Текст книги "Дыши нами, пока есть время (СИ)"

Автор книги: Иоланта Палла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 30. Динамо

Алексей

И что прикажете мне делать?

Не то, что говорить, даже дышать трудно, пока она находится в моих руках. Близко. Непростительно близко, оголяя эмоции и ощущения. Как будто кожу живьем сдирают. Грудину распирает от того, что чувствую. Ребра кажутся скромной помехой, потому что сердце выбивает такой ритм, что меня вот-вот порвет на части, но отпустить ее не могу.

Если в прошлый раз ее слезы можно было списать на мажорскую блажь или финты от какой-то химии, то сейчас хочется придушить того, кто ее обидел. Знаю, что кто-то постарался, вот только принцесска молчит и не выдает тайну. Скрывает. Почему?

Боится за обидчика? Или не хочет рассказывать о себе?

Друзья постарались?

Нет. Белобрысый так смотрел и рвал за нее задницу, что вряд ли бы обидел.

Лилия?

Да ну. По словам подруги блондиночка любого уроет кислотными фразочками. Я и сам ощутил, насколько больно она может ударить по самооценке.

Родители?

Лиля говорила, что они холят и лелеют свою кровиночку, так что…

Вариантов у меня не осталось.

Шмыгать носом она перестает, но не отстраняется от меня, наоборот сжимает пальцами футболку и шумно дышит. Я же стараюсь держаться. Хотя одного взгляда на светлые волосы достаточно, чтобы шифер плавно поехал вниз, срывая остатки самообладания. Судя по всему, она и не подозревает, какого зверя во мне сейчас будит. Жадного и голодного до своей добычи. Глубоко вдыхаю и прикрываю глаза, наслаждаясь нежным ароматом, заполняющим легкие. Торчок дорвался до своего кайфа. И кто бы мог подумать, что принцесска сама ко мне придет?

Охренеть.

– Чай остынет. – Говорю сиплым голосом, и Рапунцель кивает.

Разжимает пальцы, и я с трудом возвращаюсь к столу, вспоминая, что был голодным, как собака. Она берет кружку и садится на стул, смотря, как я орудую ножом. Привычные спагетти с подливой. Я не хвастал особыми кулинарными навыками, но Маруська не жаловалась. Скорее наоборот, просила добавки. Фокусируюсь только на еде, чтобы не видеть, как слипшиеся реснички подрагивают каждый раз, когда я бросаю взгляд на Рапунцель. Механические действия не особо помогают, но желание смять ее в руках немного приглушается. Знаю, что позже оно накроет с еще большей силой. Только это произойдет позже.

– Я не хочу. – Упирается, когда я ставлю перед ней тарелку с едой.

– А я не спрашивал. – Отвечаю спокойно, потому что вижу, как она водит носом и прячет глаза. – Жуй. Не хочу отмывать твои мозги с пола, если вдруг ты надумаешь снова в голодный обморок упасть.

Зыркает на меня знакомым злобным взглядом, но ничего не отвечает. Берет вилку и послушно пробует спагетти. Усмехаюсь, наблюдая за тем, с каким аппетитом она уплетает еду, и сам неспешно жую. Молчим, как два партизана. Даже не знаю, что говорить, чтобы не обидеть. Хочется знать одно, почему плакала, но она ведь не скажет!

– Это твоя комната? – Спрашивает, огорошивая вопросом.

Голубые глазища скользят по мне, вызывая странные ощущения в области грудной клетки. Поднимаюсь и собираю тарелки, чтобы сразу помыть.

– Нет. Снимаю. Единственные хоромы, которые мне сейчас по карману.

Горький привкус портит все удовольствие от вкинутой в желудок пищи. Я иду в ванную, но принцесска на удивление мне волочится следом.

– Я думала, что детям из… из…

– Детского дома, не стесняйся, Рапунцель. – Усмехаюсь, расправляясь с посудой, к которой она тянет руки. – Пластырь отклеится. И, нет, мне не полагается свой угол, потому что меня усыновили, а приемные дети приравниваются к родным по закону. Таких жильем не обеспечивают.

Слышу шумный выдох, но усердно тру тарелки.

– Тогда почему ты не живешь с у приемных родителей?

– Сама-то не догадываешься? – Криво улыбаюсь и смотрю на нее.

