Текст книги "Сабинянские воины"
Автор книги: Ирина Андрианова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Когда я услышал глухие шаги в коридоре, то сначала подумал, что это звуки еще какого-нибудь видео – настолько я отвык от реальности за эти несколько часов. Однако на сей раз они были настоящими. В комнате появился Тошук с лампой в руке.
– Прости, что пришлось отставить тебя одного так надолго, – озабоченно сказал он. – На Стене была еще одна попытка прорыва. Оказывается, эти борцы за справедливость собирались нападать тремя группами. Последняя пережидала в лесу километрах в десяти от предыдущего боя. Они пытались залезть на Стену с помощью приставных лестниц и крючьев.
– Им удалось?
– Нет. И обошлось без смертей. Полиция неожиданно оперативно сработала.
Он вытащил из котомки хлеб и большую бутыль с водой. Обрадовавшись, я жадно припал к ней, а затем откусил огромный кусок и принялся жадно жевать. Тошук отошел в угол, порылся там и вытащил сразу два одеяла, которыми старательно укутал мне плечи. Я удивился: никогда прежде он не выказывал подобной заботливости.
– О, ты не терял время зря! Молодец! – Придвинув табурет и сев рядом, он быстро пробежал глазами мою краткую переписку. – Я надеялся, что ты примешь правильное решение, и не ошибся.
– Э-э, надеюсь, я не наговорил им лишнего? И кстати – кто это мне ответил?
– Все в точку. И главное, вовремя. Все были заняты на Стене. Или под Стеной, с ранеными. Делать официальные заявления было некому. – Тошук грустно усмехнулся. – И ты очень кстати пришел на помощь. Я за тем и привел тебя сюда, но не успел объяснить, что к чему. К счастью, ты сам все понял.
Он проигнорировал вопрос о моем неизвестном респонденте, и я не стал настаивать. Меня гораздо больше интересовало другое.
– А кто обычно пишет эти тексты от имени Сабинянии? Разве не Верховный жрец?
Тошук открыл шаблон письма и стал что-то набирать в ответ таинственному «президенту». Мне он ответил не сразу, видимо обдумывая слова.
– Верховный жрец? Откуда ты взял этот термин? Разве кто-то из прежних экскурсантов по Сабинянии его упоминал?
– Нет… Кажется, никто. Но это было так естественно – раз есть теократия, то есть и Верховный жрец. – Тут уж я усмехнулся. – Который скрывается ото всех в том бетонном зиккурате, который виден из космоса…
– Ну да, логично. Но никакого Верховного жреца здесь нет. – Тошук резко нажал кнопку отправки сообщения, а затем принялся выключать компьютер.
– Вот как? – Я удивленно посмотрел на него. – Но кто же… Кто тогда управляет Сабинянией?
– Кто? – переспросил он. – А почему ты решил, что это должен быть кто-то конкретный, какое-то одно лицо?
– Ты хочешь сказать, что это коллегия жрецов?
– Я хочу сказать, что Сабинянией управляют все сабиняне. Все до единого. Вставай, пойдем. Одеяла возьми с собой – на стойбище пригодятся.
Экран погас, и Тошук слегка подтолкнул меня к выходу.
– Погоди, но как это возможно? Нет, я, конечно, помню про «страны народной демократии», но они на деле были еще более авторитарны, чем честные капиталистические режимы. Всем известно, что народ не может управлять напрямую! Иначе получится хаос. Нужны представители. Если помнишь, даже новгородское вече в России и то состояло только из платежеспособных граждан…
– Представители нужны, когда в обществе слишком много противоборствующих групп интересов. А если интересы у всех действительно общие…
– Это невозможно! Это Пол Пот, это утопия, это вранье!
Я немного забылся, но после нескольких часов за компьютером в холодном подземелье это было извинительно. Тошук, видимо, понимал это, и не придавал значения.
