Текст книги "Лесь (вариант перевода Аванта+)"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

– Ни за что ни про что такую работу провернуть?! – возмутился Каролек.

Барбара поддержала Януша.

– Он прав. Через неделю придет телеграмма: «Прислать готовое обследование замка». И что? Ясно, ведется настоящая война за туристические объекты, то есть за памятники, ему может срочно понадобиться в качестве аргумента. Я хочу, чтобы Ипочка выиграл. Не знаю, как вы.

– А я нет, что ли? – буркнул Каролек.

– Да все хотим, – объявил Лесь. – Только вот не знаю, удастся ли нам разгадать следующую телеграмму…

– Пошлем телеграмму с вопросом, – решил Януш. – А теперь за работу!

Группа дружно погрузилась в водоворот труда. Бьерна отправили чертить обмеренные объекты, поскольку громко выкрикивать обмеры на местности чадо было членораздельно и вразумительно. Он торчал у доски и с увлечением чертил по доставляемым эскизам, старательно избегая детальных описаний. От описаний Бьерна мягко отговорили после одного чертежа, где значилось: «Отин тисам exactli». Вдумчивый анализ и найденный эскиз позволили установить, что надпись гласила: «Стена вокруг – той же самой толщины».

А главный архитектор, он же зав, с безумными глазами показывал главному инженеру телеграмму от фривольных подчиненных: «ЧТО ТАКОЕ НЕЦДОК И СВЕРМЕ ОТВЕЧАЙ СРОЧНО ЯНУШ».

– Господи, да что же такое нецдок и сверме?! – стонал инженер. – Вы знаете?!..

– Нет, – чуть не рыдал зав. – Проверил по всем энциклопедиям, в словаре иностранных слов и указателе польских городов. Нигде нет. Не могу уяснить, зачем это им понадобилось!

Главный инженер глубоко задумался.

– Да, надо ехать, – решил он со вздохом…

Через три дня непрерывной работы Бьерн оторвался от доски и отправился во Вроцлав за обещанными фотооттисками и планами с покраской. Группа вкалывала вовсю. Времени до представления оставалось мало, и даже при наличии суфлера хотя бы что-нибудь из текста надо было выучить на память. Каждую свободную минуту использовали на зубрежку.

– Эти деревья у нас в проекте, – говорил Януш. – Только к чему бы это привязать?.. От кровопийцы не возьмем ни гроша. Из штрека нового крупинки серебра ему мы не дадим, пока не выполнит наши условия. Что там дальше?

– Я сам встану на страже, – подсказал Каролек.

– Ты встанешь или я?

– Ты. Привяжем к углу этого крайнего сарая.

– Са'^ай на слом!

– А у нас обмер со строениями. Барбара, пиши!

– Я сам встану на страже, – согласился Януш. – Шестнадцать двадцать три по оси…

– А мы должны смотреть, как женщины наши и детишки мрут с голоду, – орал Каролек, сворачивая рулетку и переходя на другое место. – Семь четырнадцать тоже по оси. Запасов нет у нас, и уж сегодня нам продовольствия не хватает…

– Пищи, еды, – поправила Барбара. – Есть вам нечего. Что ты делаешь, обмеряй от сарая все тут по прямой! А то после не разберешь, какой угол!

– Есть нечего, – покорно бубнил Каролек, возвращаясь на предыдущее место. – Забыл, что дальше!

– А помощь-то откуда, – подсказала Барбара, державшая в объятиях жуткое количество бумаги с пояснениями да еще пьесу.

– А откуда помощь придет, кто знает. Ниоткуда, верно, а совесть моя не переносит преступленья. Двадцать два восемнадцать. А что с этим склоном? Сплошной камень!

– Кажется, тут как раз фундамент под террасу, – ответила Барбара. – От меня.

– Как это терраса от тебя? – удивился Януш. – Что ты имеешь в виду?

– Помощь от меня, не терраса. Я являюсь из мрака.

– Верно. Кароль, теперь ты.

Присевший около сарая на корточках Каролек не слышал.

– Хорошо, на нуле! – бодро крикнул он.

– Дурак! О графине! – рявкнул Януш. – Пусти, я уже записал. На чем остановились?

