Текст книги "Гарпии"

Автор книги: Иоанна Хмелевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

– А прикидывалась ветошью, – по привычке съехидничала Меланья.

Фелиция же лихорадочно соображала, соглашаться или, как всегда, принять чужое мнение в штыки. Предложение подкупало уже тем, что исключало денежные расходы.

– Ну, не знаю, – важно произнесла она. – Не уверена, что они оказывают такие услуги населению. Впрочем, поступай как знаешь. Можешь им позвонить, они свой телефон оставили…

* * *

Свой автоответчик инспектор Бежан прослушал лишь в полвторого ночи, вернувшись домой. И очень порадовался. Настолько, что с трудом удержался от немедленных действий.

Две цветные фотографии Вандзи с Анджеем полетели в Штаты утром следующего дня. Учитывая разницу во времени, ответа от Войцеховского можно было ждать лишь во второй половине дня.

Бежан с помощником решили в оставшееся время подвести итоги достигнутого.

– Дронжкевич клянётся, что о наличии пани Паркер узнал лишь в пятницу, то есть в день убийства, – докладывал Роберт. – Меланья не трезвонила о ней, не говорила ни Павлу Дронжкевичу, ни кому другому. По её словам, разумеется. Вполне возможно, они с Дронжкевичем обычно встречаются или у него, или на служебных мероприятиях, так что он в их доме мог и не появляться на той неделе. У меня создалось впечатление, что и он не из болтливых, свои отношения с Меланьей старается не афишировать. Признался, что давно подумывает о женитьбе, но она не желает. В последнее время наверняка ещё сильнее подумывает. А не афиширует главным образом потому, что моложе её, а ты знаешь, как у нас люди относятся к таким. Богатая баба, вот он и польстился. А он давно за ней ухлёстывает, возможно, там чувства серьёзнее, но есть препятствие: он хотел бы иметь ребёнка, а она ясно заявила – рожать не собирается. Мы с ним общались за рюмочкой, Павел расклеился и признался, все, о чем сейчас мечтает – чтобы какая-нибудь девушка ему родила, все равно кого, а он женится на Меланьи и они будут это неизвестно что воспитывать вместе, в любви и согласии. Ну и в комфорте. Но сомневается, что Меланья на такое пойдёт, она баба с характером. Так что её богатство для него не цель жизни, хотя честно признал, многое в последние годы куплено на её деньги. Машина в том числе.

– Теперь она станет ещё богаче? – заметил Бежан.

– Он это понимает. Даже планы строил. Возможно, теперь смогут вместе отправиться отдохнуть куда-нибудь в интересное место или выехать за границу с целью сделать сенсационный репортаж.

– Твои соображения.

– Если откажется от мечты о ребёнке и женится на Меланье, станет автоматически её наследником, хотя неизвестно, кто первый покинет этот мир. Уверил меня, что ни с кем на эту тему не говорил, сам понимаешь, для него тема щекотливая. Решает её сам, много в последнее время думает над этим, но к окончательному выводу ещё не пришёл. Имею соображение: после известных событий Меланья ему кажется и моложе, и красивее.

– Надеюсь, это тебя не удивляет, – подвёл итоги начальник. – Лично я тоже полагаю, она не занималась рекламой богатой старушки, так что эту пару пока оставим в покое. Ага, рассказал, что они делали тогда наверху?

– Сначала и в самом деле выбирали снимок для публикации, а потом немного… ну. повозились немного. Поэтому он сразу спустился, а ей пришлось задержаться, чтобы поправить причёску и привести в порядок макияж. А поскольку он видел, в каком состоянии оставил женщину, решительно утверждает – за то короткое время, что она задержалась наверху, никак не могла успеть привести себя в порядок и пристукнуть старушку. Звуков никаких подозрительных не слышал, отдельного стука тоже. И знаешь, у меня создалось впечатление, что о своих личных планах и вообще событиях того вечера этот тип говорил откровенно, раскованно, ничего не пытаясь скрыть. Заикаться начал и попытался что-то скрыть, когда перешёл к положению дел на работе, такое там змеиное гнездо – кошмар, ну да нас с тобой в данный момент вся эта грязь и криминальные махинации не колышат.

