Текст книги "Сабинянские воины"
Автор книги: Ирина Андрианова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
– Здравствуйте, бог в помощь вашему труду! – воодушевленно произнес он.
– Спасибо, и вам здравствуйте, – после мгновенной заминки по-английски ответила женщина, слегка наклонив голову.
Видимо, ей, как и всем остальным, требовалось пауза, чтобы переключиться на чужой язык.
– У вас великолепный огород! Должен заметить, его одного достаточно, чтобы дать достойный ответ недругам Сабинянии!
– Разве у нас есть недруги? – удивилась женщина, и в глазах ее мелькнули веселые искорки.
– Ну как же, – смешался Ченг. – Э-э… Многие ненавидят вас за то, что вы являете принципиально иной образ жизни, отрицающий стандарты цивилизации…
Женщина на миг задумалась, но затем лицо ее прояснилось. Как и предыдущие наши собеседники, она не сразу сообразила, что от нее хотят добиться.
– Я не думаю, что нас ненавидят, – сказала она. – Нам, может быть, завидуют. Хотят занять наше место. Нам ведь достался самый счастливый жребий. Нас мало, и мы живем на большой пустой территории. А тех, за стеной – семь миллиардов, а места мало. Так что в какой-то степени это мы должны чувствовать вину за то, что нам так повезло…
Она хотела еще что-то сказать, но остановилась, заметив, что мы с открытыми ртами слушаем ее. Марк очнулся первым. Он огляделся и сказал больше нам, чем женщине:
– М-да. Не знаю, как вы, а я все-таки не ожидал от сабинянских земледельцев такой чисто городской саморефлексии. Тут, оказывается, тоже принято испытывать чувство вины! – Он повернулся к женщине. – Похоже, вы каждый день после работы зависаете в соцсетях.
– Нет, не каждый день, – засмеялась она. – Я захожу в интернет не чаще раза в два-три месяца. Работы много, а после работы я хочу отдохнуть, и мне не до интернета. Но соцсетей у нас тут и так достаточно. Видите, сколько людей!
– Все равно, боюсь, большинство поклонников Сабинянии в нашем мире были бы сильно разочарованы, если бы вас сейчас услышали. – Марк, наконец, сбросил с себя напряжение. – Они-то утешают себя – он мельком взглянул на Ченга, – что тут эдакая резервация отшельников, которые знать не знают интернета, ничего не слышали о наших культурных раскладах, носят исторические костюмы и поют фольклорные песни. И вдруг – слом шаблона!
Он сбросил рюкзак и уселся на землю, словно припечатывая этим жестом свою речь.
– Погодите, где это вы видели таких узколобых поклонников Сабинянии? – воскликнул Ченг. – Во-всяком случае, среди нас их нет. Лично я как раз был готов встретить здесь уникальный симбиоз современной постхристианской культуры и традиционного образа жизни… Который эти образованные люди выбрали сами, чтобы спасти и природу, и себя. – Он говорил очень горячо и складно, хотя было заметно, что он немного сконфужен. – И потом, посудите сами – как бы эти люди отражали натиск конкурентов, которые претендуют на их природные ресурсы, если бы не говорили на их языке? Чтобы победить врага (а как бы то ни было, цивилизация – враг Сабинянии) нужно досконально изучить ее. И местное руководство совершенно разумно тратит много сил на теоретическое, так сказать, вовлечение своих жителей в нашу культуру…
Тут Ченг заметил, что женщина перестала слушать и вернулась к работе. Смутившись, он поспешил к ней меж гряд картофеля:
– На самом деле мы все мечтали бы оказать Сабинянии хоть какую-то помощь… Не хочется быть праздными экскурсантами! Позвольте помочь вам в прополке…
Женщина что-то вежливо ответила. Мы не слышали, что именно она сказала, но, видимо, она одобрила его идею, потому что Ченг, даже не сняв рюкзака, неловко опустился на колени и старательно принялся оказывать помощь Сабинянии. Туда же, в картошку, за ним следом устремилась и Мария. Я подумал, что это, пожалуй, было самое правильное решение. Я тоже меньше всего хотел быть здесь праздным туристом. Но Тошука рядом не было, а мне не хватало смелости, чтобы напрашиваться самому. Марка, впрочем, ничуть не напрягало амплуа туриста: он уже достал блокнот и увлеченно делал набросок. Судя по всему, на тему «Сабинянка и туристы». Йоки и Тим, не сговариваясь, двинулись к фруктовому саду – тоже, вероятно, пообщаться и предложить свою помощь. Сопровождавшие нас сабиняне тоже разошлись кто куда: одни присоединились к полевым работам, другие поволокли свои тележки и котомки к жилой постройке. Интересно, что рассредоточение произошло без малейшего промедления, как по команде. Однако командира я не видел.
