Текст книги "Лесь (вариант перевода Аванта+)"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Никак гимнастикой занимаешься? – подозрительно спросил наблюдавший за ним Януш. – Неужто совсем ослабел?

Барбара и Карлек тоже уставились на него, и душа Леся запылала негодованием: «Толстокожие, в сущности, особи, – подумал он раздраженно. – Ну что они понимают?..» Гордость росла и распирала его при мысли о том, сколь недоступно их ограниченным умишкам глубина его печального и мрачного существа. Разве кто-нибудь из них посягнул бы когда-нибудь на преступление?..

– Мне надо кое-куда съездить, скоро вернусь, – сухо объявил он, не снисходя до каких-либо объяснений.

Увлекательное декольте Барбары господствовало в его уме и сердце, вытесняя все остальное и прочее. Пленительная картина так увлекала, что он почти забыл, зачем едет, и лишь зрелище препарированного мороженого в холодильнике снова низвергло его в когти кошмара. Отравленное мороженое Калипсо зловеще заблестело упаковочной фольгой.

Пакет из-под молодого картофеля с шестью пачками отравы жег руки, когда он поднимался по служебной лестнице. На четвертом этаже шаги его замедлились, он прислонился к стене и заглянул в пакет.

Стафилококки… Смертельная отрава, убийственный яд… Славянские воины с криком хватаются за грудь на пиршестве Брунгильды… Бьющаяся в судорогах пани Матильда… Хладный труп на катафалке…

И что, он должен дать отраву женщине? Должен заставить это съесть, должен присутствовать при исчезновении стафилококков в ее пищеводе? Должен ее отравить, вульгарным образом отравить? Ни за что!!!

Испарина выступила у Леся на лбу. Возмущение, протест рвали его на части. Убить кадровичку… Как это должен? И вообще, кто сказал, должен?! Вовсе не должен – убивает, ибо такова его воля! А если не воля, так и не станет убивать! У него есть свобода выбора, вот сейчас войдет нахально в ее комнату, поклонится, предложит соблазнительный пакет с мороженым… Или не предложит… Ну, конечно же, ничего он не должен!

– Не должен, но необходимо. Решился. И порядок, свое решение выполнит! Будет безжалостен и тверд, как гранит! Войдет, поклонится и предложит мороженое…

Лесь энергично оторвался от стены. Открыл дверь. Занятая работой пани Матильда подняла голову и внимательно посмотрела на него. На вежливый поклон ответила легким кивком и вернулась к своим делам. Сжав под мышкой пакет из-под молодого картофеля, Лесь прошел дальше в свою комнату.

В полном замешательстве он вдруг почувствовал нечто вроде облегчения. Пораженный, он отвлекся от мыслей об отраве и машинально поставил пакет у себя на столе. Что же это делается, ведь облегчение должна принести ему не жизнь, а смерть кадровички! Ясно – ее необходимо убить безотлагательно!

Нетерпеливо он отодвинул пакет в сторону и сел. Безмерная усталость навалилась на него: нет, он никогда не решится на такой шаг. Все пропало! Заставить съесть с таким трудом добытую отраву?.. О, нет! Такой великолепный замысел, столько трудов, и что? И ничего. Никогда не сможет он сделаться убийцей!

А может, все-таки сможет?

Да, безусловно, разумеется! Обязательно сможет! Зашел он неудачно, ну что ж, сейчас вернется туда. Войдет, поклонится, обманом подсунет… Да, пора!..

Встал и взял пакет…

Пани Матильда, которая записывала телефонограмму, увидела довольно странное зрелище. В ее комнату вошел Лесь, остановился посередине, повернулся к ней, как-то затейливо покачал корпусом, проделал несколько курбетов, после чего вышел на Лестницу. Она хотела задержать его – не записался в книге выходов, – но не могла оторваться от телефона. Лесь вернулся быстро, снова задержался около ее стола и повторил свои невероятные па, дополнив их загадочной мимикой и закатыванием глаз. Пани Матильда решила, что это особый танцевальный номер, сопровождаемый вращением зрачков. А Лесь изо всей силы прижал под мышкдй пакет из магазина деликатесов, который носил с собой туда и обратно, и отправился к себе.

