Текст книги "Лесь (вариант перевода Аванта+)"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

– Двое покатят по шоссе на мотороллере, а трое на своих двоих прямо вниз, – планировал Януш. – После один оставит второго на месте и вернется за третьим, потом за четвертым и так далее. Всякий раз будет все ближе ездить, потому как оставшиеся все время будут бежать навстречу.

– А в дождь и грязь совсем припустят, как миленькие, – заметил Каролек. – Съедут с горы, тогда, пожалуй, успеют и раньше мотороллера.

– Пока что грязи нет, и давайте не тратить времени даром, – потребовала Барбара. – Прежде всего план! Предлагаю пойти за ним прямо сегодня…

Председателя местного народного совета в городке небо одарило грандиозными амбициями. Он собирался войти в историю независимо от сравнительно небольшого размера вверенных ему территорий. При известии, что в ближайших окрестностях будет сооружен импозантный курортно-туристический центр европейского пошиба, привлекающий своей живописностью валютных иностранцев, его переполнил восторг просто сверхчеловеческий. Лицам, способствующим реализации вожделенных планов, готов был звезду с неба достать, не то что. – Однако с планом дело обстояло особо.

Он, обладатель бесценного уникального документа, детально информирующего о богатствах подземного оснащения территории, не мог избавиться от дурного предчувствия: а что если другие займутся историческими работами, а его обойдут, загонят в темень и неизвестность. И вообще сбросят со счетов. Нет, пусть уж он лично останется властителем документа. Порешил также отличиться инициативой, размахом, организационными талантами, личным обаянием, не задумываясь, хватит ли у него пороху на все это.

Уже в первый вечер перед заходом солнца вся группа собралась у ворот ратуши и осматривала рыночную площадь городка. Из-за своеобразного рельефа местности эта самая площадь представляла собой нечто вроде амфитеатра. Председатель совета, не выходящий из экстаза с самого начала своего пребывания на посту, вознамерился увековечить площадь каким-либо фонтаном, памятником или открытой площадкой для мероприятий и развлечений. Нелегкий выбор принес оригинальные плоды. Амфитеатром уходящие склоны Выровняли, причем земляные работы, видимо, шли еще полным ходом, а посередине утрамбовали глиняную площадку. Рядом с ней красовалось огромное бетонное нечто, похожее на гигантскую лохань, в которой даже слонихи могли бы развлекаться постирушками. Правда, отсутствие воды допускало и разные другие толкования. А несколько минут назад архитекторы убедились: решение председателя совета неизменно. Святой документ – огромный, густо покрытый линиями и немецкими надписями лист

– он, видите ли, может показать только в служебном кабинете, и не часто, и не всякому, да, может, в конце концов, позволить рассмотреть лист и переписать некоторые данные, и ничего больше. Ни в коем случае нельзя не только вынести его из здания, ни, Боже упаси, даже потрогать. Документ уникален, порча или потеря были бы действиями непоправимыми и необратимыми.

Понапрасну ошеломленная компания просила и доказывала. Понапрасну объясняла: план следует отвезти в светокопировальную мастерскую, а не наоборот. Напрасно устрашала трудностями, связанными с невозможностью пользоваться документом, напрасно рекламировала преимущества фотокопий, выполненных с него. Председателя не пугали неопределенные сроки и колоссальные издержки. Председатель был неумолим!

– Интересно, что это здесь такое? – задумчиво всматривался Лесь в центр рыночной площади.

– Бассейн?.. – наугад влепил Каролек.

– Если только для уток, – буркнул Януш. – Кто тут уместится?

– Клумба с цветами, – процедила Барбара. – Вы лучше подумайте, что делать?

– Был уговор, план дадут сразу, и мы сделаем фотооттиски, – забубнил Януш. – Никому и в голову не пришло, что председатель совсем с ума спрыгнул. Черт собачий, просто не знаю, как быть.

– Может, кокнуть его… – неуверенно предложил Лесь.

– Иностранец… – осенило Каролека.

