Текст книги "Сабинянские воины"
Автор книги: Ирина Андрианова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
Я не сразу понял шутки, и удивленно вытаращил глаза.
– А ты прежде разыгрывал?
– Конечно. Мы все время играем. Но эта игра – очень важная.
Я отчаялся разгадать его загадки, поэтому ограничился одним вопросом:
– Но если вы все время играете, то каково ваше настоящее лицо?
– По закону жанра я должен был бы ответить тебе, что его нет, и при этом сделать многозначительный взгляд. – Он засунул крошечную ложечку в рот, и от этого его круглое лицо сделалось очень комичным. – Но по-моему, это информация несущественна. Какая разница, какой ты есть? Главное, каким ты должен быть.
На соседнем бревне сидели Тим и Йоки. Мы встретили их еще в поле, когда подходили к стойбищу и я их тоже сразу не признал. Они копали картошку. У Йоки был такой измученный вид, что она даже не заметила нас. Я спросил тогда, почему она не пойдет отдохнуть, если устала – никто же ее не неволит. Но она сказала, что хочет хотя бы последние дни потратить на пользу Сабинянии (тут я был не согласен, потому что она все время работала гораздо больше меня). Мол, дома отдохнет. К ужину она пришла сразу с картошки, даже не зайдя к ручью помыться. Ее штаны, футболка – все было одного пыльно-коричневого оттенка, цвета земли. Даже лицо было перемазано. Давно нечесаные волосы висели грязными прядями. Тим выглядел немного лучше, но, похоже, сельский труд вымотал и его.
Эгр отвлекся на своих товарищей, а я, взяв наполненные чаем пробирки, пересел к ним. Йоки с благодарностью кивнула и слабо улыбнулась.
– Знаешь, я старалась изо всех сил, – сказала она чуть погодя. – Честно хотела стать настоящей сабинянкой, как все другие. Чтобы не мучиться виной, что они трудятся больше меня. Но приходится признать, что такая работа и такая жизнь – не для меня. У меня такое ощущение, что я даже не сплю, хотя ложусь очень рано и мгновенно отключаюсь. Стоит уснуть, как я открываю глаза, и оказывается, что уже утро, нужно вставать и снова идти в поле. Я уже дня три не мылась, не расчесывалась – просто нет сил. А ведь еще регулярно нужно куда-то идти, тащить все эти котомки… Я так мечтала, что у меня получится! Я безумно завидую всем этим человекороботам, которые трудятся, как заведенные, и еще и имеют силы отдыхать. У меня так даже аппетита нет.
Раньше она так не говорила о сабинянах – «человекороботы». Я посмотрел на ее миску, в которой едва-едва убавилось каши.
– Мне очень стыдно и грустно, – продолжала она, – но сейчас я уже считаю дни, когда же мы вернемся. Мне кажется, стоит мне оказаться за Стеной, как я просто упаду на землю и буду спать несколько дней кряду. Хотя, наверное, там будет такая толпа и сутолока, что нужно будет сперва отползти подальше в лес. Но там-то я уже лягу и не встану…
– Не бойся, я отнесу тебя подальше, – сказал Тим. – Да и сам лягу рядом. Думаю, нам не нужно так винить себя. Какую-никакую пользу мы им все же принесли. Это главное. Но как они выживают, я и сам не знаю. Наверное, тут выведена какая-то особая раса людей, нечувствительная к усталости.
После ужина они хотели помочь мне с посудой, но я настойчиво отправил их спать. Марк и Марино, обрадовавшись, что помощь не требуется, тоже поспешно удалились. Ержи сперва принялся было тереть котел из-под каши, но не выдержал и виновато поднял глаза:
– Слушай, а не мог бы ты припахать Ченга с его верной поклонницей? Я видел, как они шли умываться. Как пойдут назад, хватай их и тащи сюда. Понимаешь… – он замялся, – я знаю, что Ру ждет меня.
– Да-да, конечно, ступай, – заспешил я. – Я и сам справлюсь. Опытный уже – сколько котлов успел здесь перемыть. Только одно и умею.
Ержи не заставил себя ждать, и сразу побежал к мостику через ручей. Уже стемнело, и женского дома на другом берегу не было видно: только слабые пятна ламп за деревьями. Такие же пятна, путешествовали в районе мужского дома. Стало очень тихо. Разговаривали лишь цикады и сверчки нарушали тишину. Стойбище укладывалось спать.