Непомерно изумленная пани Матильда так загляделась на дверь, за которой скрылся Лесь, что не расслышала какого-то вопроса главного инженера и попросила повторить.

Вконец расстроенный Лесь уселся за свой стол, небрежно поставив пакет на верхнем, срочном чертеже. Озлобление сменилось неимоверным облегчением. Не решился. И что делать, больше уже не решится… Кошмар его жизни в виде кадровички вечен и несокрушим!

Возможно, соберется с духом когда-нибудь позже. В конце концов, не все потеряно, наверняка до роли преступника надо дозреть. Возможно, он чересчур поспешил, возможно, убийцей становятся постепенно…

Приблизительно через час в голове у Леся воцарилась полная неразбериха. Подавленность, обида, недовольство собой из-за неудачной криминальной попытки смешались со светлыми надеждами на будущее и непонятным облегчением в текущую минуту. Время от времени гнетущее чувство принуждения и даже сожаление по утраченной возможности еще просыпались в его душе. Но все так осложнилось, что Лесю захотелось поддержки и утешения, дабы разобраться в мучительном клубке. Он встал и удалился с работы, напрочь забыв об оставленном на столе орудии преступления.

– Что-то есть захотелось, – размечтался Ка ролек буквально через пару минут после ухода Леся. – У вас ничего нету?

Януш поднял голову от чертежа и осмотрелся.

– Я бы тоже перекусил, – буркнул он. – А этот куда опять подевался?! – добавил он, только сейчас обнаружив отсутствие Леся.

Возмущенно ворча что-то, он встал и подошел к Лесеву столу.

– Полюбуйтесь-ка на трудолюбие этого обормота! – запричитал он. – Ну виданное ли дело! Ничего! Ни одного штриха! Черт бы меня побрал вместе с ним!

Он наклонился над доской, пытаясь рассмотреть приколотый под калькой чертеж, сравнил его с лежащим рядом эскизом, потянулся за следующим эскизом и… нащупал большой, умеренно чистый пакет из магазина деликатесов.

Входившую в этот момент в комнату архитекторов пани Матильду приветствовал радостный, прямо-таки триумфальный рев. Барбара, Каролек и Януш восторженно созерцали малость помятое, но еще вполне приемлемое мороженое Калипсо. Пани Матильда тоже получила блюдечко и ложку и с нескрываемым удовольствием приняла участие в потреблении справедливо разделенных на всех с неба свалившихся благ.

– Ох, и что мы натворили, – заявила она с некоторым смущением, кончая подкрепляться. – Пану Лесю надо вернуть деньги. Сколько с каждого?…

Во второй половине дня, около пяти часов, Лесь вышел из бара в Европейском полностью истерзанный борьбой с самим собой, вызванной малодушным его отказом от великого свершения. Не хватило силенок на кровавый подвиг, не сумел ударом меча рассечь гордиев узел, погубил смелый мужской план!

Ноги бессознательно направились к службе, а ум собирал утешительные доводы. А ведь если хорошенько сообразить, план, пожалуй, не такой уж очень мужской. Спокон веку отравительницами были женщины, потому и не удивительно, что он, Лесь, стопроцентный мужчина, поколебался перед такой дурацкой бабской работой и выполнил ее не совсем хорошо. А точнее, вовсе не выполнил. Мысль, сама по себе неплохая, просто-таки нормальная, да и реализация плана натолкнулась на препятствия, неоспоримо свидетельствующие о его мужественности. Ему не удалось сделаться убийцей по причинам вовсе от него не зависящим.

Его, правда, немного смущало, что он все-таки может смело смотреть в глаза встречным милиционерам; с другой стороны, этот прискорбный факт непонятным образом успокаивал и бодрил. Погруженный в столь противоречивые чувства, Лесь пришел на работу – никого не было; он заглянул в разные помещения, в одном застал Влодека-электрика, отправился в рабочую комнату и задумался о причине своего визита. Время позднее, давно пора возвращаться домой. Что-то он приносил с собой… Да, приносил. А, портфель…

Взял портфель и, направляясь к выходу, снова заглянул к Влодеку-электрику.

