Текст книги "Гарпии"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Отправленный в «Легию» сотрудник полиции явился с информацией, полученной от некоего Владислава Климека, гордости борцовской секции этого спортивного общества. Владислав подтвердил – точно, было дело. В последний момент перехватил девушку, не то, как пить дать, свалилась бы прямо на трамвай. На переходе они стояли, насчёт того, что её кто специально толкнул он, Владек, головой не поручится, но вполне могли. Или нечаянно кто пихнул в спину, там народу пропасть было, и все торопились. В такой давке недолго и под колёса попасть, вот наверняка и девушку пихнули, вряд ли сама бросилась. Во всяком случае, факт имел место, он, Владек, рад, что помог девушке, и очень удивляется, что она не стала его разыскивать.

Наконец вечером удалось отловить и Ханну Выстшик. С визитом к уборщице Бежан и Гурский явились вместе, беседе с этой женщиной старший комиссар придавал особое значение. Она единственная из посторонних лиц могла знать суть завещания пани Паркер и рассказать о нем кому угодно.

Разумеется, могла и не слышать того, о чем кричала в нотариальной конторе пани Паркер, могла не заинтересоваться чужим завещанием, могла об услышанном тут же забыть, могла помнить, но никому не рассказывать. Возможностей много. Вот комиссар и прихватил в помощь аспиранта. А вдруг его собственное добродушие не произведёт впечатление на свидетельницу, возможно, она из тех, кто питает слабость к симпатичным молодым людям вроде Роберта.

Ханна Выстшик оказалась худощавой женщиной средних лет, небольшого роста, но крепкой и жилистой. И обладавшей немалым жизненным опытом. Во всяком случае обоих полицейских впустила в квартиру лишь после предварительного внимательного осмотра их самих и ознакомления с их документами через цепочку на входной двери.

– Вообще-то красть у меня нечего, а на меня только дурак поластится, но никогда не известно, – вроде бы оправдывалась Ханна Выстшик, пропустив в квартиру полицейских. – Бандит тоже человек, может ошибиться, а я пострадаю ни за что. Вы уверены, что вам надо именно ко мне, панове? Уверены? Тогда, может, чайку?

– Нет, спасибо, – отказался Эдик Бежан, хотя такой поступок противоречил его обычной манере беседовать со свидетелями. Он заметил – женщина устала, а для себя чай уже приготовила, вон, стоит на столе. – Извините нас, что помешали отдохнуть после работы, вижу, пришли не вовремя. Мы можем и подождать, поужинайте…

– Да чего там ещё церемонии разводить? Только вот чайку собиралась выпить. Пан полицейский прав, устала жутко, даже есть сейчас не стану, вот немного передохну. Знаете, как загнанная лошадь, ей тоже надо передохнуть, потом кормить. Так что я чайку выпью, а раз вы не хотите, так садитесь. В чем дело?

Очень ответственный момент – начало беседы с незнакомым человеком. Начало задаёт тон всей беседе, а взять верный тон – половина успеха. Не то можно спугнуть человека, и он замкнётся в молчании, а другой примется лгать.

– Видите ли, – осторожно начал комиссар, – вы можете оказаться весьма ценным свидетелем для полиции, но пока это неизвестно…

– А что я такого видела? – подозрительно спросила пани Выстшик. – Вроде бы в последнее время ничего особенного и не видела.

– Речь не о том, что пани видела. Скорее слышала. Вы бывали в нотариальной конторе на улице Вильчьей…

– А что, это законом запрещается? – насторожилась пани Ханна.

– Почему запрещено? И почему каждый встречает полицию в штыки, ведь она не только запрещать горазда, есть и у нас самые разнообразные функции. Любой может ходить в нотариальную контору, а для меня например, очень кстати, что пани была там в прошлую пятницу.

Ханна Выстшик бросила быстрый взгляд на настенный календарь.

– Ну, была. Но там тоже ничего особенного не происходило.

– Но кое-что происходило. Одновременно с пани там было ещё несколько клиентов. Вот о них я и хотел расспросить пани. Вы их запомнили?

Устало понурив голову, пани Ханна задумалась над своим стаканом чаю.