Бежан кивнул.

– Ты прав. Теперь о моем нотариусе. Тоже посидели за рюмочкой, не стану скрывать, коньячок всегда себя показывает. Выяснилось что персонал в конторе – люди проверенные, работают давно, из молодёжи одна только секретарша, но дочка хорошего знакомого. Никогда раньше из его канцелярии ни одного словечка не просочилось. А вот за клиентов он поручиться не может, их контора так глупо устроена, что слышимость в ней на все сто. Несколько кабинетов, несколько нотариусов, секретариат, посетители ожидают в коридоре, а перегородки между отдельными комнатами тонкие и не везде доходят до потолка. Он с коллегами давно привык к беседам вполголоса, если говорить негромко – все в порядке. Но пани Паркер привыкла говорить громким и пронзительным голосом, и тогда, у него на приёме, почти кричала, разорялась так, что во всех уголках наверняка было слышно. А его самого ожидали трое клиентов в коридоре, нет, в коридоре две штуки сидели, а третий находился в секретариате, там работал его помощник, так они могли слышать каждое слово пани Паркер. Вот сейчас… через полчаса, обещал позвонить и сообщить мне фамилии всех трех, на всякий случай. Если исключить его самого и его проверенный персонал, это единственные люди, которые могли в подробностях ознакомиться с последней волей нашей покойницы.

Роберт недоверчиво покачал головой.

– Ну и что из этого? Может, даже с интересом слушали, да им какое до этого дела? Конечно, если никто из них не связан ни коим образом с роднёй пани Паркер или её наследницами.

– Скоро мы об этом узнаем. И поговорю с Войцеховским, сегодня же позвоню, хотя рановато, надо дать ему время пообщаться с людьми, порасспрашивать. Если кого-нибудь обнаружит, тогда напустим на них тамошних полицейских, они быстрее и профессиональнее снимут показания, хотя я бы предпочёл поговорить по-дружески, не официально. Жаль, нет возможности слетать туда. Правда, я не знаю английского, то есть знаю, да плохо, но ведь пани Паркер и вовсе им не владела, общаться пришлось бы с поляками.

Роберт оживился.

– А может, все-таки имеет смысл?

– Времени в обрез. Давай-ка все-таки займёмся той Павляковской, которая фигурирует в списке лиц, общавшихся о Хубеком. Вот адрес, может, она ещё там живёт.

– Но ведь при опросе заявила, что ничего не знает.

– Заявить можно, что угодно, а ты проверь. И при случае пообщайся с мужем, ведь она Павляковская по мужу.

– Давай уточним, кого именно мы хотим найти.

– Мы хотим найти человека, которому оказалась на руку смерть Ванды Паркер и которому может оказаться выгодна смерть Дороты Павляковской. Не обязательно эти две линии сходятся в одну, могут быть самостоятельные дела. Что касается Доротки, её ближайшими наследницами являются тётки, но ещё ближе – её отец, о котором мы с тобой не подумали. Так что думай теперь…

А Роберту и думать было нечего, он юридически все уже разложил по полочкам.

– Панна Дорота унаследовала крупное состояние. Вряд ли она убила завещательницу, завещание законное, оформление правильно. В случае скоропостижной смерти Дороты, её состояние должен унаследовать ближайший родственник, в данном случае отец. Неважно, что с её матерью они не были расписаны, дочь он признал официально…

Зазвонил телефон, Бежан записал фамилии, продиктованные нотариусом. Роберт терпеливо пережидал.

– Понятно, – повторял вслух Бежан. – Супруги Ковальские, Иоланта и Тадеуш, адрес… телефон… Ханна Выстшик, по делу о наследстве, адрес… И все? Нет, нет, не обижайтесь, я обязан спросить, вам я доверяю. Понятно, понятно, визит пани Паркер запомнился надолго… Благодарю вас.

– Всего три человека, – с облегчением вздохнул Роберт, получив от комиссара листок бумаги с фамилиями и адресами свидетелей. – О Боже, Ковальские аж в Ломянках живут! Хорошо хоть телефон есть, можно быть уверенным, что застану их дома.