– Погоди про Пол Пота. Я не договорил. Ощущение того, что у людей разные интересы, во многом усиливается тем, что они не чувствуют и не понимают друг друга. А вот представь, что твой ближний для тебя – почти что открытая книга. И ты знаешь все, что его беспокоит. Нет, даже не так. Ты, он, она, я, они все – представь, что это единая душа. Она может немного по-разному преломляться в каждом индивиде, но все равно – устремления у всех едины. И вот представь, что ты ощущаешь эту Душу в каждом. Тебе не нужны представители, чтобы донести свои убеждения до других. Ведь ты – это и есть другой. Ты – это и есть все другие. А все они – это ты. Ты хорошо знаешь, что они все хотят. Что им нужно. И что нужно для блага вашей единой Души.
– Эта душа – Сабина? – глупо спросил я.
– Да какая разница! Называй, как хочешь. Я пытался объяснить тебе, что, если ты подключен к этой единой Душе, что тебе уже не понадобятся отдельные люди, которые выражали бы тебя перед остальным миром. Каждый житель Сабинянии может в любой момент выступать от имени всех.
– Фантастика какая-то!
Мы шли по пещерному коридору, и я все время пытался забежать вперед, чтобы лучше видеть лицо Тошука.
– Ну, предположим, здесь существует этакая нейросеть, – говорил я. – Как мозг, в котором отдельные личности – это нейроны…
– Сравнение крайне вульгарное и неточное, но, если по-другому нельзя, пусть будет так. Хотя я бы сказал, что личности здесь – это не отдельные части Души. Душа ведь не материальна, у нее не может быть частей. Каждый из нас – это и есть сама Душа, единая и бесконечная…
– Ты сказал – «каждый из нас»? Ты имел в виду и себя тоже?
– Э-э, неважно. Я оговорился.
– Хорошо, но как сабиняне решают между собой, кто в данный момент будет выступать от имени всех?
– А как они решают, куда нужно тащить зерно, а куда – рыбу? Как передают друг другу информацию о нападении? Почему ты об этом не спрашиваешь? Все точно так же. Вся Сабиняния – это единое мыслящее существо, локализованное одновременно в двух тысячах индивидов. Когда один узнает о нападении, об этом тут же узнают все. Когда где-то не хватает зерна, то жители стойбища, где его в избытке, уже знают, куда нужно перетащить его. А те, у кого есть свободные руки для перетаскивания, знают, где понадобится их труд. Вот и все.
– Чудеса, ей-богу. Знаешь, я столько о таком читал… Точнее, читал о мечте создать что-то подобное. Такой вот органический интернет. Это уже даже не коммунизм, это что-то вроде...
– Только, пожалуйста, не сравнивай с муравейником. Там каждая особь – действительно маленький винтик целого, и не может существовать без него. У нас же каждый индивид тождественен целому. Это совсем другое.
– Ладно, предположим. Но ведь люди все-таки отличаются друг от друга. Снип, например, пишет стихи, а Чит – талантливый математик. Значит, тождество неполное?
Мы быстро шли по коридору вниз. Значит, подумал я, мы не возвращаемся на Стену, а спускаемся в сторону моря.
– Если очень грубо, то это похоже на функциональные отделы в мозгу. Мозг осознает свои задачи, а решают их, в зависимости от направленности, разные группы клеток…
– Как, однако, механистично. Но ведь сабиняне осознают себя отдельными личностями! У них даже, как я заметил, есть сугубо индивидуальные мысли и желания. Например, о любви.
– Что тут странного? Представь, что единой Душе проще существовать во множестве частных воплощений. Каждая из них, хоть и обладает иллюзией обособленности (при том знает, что это иллюзия), осознает себя неразрывно связанной с целым.
– Ну хорошо. А кто, если не жрецы, обычно берет на себя функцию общения с внешним миром?
– Как правило, кто-то из солдат, охраняющих участок Стены, близкий к компьютерам. Так удобнее. Они всегда могут отлучиться вниз и отослать письмо.
– А что тогда делают жрецы? В чем их функция?
Тошук удивился.
– Разве мало того, что они жрецы? Даже во внешнем мире священнослужитель – отдельная профессия. Впрочем, здесь они еще и учителя.
– Ах да, вспомнил. Треххвостый рассказывал. Так значит, тот, кто обычно писал пресс-релизы, давеча был занят на Стене, и поэтому ты решил привести на замену меня? Но не слишком ли это было…
– Он больше никогда не сможет писать, – строго перебил Тошук.
Я взглянул на него.
– Это был Уш, друг Сота.
