Текст книги "Черное солнце"

Автор книги: Ирина Арбенина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– А я Предлагаю вам сотрудничество. Сразу видно, что вы девушка смелая и решительная.

– А зачем вам смелая девушка? Вы так боитесь генерала?

– Генерала? Да, конечно. – Орлов-Задунайский вдруг задумался и отрешенно уставился куда-то в сторону. В темноту ночи. – И генерала тоже.

– И кого-то еще?

– Вы когда-нибудь слышали о зомби?

Анне показалось, что в эту минуту лживые глаза защитника стали огромными от страха, и этот страх на сей раз был действительно искренним.

– Вы это серьезно?!

– Да, в общем, так сразу все это и не объяснишь.

– Ну, объясните, пусть не сразу. Постепенно.

– Я, в общем-то, боюсь привидений.

– Привидений? А они тут водятся?

– Мне показалось, да. Я ведь тут, видите ли, уже давно кручусь. Присмотрелся к местности…

– В самом деле, привидения? Вы это опять – серьезно?

– Ну.., ха-ха! – весьма принужденно засмеялся Орлов-Задунайский. – Считайте, что я пошутил!

Так как насчет наших совместных действий? Сотрудничества?

– Сотрудничество – это в каком смысле? Вместе приковаться к воротам, что ли?

– А что? И прикуемся! Скажем Тегишеву, что позвонили предварительно в редакции всех влиятельных газет. Генерал испугается скандала, огласки и…

А деньги пополам.

– Какие деньги? – удивилась Светлова.

– Ну…

– Вы же что-то говорили про благородные цели и идеалы?

– Одно другому не помеха. Зря, что ли, мы тут мерзнем?

– Знаете, что… – Аня опять поморщилась. Почему-то чем дольше она общалась с этим защитником, тем чаще это делала.

Она, мягко говоря, недолюбливала подобных типов – трепачей, которые чем больше врут, тем более вдохновляются и распаляются и начинают при этом искренне верить в собственные вымыслы.

Только что он сказал, что генерал «возможно, причастен». Через две минуты и три фразы он уже утверждает, что генерал «безусловно причастен». Причем сам врун так возбужден, что не обращает внимания на подобные словесные тонкости. А по сути дела, разница, мягко говоря, немаловажная: «возможно» или «безусловно».

– Знаете, вы все время раздваиваетесь, прямо на глазах… Как ваша фамилия? То вы Орлов, то вы Задунайский… И каждый из вас двоих говорит разное.

«Хватит раздваиваться!» – хотела строго сказать «защитнику» Светлова, но не успела.

Опешив, Анна смотрела на образовавшуюся перед ней пустоту: Орлов-Задунайский исчез!

Способность раздваиваться была, очевидно, не единственным и, что важно, не главным его удивительным свойством.

Оказалось, что «прощелыга-букашка-гнус» еще умел и растворяться! Вот только что вроде был. Пищал, врал, стонал. И в следующее мгновение – уже нет! Исчез, дематериализовался. Как корова языком слизнула!

– Уф-ф! – Светлова даже перевела дыхание.

Совсем рядом послышался хруст веток, и Анне стала понятна причина столь стремительной пропажи представителя Гринпис: изрядно перебравшему Тегишеву все-таки удалось наконец спуститься с высокого крыльца, и теперь он с ружьем наперевес продирался сквозь зеленые насаждения, бормоча что-то себе под нос.

Что именно он бубнил, угадать можно было и не с трех раз, а сразу!

Ну, разумеется – «прощелыга.., букашка.., гнус…»

Светлова хотела последовать примеру славного защитника окружающей среды и тоже раствориться во тьме ночи.

Однако передумала.

* * *

Принимая это решение, Светлова верно рассчитала психологическую особенность момента.

Когда человек грозится напиться в одиночку, он рад любому, кто разделит с ним тяготы по опустошению бутылки шотландского виски.

– А, адвокатская контора!

Тегишев будто даже и не удивился, обнаружив за деревьями на собственном участке Светлову. Будто бы в том, что представитель адвокатской конторы является на его территорию посреди ночи, не было ничего странного.

