Текст книги "Гарпии"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Похороним её там, где проще всего оформить. Ну вот, опять дубасит. Не слышите, что ли? Да нет, в калитку!

В калитку дубасил Эдик Бежан, отчаявшись культурно дозвониться. Он ведь не мог знать, что Фелиция света над калиткой не зажгла, позабыла – такой уж сегодня суматошный день, а в темноте полицейский звонка не нащупал. С крыльца поинтересовались – «кто?», от калитки крикнули – «полиция», и старшего комиссара впустили без проволочки. Полицию в доме уже ждали, хотя Меланья и не преминула уколоть старшую сестру:

– Надо было вызвать какого-нибудь молодого идиота, а не умного доктора Малика. Молодой бы не моргнув глазом выписал справку о кончине старухи, для него восемьдесят лет – такая древность, что смешно и сомневаться в причине смерти.

Эдик Бежан вошёл в гостиную, представился, сел за стол и согласился выпить стакан чаю. В главах безутешных родственников покойной опытный полицейский узрел целый океан любопытства и крошечную песчинку тревоги. Так и должно быть – полное отсутствие беспокойства показалось бы полицейскому подозрительным, Эдик Бежан был не только опытным полицейским комиссаром, не только умным человеком, он был ещё человеком хорошо воспитанным.

– Возможно, мой приход некстати, – начал он с приличествующей случаю дозой соболезнования в голосе, – и мне следовало бы явиться попозже, когда у нас уже будут результаты вскрытия, но поскольку правила требуют составления протокола, вот я и подумал – пообщаться для начала в неофициальной обстановке, без протокола, если, разумеется, пани не против и располагают временем…

– Располагаем! – не очень учтиво перебила Фелиция представителя следственных органов. – И как раз обсуждаем это… это прискорбное событие. Так что подключайтесь…

– Очень, очень мило! – обрадовался Эдик Бежан, украдкой рассматривая сидящих за столом. – Ведь так важно узнать о несчастье с человеком от его близких. Расскажите, пожалуйста, что произошло. Откуда вообще в вашем доме появилась гражданка Соединённых Штатов?

Опытный следователь уже понял, что сидящие за столом бабы – родственницы. Самой старшей по виду лет семьдесят, она энергична и самоуверенна. Следующая по возрастному признаку наверняка её сестра, блондинка, очень полная, ей за пятьдесят, а если бы хоть немного постаралась, могла бы и за сорокалетнюю сойти. Третья, видимо, также сестра, в возрасте между сорока и пятьюдесятью, очень интересная женщина и несомненно умна, по лицу видно. Четвёртая – девушка лет двадцати – относилась уже к следующему поколению. Она была явно расстроена и недавно плакала. Тёмные пышные волосы, видимо, обычно собранные в пышный пучок, рассыпались по плечам в беспорядке, что отнюдь не портило её внешности. Очень красивая девушка. Да и остальные женщины по всей вероятности в молодости были красивы, они и сейчас ещё ничего. Единственный представитель сильного пола, молодой человек среднего роста, худощавый, с приятным лицом, не отмеченным печатью гения, тем не менее производил впечатление добродушного и честного малого.

Вопрос с американской гражданкой прояснила старшая из женщин, жестом и строгим взглядом утихомирив уже раскрывших рты сестёр. Да, они сестры, комиссар больше в этом не сомневался.

Рассказав о том, каким образом Ванда Паркер оказалась в их доме, Фелиция добавила:

– Так как пан из полиции, полагаю, имеет смысл показать вам письмо, полученное нами от поверенного Ванды. Где письмо Войцеховского? – Фелиция вопросительно глянула на сестёр.

Те молчали. Отозвалась Доротка:

– Вчера ночью вы его держали в руках, тётя.

Глаза Фелиции гневно сверкнула.

– И что я с ним сделала?

Доротка тоже придерживалась мнения, что письмо Войцеховского очень неплохо предъявить полиции: это избавит их от лишних пояснений и явится свидетельством того, что они говорят правду. Ведь полиции нужна правда и только правда. Вот только куда тётка умудрилась его опять задевать? Последний раз она держала конверт с письмом в руках, когда они дозванивались до Нью-Йорка. Потом тётка выгнала её из гостиной, а сама начала говорить с Войцеховским. И руки у неё были свободны, Доротка помнит, как Фелиция одной рукой взяла трубку, а другой придвинула аппарат. Никуда не выходила, от телефона не удалялась.