Тот простоватый с виду подросток, который во всем слушался Сота?! Тот, чье тело вынес со Стены Ержи? Не может быть! Это он – «Голос Сабинянии»? Это его мы на все лады цитировали и вдумчиво трактовали в наших пабликах? Я остановился, не в силах поверить.
– Тебя это удивляет?
– Э-э… Я вроде бы научился не удивляться. Но сейчас, право, это выше моих сил. Этот паренек говорил от имени Сабинянии! Переписывался с президентскими администрациями! Налаживал дипломатические отношения! Он, такой непохожий на…
– На кого?
– Ну, на людей умственного труда.
– А другие здесь разве на них похожи?
– Нет, не похожи. Ты прав. Но все равно, это чудо. Действительно, они все тут – философы, решившие вернуться к естеству. Скромно скрывающие свой ум и эрудицию.
Тут я вспомнил, что Уша нет в живых. Как же так, такой юный!
– Сколько ему было? У него остались родители?
– Семнадцать лет. Родители – да. И два младших брата.
Я замолчал. Вниз шагать было легко, но груз на сердце тяготил не меньше, чем трудный подъем. Значит, еще один юный покойник! Его сожгут на костре, а кости выложат кучкой в пещерной нише. Да еще, небось, сделают это втайне от родителей, чтобы они не вздумали устроить культ останков… Но зачем все это, зачем нужна Единая Душа, самопожертвование и прочее, если нельзя даже сходить поплакать на могилу к сыну?
– Можно, – услышал я сквозь свои мысли.
– Что ты сказал? – Я удивленно обернулся.
– Нет, ничего.
Он ответил мне? Значит, он тоже умеет читать мысли? Впрочем, неважно. Я решил пока оставить решение этических вопросов: противоречия были столь глубоки, что мой рассудок не мог их охватить и разрешить. Но что-то еще не давало покоя. Что же? Ага, вот это…
– Значит, ты решил временно поставить меня на замену Ушу? Это, конечно, огромная честь для меня, но ведь я мог и ошибиться, написать что-то не то! Это могло повредить Сабинянии! Ведь я-то не подключен к этой самой Единой Душе!
Тошук задумался.
– Я понадеялся на обратное, – наконец, сказал он.
– То есть как? Ты надеялся, что меня тоже каким-то образом «подключили» к местному мега-мозгу? Но как это возможно? Ведь я – «внешний»!
– Не могу этого объяснить, – с видимой неохотой сказал он. – Здесь всем управляет богиня Сабина, так что почему бы и нет. Ты же сам говорил, что еще вечером на стойбище у тебя было видение боя. Потом – на рассвете. Верно? И у Ержи было. Значит, Сабина уже каким-то образом вобрала вас в себя.
Я вздрогнул. Мысль о том, что некая сущность хотя бы отчасти посягнула на твою свободную волю, была неприятна. Хотя, черт возьми, не об этом ли я мечтал? Не это ли – секрет братства сабинян? Я вспомнил Ченга и Йоки в подземелье: как они шли, погруженные в себя и никого не замечая.
– С тобой я просто решил попробовать, – поспешно заговорил Тошук, словно раскаиваясь, что наговорил лишнего. – Тем более, что выбора не было. Нужно было срочно дать какой-то комментарий во внешний мир. Иногда мне случалось делать это самому, и я думал, что займусь и в этот раз… И вдруг я почувствовал, что на Стене нарастает тревога. Так оно и оказалось: это пошла на прорыв третья группа анархистов. Я ушел, надеясь скоро вернуться. Но скоро не получилось. А когда я вернулся, то увидел, что ты уже все сделал! Знаешь – вряд ли бы я сам, или покойный Уш написали по-другому. Значит, Единая Душа приняла тебя в свое лоно! Она сделала тебя орудием, которое верно передало ее волю.
Я предпочел бы представить все это по-другому, но Тошук был убежден в своей версии. А главное – видение боя у меня действительно было! Это надо было как-то объяснить.
– Ну, а ты сам? Ты тоже подключен? – спросил я.
– Временами – да. Это такое прекрасное чувство – быть единым со своими братьями, понимать и слышать всех и каждого, знать, что ты есть и для чего. В такие минуты одиночество кажется нелепой выдумкой. Но потом, увы, все заканчивается, и я снова становлюсь собой. То есть одиноким, который лишь мечтает о единстве.