– Нет, не запомнила. Правда, была там одна разумная старушка, пришла оформить завещание, не то что моя тётка, если бы у нотариуса его записала, не было бы у меня теперь таких хлопот. А на других клиентов я и внимания не обратила. Нет, извините, пан полицейский, не запомнила я никого. А эта старушка…

– Как раз она нас и интересует! – подхватил Бежан. – Расскажите подробнее, что вы слышали.

– …а уж эта старушка, такая рассудительная, такая предусмотрительная, – не могла остановиться пани Ханна, и сразу стало понятно – запомнила, потому что тема для неё животрепещущая. – Нотариус ей пишет документ, и никто не придерётся, а мне приходится с родной сестрой судиться, проше пана, и ещё с двоюродной, та тоже претендует, а какое, спрашивается, её собачье дело? И ещё кузен, племянник вернее, тот уже и вовсе не родня, а туда же, ну как клоп какой в щель пролезает, наследства тёткиного ему захотелось! И вот что я вам скажу, пан полицейский, если бы не нотариус, фиг бы я получила из тёткиного имущества, эти гиены все бы по кускам разнесли, а он, дай бог ему здоровья, пообещал взять мою сторону и бумагу написал, и сестра уже видит – придётся со мной делиться, никуда не денешься. Хорошо, что я на такого попала, это мне судьба за все мои муки тяжкие его послала…

Бежан попытался направить показания свидетельницы в требуемое русло:

– И будучи там, пани поняла, как следует оформлять завещания? Как должны поступать порядочные люди.

– А вы что же, думаете, моя тётка непорядочная? Какая-нибудь лахудра? Да нет, она порядочная, только глупая, да будет ей земля пухом.

– Что вы, что вы, я хотел сказать – предусмотрительные люди, – спохватился Бежан. – Вижу ведь, как близко к сердцу вы принимаете такие вещи, вон, до сих пор нервничаете, как вспомните.

– На моем месте любая нервничала бы! Да, мне было интересно, как та старая американка оформляет своё завещание, а тут и подслушивать не надо было, она на всю контору кричала, такой у неё голос пронзительный. И все в подробностях расписала, кому сколько, тут уж никакой суд не придерётся. Моя тётка тоже много часто говорила, да на словах все и кончилось, нет, чтобы у нотариуса бумагу составить, – с горечью произнесла пани Выстшик.

– А та американская старушка…

– А та старушка поумнее моей тётки, все велела записать, кому сколько, а больше всего своей внучке оставила, только и слышалось «моей внученьке, моей внученьке».

– Вы кому-нибудь рассказывали об этом?

– О чем конкретно?

– Ну, о том, как у нотариуса какая-то бабушка, американка польского происхождения, завещание составляла?

– Зачем? Кому это нужно? Мне интересно было, потому как сама связана делом о наследстве, а другим ни к чему. Каждого только он сам и интересует, до других ему дела нет. Взять меня к примеру.

– Что вы говорите? Так ни одного человека и не заинтересовало? Никто вам не помог?

– Нет, грех было бы жаловаться, нашлась добрая душа, посоветовала мне именно к этому нотариусу обратиться. И эта женщина иногда спрашивает меня, как дела, а больше никто, больше никому дела нет. Ох нет, есть ещё одна, тоже спрашивает, но та по злобе. Боится, если я выиграю дело, перестану ходить к ней убирать квартиру, прямо так и говорит, без стеснения. А того не понимает, что не разбогатею я от куска земли и половины хаты. Да и втянулась я, без дела не сумею сидеть, даже если и не надо будет зарабатывать на кусок хлеба. Люблю я чистоту наводить…

Пришлось опять приложить усилия, чтобы направить мысли собеседницы в нужном направлении.

– А о рассудительной американской бабушке пани тоже рассказывала той доброй душе, что посоветовала к нотариусу обратиться?

Ханна Выстшик бросила быстрый взгляд на комиссара.