Я в одиночестве тер котлы и раздумывал над этой удивительной историей. М-да, запретная любовь между представителями разных миров. Впрочем, это вечный сюжет. Какую, должно быть, добычу почуяли бы журналисты, узнай они об этом? Сколько глупых и пошлых статей я мог бы об этом прочитать… Ержи и Ру – влюбленные, навеки разлученные бездушной Стеной… Но слава Богу, что я такого не прочитаю. Никто никому ничего не расскажет. Знают только они вдвоем, да я. Две тысячи сабинян тоже, правда, знают – по каналам Единой Души уже, небось, вести разнеслись. Но за них можно быть спокойным – не только не расскажут, но сделают вид, что не заметили. Странно – оттого ли, что у драмы нет зрителей, не слышны рукоплескания и сочувственные вздохи, она не кажется эпичной? Все так буднично: Ержи пошел навсегда попрощаться с любимой. Завтра он перейдет Стену и никогда больше не увидит ее. Вряд ли жрецы (или это тоже решает Душа?) захотят впустить его сюда по второму разу. Хотя… Тошук вот говорил, что был здесь раза три-четыре, если не ошибаюсь. «Душа» почему-то пожелала видеть его здесь регулярно. Значит, он какой-то особенный. Избранный.
Интересно, где он сейчас? К ужину пришел, быстро съел миску каши и ушел назад в мужской дом. Я знал, что вопросы задавать бессмысленно. Но тут он сам сказал, обернувшись на ходу: «В ноутбуке заряд на исходе. Хочу закончить переписку, пока можно. Завтра будем у Стены, сяду за стационарный компьютер. В таких делах важно не упустить время».
И поспешил в свою спаленку. Кажется, трофейный ноутбук тоже передадут на ту сторону, вместе с товарами и пленными. Неожиданный ассортимент для дикарей – рыбные деликатесы, оргтехника с севшим аккумулятором и связанные пленники… Интересно, а Тошук уйдет вместе с нами? Или останется? Он здесь выполняет функции дипломата. Это ясно, несмотря на все разговоры про «полифункциональность» мега-Души. Как бы не блистали сабиняне интеллектом и проницательностью, а ответственные переговоры все же лучше доверять профессионалу. Какова, кстати, сейчас международная обстановка? Ержи вот считает, что все плохо. Тошук ничего не говорит, но его молчание и мрачность красноречивей всяких слов. Неужели к нам все-таки решили высадить «гуманитарную миссию»? …Хм, я еще говорю «к нам». Никак не могу привыкнуть к мысли, что я уже почти «чужой». Послезавтра буду на той стороне.
Я отнес котлы к ручью и принялся полоскать, по очереди набирая в каждый воду с трепещущими лунными бликами. От болтания блики превращались в сплошное сверкающее месиво. Мне вдруг представилась Меб. Где-то она сейчас? По-прежнему на «Ойте»? Готовит еду, грустит по безответной любви и готовится грустить до самой смерти? Или она тоже думает о сгущающихся тучах, и гадает, сколько еще осталось ее миру? Миру, где ее счастьем будет лишь вечная грусть. Я поднял голову и вгляделся в черную массу ветвей, отделявшую женский дом. Ержи давно там. Интересно, что они там… Бог мой, да о чем это я. Ему же нельзя это, они же не женаты. А разрешили бы ему жениться и остаться, если бы он попросил? Да нет, конечно. Это бы обесценило Сабинянию. Говорят ведь, что прием в общину «внешних» претендентов – исключительные случаи, такое бывает раз в сто лет. Ну, или в тридцать. В противном случае закрытый мир превратится в банальную достопримечательность для брачного экзотуризма. Интересное, кстати, пришло в голову выражение – брачный экзотуризм. Видимо, это когда скучающие белые люди ради разнообразия женятся на диких островитянках. Как там у Моэма? Они, конечно, думают, что у них все всерьез и навеки, что они мечтают порвать с миром цивилизации, раствориться с первозданной природой и т.п. Но почти всегда они в итоге разводятся и уезжают. Потому что искренним и глубоким такое желание может быть только раз в сто лет. Ну или в тридцать. Какова вероятность, что у Ержи и Ру – тот самый случай?