На тропе остались лишь я, Марино и Ержи.
– Куда же исчез Тошук? – растерянно пробормотал я вполголоса.
Никто не ответил.
– Думаю, надо посмотреть на их дом, – наконец, сказал Ержи. – И с кухней познакомиться. Может, поесть дадут?
Он решительно двинулся к постройке, а мы с Марино поплелись следом.
Глава 6. Стойбище Трех Ручьев
– Эй, ребята, идите сюда! – послышался громкий приветливый голос около котлов.
Я, уже начавший было от стеснения ощущать себя лишним, сразу воодушевился. До этого, за исключением Треххвостого, никто здесь не проявлял к нам интереса. Я радостно ускорил шаг.
– Наверное, голодные? Не ели от самой стены?
Голос принадлежал коренастому дядьке с длинными черными волосами, собранными в хвостик, небольшой бородкой и широкой желтозубой улыбкой. Мне показалось, что его я тоже видел на рисунках Тошука. Но и помимо рисунков, мне не раз приходилось встречать такой типаж в своей туристской жизни. Это был вылитый походный лидер – бодрый, веселый, увлекающий за собой с первых слов. Он вмиг снял все сомнения, задвинул подальше стеснительность и одним взглядом показал, что мы тут очень нужны.
– У меня осталось немного каши с обеда, будете? – И, поняв по нашим глазам, что, конечно же будем, повар (очевидно, он исправлял именно эту должность) тут же извлек откуда-то три маленькие миски. Затем он отошел в глубину кухни, забренчал утварью и вскоре вернулся, неся в руках котелок с какой-то буро-зеленой субстанцией. – Увы, немного остыла. Вот если бы вы пришли чуть пораньше! – приговаривал он, быстро раскладывая вязкую массу по мискам и втыкая в каждую ложку. – Зато чай горячий!
И в чашки из черпака полилась дымящаяся жидкость зеленоватого цвета, судя по всему – травяной чай.
– Я Хоб, – представился он, дождавшись, пока мы втроем рассядемся на бревнах и зачерпнем по первой ложке. – Ваши товарищи, наверное, пока не столь голодны, раз не спешат к котлу. Впрочем, в случае чего перекусят яблоками.
Хоб, ну конечно! Так и есть – он был изображен на том рисунке. Вроде бы он был одновременно поваром и старостой. Хотя у Тошука, кажется, было нарисовано другое стойбище. Впрочем, неважно – они же все время перемещаются... Но что это он положил нам? Стараясь не выдавать растерянности при виде содержимого моей ложки, я быстро сунул ее в рот. Как ни странно, масса была довольно вкусна (или это я очень хотел есть?), но я совершенно не мог идентифицировать этот вкус. Это было не мясо, не рыба, не гречневая каша и не пшено, а что-то среднее между всем перечисленным. К тому же улавливались ноты, если можно так выразиться, просто мягкого теста. И, судя по цвету, в рецепте присутствовало много свежей зелени. Но она была измельчена до гомогенного состояния, как и все остальные ингредиенты. Несмотря на густоту, масса жевалась и проглатывалась очень легко – особенно при помощи травяного чая, который имел вполне привычный вкус. Хоб положил нам не так уж много – я уже было начал готовиться к ожидающим меня лишениям, коль скоро тут такие маленькие нормы питания – однако уже на третьей ложке ощутил сытость! Начав есть жадно, заканчивал я уже медленно, зачерпывая на краешек ложки, как гламурные дамы, опасающиеся потолстеть.