Сосредоточенно нахмурившись, Доротка подошла к маленькому столику у окна, на котором стоял телефонный аппарат, просмотрела лежавшие рядом бумаги, нагнулась к телефонным книгам, что стояли на полочке под столом, выпрямилась, огляделась и извлекла письмо Войцеховского из-за ближайшего цветочного горшка на подоконнике. Все так же молча подала конверт полицейскому.

– А, значит я его положила туда! – обрадовалась Фелиция. – Что значит положить на место! Хорошо, что ты запомнила.

– Ну и… – выжидающе произнёс полицейский, когда закончил чтение и получил очень важную информацию для размышлений.

Долго ждать ему не пришлось. Ответы посыпались градом.

– Ну и в самом деле – приехала, – с непонятной претензией подтвердила Меланья. – И постаралась максимально насладиться семейной обстановкой, вернее, атмосферой, так, кажется, она говорила. Только вот для нас это было несколько, я бы сказала, утомительно…

– Дубасила! – проникновенно информировал полицию Мартинек.

– Столько ей всего хотелось – голова шла кругом! – пожаловалась Фелиция. – И за все приходилось платить нам, хотя нотариус уверял, что она сама в состоянии…

– Так ведь вчера всем это доказала! – почему-то обиженно возразила Сильвия. – При всех, мы своими глазами увидели…

– Почему только нотариус? И вроде бы Антось тоже подтвердил – она богата? – язвительно допытывалась Меланья у старшей сестры, позабыв о присутствующем за столом полицейском. – Интересно, что о первом разговоре с Войцеховским я почему-то не слышала. Выходит, ты знала – есть что отмечать? Такой ужин отгрохали…

– Что же вы отмечали, уважаемые пани? – не упустил шанса полицейский.

Ответила ему Доротка. Фелиция с Меланьей целиком и полностью переключились друг на друга воодушевляемые редкими, но меткими комментариями Сильвии. В перепалке сестёр то и дело упоминалась неизвестная пока полиции личность по имени Павел. Реплики источали столько яда, что казалось, насквозь прожигали пол. Бежан навострил уши и пытался не упустить ни словечка из того, что говорилось за столом, хотя делал вид, что слушает одну Доротку.

– Видите ли, – говорила Доротка, – вчера крёстная бабушка посетила нотариальную контору, чтобы составить завещание, а потом вернулась с шампанским и велела отметить это событие.

– Ужин был – экстра-класс! – проникновенно информировал полицию Мартинек.

– И за столом она сказала, что мы все стали её наследницами, – как-то печально и равнодушно продолжала Доротка, – но она была такая довольная, так радовалась, я даже подумала – не из-за того ли, что немного злоупотребила шампанским…

– А старушка хлопала бокал за бокалом! – уважительно подтвердил Мартинек.

– …и показала нам драгоценности! – подключилась к ним Сильвия, предоставив сестёр самим себе. – Вы бы видели! Доротке она подарила такое колье! Доротка, покажи пану!

– Да, она подарила мне колье, – без особого энтузиазма подтвердила Доротка, – и предупредила, что будет просить у меня иногда его надевать. Но зачем мне такое колье, я-то куда его надену? Ну и мы отметили завещание…

– Торжественный ужин! – констатировал полицейский. – Гости были?

Поскольку Доротка замялась, за неё ответил словоохотливый Мартинек.

– Вот все эти, которых вы, пан полицейский, тут видите, и ещё двое: Яцек, он шофёр такси, неплохой парень, мы с ним подружились, и ещё один… как его… Павел.

Услышав с другой стороны стола имя любовника, Меланья оставила на минуту сестру в покое и сухо произнесла:

– Павел Дронжкевич, журналист. Мой коллега по работе А в чем дело?

– В бескорыстной любви, – захихикала Фелиция.

Тут даже Сильвия обрушилась на сестру:

– А Павел что – дух святой, чтобы ещё пять лет назад предвидеть, что мы станем наследницами?