Таково свойство крепких напитков, не разбавленных водой и льдом. Они каким-то непостижимым образом помогают находить объяснения самому необъяснимому. Человека, опорожнившего в одиночку половину бутылки виски, в общем, уже трудно чем-либо удивить.

– Ну, заходите в дом, гостьей будете! Чего уж тут по кустам сшиваться! – радушно пригласил генерал. – Знаете, у меня график жизни такой: раз в неделю уезжаю на дачу напиваться. То есть отдыхать., я хотел сказать.

– Понимаю.

* * *

И Светлова приглашение приняла.

* * *

В доме горел камин. И виски, которым генерал бодро принялся наполнять бокалы, тоже пришелся кстати.

– Надеюсь, вы не выкинете меня таким же образом, как вашего предыдущего гостя? – на всякий случай поинтересовалась Светлова.

– А, этот… Букашка! Гнус – Успокойтесь! – Аня уже была не рада, что напомнила генералу больную тему. Но его уже было не унять.

– Прощелыга! Гнус!

Тегишев грохотал, сотрясая воздух собственным, так сказать, авторским набором ругательств.

– Игорь Багримович! – Аня отпила минералки. – Ваша настоящая фамилия случайно не Троекуров?

– То есть?

– Ну, был такой помещик. Травил медведями, стрелял в гостей. И все у него были букашки. А вы просто какая-то адская смесь советского генерала и помещика Троекурова.

– Ну, кто-то же должен был продолжить линию! – хмыкнул Тегишев.

– Вы, между прочим, человека ранили, Игорь Багримович!

– Ох, так уж и ранил!

– Да. Он даже сказал, что каким-то секретным оружием спецслужб.

– Секретным оружием, говорите? – Тегишев расхохотался. – Да солью в него пальнул маленько! Вот держу дома.., на всякий случай.

– По-вашему, это нормально?

– Да что с ним будет-то, с вашим Гринписом?!

В тазу посидит маленько и как новенький станет!

Мой папаня таким секретным оружием по любителям чужих яблок шмалял. И ничего, все живы остались. Здоровое выросло поколение.

– Слышали, слышали! – закивала Светлова. – «Здоровое поколение» – с солью в заднице, привычкой воровать чужие яблоки, похмельным синдромом, при этом не готовое поступаться принципами.

Битое, поротое, спившееся, но здоро-вое!

– На идеологические темы собираетесь иронизировать?

В комнате вдруг появился какой-то странный запах. А Тегишев смотрел поверх Аниной головы, довольно ухмыляясь.

Странный, что-то напоминающий запах. Ах, да… детство.., зоопарк.., маленькая Анна стоит возле клетки…

Злорадная улыбочка Тегишева подсказала ей, что не стоит делать резких движений, может быть, даже вообще никаких движений… И в этот момент Аня осторожно оглянулась.

Посреди «зимнего сада» под пальмою стоял не шевелясь пятнистый зверь.

Желтые глаза смотрели не мигая на Светлову.

– Это Маша, – представил зверя генерал. – Маша кусается. – Он ухмыльнулся. – И кусается больно.

– Да, с медведями я не угадала, Игорь Багримович, – заметила, вздохнув, Светлова. – А во всем остальном, кажется, точно. Это кто же такой?

– Так.., рысь.

Анна улыбнулась.

– А чему вы радуетесь?!

– Просто недавно читала где-то, как ОМОН обыскивал усадьбу какого-то магната нашего нового.

Так не удержались ребята и у павлинов все хвосты повыдергивали. У вас есть павлины?

– Есть.

– Я так и думала. Бедные птички! Наш спецназ – сущие большие дети, простодушные и сильные, просто не в состоянии устоять перед красивыми птичьими перышками и хвостиками.

«Теперь понятно, почему Тегишеву не нужны высокие заборы и бегающие вокруг дома псы. Заведи себе такую Машу и спи спокойно, даже если и не заплатил налоги…»

Аня не знала, действует ли с дикими хищниками известное правило безопасности – не смотреть в глаза? Вот, например, собаки воспринимают взгляд в упор как вызов человека, а Светлова совсем не хотела бы эту Машу «вызывать». И решила, что лучше все-таки не смотреть.

Самое страшное у диких тварей – вот это безмолвие. Ни лая. Ни даже рычания. Лишь неслышное переступание лапами, неприятный отпугивающий запах.