– Здорово! – одобрил Ержи, жуя и запивая из чашки. – Из чего это сделано?
– Из всего, – усмехнулся Хоб. – Впрочем, конечно, не из всего сразу.
– Из всего, мелко-мелко перемешанного в миксере? – в шутку сказал Ержи и с уважением посмотрел на предполагаемый «миксер» – жилистую, мускулистую руку Хоба.
– Можно сказать и так.
– Уверен, что узнай наши маркетологи рецепт, тут же бы выпустили это в вакуумной упаковке под маркой «Экологически чистый продукт из Сабинянии» – поддакнул Марино.
– Маркетологам редко приходит в голову, что все традиционное и экологически чистое – лишь побочное следствие нехватки ресурсов, – улыбнулся Хоб, что-то интенсивно помешивая в маленьком котелке.
Мы удивленно переглянулись. Хоб поднял глаза и, заметив нашу реакцию, спросил:
– Э-э, я что-то не так сказал? Мне казалось, у вас, за стеной, в таких случаях принято говорить что-то в этом роде. Пошутить на тему общества потребления, ввернуть что-нибудь из популярной соцфилософии. Или нет? – И он снова заулыбался.
– Вот черт, – вырвалось у Ержи. – Мы уже почти отвыкли удивляться местным сентенциям, но вы таки сумели нас удивить.
– Пожалуй, мы не ожидали от сабинян такого обобщения самих себя, – поспешил я добавить.
– В столь антитрадиционном постмодернистском духе, – вставил Марино.
– А, вот вы о чем, – сообразил Хоб. – Что ж, это как нравится, могу и по-другому!
– Да нет уж, давайте лучше так, – сказал я, все более и более раскрепощаясь. – Мы вроде как были готовы к тому, что вы все-все знаете о нашей цивилизации, но получается, что все же видели в вас простодушных туземцев. Извините, если что…
Хоб шутливо кивнул.
– …но туземцы, которые способны смотреть на себя как бы глазами цивилизованного человека, и при этом все равно оставаться верными своим вигвамам, стрелам и тяпкам – вот это воистину чудо! Причем вы же не играете в туземцев? Ведь это все – это ваше самоограничение, тяжкий труд, полное подчинение жрецам – это же всерьез? Или нет?
Я говорил намного громче и смелее обычного. Что это со мной? – удивлялся я, глядя на себя со стороны. Мелькнула мысль о связи между эмоциональным выплеском и только что съеденной кашей... Но тот я, кто осознал это, не имел никакого влияния на того, другого, который невозмутимо продолжал нести свое.
– Эй, а ведь это идея! А может, это все – такая игра? В «Таинственном лесе» – вы, конечно, знаете такой фильм – спектакль разыгрывали старшие для младших. А здесь играют все для всех. И для себя!
Марино вздрогнул. Ержи ухмыльнулся, показывая взглядом, что я, пожалуй, забрал лишнего. Хоб ласково на меня посмотрел.
– Если вспомнить, что вся жизнь – игра, то, конечно, так и есть. Но у здешней игры правила довольно жесткие, – добавил он уже серьезнее, убирая с огня котел с каким-то варевом и вешая другой, с чистой водой.
Я вмиг пришел в себя. Ержи с Марино тоже встрепенулись.
– Вы имеете в виду, что…. в случае неурожая будет нечего есть? – спросил Марино.
– Конечно, – ответил Хоб, переходя к чистке картошки.
– Или, – осторожно подступился Ержи, – вы имеете в виду что-то еще?
Оба посмотрели на меня, очевидно ожидая, что я продолжу свой демарш бесшабашности. Мне совсем не хотелось продолжать, но сейчас, действительно, был хороший повод задать волнующие всех вопросы, а Хоб казался таким открытым.
– Может, вы имеете в виду, что вы тут не совсем свободны? – попытался я. – Что, э-э, над вами довлеет чья-то власть?
Хоб не реагировал. Казалось, он отвлекся на свой котел.
– Может, – продолжил я громче, – вы имели в виду, что вас могут наказать, если вы что-то не так скажете или сделаете?
Хоб достал из мешка огромный пучок какой-то сушеной травы. Отделяя по несколько стеблей за раз, он принялся по очереди закидывать их в котел.
