Текст книги "Дыши нами, пока есть время (СИ)"

Автор книги: Иоланта Палла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 41. Больше ничего не будет…

Алексей

Тупо пялюсь в потолок, хотя сердце заходится в неизвестном мне ритме. Пальцы на руках не чувствую из-за того, что крепко сжимаю кулаки. После посещения приемных родителей на душе стало еще гаже, чем было. Понятно, что они не будут мне помогать и вряд ли найдут денег на операцию. Зачем им это?

Хотя Альбина даже всплакнула. Практически натурально. Я почти поверил, вот только глаза говорили больше, чем слова. Она пришла убедиться, что я не представляю больше угрозы. Что не смогу прийти к ней и вмазать по наглой физиономии за то, что обижает Маруську.

А я и не смогу…

Не только из-за того, что физически изувечен, а потому что внутри настоящее поле боя.

Каждый день. Сутками напролет. Я прокручивал тот день. Думал, что всего лишь маленькая деталь, и все проигралось бы иначе. Он был бы жив.

Меньше всего мне хотелось искать виноватых в произошедшем, но если бы я настоял на своем, то Вольный был бы жив. Сидел бы рядом и смеялся или мечтал о несбыточном.

А сейчас…

Внутренности перекрутили в фарш. Я истекал кровью. По капле в час. Так хреново было, а потом я потерял счет времени. Оно словно остановилось. Только злость на то, что я не могу самостоятельно сделать элементарные движения, сводила с ума. Она заставляла меня рычать, как раненного волка, на всех подряд. На медсестру, готовую менять и подставлять утку. На врача, который по два-три раза в день напоминает о необходимости операции. На Лилию, которая с обреченным видом явилась на порог. На мою девочку, которая ни в чем не виновата вовсе. На холеного, из-за тачки которого все случилось.

Если бы не он со своими мажорскими закидонами, то все было бы иначе. Все!

Больше добивало, что он находился рядом. В соседней палате, а я не мог подняться и посмотреть гаду в глаза. Меня корежило. Выворачивало. Долго.

Отсутствие сна и самопожирание привело к тому, что внутри появилась пустота. Огромная дыра. Я всегда думал, что смогу защитить близких людей. Кулаки в кровь разбивал. Доказывал свою позицию. Шел наперекор судьбе. И что?

К чему это привело?

Оказывается, всего одна деталь, одно маленько предложение, слово, действие, и жизнь обрывается. Ты ничего не можешь с этим сделать.

У меня появился шанс получить образование, но его тут же отобрали. А я ведь даже подумать толком не смог… Не успел. Все решилось. За меня. Одним скольжением по асфальту. Вдребезги.

Теперь я отчетливо понимал, что ничего не смогу дать Свете. Если только подобие мужчины, за которым придется остаток жизни убирать дерьмо. Постоянно. День ото дня. От осознания этого факта хватаю стакан, который стоит на тумбочке около кровати, и кидаю его в стену.

Звон. Осколки падают на пол, а легче мне не становится.

Кажется, что такие куски стекла сейчас в душе. Я прикасаюсь к ним. Режу пальцы в кровь. И не только пальцы. Все тело. Вновь и вновь. Прохожусь по свежим ранам, чтобы не затягивались и напоминали о том, кто я, где мое место, и что случается, когда у тебя появляется надежда и капля счастья. Маленькая такая. Офигенная.

– Привет. – Скромно произносит Рапунцель, выводя меня из раздумий.

Я даже не заметил, как она вошла, потому что пялился в потолок. Холодный. Белый потолок. С мелкими трещинами.

Стул скрипит, когда она садится рядом. Сейчас ощущаю приятный шлейф ее сладких духов и прикрываю глаза, отпечатывая его в памяти. Выжигаю намертво, потому что так больше продолжаться не может. Молча смотрю на нее, глотая противную слюну. Такие доверчивые глаза и опять припухшие от слез. Я каждый день вижу ее такой, и это невыносимо. Так нельзя.

– У меня для тебя есть новости, – произносит она, прикусывая губу, – одна хорошая, а другая плохая.