Чтобы избавиться от Светловой навсегда, генералу, наверное, даже не надо и Машу на нее натравливать: достаточно просто зверю не мешать.

Пауза затягивалась, и Светлова, словно наяву, представляла свое растерзанное диким зверем тело.

– А нервы у вас крепкие! – похвалил генерал.

– Не обязательно было проверять. – Светлова перевела дыхание. – Могли бы просто спросить, а я бы ответила: да, крепкие.

Генерал взял Машу за ошейник и вывел из комнаты.

Машу. Желтоглазую, пятнистую.

– Кстати, привычка называть животных именами знакомых женщин свойственна не только вам, генерал, – заметила Светлова, когда хозяин вернулся.

– О чем это вы?

– Ну, товарищ генерал, отрицать, что вы знать не знаете женщину, которая оставила вам такое наследство, просто несерьезно с вашей стороны.

– Что, догадались?

– Представьте.

– Да, было дело. – Игорь Багримович вздохнул. – Но это была ошибка. Ошибка юности!

– Ну, и насколько вы тогда были юным?

– Да уж с тех пор лет двадцать прошло. Знаете, полагаю, вам трудно будет это понять.

– Я постараюсь.

– Вряд ли… Вряд ли у вас это все-таки получится. – Игорь Багримович усмехнулся. – Понимаете, глухое место. Вы таких, верно, никогда и не видели.

Скука, отдаленный гарнизон. Отношения с женщиной – одно из немногих развлечений, а иногда просто спасение. Это был недолгий роман. Он закончился вместе с моим переводом.

«И повышением, – додумала Аня. – Далеко не всегда хочется делить успех со второй половиной, особенно если она поднадоела, а новые возможности сулят и новую половину…»

– Вот и все! Я и понятия не имел, куда потом Крамарову жизнь забросит. Аж в Голландию! И, честно говоря, не понимаю, что означает сей ее жест – завещание. Я о Маше забыл. Был уверен, что и она забыла обо мне.

– И вы точно ей о себе не напоминали? – с сомнением поинтересовалась Светлова.

– Помилуйте! Зачем бы мне это могло понадобиться?! Какая-то интрижка двадцатилетней давности. Да кто же в состоянии удержать в голове такие подробности жизни?

«Маша, – решила Светлова. – Желтоглазая пятнистая рысь Маша своим именем опровергала уверения генерала в его забывчивости! Вряд ли эта холеная пятнистая, явно обожаемая хозяином дома хищница стала тезкой Маши Крамаровой случайно».

– Вы и на Орлова Машу натравливали? – поинтересовалась Анна.

– Не смешите!

– И не думала.

– Да покажи я этому хлысту мою Машу – прощай ковры! Он бы мне все тут обгадил от страха. Или бы дух испустил.

– Зачем вы так, Игорь Багримович?! У человека есть убеждения.., и он.., он им следует.

– А, бросьте! – Тегишев брезгливо махнул рукой. – Говорю вам, прощелыга. Повторяю, повторяю, а вы не слышите. Умная девушка, а как об стенку горох! Не понимаете…

– Чего же это я не понимаю?

– Ваш-то «с убеждениями».., деньги у меня выцыганивает. Баксы ему нужны, а не убеждения. Думает, если я военный, так у меня обязательно грешки какие-то есть. Отступных захотел! А вот ему! – Тегишев сложил фигу. – Не дождется! Много их таких! Много!

– Много?

– Да уж.., немало, – бормотал на глазах засыпающий генерал. – А у меня такое оружие есть…

Особое. Такое… И неслышно.., и убивает… Убивает точно, без сомнений. Ха-ха! Это вам не солью в задницу из ружья. Мне подарил один человек. Кто – не скажу. Вместо пуль циан. Храню как память. – Генеральская голова медленно клонилась набок.

Вечеринка явно подошла к концу.

Еще минута-другая, и Тегишев откровенно захрапел.

* * *

Светлова покидала столь гостеприимный дом…

«Интересно… Не иначе, он выпускает рысь Машу погулять возле дома, – подумала про себя Анна. – Значит, вот кого „защитник“ Орлов так боялся! Боялся больше, чем генерала. Хорошо, что хоть сейчас Маша заперта».