– На графине, балбесы, – не выдержала Барбара. – Я из мрака явилась, слепые вы что ли?

– Панна графиня, – буркнул Каролек, наклоняясь с рулеткой в другом месте.

– От меня помощь придет, – неохотно процедила Барбара.

– И восемь шестьдесят, – вступил Януш. – Ив чем нам панна графиня поможет, это народное дело.

Против Леся ополчились злые силы. Мало того, что ему пришлось мастерить декорации к пьесе. В довершение бед пьеса разбудила задремавшие было чувства к Барбаре. Ведь он ежедневно падал перед ней на колени с нежными словами, ежедневно пытался обнять ее стан и поцеловать руку, ежедневно ледяная Барбара отказывала ему в своей любви. Правда, свершалась эта жестокость согласно тексту инструктора, прочитанному по машинописным страницам, но отталкивающие фразы и презрительные насмешки больно отдавались в чутких Лесевых ушах. Барбара не желала его ни в жизни, ни на сцене. И вот пришпоренная весенней природой и вдохновенными строками инструктора фантазия Леся поскакала во всю прыть. После каждой репетиции, после всякого слова аристократки, пренебрегающей чувствами графа и его худосочной фигурой, он погружался в черную меланхолию и с душераздирающей искренностью вычитывал разные свои признания.

– Вы играете всех лучше, – убежденно и восхищенно заявил режиссер, он же автор пьесы. – Вот бы все так играли!.. Вам надо в актеры идти, а не архитектурой заниматься. Я диву даюсь, что вы не в каком-нибудь варшавском театре…

Погода стояла прекрасная, и Лесь малевал огромные декорации под открытым небом. Умостившись на садовой лестнице, Лесь создавал на картоне и фанере фрагменты замкового интерьера, имея перед собой на дальнем плане подлинную модель, а на близком – старый, заброшенный, разваливающийся, когда-то покрашенный в крапинки овин. Вокруг под уклон сбегал небольшой лужок, а прямо у его ног начинались городские постройки. Лесь старательно заканчивал портреты предков на готической стене и, отворачиваясь от них к крапчатому овину, повторял рвущий за сердце текст:

– Цветок мой, о, пошто даришь меня презреньем? Не отворачивай любезного ты лика…

В эту минуту и появился главный инженер, загнанный сюда беспокойством не столько своим, сколько завовым, который, по его мнению, паниковал без всяких на то оснований. Главный приехал машиной Стефана, благодаря чему свободно передвигался по всей местности. Не застав никого в пансионате, он отправился на природу отыскивать сослуживцев, которые, по сообщениям аборигенов, находились на склонах, неподалеку от города, или где-то около замка.

Прекрасно ориентируясь в проектном плане местности, инженер без колебаний рванул на соответствующий склон и сразу за последними городскими строениями увидел зрелище странное и незабываемое.

На лужочке перед огромным, прислоненным к сложной конструкции картоном стоял на садовой лестнице Лесь с палитрой и кистью и выписывал причудливые рамы вокруг больших смазанных прямоугольников. И пока главный растерянно моргал, переживая первое потрясение, Лесь прервал работу, повернулся к крапчатому овину неподалеку и горько продекламировал:

– Пошто же сердце каменно твое?

Замер и некоторое время молчал, всматриваясь в хозяйственную постройку в ожидании ответа. Овин молчал, молчал и притихший от ужаса инженер.

– Ах, возьми назад эти жестокие слова! – возопил вконец расстроенный Лесь.

Главный мучительно ждал какого-нибудь ответа от крапчатого овина, хотя не очень понимал, как даже такое невероятное событие прояснит эту сцену.

Лесь взмахнул кистью и оторвался от прямоугольников.

– Оставь, оставь душе моей надежду! – умолял он.

– Через некоторое время я, быть может, обрету твою взаимность! И почему это меня, влечет к тебе, а тебя нет? О, я готов на все – твое смягчить бы сердце!

Овин снова отказался отвечать. Главный инженер не слышал ничего, кроме эха страстных Лесевых словес. Лесь резко повернулся, и лестница закачалась.