Кажется, Эдик Бежан начинал понимать, в каких отношениях находится эти женщины.

– А второй гость, – сказал он, – Яцек… простите, я не расслышал фамилии…

– Волинский, – вздохнула Доротка. – Работает в радио-такси. Машина номер семьдесят.

– Не пять, а десять лет назад, – так же холодно внесла поправку Меланья. – О Вандзе тогда мы ещё и не знали.

– Дороткин жених, – с готовностью информировала полицию Сильвия.

Вот тут Бежан от всего сердца пожалел, что не записывает застольную беседу. Никакой следователь и мечтать не смел бы о столь потрясающих предварительных показаниях. Если вскрытие обнаружит признаки насильственной смерти старушки, в его распоряжении окажется пропасть ценнейших сведений. Тут и мотивы как на ладони, и возможные преступники. И никто, за исключением девушки, не скорбит, даже не пытается изображать скорбь. Правда, они знали покойную с недавних пор, не успели привязаться и полюбить…

С другой же стороны, похоже, никто из них не пытается ничего утаивать от следствия. С обезоруживающей простотой и беззаботностью выкладывают перед следователем не только обвиняющие их же факты, но и даже обстоятельства, усугубляющие их возможную вину. Богатая старушка ни с того ни с сего скончалась без всяких видимых причин в окружении своих наследниц. Неужели все эти бабы не представляют, что данное обстоятельство вызывает совершенно конкретные подозрения?

Поскольку застольная беседа неожиданно круто свернула в сторону – почтённые дамы перешли на личности и обратились к временам их детства, Эдик Бежан попытался добиться тишины, подняв руку с письмом и помахав ею.

– Давайте изложим все по порядку, – предложил полицейский. – Итак, несколько месяцев назад вы, уважаемые пани, узнали, что некая Ванда Паркер из Соединённых Штатов разыскивает вас…

– Не нас, а Крысю, вот её мать, – поправила Сильвия, ткнув пальцем в Доротку. – А поскольку наша сестра Крыся умерла родами, то Ванда переключилась на Доротку…

– …и даже назвала её крёстной внучкой, – добавила Меланья.

– Минутку, – перебил дотошный следователь. – Давайте в хронологическом порядке. Итак, обо всем этом уважаемым дамам сообщил нотариус, полагаю, предварительно убедившись, что имеет дело именно с разыскиваемыми лицами?

– Если пан полицейский сомневается, так мы можем и семейные фотографии предъявить, – обиделась Сильвия. – И у Вандзи были фотографии, идут фрахтом, малой скоростью…

– Нет, нет, я нисколько не сомневаюсь! – поспешил заверить сестёр Бежан. – Итак, уважаемые дамы получили письмо с известием о прибытии пани Паркер. Ваша престарелая родственница прибыла в указанный срок?

– С двадцатиминутным опозданием, – автоматически уточнила Доротка.

– И поселилась у вас, хотя из письма следует, что ей был заказан номер в отеле «Форум».

– Так она сама решила, – с нескрываемой горечью пояснила Доротка. – Сказала – соскучилась по семейной обстановке.

– Понятно. Почувствовала себя у вас, как дома, и осталась. А что с квартирой, которую она собиралась купить? Были предприняты какие-то шаги?

Фелиция с Меланьей переглянулись.

– Честно говоря, – не знаем, – ответила Фелиция. – Вандзя сразу начала говорить, что, пожалуй, останется у нас, вот только надо наш дом немного достроить. Я себе не представляю, как можно это сделать, а у нас в самом деле тесновато. И Антось, то есть пан Войцеховский, предупредил меня по телефону, что все расходы…

– Ага, призналась, наконец! – прошипела Меланья.

– О чем он предупредил пани? – вынужден был напомнить о себе комиссар, поскольку Фелиция намертво замолчала.

– Ну, о том, что Вандзя сама пальцем не пошевелит, за неё все придётся делать нам. Мы бы и сделали, проше пана, но у нас возникли некоторые проблемы… так и быть скажу. Финансового порядка.

