Текст книги "Гарпии"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Но у сестры тоже есть телефон… – заикнулся было Мартинек.

– Нам лучше знать! – гаркнул офицер полиции. – Повторяю: немедленно возвращайтесь домой, по дороге никуда не заходя, и безотлучно сидите у телефона! Мы можем позвонить в любой момент. Телефон тоже не занимать! Чрезвычайное положение. Конечно, если вы предпочитаете побыть в камере предварительного заключения…

– Нет, нет, не предпочитаю, спасибо…

– В таком случае извольте выполнять наши распоряжения! Иначе мы вынуждены будем принять меры.

Бежан явно переборщил. Мартинек струхнул не на шутку.

– А в случае чего брата придушить?

– Что? – не понял комиссар.

– Мой брат вечно висит на телефоне.

– Сколько вашему брату лет?

– Семнадцать.

Комиссар сурово нахмурился.

– В таком случае сообщите ему о нашем распоряжении, взяв слово молчать. Скажите, – его гражданский долг воздержаться на этот вечер от болтовни по телефону. Не прикасаться к телефонной трубке, вам понятно?! Итак, немедленно домой и ждать наших распоряжений!

* * *

– Первый раз такого встречаю! – сказал Роберт Гурский, когда свидетель вышел из кабинета.

– С чего ты вдруг Перикла вспомнил? – полюбопытствовал начальник.

– Хотел убедиться, что он не полный кретин и хотя бы фамилии не перевирает. Оказывается, эрудированный парень, кое что помнит из древней истории.

– Твоё мнение о парне.

Роберт попытался связно изложить свои впечатления. Случай намного сложнее, чем с Яцеком. Там Роберт чувствовал полное доверие к парню, можно сказать – они с Яцеком одной крови. С Мартинеком все гораздо сложнее. Он сам по себе являлся если не проблемой, то во всяком случае загадкой.

Нечто неопределённое, не то безнадёжно глупое, не то ловкач себе на уме. А если даже и ловкач, то такой… добродушный, вряд ли опасный для окружающих, вряд ли хищник. Не лгал, это ясно. Настолько уверовал в собственную непогрешимость, что даже в голову ему не пришло как-то доказывать – он вне подозрений. Видимо, все сказанное им – правда. Роберт даже подумал: если бы такая правда грозила кому-то высшей мерой, парень ни на минуту не свернул бы с пути истины, не задумываясь, к чему могут привести его показания. Этот человек просто не в состоянии проявить заботу ни о ком в мире, кроме себя, любимого. Правильно охарактеризовала его панна Дорота, девушка неглупая.

Все эти соображения промелькнули в голове и сформулировались в коротком резюме:

– Он не лгал.

Бежан кивнул. Он пришёл к такому же мнению, а хотел знать, что думает Роберт. Все-таки разница в двенадцать лет сказывается, ассистент же с подозреваемым – представители одного поколения, им легче понять друг друга.

Итак, Мартинек говорил правду. И не важно по какой причине, по наивности ли, по глупости, или в силу горячего желания помочь органам правопорядка.

– Ладно, с ним пока все. Что ты собирался мне сказать о Доротке? Она тебе о чем-то сообщила?

Роберт в подробностях передал начальству излияния девушки, упомянув и кота, и проклятое манто. Бежан слушал внимательно.

– Так вот почему ты запретил ей выходить из дому! Правильно сделал. Надо пообщаться с тем спортсменом, завтра отправлю кого-нибудь из наших в «Легию». Знаешь, я уже сомневаюсь, – может, не следовало выпускать Мартинека?

– Ты его здорово напугал, он и не прикоснётся к телефонной трубке.

– Но брату расскажет, и родителям. А брата мы под домашний арест не посадили. Холера, и сейчас никого не найду, чтобы покараулил у его дома, и дома сестры.

– Так ты полагаешь…

– А ты нет?

– Основания имеются. Только вот мотива не вижу…

– Или эта самая Доротка что-то знает, о чем сама не знает, так часто случается, вдруг, что услышала от покойной, или все дело в деньгах, которые она наследует. Интересно, кто станет её наследником. Тётки?

Роберт Гурский закончил юридический и был подкованным молодым следователем.