Света неловко крутит пальцы и поглядывает на меня с какой-то странной надеждой. Добивает.

Только я уже все решил. Для нас обоих так будет лучше.

– Тебе сделают операцию.

– Что? С какой радости? Сама же знаешь… – Обрываю речь, когда доходит, как это могло произойти. – Никогда. Никогда такого не будет. Мне не нужны подачки от твоего папаши, который меня ненавидит.

Внутри все закипает, а принцесска расстраивается. Хочет взять меня за руку, но я выдергиваю свою. Зли меня, Рапунцель, мне будет проще сказать то, что я должен сказать.

– Леша…

– Убери от меня руки. Ты знаешь, что такой помощи я не приму. – Бросаю на нее брезгливый взгляд, от которого она вздрагивает. – Что он хочет взамен? Чтобы ты с птицей улетела в теплые края?

– Нет. Что ты такое говоришь?

Фыркаю, пока сердце колотится, как ненормальное. Мне больно. Грудную клетку разрывает, но на такие жертвы я точно не готов. Алимеев ничего не делает просто так, как и подобные ему экземпляры. За блажь и помощь всегда приходит расплата. Я позволил себе быть счастливым, и жизнь тут же забрала дорогого человека. Бредово, но именно так я и думал. Лучше бы я… Чем так… Бесполезным овощем…

– Я должна тебе сказать, что… Мне нужно уехать из города, но… это… потому что… потому…

– Можешь не объяснять, – стараюсь говорить максимально равнодушно, и это получается, ведь внутри и так лопнул каждый орган, по крайней мере именно такие жуткие ощущения разрывали меня, – вали на выход.

– Леш, ты чего? Я просто хочу сказать, что…

– Пошла вон. – Поворачиваюсь голову в ее сторону и цежу каждое слово сквозь зубы. – Я получил, что хотел. На большее ты не тянешь. Уходи.

– Зачем ты так говоришь? – Ее голубые глазки наполняются слезами, затапливая мое сердце кровью.

Горит внутри. Дышать не могу. Проглатываю чертову горечь.

– Потому что только в сказке они живут долго счастливо, не смотря на социальный статус, принцесска. Смотри в глаза реальности, Света, – повышаю тон, ощущая, что еще немного, и я могу передумать, – я – кусок мяса, за которым тебе придется ухаживать. Хочешь убирать мое…?! Хочешь постоянно это делать?!

– Все будет хорошо. Ты будешь ходить. Надо просто согласиться на операцию…

– Пошла вон!

– Леша…

Слезы оставляют широкие влажные дорожки на ее бледных щеках. Она начинает захлебывается ими. Рвет душу на кусочки. Сжимаю кулаки и перевожу взгляд на потолок.

– Больше ничего не будет… – Сухо звучит, и она отшатывается.

– Не верю. Ты просто расстроен.

– Принцесска, уходи, пока я не кинул в тебя вазу. Ты меня достала. – Слова лезвием по языку, но иначе она останется и попытается уговорить меня. – Пошла вон! Или ты с первого раза не понимаешь?! – Рука уже тянется к вазе, из которой только сегодня убрали цветы.

Шагает к двери, но смотрит на меня, как на убогого. Столько обиды и боли в ее глазах, что мои застилает пеленой, и чтобы моя девочка этого не увидела, все-таки дергаю вазу и кидаю. Успевает закрыть дверь. Осколки. Боль в спине от резкого движения.

Все.

Больше не моя.

У нее своя жизнь.

Счастливая и беззаботная.

А у меня…

Больше ничего не будет…

Глава 42. Старый друг лучше новых двух

Светлана

Вхожу в особняк, который так любезно снял папочка, и останавливаюсь в огромном холле. Теперь мне предстоит жить здесь, пока не наступит тот самый день. Руки начинают дрожать, но я медленно вдыхаю и выдыхаю, прикрыв глаза.

Терапия не дала результата. Наоборот. Самочувствие ухудшилось.

Сегодня в очередной раз взяли анализы и отправили домой. Только здесь пусто. Папа занимается какими-то делами со столичными партнерами. Мама разъезжает по делам благотворительного фонда, а я…

Я рисую, чтобы окончательно не свихнуться от одиночества.