– Нет. – Такие искренние и удивленные глаза округляются.

– Объясняю популярно, – беру полотенце и вытираю посуду, – таких, как я, берут, чтобы нажиться. Меня не будут любить так же, как тебя, принцесска, потому что я, – подхожу к ней ближе, держа в руках тарелки и кружки, – чужой.

Прохожу мимо нее, чувствуя себя гребаным пациентом на сеансе у психолога. Раздражает. Я не любитель копаться в этой части себя. Наглухо ее запечатал и не хотел думать. Свое место в жизни знал и не мечтал, что прыгну выше головы, как Вольный. Друг был тем еще фантазером.

– Все не так, как может показаться на первый взгляд. – Говорит в спину, но я не поворачиваюсь, расставляя посуду по полкам.

– Говори яснее, принцесска.

– Иногда родных тоже не особо любят. – Говорит тише, и я поворачиваюсь.

Прищуриваюсь, глядя на нее, изучаю и пытаюсь понять, к чему клонит. Неужели ее предки недолюбливают родную дочку? Бред. Слабо верится.

– Мне, наверное, лучше уйти.

Кажется, что в голосе сквозит огорчение. Сжимает рукава пальцами и отводит взгляд, заставляя чувствовать себя какой-то катастрофической мразью.

– Отвезу, только душ приму. Не хочется смущать вашу светлость запахом мазуты.

Ну не идиот ли?! Вижу, что уколол словом, но просто прохожу мимо в ванную, чтобы скрыться от ее глаз, которые в душу врываются. Хотел узнать о ней, а в итоге, она поковыряла и так незаживающую рану. Без промедления ныряю под теплые струи воды и тщательно тру тело мочалкой. В голове только ее слова. Голос такой, словно ей и правда интересно. И ведет себя, как нормальный человек. Черт!

Еле как успокаиваюсь и выбираюсь из ванны. Накидываю полотенце на бедра, жалея, что не взял с собой одежду. Выхожу и столбенею.

Принцесска свернулась калачиком на кровати и мирно посапывала. Думал, что притворяется, но пока я накидывал на себя одежду, она даже не пошевелилась. Жаль, пропустила то еще шоу.

Подхожу к кровати и опускаюсь перед ней на корточки. Наблюдаю за длинными ресничками, подрагивающими во сне, и сглатываю. Должен ведь разбудить и отвезти ее домой, но…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но вместо этого пялюсь на нее, как придурок. Даже ноги затекают, пока не моргая изучаю ее лицо.

Да к черту!

Поднимаюсь, хлопаю по выключателю, достаю плед и заземляюсь рядом с ней. Лучше не думать о том, что будет завтра, потому что сейчас мне охренеть, как хорошо. Прикрываю глаза и притягиваю ее к себе. Что-то бормочет и жмется ко мне, обдавая приятным приторным ароматом. Кроет. Руки так и чешутся исследовать тело, но я себя одергиваю. Желание не угасает. Только усталость дает о себе знать, и вскоре я вырубаюсь.

Мне снится она. Волосы, волнами спадающие на спину. Тяну руку вперед в полудреме, но резко открываю глаза, ощущая перед собой пустоту.

Пробегаю глазами по комнате. Обуви нет и сумочки тоже. Свитер и носки лежат на стуле.

Свалила втихушку.

Круто!

А чего ты хотел?

Розовых соплей и жарких поцелуев?

Падаю на подушку и таращусь в потолок.

Да, Рапунцель, замечательная бы из тебя вышла футболистка. Даже знаю, в какую команду бы тебя взяли.

Динамо…

Глава 31. Тебе не жить

Алексей

Чувствую себя брошенным котенком. И приласкать некому, и убить жалко.

Вольный смотрит на меня и чешет репу, словно упорно думает над тем, что я ему рассказал. Не знаю, что вдруг на меня нашло, но выложил без красочных подробностей события вчерашнего вечера. Держать в себе те чувства, которые давили на грудную клетку, оказалось сложно, и стоило другу задать вопрос, как меня понесло.

– Я бы тоже на ее месте сбежал. – Наконец выдает он, а я замираю, натягивая на себя ветровку.

– Не понял сейчас. Поясни. – Еле сдерживаюсь, чтобы не послать его.