– А как там Янчак? – поинтересовался Бежан.

– Десять минут назад ещё спал, – информировал Роберт, в обязанности которого входило присматривать за Мартинеком. – Сестра с мужем на работе, их ребёнок в школе. Пришлось успокаивать… Заняты Ломянки. Пришлось успокаивать Мартинекову мамашу, что её сыночку ничего не грозит, он не арестован, только слишком важный для нас свидетель, отсюда и такие меры… Ну наконец-то!

Пани Ковальская оказалась дома, и Роберт без промедления отправился к черту на кулички, на край Варшавы. Бежану досталась Ханна Выстшик, у которой не было телефона, зато жила неподалёку. Положился на удачу, может, повезёт, и застанет свидетельницу дома. Не повезло, дома её не оказалось. От соседей комиссар узнал, что Ханна Выстшик работает уборщицей по найму, ходит по домам. Соседи охотно поведали об этом Бежану, ведь он умел располагать к себе людей, а явился не в мундире, ясное дело. По собственной инициативе соседи, вернее, обе соседки добавили, что, возможно, пани Ханя скоро сможет избавиться от тяжёлой работы, ей светит небольшое наследство, оставленное тёткой, пол-участка за городом и полдома, как раз она занимается этим последнее время, хотя кто знает, ведь эти адвокаты сущие кровопийцы, а Хане, бедняжке, подмазать их нечем, не такие у неё доходы.

Бежан с интересом выслушал информацию и удалился, шансы дополнить её были только вечером.

А Роберт в Ломянках узнал, что супруги Ковальские, будучи у нотариуса, ничего не видели и не слышали, всецело поглощённые собственными проблемами. Пан полицейский наверняка даже не представляет, как неимоверно сложно в наши дни одно продать, а другое купить. Вроде бы свобода, вроде бы никаких ограничений, а как дойдёт до дела – хоть караул кричи. Столько развелось бюрократии и бюрократов – буквально душат человека. И все стараются друг друга вокруг пальца обвести. Правда, что-то там, в нотариальной конторе мешало им обсуждать проблему, шум какой-то. Нет, не музыка, просто одна из клиенток на всю контору кричала о своих делах, причём таким пронзительным голосом, что другим невозможно было друг друга услышать. Нет, о чем она кричала, не знают, всеми силами старались не слушать её, и теперь пани Ковальская, как ни старается, ни словечка припомнить не может. И уверена, муж тоже не запомнил, он у неё такой, что сразу двумя делами заниматься сроду не умел, это у женщин внимание раздваивается, могут сразу и слушать, и говорить, а мужикам куда там, извините, пан полицейский, наверное, полицейские могут.

Роберт убедился, что ни о каких миллионах эта женщина не слышала, иначе бы запомнила. А раз не слышала – и другим о них не говорила. О чем и сообщил начальству по мобильному телефону на обратном пути, в ответ получив приказ понаблюдать за Мартинеком.

Уже после разговора с помощником Бежан получил интересную информацию из лаборатории. Звонил кореш старшего комиссара…

– Эдик, – сказал кореш, – дело немного прояснилось, есть у нас отличный отпечаток. Рука в перчатке ухватилась за перила, след не пальца, а ручки целиком. Так вот – это дамская ручка! Ни у одного мужика не может быть такой ручки, разве что какой подросток… Может, это тебе что даст. Посылаю результаты экспертизы.

* * *

Хотя Доротка и боялась выходить в город, оставаться дома не могла, тётки не разрешили. Надо было провернуть множество дел – и в посольстве, и в погребальной конторе, то есть в бюро ритуальных услуг. На занятия не пошла, не до них, но по делам её тётки буквально вытолкали из дому. Переводы документов Доротка молниеносно сделала сама, сама же и официально заверила, шлёпнув по блату печать присяжного переводчика, и тем не менее все это отняло у неё не меньше четырех часов. А когда забежала в бюро переводов, получила выгодное предложение. Намечалась свадьба датчанина с полькой. Молодая говорит по-польски и по-английски, молодой только на родном языке, между собой общаются на очень скверном немецком, другого общего языка не имеется. На церемонию требуется переводчик, владеющий всеми перечисленными языками, Доротка как нельзя лучше подходит, а платят щедро.