Я смотрел, смотрел сквозь непроглядную темень, и вдруг… оказался у женского дома. Это было непостижимо: я словно за мгновение прошел насквозь гущу кустов, не почувствовав и не задев при этом ни одной ветки. Лампы освещали знакомые комнатки-скворешники на втором ярусе. Где-то свет сочился сквозь плотно задернутую холстину, а где-то лампы еще висели на фасаде, освещая высунувшиеся лица женщин и стоящие внизу, с вытянутыми шеями, фигуры мужчин. Странно, я ничуть не удивился, что оказался здесь; да и на меня никто и не обращал внимание. Не касаясь земли, ничего не ощущая ногами, я проплыл взглядом мимо длинного фасада. Снаружи было около десятка пар. Одни шептались, другие робко ласкались. Я узнал со спины Гора: с его длинными черными косами играли две маленькие ручки, увитые стеклянными браслетами. Ну надо же, строгие философы тоже не чуждаются любви… А кто это одним прыжком забрался в скворешник? Ба, это же Чит! Выходит, он женат. Иначе было бы нельзя… Полог быстро задернулся, и я не успел разглядеть лица его жены.
Все было, как в прошлый раз, но не было смеха, не было беззаботного флирта. В воздухе чувствовалась тревожное ожидание. Я не сразу заметил Ержи – хотя, казалось, по одежде его сразу можно было бы отличить. Надо же, как он слился с другими мужчинами. Ру высунулась из кабинки и наклонила голову как можно ниже, чтобы приблизиться к нему. Он правду сказал – подтянуться на руках он не смог, и лишь изо всех сил тянул вверх шею, вставая на носки. Длинные волосы Ру касались его лица, а пальцы – его плеч. Губы их молчали, но глаза жадно впивали друг друга, словно надеясь насытиться на всю грядущую жизнь. Я поскорей прошел мимо; мне сделалось страшно неловко. Я хотел уйти, но не мог: у меня не было ни рук, ни ног, один только взгляд. Как мог, я пытался отвести его в сторону, но все равно видел все эти глаза, волосы, руки и плечи. И вдруг я краем зрения заметил кабинку, перед которой никого не было, но полог был отодвинут. Внутри, освещенная лампой, сидела девушка. Это была Меб. Она была так безнадежно одинока среди влюбленных пар! Почему же она не закрыла полог? Просто забыла, потому что не знала чувства стыда за свое одиночество, или по-прежнему ждала того, кто был ей дорог? Я напряг все силы, чтобы видение исчезло, но тут она подняла глаза и встретилась со мной взглядом. Она определенно видела меня, хотя все другие – нет. Я хотел бежать, исчезнуть, хотел хотя бы выговорить что-то в свое оправдание, но – оставался нем. Меб задумчиво посмотрела на меня, а затем улыбнулась.
– Иди спать. Завтра будет трудный день, – сказала она, протянула руку и задвинула холстину.
В тот же миг все закружилось у меня перед глазами и пропало. А когда зрение вернулось, а обнаружил себя вновь сидящим у ручья. Мои руки, уже посиневшие от холодной воды, все еще машинально полоскали котел. Я медленно встал, встряхнулся и огляделся. За кустами, где был женский дом, почти не осталось огней. Мимо меня по мосту прошли несколько сабинян – должно быть, возвращались со свидания. Я подождал, пока они скроются в темноте, и стал собирать посуду. Тут вдали замаячила еще одна фигура. Этот посетитель дома был без лампы, но я легко разглядел его благодаря светлому пятну футболки.
– Ержи, это ты?
– Я. Я думал, ты уже спишь. – Он вошел в круг света. Это был точно он, но голос стал каким-то другим – глухим и далеким. – Как много котлов. Тебе не унести все сразу.
Он подхватил половину моей ноши и поспешил вперед, словно не хотел, чтобы я видел его лицо.
Весь следующий день наша колонна увеличивалась в размерах. Первое пополнение пришло еще утром, до отхода – человек пятьдесят, навьюченных узлами. Было много детей, и почти все лица были новыми для меня. Лишь двое коренастых мужчин в конце шествия показались мне знакомыми: кажется, я видел их во время боя на Стене. Новоприбывшие были явно не прочь отдохнуть; негромко здороваясь, они расселись на поляне, рядом с нашим приготовленным грузом.