Только интерес останавливает. Говорят же, что со стороны виднее, так может стоит послушать мнение лучшего друга.

– Ты же вечно, как взбесившийся бык, несешься и сшибаешь все, что стоит на твоем пути. Наверное, сказал ей что-то обидное.

– Ага, ее обидишь.

Хмыкаю, вспоминая, как Рапунцель может пульнуть в ответ словесным дротиком. Нет. Она прекрасно знала, куда шла, и что может случиться. Дело в другом. В том, о чем я не знаю.

– Ну да, дамочка не из тех, кто промолчит, особенно с тобой.

– В смысле?

– Да между вами и химия, и физика. Так все трещит, что и нас сшибает. – Ухмыляется Степа, а я хмурюсь.

Таращит меня по ней, да. Согласен, но вот взаимно ли это?

Черт! От размышлений голова превращается в огромный шар, который набили конфетти. Дурацкое чувство, и я не могу от него избавиться.

– Поговорил бы с ней. Позвонил там. Сообщение написал.

Молчу, глядя на Вольного, как свихнувшийся. Ведь правда…

Мы столько раз пересекались, но я до сих пор не взял ее номер телефона, даже когда он был у меня в руках. Клиника, Богданов, плачет по твоей тупой голове.

– Все так запущено? – Друг становится серьезным, пока я застегиваю ветровку. – Тогда погнали к университету. Может успеем ее поймать.

– Может не стоит ловить. Не просто так она сбежала. Поняла, что не стоит водиться с детдомовским мальчиком, который ей не пара.

– Э-э-э, братишка, так не пойдет. – Степа меня тормозит, заставляя сжать челюсти с такой силой, что появляется головная боль. – Ты ничем не хуже тех мажоров. Лучше. – Тычет мне в грудину, пока я пялюсь на дверь. – Не гони.

– Проехали. Погнали где-нибудь пожрем, а то мозг перестает работать.

Завязываю с темой о принцесске, но Вольный не унимается. Видимо, прет от того, насколько я упертый. Да, я так и думаю. Было время отойти от вчерашней эйфории и включить мозги. Не пара я ей. Совсем не пара. Что я могу дать девчонке, привыкшей к роскошным подаркам и свиданиям высшего класса?

Комнату в общаге, где дуборина будет зимой такая, что инеем покроешься?!

Ей это не нужно.

Поэтому и сбежала.

Чуда не случится. Я не стану миллионером при титанических усилиях. Все, что я могу на данный момент, работать в гараже и клубе, чтобы выживать. Какие перспективы? Да никаких! Абсолютно никаких!

Нищеброд со стажем.

– Хорошо. Только Макса позову.

– Ты без него не можешь?

От недовольства нервно одергиваю ворот ветровки и сглатываю противную слюну. Не нравится мне, что Вольный водится с Кругом. Мутный тип, как был в моих глазах им, так и остался. Сомневаюсь, что когда-то смогу так же легко общаться с ним, как Вольный или Лиля. Нет. Увольте от таких нежностей к мажористой заднице.

– Лех, чего ты на него взъелся? Мы здесь только благодаря ему…

– А я не просил. – Цежу сквозь зубы и прохожу к двери, открываю ее и чуть ли не наскакиваю на очень злобную морду.

Передо мной стоит белобрысый богатенький утырок. За ним еще одна знакомая моська. От них так и сквозит презрением, от чего я сразу ощетиниваюсь. Каждая мышца напрягается.

– Поговорить надо. – Не особо дружелюбно говорит птица, Орлов вроде.

– Не о чем. – Хочу оттолкнуть его, но он резким толчком в грудину чуть ли не сбивает меня с ног.

– Э, парни, может хватит разборок. Ведь все же решили. – С мировой выступает друг и не дает зарядить наглой морде, которая вплывает в каморку холеного.

Дверь закрывают. Чувствую, что передо мной живые груши для снятия стресса, а он у меня накопился нехилый.

– Есть о чем. – Белобрысый сжимает кулаки и смотрит на меня. – Не смей больше приближаться к Свете, понял?

– А ты кто такой, чтобы мне указывать? Захочу и не просто подойду, и поверь, она не будет против. – Шагаю к нему с улыбкой.