Детально информированный Бьерн живо заинтересовался темой и начал атаку. Придерживаясь данных ему инструкций, начал с секретарши:

– Красива ваша край, – произнес он с восторгом. – Красива женщина имеете вы.

Как солидный возраст, так и многочисленные изъяны в красоте его собеседницы, сразу же поставили под вопрос искренность высказывания. Однако секретарша тяжело перенесла визит в народный совет прекрасной Барбары и прибытие представителя другого пола встретила с удовольствием. А Бьерн мужественно и очень доброжелательно продолжал:

– Я иду к ваш босс. Я хочу говорить. Ты, красива женщина, анонс.

Как и предполагали хитрецы, Бьерна приняли мгновенно. Председатель совета впервые в жизни видел настоящего иностранца в роли своего клиента и счел это счастливым предзнаменованием славного будущего. Несмотря на все свое беспокойство и занятость, он ожидал изложения дела с нескрываемым интересом.

Экзотический посетитель вошел к нему с выражением трогательной грусти в голубых глазах.

– Дай бумага, – попросил он умоляюще. – Этот бумага, ты, дай!

Председатель испытал некоторый шок. Внезапно испуганный он вспомнил – бумага кончилась, а новых поступлений пока не предвиделось. Он не был уверен, надо ли разглашать этот факт представителю чужого западного государства… А вместе с тем глубокая печаль в глазах и в физиономии просителя, его умоляющий тон свидетельствовали о суровой необходимости получить желаемый предмет. Председатель слегка опешил. В сущности, ведь он не знает обычаев на Западе, что-то тут, верно, не в порядке: гость, вероятно, навестил один из местных рассадников питания. «Этот чертов Юзефович со своей рыбой…»

– подумал он и ощутил невыносимую тяжесть собственной ответственности за все. После чего обалдел окончательно.

– Минуту, – засуетился он. – Подождите. Em moment.

Рысцой выбежал из своего кабинета, после чего сотрудники местного совета затрусили в разных направлениях по городку.

– Нету в магазине, принесите из дому! – потребовал решительно председатель.

Бьерн терпеливо ждал. Окажись на его месте Януш, Каролек или Барбара, они, разумеется, в отсутствие хозяина вломились бы в шкаф и украли план. У Бьерна такая мысль даже не мелькнула. Он спокойно ждал, а минут через пятнадцать председатель с радостной улыбкой вручил ему три рулона туалетной бумаги.

– Nicht zu klein? – заботливо осведомился он.

Бьерн не пытался понять вопрос. По его мнению, в этом здании говорили на каком-то жаргоне, где встречались немецкие слова. Приученный уже экономить разные материалы, выдаваемые весьма скупо, он был убежден, что получил «паек» для приехавшей сюда по служебным делам группы, с удовольствием принял дар, после чего вернулся к теме.

– Дай бумага! – затянул снова он.

Теперь до председателя дошло, видно, речь шла о чем-то другом.

– Какую бумагу? – спросил он недоверчиво.

– Документ. Дай документ. План инсталляций. Оригинал. Спасибо. Прошу. Дай.

Председатель понял. Ни за какие блага мира не хотел бы он быть невежливым, но еще больше не хотел расставаться с наиценнейшим в его жизни документом. Из упорных приставаний иностранца уразумел: прибывшей группе старый план нужен так же, как и ему. Он отбросил возникшее было подозрение о шпионской афере, зато в голове у него забродил некий, пока не очень ясный, замысел.

– Ничто, – рапортовал Бьерн, вернувшись. – Он не давать.

– Выхода нет, – расстроился Януш. – Всю работу с начала. Чтоб этого дурака парша обсела!

– А если поджечь город? – предложил неунывающий Каролек. – Пока будут спасать имущество, мы сопрем план…

– А может, по служебной лестнице… – задумалась Барбара. – Чтоб ему приказали отдать план – его начальство…

– В конце концов, и можно бы. Да ведь без толку, представляешь, сколько это будет продолжаться? Тут уже весь комплекс построят, а они все будут выяснять отношения. Нет, я его, пожалуй, накачаю…

Неясный замысел, все еще зревший в голове председателя, вынудил его поспешно принять приглашение слегка подкрепиться. Ибо стечением обстоятельств у него возник такой же план в отношении Януша, как у Януша в отношении него. Стечением обстоятельств оба противника реагировали на крепкие напитки удивительно похоже. Поэтому взятый со старта скоростной темп подействовал на обоих весьма одинаково.