Доротка согласилась не раздумывая, очень забавным представилось ей такое мероприятие, вот только времени оставалось в обрез, ведь свадебная церемония намечена на шестнадцать, а уже полтретьего. Переводчику же, главному лицу на торжестве, без которого остальные никак не обойдутся, непременно надо было присутствовать и на свадебном ужине в ресторане отеля «Европейский», следовательно, необходимо переодеться.

Подумав, Доротка позвонила Яцеку. Хорошо, когда у человека есть сотовый телефон.

– Сможешь приехать к нам домой в полчетвёртого? А если получится, то, пораньше. Я уже еду домой. Нет, за мной приезжать не надо, только время потеряем, ведь сейчас везде пробки, а у меня отсюда прямой автобус. Захватишь меня и поедем к Дворцу Бракосочетаний, за полчаса успеем, как думаешь? Мне ни в коем случае нельзя опаздывать, я там главное лицо.

– Постараюсь быть раньше, – только и ответил Яцек, не осмеливаясь уточнять, с чего это Доротка является главным лицом на предстоящей церемонии бракосочетания. Да, с этими бабами не соскучишься…

Дома Доротка застала Сильвию, Фелицию и Мартинека.

– Отправляйся немедленно за сметаной! – приказала Сильвия. И была неимоверно удивлена, получив решительный отказ племянницы.

– Во-первых, никуда я не пойду! А во-вторых, помогите мне быстро одеться. Через полчаса у меня свадьба, надо выглядеть пристойно.

У тёток был такой уморительно ошарашенный вид, что, смилостившись, племянница поясняла:

– Меня попросили быть переводчицей. Очень хорошо заплатят. Быстро, что мне одеть?

– Горностаевый палантин, тот, что мы у Ванды обнаружили, – издевательски предложила Фелиция.

Сильвия подошла к делу серьёзно.

– Горностай малость пожелтел, не стоит. Лучше накидку из голубой норки. Куда мы её задевали?

Поскольку вещи утрамбовывала Доротка, пришлось лихорадочно вспоминать, куда же она затолкала коробку о меховыми накидками. Кажется, на чердак. Ох, спятит она с тётками, при чем тут Вандзины меховые накидки, заморочили они ей голову.

Надо самой решать. Но и сама не помнила, куда во всем этом столпотворении с фрахтом засунула собственные платья. В панике распахнула двери шкафа Меланьи, в глаза бросилось платье-костюм серо-зеленого цвета с кроенным жабо, кажется, ни разу не надёванное, поскольку Меланья не любила этот цвет, сама же Доротка не раз втихаря примеряла костюмчик, словно сшитый на неё, и, уже не слушая криков тёток, быстренько переоделась в него.

Теперь ноги. Зимние сапожки исключались, надо срочно найти какие-то подходящие туфли.

Глядя на племянницу в изящном платье-костюме, отлично сидевшем на её стройной фигурке, Фелиция вдруг позабыла о своей обычной вредности и в ней пробудилось чувство эстетики.

– Вроде бы мне что-то подходящее попадалось на глаза из Вандзиной обувки, – задумчиво произнесла она. – Давай поглядим.

Часть вещей Вандзя успела разместить сама на вешалке в шкафу, что находился в комнате Сильвии и Доротки. Там нашлась и подходящая обувка, и даже сумка к ней, у миллионерши все было подобрано.

Теперь и Сильвию проняло. Она полезла куда-то за шкаф и принесла своё изумрудное колье.

– Вот, даю надеть. Надеюсь, не потеряешь. Очень подходящее к твоему зеленому платью.

Фелиция в ужасе вскричала:

– Спятила? Её же ограбят или даже убьют из-за твоего колье!

– Да никому в голову не придёт, что камни настоящие, никто и не усомнится – подделка. А как подходят, правда?

– Что ж, – резюмировала Фелиция, – оделась ты прилично, вот только личико подкачало, не вписывается в общий вид. Подкрасься немного.

– Минутку! – вспомнила Сильвия. – А как же сметана?