– Дети, супруги, родители, близкие родственники – сестры, братья, именно в таком порядке, и дети всех перечисленных выше, – без запинки процитировал он. – Родственники во втором и третьем колене. Причём правило распространяется в обе стороны, состояние внука может наследовать дед.

– А кто имеется у панны Дороты? Ну, тётки, родные сестры её матери. Детей вроде ни у одной нет, но надо проверить. Далее: сестры, братья? Не родные, а, скажем, единокровные, может, у её отца появились ещё дети, или у матери были внебрачные, а мы о них ничего не знаем. Кстати, об отце Доротки тоже. Уж на что болтливые у девушки тётки, а об этом ни одна не пикнула.

– Гарпии-то они гарпии, но не станут же убивать племянницу ради денег? – вслух размышлял Роберт. – Хотя, и не такое случалось. Да нет, тут техническая сторона дела исключает их. Машины нет, а если под трамвай какая толкнула, то тётку девушка даже в толпе бы опознала. С камнем и вовсе все были дома, когда вернулась.

– Совсем не обязательно им лично этим заниматься, – рассудительно заметил Бежан. – Наняли платного убийцу, причём заранее, лишь только стало известно о приезде пани Ванды. Заметь, информацию о приезде богатой старушки тщательно скрывали от племянницы, чуть ли не до последнего держали в тайне, все три сговорились. Заговор! А когда узнали, что она одна получает в наследство втрое больше, чем каждая из них…

Роберту версия Бежана в общем понравилась.

– И ещё нельзя забывать о Павле Дронжкевиче, – напомнил он комиссару. – О наследстве он тоже узнал в пятницу, но о богатой старухе мог знать и раньше. А если женится на Меланье, станет богатым. Ага, но в таком случае, – встревожился вдруг аспирант, додумав до этого места, – в таком случае родной дом для Доротки становится опасен, могут и её прикончить, как перед этим пани Ванду. Не за Мартинеком надо проследить, а за нею!

– Не думаю, – возразил Бежан, хотя и не очень уверенно. – Все покушения на девушку происходят вне дома. Бабы не глупы, не могут не понимать, что вторая смерть в доме им даром не пройдёт. Все-таки дождутся, когда племянница из дома выйдет. Если, конечно, покушаются на её жизнь. А мы с тобой пока не располагаем достоверными данными, что это действительно попытки убить девушку, а не простое стечение обстоятельств, что вполне возможно. Бывают такие чёрные полосы в жизни человека. Так что в любом случае нам надо как можно скорее проверить обе версии. И это ещё не все. Остаётся множество непроверенных людей, которые могли разболтать кому попало о наследстве богатой американки. Хотя бы сотрудники нотариальной конторы, клиенты, которые случайно там оказались, да мало ли кто ещё!

– Ладно, тогда не станем терять время. За кого принимаемся, за Дронжкевича или сестру Мартинека?

– Уже поздно. Эх, жаль, не узнал, есть у сестры дети… В таком случае, ты возьми на себя Дронжкевича, а я нотариуса. С ним и дома можно побеседовать.

У жены комиссара Бежана сегодня опять было дежурство, а у аспиранта Роберта Гурского пока жены и вовсе не было, так что их ничто не связывало, и можно было заполночь продолжать расследование.

* * *

Меж тем на улице Йодловой в доме №25 его обитательницы тоже не скучали.

Багаж крёстной бабули не только занимал много места и лишил жилплощади Сильвию с Дороткой. Он ещё и вызывал большой интерес. Уже поверхностные раскопки показали, что во фрахте таится пропасть необыкновенных вещей: бальные платья, совершенно не надёванные, нарядные туфельки, высоченные каблуки которых украшали алмазики, норковые и песцовые палантины, немного покоробившиеся веера и очень длинные бальные перчатки, истекающие золотом кофейные фарфоровые сервизы, разобранный на составные части старинный секретер, мужской фрак, раковины южных морей и прочее, и прочее.

Разобрать полностью багаж старушки хотелось всем четверым, но больше всех настаивала на этом Сильвия. Кроме любопытства, ею двигало естественное желание обрести наконец свою постель. То, что на ней испустила дух Вандзя, Сильвию совсем не отпугивало. Тётку ненавязчиво поддерживала Дорота, мечтавшая унаследовать после неё чуланчик.