– Так и хочется опять спросить – а что, законом запрещается? А вообще-то не думайте, пан полицейский, что я болтушка какая-нибудь, обычно я молчу. Когда прибираюсь, не до болтовни. А часто к тому же приходится прибираться в пустых квартирах, я многие годы хожу к одним и тем же, мне люди доверяют. Но за работой не поговоришь. А сейчас я отдыхаю, вот и разговорилась. К тому же пан так хорошо слушает, язык сам мелет. Я ведь вижу, вам интересно, что я говорю. И в тюрьму вы не собираетесь меня сажать…

– Какая тюрьма, Бог с вами! Нет у полиции к пани никаких претензий, вот только если бы вы могли, наоборот, помочь полиции. Для меня ясно, что если вы кому и рассказали о старушке из нотариальной конторы, то только там, где работаете. Можете вы назвать мне дома, куда ходите убирать квартиры?

– Мочь могу, но не хочу.

– Почему же? – искренне изумился Бежан.

– Вы что, совсем меня дурой считаете? Я вам все назову, а вы в свои бумаги запишите, и потом придёт ко мне инспектор, напустите, значит, на меня, и налог с меня стребует. И опять мне потом судиться, доказывать, что я так, для удовольствия хожу к знакомым прибираться у них.

– Ничего я не запишу! – торжественно пообещал комиссар. – Я сам недолюбливаю налоговую инспекцию, слишком эти люди односторонне действуют, дерут налоги с честных тружеников и не замечают криминальных миллионеров. И не обязательно называть абсолютно всех, назовите лишь тех людей, кому вы могли рассказать об американской старушке с её завещанием. Думаю, вы помните, ведь и недели не прошло.

Пани Выстшик задумалась, откровенно решая, признаваться или нет. Поглядела на старшего полицейского – похоже, мужик правильный и вежливый, и вон как слушает, по крайней мере есть кому пожаловаться. И молодой полицейский тоже симпатяга, сидит, мило улыбается и видно – всей душой сочувствует. Нет, не веет от них пакостью, это Ханя бы сразу почувствовала, уж с очень многими людьми пришлось в своей жизни повстречаться.

Пожалуй, стоит признаться.

– Ладно, скажу. Сестре рассказала, когда у неё ночевала. Пусть знает, какие бывают правильные старушки. И той пани рассказала, которая мне нотариуса посоветовала.

Роберт действительно все время молчал, но слушал внимательно и раскидывал мозгами. Если смерть завещательницы связана с составлением ею завещания, а то и другое произошло в один день, разница всего несколько часов, если одно тесно связано со вторым, то убийца действовал сразу, как только узнал о завещании. В таком случае их должен заинтересовать человек, с которым пани Выстшик говорила сразу же по возвращении от нотариуса, с сестрой же она виделась лишь вчера, сестра отпадает…

Старший комиссар должен прийти к такому же заключению, если не пришёл уже. Прямо спрашивать свидетельницу он не станет, осторожно подведёт её к нужному человеку. А то ведь бывает и так, что назовёшь, а свидетель и позвонит ему тут же, предупредит по-дружески.

Бежан сочувственно вздохнул.

– Тяжёлая выдалась у пани та пятница. Неужели после нотариуса вы все-таки пошли на работу?

– А то как же? Пошла, ясное дело. И как раз к той пани, что мне хорошего нотариуса посоветовала, и одна, почитай, расспрашивала меня, как идут дела с тёткиным наследством. Говорю, пани, не все люди эгоисты, эта за меня переживала, вот я и хотела ей сказать, наконец-то назначили день суда, такая уж эта отзывчивая женщина…

– Как её зовут?

– Так я же говорю, пани Вероника, живёт на Черноморской двадцать семь, шестой этаж, квартира восемнадцать.

– А фамилию не помните?

– Как же, Вонсик она, ещё раньше у них табличка с фамилией на дверях висела, сняли, как стали ремонт делать, да снова не повесили, но я запомнила. И письма видела, когда к ним приходила, и счета все на фамилию Вонсик. Да разве в фамилии дело, главное человек хороший, такая отзывчивая, добрая. Ей я и рассказала, как с моим делом порешили.

– А об американской старушке тоже рассказали?

– Рассказала, ей даже любопытно было послушать. Не притворялась, видно, что ей интересно, такая уж женщина отзывчивая.