Кажется, происходящее в природе уже можно было назвать рассветом. Разведенный в воде мел, как образно выразился кто-то из поэтов.

Некая туманная муть.

Светлова постояла на крыльце, втягивая носом холодный мокрый воздух, прежде чем проститься с домом-зверинцем генерала Тегишева. Зевнула, потянулась.

И вдруг ее будто передернуло.

В этой утренней мгле, невдалеке от дома, между деревьями вырисовывался человеческий силуэт.

Но явно не Орлова-Задунайского. Белый капюшон, бесформенная куртка…

– Эй! – громко окликнула Светлова, более от страха, чем от смелости. Он ей показался позорным, этот ее неожиданный страх.

Силуэт исчез, растворился, словно потревоженный криком.

Страх ее был мерзкий, липкий, вполне натуральный. И в эту минуту Светлова вспомнила слова Орлова-Задунайского: это действительно было страшно.

Пострашнее генерала с ружьем, заряженным солью, и даже пострашнее его желтоглазой Маши.

Потому что генерал и зверь были реальные – из плоти и крови.

А это.., это было неизвестно что.

* * *

Правила поведения с привидениями у Светловой сформировались под влиянием чтения очерков одного литератора-англичанина, жившего еще в прошлом веке. Описывая свое детство, он с теплотой вспоминал некую тетушку Филд.

Тетушка Филд обычно ночевала одна в пустынном огромном доме. В доме, где ровно в полночь появлялись два младенца. Ну, разумеется, привидения.

И начинали летать вдоль лестницы, ведущей к спальне тетушке Филд. Летали они плавно, вверх-вниз. И проделывали эти полеты призрачные существа с полуночи почти до утра, при этом, как правило, ни одной ночи не пропускали. Словом, были очень точны. Но что важно: тетушку Филд это совершенно не беспокоило.

Она говорила своим родным, что малышки ей совершенно не мешают.

Тетя Филд спала спокойно с вечера и до утра – и прожила долго.

Ровное английское отношение тети Филд к летающим по ночам младенцам и было для Светловой эталоном поведения в паранормальных ситуациях.

Ну, летают, и пусть себе летают. Что ж теперь поделаешь?! Не спать, что ли, из-за этого?

Поэтому, когда странный силуэт растворился в рассветной дымке, Анна села в машину и отправилась домой спать.

По дороге, чтобы отвлечься от неприятных ощущений, вызванных загадочным появлением силуэта, Светлова думала о тетушке Филд и англичанине-литераторе. Все-таки он был очень хорошим писателем, а Светлова была неравнодушна к людям, по-настоящему обладающим этим довольно редким даром. Замечательным пером.

Например, Ане запомнилось описание огромного поместья тетушки Филд, где литератор, будучи еще ребенком, гулял в разбитых по старинке обширных садах. Где почти никогда не встретишь ни души, разве что попадется навстречу одинокий садовник. Где ему нравилось бродить посреди старых печальных тисовых деревьев и елей, или лежать в свежей траве посреди чудесных садовых запахов, или греться в оранжерее, где начинало чудиться, что и он сам понемногу созревает в благодатном тепле вместе с апельсинами и круглыми маленькими лимонами.

Вот так замечательно писал этот англичанин. Аня немножко, хоть и смертельно устала, почитала его перед сном, чтобы окончательно успокоиться.

После своих злоключений в доме Тегишева Светлова спала крепко и сладко, окончательно согревшись только во сне.

Ей снилось, что она, как и ее любимый англичанин, «круглый лимончик» в оранжерее, в благодатном тепле, созревает в обществе с апельсинами.

* * *

Проснулась она вся в сомнениях: а не погорячилась ли, поддавшись давлению реалиста Ладушкина, и, с ходу отбросив высмеянную им версию о том, что пришла дама-зомби, нехорошо поглядела на Геннадия Геца. И все! Готов! И нет проблем.

Да… А потом зомби в белом так же нехорошо поглядела на Осипа Николаева, приехав к нему в Ковду.

Не исключено, что теперь эта дама хочет взглянуть в глаза генералу Тегишеву. Недаром же она там рядом крутится. И не означает ли это, что сам подозреваемый Аней генерал – в опасности?

* * *

В отделении организации Гринпис Светлову встретили приветливо.