Иногда раскопки делали большой шаг вперёд, например, когда один из ящиков не стали распаковывать убедившись, что в нем находятся одни альбомы с фотографиями. Его сразу, по распоряжению Фелиции, снесли в её комнату, где она собиралась на досуге не торопясь просмотреть фамильные фотографии. Тяжёлый ящик несли Доротка с Меланьей, Фелиция, пыхтя, семенила рядом, распоряжалась и ругала Ванду за то, что не догадалась повынимать фотографии, тогда не нужно было бы такую тяжесть пересылать за океан. Ладно, сама стара и глупа, так Антось мог посоветовать. И чем только они там думали?

В следующем ящике оказались тотемы американских индейцев. Развернув множество слоёв папирусной бумаги, Фелиция извлекла один, потрясённая, долго рассматривала, потом выдала заключение:

– Ничего, есть на что посмотреть. Вот только куда такое поставить? Ладно, пусть пока полежит в ящике, потом придумаем.

– А это тоже украшение индейцев? – вертела Сильвия в руках бальную накидку из страусовых перьев. – Не могла же Вандзя такое носить. Может, метёлочка для обметания пыли?

Доротка занялась бальными платьями, завалившими её кровать.

– Куда их девать? Не знаете, им обязательно нужно висеть, или можно сложить? Жалко выбрасывать, совсем новенькие.

– Сложи обратно в коробку, – приказала Фелиция. – Ничего с ними не сделается, ещё полежат. Надеюсь, бриллианты на каблуках не настоящие? И как она могла на таких ходулях бегать?

– Могла, ты же сама видела – всю дорогу на высоких каблуках.

– Ах, какой халатик! – в восторге вскричала Сильвия. – Послушайте, можно я его себе возьму, а? Такой широкий, что на меня налезет.

Остальные женщины обернулись, разглядывая Сильвию, завернувшуюся в совершенно невероятный халат. С одной стороны пурпурно-золотой, с изнанки он переливался золотом в голубых и зелёных тонах, и был каких-то невероятных размеров, метров сто материи пошло на него, не меньше. Доротка молча любовалась захватывающим зрелищем, Фелиция с Меланьей обозревали сестру критически.

– Не халат это, а накидка на слона, – высказала предположение Меланья. – Какого-нибудь магараджи…

– Ладно, бери, – неохотно согласилась Фелиция, – только, Бога ради, не показывайся в нем на глаза посторонним, человека кондрашка хватит.

Под слоновьей накидкой обнаружились ещё два альбома с фотографиями, и это обстоятельство вызвало перерыв в раскопках. Фелиция решила просмотреть их немедленно, обе сестры спустились с нею, воспользовавшись случаем передохнуть. Доротке дали распоряжение по возможности навести в комнате порядок, как – её дело.

Доротка, оставшись одна, немедленно поволокла на чердак один ящик за другим, сопя и пыхтя, потому что затолкать что-либо на чердак было тоже не просто. Часть твёрдых предметов удалось засунуть под кровать Сильвии, посуду девушка перетащила в кухню и порассовала по шкафам на свободные места. Пустые коробки она вынесла к мусорному баку, деревянные же ящики присовокупила к кучам хвороста, сложенным в садике за домом.

Очень довольная тем, что в комнате стало просторней, присела отдохнуть, но тут её громко позвали снизу: тётки желали чаю. А ведь ещё не мешало бы подмести лестницу и убрать с неё остатки упаковки. Устала сегодня, но зато не придётся этим заниматься завтра. Тут же вспомнила – завтра как раз приходит делать уборку пани Стефча. Вот и чудесно, пусть все так до завтра и остаётся.

Доротка спустилась вниз. В гостиной, ясное дело, гремела дискуссия. Доротку выгнали в кухню и велела заняться чаем.

– Ты и должна прекрасно помнить, ведь у нас есть точно такое же фото, ты его тысячу раз видела, – твердила Сильвия старшей сестре. – Чтобы этого не помнить уж и не знаю какой нужно быть склеротичкой! И вот тоже наша семья, смотрите, смотрите: папочка, мамочка, этот, как его… Войцеховский и Вандзя! От нас получила!