– О нет! – громко запротестовал он. – Ты шутишь надо мной!

Главный подозрительно посмотрел на большие крапчатые ворота. И ворота, да и вся постройка пребывали в равнодушном молчании.

Лесь взял другую кисть и смочил ее в подвешенном на лестнице ведре.

– Ах, то обыкновенная девичья строптивость, – улыбнулся он снисходительно и мазнул кистью по картону. – Но как она жестока! – возроптал он, снова обращаясь к овину.

Сопоставление замызганного овина с девичьей строптивостью оказалось не по силам главному инженеру. Он тихонько выбрался из зараженной безумием территории, глубоко набрал воздух несколько раз и направился к замку.

Сокращая себе путь тропинкой в гору, он мрачно размышлял о том, что Лесь, по-видимому, не натворил большой беды только потому, что чокнулся. Сердобольные коллеги попросту отстранили его от всяких работ. Но почему же не сообщили об этом заведующему мастерской?..

Он почти добрался до самого замка, когда из-за полуразрушенной стены услышал знакомые голоса. Подошел ближе и услышал:

– Не допущу, чтоб ты позорил девичью честь моей сестры. Здесь дыра какая-то, – в тоне Каролека звучало значительно большая заинтересованность дырой, чем сестриной честью. – Что будем делать?

– Проверь глубину, – посоветовал Януш. – Может, это подземелья? Поехали дальше.

– Фредерик, – обратился Каролек и замолк.

Главный пытался как-то успокоить сумятицу в голове.

Насколько он знал, у Каролека не было родственников.

– Метра четыре с половиной, а на дне вроде обвала что-то, – сообщил Каролек. – Ну, что там дальше?

– Ах нет, ах нет, не говори ему об этом, он убьет его, – с явным нетерпением скороговоркой выпалила Барбара.

– Пусть твоя невеста из сферы обслуживания возьмет отпуск и полазает тут с нами.

– Да обмеряй же, чего ждешь? – торопил Януш.

– Да, ты права, сестра моя, – ответствовал Каролек.

– Тяготы эти возьму я на себя. Два десять на восемьдесят пять.

Главный инженер душераздирающе застонал и опустился на ближайший камень из-за страшной слабости в ногах. Он вдруг полностью понял зава мастерской.

Бьерн прибыл на вокзал во Вроцлаве хорошо нагруженный. В портфеле было сорок роликов для рейсшин, двадцать экземпляров аккуратно сложенных фотооттисков да еще заткнутая сверху картонная труба мощных габаритов. В трубе покоились тщательно свернутые планы с покраской вместе с председателевым оригиналом плана.

Он с облегчением поставил портфель на скамью в огромном зале ожидания и осмотрелся. Отдых пошел ему на пользу – гортань возжаждала любимого напитка. Взглянул на часы – до поезда еще полчаса, – купил билет и отправился в буфет.

Чудной его язык, да и внешний вид с первого взгляда выдавали иностранца, к тому же иностранца валютного. Видный иностранец с Запада этак беспечно оставил на скамье плотно набитый заграничный портфель…

Через четверть часа Бьерн вышел из буфета и с удивлением обнаружил исчезновение багажа. Сперва подумал, может, перепутал скамейку, может, ошибся какой-нибудь пассажир, а потом уж испытал легкое беспокойство. Ему как-то рассказывали ужасные и неправдоподобные истории о случаях воровства в Польше. Кража портфеля со служебными, никому не нужными документами представлялась совершенно бессмысленной, и удивление его возрастало. Тут он припомнил нервозность председателя совета и взволновался по-настоящему. Потом ушел его поезд, и только тогда, наконец, он начал выяснять неприятное недоразумение.

Ушел и последний в этот день поезд в направлении Зомбковиц Силезских, когда дежурный милиционер в привокзальном отделении закончил писать фантастический опус под названиём «Протокол», а расстроенный и ошеломленный Бьерн, наконец, сообразил, что случившееся – не досадное недоразумение и не веселая шутка, а мрачная действительность. Фантастика милицейского протокола объяснялась просто: представитель власти после беседы с потерпевшим на двух языках – польском и русском сделал бесспорный вывод о пропаже чемодана с тайными документами.