Пусть они звонят каждый день, узнают, как я, но ощущение безысходности не покидает, а еще…

Сейчас во мне поселилось самое гадкое чувство, какое можно представить. Страх.

Если раньше я не осознавала, что в какой-то момент просто могу перестать дышать, то на данный момент это ощущение топило меня. Заставляло дрожать так сильно, что приходилось успокаиваться. Медленно вдыхать и выдыхать. Это помогало, но ненадолго.

Я постоянно думала о том, чем все закончится.

Учебы нет. Остались лишь холсты, с помощью которых я могла выразить свои эмоции. Утопить их в краске. Только сколько бы не водила карандашом или кистью, получалось в итоге одно – Леша.

Иногда картины были темными. Настолько мрачными, что сердце замирало. Другие наоборот светились, и это радовало. Я знала, что Богданов в столице. Совсем рядом со мной, но в то же время так далеко…

Даже порывалась съездить к нему, но вспоминал его слова, полные злости глаза, и сразу оседала на пол.

Несколько месяцев прошло, а я так и не могла научиться переживать ту боль. От слов. От действий.

Понимала, что он сделал это намеренно, но неуверенная в себе девочка внутри меня зажималась в угол и плакала.

А потом наступал момент слабости. Она проникала в каждую мышцу. Буквально пропитывала их. Я ложилась на постель и бесцельно лежала, ничего не делая. Практически не шевелилась.

Позволяла мыслям оседать в голове, но не плакала.

На это просто не было сил.

– Светлана Владимировна, я накрыла на стол. – Голос женщины, которую нанял отец, выводит из размышлений, и я приподнимаю голову, чтобы кивнуть, но она не уходит и мнется на пороге. Странно, только я за все эти дни так и не спросила ее имени. – И еще… К вам пришли.

– Кто? – Хмурюсь, присаживаясь на край постели, и поправляю платок, который слегка съехал на лоб.

– Молодой человек. Очень вежливый. – Женщина улыбается, а я не успеваю выразить свое недовольство, потому что она уходит, оставляя меня в полнейшем недоумении.

Кто может прийти? Какой еще молодой человек?

Может, курьер от папы.

Или?

Сердце замирает от предположения, но ведь такого не может быть. Богданов вычеркнул меня из жизни, как и всех остальных. Хорошо, что на операцию согласился. Не знаю, кто его переубедил, но папа сказал, что мой парень принял помощь с распростертыми объятиями и слова против не выразил. Сомнительно… Очень…

Только проверить я не могла.

Даже набирала его номер несколько раз, но абонент был недоступен. Скорее всего Леша попросту сменил номер телефона, или намеренно внес меня в черный список. Если да, то очень обидно.

Я спустилась вниз и, когда увидела знакомую фигуру, замерла на последней ступеньке.

– Ты что здесь делаешь?

Орлов собственной персоной хмуро изучал мое бледное лицо. Красотой я последнее время не блистала, да и не хотелось. Видят меня лишь врачи, поэтому я особо не старалась.

– Привет, Светик! – Саша шагнул вперед, а я продолжала стоять и смотреть на него, как на призрака.

– Как ты узнал, что я здесь?

– М-да, я думал ты остыла за это время. – Друг усмехнулся, но шагнул еще ближе, поглядывая на меня с нескрываемой жалостью. – С отцом приехал по делам. К твоему зашли, и я его разговор с врачом услышал. Почему ты не сказала, Свет? Мы же вроде друзьями были…

Даже слова сказать не могу, потому что внутри все сжимается. Меньше всего мне хотелось жалости или публичных сожалений. Папа тоже не хотел, чтобы пресса мусолила эту информацию.

– Так нужно было, и сейчас ничего не поменялось. – Складываю руки на груди, пытаясь отгородиться от его взгляда.