– За сметаной пусть Мартинек сбегает! – ответила Доротка, извлекая из сумочки косметику.

Лёгкий на помине, Мартинек в этот момент появился в дверях гостиной, весь в цементе, гипсе, ржавчине и краске. Фелиция решительно воспротивилась:

– Не стану я его отрывать от работы!

– В таком случае я не стану готовить обед! – сердито отозвалась Сильвия и так энергично опустилась на стул, что он злобно скрипнул под нею.

– Ну и не надо. С голоду не помрём!

Мартинек по природе своей очень любил соблюдать нейтралитет, но в данной ситуации трудно было оставаться нейтральным. Уже не говоря об обеде, парню до смерти надоела проклятая мойка.

Пообещав Фелиции завтра же с ней закончить, он поспешил смыть с себя следы тяжких трудов, чтобы отправиться за сметаной.

Яцек ожидал с машиной на улице, у калитки.

При виде девушки у него перехватило дыхание. Одно дело – Доротка в джинсах, сапогах и спортивной куртке, небрежно причёсанная, и совсем другое – в изящном платье, на которое наброшена легчайшая накидка из голубоватого по всей видимости меха, сквозь которую поблёскивали какие-то очень драгоценные камни, на шпильках, с волосами, собранными в узел, хотя и небрежный, но очень к лицу девушке, со слегка подкрашенными губами.

Только теперь Яцек понял, как же хороша эта девушке, хотя про себя данную мысль сформулировал немного другими словами. Выскочив из машины, он распахнул перед Дороткой дверцу, не спуская с неё глаз.

– Что за свадьба? – первым делом хотел знать Яцек. Доротка в двух словах удовлетворила его любопытство, уточнив свои обязанности, а потом рассказала о тех неприятностях, которые ей пришлось пережить накануне и из-за которых полиция запретила ей выходить из дому. К сожалению, не может она не выходить.

– В таком случае я иду с тобой на свадьбу! – твёрдо заявил Яцек. – На приём не потащусь, это уже неприлично, а в Дворец Бракосочетаний имею право пойти. Нет такого запрета, чтобы таксисты не имели права… Впрочем, сойду за гостя, ведь там будет прорва народу.

– Да брось, Яцек, не знаю, как долго это все продлится, ты-то за что будешь страдать?

– Ничего страшного, не такие уж это страдания. А пока будешь на приёме в «Европейском», на часок съезжу по делам и вернусь. Домой тебя доставлю лично, не нравятся мне эти… водовороты вокруг тебя. Не знаю, чем это пахнет, но не верю в такое паршивое стечение обстоятельств, так что уж ты разреши немного при тебе пооколачиваться. Впрочем, околачиваться намерен и без твоего разрешения.

– Да нет, ради Бога, и знаешь, я буду рада, – призналась Доротка. – Вчера я просто перепугалась, сегодня меня уже не трясёт, но страх не совсем прошёл. Только давай договоримся. Околачиваться будешь не задаром, считай, я взяла такси… ну, скажем, часа на два-три. Слышал ведь, теперь я богатая наследница, могу себе позволить, – пошутила девушка. Яцек несколько минут назад пришёл к выводу, что пора приударить за этой красавицей, начать ухаживать по всем правилам, а значит, и презенты любимой дарить, а тут получается – она собирается ему платить! Хотел возмутиться, но хватило ума промолчать и проявить тактичность.

– О'кей! Значит, договорились: когда ты меня вызываешь, то платишь нормально, а когда я вызываюсь сам немного подежурить, то уж это моё дело. Договорились?

– Договорились! – улыбнулась Доротка.

Торжественная церемония получилась не очень торжественной, а даже немного смешной, но все прошло, как надо. Молодые неотрывно смотрели Доротке в рот, совершенно не обращая внимания ни друг на друга, ни на главного сотрудника Загса.

В конце концов тот тоже перестал обращаться к ним, а адресовался только к Доротке, и торжественную заключительную речь произнёс явно по её адресу. Доротка прекрасно владела собой, не улыбнулась, не сбилась и все превосходно переводила, так что брачный союз был заключён между теми, кто хотел его заключить, никаких ошибок и накладок не произошло. И брачующиеся, и гости были в полном восторге. А больше всех восторгался Яцек. Дороткой, разумеется. Мало того, что прекрасна, как ангел, вон как шпарит на нескольких иностранных языках сразу!