Главный инженер, войдя в курс занятного положения группы, с любопытством рассматривал диковинный фонтан. Но вот явился подавленный Бьерн с кошмарным известием. Первая реакция группы – страшная нервная слабость и сосание под ложечкой. Затем отказали мозги и органы речи. Затем все порешили, что этого просто не может быть. Затем стали припоминать блаженные времена человеческих жертвоприношений разгневанным богам и с вожделением поглядывать на незадачливого датчанина. А затем начали думать трезво и реалистически.

– Это чересчур, – простонал Януш. – Всякое могу представить, но чтобы стырили план… И что теперь нам, Боже праведный, делать?!!!

– Повеситься, – посоветовал Каролек. – Только коллективное самоубийство кое-как может спасти нашу честь.

– Уж лучше отравиться, – горестно предложил Лесь.

– Чем-нибудь мягким, без мучений, сил нет, сколько пришлось вынести…

– Совсем спятили! – вскинулась Барбара. – Этот идиотический спектакль вам все мозги отшиб. Мужчины вы или нет – из-за черт-те чего сразу же ломаются!

– И это, по-твоему, черт-те чего? – горько сетовал Януш. – Заморочили мужика, сваляли дурака, насильно, можно сказать, вырвали план, на коленях орали, вернем, мол, в идеальном состоянии, даем слово чести, и что? И проворонили единственный экземпляр! Обормоты, растяпы, дебилы, разгильдяи, полоумн…

– Ползадницы в форточку, – подсказал Каролек. Януш сбился и захлопал глазами.

– Что? Почему пол?..

– Так еще глупее, чем всю задницу, – фыркнул Каролек.

– Ладно, – прервал главный инженер. – История в самом деле дурацкая, но необходимо найти выход.

– Ясно, необходимо, – поддержала его Барбара. – Ни в коем случае нельзя признаваться в пропаже. Об этом и речи не может быть, Януш прав, стыдобища то какая!

– И таким вот кретинам доверена общегосударственная акция по изменению туристического облика страны!

– патетически раскатился Януш. – И от таких, как мы, зависит строительство целых объектов!..

– Хватит! – оборвала Барбара. – Такие, как мы, должны этот паршивый документ вернуть.

– А как? Воришек по Вроцлаву ловить?!

Главному инженеру, наконец, удалось прорваться в разговор:

– У вас есть две фотокопии, надо этот план просто восстановить.

Группа в молчании уставилась на него.

– Он же не на кальке был сделан, – вздохнул Каролек.

– А на чем?

– На довоенном астралоне…

На сей раз замолчал и главный инженер.

– А вдруг да этот вор, разобравшись, отошлет план или подбросит? – наивно спросил Лесь.

– А как только вор разберется, то перепугается до чертиков и все выбросит в реку или разорвет, – мрачно возразил Януш.

– Или сожжет, – добавил Каролек. – Нет, хорошего ждать не приходится. Давайте реально.

– Порядок, – вдруг энергично прервал главный. – Надо просто достать лист астралона. Какой он?

– Тонкий, – объяснил Януш. Не больше ноль трех миллиметра, а, скорее, даже ноль два, но разницы в одну десятую никто не заметит. По краям пожелтелый.

– Края – чепуха, всегда можно сказать, что в светокопировальной желтые края обрезали. У вас две копии…

– Наша никуда не годится, – прервал Каролек. – Ее уже расчертили, надорвали, к тому же вся в яичнице.

– Перестань огород городить! – поморщилась Барбара. – У председателя вторая копия в прекрасном состоянии и даже не сложена, а свернута рулоном. И вообще – сколько раз я просила не работать, пока жрете!

– Ну так сделаем план по этой второй копии!..

Атмосфера немного разрядилась. Каролек явно оживился.

– Помните, мы ему отдали лучшую копию, очень хорошо выполненную. Подписи подделаем, единственная забота – чертова печать с вороной, которая как назло хорошо получилась.

– Печать – пустяки, – отмахнулся Януш. – Вырежем на ластике, нынешние печати сопрем, и дело с концом. Главное – как у него выпросить копию, не посвящая в дело. Серьезно говорю, уж скорей повешусь, чем признаюсь, что эту заразу прошляпили. Или нелегально удеру на Запад, потом ищи свищи!..