У меня было время подумать над всем, что произошло, и я отчетливо понимала, что просто не замечала многих мелочей, которые выдавали отношение друзей к девушкам. Я старательно делала вид, что не вижу их косяков, но если вспомнить, то много раз слышала о спорах и выигрышах. Тогда меня не волновали чужие чувства. Пока я не встретила его…

– Свет, мне жаль, что так вышло. Поверь, меньше всего я хотел навредить тебе.

Орлов смотрит на меня выжидающе. Переворачивает внутри все органы таким взглядом. Ступаю вперед, продолжая высоко задирать нос. Мне нужно было задать ему несколько вопросов, касающихся аварии, и сейчас подвернулась идеальная возможность.

– Я ужинать буду. Можешь присоединиться. – Сказала ему и направилась в столовую.

Напряжение, которое витает в столовой, пока Саша поглощает ужин вместе со мной, заставляет нервно ерзать на стуле. Все-таки несколько месяцев сыграли свою роль, и мне было очень непривычно быть с ним в одном помещении. Мне кажется, что я вовсе разучилась общаться.

– Пацаны скучают по тебе. – Наконец нарушает тишину Орлов и внимательно смотрит, как я пью сок. – Я тоже. Тебя всей тусовке не хватает, Светик.

– Я хочу знать, – прищуриваюсь, оставляя от себя стакан, – ты просил своего отца решить проблему?

Саша открывает рот, но не издает ни звука, словно соображает, что ответить. Внимательно слежу за его реакцией, но не вижу того, чего ожидала. Пока я находилась на лечении, в голову всякое приходило. Я отчетливо помнила, как аккуратно водит Макс, и никогда не лихачит на дороге, особенно в гололед, а тут такое столкновение. БМВ. Проверенный автомобиль с техосмотром и всеми функционирующими на ура механизмами. Слабо верилось, что авария была случайной, и если учитывать, что старший Орлов может решить проблемку сына по щелчку пальцев, то вывод напрашивался сам собой.

– Ты сейчас намекаешь на аварию, да? – Саша смотрит на меня с долей разочарования, но я пожимаю плечами.

Да, мне самой неприятно это озвучивать, но других людей, которые бы хотели насолить Круглову просто не было. Он не конфликтный. От слова совсем, а драка скорее всего дело случая. Из-за чертовой сестрички.

– Мне кажется, Светик, что ты меня плохо знаешь. – Криво улыбается Орлов и складывает руки на стол. – Я ему и слова не сказал. Не в моих правилах жаловаться папочке.

– Моим же ты меня слил.

– Ошибаешься, Светик. Я тебя не сливал. На вечеринке было полно народа, и многие навели камеры на нас. – Саша начинает стучать пальцами правой руки по столу, но сохраняет жуткое спокойствие. – Да, я звонил тебе и хотел поговорить. Даже на ужине настоял, только я хотел побыть с тобой наедине, чтобы все разрулить, а вот, что это плавно перекочует в семейные посиделки по бизнесу, не подозревал.

– То есть, твой папа не причастен к тому, что произошло с Максом?

Бью в лоб и жду реакции, но Саша тяжело вздыхает.

– Я не знаю, Свет. Могу сказать одно, да я сестрице твоей наплел херни сгоряча, потому что ты меня послала куда подальше, но так подгадить Кругу… – Орлов откинулся на спинку стула сложил руки на груди. – Я не настолько идиот. Подраться? Да. На место поставить? Легко, но устраивать аварию… – Саша провел по лицу рукой и снова поместил их перед собой. – Это перебор даже для нашей компании.

Молчу, глядя на него. Сканирую на ложь, только к счастью, а может сожалению, вижу, что друг говорит правду. Он точно не причастен к случившейся трагедии.

– А Зах с Елисеем, что говорят?

– Алимеева, серьезно? – Усмехается Орлов и смотрит на меня так, словно я ополоумела. – Им это на какой черт? Зачем Ворону и Ангелу трогать тачку Круга? Это же бред. Им делить нечего. К тому же, я бы о таком точно знал.

– Парень погиб, Саш… – Глаза сами наполняются слезами, когда произношу это. – Хороший парень. Что бы вы не делили с ним.