– Мне сказали, они с восточных стойбищ, где мы не были, – объяснил Тим, когда мы все присели в кружок в ожидании выхода.
– Немаленький у нас обоз получается, – шепнул Марк, просовывая руки в свои лямки. – Не помню, чтобы на Обмен возили так много продуктов.
Насколько я мог судить по фотографиям, объемы ежегодного Обмена и обычно вправду были намного меньше.
– Уж не думают ли они задобрить мировое сообщество перевыполнением плана по осетрине?
– Какое тут перевыполнение. Им и самим еды не хватает.
– А ты у Тошука не спрашивал, что да как?
– Бесполезно. Когда он захочет, сам расскажет.
Колонна двинулась. Она стала так велика, что, когда голова уже скрылась за самым дальним холмом, хвост еще не стартовал. Мы оказались примерно в середине, но даже отсюда невозможно было понять, сколько еще народу за нами идет. Впереди я заметил еще два притока, впадавших в основное людское русло. К обеду, когда мы расположились вдоль широкого ручья, нас было уже не меньше пятисот человек, а то и больше. Сидеть всем вместе было бы неудобно, и колонна сама собой разбилась на группы. Воду для питья черпали очень осторожно, чтобы не замутить поток для тех, кто сидел ниже по течению. Костров, как обычно, не разводили. Для такой толпы было необычайно тихо; сегодня даже пленные почти не разговаривали. Видимо, поход все-таки утомил их. Я тоже прилег и закрыл глаза, проигнорировав предложенные мне размоченные лепешки – тело так устало, что не могло есть. Должно быть, я даже ненадолго заснул. Проснулся я как от толчка, но, оглядевшись, понял, что толкать меня было некому. Просто я каким-то образом почувствовал, что пора выходить. Мои товарищи еще увязывали свои грузы, а голова колонны уже шагала по тропе. Мне показалось, что людей еще прибавилось.
– Пока ты спал, пришла еще одна делегация с востока, – сообщил Ченг. – Можно подумать, что они все население к Стене сгоняют…
Она уже показалась впереди – теперь уже северная часть, куда нам было нужно. Это воодушевило моих друзей, особенно Ченга. Он так измучился, что, похоже, готов был избавиться от ноши любой ценой.
– Я бы с удовольствием погостил тут еще, но что делать – сабиняне ни для кого не делают исключений. Раз сказано – неделя, значит, ни днем больше! – веско говорил он, но я чувствовал, что в душе он ликует.
Остальные молчали, но по тому, с какой надеждой они посматривали на вьющуюся впереди среди гор серую полоску, было понятно, что и их терпение на исходе. Что до меня, то в этот последний ходовой день я почему-то уставал меньше. Нет, я тоже мечтал наконец-то сбросить лямки и расправить больные плечи, но это было уже не то, что прежде, когда я еле сдерживал себя, чтобы не закричать от отчаяния. Сегодня я твердо знал, что дойду и не уроню лицо, и потому чувствовал себя уверенно. Может, я привык? Я спросил у Ержи, когда поравнялся с ним. Он шел, опираясь на палку. Выслушав меня, он долго соображал, а потом удивленно сказал, что тоже почему-то позабыл сегодня об усталости.
– Помню, в первый день, когда на нас навьючили эти баулы, я начал жалеть себя почти сразу после старта. А сегодня собираюсь начать только сейчас, и то потому, что ты мне напомнил.
Я улыбнулся.
– У тебя есть такая мысль, которая легко вытесняет все остальные.
– Не советую завидовать этому.
Он оглянулся, ища кого-то. Я догадался, кого. Мимо нас быстрым шагом шли несколько женщин. Они тоже были нагружены, но не так обильно, как мы. Я узнал Меб и Кен. Позади всех, с большущим мягким узлом за спиной, шла Ру. Меб и Кен приветливо поздоровались, а Ру лишь качнула головой, да и то только мне. Мне показалось, она боится поднять голову, чтобы не встретиться глазами с Ержи. Он украдкой проводил ее взглядом, но тоже не сказал ни слова. Женщины затерялись в толпе.