– Давайте я задам ваш вопрос за вас, – промолвил он. – Возможно, так будет проще. Вы предполагаете, что мы тут заперты властью деспотичных жрецов, которые под страхом смерти заставляют нас работать на себя? Так?
– Более или менее, – повел пальцами Ержи.
– Интересно, зачем им это нужно? – Хоб, казалось, не шутил. Он всерьез задумался и даже ненадолго прервал засыпание травы в котел. – Угм, давайте подумаем. А, вот! Ну конечно же, они ведь хотят жить в изолированном элитном заповеднике на берегу моря, верно? Им нужно, чтобы их блаженное уединение на лоне природы никто не нарушал. Чтоб никаких там туристов с автомагнитолами и отелями. Поэтому им нужна мощная охрана, и эту охрану им обеспечиваем мы – секта частично оболваненных, частично запуганных рабов. Верно?
– Грубовато, конечно, – заметил Ержи. – Я бы сказал по-другому. Но давайте дальше.
– Сперва помогите-ка мне, – вместо продолжения распорядился Хоб. Он подошел к большому сундуку и откинул крышку. – А то надоело, должно быть, бездельничать? – хитро подмигнул он Ержи.
– О да, конечно, к вашим услугам, – виновато поднялся тот.
Мы с Марино тоже выразили готовность сделать все, что понадобится.
– Промойте вот эти клубни, и мелко порежьте их вот сюда. – Хоб пододвинул Ержи два котелка с водой и высыпал к его ногам кучу каких-то пузатых корневищ, которые извлек из сундука. – Травы – это, конечно, хорошо, но ребятам нужно и что-то питательное. – А вы, – он повернулся ко мне – почистите-ка картошку. Вот она. – Он показал на огромную корзину, доверху заполненную картофелем. – Не всю, конечно. – А вам… – он задумчиво посмотрел на Марино, – Надеюсь, вы умеете колоть дрова?
– Если честно, у меня мало опыта, – сконфузился Марино. – Мне так стыдно, право…
– Нечего стыдиться. Сейчас вы этот опыт приобретете. Вот вам топор, идите сюда. – Он поманил его к поленнице. – Главное, расставляйте пошире ноги, закидывайте топор повыше и смотрите не на него, а на полено. Вот так, так…
Понаблюдав немного за неуверенными движениями Марино, он вновь вернулся к котлам.
– У него все получится, – оптимистично заверил он нас. – Я вижу, у него отличные задатки. Итак, на чем мы остановились?
– Жители Сабинянии – стадо запуганных и оболваненных рабов, которых эксплуатируют жрецы, – напомнил Ержи, не отрываясь от клубней.
– Ага, точно. Ну и понятно, эти рабы под страхом смерти боятся сказать правду. У жрецов – всюду шпионы. Точнее, тут все за всеми следят, как в сталинском СССР. Так что отдельной функции надзирателей и не требуется.
– Очень удобно, – согласился Ержи.
– Можно не сомневаться, что ни один из нас не скажет вам правду, и не попросит о спасении, потому что мы уверены, что вы – еще одна провокация всесильных жрецов.
– Это совершенно логично. Мы это много раз обсуждали, – сказал Ержи нарочито серьезным тоном.
– Тогда получается, что ни единому вашему слову верить нельзя, – сказал я. – И всему вышесказанному – тоже.
– Да, верно, – казалось, с грустью вздохнул Хоб. – Ну ладно, отсечем эту ветвь как тупиковую. Давайте обсудим другие детали. Зачем тогда вообще жрецам пускать сюда посторонних? Зачем эти идиотские экскурсии? Ведь нельзя исключать, что доведенные до отчаяния люди все-таки в сердцах проговорятся. – Он высыпал в большой котел какие-то семена из холщового мешка и помешал. – Вот как я сейчас, верно? – он хитро посмотрел на нас.