От былой рассудительности Тошука не осталось и следа. Я понял, что он действительно верит во все это – и в Единую душу, и в Сабину.
– Я не знал, что ты так глубоко… Словом, именно тебе, мне кажется, стоило бы попроситься остаться здесь навсегда. Хотя, наверное, ты уже просился?
Он уклончиво помотал головой. Он просился, но ему отказали? Но Тошук, видимо, не хотел больше расспросов. Он ускорил шаг и обогнал меня в узком коридоре.
– Пойдем быстрее. У меня неспокойно на душе.
Глава 12. Море
Я не сразу заметил, что стены пещеры поменяли форму и цвет: теперь мы шли в круглом сером тоннеле, а далеко впереди маячило светлое окошко, похожее на растущую луну.
– Выходим на вулканические скалы, – пояснил Тошук. – В этом месте начинаются остатки древнего вулкана. Породы сложены туфом – вулканическим пеплом. Он довольно хрупкий – в сравнении, например, с базальтом, в который превратилась лава – поэтому легко поддается обработке. Там, наверху, много естественных пещерок, созданных эрозией. Они небольшие, но мы продлили некоторые из них, соединив с подземными ходами…
– Мы? Ты тоже в этом участвовал?
Тошук приостановился, видимо, раздумывая, надо мне сообщать или нет.
– Да. В прежние мои приезды я, так сказать, тут немного поволонтерил.
– Ого, надо было сказать Ержи, он бы не задавал вопросов. А тяжело было долбить породу?
– Терпимо.
Мы подползли к окошку в солнечный мир. Здесь тоннель сужался до предела: пролезать наверх можно было только по одному. Тошук сперва выбросил свой рюкзачок (в нем теперь было одно из моих одеял, потому что оба ко мне не помещались), а затем, просунув в отверстие руки и упираясь наверху за что-то невидимое, начал медленно, с кряхтеньем, выталкивать себя наверх. В пещере сделалось темно: он закрыл отверстие своим телом. Лампы мы оставили в нише в десяти метрах позади. Стоя в узком, почти вертикальном лазе, да еще и заткнутом сверху Тошуком, я впервые почувствовал что-то вроде клаустрофобии. Впрочем, окошко быстро открылось, и в него снова хлынул свет. Затем он снова пропал: это Тошук протянул руку за моим рюкзаком. Мое собственное проталкивание проходило проще, так как Тошук тащил меня за обе руки. Встав на ноги и оглянувшись, я понял, что место для потайного лаза выбрано как нельзя более удачно. Если не знать точно, что он здесь находится, его было бы очень трудно заметить. Вокруг входа росло несколько дубов с кривыми узловатыми стволами; но, даже если бы их не было, свет падал на скалу так, что щель казалась просто пятнышком тени.
– Уверен, что сверху ее не видно, – подтвердил Тошук мои мысли.
Мы пошли вниз по склону, без тропы, сквозь заросли кустообразных дубов и колючего можжевельника. Вокруг возвышались скальные уступы. Я долго гадал, где мы находимся и, наконец, сообразил. Часть сабинянской территории действительно перерезала гряда вулканического происхождения – это я знал еще в эпоху моих интернет-мечтаний (ах, как же давно это было!). Когда-то, много миллионов лет назад, она образовывала круглый кратер, но сейчас от него остались только западный и северный хребет. Как раз по ним и шла Стена, что было, конечно, очень удобно для охраны границы. Остальная часть кратера была разрушена и представляла собой разбросанные то тут, то там скальные группы. При этом горный хребет, как я уже говорил, шел на протяжении всей Стены. Это давало простодушным сабинянофилам возможность утверждать, что-де вся маленькая страна находится внутри гигантского жерла палеовулкана, не считая его обрушившейся морской части. Это была соблазнительная теория, однако вулканов площадью 300 кв.км, насколько я знаю, в обозримой геологической истории все же не было. На самом деле, оставшаяся часть хребта представляла собой окаменевший коралловый атолл – кажется, он был здесь еще до вулкана. Знакомые с геологией легко различали границу лавовых пород и известняка. Они сильно отличались и по цвету, и по текстуре. Многих это открытие огорчало, так как лишало Сабинянскую территорию символической симметричности. Вулкан, который укрыл в своем кратере маленькую райскую коммуну, защитив ее от врагов – это было бы красиво. Однако, на мой взгляд, тот факт, что природа предоставила для ее защиты и вулкан, и окаменевшие коралловые рифы, выглядело не менее убедительным символом.