На свадебном приёме в небольшом зале отеля «Европейский» молодые посадили Доротку без церемоний между собой и наговорились, кажется, наконец за все предшествующие месяцы! Молодой муж, толстенький датчанин среднего возраста, хватив пару рюмок, перестал обращать внимание на молодую жену, целиком посвящая его Доротке. Та даже почувствовала себя неловко. И только под занавес торжества он пояснил свой интерес к прекрасной переводчице.

– Я и не предполагал, что у вас в Польше могут быть драгоценности такого класса, – сказал датчанин. – Таких изумрудов мне не приходилось ещё встречать. Изумительное колье!

– Фамильные драгоценности, – скромно потупилась Доротка.

– Такие драгоценности должны храниться в банковских сейфах, а вы носите их так открыто… и без сопровождения охраны. Странная все-таки страна ваша Польша. Должно быть, тут очень безопасно?

– В нашей Польше все уверены, что это имитация, Чешская бижутерия. Я и то удивлена, что вы сумели определить подлинность колье.

– Так я же по профессии ювелир. Тоже фамильная черта! – рассмеялся новобрачный.

Доротка не сочла нужным выводить иностранца из заблуждения относительно того, что в Польше безопасно живётся. Безопасно, ха-ха! Особенно в свете последних покушений на неё… Но поносить родину непатриотично, и разговор перешёл на другие темы, к которым переводчица сумела подключить и новобрачную. Вскоре начались тосты и застольные речи, вот где пришлось Доротке поработать!

Приём не затянулся, к семи вечера уже кончился. Яцек с машиной ждал у входа, домой Доротка вернулась в целости к сохранности.

– Зайди к нам, пожалуйста, – попросила Доротка. – Сейчас начнутся расспросы о свадьбе, поможешь мне рассказывать. И возможно, меньше будут издеваться надо мной, все-таки присутствует посторонний, а то ведь просто житья нет, к каждому слову придираются! А я в последнее время стала какая-то раздражительная, обидчивая. И обязательно заставят обедать, а я после приёма просто не в состоянии. Надеюсь на твою помощь, обычно Сильвия в меня пихает все, что от обеда осталось. Не бойся, тётка Сильвия готовит вкусно.

– Я уже заметил это, – пробормотал Яцек и принял приглашение Доротки, не предчувствуя ничего плохого.

* * *

Первой Бежан отловил сестру Мартинека. Зайдя за сынишкой в детсад, она поспешила домой, чтобы к пяти успеть приготовить обед. К этому времени обычно возвращался с работы её муж.

Как известно, Бежан старался установить со свидетелями дружеские отношения, беседовать с ними непринуждённо. Едва войдя в квартиру, он сразу понял – не вовремя явился, поскольку из кухни доносились бульканье в кастрюле и шкворчание на сковородке. Хозяйке явно не до посторонних посетителей. Однако комиссар был парень находчивый, предложил побеседовать в кухне и даже вызвался помочь, если можно.

Сестра Мартинека от помощи не отказалась.

– Очень хорошо, вот, снимите кожицу с помидор я уже их ошпарила, сумеете? И лук надо почистить, а потом порезать, желательно помельче, а то я как раз готовлю будынь [3]3
  Будынь – сладкое блюдо, нечто вроде молочного киселя.


[Закрыть], надо непрерывно мешать.

Старший комиссар полиции умел и лук нарезать, и с помидор кожицу счищать. Очистил и то, и другое, может не очень хорошо, но вполне сносно.

Выбрасывая очистки в пакет с отходами, он мимоходом поинтересовался:

– Ваш брат пересказывал пани то, чему стал свидетелем в доме Вуйчицких, правда? Он нам сам об этом сказал. А мы сейчас расследуем дело об убийстве пани Паркер. Вот почему мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– А что? – вопросом на вопрос ответила сестра Мартинека, пытаясь одним глазом глядеть на полицейского, а другим на будынь. – Если считаете, что он вам в чем-то соврал, то сразу заявляю – не соврал. Он слишком глуп, чтобы врать, говорит все, как было.