– Экскурсии нужны, чтобы донести до мировой общественности искаженный образ Сабинянии и обеспечить жрецам поддержку, – отозвался со своего места Марино, занося топор над чуркой. Удар – и от полена отделилась узкая щепочка. Марино со вздохом снова поставил его на чурку. – Если бы Сабиняния была полностью закрытым концлагерем, то вражеская коалиция уже завтра напала бы на него и разнесла в щепки. – Он ударил еще раз, и полено разлетелось на две идеально ровные половинки.
– Согласен. Логично, – одобрил Хоб. – Получается, без экскурсий никак нельзя. И значит вы – настоящие.
Мы обменялись улыбками.
– Но все-таки – за счет чего жрецы держат людей в повиновении? – продолжил он. – Хорошо, пусть мы боимся попросить вас о помощи. Но ведь мы просто можем сбежать! Например, попытаться переплыть залив и уйти в нейтральные воды. Сабиняне – отличные пловцы! Точно также мы можем попробовать перелезть через стену. Периметр, конечно, охраняется, но чего только не сделаешь с отчаяния, – мечтательно рассуждал Хоб. – А еще можно было бы отправлять послания за стену голубиной почтой. Или развести ночью костер в форме букв «SOS». Словом, вариантов множество. Тем более, что мы, как вы можете убедиться, все знаем о вашей жизни. Мы знаем, что и где находится за стеной. Так что же нам мешает? – Он обвел глазами нас всех, ожидая ответа.
– Тогда выходит, что сабиняне скорее оболванены, чем запуганы, – сказал я, немного подумав. – Будь это концлагерь, из него все равно пытались бы сбежать. И мы постоянно видели бы эти попытки. Трупы тех, кому не удалось доплыть морем, выбрасывало бы на соседние берега. В новостях бы регулярно сообщали о беглецах, вылезающих на стену, и о жестоком спецназе, который убивает их копьями. Вобщем, было бы как с Берлинской стеной. Ведь это все можно увидеть с самолетов и разведовательных дронов, которых сейчас у всех хватает. Но ничего подобного нет!
– Не забудьте и совсем конспирологическую версию, что наш так называемый цивилизованный мир – хотя бы те, кто в нем принимает решения – действует заодно с сабинянским руководством, – добавил Ержи. – Что, если им почему-то нужен этот концлагерь? Именно поэтому мы ничего не знаем о попытках к бегству, и по этой же самой причине вооруженные силы других государств почему-то не торопятся нападать на Сабинянию, хотя растоптать ее за два часа не составило бы труда.
– Эту версию тоже лучше отсечь, – возразил Хоб. – Тайный мировой заговор вокруг Сабинянии – это вещь в себе, которую нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Это тупик. Итак, что же нам остается?
– Остается фантастическое предположение о том, что все население Сабинянии ведет такую жизнь совершенно добровольно и по идейным соображениям, – усмехнулся я. – Когда подобное писали про СССР, этому мало кто верил. Но здесь, видимо, пока ничего не остается…
В таком духе мы продолжали нашу беседу еще некоторое время. Картошка и неизвестные клубни были уже порезаны на крошечные кусочки (первая наша попытка повара не устроила, и он велел порезать еще мельче) и варились в котле. Затем под пристальным наблюдением Хоба мы высыпали туда из мешочков несколько сортов семян и сушеных трав. Хоб самолично мелко искромсал рыбу – которую, видимо, днем привезли с нашим обозом. Превратившись в почти гомогенную массу, она была размешана с кашей. Часть ингредиентов, которым еще предстояло соединиться с нашим ужином, варилась и булькала в котелках поменьше. Я заметил, что для режима выживания здесь тратится довольно много кулинарных усилий. Я-то предполагал, что все ограничится закидыванием в котел чищеной картошки. Впрочем, все сырье было самым что ни на есть простым. Какие-то травы, неизвестные злаки (впрочем, к стыду моему, я не знал, как выглядят даже самые известные злаки). Неужели в них и таится секрет необычной питательности каши? Я обратил внимание, что объем еды, который готовился на ужин, был не очень большим (если рассчитывать на всех тех людей, чьи головы и спины виднелись на огородах в лучах закатного солнца). Значит, подобно библейским пяти хлебам (или сколько их там было?), эта каша насыщает с пяти ложек. Но каким образом? Я спросил об этом Хоба.