Близился вечер. Тут, признаться, я снова пал духом. Груз давил на плечи все сильнее. Между тем стена надвигалась так медленно! Временами казалось, что она назло нам стоит на месте. Точнее, предательски отступает и отступает, по мере того, как мы, обессиленные, пытаемся ее догнать… Вдруг впереди показалось встречное движение: обходя колонну с двух сторон, к нам спешили солдаты. Поклажи на них не было; выходит, они уже дошли до финиша и разгрузились! Какое счастье! Значит, конец у этого пути есть!
Еще издали я узнал черные косы Гора и светлые хвосты Эгра.
– Ну как, ребята, вы тут еще живы? – крикнул Эгр нарочито весело, хотя тоже, как мне послышалось, с одышкой.
Гор, подойдя поближе, оценил взглядом нашу поклажу и выбрал Марино.
– Снимай поклажу. Снимай, снимай! Мы свое уже дотащили. Что нам теперь делать? До ужина все равно далеко. Надо себя как-то занять.
Я не сомневался, что он нашел бы, чем заняться до ужина – например, растянуться, где был, на траве, и провалиться в сон. Но долг предписывал поступать иначе.
– Может, просто располовиним? – прохрипел Марино, робко надеясь, что Гор махнет рукой и заберет весь баул.
Гор его не разочаровал.
– Да ладно, дольше отвязывать! Помоги-ка… вот так.
Чит уже снимал вьюки с Марка, Многокосый – с Йоки. Эгр остановился перед Марией.
– Да я… я ничего, дойду…
– Дойдете, но без тележки. Ваши муки закончились.
Мария посмотрела на него и благодарно кивнула. Она выглядела не лучше Йоки – бледная, потная, волосы спутаны. Но она еще пыталась бодриться.
– Гм, дорогой друг! – заговорил Ченг. – Я, конечно, понимаю, что с тележкой у меня и так преимущество, но, если уж появились свободные руки, то я бы не отказался немного разгрузиться напоследок. Иначе, боюсь, просто рухну.
Мария отупело посмотрела на него, но ничего не сказала. Эгр хозяйским глазом оглядел наши нестройные ряды, и быстро принял решение.
– Ладно. Надеюсь, что корыто не развалится.
С этими словами он подхватил тюк Ченга и осторожно опустил его в тележку Марии поверх другой поклажи. Тележка стала похожа на высокую гору, которая вот-вот обрушится. Чит, Эгр и Многокосый принялись утягивать ее веревками, и вскоре она превратилась в иссеченный долинами пологий хребет, относительно устойчивый. Когда все было готово, Эгр укрепил на плечах вожжи и попробовал сделать несколько шагов. С трудом, опасно покачиваясь из стороны в сторону, телега покатилась. «Коню» пришлось наклониться вперед, чтобы тянуть всем телом.
– Погоди… Давай я помогу!
Я с удивлением услышал свой голос. А следом с удивлением увидел, как мои руки стаскивают с Эгра одну из вожжей и напяливают на мое плечо. В своем ли я уме? Я же и так еле ползу! Но Эгр не стал спорить.
– И правда, помощь будет нелишней. Но ты все-таки скажи, если совсем помирать начнешь. Тащить еще и тебя – это точно будет слишком!
Теперь нас обгоняли даже самые медленные. Постепенно спины моих товарищей скрылись среди серых рубищ сабинян. Последними в колонне шагали пожилые, женщины и дети, тащившие облегченные котомки. Но вот и они ушли вперед. Лишь мы с Эгром, хрипя на каждом шагу, переваливали телегу с камня на камень. Каждый из них отдавался в моем теле, как тот холм, что виднелся вдалеке.
– Отдохнем? – спросил Эгр, когда вокруг никого не осталось.
– Уфф… А разве так можно?
– Отчего же нельзя? Еды нам оставят. Поспать успеем. Можно спокойно тащить в свое удовольствие!
– Гм, просто я думал, что сабинянские воины считают ниже своего достоинства показать хоть малейшую слабость… Нет, ты не думай, я вовсе не против отдохнуть. – И я поскорей стал выпутывать плечо, боясь, как бы Эгр не передумал. – Просто я никак не могу понять вас.