Подглядывающий и подслушивающий под окном местной ресторации Каролек должен был доставить Януша вместе с планом на мотороллере в пансионат. И вот он с ужасом услышал, как председатель в благородном порыве отдает Янушу все свое имущество: материальные ценности в виде денег, недвижимости, свиней и птичьего двора, а также уступает ему свое служебное положение вместе с планом и жену с детьми, а Януш со слезами и столь же благородно умоляет его не торопиться. Далее Каролек с ужасом увидел, как председатель силой тащит Януша в помещение местного совета, дабы вручить ему бесценный документ, а Януш энергично протестует, упирается ногами в разрытую землю, а руками цепляется за слоновью лохань. Затем глазам Каролека открылась совсем диковинная сцена: председатель, видимо, в припадке альтруизма, рухнул перед Янушем на колени с криком:

– Сердце из груди вырву! На, бери!..

При этом выхватывал из внутреннего кармана какие-то вещи и совал их силой за рубашку зареванного Януша.

Когда, наконец, и Януш упал на колени перед лоханью и стал давать председателю какие-то секретные и клятвенные обещания, Каролек попытался вмешаться. Никакого результата это не возымело – оба друга в полном согласии его прогнали.

Сведения, доставленные Барбаре и Лесю, вскоре подтвердились громкой на два голоса песней «Красный пояс»: джентльмены то и дело провожали друг друга туда и обратно. Председатель и Януш, скованные цепью полного взаимопонимания, никак не решались расстаться, а «Красный пояс» громким эхом летел над холмами, лугами и лесами.

– Что это такое? – поинтересовался на следующий день Януш, со стоном хватаясь за голову, когда совместными усилиями его удалось вырвать из объятий глубокого сна.

– Бумажник председателя местного совета, – сухо сообщила Барбара. – Вот тебе порошок от головной боли, выпей кофе и вымойся в фонтане. Работа была тяжелая.

– Какой бумажник, Господи? – застонал Януш. – Ты что, пьяна? Откуда бумажник?!

– Вместо плана ты вчера принес председателев бумажник и полный комплект фото его семьи и дальних родственников. Принять план ты отказался наотрез, ключ от ратуши выбросил в воду, спасибо, Кароль нашел. Кроме того, Кароль слышал, ты ему чего-то там наобещал. Не знаю, что из этого компота получится, надеюсь, он тоже ничего не помнит. Давай оклемывайся и ступай возврати ему все.

Легкое недомогание, коим председатель – третий участник битвы за план страдал до вечера, сыграло свою роль: возвращая председателю бумажник и фотоснимки родственников, Януш забыл про ключ от внешних дверей ратуши. Забывчивость, легко объяснимая, поскольку ратуша с утра была нормально открыта вторым ключом, который всегда находился у уборщицы. Расцветшие накануне в сердце председателя нежные чувства несколько поникли из-за плохого самочувствия, но после возвращения бумажника и фотографий вспыхнули заново. Хозяин городка и прилегающих окрестностей приступил к реализации своего великого плана. Он, правда, был несколько не уверен в успехе предварительных действий, учиненных накануне вечером. Однако подробности этих действий, равно как и вечера, начисто исчезли из его памяти.

А великий план относился к великому историческому мероприятию. На ближайшее время приходилась какая-то годовщину эпохального для городка события. Председатель совета не знал, сколько лет прошло: триста, шестьсот, а может, двести пятьдесят. Точно не знал он и сути события: кажется, это было закладка первого серебряного рудника, а может, его уничтожение неведомым каким-то катаклизмом. Однако он предпочел круглых триста лет основания рудника и задумал отметить славную дату художественными выступлениями, доход от которых предназначался на восстановление местных исторических объектов.