– Вобщем, да, есть один секрет, – хитро улыбнулся он. – Но это страшная военная тайна! Открыта моими предшественниками, и с тех пор передается из поколения в поколение… Э-э, хотя поколений у нас сменилось не так уж много. Ну ладно – от повара к повару. Ты, наверное, слышал в вашем мире о таких синтетических брусочках, похожих на мыло, которые вкладывают в набор для выживания? В них содержится смесь каких-то свехрпитательных белков. Тут тоже самое, с той лишь разницей, что ингредиенты обнаружены под ногами, а вкус получается не такой дрянной, как у тех брусков.
– Даже более чем не дрянной! Я бы сказал, это вкусно.
– Честно говоря, во многом благодаря этому изобретению мы до сих пор живы. – Хоб посерьезнел. – За счет удвоения питательности нам удается обойтись вдвое меньшим количеством обычной еды.
По мере того, как садилось солнце и поспевала каша, с огородов подтягивались работники. Одни сразу усаживались вокруг костра, другие сперва шли в дом. Я впервые увидел вблизи нескольких сабинянских ребятишек. Одеты они были также, как взрослые, и вели себя похожим образом: во всяком случае, никакого гомона и гвалта, обычного для скопления детей, я не услышал. Чинно усевшись у огня, они переговаривались своими едва слышными свистяще-шипящими звуками. А вот стариков здесь не было: насколько я мог судить, возраст огородников не превышал сорока лет.
Постепенно заполнились все скамьи. Многие принесли из дома теплые покрывала, в которые закутались полностью, укрыв даже голову, сделавшись похожими на изображения святых со старых полотен. В отличие от повседневной одежды, на этих покрывалах нашлось место цветам и рисункам. Видимо, краски на них не так быстро линяли. Похоже, это была шерсть; у кого-то тканая, у кого-то – вязаная, и вязальщики не пожалели сил на орнаменты. Освещенные костром лица людей в этих покрывалах – что женщин, что мужчин – стали очень красивы. Очевидно, они успели умыться в ручье после работы, а вдобавок отдых, тепло огня и предвкушение скорой еды способствовали появлению умиротворенных улыбок. Но, повторю, они вели себя необычайно тихо – не только дети, но и взрослые. Молодых тут было большинство, и в нашем мире такая концентрация юношеской энергии превратила бы любые вечерние посиделки в шумный парад самоутверждений. Но эти люди беседовали с таким выражением лиц, словно они собрались на научную конференцию и обстоятельно обсуждают какой-то сверхсложный предмет. Разговоры велись по группам (тематические семинары на конференции, подумал я). Среди них были и наши экскурсанты. Вот Тим и Йоки: похоже, полдня совместной работы помогли им полностью освоиться, и я даже не сразу заметил их в сумерках. К тому же, новые знакомые дали им теплые покрывала. Йоки о чем-то увлеченно разговаривает со своими соседями и, судя по тому, как неловко кривятся ее губы, она пытается повторять слова сабинянского языка. Голос Ченга я узнаю, даже не видя его: как не старается он говорить приглушенно, в тон со всеми, но привычка выступать с речами и тут не оставляет его. Начав расспрашивать соседей о секретах ведения сельского хозяйства, он в основном говорит сам. Но его собеседников (среди них и та женщина с картофельного поля), это, кажется, не слишком утомляет. Или они не показывают вида, мужественно решив исполнять повинность гостеприимства до конца. Рядом сидит Мария. Она уже подходила ко мне и в большом воодушевлении сообщила, что совершенно счастлива: никогда, никогда она не чувствовала такого удовлетворения от труда, как сегодня, и эти несколько часов были самыми осмысленными в ее жизни. Я искренне порадовался за нее. Самому мне редко когда удавалось отдаться чувству счастья полностью, изгнав свербящего червя сомнения... О, и Марк здесь! Оказывается, он не сидел на месте, а уже перезнакомился со всеми. Но, судя по слишком чистым ногтям, в огороде он не работал. Несложно догадаться, чем он занимался. Вот он показывает свой блокнот двум соседкам, они тычут на что-то пальцами и смеются: похоже, узнают в рисунках себя и своих товарищей.