Полицейский чуть со стула не свалился. Господи, да сейчас эта баба ему прямо в глаза брякнет, что они убили старушенцию, чтобы покончить с проблемами финансового порядка. Или она ни в чем не повинна, как новорождённое дитя, или наглость её не имеет границ. Ведь не может же быть настолько глупой, настолько ничего не соображающей…

А старшую сестру с жаром поддержала Сильвия.

– Представляете, она ни за что не хотела платить! Ну абсолютно ни за что! Ни за такси, ни за разносолы, которые пришлось для неё закупать. Прямо что-то ужасное! Денежки наши так и текли рекой.

– А кто же платил, раз пани Ванда не желала?

– А мы все по очереди, – пояснила Меланья. – Начиная с нашей племянницы и кончая, кажется, мною. А может, Яцеком. Но за шампанское я ему деньги вернула.

Бежан опять ухватился за хронологию.

– Давайте по порядку. Итак, она поселилась у вас и что стала делать?

– Дубасить! – опять вежливо напомнил Мартинек, от всего сердца желая помочь своим благодетельницам.

– Как это? – не понял полицейский.

– Каждый вечер колотила по полу! – обрадовался Мартинек возможности помочь полиции.

– И каждое утро! – добавила Сильвия.

– Да зачем же, Езус-Мария?

– А у нас, видите ли, не оказалось звонка, чтобы вызывать прислугу, – ядовито пояснила Фелиция. – До сих пор нам это было без надобности. Вот она и тарабанила по полу крокетным деревянным молотком.

– Из Америки специально привезла?

– Нет, у нас разыскала, завалялся на шкафу, все о нем и забыли. А она сразу разыскала! И стуком вызывала прислугу, когда ей что-то требовалось. Ведь она поселилась в комнате наверху, – Фелиция указала пальцем на потолок, – вот и приходилось мчаться наверх, чтобы узнать чего наша барыня пожелала. Давно не приходилось нам столько носиться по лестнице.

– Так ведь в основном Доротка носилась, – удивилась простодушная Сильвия.

– Когда была дома! А старалась пребывать в доме как можно меньше.

Опасаясь, что сестры опять перейдут на личности, полицейский поспешил вернуть застольную беседу в нужное русло.

– Если я правильно понял, ваша гостья успела все-таки побывать у нотариуса и оформить завещание. Вы знали об этом, уважаемые пани?

– Трудно было не знать, если она целых два дня только о своём завещании и говорила.

– А что говорила?

– Что мы все её наследницы. А главная – Доротка.

– И это правда?

– А вот этого мы как раз и не знаем. Но небось, нотариус вам и скажет.

– Если только Ванда и в самом деле побывала у него, – сухо заметила Меланья.

– Яцек говорил – была. Он ждал её больше двух часов у ворот нотариальной конторы. Представляете, и все время работал счётчик!

– Похоже, какая-то машина подъехала, – сказал Мартинек, подходя к окну. Отогнул занавеску, поглядел. – Такси. Кажется, Яцек, Лёгок на помине. И ещё большая машина.

Беседа была приостановлена. Все бабы бросились к окнам. Доротку погнали открывать двери и ворота.

В дверях гостиной появился Яцек и коротко известил:

– Привёз.

– Что ты на этот раз привёз, сынок? – сладко пропела Фелиция.

– Фрахт пани Ванды. Разве она вам не сказала о своём поручении?

– О Езус-Мария! – простонала Меланья.

Удивлённый её реакцией, Яцек сначала глянул на неё, потом обратился к Фелиции:

– Понятно, пани Ванда забыла вас предупредить. А возможно, хотела сделать сюрприз. Сюрприз и получился, насколько я понимаю, но видите ли, этого довольно много…

– А откуда ты взял этот фрахт? – все тем же сладким голосом продолжала интересоваться Фелиция. – И с чего это тебе втемяшилось в голову привозить его сюда?

Яцек удивился.

– Так ведь пани Ванда велела! Вчера дала мне квитанции и доверенность, заверенную в нотариальной конторе. Видно, сразу решила и это оформить, уж заодно. И велела привозить сюда. А куда же ещё? И все оказалось заранее оплачено, хотя я на всякий случай прихватил с собой деньги. Она и в самом деле не сказала вам о том, что багаж уже пришёл, и она поручила мне его доставить с таможни? Ну не обязательно вчера, я понимаю, вчера был званый вечер, не до того, но сегодня целый день прошёл. А её что, нет дома?