Некогда начальство подало блестящую идею инструктору окружного комитета. И вот два месяца назад сей новоявленный драматург, пользуясь советами секретаря арторганизации, закончил пьесу. Произведение это, насквозь пропитанное историческими традициями, необходимо было поставить во время торжеств. Весьма сложное воспитательное действо происходило то в серебряном руднике, то в замковых покоях и, соответственно, подчеркивало достойное осуждения разделение на классы и зверство кровопийц. Шедевр страдал одним только недостатком. Вдохновенный инструктор малость переусердствовал и создал великое множество действующих лиц.

Естественно, не хватало артистов. Уже решили ангажировать почти весь ближайший госхоз в качестве статистов, привлечь городских жителей для второстепенных ролей, но не удавалось найти главных исполнителей.

Пьеса воспевала историю молодой аристократки, без взаимности влюбленной в работника физического труда на руднике ценного металла. Папаша аристократки, владелец замка и шахты, крайне отрицательно относился к чувствам единственной дочери, а физически трудящийся молодец, увлеченный панной родного ему класса, относился к аристократке с полным равнодушием. Далее конфликт усложнялся: на руку аристократки претендовал граф из более отдаленных мест, который живо возмущался положением дел. Обманутая в своих чувствах аристократка проявляла неустойчивость характера, то оказывая своему избраннику различные услуги, то негативно влияя на папашу, который с удовольствием урезал заработки и ухудшал и без того невыносимые условия труда рабочего класса. В конце концов, в результате длительных контроверз и осложнений наступила всеобщая катастрофа. Шахту затопило, граф из отдаленных мест погиб по ошибке, папашу хватил апоплексический удар, разочарованная, в полной истерике аристократка убила себя собственноручно, другие лица погибли от других причин, на руинах всего и вся остался лишь несгибаемый, монолитный, как гранит, работник физического труда, всматривающийся вместе с избранной панной хотя и в светлое, но весьма отдаленное будущее.

Статистов из госхоза едва хватило на массовые сцены, как-то: забастовки на шахте, бал в замке, катастрофа и другие события. Роль папаши-кровопийцы председатель совета решил воплотить лично, соседей и сослуживцев назначил на прогрессивные роли, но кандидатов на главные все еще не было.

И вот в прибывшей на обследование местности группе он усмотрел спасение и избавление от хлопот. Роль гордой и страстной аристократки прямо-таки создана для Барбары!

Меланхолическая физиономия Леся очень подходила влюбленному графу и лишь в выборе благородного физического трудяги можно было колебаться между Янушем и Каролеком. Председатель предоставил им самим решить проблему.

– Только согласятся ли они? – беспокоился инструктор-автор, посвященный в председательские намерения.

– У меня найдется на них управа, – таинственно сообщил председатель. – В крайнем случае, уступлю им кое в чем…

Сердце закололо при мысли хотя бы на минуту расстаться с бесценным планом, но даже воеводские власти были оповещены о славном юбилее: ради такого события стоило пожертвовать многим.

На заходе солнца усталая, изрядно приунывшая группа отдыхала после тяжкого труда на нижнем конце своего садика. Обследование шло полным ходом, замеряли строение за строением, и все было бы хорошо, кабы не перспектива дополнительных работ по благоустройству территории из-за незнания водопроводной и санитарной сетей. Как раз обсуждали, надо ли изводить председателя изучением плана по нескольку раз в день, когда снизу раздались невразумительные окрики и прерывистое дыхание возвращавшегося Януш а.

– Послушайте! – лихорадочно выдохнул он, плюхаясь на поваленный ствол. – Есть шанс! Сейчас скажу! Ну и буза, сдохнуть можно!

– Охолони сначала, – прервал Лесь.

– На кой черт, так лететь в гору, – резонерски заметил Каролек. – Тяжело ведь.

– Да уж, с горы было бы куда легче, – рассвирепел Януш, все еще пыхтя. – Возможно, полечу сейчас с горы, ежели вам не понравится. Но все, конец, я за вас согласился.

– И что ты опять нахимичил? – покачала головой Барбара.

