горах.

– Пожуй коки, – посоветовал Маута Иньяка, протягивая Бобчику мешочек с листьями и тыквенную калебасу.

– Хорошо, что мы едем на машине, а не летим самолётом, – заметил Луис. – У тебя будет время акклиматизироваться. Куско находится на высоте 3355 метров. Из‑за горной болезни туристические фирмы не рекомендуют путешествия по Перу людям, страдающим повышенным давлением или сердечной недостаточностью.

– А почему у вас не кружится голова? – обиженно спросил Бобчик.

– У здоровых людей серьёзные симптомы горной болезни обычно проявляются, начиная с четырёх с половиной тысяч метров, – объяснил Луис. – На меньших высотах она выражается в основном в повышенной утомляемости, и за несколько дней акклиматизации человек привыкает к высоте. Видимо, в этом отношении мы оказались выносливее тебя.

– Тебе ещё повезло, – усмехнулась Адела. – Я слышала, что некоторые туристы от горной болезни впадают в кому и умирают.

Бобчик побледнел и затравленно схватился за запястье, нащупывая пульс.

– Зачем ты его пугаешь, – заступилась я. – На такой высоте никто не впадает в кому.

Бобчик кинул в рот пригоршню листьев коки и поморщился от их горьковатого привкуса.

– Не понимаю, как я позволил втянуть себя во всё это, – тяжело вздохнул он.

В Куско мы приехали только поздно вечером. Узкая и пыльная горная дорога не позволяла развивать большую скорость, а если учесть бесчисленные повороты серпантина, на которых приходилось притормаживать, можно было легко догадаться, что мы плелись, как престарелые хромые черепахи.

– Здесь всегда такое вавилонское столпотворение? – с ужасом спросил Бобчик, когда путь нашему джипу преградила толпа пестро одетых индейцев.

– Ух ты! А здесь весело, – обрадовалась Адела, опуская стекло.

В тот же момент нам в уши ударили дробь барабанов, сухой хруст трещоток и пронзительное гудение флейт.

Группа краснокожих потомков древних инков, одетых в чёрные бриджи и полосатые жёлто‑красно‑синие пончо, отплясывала нечто среднее между брейком и брачным танцем гренландских эскимосов. На головах у индейцев красовались широкие и совершенно плоские чёрные шляпы, напоминающие перевёрнутые вверх дном большие чугунные сковородки. Края этих причудливых головных уборов были оторочены узенькими красными, белыми или лазурными оборочками. Меня сразу заинтересовал вопрос, каким образом "сковородки", не съезжая, держатся на головах танцоров, и я решила, что, скорее всего, их прикрепляли к пёстрым хлопчатобумажным платкам, которыми были обмотаны головы индейцев.