Наконец, пришла пора ужина. Хоб расставил на маленьком столике перед собой крошечные мисочки. Я очень удивился: они были гораздо меньше тех, из которых мы ели днем. Если те были размером с кошачьи, то эти были не больше пудреницы. В нашем мире в такие наливали бы в лучшем случае соус. Видимо, наши миски были «гостевыми» и использовались, чтоб не пугать новичков сразу. Мисочки хозяев были искусно вырезаны из дерева, и каждая имела довольно высокую подставку, так что их можно было держать, как рюмки. Сбоку на специальный крючок подвешивалась миниатюрная ложечка. Хоб с помощью маленького черпачка (размером с обычную столовую ложку) накладывал в каждую из котла густое варево темно-бурого цвета. Поставив несколько полных мисок на свой поднос (Хоб назначил меня помощником по раздаче еды), я подходил по очереди к каждой группе ожидающих. Они разбирали миски – отнюдь не жадно, а спокойно и неторопливо – и я шел за следующими.
Несмотря на то, что люди работали целый день и должны были проголодаться, они ели чрезвычайно медленно, набирая лишь краешек ложки. Зато у моих коллег, которые еще не сталкивались со здешними объемами, мисочки вызвали недоумение. Ченг даже предположил, что это лишь «аперитив», и основное блюдо будет следом. Я, как мог, объяснил, что к чему. Ченг недоверчиво сунул в рот ложку «с горкой» и умолк, старательно пережевывая. Это ненадолго освободило его соседей от обязанности выслушивать его восторженные тирады; я втихомолку за них порадовался. Наконец, частично проглотив вязкую массу, Ченг сумел выговорить, что каша, пожалуй, сытненькая, и стал оглядываться в поисках питья.
Тем временем Хоб вынес из своего закулисья конструкцию, удивительно похожую на подставку с химическими пробирками. Собственно, это она и была, только не пластиковая, а деревянная, а пробирки были наполнены какой-то чуть зеленоватой жидкостью, о которой шел пар. Видимо, я отвлекся и не заметил, как он наполнил пробирки. Как раз перед этим он помешивал другой котел, в котором варились какие-то травы. Я снова принялся обходить скамьи, держа поставец в руках. Сотрапезники вытаскивали себе каждый по пробирке, после чего принимались отпивать из них маленькими глоточками.
– Горячительное зелье, а? – подмигнул нам Ержи.
– Скорее лекарственное. Попробуй сам, – Хоб протянул ему пробирку.
Я тоже попробовал. Жидкость, конечно, не имела ничего общего с алкоголем (как и табак, он в Сабинянии считается ядом и запрещен), но вкус был очень сильный и резкий. Да, похоже на какое-то лекарство. Я был уверен, что после такой густой каши мне потребуется штук десять пробирок этого отвара, но, к моему удивлению, уже с двух-трех маленьких глотков я совершенно утолил жажду. Кашу я попробовал лишь на кончик языка, попросив у Хоба лизнуть его черпак: после недавнего сытного обеда мне совершенно не хотелось есть. Удобно устроившись на куче из мешков, я стал потягивать горячую жидкость. Прямо надо мной виднелся небольшой просвет в натянутых внахлест тентах, и в нем уже высыпали звезды. Запрокинув голову, я любовался ими, а заодно пытался вслушиваться в шелестящие беседы у костра. Я задумался, счастлив ли я, как Мария? Безусловно, должен быть счастлив, ведь я столько лет об этом мечтал. Эти люди приняли меня, особенно Хоб. Они все милы с нами, хотя мы им совершенно не нужны. Конечно, я счастлив, иначе и быть не может! Жидкость из пробирки приятно согревала, и язык постепенно привыкал к горьковатому вкусу. Мелькнула мысль, что кто-нибудь (конечно же, не я, а какой-нибудь въедливый журналист) наверняка усмотрел бы связь между нею и необыкновенным стоицизмом сабинян. Не есть ли это тот самый коварный наркотик, который держит все население в повиновении?
– Кстати, в продолжение нашего разговора, – начал Хоб без предисловий, усаживаясь рядом со мной, – а не порассуждать ли нам о том, как наши жрецы подсаживают население на наркотики в виде каши и питья? По-моему, это плодотворнейший сюжет. Вы не находите?