– Да, её уже нет, – ответила Сильвия, опять садясь на место.

Вернулась Доротка, боком протиснулась мимо загораживающего вход в гостиную Яцека, тоже села за стол и с мрачной отрешённостью уставилась куда-то в угол. Фелиция, казалось, с трудом удерживалась от смеха, который её просто душил. Меланья, напротив, сидела темнее тучи. Бежан с величайшим интересом наблюдал за столь разнообразной реакцией присутствующих на появление парня с грузом покойной и больше всего боялся, как бы самому не нарушить воцарившуюся в комнате необычную атмосферу.

Яцек был явно сбит с толку.

– Господи, что-то не так? Я плохо поступил? Где пани Ванда, да пусть она сама вам все объяснит! Я думал… я был уверен, она все согласовала с вами. Там у меня и грузчики, они не могут ждать, скажите, куда вещи вносить. Там есть и очень габаритный груз…

– Да куда хотят! – расхохоталась наконец Фелиция, теряя остатки самообладания. – Хоть себе заберут, хоть к печной трубе привяжут!…

– Хватит дурь нести! – прикрикнула на сестру Меланья. – Говори толком!

– Так ведь у нас все забито!

– Барахлом! Сколько раз тебе говорили – давно пора выбросить все на свалку!

– Своё выбрасывай!

– Среди моих вещей нет барахла.

– Да найдётся же место, чего вы! – попыталась усмирить сестриц Сильвия. – Хотя бы в комнате Вандзи.

Воспользовавшись тем, что он уже не в центре внимания, Яцек придвинулся к Мартинеку и толкнул в бок.

– Ты, что тут происходит?

Тяжко вздохнув, Мартинек изобразил на лице глубочайшую скорбь.

– Плохи дела, старик. Пани Ванда сыграла в ящик, то есть, того… я хотел сказать, окочу… преставилась с божьей помощью и неизвестно отчего. А этот мужик – полицейский, не какая-нибудь мелочь, а сам старший комиссар полиции, чтоб ему! Да нет, ни под какую машину старушенция не угодила, тут на месте и окочу… то есть отдала концы в собственной постели. И теперь придётся бедолагу на куски порезать, чтобы знать, что и почему. Говорю тебе, тут такое!…

– Сдурела она, что ли, ещё форпе… фортепьяно с собой везти? – кипятилась Фелиция. – Хотела бы я знать, где вы его собираетесь ставить? Ну ставьте, ставьте, а потом все через него перелезать будем.

– Какое фортепьяно? – удивился Яцек.

– Сразу предупреждаю – за отправление груза обратно, равно как за его хранение я и копейки не заплачу! – холодно предупредила Меланья. – Так что ты сперва хорошенько подумай…

Бежан изо всех сил старался все услышать, осознать и запомнить.

Видя, что сестры опять сцепились, Сильвия проявила инициативу:

– Скажи им, парень, пусть все несут наверх, – обратилась она к ошарашенному Яцеку. – Потом сами распакуем и как-нибудь распихаем. Доротка, ну чего уселась? А ну пошевеливайся! И ещё можно в кладовку, я вернусь в свою комнату, так что кладовка опять освободится.

До Доротки дошло, что кладовка станет свободна, возможно, она сумеет там как-нибудь поместиться? И наконец-то получит собственный уголок. Скорее, скорее, пока не завалили кладовку прибывшим фрахтом!

– В комнате все поместится! – пробормотала дна. – Тем более, если я тоже оттуда уберусь…

– …и тоже в морг? – ехидно поинтересовалась Меланья.

– Только не в морг, только не в морг! – по привычке поправлять сестру тут же возразила Фелиция. – Вандзя лежит не в морге, а в прозекторской!

– Нет, в кладовку! – не поняв тёткиного юмора, информировала Доротка. – Пошли, Яцек, займёмся вещами.