– А вы сами запомнили, кому что та американка оставила?

– Я, проше пана, пока на склероз не жалуюсь. Половину оставила «коханой внученьке», а другую половину всем остальным родичам скопом, но велела им по справедливости поделить. Пани Вероника тоже похвалила старушку.

– Не заметили, у этой пани Вонсик кто-то ещё был в тот день?

– Да никого не было, муж у неё поздно приходит с работы. Только мы вдвоём были, никого больше. Если бы кто ещё был, я бы говорить не стала, сразу за работу принялась, при других не поговоришь по душам.

– И хорошо, что поговорили, на душе сразу легче стало, ведь так? Поговоришь с хорошим человеком, и успокоишься, хотя до этого напереживался.

– Верно вы говорите, пан полицейский. Поговорила и сразу полегчало, но не до конца. Потом не выдержала и опять о нотариусе заговорила с пани Корчинской, потому как после пани Вероники я отправилась к пани Корчинской на Пулавскую, но её тоже зовут Вероникой, ей я продукты покупаю и немного в кухне прибираюсь, она ведь, пани Вероника, ни одной чашки после себя сроду не вымоет. Вот я к ней и забежала, все равно мне по дороге было. Ей тоже интересно оказалось послушать, особенно насчёт американской старушки. Пани Корчинская даже подсчитала, сколько это получится на наши деньги. А дочка её, пани Корчинской значит, только сидела и вздыхала, вот бы кто ей наследство оставил. Так мы все трое посмеялись и совсем от сердца отлегло.

– А потом? – с некоторым страхом поинтересовался комиссар.

– А потом я вернулась домой, уже поздно было, в восемь вечера до дому добралась.

– Мы вам очень благодарны, – как можно проникновеннее поблагодарил старший комиссар свидетельницу, – вы даже и не представляете, как вы нам помогли. Теперь остаётся записать лишь адрес пани Корчинской. Пулавская… как дальше?

– Пулавская, 38. Постойте, – спохватилась пани Ханна, – а зачем вам они? Это все приличные люди, не преступники.

Роберт пришёл на помощь немного выдохшемуся начальству.

– А кто станет помогать полиции, как не порядочные люди? Ведь разыскиваем свидетелей, нам нужны свидетели, а порядочные люди непременно скажут правду. Когда разыскиваешь преступников – бандитов, взломщиков, мошенников – без свидетелей их не разыщешь. А свидетели могли видеть преступника, сами об этом не подозревая. Совершит негодяй преступление и идёт себе по улице, как порядочный человек, а они его видели в нужном месте и в определённое время. Для свидетеля это без надобности, а для нас бесценная помощь.

Пани Ханна прониклась сознанием своего гражданского долга настолько, что ещё раз по собственной инициативе описала во всех подробностях события злополучной пятницы, сообщила адреса и фамилии всех женщин, с которыми говорила о нотариусе, вспомнила, что дочь пани Корчинской зовут Моника и обещала никому не говорить о беседе с полицией. Прощаясь с полицейскими, испытала удовлетворённое чувство человека, облагодетельствовавшего своих ближних.

– Спятить можно, сколько тут Вероник! – вздохнул Бежан, выходя на улицу. – Неужели сейчас это такое популярное имя?

– Один адрес подходит, – в волнении заметил Роберт. – Той, что около сестры Мартинека живёт. Вот только фамилия не совпадает, ведь сестра Мартинека называла соседку Вероникой Банькович.

– А новый муж у неё Вонсик! Хотя нет, табличка с фамилией раньше там висела.

– Вышла за Вонсика и поселилась у него.

– Возможно. Как же осложняют дело вечные переселения людей, замужества, прописки. Но все равно у нас остаются две возможности.

– И две Вероники. Хотя… если у второй взрослая дочь, не может эта Вероника быть молодой.

– Опомнись, парень! – раздражённо заметил Бежан. – Предположим, взрослой дочери двадцать. Мамуля родила её в восемнадцать, так сколько ей сейчас? Всего тридцать восемь. Это ты называешь старостью? Самый расцвет! А когда шесть лет назад она охмуряла в Штатах Павляковского, была ещё моложе. Тридцать два года, разве это возраст?