– Мразь. – Цедит сквозь зубы и покрывается пятнами от злости. – Тебе все равно ничего не светит. Она поймет, что ты кусок дерьма, не стоящий и ее мизинца.

– А кому светит? Тебе?

– Да ты…!

Хватает меня за грудки, но ударить друг друга мы не успеваем, потому что холеный, словно из под земли вырастает и откидывает нас по разные стороны.

– Санек, успокойся.

– Ты бы не лез, Круг. Не в твоих интересах.

Переглядываются, а я поправляю ветровку, понимая, что Степа не пропустит к твари, которая выпрашивает. Видимо, нравится, когда ему нос разбивают.

– Слушай, Орлов, я тебе мало за Лилю врезал? Так я повторю. Еще и за друзей накидаю. Хочешь?

– С каких пор ты такой смелый стал?

Усмехается белобрысый, переключая внимание на Макса. Тот тоже сжал кулаки. Второй мажор стоял и наблюдал за происходящим. Только по взгляду стало понятно, что в любой момент кинется.

– Дана нет, чтобы защитить.

– Зато есть мы. – Подает голос Вольный, а я охреневаю от того, с какой злостью звучат эти слова.

– По опасной дорожке ходишь, Макс. Не тех друзей выбрал. – Фыркает птица, отступая к двери и смотря то на него, то на меня. – Тебе не жить. – Бросает презрительно, открывает дверь и сваливает вместе с другом-шавкой.

Глава 32. Под запретом

Светлана

Мне тепло. Очень комфортно. Хочется нежиться в его объятиях, пусть и в душе происходит какой-то тянущий диссонанс. Я пришла сама, потому что захотела. Меня потянуло именно к нему, ведь, как бы больно я его не задевала, он мне помогал. Сейчас больше всего хотелось остановить время. Задержать чертовы стрелки, чтобы впитать в себя каждую эмоцию. Пусть некоторые из них были противоречивы настолько, что я готова была забиться в угол и плакать, но удовольствие и спокойствие, которое я испытывала в руках Леши, уносили меня куда-то далеко от всего катастрофического негатива, которым пропиталась моя жизнь.

Я уже давно перевернулась и смотрела на его лицо в темноте. Хотела запомнить каждую черточку. Для портрета.

Так себе это объясняла, хотя знала настоящую причину.

Никогда не чувствовала к парню ничего подобного. Когда хочется одновременно убить дикаря и прижаться к нему.

Наплевать, что мы находимся в маленькой холодной комнатушке, не видевшей ремонта пару, а то и больше, десятков лет. Все равно, что хлипкую дверь можно запросто вскрыть или вынести одним лишь пинком. С ним я чувствовала себя защищенной. Словно меня прикрыли от всех непробиваемым колпаком.

Прикусываю губу, потому что жутко хочется дотронуться до него, провести пальцами по щекам и ниже… Но когда я уже понимаю руку, слышу, что в сумке начинает вибрировать телефон. В оглушительной тишине он кажется набатом. Я прикрываю глаза и убираю руку.

Надо уснуть. Просто не замечать звонков.

Только не получается. Вибрация так бьет по ушам, что я не выдерживаю. Тихонько убирая сильные руки со своей талии и выбираюсь из уютного кокона, в который меня поместил Леша. На цыпочках подхожу к сумке и ищу айфон. Не моргая смотрю на экран. Пропущенных вызовов от отца целых пятьдесят три. Снова звонит, и я поворачиваю голову к кровати.

Он спит, как убитый, а я губы кусаю, потому что не хочу отвечать.

Внутри против воли поднимается волна страха. Папа не спит, хотя на часах три часа ночи. Значит, ищет меня.

Стоит этой мысли обосноваться в моей голове, как на телефон поступает сообщение.

Если ты немедленно не выйдешь, то я сам войду, и тогда…

Дочитывать я не стала. Руки пробило мелкой дрожью. Прикрыла глаза и медленно выдохнула. Даже сейчас они не оставляют меня в покое. Зачем изображать заботу, если ее нет?

Зачем выслеживать?

Хотя глупо задавать себе такие вопросы. Папе не выгодно, чтобы его дочь связалась с таким парнем, а уж если эта информация попадет в СМИ…

Быстро скидываю с себя вещи и складываю их на стул. Иду к двери, возле которой оборачиваюсь, и бросаю на дикаря последний взгляд.