Фелиции надо было на чем-то отыграться и она схватила другой снимок.

– Может, скажешь, что и эту фотографию тоже от нас получила? – насмешливо спросила она. – А ведь она сделана всего десять лет назад. Вот, написано! И в Америке щёлкнули. А вот этого типа я знаю.

– Какого типа? – заинтересовалась Меланья.

– Да вот этого, что рядом с Вандзей стоит.

– Покажи… Езус-Мария! Доротка, дай лупу!

Доротка только что принесла чай и собиралась присесть, передохнуть. Как же, передохнешь с ними!

Девушка отыскала лупу, предусмотрительно вытащила из ящика письменного стола ещё одну, филателистическую, и зажав обе в руке, наконец села за стол.

Все три тётки зависли над фотографией, сталкиваясь лбами.

– И мне его личность знакома. Кто это может быть?

– О, вот он ещё на одном снимке. Видите, рядом с кактусом стоит.

– Дай посмотреть. Доротка, лупу!

Доротка сунула Фелиции большую лупу.

– Дай и мне посмотреть!

– Не выдирай лупу. В доме должна быть ещё одна.

Не поднимаясь со стула, Доротка сунула Меланье вторую лупу.

– Да, тот самый, – констатировала Сильвия. – А раз я его знаю, вы должны знать тем более.

– Ну-ка, погодите! – вскричала вдруг Меланья. – Надо бы взглянуть на наши альбомы. Не очень старые. Доротка…

Доротка помнила, где хранятся альбомы с фамильными фотографиями. И сладким, как мёд, голосом – в конце концов, должны же и к ней перейти какие-то фамильные гены по женской линии – ехидно поинтересовалась:

– Тётя Фелиция, ты разрешишь поискать в твоей комнате?

До Фелиции не сразу дошло. Она продолжала возмущённо выкрикивать:

– Если у них был там какой-то наш знакомый, почему тогда они с Войцеховским столько времени нас разыскивали? Фотография десятилетней давности… Этот знакомый прекрасно знал, где мы проживаем, раз мы все его помним, только пока не вспомнили, кто он такой. Не мог же умереть… Ты чего хочешь? Что за манера перебивать старших!

– Я только попросила разрешения поискать в твоей комнате альбомы с фотографиями, не очень старыми.

– Ну, так и знала! Эта склеротичка затащила их к себе в берлогу, теперь фиг найдёшь! – рассердилась Меланья.

– Люблю иногда на досуге рассматривать фотографии, – пояснила Фелиция. – А копаться в своих вещах никому не позволю.

– Раз так, иди и принеси сама!

Фелиция неторопливо, с достоинством удалилась к себе, ещё по дороге стараясь вспомнить, куда она могла засунуть альбомы. Кажется, и в самом деле начала их перед сном просматривать, да заснула.

Обычно в таких случаях и книги, и альбомы выскальзывали из её рук и заваливались под кровать. Скорее всего, и этот там валяется. Альбом с фотографиями, благодаря своему формату, удалось сразу же выискать в куче скопившихся под кроватью книг.

Пока Фелиция разыскивала у себя альбом, Меланья в гостиной, как-то странно взглянув на Доротку, поинтересовалась:

– Там, наверху ты навела полный порядок?

– В принципе да, только заметать не стала. А так все прибрала.

– Мой халат… он где? – встревожилась Сильвия.

– Его я прятать не стала, лежит на тётиной кровати.

– А почему не замела? – хотела знать Меланья.

– Потому что завтра все равно приходит Стефча, а я сегодня очень устала. И вы снизу кричали, чай требовали.

– А я уже сегодня смогу спать на моей кровати? – не унималась Сильвия. – Так я сразу бы и переехала. В чулане мне тесно.

– Нет, пойди и хотя бы в комнате окончательно прибери, лестницу можешь оставить Стефче.

Доротка уже собиралась отбиваться, очень она устала сегодня, а завтра Стефча приберёт, Мартинек может ей помочь, но вдруг сообразила: в конце концов, не так уж много там работы, а уже сегодня появляется шанс занять чуланчик. Да, надо занять его именно сегодня, сразу после того, как Сильвия освободит помещение, не то Фелиция непременно успеет набить его новым барахлом, и тогда прощай мечты о собственном уголке.