Тут Роберт Гурский вспомнил самую красивую женщину, которую ему довелось видеть в своей жизни. Он тогда ещё работал в дорожной полиции. Остановил за превышение скорости водителя, этим водителем оказалась потрясающе молоденькая девушка. А по документам выяснилось – ей сорок семь. Вспомнив её, Роберт перестал рассуждать насчёт пожилых женщин.

– Итак, две Вероники знали о составлении завещания Вандой Паркер, третья Вероника замечена в Штатах, причём рядом с Павляковским. Для начала неплохо было хоть посмотреть на них, фамилию одной и адрес знаем, едем к Корчинской! Самое лучшее – сразу же и обыск у неё сделать, на всякий случай. Вдруг подвернутся перчатки…

– За это время сто раз успела выбросить.

– Время было, но чем черт не шутит, возможно, пренебрегла. Не чувствуя никакой опасности… Но вот вопрос, зачем этим Вероникам потребовалось убивать пани Паркер? Какая им от этого выгода?

– И не исключено, теперь одна из них делает попытки и Доротку прикончить, – осторожно напомнил Роберт.

– Не исключено, – согласился Бежан. – Смерть Доротки выгодна Павляковскому, а он у нас нигде не всплыл. Ладно, принимаемся за Вероник.

Отловить Веронику Корчинскую не составило труда. Женщина спокойно сидела дома и раскладывала пасьянс. Немолода, пятьдесят лет ей стукнуло, но выглядела моложе. Бежана с Робертом впустила после долгих переговоров через цепочку. В ходе беседы сразу же призналась во всем, несколько удивлённая, но отнюдь не испуганная. Да, пани Выстшик приходит к ней делать уборку в квартире, не уборщица – золото, такую теперь и не найдёшь. Несколько дней назад, может, и в пятницу, она действительно рассказывала о какой-то жутко богатой американской старушке, не только о своих перипетиях с наследством, да, присутствовала и её дочь, той же было интересно, мы ещё не привыкли к таким грандиозным наследствам, вот интересно, сколько съедят налоги… Да, потом у себя на работе она рассказала о старушке сотрудникам, но не все, так, просто упомянула, у неё такая работа, что не поболтаешь, она работает в справочной на Центральном вокзале, а там всегда в справочную стоит хвост из пассажиров, можно подумать, люди читать не умеют. Да, дочь у неё взрослая, двадцать восемь лет…

Зато Вероника Корчинская решительно отмеживалась и от Соединённых Штатов, а заодно и от Канады. Никогда в жизни не бывала по ту сторону Атлантики. И не будет, страх боится летать на самолётах. Никакого Павляковского никогда не знала, о Вуйчицких не слыхивала, и вообще в чем дело?

– Нет, не она, – пришёл к выводу Роберт Гурский, когда они с Бежаном покинули квартиру пани Корчинской. – И я бы не стал у неё искать перчатки, размер не тот.

– Надо Павляковского разыскать, – решил Бежан. – Узнал, что дочь стала богатой наследницей и пытается её прикончить, появился шанс разбогатеть. А старушку прикончили гарпии Вуйчицкие общими силами, он только на Доротку нацелился.

– На собственную дочь? – недоверчиво переспросил Роберт.

– То ли ещё бывает! – вздохнул Бежан. – Думаю, тебе тоже приходилось сталкиваться. А собственную дочь он и дочерью назвать не может, не виделись, никаких родственных чувств. Надо разыскать его. Непременно!

Вторая Вероника, некая Банькович-Вонсик, по-прежнему оставалась недоступной. Двери её квартиры, что прямо напротив квартиры сестры Мартинека, все время были заперты, на звонки никто не отвечал. Поскольку уже было поздно, расследование отложили до утра.

* * *

По словам приставленного к Доротке наблюдателя – а Бежану с громадным трудом удалось выпросить его у начальства, – утром какая-то машина сделала попытку сбить девушку. Доротка шла в магазин по заданию Сильвии, и, когда перешла мостовую и уже ступила на тротуар, за ней на полном ходу заскочил на пешеходную дорожку огромный белый «мерседес». Девушка спаслась чудом. И то лишь благодаря тому, что на тротуаре оказалась огромная лужа, которую задумавшаяся Доротка увидела в последний момент и невольно отпрянула, «мерседес» же разогнался и заскочил прямо в эту лужу, обдав девушку фонтаном грязной воды.