– Что тут понимать? – усмехнулся Эгр, с удовольствием выпрямляя спину. – Мы идем, когда можем. А когда не можем, не идем. Если можно отдохнуть, мы отдыхаем. А если нельзя, то не отдыхаем.
Я посмотрел на него и вдруг рассмеялся.
– Ты шутишь, верно? Опять изображаешь глубокомысленного вождя краснокожих?
– Нет, это не мой стиль. Мой называется «простодушный, честный и смелый воин». Разве не похоже?
Он сбросил вожжи и присел на землю, отдуваясь. Я уселся рядом.
– Скажи, зачем тащить столько вещей? Неужели все это будет обмениваться на железо? Или… вы хотите выменять себе огнестрельное оружие?
Мне это только сейчас пришло в голову, и от этой мысли я похолодел.
– Нет. Да нам и не продадут оружие. Я бы на их месте не продал. – Эгр почесал в затылке, отчего его хвосты смешно зашевелились. – А если бы я узнал, что сабиняне пытаются вооружиться, то точно объявил бы нас террористами и уничтожил.
Он говорил спокойно, без единой толики горечи, как будто речь шла не о его стране.
– Зачем же тогда столько поклажи и столько людей?
– А как ты думаешь, сколько там сейчас людей? Там, под Стеной, у двери наружу?
– Днем, по моим прикидкам, было пятьсот. Но они все добавлялись, добавлялись. Под конец я уж и считать перестал. Сейчас, должно быть, уже тысяча!
– Тысяча триста. – Эгр, сощурившись, посмотрел вперед. В сгущающихся сумерках вдали под стеной завиднелись первые огоньки. – Но завтра будет больше. Будут две тысячи.
– Но… Ведь это все население Сабинянии?
Он кивнул.
– Зачем же они идут к Стене? Они что, хотят напасть на соседей? – Я недоумевал. – Или, может, вы решили всем населением просить на той стороне убежища?
Мы были одни на тропе, усталость расслабила меня. Иначе я бы ни за что не решился на столь дерзкие речи перед лучшим из здешних воинов. Эгр посерьезнел, однако не рассердился.
– Нет. Просить убежища никто не будет. И нападать на внешний мир – тоже. Мы собираемся здесь все вместе, чтобы праздновать. И поэтому нужно много еды и утвари. Мы поставим временный лагерь.
– Праздновать? Сейчас? Но что? – Я вытаращил глаза от изумления.
– Свадьбу. Точнее, свадьбы. Несколько десятков свадеб. Мы устраиваем их раз в году, все вместе. Так сказать, оптом.
– Свадьбы? Разве сейчас – время для праздников?
– Свадьба – это, вобщем-то, не праздник, – невозмутимо ответил Эгр. – Это необходимый этап жизни, как рождение и смерть. Если мы отменим свадьбы, то отменим саму жизнь. Тогда ради чего мы сейчас сражаемся?
– Да, но… Зачем так пышно? С учетом всех обстоятельств, можно было бы обойтись скромной церемонией!
Эгр вздохнул, видимо, сокрушаясь моей непонятливости.
– Жаль, что ты не успел узнать нас получше. А то бы не спрашивал. Видишь ли, сабиняне очень чтут традиции. Пусть и по своему выбору, но чтут. Мы издавна праздновали совместные свадьбы. Знаешь, люди весь год этого ждали. Когда нас стало так много, что стойбища – даже самого большого – для праздника стало не хватать, то придумали ставить отдельный праздничный лагерь, а потом разбирать…
Я посидел немного, представляя себе все это. Ну и толпа, должно быть, на этих свадьбах. Все население страны в одном месте! Одних костров, наверное, разводят штук сто. Я не выдержал и спросил:
– Только вот как бы с кострищами? Вы же экоответственные, а сколько будет выжжено прогалин под такое количество костров!
– Все правильно, поэтому для свадеб выбирается скалистое место, чтобы разводить костры на камнях.
– Но почему на сей раз место выбрано точно напротив двери в Стене? Разве это безопасно?
– С учетом сложной международной обстановки это как раз самое безопасное. Нельзя уводить людей от Стены, а тем более – от такого уязвимого места. Мы все равно тащим к двери рыбу и ведем пленников. Отчего бы не справить там же и свадьбы? Как говорится у вас, совместить приятное с полезным?