– Чудесно, чудесно! Сейчас мы все устроим.

Интеллигентного вида молодой человек разрывал стопы бумаг на своем столе и согласно, в такт Аниным словам – и очень радостно! – кивал:

– Верно, верно! Знаем такого, знаем. Орлов-Задунайский.., прощелыга, прощелыга…

– То есть? – Светлова была ошеломлена и отчего-то была уверена, что ее поднимут на смех с ее обвинениями и подозрениями и с позором выставят за дверь экологической организации, бросив гневно вслед:

«Да как вы смеете! Орлов-Задунайский, знаете ли, кристальной души человек!»

– Да, да, – продолжал между тем кивать гринписовец, – именно, что прощелыга! Проник, понимаете, в самое сердце нашего благородного движения… Замаскировался искусно под защитника…

Но потом мы стали обращать внимание, что он использует нашу информацию, как бы помягче выразиться.., в своих корыстных целях…

И даже, знаете, не столько информацию – она у нас, в общем-то, строго конфиденциальная, – сколько свой статус, служебное положение, так сказать, использует… Для морального рэкета. Называет себя нашим представителем, даже удостоверение себе сделал, и действует, знаете, по принципу: «Нет дыма без огня». Является к известному человеку и пугает: я вас ославлю, оболью грязью… Ну а что без оснований, так вам же отмываться – это ваши проблемы… Кто будет сейчас разбирать, правда это или нет? Главное прокукарекать.

Вот так фокус! И Аня чуть не засмеялась, вспомнив предложение Орлова-Задунайского.

Значит, трусоватый шантажист, действительно, хотел использовать «смелую и решительную девушку»

Светлову для выбивания бабок из генерала. И деньги Орлов, значит, предлагал ей всерьез.

Ах, какой был шанс подзаработать! Правда, наверняка бы обсчитал, прощелыга!

Так вот оно что!..

– А как же он выбирает жертву?

– А он, знаете ли, работает большим бреднем.

Ну, как рыбаки идут с большой сетью: авось кто-нибудь в невод и попадет! Так и Орлов. Делает пробные подходы ко многим людям. Ну, практически наугад. И смотрит, не даст ли кто-то из них слабину.

– Хитро!

– Нет слов!

– Так, значит, прощелыга действовал по собственному почину? И у вас никаких сведений, порочащих генерала, нет?

– Именно так! У нас таких сведений нет. Если уж вам так приспичило, обратитесь в Общество защиты животных. Насколько я знаю, у них серьезные претензии к генералу.

– Ого! Что же он там-то натворил?

– Видите ли, они считают содержание диких животных в домашних условиях антигуманным…

– Понимаю. Я лично с ними согласна!

«Бедная Маша! – Светлова поежилась при воспоминании о желтых глазах рыси. – А вот поди ж ты… Оказывается, Маша под надежной защитой любителей природы!»

Итак, Орлов-Задунайский – прощелыга, а Тегишев благородный генерал! И жертва шантажа.

Жертва шантажа.

Вот это, очевидно, самое главное! Раз это пришло в голову Орлову, значит, и еще кто-то мог соблазниться этой возможностью – пошантажировать богатого человека, бизнесмена и генерала в отставке.

Но кто?

Уж не тот ли, кто уже поплатился за это жизнью?

Марион Крам… Маша Крамарова…

Неужели она его шантажировала?

Но почему именно теперь?

* * *

Ведь, как оказалось, генерал и Марион Крам знакомы много лет, однако повод для шантажа возник, стало быть, только теперь?

Что-то случилось? Что же именно? Возникла некая критическая ситуация?

Или есть что-то, о чем Марион Крам давно знала, но теперь эта ситуация изменилась?

Или Крам просто вдруг понадобились деньги?

Кстати, ее дом-баржа довольно обшарпанная, и не так уж дорого баржа эта самая стоит. Но…

Но, возможно, дело не в деньгах, не в том, что их не хватало на ремонт. В Амстердаме самое ценное – место стоянки. Говорят, что это серьезная проблема: как, например, место сохранить, когда баржа уходит на покраску? Поэтому Марион ее и не ремонтировала, а вовсе не потому, что ей не хватало для этого денег.