Я удивленно повернулся к нему. Хотя, пожалуй, пора уж отвыкнуть удивляться… Но бог мой, ведь он буквально прочитал мои мысли!
– Э-э, все может быть, – нерешительно ответил я. – Но наркотики, как известно, отбирают здоровье, а ваши люди выглядят более чем дееспособными. Да и на отупевших зомби они не похожи. Нет, жрецы не так просты: у них есть какой-то другой способ управлять людьми.
Мы помолчали, глядя на звезды. Вдруг я вспомнил то, о чем хотел спросить уже давно.
– Вы случайно не знаете Тошука? Мне показалось, что я видел у него ваш портрет.
– Тошука? Конечно.
Я замешкался, не зная, как продолжить.
– Э-э.. А вы не знаете, где он? Когда мы спускались сюда, он вдруг внезапно исчез. Как будто бы ушел в лес вместе с солдатами. Куда-то вверх по склону.
– У него есть дела, – задумчиво ответил Хоб и, взглянув на меня, продолжил: – Только не подумай, что я драматично о чем-то умалчиваю. Я, вобщем-то, и сам могу только догадываться, а передавать непроверенные догадки не хочу. Но я уверен, что, когда он покончит с делами, вы с ним увидитесь.
– Просто мы удивились, что он никого не предупредил, – осмелился я пожаловаться. – Это было так странно. Он был как бы гидом нашей группы, к нему все привыкли… Получается, он вроде как бросил нас, – я виновато улыбался, чувствуя, что говорю ерунду. – Я, конечно, ничего не имею против… У нас все-таки не платная туристическая группа, он нам ничего не должен. Но вот другие…
Хоб насмешливо на меня посмотрел:
– Вероятно, он потому и ушел незаметно, чтобы избежать расспросов от вот этих самых других. Раз даже ты, который ничего не имеет против, задаешь столько вопросов, то чего уж ждать от других!
Я покраснел и опустил голову.
– Дело в том, что без него я чувствую себя немного не в своей тарелке. Вот разве что вы – я робко посмотрел на Хоба – на него похожи. Все остальные очень добры с нами, но, как бы это сказать… им нет до нас никакого дела. Словно они – жители другой планеты. Я понимаю, что они и не должны любезничать с нами, как прислуга в отеле. Это мы напрашивались попасть сюда, а не они нас зазывали…
Я сбился с толку и никак не мог нащупать нужную мысль. Тогда я решил спросить немного о другом.
– Я вот чего не могу понять. Как вы… то есть они… то есть вы все, сабиняне – как вам удается властвовать над своими чувствами? Все, кого мы здесь встретили, как будто вообще не испытывают сильных эмоций. В лучшем случае они смотрят на свои чувства как бы стороны, беспристрастным оценивающим взглядом. Здесь нет безнадежно влюбленных, смертельно тоскующих, глубоко разочарованных. Здесь все разумны… ужасающе разумны.
– Как автоматы? – спросил Хоб. – Страна роботов, верно?
– Да, верно, – вздохнул я. – Вот и вы. Вы все понимаете, все знаете. Но… мне кажется, что вы не чувствуете… Простите меня за этот вздор, но я не знал, как выразиться точнее.
Хоб перестал улыбаться.
– Тут действительно сложное дело, – сказал он тоном воспитателя в детском саду. – Тебе кажется, что я и другие ничего не чувствуем, а мне, например, кажется, что чувствуем. Как тебе это доказать – даже не знаю. Может, ты просто мало нас знаешь? Ты сколько у нас? Меньше суток? Тогда не переживай. У тебя еще есть шанс!
– Простите за мои глупости, – поспешно сказал я, вставая. – Чем я могу вам помочь?
Хоб кивнул.
– Дел куча. Перемыть миски, котлы, остальную посуду, а потом засыпать в большой котел крупу на завтра – пусть размокает на углях.
Я радостно кинулся к котлам. Вылив в самый большой из них немного воды из бочки, я принялся скрести пригревшую кашу. Через некоторое время, заметив издали мою возню, подошла Йоки.