Я посмотрел назад. Вдалеке виднелась самая высокая часть хребта. Где-то там остался участок Стены, на котором шел предрассветный бой. Но сейчас ее уже не было видно. Вокруг царила тишина и безмятежность, и трудно было поверить, что совсем недавно (да еще и сейчас) на севере сгущались тревожные тучи. Я услышал шум ручья, а скоро и увидел его. Водяные струи, сверкая на солнце, теснились в расщелине между скал. Тошук привел меня к большой вымоине, служившей, видимо, купальней. Быстро раздевшись, мы с наслаждением погрузились в прозрачную воду. Не то чтобы мы успели сильно изжариться на солнце; я, который полдня провел в подземелье, еще и не согрелся как следует. Но мне так хотелось смыть с себя страхи, что я не побоялся обжигающего холода потока. Мы вылезли. Я готов был тут же идти дальше. Но, к моему удивлению, Тошук не торопился. Он отодвинул какой-то камень и достал спрятанный под ним мешочек, как оказалось – с сушеной травой. Он набрал в кулак пригоршню мелкой травяной пыли и опустил руку в воду, а когда вытащил, в ладони была однородная зеленоватая кашица.
– Это можно есть? – спросил я.
Он усмехнулся.
– Да нет. Для еды у нас еще остались лепешки. Это для другого. Ты посмотри на свое отражение. А лучше – щеки руками потрогай.
Я потрогал и сразу понял, в чем дело. За последние дни я здорово оброс, хотя даже не вспоминал об этом. Тошук размазал зеленую кашицу по своим щекам, и тут же, достав из рюкзака бритву, стал весьма ловко прохаживаться по коже. И, хотя он даже не смотрел на себя в воду, через несколько секунд его лицо было чисто выбрито. Я попробовал последовать его примеру. Тошук немного понаблюдал за моими стараниями, а затем, молча забрав у меня бритву, в два счета обскреб мой подбородок. Я ополоснулся и, дождавшись, пока вода успокоится, удовлетворенно осмотрел себя.
– Ну вот, теперь можно идти, – кивнул Тошук.
Мы снова запетляли между камнями и деревьями. Лишь когда ноги мои достаточно исцарапались об острые колючки и иглы можжевельника – джинсы им были не помеха – появилось некое подобие тропы. Она расширялась, и наконец превратилась в настоящую (по сабинянским меркам) дорогу. Скалы остались позади. Теперь мы спускались по естественным террасам, заросшим кустарникам и редкими деревцами. В какой-то момент кроны расступились, и впереди блеснуло море. И почти сразу до моего уха долетели голоса. Причем это был не отрывистый сабинянский стрекот, а слова английского языка. Там были наши спутники! Мы прибавили шагу, и точно: на маленькой полянке, около тонкого ручейка, что сочился по пологому каменистому руслу, сидела группа людей. Еще издали среди серых сабинянских рубищ я разглядел добротные цветастые футболки. О, голос Ченга! Его ни с кем не спутаешь. Рядом сидела Мария, напротив – Марино и Марк. У всех, кроме Ченга, был усталый вид. Хотя, заметив нас, они сразу приободрились. Ченг радостно замахал рукой.
– Давно не виделись! Особенно с вами, – он посмотрел на Тошука. – Знаете ли, тут такое было! Какие-то озлобленные леваки пытались прорваться за Стену!
Тошук поклонился сабинянам и присел в кружок к нашим.
– Да, мы это тоже видели. Они прорывались в разных местах.
Ченг немного стушевался. Он как-то не подумал о том, что мы с Тошуком тоже могли быть «на передовой».
– И как? У вас… кого-то ранило? – попытался он реабилитироваться.
– Э-гм… да. Но не так много, как могло бы быть.