Я бы с удовольствием проспала в его объятиях до самого утра, но если останусь, то папа поднимет здесь каждого жителя, а уж, что с ним сделает, даже представить страшно.

Еле слышно выхожу из комнаты и прикрываю за собой дверь. Тут же ежусь от холода, который пробирает до костей. Пиджак не помогает совсем.

С гнетущим чувством спускаюсь вниз и тут же вижу машину около подъезда. Этого хватает, чтобы каждый нерв натянулся до предела. Стук каблуков об асфальт так сильно бьет по вискам, что перед тем, как сесть в автомобиль, я несколько раз вдыхаю и выдыхаю.

– Я думал, у меня разумная дочь. – Сразу же бросает он с соседнего места.

На заднем сиденье становится тесно, хотя между мной и отцом приличное расстояние. Не смотрю на него. Сжимаю сумку с такой силой, что пальцы начинают неметь.

– Не пойму, что тебе не нравится в твоей жизни, Света. – Его спокойный тон добивает, но я молчу, пока внутри злость борется со страхом, чтобы не выдать жуткий коктейль эмоций. – Карта полна денег. Дома настолько комфортные условия, что можно сравнить их с раем. Образование, хобби, друзья, шмотки, вечеринки, драгоценности – все, что пожелаешь. Что тебе еще нужно?

Прикрываю глаза, пялясь на затылок водителя. Мне нельзя сейчас срываться. Я хочу все обдумать. Впервые подойти к разговору с родителями без криков. Только отец не унимается. Он продолжает наседать на меня с вопросами и претензиями, пока машина мчится по ночному городу.

– Зачем тебе этот нищеброд, дочка?

– Не называй его так.

Все-таки Владимир Эдуардович прошибает тонкую стенку моего самообладания. Сжимаю сумку до скрипа и шумно дышу. Ненавижу их. Я ведь правда их ненавижу…

– Не стоит обижаться на факты, Света. Этот парень ничего не сможет тебе дать. Репутация у него скверная, приводы в полицию, драки, агрессия. Стоит напомнить, что он уже пару раз разбил нос Сашке Орлову?

– Пап…

– Послушай, милая, – чувствую, что папа повернулся ко мне и пристально смотрел, но я не хотела видеть его глаз, потому что там безразличие, он гнет свою линию, чтобы получить выгоду для себя, – я понимаю, что в последнее время наши отношения в семье накалились. Побунтовала. Показала характер. Да, черт с ним! Но сейчас самое время поставить точку на общении с малолетним преступником.

– Он не преступник. Если и разбил кому-то нос, то за дело.

Холодно произношу, но чувствую, что хватит меня ненадолго.

– Я привык называть все своими именами, давать четкие определения действиям человека, и поверь, тот, кто нарушает закон, является преступником.

– Тогда, – фыркаю, поворачивая голову к отцу, – и ты преступник, папочка. Я знаю, как вы проворачиваете дела, и не всегда получается следовать букве закона.

Отец тяжело вздыхает и улыбается. Его смешат мои слова и ситуация…

Снова липкий страх прокрадывается в душу, чтобы его не выдать отворачиваюсь к окну и смотрю на мелькающие дома, витрины магазинов, деревья и другие машины.

– Спишу это на юношеский максимализм. – Произносит отец, а я снова фыркаю. – Сегодня я сделал тебе очередную поблажку, дочка, но в следующий раз, а я очень надеюсь на то, что он не повторится, меры будут другие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Что ты хочешь сказать?

Задала вопрос, но ответ знала. Все органы обожгло пониманием. Хотелось закричать во всю глотку, что он не имеет права, только…

– Ты больше не будешь общаться с этим парнем. Никогда, Света. Иначе, – отец шумно вдыхает, пока я часто моргаю, глядя через пелену на тонированное стекло, – я помогу ему попасть в камеру.

– Какой же ты…

Подбородок подрагивает, и я осекаюсь, проглатывая тугой комок слез, которые выступили на глазах.

– Адекватный. На данный момент ты поддаешься эмоциям, Света, но когда они пройдут, ты скажешь мне спасибо.