– Правильно, а к старости, глядишь, и вернешься, – добавил Лесь.

– Откуда возьмем астралон? – деловито спросила Барбара.

– Институт картографии, – ответил главный. – Или армия. Возможно, у них есть еще довоенные запасы. К счастью, у меня там хорошие знакомые, разумеется, все это надо сделать неофициально…

Вопреки первоначальному решению главный инженер уехал в Варшаву на следующий день на рассвете с заданием достать пожелтелый астралон в рекордно короткие сроки. Группа постаралась утешить Бьерна, подавленного и угнетенного. Терпеливо выслушали его исключительно длинную и непонятную речь, вернее, скрежеты и гурготы, где изредка мелькали польские слова. В общем, все это смахивало на торжественную клятву.

– Сдается, он обещает никогда в жизни не терять никакого плана, – неуверенно перевел Каролек.

– Ну, и слава Богу, – утешился Януш. – Кажется, этот народ солидный и никогда не нарушает данного слова…

Теперь предстояло заполучить копию председателя народного совета.

И сразу выяснилось: единственный выход заполучить желаемое, не открывая насущных причин, – кража. Добровольно и по пустяковому поводу председатель с ней не расстанется. Хуже того, попытки овладеть фотокопией сразу же возбудили бы у него далеко идущие подозрения, пришлось отказаться от легальных методов.

– Вообще-то мы привыкли, – утешал всех Каролек. – В прошлый раз не удалось – не тот грунт, да и мы еще птенцами были. Теперь сумеем.

– Надо все за одну ночь обстряпать, – раздумывал Януш. – Вечером спереть, за ночь начертить и к восьми утра подбросить обратно. Нельзя дать ему повод что-нибудь заподозрить, а то после начнет разглядывать сделанный нами план—не дай Бог, какие-нибудь несовпадения, тотчас заметит…

– Да брось ты, – фыркнула Барбара. – Не так уж легко запомнить все детали на такой кобыле. И вообще, за одну ночь не успеем, хоть тресни. Надо иметь сутки.

– За день он точно спохватится!

– Надо его чем-нибудь занять. Лучше бы все сварганить прямо теперь, когда столько суматохи с торжествами и представлением…

– Пока что у нас нету астралона…

– Это будет самый настоящий взлом, – размечтался Каролек. – Мы еще и в шкаф должны забраться в его кабинете.

– Нет, всего лишь полувзлом, – уточнил Януш. – Ключ от уличных дверей я ведь так и не вернул ему, а посему самого опасного мы избежим. А в помещении любая отмычка сработает.

– А отмычки-то и нет…

– Расплющим кусок проволоки, тоже мне сложности. В любом случае надо торопиться, неизвестно, когда Збышек привезет астралон.

– Сглазили нас, вот что, – посетовала Барбара. – Вечно дополнительная работа да еще с глупостями! Мы когда-нибудь будем, наконец, работать спокойно, как люди?

Каролек принялся за ювелирное изготовление немецкой печати на большом чертежном ластике. Януш пыхтел над отмычками, которыми можно было бы отомкнуть замки повсеместно, во всех народных советах. Барбара, Лесь и Бьерн взяли мощный темп по обследованию территории.

В самой большой комнате пансионата, превращенной в производственную, кипела работа: трое в спешке чертили, четвертый в поте лица отрезал микроскопические кусочки ластика, а пятый аккомпанировал сбивчивыми ударами по металлу.

– Надо было в часовщики податься, – ворчал Каролек с некоторым самодовольством. – Похоже, у меня талант.

Януш рассмотрел под лампой кусок красиво изогнутой и расплющенной проволоки.

– Отмычка – блеск, – хмыкнул он. – Еще штуки две и будут все размеры.

Каролек недоверчиво покосился на него:

– Думаешь, у тебя тоже скрытый талант? Может, всерьез подумаем…

– Так ведь и собираемся.

– Только бы на сей раз дурака не свалять, – вклинилась Барбара. – Надо учесть все варианты. И ни в коем случае нельзя возбудить подозрений!