– Ты чем занимаешься? – спросил он с умеренным интересом.

– Рекламную витри-и-и-и-ну, – запел Влодек на мотив «Если по тебе заскучаю». – Рекламную витри-и-и-и!..

Форма ответа ничуть Леся Не удивила, он знал, что в моменты интенсивной) прилива творческих сил Влодек любил работать с песней.

– Ты надолго застрял? – спросил он по-прежнему без излишнего интереса.

– До ночи, – проворчал Влодек, прерывая пение. – Из-за вас сижу! – гаркнул он вдруг. – Установите вы этот холодильник или нет?!

Лесь с грешно отступил. Холодильник числился в оборудовании интерьера, который он делал вместе с Янушем, и на эту тему не хотелось дискутировать с Влодеком.

– Ну, привет, веселых праздников, – Лесь сократил встречу и выбежал на лестницу, а «Если по тебе заскучаю» протяжно и грустно неслось ему вслед.

Поздно вечером, уже после ужина, Лесева жена открыла морозилку, чтобы взять немного льда. Заглянула, посмотрела внимательней и поскребла ногтем.

– Что это такое? – спросила она подозрительно.

Лесь варил кофе. Поднял голову поначалу равнодушно и вдруг забеспокоился.

– Похоже на молочный кисель или мороженое, – удивленно протянула Касенька.

Лесь окаменел. Только сейчас вспомнил все, что произошло на работе. Мороженое-то он забыл на столе! В общественном месте, на всеобщее обозрение выставил орудие преступления!

Пачка кофе и ложка выпали из рук. Не говоря ни слова, Лесь схватил пиджак и выскочил на улицу. Может, успеет, может, удастся уничтожить все следы, пока никто ничего не обнаружил!..

Влодек, по-видимому, еще торчал там – дверь была открыта. Тяжело дыша, Лесь ворвался в комнату и бросился к своему столу. Тяжело дыша, оперся о чертежную доску и смотрел, не понимая того, что видит. Тяжело дыша, почувствовал, как перехватило горло.

На столе лежали пятнадцать злотых и записка: «Мы сожрали мороженое. Пани Матильде ты должен пятьдесят грошей».

Перехваченное горло стало единственным ощущением Леся. Дыхание оборвалось. Смотрел на пятнадцать злотых и записку, смотрел и смотрел, пока жуткое видение шести трупов, шести усыпанных цветами катафалков, шести прекрасно выполненных надгробий на Брудне не заслонило весь свет.

– Рекламную витри-и-ину, – голосил в своей комнате Влодек. – Рекламную витри-и-и-и!

Лесев рассудок взметнулся как циклон. КТО?! Кто сожрал отраву?! Пачек было шесть… Пани Матильде пятьдесят грошей… Пани Матильда наверняка! Трое наших… Барбара!!!

Стон, исторгнутый из груди Леся, почти заглушил Влодековы рулады. Спасать!!! Спасать любой ценой! Возможно, еще не умерли! Врача! «Скорую помощь»!..

Значит, все-таки убийца! Групповое убийство! Но ведь не хотел, вовсе не хотел! Лукреция Борджиа пускай себе травит напропалую, королева Бона, Брунгильда! Но не Лесь, нет, он не хотел!!!..

Взлохмаченный, оголтелый Лег ринулся к телефону. Один прямой телефон, работающий круглые сутки, был в кабинете зава. Кабинет оказался закрыт. Лесь бросился к выходу. С лестницы вернулся и влетел к Влодеку.

– Пятьдесят грошей!!! – взревел он.

Влодек поперхнулся «рекламной витриной». Физиономия Леся могла перепугать кого угодно. Опасаясь о чем-либо спрашивать, Влодек быстро сунул руку в карман и высыпал на стол всю мелочь. Лесь бросился на нее, словно коршун на падаль, нашел две пятидесятигрошовые монеты и рванул по лестнице. Несколько побледневший и выбитый из рабочего ритма Влодек немного погодя успокоился и, собрав мелочь, принялся размышлять о несчетных последствиях злоупотребления алкоголем.