– Мне жаль, Свет, но я не имею к этому никакого отношения. Опять же, – Саша тяжело вздыхает и поднимается, – за себя говорю. Отец мне не отчитывается. – Друг сжимает челюсти и кулаки. – Желающих ему донести кроме меня достаточно, как видишь.

– Но у тебя была причина…

– Свет, издеваешься? – Усмехается, потирая переносицу. – Я же не Ванга. Как я мог знать, что твой ненаглядный в Бэху сядет? Черт, Светик, ты мне, конечно, дорога, но намеренно убивать кого-то я не готов. Защитить и сотрясти мозги кулаком, да. Без сожаления, но это… Откровенная дичь. – Саша отворачивается, а я стираю слезу, которая скатывается по щеке, потому что эмоции свежи, как бы я их не прятала. – Ты свой выбор сделала. Выбрала его. И я, – он поворачивается и смотрит на меня, разводя руки в стороны, – как друг, просто обязан тебя в этом поддержать. Плевать мне на других, тебя я потерять не хочу. Если для этого мне придется терпеть этого… нищ… парня рядом с тобой, то пусть так и будет.

Не выдерживаю и закрываю глаза руками.

– Никого терпеть не придется. – Тихо говорю и слышу приближающиеся шаги.

– Не понял. Почему? Что случилось?

Вытираю глаза и выдыхаю, пока Орлов опускается передо мной на колени.

– Папа мне условие поставил, да и Леша сам меня прогнал.

– Я вот сейчас ни хрена не понял, Свет. Ты сейчас выключи эту истеричку и расскажи нормально, в чем дело?

Глава 43. Ты труп, птица!

Алексей

– Отлично, Алексей! – Михаил Павлович смотрит на меня с широченной улыбкой на морщинистом лице. – В моей практике ты первый пациент, который с таким рвением жаждал встать на ноги, не смотря на боль и отсутствие сил.

Хромая волочусь к постели и практически падаю на нее, ощущая, что все мышцы в теле ноют, как после хорошего боя. Лечащий врач и знакомый друга Янкевича что-то пишет в папке, сидя за столом. Палата больше похожа на комнату в особняке, если сравнивать ее с тем жилищем, которое я снимал в родном городе. Здесь и холодильник, и тренажеры, телик, свежее белье и нереально вежливый персонал. Про еду я вообще не стал бы заикаться, потому что так могут кормить разве что в раю.

– Что ж, я накатал тебе выписку. Даже не верится, что с тобой мы прощаемся. – Мужик закрывает папку и стучит ей по столу, посматривая на меня с какой-то странной грустью.

– Радоваться нужно, Михаил Палыч. – Усмехаюсь, а он кивает с той же тоскливой улыбочкой.

– Рад я за тебя, Леша, рад. Янкевичу привет передавай. Что-то давно его не было. Говорил, что приедет за тобой.

– Планы изменились. – Стараюсь говорить спокойно и присаживаюсь.

Нужно срочно принять душ и собрать вещи, которых у меня не так уж и много.

– Распечатаю рекомендации. Заберешь у Леночки и не вздумай снова с ней заигрывать. Замужем она, как никак.

– Вы все не так поняли. – Посмеиваюсь, вспоминая тот дурацкий случай с помощью медсестры.

Лена – практиканта, пришла мне помочь. Мы упали на пол, и тут по закону жанра вошел Михаил Павлович. Мне ничего не сказали, а вот ей сделали выговор в грубой форме.

Да, и глупо было считать, что за время реабилитации принцесска покинет мою голову. Нет. Как бы я ни старался забыть о том, что между нами было, не получалось. Света влезла в душу, пустила там корни, и ни одна красотка не смогла бы ее оттуда вытащить. Только я, как последний идиот, прогнал ее, и теперь не знал, а стоит ли лезть в жизнь принцесски снова? Может, для меня там нет места?

Бесцельно таращусь в потолок. Я прогнал ее. Слышал, как громко ревет в коридоре, но молчал, стиснув зубы, потому что был уверен, что так будет лучше для всех.