– О, представляю себе! У нас, правда, хотя бы не стреляли, но лезли наверх, как пауки! А у вас, выходит, стреляли?...
Ченг был немного разочарован. Тошук кивнул.
– А мы застали уже вторую фазу, без оружия, – сказал Марино.
– Следом за вооруженными группами к Стене потянулся «планктон», – пояснил Марк. Он был серьезней обычного. Ни всегдашнего блокнота, ни флегматичного скепсиса как ни бывало. – Эти, должно быть, даже не были связаны с первыми. Узнали о побоище в интернете и ринулись «поддерживать».
– Было примерно так же, как в день нашего прохода, – добавил Марино.
– Только теперь их было несколько тысяч, и лезли они с разных мест. Похоже, это превращается в какой-то модный аттракцион.
– Но наши ребята сработали на отлично! – Ченг гордо мотнул головой в сторону сабинян. Как мне показалось, воинов среди них на сей раз не было – только «гражданские». – Молча, методично скидывали вниз одного за другим. Визгу-то, визгу было! Леваки снимали на телефоны свои разодранные коленки, красовались перед телекамерами. Но это больше походило на фарс.
– А точно никто не пострадал? Не расшибся, когда падал? – встревожено спросил я.
– Нет. Что им будет? Это ж профессионалы пиара. Их задача – засветиться в новостях. Им еще плохо наподдали!
– Один вроде пытался сделать вид, что насмерть разбился, но обошлось, – сказал Марк. – В отличие от Ченга, увиденное его мало воодушевило. – За ними по пятам бежали журналисты и летели коптеры. Случись хоть одна серьезная травма – боюсь, виноватой оказалась бы Сабиняния. Слава богу, вовремя подходила полиция и разгоняла этих резвунчиков. Они вопили, что идут то ли вызволять порабощенных сабинян, то ли возвращать гражданам украденный сабинянами берег – вобщем, непонятно что, все вместе.
– Такого раньше не было, – осмелилась вставить Мария. Видимо, она повторяла это уже не в первый раз. – Ну, митинговали под Стеной. Помните, об этом писал Меме? Ну, пытались перелезать. Но чтобы такая толпа, да еще со всех сторон! Право, это кто-то организовал, не иначе! Активизировались недруги Сабинянии!
– Не думаю, что тут требуется особая организация, – возразил молчавший доселе Тошук. – Просто людей за Стеной становится все больше. А сейчас, как можно заметить, еще и стоит сильная жара. Берег у них там сплошь застроен отелями, а в остатках лесов туристические группы ходят одна за другой. Это даже прогулкой не назвать. А тут, за Стеной – гигантский пустой лес, пустые пляжи и горстка людей. Это – как плевок в душу. Добавьте к тому еще один момент: из-за многолюдья там никто никого не замечает. Ни в реале, ни в интернете. А забравшись на Стену Сабинянии, ты сразу оказываешься на виду. Вобщем, здесь такая масса соблазнов, что противостоять им очень сложно.
– Но почему именно сейчас? Не месяц, не год назад, а именно вчера и сегодня?
– Случайность. Равновесие настолько хрупкое, что достаточно дуновения ветра, чтобы все посыпалось. Ну не может быть такого, чтобы с одной стороны мембраны было адское давление, а с другой – пустота, и она при этом не прорвалась. Прорыв мог случиться в любой момент, и случился вчера.
– Вы словно защищаете этих мерзавцев! – возмутилась Мария. – Посмотрите на них – татуированные, обкуренные, в дредах! А на девиц их посмотрите! Они лезут сюда, чтобы уничтожить наш рай, чтобы его потребить, прожевать и выплюнуть. И еще прикрываются красивыми словами о каком-то освобождении…
– Так и есть, – смиренно ответил Тошук. – Они именно такие. Они – наиболее худшая и пассионарная часть той гигантской толпы, которая столпилась – образно говоря – за Стеной. Это не только те, кто физически бродит поблизости и завистливо поглядывает в нашу сторону, но и все те, кто сидит перед экранами своих компьютеров и смотрит в свои смартфоны. Все они хотят взять себе наш запретный плод. Кто-то при этом искренне уверен, что этим он принесет людям благо. Я никого не защищаю. Я боюсь их. Но пока я не знаю, как защитить Сабинянию, потому что сила напора на сей раз слишком велика. И, даже если сейчас удастся удержаться, следом придут новые и новые волны.