Наблюдатель знал своё дело, через пять минут «мерседес» нашли. Стоял себе спокойно у магазина на улице Голковской, двигатель был ещё горячий, но водителя в машине не было, торчали лишь ключи в замке зажигания. Не удалось найти свидетелей, которые бы видели, как припарковывался «мерседес» и как из него выходил водитель. Народу у магазина прорва, но на такие мелочи никто внимания не обратил. Найти хозяина машины было не так просто. Выяснилось, что он с восьми утра сидит в кабинете собственной фирмы на Балтийской и понятия не имеет об исчезновении со стоянки своей машины. Владелец «мерседеса» не успел огорчиться из-за угона машины, ибо ему тут же сообщили о её местонахождении. Охотно дал согласие на то, чтобы полиция осмотрела машину, она ему все равно сейчас не понадобится. А что касается ключиков, подумав, со стыдом признался – мог оставить в замке зажигания, потому что опаздывал на работу, клиент, очень важный клиент, уже ждал, он выскочил из машины и как сумасшедший погнал наверх, оставив машину на произвол судьбы. Ну, не совсем на произвол, ведь это же их служебная стоянка, за ней присматривают, и до сих пор никаких угонов не было.

Не так просто было упросить экспертов сделать лабораторные анализы следов, оставленных в «мерседесе» угонщиком, сейчас столько угоняют машин, что такими глупостями никто не занимается. Бежан настоял. «Мерседес» оттранспортировали к ближайшему отделению полиции, для чего была вызвана специальная платформа, ибо Бежан страшным криком по телефону запретил притрагиваться к «мерседесу», а тем более садиться в него. Ключи всю дорогу болтались в замке зажигания. Адась из лаборатории провёл экспертизу в пожарном порядке и с её результатами лично приехал к своему корешу Бежану. Через два часа злополучную машину доставили владельцу на служебную стоянку, тем самым чрезвычайно повысив у владельца уважение к полиции.

Захляпанная грязью из лужи, Доротка радовалась, что не отправилась за покупками в элегантном траурном одеянии, специально приготовленном на похороны крёстной бабули. Уже начала облачаться в него, но Сильвия торопила, вот Доротка и отправилась в наспех наброшенной куртке и резиновых сапогах, привыкших к уличной грязи. Даже не поняв, что на неё совершено очередное покушение, лишь огорчившись из-за того, что окатили грязью, девушка вернулась с покупками и облачилась в траур, ибо тётки настаивали, чтобы главная наследница первой шла за гробом Вандзи.

На поминки в два часа дня Бежан явился уже с результатами экспертизы. По дороге делился с коллегой восторгами по адресу золотого парня Адася, который согласился поработать после ночного дежурства и поработал на совесть. Служебную машину вёл сам Бежан, предоставив Роберту возможность по дороге ознакомиться с заключением эксперта и фотографиями, на которых обильно был представлен интерьер «мерседеса».

– Теперь нет необходимости выпрашивать опекунов для Доротки, – радовался Бежан.

Роберт тоже сиял, как медный грош, и поддакивал:

– Точно, теперь приставят к ней, и не одного. Перчатки те же самые, никаких сомнений! Надо же, не выбросил. Вот только бы нам до них добраться. Пока не выбросил. Хотя… будь я на его месте, пользовался бы перчатками какого друга-приятеля, даже крал их, когда требуются, а потом подбрасывал, и тебе пришлось бы искать меня до конца дней твоих.

– Перекрестись, или постучи по дереву, а то накаркаешь…

Тут они подъехали к дому на Йодловой, а Бежан так и не успел ознакомить подчинённого со всеми своими достижениями.

Нотариус появился минут через пять.