– Хорошо бы сейчас, пока в городишке такой шухер, – вздохнул Лесь.

– Да ты что! – запротестовал Каролек. – До поздней ночи на площади народу навалом, и все нас знают. Кто-нибудь да увидит, как вылезаем с рулоном из ратуши! Не взрослые, так дети.

– Дернул их черт ставить пьесу на этой лохани, – буркнул Януш.

Председатель после долгих колебаний решился использовать амфитеатральную площадь в качестве зрительного зала. Работы шли полным ходом. На склонах мастерили скамьи для публики, а площадку внизу, приспособленную под сцену вместе с лоханью для слонов, покрывали досками. Лохань, торчавшая над поверхностью, представляла некоторые трудности, их преодолели, однако, следующим образом: часть сцены сделали более высокой и предназначили поочередно для антресоли в замковых покоях, разных уровней рудника и сада на природе. Самоотверженная работа вершилась на общественных началах, невзирая на время суток, а посему и в самом деле в любое время дня и ночи рыночную площадь заполняли люди. Захваченные небывалым развлечением городские и пригородные дети затрудняли монтаж хуже заковыристой лохани.

– Есть три возможности, – размышляла Барбара. – В зависимости от того, когда Збышек привезет астралон. Перед торжествами, во время или после. Хуже всего после, тогда председатель очухается и начнет спрашивать план.

– До спектакля тоже плохо, полно народу шляется, – продолжил Каролек. – Хорошо бы во время.

– Раздвоиться нам прикажешь? – проворчал Лесь.

– Неважно, когда лучше, важно, как в каждом из трех случаев, – рассудил Януш. – Начнем от хронологии. Всего спокойнее утром, во всяком случае, нет этих чертовых деток. Кто-то один войдет в здание, вломится в шкаф, то есть я хотел сказать, откроет отмычкой, заберет копию плана…

– И вылезет на радость публики с рулоном огромным, как пушечное дуло, да? – прервал Каролек.

– Напротив. Выходить с рулоном нельзя ни в коем случае. Рулон подается в окно второму человеку.

– А окно председателя на втором этаже и выходит аккурат на площадь!

– Но ведь ратуша – не крепость, окон много, – вступила Барбара. – В другом конце здания есть, прошу прощения, дамская уборная. Даже если все комнаты будут заперты, эта будет открыта. Из окна уборной рулон опустить лучше всего на веревке.

– А обратно?

– Так же. Кто-нибудь войдет с пустыми руками, опустит веревку и поднимет рулон. Закроет в шкафу, и привет.

– Правильно, всё просто, – согласился Каролек. – Остаются две проблемы. Чтобы нас не увидели, и чтобы председатель один день не ведал о пропаже своей копии.

– Развлечем его чем-нибудь, – предложил Лесь.

– Кто? – запротестовал Януш. – Будем вкалывать, как бешеные; этот план – неделя нормальной работы. Любые полруки важны! Пояснения к чертежу по-немецки готическим шрифтом!

– Збышек, – нашлась Барбара. – Останется на день и пусть как угодно его забавляет. Напоит, покалякает насчет водопроводно-канализационной сети, все равно. Только бы этот тип не сунулся в свою рабочую комнату!

– Очень хорошо, – одобрил Януш. – Надо еще обдумать, чтобы нас никто не заметил.

Минутку помолчали. Четверка напрягла зрительную память, вспоминая детали рыночной площади, ратуши и соседних строений.

– Тоже просто, – вдохновился вдруг Лесь. – Пусть и увидят нас, только бы не узнали.

– Опять горбы предлагаешь? – усмехнулся Каролек.

– Дело говорит, – задумался Януш. – Используем опыт. С налетом на поезд нас ведь никто не заподозрил, а милиция там была. Надо переодеться…

– Лучше всего, – прервала Барбара, – переодеться так, чтобы приняли за кого-нибудь другого. За кого-нибудь, кто постоянно бывает в ратуше по службе.

– Ночной сторож или еще кто?

Соображение всем показалось дельным, только вот людей, присутствие которых в ратуше на восходе солнца не возбудило бы подозрений, приискали с некоторым трудом. Среди других персонажей предложили: милицейский патруль, истопника центрального отопления, группу пьяных хулиганов и уборщицу.