– Ну, так уж глуп… Я бы выразился по-другому – Мартинек на редкость правдолюбив. Нет, нет, во лжи мы его не подозреваем. Дело в другом. Расследование любого преступления, проше пани, дело тонкое, деликатное. Желательно вести его в тайне, но бывает, сведения просачиваются наружу. Вот и теперь полиция пытается определить круг лиц, располагающих информацией. От вас мне хотелось бы узнать, что именно Мартинек рассказывал вам и кто ещё при этом присутствовал. Назовите всех.

– Кого я должна назвать? – не поняла сестра Мартинека. Возможно, её внимание рассеивалось из-за обеда.

– Тех, кто наряду с вами слышал Мартинека, когда он рассказывал об интересных событиях, случившихся на минувшей неделе в доме, где он постоянно бывал. Ну, родные, знакомые, может, случайные лица.

– Родных, пан полицейский, можете сразу исключить, ни отец, ни мать никогда не слушают, что несёт Мартинек. Вот разве что Кацпер, младший брат… Нет, сомневаюсь, дома я его никогда не вижу без наушников на голове. Знакомые же к нам в те дни не заходили, мать болела… А, вы хотели бы знать, кто мог подслушать здесь, у меня? Да, тут была соседка, моя приятельница…

– А вы сами?

– Что я сама?

– Вы сами никому не пересказывали того, что услышали от Мартинека?

Дунув на вздыбившееся молоко, сестра Мартинека совсем прикрутила газ и принялась помешивать с ещё большей энергией. Потом увеличила пламя, и помешивала уже не столь отчаянно, но чрезвычайно внимательно, не отрывая взгляда от кастрюльки. Сложная штука этот будынь… Отставив готовое блюдо в сторону и заменив его чайником, женщина повернулась к полицейскому, решив уделить ему немного времени.

– Я никому не пересказывала, уверяю вас, пан полицейский. Правда, сама слушала с интересом, ведь американская миллионерша для нас такая экзотика, но как-то никому на работе не сказала о ней, не до того было, на этой неделе как раз была срочная работа, не до болтовни. А после работы я никогда не задерживаюсь, опрометью бегу в садик, там сердятся, если ребёнок остаётся после четырех. Уверяю вас, мне не до болтовни было. Извините.

Опять повернувшись спиной к посетителю, молодая женщина принялась разливать ещё не остывший будынь по мисочкам, комиссар же принялся нарезать лук, стараясь сделать это поаккуратнее.

Навык кухонной работы у него был немалый, часто помогал жене. Кухонные занятия не мешали следователю думать. Опыт и интуиция подсказывали – в данном случае он имеет дело с человеком вежливым, доброжелательным и не заинтересованным в сокрытии правды. Ему говорили правду, в этом не приходилось сомневаться. Он научился безошибочно улавливать в показаниях свидетеля насторожённость, скрытую враждебность, притворную искренность и даже сердечность, страх, фальшь, показное стремление помочь родной полиции, злонамеренное желание обвести её вокруг пальца, словом, тысячу всевозможных побуждений. Сейчас он имел дело с показаниями искренними и нейтральными, без каких-либо эмоций.

– А теперь, пожалуйста, о соседке, вашей приятельнице, которая тоже имела возможность слышать рассказы Мартинека.

– Вероника? Что же о ней сказать? Слушала, потому что было интересно. Ведь ей довелось побывать в Штатах и теперь, слушая Мартинека, она то и дело смеялась.

– Вопросы какие-нибудь вашему брату задавала?

– Вопросы? – задумалась сестра Мартинека. – Ага, допытывалась, видел ли он собственными глазами шляпки американской миллионерши, потому как они, то есть американские старушки, по её словам носят совершенно невообразимые головные уборы.

– А она кому-нибудь рассказывала о приезде американской миллионерши?

– Откуда же мне знать? В принципе она не из болтушек, но, может на работе кому и сказала. Не знаю.