Визит в дом клиенток нотариус считал официальным, потому и согласился приехать в рабочее время. И вместе с тем ему очень хотелось своими глазами увидеть в сборе всю эту необычную семейку, ведь столько накручено вокруг оформленного им завещания! Сначала поочерёдно знакомился с Дороткой, с Фелицией, заочно с Войцеховским, потом с завещательницей, потом с полицией. Начал же с того, что вместе со всеми сел за стол помянуть усопшую.

– Говорят, нашу Вандзю кто-то убил, – начала Фелиция светский разговор. – Вот интересно, был ли убийца на похоронах?

– Если кто-то из нас, наверняка был, – саркастически заметила Меланья.

– Разве что ты, – огрызнулась Сильвия. – Уж не я, точно.

– Говорят, из трупа кровь течёт, если к нему приблизится убийца, – тактично поделился своими познаниями Мартинек.

– Ничего такого из гроба Вандзи не текло! – строго заявила Фелиция. – И постыдился бы, за столом…

– Ну что ты, – встала Меланья на защиту Мартинека, – очень аппетитная тема. И ещё можно поговорить о вурдалаках-упырях.

– Ты что, думаешь, Вандзя будет нам являться в качестве вурдалака? – заинтересовалась Сильвия.

– Вы разрешите? – поднялся Яцек и налил всем в рюмки водки. Наличие последней объяснялось наличием селёдочки. Как Фелиция, так и Сильвия были на этот счёт единодушны – к селёдочке идёт только чистая водка. И наверняка были правы.

– Я за рулём, – слабо запротестовал нотариус.

– Все за рулём! – утешил его Павел Дронжкевич. – А в случае необходимости вызовем такси. А такое гм… мероприятие нельзя же не отметить. Хотя для вас, пан нотариус, должно быть, дело привычное?

– Признаюсь, впервые предстоит зачитать завещание в столь непривычной обстановке, – признался нотариус.

– Тогда тем более надо пользоваться случаем, – посоветовала Меланья.

Севший рядом с Дороткой Роберт вполголоса пытался как-то подипломатичнее расспросить девушку об утреннем покушении. Та удивилась, откуда об этом стало известно? Пришлось соврать, что случайно полиция задержала пьяного водителя белого «мерседеса». Яцек, сидевший по другую сторону Доротки, сначала исподлобья поглядывал на этого настырного полицейского парня, но услышав, о чем шла речь, встревожился и тоже принялся расспрашивать девушку. А три её тётки полностью переключились на потусторонние темы. Меланья с Фелицией допытывались у Сильвии, не является ли ей Вандзя в виде приведения ночью, ведь в её комнате прикончили старушку.

– Является, – отвечала Сильвия, – но я её не боюсь. Ничего плохого я ей не делала, и даже проклятый лучок резала так, как она велела.

Мартинек заинтересовался:

– А в каком виде является? Что делает?

– В виде приведения. Появляется и воет, – отвечала Меланья за сестру.

– Ничего подобного! – возразила та. – Не воет, а стучит дверью. Пан капитан отобрал молоток, вот ей и остаётся стучать только дверью.

– Какой дверью? – поинтересовалась Фелиция.

– Балконной! – ответила Сильвия.

– И ты слышишь? – не поверила Фелиция. – Спишь, как убитая, откуда знаешь, что она дверью стучит?

– А вот и не как убитая! Услышала – дверь стучит. Ванда ли это или ветер – не знаю, мне вставать было лень, чтобы проверить.

– Простите, милые дамы! – вдруг бестактно прервал интересный разговор комиссар полиции. – Вы какими лекарствами пользуетесь?

– Пан интересуется в служебном или личном плане? – немедленно отозвалась Меланья.

– Да так, вообще…

– Дать аспиринчику? – спросила Фелиция. – Или что желудочное? А у Сильвии имеются лечебные травы.

– Хотите травки? – обрадовалась Сильвия. – Я мигом, только скажите, от чего.

– Ну ладно, – вынужден был признаться Бежан. – Вопрос официальный. Какие в доме хранятся лекарства? И имеются ли вообще?