Я поднялся. Чем больше, как мне казалось, я понимал сабинян, тем больше возникало новых загадок.
– Но это же самоубийство! Вы стягиваете толпу народа в одну точку и опустошаете остальную территорию. А побережье? Оно же становится беззащитным! Туда в любой момент может высадиться очередной десант любителей острых ощущений. И что же – позволить им захватить Сабинянию, пока кто-то где-то женится?
Эгр неторопливо встал на ноги. Но не успел он раскрыть рот, чтобы произнести что-то в ответ, как впереди в темноте – я и не заметил, как быстро спустилась ночь! – блеснул огонек. Сразу за этим послышался стук колес по камням: кто-то катил нам навстречу порожнюю тележку.
– Добрый самаритянин идет нам на помощь, – заметил Эгр. – Точнее, добрый сабинянин.
– Ты послал телепатический сигнал? – усмехнулся я.
– Хм, как раз собирался послать. Но меня опередили.
Мы подождали, пока свет и стук приблизятся. В качающемся свете лампы показалось лицо Сота. Остановившись, он обратился было к Эгру своим сабинянским скрежетом, но тот махнул рукой и кивнул на меня – мол, от этого человека у нас нет тайн. Я внутренне загордился.
– Что-то вы перегрузили себя, – сказал Сот на моем языке. – Давайте-ка мне половину.
– Я бы, конечно, оказался, чтобы не упасть в глазах нашего гостя. – Эгр состроил комичную гримасу. – Но между тщеславием и ужином я выбираю второе. Так уж и быть, забирай!
– И правильно. Хоб обещал, что каша будет готова через час. За это время мы с вами как раз доползем, и ты еще успеешь залезть под Громовой водопад, чтобы он смыл с тебя всю твою грязевую корку.
«Хоб здесь!», обрадовался я.
– Неправда, я регулярно купаюсь! – притворно возмутился Эгр.
– Пачкаешься ты еще быстрее. Но ничего, не огорчайся – ты там такой не один. Когда я уходил, сотня братьев ждала своей очереди, и столько же грелось у костров после купания. Вода – ледяная. Все кусты и деревья вокруг водопада завешаны выстиранной одеждой. Кажется, что находишься в одном большом холщовом доме, только вот крыши нет.
– А сестры? Где они купаются? – Эгр сделал хитрое лицо.
– Гм, кажется, в озере, что ниже по течению. Но они же и так чистые, не то, что ты…
– Чувствуешь, какое у нас царит возбуждение? – Эгр подмигнул мне. – Знай, что такое бывает только раз в год. Это свадьба! Все моются дочиста, стирают свое тряпье и ждут завтрашнего дня, когда начнется торжество. Право, это наш самый счастливый день в году!
Теперь по камням подпрыгивали две телеги. Сот разделил наш груз и сам тащил одну, мы с Эгром – другую. Точнее, он тащил, а я делал вид, что помогаю.
– И правда, счастливый день. Совсем как у нас Новый год или Рождество. Или день рождения. Кстати, а у вас отмечают дни рождения? Наверняка нет?
– Точно. Мои родители запомнили лишь, что я родился примерно в феврале. Исходя из этого отсчитывали мой возраст.
– Ну, а дни рождения Сабины?
– Ты о чем? Ты же сам знаешь, что в культурах, подобной нашей, такое невозможно. Наш мир начался с ее рождения. До нее просто ничего не было.
– Но хотя бы когда примерно она родилась? Сотню, тысячу, десять тысяч лет назад?
– Она возникла не во времени. Она создала время специально для людей, чтобы нам было легче существовать… Знаешь, я правда не мастер объяснять такие вещи. Завтра спросишь у жрецов.
– О, так там будут жрецы? Ну да, логично, они же проводят брачный обряд. Верно? И все остальное, как на обычных свадьбах, будет – танцы, угощение?
– В особенности угощение. – Эгр мотнул головой назад. – Теперь понимаешь, зачем такие тюки?