– Вот, подавись! – швырнула Фелиция альбом на стол перед Меланьей. Та принялась просматривать его только после того, как убедилась, что Доротка отправилась наверх, выполнять её поручение.

Сестры с некоторым удивлением следили за Меланьей, которая искала фотографии с явным волнением.

– Ну, вот она! – с торжеством произнесла Меланья. – Память у вас, коровы!

– Ты что как с цепи сорвалась? – прикрикнула на неё старшая сестра. – В чем дело? О, Езус-Мария! Дайте лупу!

– Тихо, не то Доротка услышит, – прошипела Меланья.

– Что вы там нашли? – заинтересовалась Сильвия. – Покажите!

Схватив вторую лупу, Сильвия вырвала альбом у Фелиции и тоже взглянула на фотографию.

– Но ведь это же… это же Анджей, её отец! – не веря своим глазам пробормотала она.

– Тихо! – прошипела снова Меланья.

– Почему тихо? Она же знает, что у неё был отец. И сто раз видела его фотографию.

– Но не знает пока, что её отец десять лет назад был в Америке. И наверняка был знаком с Вандой, иначе не стоял бы в кактусах рядом с незнакомой бабой, вежливо поддерживая её под руку. Ванда уже тогда была в таком возрасте, что ухаживание можно исключить.

– Дай-ка ещё взглянуть…

Какое-то время три сестры в молчании сравнивали снимок десятилетней давности с той фотографией, которая хранилась в их альбоме и насчитывала двадцать три года, столько, сколько было Доротке. Сомнений не осталось, это один и тот же человек, только на американском снимке он немного старше. И на американской фотографии он снят в обществе Вандзи Ройкувны, а на их – рядом с их умершей сестрой Кристиной, матерью Доротки.

Придя к такому выводу, положили наконец фотографии и уставились друг на дружку, пока ещё не зная, о чем данный факт свидетельствует.

– Помню, Анджей ужасно не любил фотографироваться, – вдруг скачала Сильвия. – За то короткое время, что они с Кристиной были вместе, или старался сам фотографировать, потому на других фото его и нет, или поворачивался спиной, вот как на этом.

– А это я сама его щёлкнула, неожиданно для него, – вспомнила Фелиция. – Еле успел отвернуться, потому и вышел размазанный.

Меланья торжествовала.

– Я, это я его опознала! Вы без меня и не сообразили бы. Значит, он там был, значит, Вандзя его знала. Надо это скрыть от Доротки.

Последнюю фразу услышала спускавшаяся с лестницы Доротка и замерла. Возмущённо подумала – ну что за люди! Опять что-то замышляют, опять стараются скрыть от неё вещи, наверняка важные. И вспомнила свои же слова, сказанные нотариусу – надо было бы давно подслушивать, о чем они шепчутся, а от неё скрывают. Ладно, раньше не подслушивала, теперь уже ничего не поделаешь, упущено, но вот сейчас станет подслушивать, чтобы опять не застали её врасплох! И девушка замерла в прихожей, хотя очень неудобно было держать огромный ворох бумаги, верёвок, целлофановых пакетов и прочего упаковочного мусора.

– А зачем от неё скрывать? – возразила Фелиция исключительно ради того, чтобы пойти наперекор Меланье. – И какое это вообще имеет значение? Ну, был он там десять лет назад и что? Небось, уже нет. А если и остался, что такого? Помните, ещё тогда все знали, что собирается махнуть в Штаты.

– К Вандзе?

– Да не знал он Вандзи! Когда Кристину крестили, Анджея ещё на свете не было.

– Я тоже ничего не понимаю, – недовольно призналась Сильвия. – Ну и что такого, что Анджей был там? Каждый имеет право уехать, куда хочет. Ну, постарел немного, но ещё мужчина в самом соку, не старик, силы есть, почему не поехать? И почему это скрывать от Доротки? Она по отцу не тоскует, даже не вспоминает о нем, считает, наверное, что он давно помер.

– Но это же её отец!

– Отец, который её ни разу не видел! И взаимно. Да может, его уже и нет на свете. Почему же скрывать? Думаешь, с ней истерика случится? Ведь эти наши фотографии с отцом она много раз видела.