И тут Эдик Бежан решил изменить тактику. Хватит слушать и впитывать информацию. Раз уж ему так сказочно повезло и он оказался на месте… скажем пока, происшествия, надо воспользоваться счастливым случаем и осмотреть комнату покойной до того, как её завалят багажом. Скорее, скорее, пока не переставили там все, мало ли, а вдруг пригодится?

Он вскочил со стула.

– Я бы подключился… если пани позволят… если не возражают.

И он вопросительно глянул на Фелицию, уже поняв, кто тут главный. Яцек тоже взглянул на неё. Фелиция только плечами пожала и махнула рукой – мол, поступайте, как знаете. Снизу доносился стук кованых каблуков истомившихся носильщиков. Яцек поспешил к ним.

– Давайте разгружать. Все наверх!

А наверху Бежан, деликатно отстранив Доротку, первым вошёл в комнату, где скончалась гостья, и огляделся. Комната по форме напоминала букву «Г». Большая кровать, изголовьем приставленная к стене, постель смята. У кровати тумбочка. Столик у окна. В углу комнаты небольшая кушетка, при ней тоже столик. У стены большой шкаф, комод, над комодом красивое зеркало, рядом нечто вроде сервантика, забитого книгами, под окном тоже книжные полки. Рядом что-то большое, плоское прислонено к стене. Кресло. В углу свалены частично распакованные сумки. Полно бумаг, книг, журналов. На тумбочке и столиках множество мелких предметов. Термос, стаканы, чашка с блюдцем, косметика, ручное зеркальце…

Доротка сочла необходимым дать пояснения:

– Это была комната тётки Сильвии и моя, а потом мы её уступили крёстной бабуле. А когда жили здесь с тёткой, я от неё отгораживалась ширмой, вон, сложена и прислонена к стенке, а спала на той кушетке и работала за столиком, а тётка рано укладывалась спать. Теперь я могла бы спать в чулане, на раскладушке, и если забрать отсюда столик… я проверила, он в чулане поместится, тогда я там и работать смогу, а здесь освободится место для бабулиного фрахта. Но и без того на полу ещё места много, правда? И на мою кушетку можно навалить, вот только прибрать здесь немного…

Бежан сам не заметил, как задал профессиональный вопрос:

– А что за одежда навалена на вашей кушетке?

– А это бабуля распаковала свои сумки, а в шкаф мы ещё не успели повесить. Но я сейчас быстренько повешу, и сюда тоже можно будет много чего положить. А если кровать немного сдвинуть с середины комнаты, к стенке придвинуть, наверняка весь багаж поместится.

Девушка явно страстно мечтала завалить комнату вновь пришедшим багажом. С чего бы это?

– Но тогда вы тут никак не поместитесь вместе с вашей тётушкой.

– Вот именно! – горячо подхватила Доротка. – И мне разрешат поселиться в чулане! О Боже, я уже столько лет мечтаю об этом! Наконец-то свой угол в доме, пусть и крохотный, да я там буду одна! А ведь меня, проше пана, по всему дому гоняют с места на место, некуда мне вещи и бумаги сложить, все теряется, тётка Сильвия недавно записала кулинарные рецепты на обороте моей норвежской редактуры, тётка Фелиция и вовсе куда-то задевала мои испанские поговорки, ну да она все теряет и сама не помнит, куда сунет…

Тут на лестнице послышался топот и кряхтенье носильщиков. Спохватившись, Доротка на полуслове прервала свои жалобы, набросилась на кресло и откатила его в угол, лихорадочно принялась бросать в шкаф одежду с кушетки, перенесла на подоконник кипу какой-то макулатуры. Бежан включился в эту лихорадочную перестановку и даже сделал попытку в соответствии с пожеланиями девушки передвинуть кровать к стене, но та даже не шелохнулась, хотя комиссар был мужик крепкий. Приросла к полу, что ли? Комиссар огляделся, что бы тут такое ещё потеснить, но в дверь уже протискивались Яцек с носильщиком, внося первый ящик.

Доротка оказалась права – и в самом деле, все отлично поместилось. Два деревянных ящика и шесть огромных коробок, аккуратно оклеенных разноцветными клейкими лентами. Правда, свободного места на полу, считай, совсем не осталось, пробираться по комнате приходилось по стеночке. Фургон уехал, Доротка и Бежан вернулись в гостиную.