В любом случае, кроме причины, которая могла бы толкнуть Марион Крам на шантаж, должен быть и возникший – очевидно, некоторое время назад – повод для этого шантажа.

Может, что-то все-таки существует, несмотря на всю сомнительность личности Задунайского, в его словах об оружии?

И не есть ли это секретное оружие – люди-зомби?

Зомбирование! Сколько, право, ходит слухов о секретных разработках спецслужб. Сколько написано и сказано на эту тему. Немало! Правда, толком так никто ничего и не знает. Выдумки? Или же нет дыма без огня?

А может, кто-то из жертв эксперимента вышел из-под контроля и начал действовать в свободном полете? Точнее, начала женщина-зомби?

* * *

Пришлось Светловой опять жарить Гоше картошку. Ибо все их «профессиональные совещания» превращались в кормежки обладающего фантастическим аппетитом коллеги Ладушкина.

– Гоша, надо заняться версией шантажа, – осторожно начала Светлова, когда картошка подрумянилась, а поджаренный лучок стал хрупким и золотистым.

Анна, в общем-то, не знала, как отнесется к ее идее сам Ладушкин.

– Это поручение?

– Точно.

– О'кей! Будем отрабатывать!

– Не хочешь спросить?

– Не хочу. У матросов нет вопросов.

Светлова только благодарно вздохнула.

Как хорошо, что она не одна. И не нужно разрываться на части.

Хлопоты с картошкой – ничто по сравнению с тем, что можно вот так не тратить времени на объяснения: «А как мы будем это делать? А зачем? А почему?» – и прочие слова. Можно просто положиться на своего прожорливого соратника, а самой сосредоточиться на другом.

Потому что надо двигаться дальше.

Ведь список, который ей дала Инна Гец, еще не исчерпан.

В нем еще остается «не охваченный» Петербург.

И люди из этого списка мрут как мухи! А их, в отличие от желтоглазой зверюги Маши, получается, никто и не думает защищать. Никакое «общество защиты».

В Петербург Светлова решила ехать сама.

Глава 8

По вагону ходили глухонемые и разносили прессу. Аня купила.

– Можно я у вас журнальчик попрошу? – обратилась к ней соседка, не желавшая тратиться на периодику, но любившая, очевидно, ее почитать.

– Пожалуйста.

Женщина тут же увлеченно открыла журнальный разворот с фотографиями красавиц и углубилась в чтение.

– Ведь это надо! Какая она, оказывается, страшная! А ведь так посмотришь, когда по подиуму ходит – и не подумаешь!

– О чем не подумаешь?

– Ну, что она такая страшная.

«А вы и не думайте…» – хотела сказать Аня, поскольку, на ее взгляд, малопривлекательной соседке более подошло бы подумать о собственной внешности.

– Нет, вы только поглядите!

Соседке явно не хотелось оставаться наедине со своей радостью.

И она протянула журнал Анне.

Но разница, и вправду, была впечатляющей… Вот топ-модель Кейт Мосс сфотографирована в больнице. Оказывается, она недолеченная алкоголичка.

А вот – Кейт Мосс на подиуме.

Красавица и дурнушка.

А вот топ-модель Наоми Кэмпбелл. На одном фотоснимке Наоми – наутро после вечеринки. На другом – Наоми в только что сделанном макияже. Как говорится, «две большие разницы».

– Значит, если бы меня так накрасить?.. – радостно заголосила Анина соседка. – Значит, я бы тоже была как модель?!

«Ну, ты-то вряд ли…» – подумала Светлова несправедливо и мстительно, поскольку общительная соседка не давала ей сосредоточиться.

А вообще-то, да. Макияж, особенно на расстоянии, делает чудеса. И недаром говорится, что нет несимпатичных женщин, а есть только женщины плохо оформленные.

Аня закрыла глаза и сделала вид, что дремлет, чтобы не разговаривать с попутчицей, а спокойно подумать. Но не тут-то было…

– А еще ее, эту Кейт Мосс, лечили от анорексии! – радостно провозгласила попутчица. И редко Светловой приходилось слышать столько радости в голосе.

– А я ей сочувствую… – скорбно заметила Аня, чтобы напомнить женщине, что речь идет все-таки о тяжелой болезни, а не о том, что Кейт Мосс получила наследство…

– Вот с жиру бесятся! – продолжала рассуждать женщина. – Даже болезни у них какие-то не наши.