Доротка догадалась – речь идёт о её родителях. Она тоже не понимала, почему от неё надо такое скрывать, почему ей нельзя показывать какую-то фотографию её отца. Девушка знала о нем все. Знала печальную историю матери, внезапно увлёкшейся парнем, которого её сестры не одобряли, знала, что они так и не оформили их связь, и давно с этим смирилась. Отец признал дочь и позволил записать на свою фамилию, и на этом его заботы о дочке закончились. Доротка не знала, как воспринимала её мать такие отношения, ей же вполне достаточно было и того, что есть нормальная метрика, в которой фигурируют все требуемые данные и которая не осложняет ей жизнь. Возможно, девушка, став старше, даже испытывала нечто вроде понимания, ведь если мать была хоть немного похожа на своих сестёр, то неудивительно, что отец не спешил сочетаться с ней законным браком. И лучше уж иметь отца неизвестного, чем спятившего от семейной жизни, а это могло с ним случиться.

– Ну и глупые же у меня сестры – сил нет! – раздражённо кричала Меланья, позабыв о конспирации. – Неужели знакомство Анджея с Вандзей вам ни о чем не говорит?

– О чем оно должно нам говорить? – удивилась Сильвия.

– Пока ещё сама не знаю, надо подумать, но уверена – о чем-то говорит. Далекоидущем…

– Так уж сразу и далекоидущем! – скривилась Фелиция. – Все зависит от того, какого рода было их знакомство. Может, один раз случайно оказались на пикнике, организованном какими-нибудь общими знакомыми, поляками-земляками. Ведь обе американские фотографии, которые кажутся тебе такими далекоидущими, сделаны в один и тот же день на одном и том же месте. Видишь, одинаковые кактусы? Может, они с Вандой и словом не перекинулись.

– Разуй глаза, слепая команда! Он с ней рядом стоит! Под ручку её держит!

– Любой джентльмен возьмёт старушку под руку. А никто из вас, надеюсь, не возразит, что Анджей был хорошо воспитан.

Сильвия упорно ничего не понимала, ни о чем не догадывалась.

– Да если бы даже и знал её, что с того? – удивлялась она.

– Ну кретинки, ну кретинки! – уже орала Меланья на весь дом, Доротка и наверху бы услышала. – Десять лет назад они были знакомы, а спустя пять лет она уже не могла его разыскать?

– Америка большая. Исчез из поля её зрения, – предположила Фелиция.

– Уехал и не оставил адреса, – предположила Сильвия.

– А до Ванды не дошло, что фамилия Доротки – Павляковская?!

Тут уж до сестёр дошло, и –Доротка на лестнице тоже заинтересовалась. Действительно, в этом что-то есть…

– Сначала Вандзя разыскивала не Павляковскую Доротку, а Кристину, – не очень уверенно возразила Фелиция.

– А Анджей не мог ей сказать, что Кристина умерла? Ведь он об этом прекрасно знал. На похоронах был.

– Ну, тогда я не знаю, – сдалась Фелиция. – Говори, что тебе приходит в голову? Анджей знал Вандзю, Вандзя была знакома с Анджеем и что? Из-за этого мы теперь должны повеситься или дом поджечь?

– Нет, – ответила Меланья сразу успокаиваясь. – Нет, должны сделать выводы.

– Только не я! – сразу отмежевалась Сильвия.

– А мы такого от тебя и не ждём. Прежде всего, не говорите Доротке…

– Да перестаньте вы! – сказала Доротка, входя в гостиную. – Я уже давно стою под дверью и слушаю, хотя вас на всей улице слышно, не обязательно подслушивать. И не понимаю, почему не следует мне говорить об этом. Прекрасно же знаете, что по поводу отца я не испытываю никаких комплексов. Совсем его не знаю, кажется, был порядочный человек, не проходимец какой-нибудь. Нет у меня к нему и претензий насчёт того, что не взял меня к себе. Ведь не исключено, он женился, а мне ещё не хватало мачехи-мегеры, может, давно сжила бы меня со свету. Так что, если надо подумать над проблемой, пожалуйста, я тоже могу. Итак, выяснилось, мой отец знал крёстную бабулю в Штатах. В Штаты каждый имеет право поехать, у каждого есть, вернее, была возможность встретиться там с бабулей. И что?