– Лекарства, разумеется, найдутся, – ответила Меланья, – но мы пользуемся ими умеренно, и нет среди них такого, от чего можно помереть, если превысить норму. Но в принципе кое-что набралось, после болезни каждый раз остаются, так что в нашем доме вы, пан полицейский, имеете шанс обнаружить настоящую аптеку. Сильвия, скажем, пьёт травки, чтобы похудеть…

– …и помогают ей они, как мёртвому припарки, – не преминула добавить Фелиция.

– …а моя старшая сестра Фелиция пользовалась какой-то мазью от аллергии. Но это наружное средство, внутрь его не примешь. Но тоже осталось.

– А Меланья принимает сердечные препараты, – вставила свои три гроша Сильвия. – От аритмии. И давление снижают.

Нотариус с ужасом произнёс:

– Неужели, пан комиссар, вы полагаете…

– Я полагаю, – громко и твёрдо заявил Бежан, – что дамы должны обязательно запирать все двери в своём доме! Лучше уж потом вставить стекло, чем подвергать свою жизнь опасности. Речь идёт о слишком большой сумме, и меня удивляет ваше легкомыслие. Очередь за наследством может оказаться длинной, но когда-то она закончится. А больше я ничего не скажу.

– И нет необходимости, – холодно парировала Меланья. – Вы даёте понять, что Доротка постарается всех нас по очереди прикончить? Ведь она наша единственная наследница. И вы правы, очередь длинная, если убивать по одной, сначала унаследуют сестры, а она уже после нас. Но ведь пока сорок разбойников охотятся за ней, не за нами. Тогда что все это значит? Есть ещё наследники, какие-то дальние родственники, а мы ничего о них не знаем? Почему молчите?

Молчал Бежан потому, что все внимание уделил заливному на своей тарелке, вот и оглох. Сильвия удовлетворённо отметила такой интерес к её стряпне и вдруг, сорвавшись с места, опрометью кинулась в кухню – совсем позабыла про уток с яблоками в духовке. Доротка по её молчаливому кивку приступила к смене тарелок. Роберт принялся цитировать по памяти статьи из законодательства о наследовании. Яцек принялся откупоривать одну за другой бутылки вина. Мартинек что-то бормотал о готовности забить гвоздями намертво проклятую балконную дверь. У непривычного к порядкам в этом доме нотариуса волосы встали дыбом.

Никто из заинтересованных лиц не торопил его с прочтением завещания. Наоборот, его попытки приступить к исполнению своих обязанностей были решительно прерваны Фелицией. Приступить разрешили лишь после десерта – мороженого, взбитых сливок и, как всегда, непропеченного, но очень вкусного кекса. После десерта на стол въехали сыры и шампанское.

– Ну, все! – облегчённо вырвалось у Сильвии.

– Пожалуйста, пан нотариус, – произнёс комиссар полиции.

Нотариус поднялся и, расчистив место на столе, разложил документ, до сих пор пребывавший в портфеле под столом. Роберт Гурский максимально сконцентрировал внимание на Яцеке. Мартинека взял на себя Бежан.

«Я, нижеподписавшаяся Ванда Паркер, урождённая Роёк, гражданка Соединённых Штатов Америки, паспорт и так далее, – привычно торжественным голосом начал нотариус, – находясь в здравом и так далее, все принадлежащее мне состояние оставляю следующим лицам…

Нотариус понятия не имел, что воцарившаяся за столом тишина является совершенно уникальным явлением. Он ещё не узнал как следует трех сестёр и не отдавал себе отчёта в том, что они просто не в состоянии слушать кого-либо, не прерывая и не высказывая своего мнения об услышанном, причём мнения непременно противоречивого, никогда не совпадающего с мнением сестёр. Меланья изо всех сил сжала зубы, чтобы сдержать так и рвущиеся наружу ядовитые замечания, Фелиция молчала лишь потому, что ещё не решила для себя, действительно ли Вандзя при составлении завещания находилась в здравом уме, Сильвия с трудом удерживалась от того, чтобы не поторопить слишком уж медленно зачитывающего текст нотариуса. Мартинек весь превратился в слух, его интересовал размер оставленной Фелиции части, Доротка раздумывала, хватит ли оставленной ей суммы для приобретения квартиры. Яцек и Павел слушали просто с нормальным интересом.