– Боже, опять он нас во что-нибудь вляпает! – охнул Каролек.

– Делать он катастроф? – заинтересовался Бьерн.

– Тихо, вы! – потребовал Януш. – Слышали, небось, через две недели у них тут исторические празднества. Знаете?

Четыре пары глаз следили за ним беспокойно и недоверчиво, а четыре рта выжидательно молчали.

– Так знаете или нет, черт побери? – нервничал Януш.

– Ну, – раскрыл рот Каролек. – А что?

– Ну, так мы примем участие. Председатель на коленях умолял и руки целовал, чтобы мы сыграли в спектакле. У них, видишь ли, актеров нету. Сначала хотел его послать – много-де работы, – а потом сообразил, тут можно кое-что выгадать.

– Ну, дальше! Не тяни резину, – вцепилась Барбара, потому что Януш сделал перерыв и победоносно пыхтел.

– Я взял да и согласился. Ничего не поделаешь, мы здесь звездами почитаемся!

Компания, разумеется, обалдела основательно. Януш взглянул на друзей и предусмотрительно отодвинулся на другой конец ствола. Заинтересованный не совсем понятным спором Бьерн рассматривал всех со все возрастающим любопытством.

– А правда, не откомандировать ли его вниз по склону, – предложил Каролек далеким от восторга тоном.

– Думаю, сбрендил! – высказала Барбара общее мнение. – Что, нам тут делать нечего?

– А тебя одного не хватит? – вкрадчиво спросил Лесь. – Обязательно всем?

– Болваны вы, трубы, – нетерпеливо прервал Януш.

– Иерихонские. Даром я, что ли, согласился!

Мрачная группа вдруг оживилась – мелькнула надежда.

– Я ломался, сколько мог, – с удовольствием продолжил Януш. – Мария Каллас меньше бы капризничала! Сговорились, наконец: за спектакль он подкидывает нам старый план!

– Ну да? – возопил Каролек.

– Не шутишь? – недоверчиво покосилась Барбара.

– О Боже, чудо! – всплеснул руками Лесь.

– Ноги мне целовать должны, – самодовольно прогудел Януш. – Представление, подумаешь тоже, каждый скажет пару слов и все. А за план стоило бы и в опере спеть!

– Предпочитаю в цирке, – засмеялся Каролек. – Но ничего не поделаешь, придется в тутошнем представлении. А в самом деле чудо, половина работы с плеч. А я уж думал, придется нам до поздней осени куковать…

Януш снова подвинулся ближе к друзьям.

– С завтрашнего дня начинаем репетировать, а он с утра даст документ. Бобик поедет во Вроцлав и закажет фотооттиски. Надо будет ему все на бумажке написать, а в светокопировальной мастерской прочитают – чтобы без недоразумений. Две копии надо сделать сразу, одну для нас, а вторую для этого Гарпагона, а то всю жизнь нам отравит…

Охолонув от первого шока, группа вполне оценила огромный успех. Получение необходимого документа стоило всех жертв. В самых доступных выражениях объяснили Бьерну его задачу и приступили к детальному обсуждению драмы.

– Ты будешь вкалывать антипатичную аристократку, – сообщил Барбаре Януш. – Из того, что я понял – отрывки только видел, – ты от добродетели совсем спятила и гоняешься за каким-то пролетарием, а время от времени устраиваешь заваруху. Лесь сойдет за графа и влюблен в тебя без взаимности…

– Как это?! – вырвалось у Леся. – Опять?!..

– Один из нас, ты или я, сбацаем этого пролетария, – кивнул Януш Каролеку. – А второй, то ли его свояк, шурин, черт его знает, в общем, он лупит графа по морде.

– Уж лучше графа по морде, только бы она за мной не бегала, – иронически фыркнул Каролек.

– Идиот, – надулась Барбара. – Господи Боже, да что это за пьеса? Кто ее состряпал, откуда выкопали? За всю жизнь такого бреда не слышала!

– Никто не слышал, – согласился Януш. – Местный продукт, написал комитетчик, а председатель и секретарь парторганизации внесли руководящие коррективы. Пролетарий ухлестывает за невестой, тоже пролетарской косточки – из городской торговли, из обувного.