Я шел и переваривал услышанное. Свадьба, жрецы… В начале путешествия это было пределом моих мечтаний – увидеть свадебный обряд, которого прежде никто их экскурсантов не видел, познакомиться и поговорить со жрецами. И вот они сбываются. Рад ли я? Хм… Даже не знаю, чего я теперь хочу. Вес телеги стал легче, но взамен вернулась грусть. Когда я навсегда покину Сабинянию? Завтра? Послезавтра? Кто это решает? Если не жрецы, то кто? А может, пока этого вообще никто не знает?
– Почему ты не хочешь спросить, кто на ком женится? – перебил мои мысли Эгр. – Я думал, это покажется тебе самым интересным.
– В сущности, какая разница. Ведь я скоро вас покину, и больше не увижу ни женихов, ни невест. Хотя… ты прав, интересно. Сколько всего будет пар? Будет ли кто-нибудь из моих знакомых?
– Всего 22 пары. В разные годы бывало больше, а бывало и меньше. Средненько. Из твоих знакомых выходит замуж Снип…
– Поэтесса? Ну надо же, ни за что бы не подумал.
– Почему? Потому что невзрачная?
– Ну… не только. Я не видел никого, кто бы ухаживал за ней. Впрочем…
– Здесь никто не показывает своих чувств на людях. Только с глазу на глаз. На самом деле в нее уже год влюблен Оти, из восточного отряда. Да ты помнишь его на Стене. Черненький такой. И вот, наконец, ее сердце растаяло!
– Тут чье угодно бы растаяло. А кто еще?
– Еще Рамп и Ши. Ты тоже мог их видеть…
Я вдруг подумал, что не те ли это двое влюбленных, которых я видел подле Женского дома на «Ойте». Он еще так лихо подтягивался на руках… Хотя – почему я так решил?
– Ты прав, – неожиданно сказал Эгр. – Это они.
– Они? Кто они? Те, о которых я подумал?… – Я повернулся, пытаясь разглядеть его глаза в темноте. – Ты что, слышишь мои мысли? Но объясни, как это возможно?
– Не все, так что ты не беспокойся. – Он, смеясь, коснулся моей руки. – Но иногда ты думаешь так… так громко, что невольно все слышат.
– Но если мои мысли сообщаются с твоими, то значит, что и я нахожусь… в этой самой Единой Душе, верно?
– В ней, вобщем-то, все находятся.
– Даже те, кто не… Те, кто живет во внешнем мире? Не только сабиняне?
– Все. Просто некоторые об этом не знают, а некоторые и не хотят знать. Но некоторые, кстати, знают. Или догадываются.
Я не стал продолжать, чувствуя, что разговор углубляется в какие-то бесплодные абстракции. Лучше уж подумать о тех двоих, счастливых… Я попытался представить их – смеющихся, отдавшихся первому в жизни глубокому чувству. Но почему-то вместо них перед глазами предстала другая пара. Я вспомнил Си – того немолодого курчавого мужчину, который уходил, и женщину, которая оставалась. Почему одни женятся, а другим нужно расстаться? Кто это решает?
– Они сами, – негромко сказал Эгр. – Извини, что снова вмешиваюсь, но ты опять подумал очень громко… Вобщем, их никто не разлучал насильно. Просто Си знал, что его жена полюбила другого, а тот – ее. Знал он также, что жена любит и его, Си, и ни за что не захочет сделать ему больно. Но она любит его уже не как мужа. Как брата, что ли. Он мучился года два, и она мучилась. И в конце концом он твердо сказал, что она должна выйти замуж за другого. В тот день, когда ты их видел, они расставались по собственной воле.
– И что, она завтра тоже выходит замуж?
– Пока нет. Она еще не переболела всем этим. Надеюсь, что через год раны затянутся – и его, и ее. Быть может, мы сыграем сразу две свадьбы. А может, и не одной.
– Как они так ухитряются?
– Ухитряются что? Быть такими альтруистами?
– Да! Альтруизм – это хорошо. Но для человека его собственные желания все-таки должны стоять чуть-чуть выше желаний других. Не сильно. Если сильно – то это уже эгоизм. Но если желания окружающих важнее твоих собственных, то это противоречит самосохранению.
– А если ты чувствуешь чужие желания, как свои? Тогда тебе также трудно противиться им, как и своим собственным. Выход один: сравнить все желания и выбрать наиболее разумное.
– Да, я где-то это читал. В русской классике.