Лесь галопом мчался по улице в поисках телефонной будки. После трех сломанных автоматов ввалился в четвертый. В голове мелькали многочисленные телефоны при несчастных случаях…

– Я не понимаю вас, – неуверенно ответил дежурный милиционер в отделении милиции. – Говорите спокойно. В чем дело? Отравление? Позвоните, пожалуйста, в «Скорую».

– Я и звоню! – простонало в трубке. – Сделайте что-нибудь!

– Вызывайте «Скорую»-медицинскую! Здесь дежурное отделение милиции!

Голос на другом конце провода захлебнулся всхлипами, и милиционеру пришло в голову, что звонит некто отравленный, в агонии.

– Минутку! – воскликнул он. – Фамилия, адрес!

– Последняя монета… – отчаянно пробормотал голос.

– Последняя…

Милиционер всерьез забеспокоился.

– Дайте фамилию и адрес больного, – сказал он спокойно и решительно.

Ему ответили стоны и рыдания.

– Не знаю! – взвыл, наконец, голос. – Шесть человек! Шесть человек!..

Представитель власти раздраженно подумал, не сумасшедший ли с ним говорит, а может, пьяный, но, хочешь не хочешь – надо реагировать на призыв о помощи.

– Фамилии! Вы не знаете фамилий?

– Знаю, адресов не знаю…

– Диктуйте имена и фамилии!

Он записал четыре фамилии и ждал остальные. Голос надрывался и торопил.

– Дальше! – рявкнул обозленный милиционер.

– Что дальше?

– Следующие фамилии! Вы сказали, шесть человек!

– Не знаю, кто еще! Может, сами скажут! Спасите их! Умоляю!

– Фамилия! Адрес!

– Говорю же, не знаю™

– Свою фамилию не знаете? Вы что, смеетесь? Ваша фамилия и адрес!

По другую сторону провода воцарилась тишина. Потом снова раздались всхлипы и стоны.

– Алло! – закричал милиционер. – Ваша фамилия, кто вызывает?

– Не скажу! – забормотал голос с отчаянной решимостью, непонятной для милиционера. – Еще не сейчас, пока не надо!

– Минуту… Какое отравление! Вы этого тоже не знаете?

– Стафилококки… – прошептала трубка, и связь прервалась.

Милиционер покричал «алло», положил трубку, подумал и взялся за дело.

– Когда эти люди ели мороженое и сколько? – спросил врач «Скорой» по телефону.

– Ольшевских Каролей двое, – одновременно докладывал сержант, севший за телефонную книгу. – Матильды Петшак вообще нет, может, нет телефона, или на имя мужа…

– Хоть бы одного кого найти, – озабоченно ответил подпоручик, который принял трагический призыв о помощи.

– Бобчинской Барбары тоже нет, зато Рошковских чуть ли ни полстраницы, несколько Янушей..

– Книгу сводок по городу…

Сорок два человека были подняты из постелей суровым вопросом о состоянии здоровья и об обществе, в коем пополудни минувшего дня ели мороженое. Сорок третьим оказался Ка ролек, телефон которого был зарегестрирован на жену. Он первый в перечисленных фамилиях узнал своих знакомых и друзей; без сопротивления сообщил вопрошающим номера Януша и Барбары, после чего позволил себе поинтересоваться, что случилось.

– Если вы чувствуете себя хорошо, то все в порядке, – вежливо ответили ему и положили трубку.

После этого ему позвонил Януш, а Янушу Барбара, потом снова Ка ролек Барбаре. Из развлечения была исключена только пани Матильда, телефона которой никто из сослуживцев не знал. Названные трое и так и этак пытались разгадать тайну: они не столько удивились трогательным заботам «Скорой помощи» об их самочувствии, сколько назойливым вопросом насчет количества потребителей мороженого.

– И чего они пристают, черт побери, – возмущался Януш. – Кто еще да кто еще! Откуда я знаю, кто еще сегодня в Варшаве жрал мороженое?

– Кто с нами жрал, – уточнил Каролек. – Кто ел с нами, мы, естественно, должны знать.

– А почему они хотят, чтобы нас было непременно шестеро?!