– Тем более предпочитаю лупить графа по морде, – решил Каролек. – Могу прямо сейчас начать…

– Вот и хорошо, – подозрительно быстро согласился Януш. – А я, значит, пролетарий.

– И я за тобой должна бегать? – поинтересовалась Барбара. – А нельзя ли узнать, почему ты от меня бегаешь?

– Гнилью от тебя несет. Мало того, доченька магната, к тому еще и капиталиста. В конце концов, совсем звереешь и бросаешься с башни.

– А граф? – поинтересовался Лесь.

– Гибнет понапрасну. Получает в морду, теряет всякое разумение и сваливается в затопленный рудник. И вообще все дохнут. Остаюсь только я и эта панна из городской торговли. Правда, не очень понятно, как вода залила шахту – шахта вон там вверху над нами…

– Вход над нами, – уточнил Каролек. – А глубина где-то ниже…

– Здесь вообще несколько входов!

– Подожди, а почему она не желает графа? – Лесь явно обиделся за сиятельную персону.

– Говорил же, распутство ей покою не дает, а граф здоровьем слабоват…

– Раздеваться не стану! – прервала Барбара. – Можете зарубить себе на носу И так уборщица в местном совете всякий раз плюется при виде меня!

– Может, у нее просто такой нервный тик… – буркнул Каролек.

– У тебя, Барбара, испорченное воображение, – оскорбился Януш. – Это высокоморальное произведение для юношества. Классовая борьба и всякое такое.

– Ладно, а почему графа то и дело по морде лупят? – гнул свое Лесь. – Мало того, что никакой взаимности, мало что хилый, так еще и по роже…

– А в свободные минуты он еще к этой панне из торговли подваливает. Свояк пролетария, то есть Кароль, брат этой панны, сам понимаешь, лупит…

– Ну, привет, – заерзал Кароль. – Ты этого не говорил!

– Нет? Забыл, наверно. Все равно, решай сам, выбирай по душе. Заигрывать с этой панной или ее добродетель оберегать?

– Да я уж лучше по части добродетели. Пусть так. Ну, вроде все обсудили, можно сыграть просто так, без репетиций. Кстати, где они репетируют? Я не видел. Небось, тайком?

– Пока в госхозе, вон за этой горкой. Репетируют массовые сцены, по очереди проводят забастовку в руднике и бал в замке. Вместо нас инструктор сам читает все роли. Завтра после работы идем в госхоз и начинаем…

Председатель с тяжкими вздохами и бесчисленными предостережениями, не скрывая опасений, беспокойства и полного отсутствия доверия, лично запаковал священную реликвию и торжественно вручил ее Янушу.

– Я вас прошу… Не дай Боже, что случится… Сами понимаете… Может, лучше под охраной…

Ошарашенная группа торжественно поклялась, что ничего не случится. Снабженного многочисленными письменными инструкциями Бьерна проводили на автобус.

– А справится он? – запричитал Лесь, заразившись паникой председателя. – Пусть уж лучше едет в Варшаву, там в мастерской сделают оттиски?

– Да не дури ты голову, во вроцлавском проектном бюро им займутся, – с нетерпением ответил Януш. Метек там работает, я велел к нему идти. А до Варшавы далеко и долго.

– А может, кому-нибудь из нас лучше?.^

– Исключено, все играем в спектакле. Только Бьерн может.

Вечером клуб в госхозе был битком набит сплошными актерами. На возвышении стояла Барбара с листками в руке и с большим чувством отчитывала коленопреклоненного Леся:

– Прочь от меня, пан граф. Вы, сударь, лишь дохляк, а жажду силы я, которая в народе бьет ключом.

Ожидающий своей очереди Каролек нетерпеливо покашливал, а Лесь на коленях ныл с возрастающим жаром:

– О богиня! Не говори таких слов! Ведь то не люди, то скотины!

– О, дочь моя! – гремел чуть позже председатель. – Опомнись! Встань, сударь граф! Позволь со мной в бильярдную, единственная дочь моя истерпла…

– Чего?!.. – вырвалось у Каролека с первого ряда.