– Вот видишь, все прекрасно поместилось, – съехидничала Меланья, обратясь к старшей сестре, – ничего не пришлось привязывать к трубе на крыше.

Фелиция всегда оставляла последнее слово за собой.

– Вот только где они теперь будут спать?

Вошёл Яцек. Отправив таможенников и вручив их бригадиру солидные чаевые из собственного кармана, он хотел все-таки понять, что же случилось с его престарелой клиенткой, столь скоропостижно скончавшейся. А сердце его щемила тревога за Доротку, хотя в этом он пока не отдавал себе отчёта.

У Доротки же легче стало на душе – Яцек не уехал! – в чем она тоже пока не отдавала себе отчёта.

Мартинек активно участвовал в переносе тяжестей: указывал, какие именно коробки кому нести, забегал на лестнице вперёд и заботливо проверял, пройдут ли носильщики с их габаритным грузом и т.п. И теперь, наработавшись, парень с чистой совестью рассчитывал на сытный ужин. И не ошибся в своих ожиданиях. Сильвия спохватилась – ведь пропадёт же наготовленная еда. Она бросилась в кухню, крикнув, чтобы никто не уходил из столовой.

Бежан взглянул на часы, автоматически сравнил их показания со стенными, никакой разницы не обнаружил, подумал о жене на дежурстве и не знал, на что решиться. Если бы в этом доме произошло убийство, он бы не сомневался – надо торчать здесь до упора, наблюдать, слушать, присматриваться к людям, отмечая малейшие детали взаимоотношений. В данном же случае забежал сюда просто по дороге, так, на всякий случай, не зная ещё результатов экспертизы. И застрял надолго. Неприятно беспокоила какая-то необычная атмосфера, царящая в этом доме. Нетипичная какая-то, нет, наверняка не преступная, это он своим полицейским нюхом понял сразу, но вот… никакого сожаления о только что скончавшейся родственнице. Ладно, пускай не родственнице, но близком человеке, и вот такое ощущение, что о ней все эти люди просто забыли, хотя из-за неё весь сыр-бор загорелся.

На него никто не обращал внимания, никто не обхаживал, всем явно было на полицию наплевать! Нет на свете такого преступника, которому было бы наплевать на полицию, которого бы она так совершенно не волновала. А тут… И было ещё одно обстоятельство. Бежан не мог отделаться от ощущения – он о чем-то забыл. О чем-то очень важном, чего-то не сделал, или проглядел, или не успел проверить. Как ни старался припомнить – не получалось.

Бежан уже открыл рот, чтобы попрощаться, – не хватало ещё оставаться нахально на ужин! – как раздался голос Мартинека. Парня так вдохновила перспектива сытно поесть, что он по собственной инициативе проявил трудовой энтузиазм.

– А не надо ли распаковать вещички? – спросил Мартинек. – Чего им запакованными лежать. А я мог бы… хоть завтра…

– Завтра! – проворчала Фелиция. – А мойка так и останется незаконченной?

– Нельзя мойкой заниматься в воскресенье, – солидно, как знающий себе цену мастер, возразил Мартинек. – Вдруг понадобится чего прикупить? А ящики распаковывать и в выходные можно.

– Тогда я бы смогла свой столик вытащить из комнаты, – размечталась Доротка. – А сейчас он из-за горы ящиков не пролезет…

Бежан закрыл рот и решил остаться.

– А вот я так не уверена, что мы имеем право распаковывать Вандины вещи, – заявила вдруг Меланья. – Пока ещё нам никто официально не объявил последнюю волю усопшей, – ехидно прибавила она. – Кто знает, вдруг Вандзя демонстрировала нам лишь часть своих драгоценностей, а остальные отправила малой скоростью?

У вошедшей с хлебом и приборами Сильвии ножи и вилки с бряканьем рассыпались по полу, у остальных тоже от столь блестящей перспективы перехватило дыхание. В одной лишь Фелиции верх взяла застарелая привычка поступать наперекор Меланье.