– А, понимаю, – додумалась первой Барбара. – Наверняка, это наш придурок. Мороженого было шесть порций, помнишь? Это он из мести натравил на нас милицию и «Скорую»!

– Милицию? Из-за мороженого? – усомнился Каролек.

– Барбара права, – заявил Януш. – Он подумал про шесть человек, в глупую его башку и не пришло, что Барбара сожрала бы все одна, кабы мы отдали ей. Как отреагируем?

В следующем туре телефонных переговоров решили: они из мести будут завтра делать вид, что ничего не случилось. Отопрутся, хотя милиция оказалась на высоте и все распутала, и ни слова Лесю. Пани Матильде завтра утром сообщат о заговоре, если ее тоже подняли среди ночи. Если нет, то полный порядок, тишина и доброжелательные лица.

В ту минуту, когда милиционеры и сестра в «Скорой помощи» с облегчением вздохнули и отерли пот с чела, Лесь как раз добрался до дому. В руки властей он успеет сдаться завтра. Все-таки есть надежда, может, кто-нибудь из них выживет, и это будет именно Барбара, а потому он хотел завтра в последний раз увидеть ее. Конечно, гибель пани Матильды очень даже вероятна. Но ему-то теперь какое дело? Ведь он будет сидеть в тюрьме.

Взрывы отчаяния сменялись вялой подавленностью. В тяжкой апатии, поникнув, держась за стенку и с трудом передвигая ноги, он осилил первый и второй этаж, потом вдруг яростными прыжками влетел на третий, алкая известий о состоянии здоровья своих жертв. Перед дверью квартиры снова раскис, в квартиру вошел без единого акустического эффекта, способного разбудить жену. На новой волне отчаяния оторвал переплет от телефонной книжки и частично выдрал из нее две страницы, прежде чем ему удалось найти номер информации о несчастных случаях.

Ни одной из названных фамилий дежурная пани не знала и в списке не нашла. Вывод напрашивался один: все поумирали дома еще до прибытия «Скорой помощи». У Леся где-то были записаны телефоны сослуживцев, но сейчас у него духу не хватило искать; шутка ли – звонить в семейства убиенных! Сие соображение отбило всякую охоту к каким-либо контактам. Вполне возможно, весь мир знает страшную правду, весь мир знает изобретателя съеденной невинными жертвами отравы, у всего мира, а, может, у всего космоса на слуху его, Леся, имя. Все кончено, преступление совершено!

Тяжелый черный кошмар придавил душу Леся и расплющил в лепешку. Заодно со своей душой рухнул и Лесь, из последних сил добравшись до тахты…

Ночью за несчастного Леся взялись кошмарные сны. Он не знал, как выглядят стафилококки, а потому эти существа принимали разные обличья. Ордами белых тараканов усыпали они сослуживцев, водорослями пускали побеги во все стороны и разрастались в самых странных местах: в замочных скважинах, в электрических розетках, в ушах и в носу у пани Матильды… Наконец, огромный стафилококк, напоминающий белого тюленя, возлег на его рабочий стол и нежно заворковал, глядя голубыми глазами в огромных черных ресницах!

– Любимый, обними меня. В последний раз…

Странное требование чудовищной бактерии так потрясло Леся, что он проснулся. Еще не придя в себя, но уже неимоверно нервничая, он осмотрелся и увидел часы. Десять минут девятого. В первый момент Лесь решил было развить сумасшедший темп, но вспомнил о катастрофе и снова упал на постель. В полной безнадежности и с большой охотой остался бы он в постели, но необходимо было узнать подробности, а потому нужно идти на службу, начинать борьбу… Там, верно, трагедия уже известна…

Все ежеутренние процедуры Лесь провел весьма медленно, и угрюмая его физиономия приобрела выражение меланхолической задумчивости.

Перед дверью рабочей комнаты он остановился и глубоко несколько раз вздохнул. Потом открыл дверь…

Пани Матильда сидела на своем месте.