Света ушла, а я все еще слышал всхлипы и свое имя, которое вылетало из ее прелестного ротика. Мне поставили капельницу, принесли еду, но кусок в горло не лез. Кажется, я даже уснул прежде, чем ко мне пришел Олег.

– Хреново выглядишь, Борзый. – С печальной усмешкой сказал он и сел напротив.

Радости от его прихода я не испытал. Только раздражение, которое мелкими иголочками впивалось в кожу. Янкевич хмурился, не получив от меня ответа. Удостоился лишь моего кивка, и все на этом. Думаю, ему и так известно, чем для меня обернулась авария.

– Леха, медсестры здесь разговорчивые, поэтому я уже в курсе, насколько тебе плохо.

– Было бы удивительно, если бы мне было хорошо. – Буркнул недовольно и уставился в потолок, чтобы не видеть еще одного жалостливого взгляда, пусть Олег и тщательно маскировал свои эмоции, но сейчас в его глазах можно было все прочесть, и меня это не радовало.

– Я не буду читать тебе лекции о том, что так поступать со своими друзьями и любимыми людьми нельзя, как бы тебе не было хреново. Ты далеко не дурак, поэтому… – Он тяжело вздохнул, пока я скрипел зубами и сжимал пальцами простынь. – Сейчас послушай меня внимательно, Борзый. В столице есть врач, не реально крутой, который поставит тебя на ноги за короткие сроки. И не с таким справлялся. Только без твоего согласия…

– Что мне за это нужно отдать? Почку? – Усмехнулся и посмотрел на Янкевича, который прищурился и наклонился ко мне, поместив руки на колени.

– Ничего тебе за это отдавать не нужно, Леха. – Олег потер подбородок и выпрямился. – Этот врач друг моего друга. Я просто вставлю свое слово. Попрошу, а остальное тебе предоставят на блюдечке с голубой каемочкой.

– Нет. Мне не нужны подачки.

– Борзый, у тебя друг погиб. Если в ближайшие дни тебя не прооперировать, то останешься овощем на всю жизнь. Ты действительно этого хочешь? Быть калекой? – Янкевич бросал словами без сожаления, бил правдой, куда не следует, но я сжимал челюсти, продолжая настаивать на своем. – То есть, по-твоему, лучше угробить себе жизнь тупой гордостью? Не дать себе шанса стать счастливым? Этого хотел бы твой друг? Так бы поступил Степан? Порадовался бы, увидев друга в инвалидном кресле? Так ты себе это представляешь? – Янкевич даже поднялся, чтобы я смотрел ему в глаза, и слова, которые он бросал, еще больше резали по свежим ранам. – Тебя устраивает, что ты никогда самостоятельно не сможешь добраться до его могилы, чтобы почтить память? Или тебе в радость то, что ты не сможешь защитить сестру или любимую девушку, когда это потребуется? Ты подумай, что ты теряешь из-за своего упрямства.

– Ничего не дается просто так. Уж я-то знаю.

Олег шумно выдыхает и выпрямляется, убирая руки в карманы брюк. Я же злюсь на себя и обстоятельства, которые вынуждают принимать важные решения. В глубине души понимаю, что он прав, но…

– Борзый, в свое время я совершил много ошибок, но парочку себе не прощу, потому что из-за них я остался один. Без семьи. Без девушки, которую любил больше жизни. Зато моя гордость осталась целой и невредимой. Она победила. Я не собираюсь устраивать в твоей палате поминки прошлому Олегу, но, – Янкевич снова наклонился и внимательно смотрел мне в глаза, заставляя чувствовать себя загнанной в угол букашкой, – настоятельно советую принять помощь.

– А если не приму?

Олег выпрямляется и пожимает плечами. Странная улыбка ползет по его лицу. Отрицательно качаю головой, а он кивает.

– Хорошо. Твой ответ я услышал, но сделаю я так, как считаю нужным.

– Не понял.

– Убежать ты все равно никуда не сможешь, ты уж извини за констатацию факта. – Янкевич идет к выходу, пока я не догоняю его намеков. – Раз по-хорошему не получается, то придется выбрать менее гуманные методы. – Олег открывает дверь, а я с опаской смотрю, как в палату входит девушка в белом халате, но вот что-то не припоминаю, чтобы я ее видел здесь, и огромный пузырь, который она надувает, говорит о том, что она точно не работает в больнице. – Я помогу. – Кивает ей и идет ко мне.