– Плевать я хотела на драгоценности! – крикнула она. – Не позволю, чтобы мой дом превратился в таможню! Впрочем, пусть распаковывает Доротка, она ведь законная наследница.

– Ну, не скажи, пока неизвестно…

– А ты вот лучше скажи, куда подевались вчерашние драгоценности? Куда она могла их запрятать? В этом доме все теряется!

– Теряется лишь то, что к тебе в руки попадает!

– Идиотка! Надо было вчера подглядеть! Доротка!…

– Нет, проше тёти, я не подсматривала, извините.

– По крайней мере, хоть колье осталось, поскольку принцесса получила его в подарок и сама спрятала. Доротка!…

– Доротка!!! – одновременно донёсся из кухни призыв Сильвии.

Уже несколько минут Эдик Бежан, навостривший свои полицейские уши при слове «драгоценности», безуспешно пытался задать вопрос. Над столом гремела и бушевала перепалка, которую обе сестры вели с блеском и наслаждением. Полицейский благоразумно отказался от мысли вмешиваться, решив слушать. И ещё чисто по-человечески пожалел Доротку. Как она терпит все это? На её месте он бы давно сбежал из дому. Понятным стало стремление девушки заполучить для себя хотя бы чуланчик.

Доротка встала и направилась в кухню. Проходя мимо Фелиции, бросила:

– На буфете, в вазочке.

– Мартинек! – распорядилась Фелиция.

Реакция Мартинека была хоть и не молниеносной, но в принципе правильной. Не торопясь поднялся, не торопясь подошёл к старинному буфету, не торопясь принялся осматривать наваленные на его верхней крышке предметы. Под определение «вазочка» здесь подходили лишь высокая, узкая и прозрачная ваза и низкий пузатый кувшин с отбитым горлышком. Однако обстоятельный молодой человек не пропустил ничего: ни шляпной коробки, ни цветочного горшка с цветком, ни подсвечника на три свечи, ни маленького глобуса на высокой подставке, ни декоративной резной штучки, невесть что изображавшего болгарского сувенира, ни проволочного скелета абажура. Сжав зубы, Бежан молча переждал все!

Наконец Мартинек снял с буфета пузатый кувшин, заглянул в него и опрокинул перед Фелицией вверх дном. И сразу на столе засверкало и заискрилось. Бежан с трудом сдержал восхищённый возглас.

– Надо же, не свистнули! – скривилась Меланья. – И удивительное дело, не затерялось.

– Возможно, – отозвалась Фелиция с сомнением, в данном случае явно неуместным. – А где же остальное? Я не очень разбираюсь в наследствах, но возможно, нам велят все собрать в одном месте…

– Ах, бедняжка, она не разбирается!

– Да, не разбираюсь. Где остальное?

Бежану удалось наконец спросить:

– Если я правильно понял, эту вещь панна Дорота получила в подарок от покойной пани Паркер?

Меланья с готовностью переключилась на гостя:

– Да, вчера вечером. В присутствии многочисленных свидетелей.

– И вчера таких драгоценностей была прорва! – горячо подтвердил Мартинек, вроде бы непосредственно к драгоценностям не причастный. – Пани Ванда показывала нам. Блеск! Экстра-класс! И она уверяла – настоящие.

– А где остальные? – заладила своё Фелиция.

Меланья не упустила возможности вцепиться в сестрицу.

– Что ты твердишь «где остальное, где остальное»? Откуда нам, черт возьми, знать, где остальное? Может, если хорошо попросишь, Вандзя тебе с того света и ответит.

Тут в столовую вплыла Сильвия с кастрюлей сосисок в укропном соусе, за ней Доротка с чаем и фруктовым рулетом.

Эдик Бежан плотно поужинал, внимательно проследил за тем, как невероятной ценности бриллиантовое колье опять запрятали в треснувший старый кувшин и поставили на верх буфета, после чего распрощался и покинул этот необыкновенный дом.

Вернувшуюся с дежурства жену порадовало сообщение, что муж не голоден, – очень уж она уставала в своей больнице. Супруги посидели немного перед телевизором и рано легли. Комиссар не мог заснуть, мешало неприятное ощущение – что-то он забыл сделать, но как ни старался, так и не вспомнил.