Потрясенный Лесь застыл в дверях и смотрел на нее, окаменев на месте. В голове мелькнула ужасная мысль о привидениях. Дальше мыслей не было – помрачение парализовало и ум, и тело. Неизвестно, сколь долго он стоял бы так, если бы не получил мощный двойной удар дверью, которую резко открыл кто-то входивший после него. Физическое сотрясение вернуло ему до некоторой степени голос и способность двигаться. Не понимая, что происходит, он несколько неуверенно поклонился призраку.

– Как вы, пани Матильда, что чувствуете? – спросил он осторожно, расписываясь в книге присутствия.

– Спасибо, не очень хорошо, в такую жару сердце побаливает. Пан Лесь, вам еще и здесь надо написать…

Заученным жестом кадровичка подала книгу опозданий. Сердце Леся бешено заколотилось. Дрожащей рукой взял он распроклятую книгу и дрожащей рукой начертал: «Сам не знаю». Другого объяснения он был сообщить не в состоянии. А, может, в живых осталась только пани Матильда, а все остальные погибли. Портфель выпал из его рук, он бросился в свою комнату.

Барбара, Каролек и Януш сидели за досками, увлеченно работали.

– А… как… вы… чувствуете себя? – едва слышно спросил Лесь после длительного молчания.

– Очень хорошо, – ответил Каролек. – А что?

Потрясение было столь велико, что у Леся подкосились ноги, он едва дотащился до своего стола и плюхнулся на стул. Он таращился на сослуживцев, оценивая преимущественно Барбару, упивался их бодростью и здоровьем и… ничего не понимал. Чудо, но они живы! Почему же стафилококки не отравили их? Прививки им что ли делали, или как?

Неслыханное облегчение сменилось некоторой обидой на некоторые неопределенные факторы. В конце концов, прахом пошло столько усилий; он воспитывал в себе решимость, готовился к роли убийцы, примирился с этой ролью, даже как-то вошел в нее, и что? И ничего. Столько терзаний! Столько упреков совести! Столь беспредельное отчаяние! И все напрасно!..

Прикинув «за» и «против», он предпочел все же чувствовать облегчение, хотя сегодня, когда опасность миновала, роль убийцы показалась ему куда как занимательнее, чем вчера. Тем не менее, телесное благополучие его жертв, особенно Барбары, переполнило его давно не испытываемым счастьем. Вымытые накануне минеральной водой документы высохли, и хотя вид их и покоробил бы привередливого эстета, бумаги можно было подшивать в дело. Некоторое, правда, весьма короткое время, его счастье ничто не нарушало.

Первый диссонанс внесло появление пани Матильды. Слегка обиженная неожиданной невежливостью Леся, но всегда безупречно обязательная, она принесла брошенный у ее ног портфель. А за пани Матильдой повеяло призраком книги опозданий, и сияние счастья несколько погасло.

Сразу после ее визита его вызвал зав мастерской, которого до крайности интересовал тайный смысл сообщения в книге ойозданий. Разговор с бестактным руководителем страшно утомил Леся, и он покинул кабинет весь в мыле. От негаданного счастья не осталось почти ничего.

А потом пришлось пережить окончательное поражение. Вновь перед Лесем замаячил руководитель приемочной группы, вернувшийся из командировки, на сей раз уж необходимо было, чтобы он подписал проект. Дабы все подготовить к приходу заказчика, Лесь приложил сверхчеловеческие усилия, что абсолютно превышало все его возможности и доводило до умопомрачения. В одной комнате он торопил зава приемочной группы, недовольного спешкой и отсутствием печатей, о коих Лесь, естественно, забыл, в другой комнате пытался удержать заказчика от намерения поднять жуткий скандал. В результате всех этих виражей, и тот и другой весьма согласно почувствовали глубочайшую антипатию к Лесю, который вел себя, по их мнению, мягко говоря, непонятно.

Служебный кошмар наконец закончился, и за уносящим в объятиях проект заказчиком дверь закрылась. Утреннее же чувство счастья исчезло без малейшего следа. Бледный, измученный, изнуренный Лесь выполз на служебный балкон, дабы как-то прийти в себя.

