Текст добавлен: 5 октября 2016, 03:13

Текст книги "1863"

Автор книги: Иосиф Опатошу

Жанр:

Историческая проза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Глава восьмая
Смерть реб Аврома

У родителей Мордхе в лесу ничего не изменилось. Жили как пятьдесят, как сто лет назад. Реб Авром, его отец, в 1831-м поставлял провиант польской армии, а теперь следил, чтобы у отрядов Подлевского были сапоги, тулупы и картошка.

В чаще леса, куда трудно было добраться, в сараях сидели портные и сапожники и шили днями и ночами.

Двойреле, мать Мордхе, покупала у местных рыбаков куски холщовой ткани, сотканные за зиму. Вместе со старой Брайной и дочерьми рыбаков она резала полотна на узкие и широкие полоски и сматывала их, как бинты. А когда ткань заканчивалась, рвала старые рубашки и делала повязки для польских солдат.

Имя Мордхе, которое раньше нельзя было упоминать в присутствии отца, теперь, с тех пор как Мордхе присоединился к восстанию, произносили с благоговением. А сам Авром следил за тем, чтобы по вечерам во всех окнах горели свечи, горели всю ночь. Если Мордхе доберется досюда, то сразу же увидит отцовский дом.

Пошел дождь, зашуршал по влажной, затянутой мхом земле. Между деревьями от земли шел пар.

Телега, запряженная двумя лошадьми, тащилась по узкой лесной дороге, увязая колесами в болотистой земле. Во влажном воздухе каркали вороны.

Пожилой шляхтич, одетый как поляк, шел рядом с телегой, на которой под влажными ветками и палками лежали сапоги и овчинные тулупы.

Каждую неделю шляхтич заезжал к отцу Мордхе, забирал готовые сапоги и тулупы и вез их Подлевскому.

Дорога шла в такой глуши, а сараи были спрятаны так далеко в лесу, за деревьями и кустарником, что шляхтичу никогда даже в голову не приходило, что его могут схватить.

Он туже затягивал пояс на своем потрепанном тулупе, закуривал глиняную трубку и шел, сгорбившись, за лошадьми, от чьих влажных крупов валил пар.

Долгая дорога в одиночестве, звук собственных шагов и размышления про себя заглушали в нем страх, который пробуждали мелькающие тени. И чем больше осторожничал шляхтич, боясь наткнуться на врага, тем сильнее он чувствовал беспокойство, тем больше он ждал опасности.

И опасность настигла его.

Когда шляхтич выехал из леса и хотел свернуть на опушку, к нему подъехали двадцать казаков и остановили его:

– Что ты везешь?

– Да вот, веток набрал, – смиренно ответил шляхтич.

– Ты там никого не видел?

– Где?

– В лесу.

– Никого, панове.

Казаки поехали дальше, но двое вскоре вернулись. Ничего не говоря, они раскидали ветки и ткнули штыком в телегу.

– Ах ты, старый бунтовщик! Ничего не везешь, да?

Казак ударил шляхтича прикладом в сердце. Старик упал, потом с трудом поднялся, не говоря ни слова.

– Где ты взял тулупы? – Казак приставил ему ружье к голове.

Шляхтич молчал.

– Я тебя пристрелю, отвечай!

– А если пристрелишь, сукин сын, тогда я тебе скажу? – У шляхтича загорелись глаза, усы встопорщились. Он стал похож на старого волка, который из последних сил собирается броситься на врага.

Казак выстрелил. Шляхтич упал лицом на землю, растопыренными пальцами набрал полные горсти грязи и, когда дождевая вода, собравшаяся вокруг его головы и сапог, покраснела, замер без движения.

Реб Авром в овчинном тулупе и меховой шапке, высокий и широкоплечий, прятался за деревьями, желая выяснить, где стреляют.

Стук дождя по веткам деревьев поглотил гул голосов. Было трудно понять, что происходит. В ушах стоял шум воды, стекающей из канавы.

Он вышел из леса, увидел казаков, свернул обратно к кустам и услышал крики:

– Стой!

Он остановился.

Подъехал офицер с несколькими казаками:

– Ты – барин из леса?

– Я.

– Пойдем с нами!

Они подвели реб Аврома к убитому шляхтичу и повернули его лицом вверх.

– Знаешь его?

Реб Авром всмотрелся в испачканное лицо, подумал, что нос шляхтича, будто приставленный к лицу, вытянулся и стал тоньше, и ответил:

– Я его не знаю.

– Ты лжешь! – крикнул офицер. – Ты заодно с бунтовщиками?

Реб Авром молчал.

– А откуда он вез тулупы с сапогами? – спросил офицер.

– Я не знаю.

– Когда мы тебе наденем на шею веревку, узнаешь! Лучше говори правду!

– Как я могу сказать правду, когда вы мне не верите, – сказал реб Авром.

– Конечно, не верим! Бунтовщик, лежащий теперь здесь с пулей в голове, ехал по той же дороге, по которой шел ты, и ты утверждаешь, что ничего не знаешь? Скажи, если не хочешь такого же конца! – Офицер указал на убитого.

Реб Авром молчал.

– Надень на него веревку, сейчас он заговорит! – крикнул офицер.

Веревку не нашли. Казак перегнулся через убитого и принялся разматывать веревку на его потрепанном тулупе.

Реб Авром смотрел на окровавленную веревку, и его широкая душа, комом встав в горле, душила его. Лицо горело, будто эта веревка хлестала его. Он не слышал, что ему говорили, а сухие, посиневшие губы лепетали:

– Я ничего не знаю, я ничего не знаю!

– Повесьте этого жида! – крикнул офицер и приказал трогать, а телегу забрать с собой.

Реб Авром стоял над мертвым шляхтичем и смотрел, как в пятидесяти шагах от него казаки возятся под высоким деревом, готовя виселицу, и спокойствие, которое он только что утратил, вновь охватило его. Он начал исповедоваться вслух, бил себя кулаком в грудь и не мог отвести глаз от черных ворон, которые прыгали с ветки на ветку и каркали.

– Готово! – крикнул один казак.

Реб Авром выпрямился. Он шел под дождем с высоко поднятой головой, будто его вели не к виселице.

Он вынул из карманов штанов все деньги, которые у него были с собой, кинул полную горсть и, улыбаясь, смотрел, как казаки наклоняются, ползают в грязи и подбирают монеты. Потом снял с себя овчинный тулуп, шапку, расстегнул золотые часы с цепочкой, снял пиджак. Он сбрасывал с себя одну вещь за другой, словно дерево, скидывающее по осени листья. В расстегнутой рубашке он подошел к виселице.

И хотя тело реб Аврома еще не остыло, вороны уже принялись за дело. Они клевали мертвецов своими острыми клювами, перелетая, как нечисть, с карканьем от шляхтича к Аврому, от Аврома к шляхтичу. И влажный лес вздрагивал.

– Кар-кар! Кар-кар!

Это издание посвящается моим родителям

ДОЛИНЕРУ ЯКОВУ МИХЕЛЕВИЧУ и ЛЮБОВИ ЛЕЙБОВНЕ,

моему родному брату

ДОЛИНЕРУ МИХАИЛУ ЯКОВЛЕВИЧУ

Эти дорогие моему сердцу люди оставили о себе на этой земле добрую память, присущую им скромность и порядочность. Пусть душа их пребывает в Ган Эдене.