– Так давайте же, черт возьми, этого не допустим! – решительно крикнул Ченг.
Сабиняне, которые до этого общались своим кружком, разом обернулись в нашу сторону.
– Мы покажем им, что можем стоять до конца!
Мы с Тошуком молча переглянулись. Ченг хотел еще что-то сказать, но тут Сабиняне стали подниматься – краткая передышка закончилась. Наши тоже поспешно встали.
– А куда вы идете? К морю? – спросил я.
Марк открыл рот, что Ченг его опередил.
– Мы, конечно, уговаривали оставить нас на Стене, в помощь дозорным…
– …и сбрасывателям леваков, – вставила Мария.
– …но местное руководство, похоже, ждет какой-то диверсии со стороны моря. Думаю, это мудро. Не может быть, чтобы озверевшие толпы проигнорировали морской путь в рай. Новая атака точно будет с моря!
– Но им понадобится много катеров, – заметил Марино. – Где они возьмут столько? Разве только какие-нибудь вражеские спецслужбы их проспонсируют.
– Даже десяток катеров, если им удастся высадить хулиганов на берег, доставят много проблем. И оборонятся от моторной лодки или гидроцикла гораздо сложнее, чем сбрасывать нарушителей со стены, – сказал Марк. – Ведь у сабинян-то моторок нет.
– А что мы хотим – тут всего две тысячи человек, да еще кучка экскурсантов. И такой огромный периметр надо охранять!
После удачной пиар-обороны я немного расслабился, но теперь понял, что рано. Конечно, так просто они не отступятся. Тем более, что непонятно, кто такие эти «они». Скорее всего, никакого конкретного орг-ядра за Стеной нет, если не считать отвязной группки анархистов. Можно сказать, это безличные орудия воли народных масс. Да, именно так. Массам плохо, тесно и душно, но, в отличие от прежних времен, они привыкли требовать реализации своих прав. А тут, к несчастью, объектом классовой ненависти стала маленькая кучка людей посреди слабо укрепленного заповедника. Боги, что же нам делать?
– А может, обратиться за помощью к какому-нибудь другому государству? – заговорил Марино. – Предложить ему взять Сабинянию под свою опеку. Именно как природный заповедник. Биосферный резерват, или как это называют. Заповедники ведь обычно штурмом не берут. Все понимают, что они нужны для сохранения природы. А сабиняне внутри останутся жить, как…
– Как животные в вольере? Ты что, сошел с ума?! – гневно вскричала Мария.
– Полно, полно! – замахал руками Ченг. – Он уже и сам понял, что сказал ерунду. Мало того, что это унизительный статус индейцев в резервации, так еще и под управлением врага. Нет, я уверен, что многие согласятся. Еще и очередь выстроится! Да только вскоре новый хозяин примет решение сперва немножко понизить охранный статус, потом – изменить зонирование, следом – отрезать кусочек территории. И – пошло-поехало.
– Да, пожалуй, это не вариант. Но ведь надо что-то делать!
– Уверен, что жрецы что-нибудь придумают, – сказал Ченг, отдуваясь от быстрой ходьбы. – Говорят, они уже ведут переговоры с лидерами соседних держав. Ведь не случайно же полицейские активизировались!
Я отвернулся. Знал бы он, как ведутся эти переговоры!