Теперь он воистину убедился, что причиной всех неудач, идиотских трудностей, этим бревном, о которое он постоянно спотыкался, этим каторжным ядром на ноге, является пани Матильда со своей проклятой книгой опозданий. После неимоверных переживаний сегодняшнего дня правда окончательно воссияла: только ликвидация этого стерегущего его чудовища в образе женщины может спасти положение. Ничего другого не дано! Мосты сожжены, жребий брошен, кадровичка должна умереть.

После стафилококков, доказавших свою полную некомпетентность, Лесь мимоходом подумал о грибах, но быстро отказался от них – никакой надежды, что пани Матильда согласится поглотить сырым хотя бы один маленький мухоморчик, а приготовить из него какое-нибудь блюдо Лесь, увы, не умел. В довершение опыт заставил его всерьез усомниться в своих отравительских талантах. В глубине души он безусловно ощущал собственную криминальную никчемность. Вот кабы кто другой взялся за такое дело!..

Кропотливые раздумья ни к чему не привели. Заместителя по делам отравления не было. Кошмар продолжался. Книга опозданий, как дамоклов меч, висела над головой. Тоскливое ожидание последующих и непрерывных мучений разверзло в его душе безграничную жажду спокойной жизни. Покоя хоть на один день! Покоя за любую цену!

И вдруг у Леся мелькнула новая необыкновенная мысль, мысль, которую он до сих пор не допускал до себя, считая ее невыполнимой. А, может, вот так просто в какой-нибудь день взять да и не опоздать, хоть разок?..

Некоторое время он и сам не мог решить, что для него труднее: не опоздать или совершить убийство. Дилемма представлялась более чем серьезной; Лесь понял: необходимо как-нибудь помочь рассудку в его отчаянной борьбе с душевным разладом. Отбросив тщетные размышления, предавшись этому похвальному намерению, он деловито вошел с балкона в комнату, а затем зашагал далее, всецело доверяя ногам.

Ноги, не проявив слишком большой любви к длинной дистанции, спустились на улицу, прошли несколько метров, повернули в ворота, спустились вниз, остановились в баре ресторана «Arnica». И здесь прекратили свою деятельность, передав инициативу верховной власти.

Подобная методика помощи рассудку с первой же минуты доказала свою эффективность. Теперь Лесь мог без помех продолжить размышления.

Чтобы не опоздать на работу, существовал лишь единственный выход: ночевать на службе. Другого Лесь не видел. Практика показала, что никакие усилия не дадут требуемых результатов. Итак, надо незаметно остаться в рабочем помещении, подождать, пока все разойдутся, отправиться поужинать, оставив двери открытыми, потом вернуться. В результате, он окажется на работе еще до восьми. Тайна необходима. А то еще начнут смеяться над ним…

Ибо Лесь все-таки смутно соображал, что откровенничать о закулисной стороне его поступков вовсе ни к чему. И так он довольно часто делал из себя идиота! Боже мой, да ничего другого и не делал, только хлопал глазами от стыда…

Печаль и горечь охватили его с новой силой, и он удвоил темпы безотказной помощи рассудку. Вскоре наступило благотворное утешение. Фантазия одну за другой рисовала картины все более интересные и увлекательные. Хулиганы нападают на пани Матильду, злая собака бросается на нее и кусает, американский миллионер женится на ней и увозит на другой континент, причем в этой последней картине Лесь игнорировал несколько солидный возраст кадровички. Все размышления вместе – категорическое решение оказаться завтра на работе вовремя, страстное желание куда-нибудь удалить пани Матильду, глубокое сожаление о собственной несостоятельности, все более сильное желание очень героического поступка – все это, вдобавок сцементированное с помощью барменши универсальным связующим, сотворило в голове Леся нечто невообразимое.

Из бара он вышел, одержимый видением нападающих хулиганов, отправился в магазин товаров домашнего обихода, где и приобрел чудовищных размеров нож для разделки мяса. Пока что не был уверен в целевом назначении ножа. В сумбурной его голове клубились разные проекты разных планов. Хулиганы бесспорно должны нападать с ножом. Стало быть, на всякий случай надо позаботиться об их вооружении, ведь с них станется – в рассеянности плохо экипируются и как раз позабудут нож… А, возможно, ножом придется пригрозить миллионеру, когда откажется жениться на пани Матильде… А если, к примеру, взять да и броситься на нее пораньше утром: «Кошелек или жизнь!..», то есть «Журнал опозданий или жизнь!..»