– Истерпла, – повторил председатель, глядя на роль.

– Ну истерпла, значит, одервенела, замерла! – нервно пояснил автор пьесы.

А в следующей сцене Януш сжимал в объятиях раскрасневшуюся панну из обувной торговли, уверяя ее вяло и нудно:

– Мы вместе пойдем и разрушим этот вертеп зла и угнетения. Снова трое наших погибли, а тиран остается безнаказанным. Там наша цель!

Панна из обувной торговли висела у него на плече, мешая переворачивать машинописные страницы, а разгоряченный автор требовал указать цель вытянутой рукой и самозабвенным жестом; теряя по очереди то текст, то невесту из народа, Януш понемногу начал сомневаться, в самом ли деле они совершили удачную сделку.

Всю тяжесть своей роли он почувствовал, когда, стоя в обществе Барбары около соломенного мата для парников, представляющего грязную лужу, сказал:

– Панна графиня, запачкаешь обувь…

– Так перенеси меня, – прочитала в ответ Барбара.

А Януш как раз вычитал из текста, что должен смотреть вдаль, не слушая нахальную аристократку, и посему уставился на плакат «1 МАЯ – ПРАЗДНИК РАБОЧЕГО КЛАССА», уныло обдумывая, как бы ему отвертеться от роли звезды. Оставалось только сломать ногу, больше в голову ничего не лезло.

– Ну, неси меня. Чего ждешь? – читала Барбара. – Боишься?

Недовольный Януш продолжал молчать, все-таки поморщившись при мысли о сломанной ноге. Барбара оторвалась от рукописи.

– Да неси же, черт побери, чего застыл, как соляной столп!

– Таскай тебя! – возмутился вырванный из раздумий Януш. – Я что тебе, культурист?

– Вы должны панну графиню перенести! – настаивал автор.

Януш перестал артачиться. По другую сторону соломенной лужи Барбара переменила мнение.

– Хочу вернуться, – капризничала она. – Неси меня обратно…

– Послушайте, ради Бога, пан автор, вы не слишком переусердствовали? – заорал разъяренный Януш, когда Барбара потребовала тащить ее в четвертый раз. – Что я, всю пьесу буду гонять с ней по этой соломе? Сократите малость эту самую гимнастику!

– Следует показать, что даже любовь правящих классов была тяжела для народа, – поучал автор. – Эта сцена – доказательство. И вообще, не охайте при этом, вы олицетворяете мощь, крепость и физическую силу народа.

Каролек, сидючи в зале, развлекался, пока не наступил момент его выхода. Только тогда до него дошло, почему Януш согласился на столь мучительную роль пролетария. Углубившись в свой текст, Каролек открыл: primo – панна из народа контактирует с братом куда чаще, чем с женихом, secundo – с начала до конца пьеса заполнена моральными сентенциями брата в количествах, превышающих человеческие возможности, и tertio – никакая память не выдержит головоломного стиля оных сентенций. При словах: «Сестричка моя любезная, дитя, кое баюкать будешь в объятьях, доживет до лучшего будущего, а мы, братья, пойдем соединяться в зное и труде!..» Каролек пришел к выводу, что из двух зол уж предпочитал бы весь спектакль носить на руках Барбару.

Однако что-либо менять было уже поздно, и группа приступила к заучиванию ролей.

Как раз в это время зав мастерской, бледный, растерянный и очевидным образом подавленный, читал главному инженеру спешное письмо, только что полученное от группы, обследующей местность.

– Я в панике, вы только послушайте!.. «Барбара выступила в роли куртизанки, в результате половина аборигенов при виде ее плюется и осеняет себя крестным знаменем. Бобик выклянчил три рулона туалетной бумаги, очень пригодилась. Януш надрался с перерывом в биографии и спер у председателя бумажник с деньгами и коллекцию семейных фотографий. Планируем поджечь город…»

– Денег у них не хватило? – прервал подавленный главный. – Да, а тогда зачем им, на Божескую милость, коллекция семейных фотографий председателя?! И что даст поджог города?!