– С милицией я бы не рисковал, – прикидывал Януш.

– Центральное отопление не работает – лето, к тому же его вообще нет. На хулиганов здесь почему-то неурожай, остаются только уборщицы.

– Которая плюется на Барбару, отпадает, – заметил Каролек. – Никто из нас не уменьшится до ее габаритов.

– А вторая на сносях и весьма, – уточнила Барбара.

Снова воцарилось озабоченное молчание.

– Ха! – воскликнул Каролек. – Придумал!

Все, не исключая Бьерна, повернулись к нему. Каролек как-то неуверенно взглянул на Барбару.

– Тут есть церковный сторож, такой сгорбленный, один из нас переоденется под него. Верно, бессонницей мучается, потому как все время бродит ночами. Я сам его видел. Он тогда следил за Янушем, помните его оргию с председателем? А вот Барбаре придется забеременеть!

– Очумел? – взвилась Барбара.

– Переоденешься уборщицей! Платок на голову, очки

– она в очках, – живот, если кто увидит, подумает, она тоже бессонницей мается. Ну, церковный сторож, ну, уборщица, кто ж нас заподозрит?

Януш повернулся к Барбаре, которая от возмущения на миг лишилась речи.

– Отличная мысль! Не спорь! Не все ли равно, как мы вырядимся – да хоть хоботы прицепим! Главное, чтобы никто про нас и не вспомнил. Мы, допустим, горбатые, она на сносях!..

– Постой, а если увидят двоих горбатых, тогда как? – запротестовал Лесь. – Этот один удвоился? Двойной сторож, так?

– А пускай глазеют на здоровье! Пускай думают, что хотят, только не лро нас!

Уборщица войдет в ратушу, сторож подождет под окном…

– А второй сторож посторожит на площади…

– И через неделю весь городок и окрестности будут знать о жуткой интрижке беременной уборщицы со сторожем в двух лицах. Сторожа ксендз вышвырнет, а уборщицу уволят кадры. Вы совсем одурели…

Но протест Барбары утонул в общем согласии. Сразу же приступили к поискам камуфляжного тряпья. Умеренных размеров горбики чрезвычайно уподобили Леся, Кароля и Януша церковному сторожу, а раздраженная Барбара в мгновенье ока оказалась в интересном положении.

– Смотрите-ка, как похожа! – восхитился Каролек.

– А ты согни ноги в коленях, – посоветовал ему Лесь, пока Барбара с явным омерзением выпутывалась из привязанной шнуром подушки. – Этот сторож пониже и вообще немолодой… Наверняка шаркает ногами.

Заинтригованный Бьерн требовал объяснений. С помощью двух словарей его известили о намерениях группы, приведя тем самым в полное потрясение. Интенсивный курс обращения с отмычками дал неожиданно прекрасные результаты, и, в сущности, не хватало только очков для Барбары-уборщицы.

– Надо телеграфировать Збышеку, пусть привезет из Варшавы, – решил Януш. – Срочная успеет дойти…

Зав мастерской сам от себя пытался скрыть, что главный инженер после визита к архитекторам явно переменился. Загадочные слова «нецдок» и «сверме» не выяснились, главный оказал полнейшее равнодушие к этому вопросу, утверждал, что забыл про них спросить, и зав предпочитал не вникать во все перипетии его инспекционной поездки. А возникающие порой невольные картины и предположения вызывали шум в ушах и расстройство дыхания. Если таинственная эпидемия коснулась даже главного инженера, то для себя зав просто не видел уже места на земле.

Главный запустил свои служебные дела и вел необыкновенно подвижный образ жизни вне стен мастерской. К тому же отказался раздобыть план служебным путем. Более того, потребовал от зава подписать проект курятника на тысячу голов птицы, умолчав о причинах сего и равно о деталях подписываемого объекта. Блестящая в его глазах решимость отбила у зава охоту протестовать.