– Придётся расспросить её. – вздохнул Бежан. – Одной луковицы пани хватит? А как её фамилия?

– Хватит одной, в салат больше не надо, не то вкус испортится, – наставительно заметила сестра Мартинека. – А фамилия её… какая же Вероники на фамилия? Банькович… нет, Банькович был её первый муж, мы тогда ещё и познакомились, обе были молодые, только в этот дом переехали. Банькович погиб в автокатастрофе через год после женитьбы на Веронике, сам виноват… А потом она вышла второй раз замуж, а может, так жили, я не расспрашивала, она сама не говорила. И сейчас живут вместе, возможно, и расписались. А как фамилия второго – не знаю. Да вы сами спросите, ведь она в этом же доме живёт.

– В какой квартире?

– Да на этой же площадке лестничной, дверь напротив.

– И часто вы общаетесь?

– В последнее время реже, у меня ребёнок и родители на мне, она тоже работает.

– А когда ваш брат рассказывал об американке, почему она у вас оказалась?

Сестра Мартинека вдруг встревожилась.

– Пан полицейский, скажите честно – вы не договорились тут, у меня, встретиться сегодня с Мартинеком?

– Нет, конечно, с чего такое пришло пани в голову?

– Слава Богу! – облегчённо вздохнула молодая женщина. – Ни с чего, просто напомнили о нем, и я перепугалась. Готовлю обед на два дня, некогда мне столько времени проводить в кухне, а если придёт Мартинек – все сожрёт! Ведь это же бочка бездонная, просто бездна какая-то. Вы думаете, почему Кацпер такой худущий? Да потому что Мартинек сметает дома всю еду подчистую, брату ни крошки не остаётся. А вы, наверное, подумали – Кацпер по природе такой скелет? Родители уже свыклись с аппетитом Мартинека, да и куда им деться, у меня же пока ещё недостаточное благосостояние. Время от времени подкармливаю обжору, чтобы родители передохнули, а так на порог бы не пустила. Так о чем вы спросили?

– Просто поинтересовался, почему ваша приятельница Вероника Банькович зашла к пани в тот вечер, когда вы как раз подкармливали брата?

– Да уже не помню, так просто, по-соседски.

– Как вы думаете, я её застану дома?

– Сейчас она наверняка ещё не вернулась с работы, обычно они с мужем возвращаются поздно. Много работают, наверное. Они вместе работают, это я знаю.

– Где?

– Вот не скажу. Вероника говорила, да мне ни к чему, не запомнила. Но раньше восьми их дома не застанете, это уж точно, может, что передать?

– Если пани хоть слово скажет о моем визите, – веско и как-то зловеще промолвил Бежан, – не только соседке, но вообще кому-либо, то в следующий раз непременно назначу встречу Мартинеку в вашей квартире! Знаю, это шантаж, но поскольку нетипичный, статья мне не грозит. А расхлёбывать вам, так что решайте.

Сестра Мартинека с ужасом взирала на ставшего вдруг таким грозным полицейского. А она ещё заставила его по хозяйству помогать!

– Ну, знаете, – наконец произнесла женщина дрожащими губами. – Не ожидала от пана такого свинства.

– Все в ваших руках! – бросил в заключение полицейский и вышел.

Старший комиссар Бежан направлялся к следующему по списку свидетелю, когда его заловил по телефону помощник.

– Павляковская сменила адрес, – информировал Роберт. – И если быть точным, Павляковской она не могла себя называть, ибо с Павляковским они не расписались. А её настоящей фамилии установить не удалось.

– А сам Павляковский, отец Дороты?

– Проживал по указанному адресу, но выписался. Куда – пока не знаю, как раз занимаюсь выяснением данного обстоятельства. Зато установил, что некий Анджей Павляковский, надеюсь, тот самый, почти шестнадцать лет провёл в Штатах, уехал туда вскоре после рождения дочери и смерти её матери. Пробыл там, как видишь, довольно долго, шесть лет назад вернулся. Думаю, Войцеховский в своих поисках вышел на него, но наткнулся на его сожительницу, а та не захотела сообщать Войцеховскому сведений о бывшей любовнице своего сожителя, Кристине…