Анорексия вот эта, например… Ну, жрать, стало быть, отказываются… Да если бы меня так кормили, как эту Мосс, я бы счастлива была! А тут.., килограмм колбасы почти сто рублей стоит!

"Да я… Да мне… – мысленно передразнила Аня попутчицу. – Да уж если бы накрасить тебя, как Кейт Мосс, и дать столько колбасы, сколько модель может купить на свои миллионы.., была бы ты, несомненно, самым счастливым человеком на свете.

А пока, даже в отсутствие колбасы, все-таки нельзя так радоваться – ведь речь идет о тяжелой болезни…"

Светлова чувствовала, что начинает помимо воли раздражаться. Это означало, что она не в состоянии абстрагироваться от темной энергии, которая исходила от этой дамы.

Анорексия, и вправду, в наших краях болезнь нечастая, но от этого тем, кто ею страдает, не легче.

Излишняя худоба. Невероятная энергия.

Желание готовить, кормить, говорить, думать о еде. И полное, абсолютное к ней отвращение. Таковы ее симптомы.

Болезнь последней четверти века, болезнь молодых, почти подростков.

На Западе анорексия только за последние двадцать лет унесла уже десятки жизней.

Невероятно трудно распознаваемое заболевание.

За что только анорексию не принимают! И за гастрит, и за язву желудка, и за мигрень, а больные ею умирают от пневмонии.

Говорят, погибает без принудительного лечения каждый пятый или шестой пациент.

Знаменитая Твигги пережила клиническую смерть на почве крайнего истощения организма.

Анорексией страдала Джейн Фонда. Да, и Кейт Мосс тоже.

Ну, да все это, конечно, любопытно, но не имеет к делу никакого отношения!

Кто-то недавно упоминал при ней эту самую анорексию, и Аня попыталась припомнить кто. Ах, да!..

Настя Козлова говорила о какой-то девочке в Милфилде…

Вообще ее расследования казались иногда Светловой похожими на вязание – петелька, крючок, петелька, крючок… И так без конца. Одна отложившаяся в памяти деталь вдруг соединяется с другим, внезапно возникшим обстоятельством.

Когда это должно было произойти, Светлова испытывала нечто вроде волнения. Предчувствия, что вот сейчас что-то откроется, прояснится, проявится… Нечто похожее испытываешь в фотолаборатории, когда на неясной белизне фотобумаги начинает проступать картинка. Такое волнение отчего-то было у Ани и сейчас.

Но, кажется, ничего не случилось. Крючок не подцепил петлю.

* * *

Мыслями Анна – если б еще не мешала словоохотливая соседка! – была уже в Петербурге.

Это был последний, третий адрес в списке Геннадия Олеговича Геца.

* * *

В Петербурге Аня была готова ко всему.

Но Семенова не умерла. И даже не заболела. Стоявшая в списке третьей Антонина Семенова была абсолютно живой.

– У вас в квартире остались невакцинированные? – строго спросила Светлова, когда дверь квартиры тридцать семь приоткрылась.

– Чего?!

– Я из поликлиники. Сейчас проводится повсеместная вакцинация населения.

Светлова не была уверена, что все эти слова – «повсеместная вакцинация» и им подобные – имеют право на существование в русском языке, но так звучало официальное. А чем официальное выглядит посетитель, тем меньше шансов, что у него спросят документы.

Полная женщина лет сорока пяти, без каких бы то ни было примет индивидуальности, вытирая руки о ситцевый халат в крупных цветах – обычная униформа для подобного сорта домохозяек, – враждебно оглядела Светлову. Эта недоброжелательность так же казалась Ане обычной частью портрета многих ее соотечественниц.

– Прививки, что ль? Так бы и сказали.

– Да, видите ли.., грипп на носу.

– Не знаю, у кого там что на носу, а нам и без вашей вакцинации хорошо. Как-нибудь обойдемся.

– Но ведь это совсем невредно: прививка защитит вас, сбережет рабочее время.

Женщина покачала головой.

– Что вы мне мозги-то пудрите? А то я про вашу вакцинацию, можно подумать, первый раз слышу.