Когда же, наконец, в мастерскую пришла телеграмма: «ПРИВЕЗИ ОЧКИ ЛЮБЫЕ ВОЗМОЖНО БОЛЕЕ СЛАБЫЕ», зав всерьез задумал сменить профессию и сделаться лесничим в самых дебрях самого огромного лесного массива в стране.

Главный инженер был человеком необыкновенно лояльным, симпатичным и вызывающим доверие. Лояльность вынуждала его сохранить в тайне столь неблаговидную для группы историю, а потому не мог он дать своему начальнику никаких объяснений. А благородный характер, весьма высоко ценимый всеми окружающими и знакомыми, облегчил его задачу. Его знакомец в Институте Картографии пошел навстречу и рекомендовал зава складом, который обещал разыскать в старых запасах несколько листов астралона формата АО, но при одном условии. Воздвигнув себе некоторое время тому назад куриную ферму, кладовщик вынужден был задним числом узаконить построенный курятник, подписав post factum сделанный проект правомочным лицом…

Взяв себе на помощь Стефана, который ничего не понимал, но, согласно поручению, занял оживленным разговором стража у входа, главный инженер самым обыкновенным образом украл в Институте Картографии три листа старого астралона.

Группа, истерзанная своей тернистой тропой, почти бросила обследование местности во имя драматического искусства, дабы ублажить председателя местного совета. Замок пребывал в запустении. Обмеры двигались черепашьим шагом, зато на соседних лугах, дорогах и холмах гремели высокие слова потрясающей коллизии аристократки и пролетария.

И воздень великого торжества настал. Оборудованная к представлению рыночная площадь выглядела солидно, на общественных началах сшитые костюмы были готовы, приглашенные из дальних мест гости начали съезжаться, а пожарный оркестр настраивал инструменты.

Пополудни начался марш к старым рудникам, у входа в которые председатель и другие знаменитости проявили свои ораторские таланты. Оркестр сыграл несколько гимнов, официальные гости выпили по рюмке вина, после чего процессия опять же маршем вернулась в городок, где вскорости должно было начаться представление. После представления планировались фейерверк и бал в народном пивном заведении.

Утром короткий, но обильный дождь подмыл одну из досок, образующих нечто вроде лестницы в проходах между скамьями на амфитеатральном склоне рыночной площади. Первым попытался пройти по доске учитель физкультуры. К счастью, молодость и натренированность помогли ему съехать до авансцены на задних частях тела и отделаться лишь ушибом локтя. Около доски сразу же поставили двух школьников, которые предупреждали зрителей об опасности, заботливо поддерживая под локоть переступающих через ловушку зрителей, менее ловких или пожилых.

Главный инженер прибыл с астралоном уже в сумерки, когда пьеса шла к кульминации. На сценической лохани, на епископском троне, заимствованном из костела, восседал председатель народного совета и обсуждал со своим техническим директором, в быту местным ветеринаром, проблему предотвращения стачки, а по другую сторону сцены Барбара с омерзением отшатывалась от ухаживаний графа Леся. Гигантские декорации заслоняли вид на долину и спрятанные за ними кулисы. Двое одаренных электриков висели с помощью кошек на двух ближайших телеграфных столбах, где были прицеплены прожекторы, и умело меняли цвет и интенсивность освещения с помощью разноцветной бумаги. Занавес, выполненный по проекту Януша в виде нетипично высоких ширм, быстро расставляемых глубоко озабоченными своей миссией школьниками, соответствовал своему назначению. Иными словами, все шло на лад.

Главный инженер, проезжая через городок, понял, что в пансионате никого не застанет, оставил машину выше площади и отправился на представление. Его угораздило наступить прямо на подмытую доску – служба охраны с начала спектакля перестала функционировать, и главный, старавшийся пройти тихо и не обращать на себя внимания, с глухим грохотом рухнул вниз прямо на барабан в оркестре.

Продавленные ногами зрителей доски мягко прогибались под ним, увеличивая скольжение, вокруг раздались испуганные восклицания, главный инженер, съезжая вниз, изменил позицию и приземлился головой вперед. Скольжение по наклонной плоскости завершил внезапный и зловещий гул барабана. Председатель на полуслове прервал скандальные предложения угнетателя рабочего класса, Барбара и Лесь поперхнулись и замолчали.