Старательно спрятав нож под пиджаком, он вернулся на службу перед самым окончанием рабочего дня. У него таки хватило трезвости позвонить жене и героически убедить ее, что он всю ночь проработает у приятеля. А после принялся ждать…

В четыре часа сослуживцы начал и расходиться. Лесь, когда в комнате никого не было, бь тро залез под Каролеков стол, заслонившись чертежной доской Решил сидеть в этом убежище, пока все не уйдут, и он не останется в мастерской один.

Лесь сидел на полу, в тесноте и неудобстве, в голове по-прежнему бурлила неразбериха, а вокруг по-прежнему раздавалось множество голосов. Прошло довольно много времени, голоса, наконец, утихли, вместо них Лесь услышал шаги. Шаги приблизились, из-за своей доски он узнал пленительно знакомые ноги красивой Барбары. Ноги остановились, и сердце Леся защемила сладкая истома. Вдруг к ногам Барбары подошли еще ноги, на сей раз мужские. Остановились позади Барбары. Ее ноги переступили и повернулись навстречу тем, мужским. Ни одного слова.

Через некоторое время Лесь вдруг сориентировался, что, исходя из позиции четырех обозреваемых ног, ситуация наверху ему не слишком симпатична. Ноги еще раз изменили позицию, и упомянутая ситуация не понравилась ему вовсе. Он побледнел, сердце забилось ревностью и злостью, а хаос в голове усилился и вроде бы определился. Ах! Значит, вот как?!..

Лесь усиленно пытался вычислить обладателя мужских ног. Темно-серые брюки из «тропика» носят почти все в мастерской, а вот у:: 'го к тому же легкие с дырочками, серые ботинки с итальянскими носами?! Кто?! Кто с сегодняшнего дня смертельно ненавистный враг?! Кого из этих мерзких, отвратительных кретинов выбрала прекрасная Барбара, увы, до сих пор недоступная для Леся! И еще как выбрала!.. Увидеть, узнать, а после убить!!!..

Осторожно дыша, Лесь подвинулся на полу, стараясь выглянуть под другим ракурсом. Это удалось отлично, угол зрения несомненно расширился, но добавочное зрелище красным туманом заволокло глаза. Охваченный гневом, он сорвался бы с места, не соблюдая осторожности, и, конечно, набил бы весьма серьезную шишку на темени, но, к счастью, не идентифицированные ноги в серых брюках вдруг задвигались и сделали шаг в направлении выхода. Остановились, как бы приглашая, затем сделали несколько шагов, а ноги Барбары послушно отправились за ними. Потом стало тихо, и Лесь сделал вывод, что ноги снова задержались. Неописуемая моральная пытка достигла апогея, когда вдруг из коридора послышались голоса, а вместе с тем Лесь увидел, как расстаются четыре интересующие его ноги.

Он перевел дыхание, испытав нечто вроде слабенького облегчения, и начал старательно прислушиваться к голосам в надежде узнать обладателя таинственных конечностей, связанных с Барбарой. Увы, голосов было несколько, в довершение всех бед Лесь не узнавал ни одного из них.

В проектном бюро сделалось тихо. Несмотря на это, он продолжал сидеть в своем убежище – по установившемуся обычаю последний из уходящих придет в комнату закрыть окно. И Лесь все сидел и сидел, нескончаемые столетия, а тот, последний трудолюбивый придурок, все не приходил, будто и не думая уходить из мастерской. У Леся затекло все тело, и, дьявольски ревнуя к Барбаре, он впал в унылое, яростное, мрачное отчаяние, позабыв все на свете, кроме одного. Натужно и злобно размышлял он о загадочном выборе Барбары и представлял, как разыщет этого типа. Перед глазами поплыла картина страшного мордобития, восторженное лицо Барбары, падающей в объятия сильнейшего, то есть в его, Лесевы, объятия; эти образы столь зачаровали его, что он перестал обращать внимание на время и неудобства. Почти забыл, где и зачем сидит. Задумчиво извлек сигарету, потянулся за спичками…