Тётки, онемев от неожиданности, молча уставились на такую новую, такую деловую Доротку, к тому же согнувшуюся под тяжестью упаковочного мусора.

– Ишь, нашлась мыслительница, – проворчала Меланья, первой приходя в себя. Но на этом её ирония выдохлась, больше она ничего не добавила.

– И что? – подхватила Сильвия. – До чего ты додумалась?

– Чаю хочется! – закончила Фелиция.

Чай – дело обычное, Доротка привыкла к этой обязанности и в данном случае тоже не протестовала. Вот только обе руки заняты… Автоматически сложив на колени Меланье всю кучу мусора, причём Меланья так же автоматически обхватила его обеими руками, Доротка повернулась и ушла в кухню.

Меланья опомнилась.

– Она что, спятила? Чего это мне мусор сунула?

– Чтобы ты вынесла его на помойку, – предположила Фелиция.

Меланья в ярости раскрыла рот, чтобы призвать к порядку эту обнаглевшую племянницу, но раздумала. Сердито фыркнув, она вышла из дому с охапкой мусора. В конце концов, ей сунули мусор приличный, не вонючий и не липкий, ладно, так уж и быть.

Дождь уже прекратился, но дул сильный ветер и в воздухе чувствовалась промозглая сырость. Неприятная погодка! Меланья бегом пробежала по дорожке к калитке, где стоял мусорный бак, бросила в него свою ношу и бегом вернулась к дому. Горела лишь лампа над входной дверью, освещая вход и дорожку к калитке, весь остальной участок был погружён во тьму. И все же Меланье вдруг показалось, что перед освещённым окном гостиной что-то шевельнулось. Притормозив у двери, Меланья всмотрелась внимательней, даже сделала шаг назад. Штора в окне была задёрнута, оставалась лишь узкая щель яркого света, в которой и мелькнула чья-то тень. Нет, наверное показалось, ничего там не шевелится. Меланья минуту подождала, холод пробирал до костей, ведь выскочила, как была, в халате.

И все-таки сделала назад ещё два шага. И в этот момент кто-то прильнувший к стене дома отскочил в темноту и свернул за угол. Меланья не стала поднимать крик, опрометью кинулась в дом и нажала за вешалкой на выключатели ламп наружного света. При этом с вешалки на неё свалилось её собственное манто, кем-то просто наброшенное на другие пальто. Когда, накинув его, она выскочила в садик, там уже никого не было.

– Холера! – раздражённо буркнула она, повыключала яркие лампы, оставив лишь одну над входной дверью, попыталась повесить шубку, обнаружила, что у неё оторвана вешалка и вернулась в гостиную.

Ни Доротка в кухне, занятая заваркой чая, ни Сильвия с Фелицией, занятые обсуждением насущной проблемы в гостиной, не заметили яркого света за окнами.

– Меланья в чем-то права, – рассуждала Фелиция. – Если Вандзя была знакома с Анджеем, что-то же она должна была знать. Жаль, раньше не знали, теперь уж её не расспросишь.

– А что если расспросить Войцеховского? – предложила Сильвия и зевнула во весь рот. – Ну, я пошла спать, пусть Доротка принесёт мне чай наверх. А вы можете позвонить ему и прямо спросить.

– Разорюсь я на этих международных разговорах!

– Вандзя заплатит, – сухо напомнила Меланья, усаживаясь за стол. – Ведь ты же получишь наследство.

– Ты тоже.

– Можем заплатить все поровну. А Сильвия права, давай позвоним Антосю, что нам стоит? Надо же все выяснить.

– Звони, кто тебе мешает.

Тут вошла Доротка с чаем. И сразу услышала два распоряжения:

Меланья:

– Принцесса, извольте позвонить Войцеховскому.

Фелиция:

– Отнеси наверх чай для Сильвии.

У Доротки не было сил ссориться с тётками.

Этот кошмарно длинный день оказался для неё очень тяжёлым. Девушка поставила поднос на стол и молча взглянула на Фелицию. Не выдержав её укоризненного взгляда, тётка сдалась:

– Ну ладно, сначала Сильвия, потом Войцеховский, ведь с ним дело может затянуться.