– Такого никогда не будет. – Еле шепчу, но папа усмехается.

– Так будет лучше для всех. – Уже веселее произносит Владимир Эдуардович, которого я больше не хочу называть отцом.

Разве родной папа будет так поступать со своим ребенком?!

– Я был не против твоих ночевок у Орлова. Он перспективный парень и…

Дальше я его не слушаю, потому что машина останавливается, быстро дергаю за ручку и лечу в подъезд. Не хочу его видеть! Не хочу слышать то, что он говорит! Даже в квартиру влетаю со скоростью гепарда. Когда оказываюсь в своей комнате, поворачиваю защелку и сплываю по двери на пол. Воздуха не хватает. Зажимаю рот рукой и реву.

Успокоиться не могу, пока силы не покидают. Просто сижу и смотрю в одну точку.

Я не успокоюсь. Нет.

Только я почувствовала себя комфортно и хорошо, как меня тут же вернули в ад. Я не хотела тут быть и играть по правилам родителей. Это их жизнь. Без чувств. Пресная и насквозь фальшивая. Как дружба Орлова. Как их действия по отношению к Марусе.

Уснуть не могу, и как только часы показывают шесть утра. Я привожу себя в порядок.

Мысли лихорадочно крутятся около дикаря. Я не хочу, чтобы он подумал, что я сбежала. Глупо, но верю, что он будет рад еще одной встрече. Даже телефон оставляю в комнате, чтобы папа вновь не отследил мой маршрут, выхожу в коридор и замираю.

– Так рвешься на учебу? – Владимир Эдуардович наклоняет голову и буровит меня взглядом. – Я ясно выразился. Надеюсь, мы друг друга поняли. Водитель уже здесь. И Света, – он потирает переносицу, пока я давлюсь горьким разочарованием, – телефон возьми. Отныне этот мальчик у тебя под запретом.

Сказать, что меня накрыло отчаянием, ничего не сказать. Словно сомнамбула бреду к автомобилю и пытаюсь понять, как мне дальше быть. Я очень хотела его увидеть. Очень…

Только, как теперь?

Верчу в руках телефон и жду прибытия к университету. Народ уже толпится около входа, но мне не хочется посещать лекции, поэтому не тороплюсь и медленно иду к зданию. Только когда вижу знакомую рыжую шевелюру, серое вещество активизируется.

– Ир? – Не отзывается. – Ира-а-а? – Игнорирует меня, и приходится чуть ли не бежать следом. – Штольман? – Дергаю ее за плечо, заставляя остановиться.

– Чего тебе? – Бурчит недовольно и хмурится, складывая руки на груди.

– Может, прекратишь дуться и поговоришь со мной? – Ломаю пальцы, стараясь не выдавать свою нервозность, но получается плохо, и она это видит.

– Еще что-то?

Черт! Как же произнести эти слова?! Внутри все ломается.

– Нет так нет. – Она разворачивается. чтобы уйти, но я не даю.

– Я не умею извиняться.

– Так постарайся. – Вопросительно смотрит мне в глаза, и слова встают комом в горле. Не могу ничего сказать. – Мне на занятия пора.

Идет вперед, а я зажмуриваюсь. Давай же!

– Прости… – Замирает, но не поворачивается ко мне лицом. – Прости. Я вела себя, как дура. Ты и правда мне друг. Возможно, единственный.

– Возможно, Суфлер? – Поворачивается и усмехается, пока мимо нас проходят студенты.

– Как есть… – Развожу руки в стороны, прикусывая нижнюю губы чуть ли не до крови.

– Ясно, Алимеева, – по лицу Штольман расплывается хитрая улыбка, – говори, что там у тебя случилось?

– Ничего.

– Чем я могу помочь?

Не унимается и ждет от меня ответа. Слишком нагло с моей стороны, но обратиться больше не к кому. Шумно выдыхаю и киваю на выход.

– В общем, мне нужно поблагодарить одного человека, но папочка запретил с ним общаться.

– Беда-а-а…

– А еще… Думаю, мои варианты благодарности ему не понравятся.

Тишина со стороны Ирины убивает. Она трет пальцы и хмурится.

– Ему, говоришь… Ладно, пойдем. Так и быть, пропущу пару ради благой цели. Не каждый день Алимееву озаряет.