– Но…

– Знаем и без вас! Осведомлены, что к чему. Обойдемся!

– Я только… – попыталась вставить слово Светлова.

– Вот и идите себе… У нас и так, говорю, без вашей вакцинации все здоровы.

– Неужели никаких заболеваний? – успела все-таки деловито осведомиться Светлова.

– Никаких.

– Точно, никто не болеет?

– Говорю же, все здоровы, и муж, и я.

– А остальные члены семьи? – наугад поинтересовалась Светлова.

– Остальные тоже.

И быстро добавила:

– Остальных сейчас нет.

– На работе?

– Ну, все вам так и расскажи! Идите себе. Все у нас хорошо!

– Извините за беспокойство.

Аня вздохнула.

– Прямо не знаю, что и делать… Все отказываются, а у нас план, разнарядка.

– Да кто будет просто так, задаром сейчас себе всякую дрянь колоть?! План у них… Чай, у нас теперь не плановая экономика.

За могучей спиной Семеновой, привлеченная звуком оживленной беседы, неожиданно возникла лохматая нечесаная голова. По-видимому, это и был супруг Семеновой, мужчина с особым лихорадочным выражением глаз, которое характерно для людей, озадаченных тем, как избавиться с утра пораньше от неприличного состояния трезвости.

– Вы бы.., типа.., как фирмы сейчас работают…

У них, скажем, плиту «Индезит» покупают, а они – подарочек! Так бы и вы! Мы укололись вашей вакциной, а вы нам чарочку с закусочкой…

– Ой! – Светлова мигом приняла этот разбитной развеселый тон. – Что ж вы сразу-то не сказали? Не посоветовали! Я бы мигом.

– Иди, иди, хрен старый! – Семенова решительно затолкала мужа в квартиру. – Таким, как ты, подносить – Минздрав по миру пойдет!

– А вот и не прав твой Минздрав, что не уважает простого человека…

Дверь захлопнулась перед носом Ани.

Она вышла из унылого поезда. И остановилась в раздумье.

Женщина, сидящая на скамейке у подъезда, очевидно, соседка Семеновых, с любопытством уставилась на Анну.

Внешне соседка была точной копией Семеновой. Клонируют их, наверное, все-таки! В таком же, несколько иной, правда, расцветки, халате, выглядывающем из-под пальто, такого же примерно веса и комплекции, с похожим выражением лица.

Было понятно, что соседка явно прослушала всю беседу Светловой с хозяйкой квартиры – второй этаж, двери подъезда настежь, – а Семенова разговаривала громко и темпераментно!

Эта женщина явно была в курсе всего. И явно не в силах хранить распиравшую ее информацию.

– Конечно, «все хорошо»! Хорошо у них все, видите ли! Люську из дома выставила, чего ж теперь не жить.

– Выставила? – без особого энтузиазма поинтересовалась Аня.

Она знала по опыту, что таких собеседниц не надо побуждать к разговору. Если уж они рот открыли – расскажут все, что знают.

– А то не выставила! Конечно! Как стало ясно, что Люська в подоле принесет, ее сразу и за порог.

Свекровь называется!

– А где же отец ребенка? Что, он не мог позаботиться?

– Да где ж ему быть? Там уж не позаботишься, где он сейчас! На том свете-то!

Женщина кивнула куда-то в неопределенном направлении, где, по ее мнению, и мог находиться тот свет.

– Какие там могут быть заботы? Застрелили ведь Женьку Семенова.

Характерно, что женщина указала все-таки не наверх, а куда-то в сторону. Очевидно, у нее были серьезные сомнения, что муж Люськи мог претендовать на место в раю.

Пространный рассказ, за который болтливая соседка с удовольствием принялась, полностью подтверждал это Анино предположение.

Обстоятельства гибели Женьки Семенова полгода назад почти полностью совпадали с текстом песни профессора Лебединского:

«Там вдали, у метро…»

Стандартная ситуация для Петербурга девяностых. Где еще мог сложить голову «боец молодой»?

Где мог найти применение своим юным, нерастраченным силам хулиган Семенов, с детских лет предававшийся всем стандартным порокам большого города и не пропустивший ни одного – алкоголь, токсикомания и все прочее. Женька Семенов – источник мучений для родных и соседей.