– А если она ещё чего попросит, скажи, что занята, – прибавила Меланья.

Сильвия, разумеется, попросила. Правда, постельное бельё после Ванды она сменила сама, но забыла внизу книжку. Никакого сомнения – читать её она все равно не будет, заснёт сразу же, как голова коснётся подушки, но тем не менее потребовала книгу принести. И кое-что из нижней ванной, зубную щётку с пастой непременно, да ещё крем для лица. И куда-то задевался дополнительный плед.

Плед Доротка молча извлекла из-под одежды, наваленной на её кровати, а что касается остальных просьб, то оставила их без внимания.

Внизу Меланья встретила её упрёками:

– Копаешься ты по-страшному! Удивляюсь, что на работе как-то справляешься. А ещё Мартинека ругаешь за медлительность. Давай-ка быстрее садись и вызванивай Войцеховского!

Доротка так же угрюмо принялась дозваниваться до Войцеховского. Рот раскрыла лишь для того, чтобы, услышав мужской голос по ту сторону трубки, спросить, он ли у телефона. Меланья вырвала у неё трубку из рук. Фелиция поспешила в свою комнату, чтобы взять трубку параллельного телефона и тоже участвовать в беседе. Доротка имела возможность подключиться к ней, подняв трубку в комнате Меланьи, но возможностью не воспользовалась. Села за стол и взяла в руки свой стакан с чаем, надеясь на минутку покоя.

Войцеховский был чрезвычайно удивлён, услышав о знакомстве Вандзи с Анджеем Павляковским.

– Нет, я ничего об этом не знал. К тому же фамилия… Павляковский! Когда я сообщил Вандзе, что фамилия Доротки Павляковская, у Ванды никаких ассоциаций не возникло. Нет, точно, эта фамилия ей ни о чем не напоминала. А что за снимок, где сделана фотография?

– Точно мы не знаем, но наверняка у вас, в Америке. Может, переснять и выслать вам копию?

– Нет, высылайте факсом! Там скорее придёт. Знаете, вы меня удивили. Господи, сколько же я тогда намучился, устанавливая фамилию дочери покойной пани Кристины!

– Но фотография цветная…

– Ну и что? У меня факс цветной. Разумеется, Вандзя могла знать людей, о которых я и понятия не имел, конечно, все это были поляки, с американцами она мало общалась, но это было давно. В последние годы она редко с кем встречалась, ведь большинство польских эмигрантов перемёрло, а молодые уже стали американцами. Вот Вандзя и почувствовала себя одинокой. Не исключаю того, что пан Павляковский даже мог гостить у неё десять лет назад. Когда пришлёте фотографию, я тут порасспрашиваю людей. Признаюсь, после отъезда Ванды у меня такое ощущение, что абсолютно нечего делать…

Положив трубку, Меланья рассмеялась:

– Нет, он просто трогательный! Яснее не выразить, как же его наша Вандзя достала.

Вернувшаяся в гостиную Фелиция поинтересовалась:

– У него-то факс цветной, а где ты думаешь цветной разыскать?

– При чем тут я? Пусть Доротка похлопочет. В крайнем случае подключим Мартинека, молодёжь такими вещами интересуется.

– А у тебя в редакции нет такого?

– Есть, но я бы не хотела, чтобы у меня в редакции знали…

– Да пусть знают, что тут такого, зато бесплатно!

– Тебе главное – бесплатно. А мне придётся вдаваться в объяснения с коллегами.

– Понятно! – обрадовалась Фелиция. – Подозреваешь своего обожаемого Павлика?

– Дура ты, что ещё сказать?

Доротка сидела по-прежнему молча, удовлетворённо прислушиваясь к ссоре тёток. Сообразив, что она тоже лицо заинтересованное, бесцеремонно прервала их ссору, заметив равнодушно:

– Полиция. У них наверняка есть цветной факс. Полагаю, они обрадуются вашему открытию, наконец что-то новенькое. А о результатах узнаем от Войцеховского.

Затормозившие на всем скаку тётки молча смотрели на племянницу, потом переглянулись.