– Какого черта?!

Дергаюсь, но тут же прикрываю глаза от резкой боли в спине.

– Успокойся, Борзый. – Янкевич подходит ко мне, пока его знакомая достает какой-то бутылек и шприц из кармана.

Она надевает перчатки, а дальше Олег перекрывает обзор.

– Что за…?!

– Леха, – Янкевич кладет руки мне на плечи, придавливая к больничной койке, – не хочу лишать тебя права выбора в столь щепетильном вопросе, но… Потом еще спасибо скажешь. Приступай, Мальвинка!

Напяливаю кроссовки и уже думаю о Маруське, которая удивится, когда увидит меня в городе. Никому не сообщал, что приеду на пару дней, да и не хотел. Сначала в голове зрел план не посещать родной город, но Олег был прав. Я не мог не пойти на могилу друга, потому что даже на похоронах не присутствовал.

Зажал в руке карту, которую мне вручил Янкевич, и скрипнул зубами.

Методы Олега оказались морально жестокими. Не знаю, что мне вколола его знакомая, но полностью в сознание я пришел уже в столице. Меня поставили перед фактом. Операции быть, и Янкевич об этом позаботился. Не знаю, правда ли, что он ничего за это не платил, или Олег снова ловко обвел меня вокруг пальца, но результат на лицо – я хожу. Пусть хромота никуда не денется, но Я ХОЖУ. Крепко стою на ногах, и никакой ветер не сдует.

Жаль, что душу так починить нельзя.

Внутри все кровоточило, и несколько месяцев не смогли залечить раны. Я не общался ни с холеным, ни с Лилей… Потому что они напоминал о Вольном, а я не хотел дать волю воспоминаниям! Слишком больно от понимания того, что ты не увидишь человека. Не сможешь обнять его или дать подзатыльник за тупость и наивность. Это все слишком. По этой причине общение с ними я ограничил. Устранил. Стер.

Разговаривал с Янкевичем и сестричкой, которая жаждала приехать ко мне. Наверное, ее позитивный настрой и помог мне преодолеть период восстановления, когда каждый день был пыткой. Учиться ходить заново, испытывая боль, тот еще квест. Никому не пожелаешь.

Убираю карточку, на которую Олег скинул приличную сумму, в карман и поднимаюсь. Вот и наступил момент прощания с палатой. Только дверь открывается, и вместо Леночки я вижу на пороге до жути знакомую рожу. Однако проблема в том, что я ей совсем не рад. Кулаки сами сжимаются. Я даже забываю о том, что сейчас мне драться нельзя. Запрещено.

– Эй-эй-эй, полегче! – Запевает птичка, которую я хватаю за грудки и прижимаю к стене. – Я с миром.

Орлов поднимает руки и выдавливает из себя мерзопакостную улыбочку, за что я его отстраняю и снова припечатываю к стене.

– Какого хрена ты здесь делаешь?! – Цежу сквозь зубы, пока камикадзе продолжает мирно держать руки поднятыми.

– Поговорить надо. О Свете.

Понимание застилает глаза пеленой.

– Добился своего и пришел оповестить?!

Уже поднимаю кулак, но в палату влетает Маруська, сразу хватая меня за рукав толстовки.

– Леш, ты чего?! Отпусти его!

Глаза чуть из орбит не выпадают. Смотрю то на него, то на нее.

– Не понял. Ты его защищаешь?

– Я с ним вообще-то приехала.

– Чего?!

– Леш, ты руки убери. У нас для тебя есть новость.

Маруська держит меня за рукав и смотрит так, что внутри кишки узлом скручиваются.

– У меня скоро руки затекут. Можешь уже свои кегли убрать? – Подает голос вражина, приводя в чувство.

Поворачиваюсь к Орлову уже наготове. Зубы практически крошатся друг о друга.

– Ты труп, птица!