Путь вниз был несравнимо легче, чем наверх, но моим спутникам все равно было тяжело: они несли тяжелую поклажу. Мы с Тошуком предложили кого-нибудь разгрузить. Ченг сначала отказывался, но потом вздохнул и сказал, что вообще-то ему досталась, должно быть, самая тяжелая котомка… Мы приостановились и перевьючили часть груза на себя. После этого Ченг, окрыленный внезапной легкостью, сразу вырвался вперед. Колонна еще не раз останавливалась, мы купались в ручьях и перекусывали. Один раз от нас неожиданно ушли две женщины. Кивок головы на прощанье – и все. Оказалось, что неподалеку было еще одно стойбище, и они направились туда. Потом таким же манером ушли трое мужчин. Потом добавилось еще двое – двое мужчин и девушка. И так, то и дело обновляя состав, мы двигались к морю. Мимо иногда попадались небольшие поля и огороды. Домов рядом не было, хотя везде кто-то работал. Пару раз мы встречали пасущихся овец и коз – обычно в сопровождении совсем юных пастушков. Мы обменивались поклонами и шли своей дорогой. Тропа то шла в тени дубов, то выходила на открытый травяной луг, то ныряла в заросли кустарников. Под конец уже никто не разговаривал – так натерли нам плечи неудобные мешки. Сабиняне, шагавшие впереди, сильно обогнали нас, и теперь изредка появлялись на вершине очередного холма, чтобы снова надолго скрыться из виду. Солнце садилось. Закатные лучи окрасили листву в смесь золотого и розового. Когда мы поднимались над лесом, впереди открывалось море – голубое и огромное, с дымкой на горизонте. Потом оно снова исчезало, и мы уходили под темный полог деревьев. Спуск стал почти пологим. Мы пошли руслом широкого ручья, и нас с двух сторон обступили стены кулуара – где-то скалистые, а где-то заросшие дубами и можжевельником. Ветви деревьев, опускавшиеся к самой воде, не давали увидеть то, что было впереди. По моим расчетам, мы давно уже должны были оказаться на берегу. Но кулуар все не кончался. От усталости я уже готов был презреть всякое достоинство и первым усесться посреди дороги. Должно быть, природа услышала мое желание, потому что тотчас впереди зашуршал далекий прибой.
Вскоре кроны расступились, мы увидели расширяющееся устье ручья, а за ним – море! Пляж был совсем близко. Каменистые склоны упирались в него и, не сумев преодолеть широкой песчаной дюны, лежащей тугим валиком вдоль пляжа, обрывались и терялись в песке. Когда мы проходили последние утесы, я заметил справа и слева от ручья входы в пещеры, завешанные трепещущими тряпками. В одной из щелей мелькнула человеческая фигура. Заметив нас, мужчина (ему было лет пятдесят) выглянул, вежливо кивнул и снова скрылся.
– Живут, как пещерные люди, – слабым голосом сказал Марино.
Он устал, как и все мы, и шутить не получалось.
– Зато с моря эти дома не видны. И безопасность, и защита от ветра, – изрек Ченг.
– Куда же нам теперь идти? Провожатые куда-то подевались, – вздохнул Марк.
Видимо, он тоже не прочь был посидеть. Но Тошук, ни слова не говоря, обошел всех и двинулся к пляжу. Мы побрели за ним печальной согбенной вереницей. Открылась длинная полоса песка. Над ней в обе стороны тянулись подмытые прибоем высокие уступы. Справа и слева, очень далеко, пляж заканчивался вдающимися в море скалистыми мысами, о которые разбивались волны. На берегу не было заметно никаких следов человеческого пребывания – ни сетей, ни лодок. Ветер слегка покачивал ветки кустарников, теснившихся у подножия уступа. Солнце уже скрылось за скалу, и начинало темнеть.
– Где же они все? Здесь никого нет, – непроизвольно вырвалось у меня.
– Спокойно. Жилища спрятаны в щелях. Иначе бы их разворотило ветром и прибоем.
И правда: через пятьдесят метров слева в скале показался узкий заулочек. Оттуда навстречу нам вышла женщина (лицо ее было мне знакомо; должно быть, я видел ее на одном из предыдущих стойбищ). Поклонившись, она позвала нас за собой. Вглубь и вверх по утесу шел извилистый кулуар. Можно было принять его за русло ручья. Но, начав подниматься, я понял, что он был рукотворным, во всяком случае, частично. По сторонам его на разных уровнях виднелись входы в пещерки. Судя по их количеству, внутри этот монолитный утес походил на источенный ходами муравейник. Но что было особенно примечательно, все входы были устроены так, что ни один из них не был виден со стороны моря. Чтобы узнать, что здесь кто-то прячется, нужно было залезть в кулуар. А значит, стать уязвимым для его обитателей. В самом низу я увидел торчащую из кустов корму лодки. Ах, так вот где их хранят! Песок у подножия скалы был подрыт, и там, под покровом листьев, помещалось в ряд несколько сабинянских суденышек.