– Да нет, – охнул зав. – Они не могут добыть из местного совета этот немецкий план. Стараются что-то придумать, а я боюсь, ими скоро займется милиция. Не знаю, может, вам стоит туда съездить?

Главный помрачнел.

– Плохо. План действительно необходим, мы ждем оттиски, чтобы дать ориентационную стоимость работ по водопроводно-канализационной сети всей территории. Сейчас ехать не могу, только через несколько дней… Может, попробовать через воеводство?

– Они что-то в этом роде предлагают. Но вы знаете, это очень нежелательно. Наш принципиальный аргумент – исключительная выгода строительства в тех местах…

– Да, и умеренные расходы…

– А если начнем про всякие трудности, все дело к чертям… Завалим план работ на ближайшие два года и скомпрометируем вице-министра. Не говоря о прочем, ведь уже начались разговоры насчет доходов от данного туристического комплекса. Иисус-Мария!..

После сих благочестивых слов зав вдруг смертельно побледнел, взгляд приобрел какое-то особое выражение, на лбу заблестели крупные капли пота; главный инженер подумал, что зав излишне волнуется, и счел необходимым его как-то успокоить.

– Ну, все не так уж плохо, постараемся организовать бумагу из воеводства, к этому председателю…

– Лесь… – прервал его зав хриплым шепотом. – Лесь пока что ничего там не натворил…

Главный хватал все на лету и моментально понял зава; слова утешения застряли у него в горле. Начал быстро перебирать разные меры спасения, в чем весьма определенно мешал ему навязчивый образ Барбары в роли распутной куртизанки. Наконец, удалось ему избавиться от наваждения и встряхнуться.

– Необходимо тотчас же телеграфировать. Запретить всякие попытки похищения плана. Пусть пока занимаются строениями и замком. С властями я разберусь без вас. Сделаем вид, для нас, мол, это дело второстепенное, просто разные согласования по водопроводно-канализационной сети. Сейчас позвоню, а Матильда отправит срочную телеграмму…

В пансионат с фонтаном одновременно прибыли Бьерн из Вроцлава и телеграмма из мастерской. Бьерн, весьма гордый, привез две первые фотокопии, встреченные радостными приветствиями.

– А остальные когда? – поинтересовался Каролек.

– Тры дьен, – победно возвестил Бьерн.

– Три дня, – машинально перевел Януш. – Слушайте, я ни черта не понимаю. Чего этот Ипочка от нас хочет?

Телеграмма гласила: «НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕТ КАТЕГОРИЧЕСКИ ТОЧКА ЗБЫШЕК СТРОИТ СВЕРМЕ ТОЧКА СДАТ ИСВЕЗТИ Е ТЕЛАТЬ ЗАМОК ТОЧКА НЕ ПОДГАТЬ НЕЦДОК ИППОЛИТ».

– И что за нецдок? – удивленно спросил Каролек.

– А Збышек строит сверме? – удивился в свою очередь Лесь. – Что такое сверме?

– На почте все перепутали, – сказала Барбара. – Надо как-нибудь расшифровать, раз послали телеграмму, значит, дело срочное.

– Может, имеет в виду лохань? – задумался Януш.

– Ты писал ему об этом шедевре на рыночной площади?

– Не помню, – сознался Каролек. – Думаешь, это «не топтать лохань»?

– Черт знает, что это. Бобика легче понять. Я так разумею: он сердится, что мы ничего не делаем. Видно, одурел – полгорода обмерили, да еще в каких дурацких условиях!

– Тут еще и о замке, – вздохнул Лесь. – Может, замок делать в первую очередь?

– Возможно наоборот: «не делать замок»? – совсем сник Каролек.

– Черт ногу сломит! – взорвалась Барбара. – Так делать или не делать?

– Дело ясное, – подытожил Януш, – этого Збышека со сверме мы не расшифруем ни за какие сокровища, это может быть все что угодно. Надо торопиться, факт. На всякий случай сделаем замок, если окажется не надо, выбросим все, и дело с концом.